ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Баллард повернулся лицом к своему королю, рядом с ним стоял Седерик из Грантинга. Этот день приближался с тех пор, как двое мужчин воспитывались у отца Изабо много лет назад. Десятилетия антипатии, детских обид и взрослых амбиций достигли кульминации в этот момент. Баллард был только удивлен, что его продолжающаяся война с Седериком будет вестись в судебном бою, а не в битве между их войсками на открытом поле. Ни один из мужчин не выбрал младшего рыцаря, чтобы представлять его, и Баллард предпочел смерть первой крови, чтобы определить победителя.

Король Уолеран был недоволен. Баллард из Кетах-Тор был его самым ценным маркграфом – преданным, умелым и грозным как в бою, так и при дворе. Как и его отец, и дед до него, он умелой рукой защищал восточные границы королевства от вражеского государства Барад. Грантинг, занимавший низкое политическое положение, но столь же доблестный на войне, показал себя лучшим из воинов. Седерик восстал против своего низкого статуса и попытался заменить Балларда на посту маркграфа. Уолерану нужны были оба человека, но закон соблюдался твердо. Как дворянин, Грантинг претендовал на право суда в бою. В качестве обвинения Баллард выбрал наказание для побежденных.

Утреннее солнце едва показалось из-за горизонта, но небольшая толпа судий и членов королевской семьи со своими слугами встала и собралась под навесами, чтобы понаблюдать за происходящим. Густой туман стелился у ног Балларда и стекал тонкими струйками конденсата с его стеганки и стальных пластин, пришитых поверх его наручей. Огороженная веревками арена позади него была недостаточно велика, чтобы вместить четырех лошадей, но достаточно велика для него и Грантинга, когда они будут сражаться за то, что столкивало их друг с другом с тех пор, как они были пажами в одном доме – владения Кетах-Тор.

– Зачитайте обвинение, – приказал король своему глашатаю.

Глашатай развернул свиток и зачитал обвинения толпе.

– Седерик, барон Грантинга, выдвигает обвинения в подделке и воровстве против Балларда, маркграфа Кетах-Тора, в связи с правами на приданое Изабо из Лита, ныне маркграфини Кетах-Тора. Истец свидетельствует, что договор о помолвке, заключенный между Двенноном, отцом Балларда, и Абеляром, отцом Изабо, является ложным и, следовательно, недействительным. Седерик, барон Грантинга, утверждает, что владеет настоящим контрактом о помолвке между Абеляром и Меркуцианом, отцом Седерика, который передает эти владения и руку Изабо из Лита Седерику в момент подписания контракта, тем самым делая брак между Баллардом и Изабо недействительным и приданое имущество больше не находится под владениями Кетах-Тора.

Король посмотрел на Балларда.

– Маркграф, как вы себя оправдываете?

– Невиновен в предъявленных обвинениях, – даже если бы это было не так, Баллард не собирался передавать земли Изабо в приданое Седерику. Владения были не только плодородными и прибыльными, но и стратегическими, предлагая его армиям беспрепятственный проход к границам во время обороны королевства. Если бы они были не более чем каменистой местностью с разбросанной кустарниковой травой и без воды, он все равно боролся бы за них. Уступить что-либо из владений Кетах-Тор означало постоянную борьбу с будущими претендентами всех мастей. Он был бы так занят, вступая в судебную борьбу за то, чтобы удержать свои земли, что потерял бы их из-за захватчиков. Грантинг с его близорукими амбициями и завистью к маркграфам Кетах-Тора должен был умереть.

Король Уолеран принял обвинение и защиту и провозгласил правила ведения боя.

– Битва начнется на рассвете и закончится на закате. Как и в ближнем бою, у вас есть право на перерыв и защиту, чтобы вы могли чинить оружие и доспехи и лечить раны. Суд будет благосклонен к победителю, а побежденные будут казнены. Вы все еще согласны с условиями?

Мужчины ответили твердым «Да».

Солнце поднялось над горизонтом, и король крикнул:

– Начинайте.

Баллард пристально посмотрел на своего противника, прежде чем они вышли на арену.

– Ты дурак, Грантинг. Ты пользуешься благосклонностью короля и имеешь собственные значительные владения. Хотя Изабо не может быть твоей женой, у меня нет никаких проблем, если она захочет быть твоей любовницей и родить тебе сыновей после того, как родится мой.

Седерик фыркнул: низкий звук, который медленно перешел в сердечный смех. Он вытер слезы с глаз и одарил Балларда волчьей ухмылкой, полной презрения.

– Какая мне польза от своры хнычущих ублюдков и шлюхи, единственная ценность которой – земля, которую ты теперь считаешь своей? – он качнулся под канатами, оцепляющими арену. Ухмылка исчезла, но не презрение. – Забирай свою ненаглядную себе и всех тех сопляков, которых она родит для тебя.

Раздражение Балларда по поводу того, что было простым земельным спором, превратилось в бурлящую ярость. Он стиснул рукоять меча так, что костяшки пальцев побелели. Изабо ненавидела сам его вид и никогда не упускала возможности заявить, что ей не терпится избавиться от статуса его жены и покинуть Кетах-Тор. Он принял ее враждебность без возмездия. Она выполнила свою часть сделки, выйдя за него замуж без борьбы и приняв его в своей постели, чтобы забеременеть. Он намеревался выполнить свое обещание и отпустить ее. Чувство вины, которое он почувствовал, нарушив это обещание, улетучилось при словах Грантинга. Несмотря на то, что Изабо танцевала бы на его могиле, если бы Баллард пал в этой битве, она не заслуживала Грантинга и его презрения. Баллард намеревался оторвать ему голову. Она будет ненавидеть его до самой смерти и даже больше за это. Он только надеялся, что в будущем она поймет, что ее идеальный любовник был продажной дворняжкой, и научится любить кого-то другого.

– Она любит тебя, Грантинг, – сказал он тихим голосом.

Они посмотрели друг на друга. Лязг щитов о острие клинков раздался в утренней тишине, когда двое мужчин отдали честь.

Седерик снова рассмеялся и поднял меч.

– Они все так делают, маркграф. И что?

----------*****---------

– Я смотрю, волчица еще не разорвала тебя на части, защищая своего щенка, – Эмброуз заговорил со своего места у двери стойла. Крошечные соломинки, поднятые сквозняком, пронесшимся по конюшне, закружились вокруг него, и несколько соломин застряли в его волосах.

Баллард не отрывал взгляда от седла серого скакуна, который должен был отвезти его в лес на давно назревшую охоту.

– Это Гэвин должен беспокоиться о нападении с ее стороны, а не я, – он поправил ремень подпруги под брюхом лошади. – Что ты здесь делаешь?

– Я иду проверить овец. Кто не мечтает отморозить себе яйца, пася животных глупее буханки хлеба?

– Волки в замке, овцы на пастбищах. Я думаю, что одних охранять легче, чем других.

Эмброуз фыркнул.

– Строптивица – кидается угрозами и не кусается.

Получив особую разновидность угроз Луваен, Баллард покачал головой.

– Я бы не стал это проверять, – он проверил ремень подпруги и поправил стремя. – Они здесь уже больше месяца, и Гэвин был неумолим в своих ухаживаниях. Если они с Циннией поженятся, никто не скажет, что в этом союзе не хватает тепла. Слепому человеку было бы трудно не заметить любовь Циннии Халлис к нему, но я чувствую себя так же, как тогда, когда она впервые приехала в Кетах-Тор. Проклятие все еще процветает, несмотря на ее привязанность.

Эмброуз провел рукой по лицу.

– Если не считать рог, который он в эти дни носит в штанах, я не думаю, что Гэвин тоже чувствует себя по-другому.

– Так что миф о «поцелуе истинной любви» именно таков и есть.

– Да. Ничто столь упорядоченное и легкое никогда не могло превзойти дикую магию, рожденную местью. Кроме того, так часто, как мальчик засовывает свой язык в глотку прекрасной Циннии, каждое проклятие в пределах восьми лиг будет изгнано, если простой поцелуй действительно работает.

Баллард глянул через плечо своего колдуна на открытую дверь позади него.

– Лучше говори тише. Если Луваен услышит тебя, я буду несколько дней выковыривать вилки из Гэвина.

– О-хо! Луваен, да? – Эмброуз приподнял брови. – Твоя защитница девственниц ведет проигранную войну с этими двумя.

Баллард пристегнул арбалет к седлу и проигнорировал вопросительное выражение лица Эмброуза.

– Возможно, это не так уж и плохо. Может быть, вместо поцелуя настоящей любви это будет настоящая любовь на сеновале.

На этот раз Эмброуз оглянулся.

– Возможно, ты захочешь последовать своему собственному совету и понизить голос. Мне не доставит особого удовольствия выковыривать из тебя вилки, – он прошел глубже в конюшню. – Никакое проклятие не стоило бы всей соли, если бы распутство могло его разрушить. Есть что-то, чего нам не хватает.

Конь фыркнул и топнул копытом нетерпеливо из-за приготовлений своего всадника. Баллард похлопал животное по шее. Магнус был одним из двух лошадей, которых он держал. Проворный конь с инстинктами хищника больше, чем жертвы, он нес своего хозяина на войну, защищал его лучше, чем большинство вассалов, и ездил на охоту с таким же энтузиазмом, как и охотники. У него никогда не возникало отвращения к Балларду, как у других лошадей, когда проклятие изменило его. Баллард задумался, так ли устал жеребец за долгие годы, как и он сам.

– Ты мыслишь, как маг Пути правой руки, Эмброуз. Дикая магия – это сила Пути левой руки[5].

Тот пожал плечами.

– Непредсказуемо, непостоянно, но во всем есть нить разума. Мне просто нужно найти ниточку.

Баллард вывел Магнуса из стойла и вскочил в седло.

– Я уже говорил это раньше: у нас осталось не так много времени, – он схватил копье с наконечником, прислоненное к ближайшему столбу.

Эмброуз вздохнул, заставив солому, застрявшую в его волосах, задрожать.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

Копыта Магнуса отбивали приглушенный ритм по покрытому соломой полу, когда Баллард повел его к двери.

– Скажи Магде, чтобы приготовила ножи и корыта к утру. Сегодня я охочусь на кабана.

Прошли те времена, когда охота представляла собой зрелище столь же праздничное, как и любой турнир. Кетах-Тор наполнялся людьми: слугами и фермерами, охотниками с тихими, выслеживающими запах лаймерами и большими волкодавами, натягивающими поводки. Магда и небольшая армия женщин и пажей накрывали завтрак на собрании, причем рыцари едва могли справиться с едой от волнения предстоящей погони. Теперь только он и иногда Гэвин охотились на оленя или кабана – смертельно опасное занятие при охоте на последнего, но животное давало много мяса, и Баллард считал, что стоит рискнуть охотиться в одиночку.

Снег сыпал танцующими завитками, когда он вел Магнуса к деревьям. Предрассветная тишина не скрывала ни одного звука, и Баллард прислушивался к случайному писку сони или шороху когтей, когда куница карабкалась по высоким ветвям березы. В отличие от великих охот прошлого, он охотился в предрассветные часы. Прогресс проклятия сильно изувечил его, но также принес пару неожиданных благ. Он мог видеть так же хорошо в темноте, как и при дневном свете. Блеск звериных глаз, который поражал Луваен каждый раз, когда она ловила его взгляд в тусклом свете, был небольшой платой за возможность охотиться в любое время.

Он двинулся по тропинке через густой подлесок, пробираясь к грязевой лужице, которая, как известно, привлекала диких свиней. Баллард заметил следы зубов на стволе одного дерева и наросты грязи на нескольких других, где кабан терся, чтобы соскрести засохшую грязь и паразитов. Отчетливый и неприятный запах донесся до его ноздрей. Магнус фыркнул от этой вони. Навострив уши, он резко остановился. Баллард доверял своему скакуну и ждал, подняв копье.

Инстинкты животного не подвели, когда крепкая черная фигура вырвалась из зарослей подлеска и перебежала дорогу лошади и всаднику, чтобы скрыться в другом участке кустарника и ежевики. Балларду не нужно было прикасаться пятками к бокам Магнуса, чтобы лошадь прыгнула вслед за кабаном, и погоня началась. Магнус скакал галопом через узкие промежутки между деревьями и расчищал овраги, не сбиваясь с шага. Баллард пригибался, наклонялся и иногда наполовину съезжал с седла, чтобы избежать обезглавливания низко свисающей веткой. Он свободно держал поводья и наклонялся к лошади во время крутых поворотов, когда они преследовали свою добычу. На данный момент его работа состояла в том, чтобы просто оставаться в седле, пока Магнус выполнял работу по доведению кабана до изнеможения.

Они загнали существо в дальнюю часть болота, где собрался глубокий снег, и замедлили погоню. Он повернулся к ним, дыхание исходило паром из подергивающейся морды. Крупный самец, обладающий смертоносной парой изогнутых клыков, гарантированно режущих или прокалывающих. Кабан опустил голову, раскачивая ее из стороны в сторону. По его спине от плеч до хвоста тянулась полоска щетины. Изо рта у него хлынула пена, челюсти громко захлопнулись, когда острые резаки встретились с более тупыми точилами. Мышцы Магнуса напряглись под седлом. Баллард понял намек, зажав копье под мышкой и прижав его к боку для неизбежного столкновения. Как и прежде, инстинкты лошади были на высоте. Кабан бросился в атаку, несясь к ним на бешеной скорости.

Неустрашимый Магнус встретил атаку. Баллард сжал бока лошади напряженными бедрами, наклонился и выровнял копье, целясь низко. Удар почти сбросил его с седла, его рука онемела от плеча до кончиков пальцев, когда он вонзил копье в грудь кабана, приподняв его от земли. Наконечник копья пронзил мышцы и кости до самого выступа. Поступательный импульс Магнуса отбросил насаженное на вертел животное назад, пока оно не ударилось о ствол березы. Баллард отпустил копье, когда они с грохотом пронеслись мимо. Постепенно замедляя Магнуса, они описали широкую дугу и двинулись обратно к добыче. Они остановились рядом с визжащим кабаном. Раздвоенные копыта вспенили воздух, когда он попытался подняться. Баллард спешился, похлопал фыркающего Магнуса и обнажил меч.

Смертельно раненный и неспособный подняться, кабан все еще был опасен, его изогнутые клыки были остры, как ножи для снятия шкуры. Баллард осторожно приблизился, приставил лезвие к шее зверя и перерезал яремную вену. Кабан замер, когда кровь пролилась на снег, черная в зимнем лунном свете. Запах привлек волков из каждого уголка леса, и Балларду не доставляло удовольствия отбиваться от голодной стаи. Он отложил меч в сторону, уперся ногой в грудь животного и выдернул копье.

Он завернул тушу в походное полотно под все более приближающийся вой волчьей песни, затем использовал веревку, чтобы поднять кабана достаточно высоко, чтобы опустить на спину Магнуса. Скакун издал лишь символическое ворчание, когда Баллард опустил кабана и привязал его к седлу. Он погладил лошадь по шее:

– Ты хороший парень.

Баллард подобрал копье, схватил поводья и повел Магнуса через деревья. Его скакун был силен, но кабан был тяжелым, даже выпотрошенным. Они вернулись в замок, сопровождаемые воем. Луна низко висела среди деревьев, хотя небо все еще было черным и искрилось звездами.

Он встретил Гэвина во дворе замка, пегая низкорослая лошадь по имени Воробушек была оседлана и снаряжена для охоты. Его сын посмотрел на мертвого кабана:

– Ну мои усилия были потрачены впустую. Я верну Воробушка обратно в стойло, – он осмотрел Балларда. – Сколько здесь твоей крови?

– Нисколько. Твоя вера в меня ободряет, – он так же осмотрел Гэвина, отметив охотничью одежду и оружие, привязанное к седлу Воробушка. – Думал, спасёшь старика в лесу?

Гэвин ухмыльнулся.

– Учитывая, что я победил тебя вчера в спарринге, то подумал, тебе не помешает помощь, старина.

Баллард бросил копье Гэвину.

– Продолжай в том же духе, мальчишка. Я расплющу твою жалкую задницу в этом дворе и скормлю тебя волкам, притаившимся снаружи.

Он повел Магнуса к расчищенной части двора, где рядом со столом, заваленным множеством ножей и ручных топоров, были установлены распорка для туш и подъемник со шкивом. Рядом ждали корыта, наполненные солью и снегом, и две большие бочки. Они с Гэвином стащили тушу с лошади, пока она не повисла вниз головой, подготавливая к снятию шкуры. Он отправил Магнуса с Гэвином и Воробушком в конюшню, чтобы расседлать их и почистить.

Когда Гэвин вернулся, оба мужчины разделись по пояс. Разделка свиньи была жаркой, грязной работой, даже зимой. Холодный воздух приятно касался его обнаженной кожи, особенно после долгой ходьбы по лесу.

– Ты принес печень?

Магда напралялась к нему, одетая в платье, которое было почти лохмотьями. Она подобрала волосы таким же потрепанным платком. За ней следовала свита из женщин в похожей одежде, в том числе Луваен и Цинния. Младшая сестра едва взглянула на него, прежде чем ее взгляд остановился на Гэвине. Она резко остановилась и чуть не упала в снег, когда Луваен налетела на нее. Последовала борьба, в которой они размахивали руками и локтями, пока им не удалось удержать друг друга.

Луваен отряхнула свою поношенную юбку и сердито посмотрела на Циннию.

– Что ты делаешь? – ее хмурый взгляд остановился на Гэвине. – О, ради богов, если ты собираешься пялиться на него, как влюбленная корова, по крайней мере, уйди с дороги, чтобы мы тебя не затоптали.

Она замолчала, когда ее взгляд встретился с глазами Балларда. Она не остановилась, но ее длинные шаги замедлились, а взгляд заострился, скользнув по нему от макушки до кончиков ботинок, остановившись, чтобы коснуться его плеч, груди и живота. Баллард не отказался стянуть рубашку через голову. За те недели, что прошли с тех пор, как они с сестрой поселились в его доме, Луваен ни разу не отвела от него глаз. Сейчас она этого тоже не сделала. И все же какая-то маленькая часть желала, чтобы ей не приходилось смотреть на него полуодетым. Виноградные лозы, руны и гравюры, украшавшие его лицо и шею, дико и многочисленно тянулись по его туловищу спереди назад и были соединены картой шрамов и рваных ран, которые свидетельствовали о жизни, полной тяжелых боев. Его неоднократно кололи, пронзали копьями, резали, чаще всего вражеские рыцари, один раз кабан и один раз его жена. Он не считал сломанных костей, которые были вправлены и исцелены. Эмброуз не раз заявлял, что ему повезло, как дюжине мужчин, остаться в живых.

Эти серые глаза на мгновение потемнели, а ее рот, который он жаждал поглотить, изогнулся в легкой улыбке. Она проскользнула мимо него, задержавшись достаточно, чтобы прошептать ему на ухо.

– Вам не удастся обмануть нас, милорд. Вам холоднее, чем показываете, – ее взгляд упал на его грудь, прежде чем она снова встретилась с ним глазами. Улыбка все еще витала, сопровождаемая теперь румянцем.

Озадаченный Баллард наблюдал, как она заняла место за столом и взяла разделочный нож. Холод его не беспокоил, и он часто спал в своей комнате, сбросив одеяло в изножье кровати, с потушенным камином и открытым окном. Он посмотрел вниз, туда, где остановился ее взгляд. Его соски напряглись до бледных крошечных бугорков, окруженных гусиной кожей. Низкий смешок вырвался у него из горла. Он был на грани того, чтобы последовать за ней к столу и прошептать ей на ухо, что, если она так обеспокоена, она более чем желанна, чтобы согреть его. Однако другое требовало его внимания, и он давно научился игнорировать Магду на свой страх и риск.

– Ты принес печень? – повторила она.

Он указал на кожаную сумку, в которой лежали внутренности.

– Ваши деликатесы ждут. Сердце тоже в мешочке.

Экономка потерла руки.

– Из этого получится отличное рагу, – она присоединилась к остальным, заняв место между Кларимондой и Циннией. – Давайте покончим с этим, пока я не отморозила себе пальцы. По крайней мере, сегодня вечером у нас будет свежее мясо.

– Жареное с медом и розмарином? – Гэвин выглядел так, словно готов был пустить слюни.

Магда пожала плечами.

– Зависит от того, как быстро вы снимите эту шкуру, и в каком я буду настроении, когда мы закончим.

Ни один из мужчин больше не нуждался в поощрении. Баллард нарезал круги вокруг задних голеней, двигаясь к внутренней стороне ног, в то время как Гэвин снимал кожу с хвоста и окороков. Вдвоем они сняли шкуру за считанные минуты. Баллард разделил кабана вдоль и отцепил его от шкива подъемника, чтобы помочь Гэвину положить его поперек стола для дополнительной очистки и разделки. Тогда все принялись за работу, разделывая отбивные, окорока, чресла и грудинки. Только один раз он заметил, как Цинния побледнела во время процесса, и это было, когда он использовал топор, чтобы отрубить голову от остальной части тела. Луваен невозмутимо работала рядом с Кларимондой, ничуть не смущаясь. Женщина, которая когда-то готовила мертвых к погребению, и у которой на глазах разорвало тело, сочла бы эту конкретную работу несущественной.

Они трудились все утро, складывая порции мяса в лед для хранения в кладовке, откладывая другие части для посола и маринования в уксусе. Ничто не было потрачено впустую. Они обрабатывали мозги, набивали кишки, выделяли жир для мыла и свечей и снимали щетину для щеток. Слабое зимнее солнце висело прямо над головой к тому времени, когда они закончили, разобрали блоки и перетащили полные бочки соленой свинины в кладовую.

Они собрались у колодца рядом с травяным садом с его выносливыми кустами розмарина, покрытыми снегом. Кларимонда набрала первое ведро воды, и женщины по очереди омыли лица, руки и кисти платками, которыми они прикрывали волосы. Было много задыхающихся, визжащих и жалующихся звуков, когда они плескали ледяную воду на свою кожу. Цинния, зубы которой стучали так сильно, что она едва могла говорить, сумела сказать:

– Мне кажется, у меня замерз кончик носа.

Магда вытерла руки и во второй раз обмакнула платок в ведро. Балларду показалось, что он услышал треск ломающегося льда, когда она отжимала лишнюю воду.

– Меньше разговоров, больше стирки, – сказала она.

Гэвин покачнулся на каблуках.

– Я не думаю, что сейчас подходящее время для комментариев о том, как они напоминают мне стаю жалующихся гусей, – его глаза наполнились смехом.

Баллард не сводил глаз с женщин, особенно с Луваен, и ее гладкая кожа порозовела от энергичного мытья ледяной водой и грубой тканью.

– Нет, если только ты не хочешь, чтобы тебя повесили за пятки и разделили пополам, как этого борова.

Отец и сын обменялись улыбками, которые вскоре сменились более стоическими выражениями, когда Цинния подошла к ним с еще одной мокрой тряпкой. Она посмотрела на Гэвина тем же взглядом, что и он, когда Магда объявила, что вечером будет жарить мясо кабана. Баллард задумался, не подвергнется ли мальчик еще большей опасности быть съеденным целиком, если он сам встанет перед ней, облитый медом и розмарином.

– Тебе нужна помощь, Гэвин? – хриплый голос Циннии и дикий блеск в ее глазах заставили Балларда отойти в сторону. Он взглянул на Луваен, которая остановилась, чтобы посмотреть, прищурив глаза.

Словно притянутый непреодолимой силой мощного магнита, Гэвин потянулся к Циннии:

– Я бы никогда не отказался от помощи такой красивой женщины.

Баллард закатил глаза от глупости своего сына.

– Цинния! – крик Луваен резко оборвался во дворе.

– Хмм? Что? – очарованная видом обнаженной груди и плеч Гэвина, Цинния едва обратила внимание на окрик сестры. Она протянула руку, и Гэвин наклонился к ней.

На этот раз Баллард сделал несколько шагов назад, когда Луваен направилась к ним с полным ведром воды. Кого-то вот-вот должны были хорошенько охладить. Он не хотел в этом участвовать.

– Цинния, не смей!

Словно освобожденная от заклинания, Цинния отпрыгнула в сторону и ахнула, когда Луваен выхватила мокрую тряпку у нее из рук. Гэвин выпрямился как раз вовремя, чтобы поймать тряпку и ведро, которые она швырнула ему в грудь. Вода выплеснулась из ведра, намочив одну сторону его бриджей.

– Остуди свою кровь, – огрызнулась она на него, прежде чем устремить взгляд на сестру. – Ты тоже, – она зашагала обратно туда, где стояла, ухмыляясь, Магда, а Кларимонда и Джоан прятали смех за руками.

Цинния одарила Гэвина извиняющейся улыбкой и таким соблазнительным взглядом, что Баллард задумался, была ли она все еще невинной. Гэвин напрягся во всех отношениях, если судить по его бриджам спереди. Баллард шагнул вперед и легонько подтолкнул ее к Луваен. Как только она оказалась вне пределов слышимости, он повернулся к Гэвину:

– Ах ты, бедняга. Если у тебя сейчас не будет мозолей, я буду удивлен. Тебе лучше сделать предложение поскорее, или ты умрешь от желания.

– Считай, что мне повезёт, если я не умру к утру, – Гэвин нахмурился, опустил тряпку в ведро и начал оттирать остатки крови и грязи.

Они с Баллардом делили воду и тряпку. Баллард все еще чувствовал себя грязным после этого и с нетерпением ждал, когда Магда освободит Кларимонду и Джоан от обязанностей на кухне на достаточно долгое время, чтобы поднять ванну по лестнице в его комнату и наполнить ее горячей водой. Его домашние обычно обходились губками, домашним мылом и тазиками с холодной водой. Однако когда Баллард или Гэвин охотились на кабана и возвращались невредимыми и с добычей, Магда баловала их полной ванной и щедрым куском импортного мыла, привезенного домой Гэвином.

Жара на кухне казалась невыносимой после нескольких часов, проведенных в снежную погоду. Магда проводила Луваен и Циннию в их комнаты, велев им принять ванну, переодеться и вернуть одежду для стирки. Она повернулась к Балларду, который застыл в дверном проеме между двором замка и кухней.

– Ты хочешь принять ванну?

– Да. Вскипяти воду, – он кивком указал на конюшни. – Мне нужно привести лошадь в порядок и почистить седло. Я скоро закончу.

Четыре столетия назад группа конюхов проследила бы за тем, чтобы почистить его скакуна, накормить его и убрать стойла. Теперь работа легла на него, и он давным-давно отказался от любого протеста против такой низменной работы для человека его положения.

Магда оттолкнула его взмахом передника.

– Не торопись. Мы наполним ванну и подогреем воду, когда ты будешь готов.

Она сдержала свое слово. Ванна ждала его к тому времени, когда он вернулся в свою спальню. Тонкие струйки пара поднимались от воды, благоухая веточками розмарина, плавающими на поверхности. Кто-то развел камин и пристроил на углях ведерко, наполненное речным камнем. У Балларда заурчало в животе при виде сухофруктов, политых медом, сыра и хлеба, сложенных горкой на тарелке и разложенных на деревянной доске поперек ванны. К трапезе присоединился кубок, до краев наполненный вином. Он сбросил окровавленную одежду и вздохнул, соскользнув в воду.

Его урчащий желудок мог подождать. Ванна: бочонок с отпиленной верхней третью, была большой и достаточно глубокой, чтобы он мог отдохнуть на низком табурете, установленном в ней. Он прислонил голову к обтянутому тканью краю, закрыл глаза и вдохнул аромат трав, когда вода коснулась его груди. Дверь его комнаты открылась и закрылась. Легкий шорох юбок и легкие шаги подсказали ему, что Магда прибыла, чтобы присутствовать при его купании. Обстоятельства и время превратили его мага в пастуха, а его самого – в конюха, но он все еще оставался господином Кетах-Тора и претендовал на привилегии не делиться водой из ванны, и чтобы кто-то мыл ему спину.

Образ Луваен, стоящей во дворе и энергично потирающей свои тонкие руки мокрой тряпкой, расцвел у него за веками. Одетая в грязную и выцветшую рубашку и юбку, которые, возможно, когда-то принадлежали Кларимонде или Джоан, она казалась ему такой же красивой, как любая знатная женщина, одетая в шелковую парчу и драгоценности.

Он слушал, как экономка заскребла углями в очаге и оттащила ведерко подальше от огня. Вода зашипела, когда она бросила несколько горячих камней в ванну. Баллард застонал в знак признательности, когда подводная волна тепла окутала его ноги и торс.

– Тебе следует поклоняться как богине.

Его попытка легкомысленно отскочила от него, когда объект его желаемых мыслей ответила:

– Я рада, что кто-то, наконец, согласен со мной в отношении этого понятия.

Глаза Балларда распахнулись. Он выпрямился так быстро, что чуть не перевернул доску с едой и питьем. Луваен повернулась к нему с совком в одной руке, прикрытым полотенцем ведерком в другой и улыбкой, украшающей ее миловидное лицо.

– Луваен.

Ее серые глаза заблестели:

– Де Совтер.

Его взгляд скользнул по комнате:

– Где Магда? Или Кларимонда? Или Джоан?

Она вернула ведерко к очагу, чтобы разогреть оставшиеся камни:

– Магда на кухне учит Циннию какой-то черной магии, которая, как она настаивает, на самом деле является готовкой. Джоан и Кларимонда заняты в прачечной, разбирают одежду, в которой мы были сегодня утром, – стопка сушильных тряпок упала на табурет рядом с ванной вместе с куском мыла. Улыбка Луваен сменилась ухмылкой, которую, если бы ее увидел Эмброуз, описал бы как чисто злую. – На этот раз я буду вас обслуживать, и, поскольку надежды на спасение нет, вы могли бы расслабиться, выпить свое вино и насладиться ванной.

Баллард снова застонал и в два глотка опрокинул кубок с вином. Женщины стали его погибелью. Между проклятием Изабо, уничтожающим его миазмами мучительной боли при каждом приливе, и невольным соблазнением горячей Луваен Дуенды он был обречен. Он призвал каждую каплю самообладания, которой обладал, чтобы рывком не усадить ее к себе на колени и не втиснуться между ее бедер, пока она мучила его своими прикосновениями. Он не преувеличивал, когда говорил ей, что попал в ад. Он ожидал, что в любой момент его охватит пламя. Он познал ласки многих женщин, прежде чем проклятие сделало его замкнутым и холодным. Они грели его постель, разогревали его кровь и возбуждали в нем вожделение, но ни одна не опалила его изнутри и снаружи так, как эта острая на язык строптивица, и она сделала это не более чем своим исследующим прикосновением. Теперь она предложила провести этими прекрасными руками и по его телу. Он заглянул в свой кубок, в отчаянии глядя в пустоту.

Луваен фыркнула и снова наполнила кубок из кувшина, оставленного ранее на столике у его кровати. Она выгнула обе брови, когда он проглотил эту порцию так же быстро, как и первую. Она налила еще.

– Со мной вы в полной безопасности, – насмешливо сказала она. – Вы слишком сильный и быстрый, чтобы утонуть. И если это вас утешит, я уже делала такое раньше для своего мужа и нескольких наших гостей.

Его так и подмывало сказать, что ей следует больше беспокоиться о том, в безопасности ли она с ним или нет, но вместо этого он отпил свой третий кубок вина.

– Ваш муж утонул?

Она возмущенно фыркнула, но Баллард заметил, как дернулись ее губы:

– Нет.

Затем она выбила воздух из его легких, раздеваясь, пока на ней не осталось ничего, кроме льняной сорочки с короткими рукавами. Простая одежда скрывала большую часть ее фигуры, но он все равно разглядел округлость ее ягодиц, линию длинных бёдер и нежный изгиб талии. Несмотря на огонь, в его комнате царил холод, и сорочка ничуть не скрывала нежные пики ее сосков, упиравшихся в ткань. Он провел языком по губам, благодарный, что она была слишком занята разжиганием огня в очаге, чтобы заметить, как он раздевает ее догола своим взглядом.

Он осушил чашу.

– Еще вина, – приказал он хриплым голосом.

– С такой скоростью, с какой вы опустошаете свою чашу, мне нужно будет наполнить кувшин, прежде чем я смогу намылить эту тряпку, – она снова наполнила кубок. – Я вас искупаю, а потом вы сможешь поесть. Я также вымою ваши лицо и волосы, – она вернула кувшин на стол, взяла тряпку и мыло и разместилась позади него. Ее теплое дыхание щекотало его плечи. – Наклонитесь вперед.

Баллард сделал, как было велено, и у него свело живот. Его член был тверже, чем одно из лезвий его меча. Он сомневался, что ванны с ледяной водой будет достаточно, чтобы снизить температуру, поднимающуюся в его крови. Он вздрогнул, когда Луваен прижала мыльную ткань к его спине и омыла его медленными круговыми движениями. От теплой воды и четвертого кубка вина у него закружилась голова. Он мог бы просто приказать ей выйти из комнаты и послать вместо нее за Магдой. Долгие годы проклятия, должно быть, исказили его сильнее, чем он думал, потому что он наслаждался этой особой агонией, несмотря на ноющий член и сердце, которое угрожало выскочить из груди. Он подавил стон, когда кончики пальцев Луваен скользнули по изгибу его лопатки.

– Откуда у вас этот шрам?

Очарованный ее прикосновением, он изо всех сил пытался вспомнить, как ему достался этот особый сувенир. Его жизнь определялась сражениями, и он потерял счет количеству шрамов, которые он носил, не имевших никакого отношения к проклятию.

– Рукопашная схватка. Я поймал шпору другого рыцаря в спину.

Она сочувственно зашипела. Ее пальцы скользнули ниже, к рваным ранам в форме полумесяца, глубоко врезавшимся в плоть у его позвоночника.

– А эти?

Баллард задался вопросом, как именно он должен думать, пока она это делала.

– Топор. Наемники Барадия предпочитали их мечам. Хорошая кольчуга может спасти тебе жизнь.

Тихий стон сумел вырваться между его стиснутых зубов, когда ее ладонь легла на узловатое пятно шрама чуть ниже его нижнего ребра.

– А эта прелесть?

Эту рану он помнил и теперь так же ясно, как и в тот день, когда получил ее столетия назад.

– Копье во время турнира. Я был прикован к постели в течение нескольких недель, – он чуть не умер, спасенный только зельями Эмброуза и неустанной заботой Магды.

– Вы не вели мирную жизнь, – в ее голосе он не услышал осуждения, только сочувствие.

Ее влажная рука прижалась к нему, и он представил, как ее жар охватывает каждую часть его тела.

– Когда-то я был маркграфом. Мир – неизвестное слово, когда ты защищаешь границы королевства.

Ткань скользнула по его плечам. Ее пальцы пробежались по его волосам, перекидывая пряди через плечо, чтобы добраться до затылка.

– Эти королевства все еще воюют друг с другом?

Баллард пожал плечами.

– Я не знаю, – в тот момент ему было все равно. Он опустил голову и улыбнулся, она поняла намек и задержалась на его затылке. – Гэвин приносит нам новости о мире из своих путешествий, но мы изолированы потоком и заклинаниями Эмброуза.

Она подошла к краю ванны, и он смог взглянуть на ее прекрасное лицо.

– Поднимите руку, – он повиновался, вода стекала с его предплечья и бицепса. Луваен слегка переплела свои пальцы с его, чтобы удержать его руку, и провела тканью от запястья до плеча. Капли воды забрызгали ее сорочку, сделав ткань восхитительно прозрачной в пятнах. Если она и заметила, как его взгляд застыл на ней, то не заострила внимания, а продолжила свой допрос:

– Вы скучаете по боям?

Он нахмурился. До сих пор он никогда не задумывался над этим. Он не скучал по кровавой битве или постоянной борьбе за то, чтобы удержать свои земли от захватчиков, но были времена, когда он жаждал испытать свои навыки против другого воина. Гэвин был способным бойцом, но Баллард был тем, кто обучал его. С этим обучением пришла предсказуемость. Охота на кабана была плохой заменой суровым турнирам или битвам и противостоянию смертоносной доблести хорошо обученного рыцаря, но сейчас это было самое близкое, что у него было.

– Борьба – это то, что я знал, чему учился с детства, в чем я мастер, – пальцами он на мгновение сжал ее пальцы, прежде чем отпустить руку, чтобы она могла перейти на другую сторону ванны.

Она прополоскала тряпку и добавила еще мыла.

– Другую руку, – она сжала его руку и не сводила взгляда с его руки и напряженных мышц, напрягающихся под тканью. – Я видела, как вы спаррингуетесь с Гэвином. Вы хорошо его обучили. Он смог бы защитить себя и Циннию, если бы это было необходимо.

Баллард провел большим пальцем по ее влажным костяшкам:

– Вам было бы трудно убить его голыми руками.

В ее глазах блеснуло то же лукавое веселье, которое он заметил ранее:

– Я бы с удовольствием, но в этом замке есть лестница. Люди, даже самые ловкие, иногда становятся неуклюжими и падают.

Красивая и кровожадная. Как Изабо, но такая другая. Он рассмеялся:

– Как его отец, я должен предупредить его…

Она легонько взмахнула промокшей тряпкой:

– В этом нет необходимости. Я делаю это по крайней мере раз в день, – любой намек на веселье исчез, когда она сказала ему: – Встаньте на колени, пожалуйста. Мне нужно дотянуться до вашей груди.

Он почти отказался. Ее изящные руки на его спине и руках были сладкой мукой, которая гарантированно сделала его твердым и ноющим в течение нескольких часов после того, как он закончит мыться. Предвкушение того, что те же самые руки будут намыливать его грудь, заставило его ноздри раздуваться, а челюсть болеть от стиснутых зубов. Тем не менее он соскользнул с табурета и опустился на колени, глядя прямо перед собой. Может быть, если бы он держал ее в поле своего периферийного зрения, он бы поддался желанию затащить ее в ванну, сорвать с нее рубашку и погрузить в воду. К несчастью для него, у Луваен Дуенды была дурная привычка искать опасности.

Она уселась бедром на край ванны, окунула тряпку в воду и принялась разбивать его сознание на осколки. Запах розмарина смешивался в его ноздрях с ее особым ароматом гвоздики и корицы, смешанной с мелко измельченным мылом, которое Гэвин привез домой из мира за пределами Кетах-Тора. Должно быть, она использовала его, чтобы смыть грязь утренней бойни. Самый тихий стон слетел с его губ, когда она нарисовала дорожки на его груди, соединяя множество увечий и проклятий, которые уродовали его.

– Ваше тело может поведать много историй.

" Опусти руку немного ниже, – подумал он, – и ты почувствуешь историю, которую оно хочет рассказать прямо сейчас".

Пот выступил у него на лбу, когда она смыла мыло и повесила тряпку на край ванны. Его наказание, однако, не закончилось. Луваен провела большим пальцем под челюстью.

– Выше голову, – он поднял голову. – Вы стали неопрятным. Мне вас побрить?

Это предложение охладило его пыл. Он искоса взглянул на нее.

– И рискнуть тем, что вы перережете мне горло?

Ее пальцы поскребли жесткую щетину, темневшую на его щеках:

– У меня твердая рука с ножом.

– Вот этого я и боюсь, – он глубоко подпал под ее чары, страстно желая ощутить ее ласки на своем лице. Это стоило того, чтобы рискнуть пролить кровь. – Дайте мне слово, что не будете резать меня от уха до уха, и вы снова сможете сделать меня красивым.

– Даю слово, – она отступила обратно к очагу за новыми горячими камнями, но не раньше, чем сказала ему, что он способен вымыть остальную часть себя без ее помощи.

– До сих пор вы проделали достойную работу. Зачем останавливаться сейчас?

Луваен фыркнула и повернулась к нему спиной.

– Ну? – он настаивал.

– Вы можете сидеть в этой ванне, пока вода не замерзнет, прежде чем я отвечу на этот вопрос, – ее хмурый взгляд предупреждал об убийстве, когда она подтащила ведерко к ванне и бросила еще одну горсть камней в остывающую воду. – Вам лучше поесть, или вся ваша еда будет залита водой, когда я буду лить ее вам на голову.

Баллард ухмыльнулся, больше не заботясь о том, блеснут ли при этом его острые резцы. Поддразнивать Луваен Дуенду доставляло невероятное удовольствие:

– А я-то думал, вы проломите мне череп одним из этих камней.

– Не искушайте меня.

Он закончил мыться, откинулся на спину, чтобы насладиться новым теплом, и поел, наблюдая, как Луваен добавляет горячие камни в медный таз. Она несколько раз окунула палец в воду, чтобы проверить температуру, прежде чем отнести таз к ванной и поставить его на доску рядом с пустой посудой. Баллард вяло запротестовал, но она проигнорировала его, когда убрала его наполовину полный кубок и тарелки с доски.

У него перехватило дыхание, когда она сделала паузу: на её лице отразилось задумчивое выражение, от которого её глаза потемнели, став серыми, как дождевые тучи. За то время, что она жила в его доме, он обнаружил, что она была настойчивой, откровенной и отчаянно защищала его. Он не знал, что она переменчива. Эта внезапная перемена в настроении удивила его.

– Что не так?

Она наклонилась к нему, и ее дыхание защекотало его щеку.

– Вы испачкали лицо медом.

Ее губы мягко прижались к уголку его рта. Каждая мышца в теле Балларда напряглась, когда кончик ее языка скользнул, слизывая липкий мед. Все закончилось прежде, чем он смог вдохнуть воздух в свои изголодавшиеся легкие. Луваен отстранилась все еще с серьезным выражением лица и провела языком по губам.

Баллард низко зарычал и схватил ее за запястье, когда она выпрямилась:

– Луваен, я изменился из-за потока – уже не мужчина, но все еще с мужскими желаниями, мужским голодом, – пальцами он сжал ее тонкое запястье, притягивая ее обратно к себе. – Если ты не хочешь оказаться на спине в моей постели со мной между твоих ног, ты возьмешь свою одежду и уйдешь.

Он не хотел давать ей выбора, шанса сбежать из его комнаты в коридор, где ледяной воздух достаточно прочистит ей голову, чтобы она поблагодарила богов, которым поклонялась за отсрочку от подчинения монстру, который когда-то был человеком. Он хотел ее под собой, жаждал эти длинные ноги, крепко обхватывающие его за талию, когда он будет брать ее. Он был быстрее, чем она думала. Прикованный к надвигающейся бесчеловечности, он обрел нечеловеческую скорость и силу. Она и трех шагов не сделает, как он выскочит из кадки, заперев ее вместе с собой в комнате. Его ноги напряглись в животном предвкушении погони. Его сердце тяжело билось о ребра.

Он желал ее, был почти поглощен этим. Она была катализатором всех его фантазий и мастурбационных удовольствий с тех пор, как нанесла на карту его лица разрушенный рельеф своими руками. Тем не менее, чего он хотел больше всего этого, так это ответного желания, знания того, что она горела для него так же сильно, как и он для нее. Тщетная надежда, но он прожил жизнь, отчаянно цепляясь за надежду руками.

Запястье Луваен дернулось в его хватке. Баллард отпустил ее, полностью ожидая, что она замахнется кулаком и врежет ему, прежде чем выйти из его комнаты в яростном гневе. Вместо этого ее взгляд смягчился, она посмотрела на кровать и снова на него. Дюжина эмоций отразилась на ее обаятельном лице: неуверенность, странная печаль и, что самое сильное, то же самое желание, от которого закипела его кровь и лишила рассудка.

Он уже наполовину вылез из воды, когда стук в дверь разрушил чары, державшие их обоих в плену. Луваен отпрыгнула от бочки, ее лицо ничего не выражало. Баллард рухнул обратно на табурет, выплеснув часть воды через край ванны. Он оттолкнул доску от края, и она упала. Еще больше воды брызнуло на пол, когда таз откатился в сторону, разбрасывая камни. Прикрыв глаза одной рукой, он попытался не закричать от разочарования.

Дверь открылась, и быстрые шаги, пересекающие комнату, на этот раз принадлежали Магде. Баллард не открыл глаз, даже когда почувствовал, как ее взгляд прожёг в нем дыры.

– Я пришла за посудой. Что здесь произошло?

В спокойном голосе Луваен не было и намека на смятение, о котором она поведала ему всего несколько мгновений назад.

– Я споткнулась и сбила доску с ванны.

– Ну это случается и с лучшими из нас. Я помогу вам прибраться.

Баллард опустил руку, но закрыл глаза и откинул голову на край бочки. Эрекция, которая почти согнула его пополам, смягчалась. Несвоевременное вмешательство Магды позаботилось об этом. По крайней мере, она не стала бы срывать с него шкуру каким-нибудь нежелательным комментарием о состоянии его возбуждения. Неутолимые вожделения Гэвина были для нее постоянным источником развлечения. Все, что ему было нужно, чтобы закончить быстро ухудшающийся день, – это чтобы она поиздевалась и над ним.

Она неодобрительно хмыкнула:

– Ты собираешься томиться там до ужина?

– Да, – отрезал он.

Ответ Луваен смягчил его:

– Он нуждается в бритье. Если ты сможешь достать нож и ремень, я подогрею воду в тазу. Ты можешь вымыть ему волосы, пока я затачиваю лезвие. Так мы закончим быстрее.

Они вытерли пол дополнительными сушильными тряпками. Только когда дверь за Магдой закрылась, он открыл глаза и посмотрел на Луваен. Она стояла у огня, зачерпывая еще камней в наполненный водой таз. Они переставили доску поперек ванны, и она сделала второй заход, поставив миску на доску вместе с куском мыла. Ее сорочка была мокрой от колен до подола.

– Держите себя в руках, – предупредила она. – Я не хочу становиться еще более влажной, разбираясь с беспорядком, который вы учинили, а у вас осталась только одна тряпка, чтобы вытереться.

– Я видел твое лицо, – сказал он. – Ты хотела остаться. Не отрицай этого, Луваен.

Она зависла вне пределов досягаемости, нахмурившись и покачав головой.

– Я ничего не отрицаю, – она выдержала его пристальный взгляд. – У меня нет привычки спать с мужчинами по прихоти, де Совтер. Если бы я легла с тобой сейчас, я бы не стала делать этого, чтобы заключить сделку. У тебя было бы больше меня, чем моего тела. Я не знаю, готова ли я отдать это другому мужчине.

Ее откровение потрясло его. Она не сказала этого прямо, но он был бы безмозглым идиотом, если бы не понял, что она имела в виду. Лишенный слов, он мог только изумленно смотреть на нее. Она виновато пожала плечами.

– Я не хотела дразнить. Этот момент захватил меня, сделал глупой. Я прошу прощения.

Каким-то образом она сбила его с ног и отправила в полет с обрыва. Ее извинения только заставили его падать быстрее.

– Ты уже дважды извинилась за то, что прикасалась ко мне. Почему?

Ее щеки покраснели:

– Я не знаю. В тебе что-то есть, – она озадаченно развела руками. – Завораживающе, но под запретом. Я чувствую себя так, словно развращаю отшельника, но ничего не могу с собой поделать.

У него отвисла челюсть. Отшельник? До своего вынужденного аскетического существования он жил жизнью типичного военачальника. Борьба, распутство и интриги за большее количество земли, богатства, власти. Мысль о том, что она воспринимала его как некоего алхимика-странника, ищущего большей веры через лишения, была почти оскорбительной. Он хмуро посмотрел на нее:

– Женщина, я пробирался по щиколотку в крови на полях сражений и трахал шлюх при королевском дворе, включая сестру короля. Какой бы чистотой, по-твоему, я не обладал, ее не существует.

Она рассмеялась хриплым смехом, который заставил Балларда забыть о своем негодовании.

– И ты нашел сестру короля подходящей партнершей в постели?

Он пожал плечами:

– Ее королевская кровь была ее самой большой привлекательностью.

– Тогда для меня нет никакой надежды. Во мне нет ни капли королевской крови.

– Я мог бы провести дни, перечисляя те вещи, которые наиболее привлекательны в вас, госпожа Дуенда.

Улыбка Луваен немного померкла. Она моргнула, явно сбитая с толку его похвалой:

– Я не Цинния.

– Да, ты не она.

Она так же отличалась от своей ослепительной сестры, как ночь от дня. Балларду было трудно смотреть на младшую девочку больше одного мгновения за раз. Такая красота, как у нее, ослепляла его, как если бы он смотрел прямо на солнце. Хотя Луваен… он мог бы с радостью утонуть в темноте Луваен.

Магда ворвалась во второй раз с ремнем и ножом в руках. Она взглянула сначала на Балларда, потом на Луваен.

– Если не хотите, чтобы вас отвлекали, закройте эту чертову дверь.

Луваен взяла ремень и нож и принялась точить лезвие.

– Мы обсуждали многочисленные выходки его светлости при дворе, включая сестру короля.

– О, ее, – экономка закатила глаза, вытаскивая камни из таза и выливая теплую воду на голову Балларда. – Эта женщина испугала бы жеребца, если бы ее слишком долго оставили наедине с ним, – она намылила ему волосы, распутывая спутанные пряди и скребя их так сильно, что он подумал, что она может сорвать его голову с плеч.

Он провел одной из ее рук по своим волосам:

– Ты злая летучая мышь. Перестань пытаться вырвать волосы у меня из головы.

Она стукнула его двумя пальцами по макушке и продолжила свое мытье и обличительную речь:

– От нее не были в безопасности ни сквайры, ни конюхи, ни наполовину вымытый крестьянин, – она одарила Балларда хитрым взглядом. Его прищуренные глаза предупредили ее, чтобы она следила за своим языком. – Говоря о жеребцах, она была очень впечатлена размерами господина…

– Магда.

– Тихо, – она снова ударила его и ополоснула его волосы большим количеством воды. – Здесь нет невинных девственниц, которые падали бы в обморок от таких разговоров. И я сомневаюсь, что Луваен когда-либо падала в обморок, даже когда была девственницей.

– Не в моих привычках, – Луваен рассмеялась. Когда она приблизилась к нему, свет от очага заставил мерцать широкий изогнутый клинок, который она держала. – Конечно, это первый раз, когда я была посвящена в сплетни о королевских скачках в постели и дополнительных привилегиях, предоставляемых не только королю, но и его семье. Мои тонкие чувства могут быть подавлены.

Баллард посмотрел на нож, потом на нее:

– Если ваши нежные руки останутся непоколебимыми, я побеспокоюсь о вашей чувствительности позже.

– Я обещала, что не перережу вам горло.

– Также не оскопи меня.

Магда намылила ему лицо и шею, прежде чем оставить его на попечение Луваен. Она встала у него за спиной и приподняла его подбородок, пока его горло не оказалось открытым для ее милости.

– Я бы не хотела разочаровывать принцессу, любящую лошадей, – ее рука скользнула под его мыльную челюсть, в то время как другая держала нож между пальцами. Ее верхняя часть бедра прижалась к его голове, и он посмотрел в ее глаза пепельного цвета. – А теперь сидите спокойно и молитесь.

Он едва осмеливался дышать, опасаясь, что ее рука соскользнет, и он истечет кровью в бочке. У нее были твердые руки, которые ловко управлялись с лезвием, и она сдержала свое обещание, побрив его многочисленные шрамы, как будто его лицо было незапятнанным, как у маленького мальчика. Такое признание не успокоило его. С другой стороны, были вещи и похуже, чем умереть, положив голову между бедер красивой женщины. Она закончила раньше, чем ему хотелось, и вытерла остатки пены с его щек и шеи.

– Я снова сделала вас красивым.

Баллард провел рукой по одной щеке, чувствуя ее гладкость. Она проделала прекрасную работу, даже царапина не испортила ее работу. Он приподнял бровь.

– Для этого вам понадобится нечто большее, чем острый клинок и хорошая хватка, госпожа. Щедрая порция магии, которую вы так презираете, может помочь.

Луваен нахмурилась:

– Я думаю, что это была та самая магия, которая принесла вам несколько таких интересных шрамов в первую очередь, да? – она протянула нож Магде. – Кроме того, похоже, что ваша похотливая принцесса не жаловалась.

– Она не смотрела мне в лицо.

Магда фыркнула. Луваен погрозил Балларду пальцем:

– Я была неправа. Из вас вышел бы ужасный отшельник.

Он наблюдал, как она натянула платье поверх влажной сорочки и зашнуровала лиф, желая, чтобы она сделала обратное и позволила ему помочь. Она поклонилась ему.

– Если только я не понадоблюсь Магде… – другая женщина покачала головой. – Увидимся за ужином, – она ушла прежде, чем он успел возразить.

Магда стояла рядом с бочкой, переводя взгляд с двери на него и обратно на дверь. Наконец она сорвала с себя полотенце и жестом велела ему встать.

– Это печальный мир, когда единственный мужчина, занимающийся уборкой в этом замке, – это рахитический Эмброуз. Вам и вашему мальчику повезло, что в эти дни вы можете надеть бриджи, а тем более ходить прямо.

– Успокойся, старуха. С меня сегодня было достаточно мучений, а поток даже не коснулся нас.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒