Примечание к части 5 страница

— Можете поднять руки, если согласны остаться здесь.

Чанёль напряжённо следит за каждым действиями парней и девушек перед собой. Они неуверенны, нервно переглядываются и хотят провалиться сквозь землю, когда поднимают руки. Пак прячет улыбку, он не ожидал от этой встречи ничего кроме безразличия и, возможно, злости. Лу Хань тот, кто поднимает руку последним, вызывая на лице белого волка улыбку. Чунмён поджимает губы, отворачиваясь.

— К слову, обращаться и бегать по улицам города вы можете, но только ночью, если же хотите днём — бегите в лес, ибо волки в наших окрестностях будут большим шоком, даже если ваши нападения… кстати о них, я…

— Чанёль, — одёргивает его Чунмён, умоляюще смотря в глаза и заставляя Пака отпустить голову.

— Я хотел наказать вас по всей строгости, но, так как тогда положение было совсем другим — вы у меня отработаете. Всё.

— Все согласны? — спрашивает Крис, снова бегая взглядом по собственным волчатам.

Уже на пороге, когда все парни поочерёдно обнимают двух волков, Чунмён тихо скулит, прижимаясь к каждому и целуя в щёку. Чанёль спустя минуту наблюдает за тем, как два волка скрываются, убегая вниз по улице. Все волчата остаются с ним, смотря немного растерянно, стоят на холоде в одних майках и не знают, что им делать дальше.

— Ох, и намучаюсь же я с вами, — вздыхает Пак, первым заходя обратно в дом и думая, что теперь им потребуется пространство побольше. Но даже с такими мыслями, думая о том, что наконец доказал свою правоту… в душе наступает тихая уютная тишина, сопровождаясь лишь довольным рычанием со стороны волка.

— Чанёль, — выше упомянутый оборачивается, когда натыкается на Лу Ханя, что догоняет его в дверях кухни и пригораживает путь, заставив тут же напрячься. — А… голым спать можно?

Цзытао, что уже любопытно разглядывает фотографии в гостиной, вздрагивает от громкого смеха.

* * *

Перемены для кого-то сущий ад, а для кого-то это путь к чему-то новому, к чему-то ранее неизведанному. Чанёль ждёт 7 января, когда он поедет встречать Бёна из больницы и понимает, что в холле Бэкхёна будут ждать совсем не пятеро парней, а… двенадцать.

— Чанёль, а можно с тобой? — когда Пак уже обувается, Ханбин стоит рядом, наблюдая за старшим и натыкаясь на удивлённый взгляд.

— Нет, ждите дома.

Он идёт убираться в доме Бэкхёна, потому что пыль там ложится намного чаще, чем сейчас ступает нога человека. Возможно, когда Бён приедет из больницы, Чанёль спросит у него о том, можно ли ему приводить тех… кто его грыз. Сама мысль вызывает странную улыбку, когда перед носом младшего он закрывает дверь и идёт в сторону любимого дома.

Внутри снова тихо, ёлка, украшенная ещё до Рождества, не включалась с прошлого года, пыль лежит на столике, камине, всяких маленьких фигурках, на всём. Чанёль никогда не думал, что вот так будет приходить и просто убираться. Он скидывает ботинки на пороге, вешает пальто на крючок и проходит дальше, вдыхая еле заметный даже волчьим обонянием сладкий запах. Когда Пак только ступает на кухню, входная дверь открывается, заставляя его напрячься.

— Ты, конечно, прости, но помочь мы должны.

Волчата все как один очень грозные и упрямые, смотрят из-под косящих шапок, заставляя снова смеяться. Они учатся всему быстро, Чанёль и днём, а иногда и ночью показывает им город, рассказывает о главных зданиях — администрации, здания суда, где он периодически работает, о полицейском участке, рассказывает о магазинах, деньгах, словом… почти основе жизни в маленьком городке, где сейчас снова становится спокойно. Сегодня днём, когда он снова водил их на экскурсию, вся компания встретилась с Даниэлем. Следователь выглядел более, чем шокированным, разглядывал каждого, а потом посмотрел на Чанёля.

— Ты похож на воспитателя из детского сада со своими… ребятами.

— Показываю им город, — улыбался Пак, мысленно пробивая лоб ладонью.

— О, новые жители? Добро пожаловать! — Чанёль внимательно следил за рукопожатиями, который раздаривал отчего-то радостный мужчина. Волчата замирали, не знали что нужно сделать, мысленно метались и просили помощи. Паку приходилось уводить их как можно скорее, ведя вверх по улице к кондитерской.

Сехун, обернувшийся на вход в заведение, искал челюсть под стойкой, оглядывая компанию долгим взглядом и уводя Чанёля в сторонку.

— Ты зачем их привёл? У меня рук столько нет, чтобы приготовить такое количество заказов! — размахивал руками О, пока Чонин усаживал вертящих головой парней за столик.

— Ты смотри, я же нескольких из них пристрою к вам.

— У меня тогда появится дома коврик из волчьей шкуры, — передразнивал его Сехун и вздыхал. Клиенты есть клиенты, обслуживать их в любом случае надо, какими бы с последней встречи он их не помнил. — Исин, мне нужна твоя помощь.

Лу Хань, кажется, словил оргазм, когда попробовал ванильный чизкейк, Цзытао с Чживоном задыхались от прекрасного кофе, что им принёс Чонин, а ЮрА и МинА попробовали почти половину пирожных, набивая животы до отвала. Только Ханбин и Кёнсу крутили головами по сторонам и без конца задавали вопросы о том или ином цветке, что стоят почти по всему периметру зала.

Чанёль вспоминает этот поход сейчас, смотрит на своих помощников, помня о правиле, в котором говорилось — не пускать никого на порог бёновского дома, пока тот не приедет. Правила стираются, когда после двухчасовой уборки всех комнат, Пак видит почти блестящий дом. Волчата валяются на полу в гостиной, сетуя на людскую жизнь и говоря о том, как скучают по Чунмёну — в их доме обычно убирался старший, не допуская сыновей и дочерей к уборке. Чанёль понимает, что зря.

Кондитерская сегодня работает и ночью, поэтому Пак предлагает отужинать вкусными круассанами, видя зажёгшиеся после утомительной уборки взгляды. Сехун всё больше начинает хотеть себе коврик из волчьей шкуры.

7 декабря. 19: 00

— Нет… ну вы серьёзно, да? — смотрит на всю собравшуюся компанию Бэкхён, чуть ли не роняя сумку с вещами на пол. Сехун только кивает, мысленно уже жалуясь старшему на то, что его терроризировали.

— Это было бы… — подходит первый Кёнсу, на миг повернувшись к Чанёлю и умоляюще прося подсказать.

— Дурной тон, — тихо шепчет Пак, убеждённый в том, что младший его услышит.

— Дурной тон не встретить Вас, — повторяет Кёнсу, протягивая Бёну плюшевого… зайчика. Чонин, стоящий сзади старается не икать, Сехун ржёт в плечо младшего, пока Чондэ и Минсок откровенно орут сбоку. Бета, не понимающий такой реакции продолжает упрямо смотреть на Бэкхёна, который как-то слишком мягко улыбается, ставит сумку на пол и делает шаг вперёд, дотрагиваясь холодными пальцами до горячих пальцев Су, заставляя того вздрогнуть. — А… с выздоровлением!

У Бёна внутри и смех, и радость, а на лице настолько широкая улыбка, что губы просто разрываются. Он смотрит в большие глаза напротив, трогает игрушку и принимает её из чужих рук, вспоминая слова Сехуна:

— Ты просто не поверишь своим глазам! Такие шёлковые, сразу и не скажешь, что из леса вышли. Вот увидишь — поорёшь, гарантирую.

— Спасибо, — улыбается Бэкхён, подходя к Кёнсу совсем близко и обнимая низкого парня, который в панике оборачивается на Чанёля, что показывает ему большой палец. Это заставляет бету успокоиться и тоже немного нервно, но положить руки на худую талию человека. — Мне очень приятно.

После же горячих объятий, Бён подходит к остальной компании, позади которой стоит сам Пак, пока что не давая к себе прохода. Бэкхён смотрит на лица парней и двух девушек, что буквально жрут его взглядом, растерянно разглядывают и все разом протягивают руки.

— МинА!

— ЮрА!

Две первых омеги представляются первыми, пожимая худую ладонь и застенчиво улыбаясь. Парень считает их красивыми, слишком красивыми для волчиц, потому что и первая, и вторая девушка просто ослепляют своими улыбками.

— Ханбин!

— Чживон!

— Тао!

— Лу Хань!

— Кёнсу!

Знакомство немного в духе армии, слишком резко, быстро, как будто волчата куда-то торопятся. Бэкхён смеётся, пожимает руку каждому, кланяется и потом, когда уже новые знакомые остаются позади, наступает очередь Чанёля. Пак слабо улыбается, не двигается с места, ждёт, когда человек подойдёт к нему сам. Бён немного задыхается от крепких объятий, также крепко обнимая волка за плечи и утыкаясь носом в воротник его пальто.

— Я скучал.

— Я тоже.

Бэкхён понимает, что если раньше он не любил перемены, то сейчас… именно такие перемены ему нравятся больше всего на свете. Потому что всё позади — бойни, угрозы, спешки куда-то, проблемы. Бён растворяется в запахе Чанёля, обнимая крепче настолько, насколько возможно, хмыкая от короткого комментария Сехуна сзади:

— Ну и педики, не прямо посреди холла же.

— А кто такие педики? — шёпотом спрашивает Цзытао у О, вызывая ещё более громкий ор Чондэ.

* * *

— Мы сегодня пойдём домой, — сообщает по дороге к дому Лу Хань, заставляя Чанёля и Бэкхёна остановиться. Пак только кивает, растрёпывая волосы на голове старшего, которые уже засыпало снегом.

— Будьте только осторожнее, ладно? — все в один голос обещают быть лапочками, провожая парней до дома и направляясь вниз по улице. Бэкхён и Чанёль ещё долго стоят на крыльце, ожидая, пока стая скроется из виду. После, Бён заходит в дом первым, аккуратно снимая с себя ботинки и замирая прямо в прихожей, разглядывая чистый дом.

— Убирался здесь? — Чанёль только прячет взгляд, стягивая с себя пальто и подходя к человеку сзади, помогая ему стянуть своё. — Ключи у меня спёр, да? — тихий смешок около своего плеча заставляет улыбнуться.

Пак вешает пальто на крючок и смотрит на то, как белый свитер человека в тёмной прихожей почти светится. Они стоят так около пяти минут, Бэкхён дышит воздухом собственного дома, а потом идёт в гостиную, даже не зажигая света, проходит к ёлке и включает гирлянду, отходя на пару шагов назад.

— Мечтал об этом с того момента, как очнулся.

Чанёль останавливается немного позади, смотрит на отблески маленьких фонариков на стенах и вздыхает, мечтая просто утонуть в этом тепле, которое окутало прохладный дом с приходом Бэкхёна. Бён ещё с минуту не двигается, а потом идёт в сторону камина, со вздохом замечая свежие паленья, которые лежат нетронутыми.

— Не зажигал камин?

— Не хотелось, — Пак смотрит на медленно разгорающийся огонь, стоя слишком близко. Именно поэтому, когда человек поднимается с колен, немного испуганно выдыхает, попадая в чужие объятья.

Прошёл месяц, который длился словно год. Месяц, за который произошло столько всего, что голова немного идёт кругом. Месяц, за который они успели полюбить, встретить новых людей, разобраться с проблемами, которые казались вечными. Месяц нервотрёпок, пути к… теплу? Чанёль утыкается носом в тёмные волосы, поглаживая Бёна по плечам и спокойно выдыхая. Бэкхён пахнет больницей, но Пак уверен, что запах скоро исчезнет. Им предстоит долгий вечер в компании друг друга, вечер, за который тоже может многое произойти.

— Нужно в ванную, хочу нормально полежать и отогреться.

— Приготовить что-нибудь?

— Не сильно грандиозное, на обычный перекус, пока я намываю собственные кости, — смеётся Бён, целуя щёку волка и делая шаг назад.

Чанёль отправляется на кухню, когда Бэкхён заворачивает на лестницу, поднимаясь в комнату и вдыхая свежесть комнаты, в которой давно никто не спал. Кровать заправлена идеально, шторы раздвинуты полностью, открывая вид на снежную одинокую улицу, на которой тускло светит фонарь. Бён минут пять ещё стоит около окна, касаясь пальцами тюля и вздыхая, когда понимает, что онемение до конца не прошло.

Ванная со слишком ярким светом, что слепит глаза. Бэкхён присаживается на бортик, подставляя руки под горячие струи, о чём он особенно мечтал - так это о нормальной ванной. Сейчас даже геля для душа, чтобы устроить пену, не жалко, поэтому, когда вода принимает его в свои горячие объятья, Бён может лишь глубоко вдохнуть сладкий запах лаймового лимонада, заполняющего собой всю комнату.

Парень водит рукой по пене, собирая её пальцами и сдувая, чувствуя себя маленьким ребёнком, у которого настал самый долгожданный в его жизни праздник. Душу наполняет настолько сильное тепло, что улыбка не желает сползать с лица. Именно сейчас не хочется материться, куда-то бежать, что-то делать, сейчас хочется тишины и спокойствия, а ещё…

— Я сказал на перекус, а не на полноценный ужин, — чувствуя запах овощей, скептически, но с улыбкой говорит Бэкхён, появляясь на пороге кухни спустя двадцать минут. Чанёль успел переодеться — стоит около плиты в одной футболке и домашних штанах, натянув на ноги тапочки, что пережили сто лет точно. Они ему немного маловаты, но пол на кухне иногда слишком холодный, поэтому Бён только смеётся, подходя к Паку ближе, выглянув из-за плеча. — Ты хочешь, чтобы я переел в наш первый за последнее время нормальный вечер и уснул где-нибудь на полу, да?

— Я знаю, как порой дерьмово кормят в больнице, и не заставляю тебя много есть, — поворачиваясь, смеётся в ответ Чанёль, выключая плиту. — Тем более нужно доесть хлеб, садись, чай сейчас налью.

Ужин проходит в тихой обстановке, только настенные часы иногда прерывают тишину, смешиваясь со звоном ложек о тарелки. У Бэкхёна не получается есть не много, у него либо недобор, либо перебор, поэтому после того, как тарелка остаётся пустой, он проклинает всё на свете, откидываясь назад.

— Зато теперь я знаю, что в этом доме есть как минимум повар третьего разряда и кондитер, с голоду точно не умрём.

Чанёль только смеётся, допивает свой чай и убирает грязную посуду в раковину, после подходя к Бёну и протягивая тому руку. Остатки обморожения всё ещё сказываются на мягкой коже, какие-то её участки тёплые, какие-то холодные, Пак пытается согреть чужую руку своей ладонью, пока ведёт парня в гостиную, где светит гирляндами ель и горит камин.

Они снова устраиваются на полу, как в недавние времена до всех этих бешеных событий, кутаются в плед и замирают, наблюдая за яркими языками пламени. Бэкхён расслабляется полностью, чувствуя себя в крепких объятьях, кладёт голову на чужое плечо и выдыхает, переплетая под пледом свои холодные пальцы с тёплыми, что сжимают его руку крепко, не отпуская. Чанёль растворяется в этом тепле, вдыхает сладкий запах с чужих волос и прижимается крепче настолько, насколько возможно. Сознание и мозг всё ещё не могут поверить в то, что вот она — долгожданная тишина, долгожданное спокойствие и комфорт, который словно мёдом обволакивает душу.

Та поёт и радуется, тихо тянет высокие ноты и вырывается наружу с очередным вдохом. Бэкхён слегка ёрзает в длинных руках, подтягивая ноги к себе и разглядывая белый потолок, по которому тоже скучал. Чанёль, сидящий сзади, слишком нежный и ласковый, почти растекающийся за собственной спиной, начинает гладить чужие пальцы и утыкаться носом в шею, пытаясь надышаться.

— Месяц — как год. События — как летящие кадры из киноплёнки, всё слишком быстро и одновременно так медленно, — выдыхает Пак, касаясь губами тонкой шеи.

— Хочется кричать, — шёпотом отвечает Бён, отворачивая голову, тем самым давая полный доступ к своей шее. Она тоже холодная, но уже чувствительная, особенно к поцелуям, которыми покрываются почти каждый сантиметр молочной кожи.

— Кричи.

— Не могу, голоса нет, — Чанёль хмыкает, целуя мочку уха и коротко сжимая человека в объятьях ещё крепче.

Неожиданное возбуждение, ударяющее в голову, бьёт по сознанию, заставляя задохнуться. Пак даже расслабляет объятья, слыша со стороны Бёна тихий смешок. Чанёль понимает, что такой реакции тела он точно не ждал, потому что… потому что никто не смог её вызвать.

Волк вспоминает, что как-то раз вместе с коллегами он ходил в стриптиз-клуб, мужчины говорили ему, что всё будет хорошо, что понравится и вечер пройдёт не зря, но… ничего. Ни единой эмоции, ни одной реакции ни от волка, ни от тела. Пустота.

— Ты чего застыл? — слегка разворачиваясь в руках волка, спрашивает Бён, замечая почти стеклянный взгляд. Доходящее до мозга понимание заставляет только шире улыбнуться. Чанёль почти каменеет, покрываясь красными пятнами — это тоже впервые. И снова обычно довольно раскрепощённый в своих действиях Пак, обычно уверенный в них же… замирает, не зная, почти забывая, как нужно двигаться. — Боже, что за реакция? — тихо начинает смеяться парень, разворачиваясь уже боком и перекидывая свои ноги через чужое бедро.

— Я просто… никогда и… прости, — взгляд разноцветных глаз прячется за тёмной чёлкой, пока Бэкхён закатывает глаза и облизывает губы, прижимаясь плечом к крепкой груди и утыкаясь носом в паковскую шею.

— Знаешь, факт того, что я буду первым, не стоит никаких прощений. Просто расслабься, — тихо шепчет человек, целуя выступающую от напряжения вену на шее волка, осторожно обхватывая пальцами запястье Пака, слабо подняв руку. — Не думай о том, что ты не умеешь. Думай обо мне, — Бэкхён немного приподнимает собственную футболку, заставляя Чанёля вздрогнуть от прикосновения к сразу же втянувшемуся животу, кожа которого покрывается мурашками. — Думай о моих прикосновениях.

Волк внутри тихо скулит, мечется из одного угла в другой, не давая собрать мысли в кучу. Не давая сориентироваться и взять всё в свои руки.

— Погладь меня, — через несколько секунд снова шепчет Бён, оставляя горячую ладонь на своей талии и пальцами подцепляя чужой подборок, поворачивая голову волка к себе. — Не бойся, у моего тела такая же реакция. Забудь обо всём и делай так, как чувствуешь.

И Чанёль делает. Неуверенно, но всё же продолжает гладить кожу под своими пальцами, касается ими рёбер, после снова скользя ниже, пока Бэкхён мягко целует его, отвлекая от всех мыслей. Которых нет. В голове звенящая пустота и тихое волчье хочу, что рвётся наружу. Пак даже не замечает, как сжимает пальцы крепче, сминает кожу и вызывает тихий стон в собственные губы, от которого голову сносит похлеще, чем от алкоголя, хотя на него он почти не действует.

На него действует Бён. Действует так, как даже волчье вино, приготовленное Чунмёном, не действовало. Бён проникает в сознание, забирает все мысли и смешивает их, прогибаясь в пояснице под чужими пальцами. Бэкхён стонет тихо, но стоны отдаются в ушах звоном, пока Чанёль, не замечая, что творит, валит человека на спину, оказываясь слишком быстро между разведённых ног. Волк внутри начинает выть громче, заставляет касаться грубее, чем надо, сжимать сильнее, чем нужно, но… человеку нравится. Бэкхён обнимает его крепко, целует в губы и, кажется, почти задыхается от каждого прикосновения. Его слишком мало и одновременно слишком много, стоны вливаются в уши растопленным шоколадом, заполняют собой всё пространство.

— Хороший ученик, умелый, — хрипло смеётся в мягкие губы Бэкхён, обхватывая лицо Пака ладонями и поглаживая кожу на щеках, разглядывая в бликах каминного огня открытые, пристально смотрящие глаза.

Чанёль не знает, что делать, но прикосновения становятся увереннее, поцелуи жестче, Бён начинает выгибаться чаще, стонать громче и плавиться под горячими прикосновениями. Чанёль не знает, почему ему так долбит в голову, почему сознание плывёт и хочется ещё, Чанёль не знает… но Бэкхён шепчет:

— Боже, как же я хочу тебя, —… и все мысли как-то сразу идут в далёкие леса, потому что кончики пальцев колет, сердце бешено стучит, а волк внутри жадно облизывается.

Чанёль не знает, что делать и тонет в Бёне, целуя тонкую шею, сантиметр за сантиметром опускаясь ниже и немного прикусывая кожу под ключицей. Чунмён говорил ему когда-то, что среди волков существует нечто, называемое меткой, каждый волк оставляет её на своём человеке… или волке. Пак секунду смотрит на чужую шею, смотрит на пульсирующую вену и тихо хрипит, прижимаясь к ней только губами, слушая и чувствуя чужой пульс. Метка — укус, тот момент, когда ты клеймишь человека или волка полностью своим, впускаешь в его кровь себя… Чанёль проходится языком по вене и опускается ниже, оттягивая узкий ворот футболки. Бэкхёну не нужна метка, Бэкхён и так уже весь его, полностью.

Пак решает повременить, пока Бён скользит ладонями по его плечам, гладит руки, а потом резко дёргает чужую футболку вверх, касаясь холодными пальцами горячей кожи и вырывая своими действиями из губ волка судорожной вздох.

Пламя огня, которым дышит камин, бежит тенями по стенам, забираясь на журнальный отодвинутый столик, касаясь своими лучами горящей гирляндами ели, что одиноко стоит в углу. Бэкхён смотрит мельком в окно, яркие тени тусклых фонарей за ним пересекаются с бликами пламени. На краю сознания возникает мысль, что они похожи на этот поток — ледяной и пламенный, один из них остужает другого, а другой наоборот зажигает. Бён теряет воздух из лёгких, когда его футболку задирают вверх, целуют между рёбер, а пальцами тем временем касаются запястий. Тело сходит с ума, как и душа вместе с сознанием.

Чанёль хмыкает, чувствуя реакцию на собственные прикосновения. Чанёль скалится и прикусывает кожу прямо между предпоследним и последним ребром, тут же скользя по тут же краснеющей коже языком, вызывая у Бэкхёна очередной стон. И в какой-то момент темп меняется, темп меняется каждые пять минут, потому что Пак то слишком напористый, то слишком нежный. Бэкхён загорается, а потом снова потухает, плавясь под горячим телом.

Вдох. Выдох. По венам электричеством, что заряжает тело и заставляет его двигаться беспорядочней от накатывающего наслаждения. Чанёль совсем неопытный, поэтому иногда поддаётся чужим руками, целует и не может сдержаться — покрывает молочного цвета кожу красными мелкими отметинами. Они расцветают медленно, красуются, выделяются на светлом полотне, Пак рычит в чужие губы, когда Бёну удаётся приподняться и сесть. Бэкхён стонет, прижатый уже к краю дивана, дрожащими пальцами развязывая шнурок на собственных штанах.

— Ты должен будешь меня растянуть… Чанёль, — Бёну еле как удаётся поймать осмысленный взгляд разноцветных глаз.

— Что? — непонимающе хрипит волк, смотря в смеющиеся глаза.

— Сейчас я сделаю твои пальцы влажными, а затем ты вставишь их в меня, — в глазах напротив читается лёгкий страх, перемешивающийся с возбуждением. Бэкхён скользит чужими пальцами по своей шее, направляя их и слегка поглаживая, останавливаясь только тогда, когда касается ими собственных губ. — Только уйми своего волка, потому что мы же не хотим, чтобы ты меня поранил, правда?

Чанёль как-то неуверенно кивает и хочет провалиться сквозь землю, когда тонкие губы обхватывают его пальцы. Кожа сразу же становится влажной, внутри чужого рта горячо, язык скользит между указательным и средним, обводит их, касаясь кончиком каждой фаланги. Бэкхён смотрит в глаза, смотрит, гипнотизирует и уже потом… начинает сосать. Причмокивать каждый раз, как его блядский рот приоткрывается… у Пака крыша едет последним рейсом без обратного пути. Покупает билет и просто едет, когда Бён отрывается от своего увлекательного занятия, стягивая с себя штаны… без белья. Сбой системы и ярко мигающая кнопка SOS.

— Что ты… — задыхается Чанёль, наблюдая за тем, как перед ним снова ложатся на пол и уже шире раздвигают ноги, заставляя наклониться к себе. Бэкхён усмехается, слишком пошло облизывая губы, как те самые стриптизёрши. Только от них не мутнело сознание, от них внутри не вертелось всё и не горело, на Бёна одного взгляда было достаточно, чтобы, кажется, кончить.

— А теперь войди в меня.

— Бэкки, я не…

— Просто берёшь и вставляешь, — притягивая волка ближе к себе, судорожно шепчет человек, впиваясь в губы первого слишком жестко, пока чужие пальцы наконец-то начинают двигаться самостоятельно.

И вот тогда… Бэкхён стонет слишком надрывно, скулит и терпит первую вспышку боли, потому что слишком узкий, слишком давно никого не было, и… слишком мало. У Чанёля всё в голове смешивается — чужие стоны, губы, руки, глаза, у него перед глазами туман, он целует тонкие губы Бёна и рычит в них же, когда парень сжимает его пальцы в себе. Чанёль хочет отправиться прямо в лес, сейчас, выть настолько долго, насколько сможет. Но под ним разгорячённое тело, под ним человек, который сломал все его системы, который сейчас стонет и выгибается, шепчет его имя, поддаётся прикосновениям.

Пак готов сломать миллион таких систем лишь бы это не кончалось, но всё ещё впереди. Прикосновения к собственному телу, поцелуи в обнажённые плечи, поцелуи в шею, ключицы, подбородок. Бён настолько зацеловывает его, что хочется потерять сознание.

И последняя система ломается, когда Чанёль оказывается внутри тающего от ласк тела. Когда видит перед собой безумные глаза, когда чувствует, как его плечи уже не целуют, а царапают, когда волк внутри захлёбывается собственным воем, успокаиваясь через секунду после первого толчка, который вышибает мозг напрочь.

Бэкхён, смотря на совершенно неадекватного парня над собой, только улыбается и постанывает, хныкает тихо, посылает нахер уже свою крышу и вспоминает, что сегодня, вроде как, не должен материться. Бён стонет слишком громко, когда Чанёль утыкается в его плечо носом, подцепляя тонкую кожу зубами и до крови прокусывая её. Пак ловит крик своими губами, приподнимает парня за поясницу и передаёт Бэкхёну вкус его крови на своём языке.

— Люблю тебя.

Разбивающимся о стены шёпотом в чужие красные от собственной крови губы, звонким эхом в чужом сознании, клеймом где-то между рёбер, где в бешеном ритме на несколько секунд замирает сердце.

— Люблю.

Выдохом, разрывающим тишину комнаты, по которой продолжают скакать огненные блики, касаясь холодных теней фонарей ночных улиц где-то у окна.

Спустя пять месяцев

— Сука! — раздаётся на всю баскетбольную площадку, когда Чанёль перехватывает мяч прямо из рук Сехуна, который всё ещё мечтает получить в свои владения коврик из волчьей шкуры. — Так нечестно!

— Кто тебе это сказал? — наигранно удивляется Пак, забрасывая трёхочковый и ловя на себя сразу Цзытао с Минсоком, который обнимают капитана своей команды.

— Счёт 7: 5 в пользу команды Чанёля, — механическим голосом оповещает сидящий на траве Бён, записывая все результаты в блокнот.

— Ну Бэкхён! — недовольно стучит ногами по асфальту О, пока Пак гордо стоит и крутит в руках мяч, который… сразу же забирает у него Крис, несясь в другую сторону площадки.

— Крис! — орёт Чанёль, бросаясь в ту же сторону и тут же блокируемый Чонином и Лу Ханем.

— Сколько там им лет? — в сторону ведёт головой Бэкхён, задавая вопрос сидящему рядом Чунмёну, что жуёт мясные чипсы.

— За тридцатник, кажется.

— Это был мой мяч!

— Нет, мой! — наблюдающие синхронно вздыхают.

Бэкхён прикрывает лицо тем же блокнотом, после поднимая голову к ясному голубому небу, пересчитывая облака, которых сегодня очень мало. Чунмён рядом делает то же, откладывая пустую упаковку в сторону и улыбаясь тёплому майскому ветру, что дует прямо в лицо.

— Крис! Это был! Мой! Блядский! Мяч! — снова слышится громкий крик, а потом, мимо Бёна и Кима пробегают уже не люди. Многострадальный мяч валяется на площадке, пинаемый Цзытао, пока два альфы пытаются угнаться друг за другом, в итоге сталкиваясь и кубарем укатываясь к дереву.

— Тридцатник говоришь, — вздыхает Бэкхён, вздрагивая, когда влажный нос утыкается в шею, а разноцветные глаза смотрят так печально, будто зверь сейчас расплачется. С Чунмёном происходит тоже самое, но он только ведёт плечом и смотрит на Сехуна, что начинает крутить мяч на пальце.

— Такие взрослые, а чуть что сразу к мамочкам под юбку, — тихий рык заставляет парня замолчать и повернуть голову, наблюдая за тем, как два волка направляются прямо в его сторону. — Эй, мужики, ну я же пошутил! Мужики! Чонин!

Чонин сжимает пальцами переносицу, когда два волка угоняют парня в сторону леса, откуда потом слышится не то плач, не то смех, не то кряканье.

* * *

— Вот познакомился я с волком, он был серьёзным, уверенным в себе прокурором, которого, кстати, до сих пор таковым и считают, — деловито говорит Бэкхён, когда они заходят домой после слишком весёлого пикника. — Был он мужественным и отважным, волком, которым я гордился, украл он моё сердце, а потом… стал идиотом, — скептического меря взглядом заходящего за ним волка, вздыхает Бён, закрыв дверь.

Одиннадцать вечера, на город уже опустились сумерки, скоро полночь. Пикник и правда прошёл весело — в кругу семьи, где вот уже третий месяц только тишь и благодать. Ни разборок, ни ссор, никаких проблем. Бэкхён следит за тем, как зверь скрывается в ванной, открывая дверь носом, а потом оттуда доносятся маты под звук начинающей литься воды. Парень улыбается, смотря на фотографию, что стоит на тумбочке в прихожей. Пять месяцев с того момента, как в их городе тихо и спокойно, пять месяцев жизни, которую можно назвать самой лучшей и счастливой, пять месяцев жизни…

— Чёртов душ, я проклинаю тебя! —… с человеком-волком, который порой ведёт себя хуже ребёнка. Раскрылся настоящий характер, оказывается. Бэкхён встаёт на пороге ванной, смотря на то, как Чанёль путается в шторке над ванной, пытаясь уцепиться рукой за раковину.

— Аккуратнее быть надо, — Пак крепко вцепляется пальцами в чужую ладонь человека, который помогает ему спокойно забраться в ванную. — И не… Чанёль! Чанёль, ну-ка фу, Чанёль!

— Не прокатит, прелесть моя, — ухмыляется волк, затаскивая своего человека под душ и поливая его водой, смотря на недовольное лицо, на котором брови хмурятся так, будто они приклеенные. — Тебе тоже нужно принять душ, — тихий шёпот и губы, что разглаживают складки между бровей, заставляют отмереть и выпрямиться, подставляясь под лёгкие поцелуи.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒