Примечание к части

Примечание к части

Иисусеньки, оно началось.
В первых главах Бён немного припизднутый, потерпите немного, он станет нормальным, честно.

Свежий морозный воздух настолько прекрасен, что Бён, при выходе на улицу, просто забывает дышать. Рана на плече медленно, но верно затягивается, боль уже не такая острая, как в первые дни, а в кармане теплится справка о выписке. Через три дня суд, сегодня 13 декабря и Бэкхён даже не знает, куда ему хочется больше — домой или в кондитерскую. Чонин тихо курит сзади, выдыхая дым и смотря на то, как он смешивается с паром изо рта. Младший не торопит, сам знает, что такое лежать в больнице и никуда не выходить, поэтому продолжает медленно дымить, перебирая связку ключей в кармане парки.

— Как там Сехун? — тихо спрашивает Бён, ловя краем глаза какой-то белый проблеск и встряхивая головой. Снег, падающий медленно и тихо опускается на волосы, осторожно тает и потом вовсе исчезает. Чёрная ткань пальто тут же украшается белым, пока он продолжает стоять, наслаждаясь свежим воздухом. Минсок, кажется, чуть ли не плакал, когда его выписывали, но когда узнал, что Бэкхён кондитер, у него своя кондитерская и вообще его сладости самые вкусные в городе, обещал зайти и проведать. Бён только улыбнулся, похлопал, как оказалось, старшего по плечу и направился на выход. На свободу.

— Хорошо, научился делать твой фирменный торт, — тихо отвечает Чонин, выбрасывая окурок в урну и готовясь идти до машины.

— Вот он заразка, — с улыбкой выдыхает Бэкхён. — Это же был мой торт, теперь новый придумывать.

Чонин сбоку только смеётся и берёт из рук старшего пакет. Бён, по факту, отдал бы всё, чтобы видеть рядом с собой человека, похожего на Кима. Чонин очень внимательный и наблюдательный, очень ласковый и слишком заботливый. Сехуну повезло, Бэкхён завидует ему самой белой завистью и желает младшим только счастья. Тоскующее одиночество, что забылось когда-то, снова потихоньку возвращается на своё место, начиная тихо жужжать где-то в затылке.

— Пойдём, повезёшь меня в кондитерскую.

— Без проблем.

* * *

— Хён! — крик младшего настолько громкий, что привлекает внимание посетителей, а Бён лишь смущающее улыбается, почесывая указательным пальцем щёку, думая о том, что…

— Зачем же кричать-то так?

Пока он идёт до входа в их маленькую, но уютную кухню, его встречают добрыми взглядами и улыбками, кто-то желает скорейшего и полного выздоровления, кто-то спрашивает о том, как там, в больнице. Бэкхён кланяется всем, кого только встречает и облегчённо вздыхает лишь тогда, когда стягивает с себя шарф, повесив его на вешалку. Сехун до их прихода замешивал тесто на бисквиты, поэтому взбивальная машина тихо жужжит, немного отвлекая на себя взгляд. Бён любит здесь всё — от маленькой криво прибитой полочки и до солонки, что светит своим пузом, на котором изображён слишком весёлый повар.

— Я рад, что ты вернулся, — Сехун с улыбкой смотрит на то, как старший прохаживается по кухне, задевает пальцами края столов и трогает записки на холодильнике, вспоминая, что это он оставлял их для младшего. Для Бэкхёна всё здесь любимое и родное, настолько, что душа почти поёт, а улыбка на лице расцветает сама собой. — О, новые посетители. Чонин.

Кажется, Чонин в их заведении и бариста, и кондитер, и официант, потому что уже надевает фартук, готовый принимать заказы. Бён ненадолго выглядывает из кухни, смотря на новых посетителей и немного приоткрывая рот. Следователь и его помощник усаживаются за самым дальним столиком больше приближённым к окну, с улыбкой забирая из рук младшего меню. Даниэль чему-то улыбается, переговаривается с парнем. Помощник первым делает заказ, а Бэкхён лишь обречённо стонет, потому что делать торты и прочие сладости он не в состоянии, рука, даже если рана вот-вот затянется, всё равно не рабочая. Приходится оставлять всю работу на Сехуна и идти к стойке, за которой они варят кофе и делают чай.

— Мне латте с двойной порцией сиропа, пожалуйста, — Бэкхён вскидывает голову, наблюдая лёгкую улыбку на губах следователя.

— Господин…

— Можно просто Даниэль, я не такой уж и старый, тем более, сейчас мы вне работы.

— А… да, — недолго мешкается Бён, вытаскивая с разноса белую чашку. — Какой сироп?

— А какой посоветуете?

— Фисташка, — задумчиво произносит Бён, двигая бутылки с сиропами и хмыкая. — Миндаль с шоколадом. Любите орех?

— В общем, на ваш вкус, — улыбается мужчина, кладя купюру на стойку и коротко оборачиваясь назад. — А, ещё чай чёрный, желательно Эрл Грей.

— Сделаем. Приятного вам аппетита, — кивает Бэкхён с лёгкой полуулыбкой, доставая два сиропа и включая кофе-машину.

— Благодарю, — следователь удаляется обратно к своему столику, пока Бён начинает делать кофе.

Плечо всё ещё болит, слава Богу не так сильно, он может спокойно двигать рукой и заниматься тем, чем ему нравится. С кухни раздаются звоны посуды, скорее всего, Сехун замешивает крем или делает желе. Чонин в это время ходит от одного столика к другому, забирая грязную посуду. Именно в этот момент Бэкхён понимает, что его не было всего лишь неделю, но он так соскучился по своей работе, по запаху кофе и по приятным улыбкам, что даже боль в плече не сможет отвлечь его.

Только взгляд, словно липнувший к коже. Парень поднимает голову, прекращая на несколько секунд делать кофе. В зале никто не смотрит на него, он пробегается взглядом по всем столикам, но так ничего и не находит. Чужой взгляд настолько пристальный, что аж мурашки пробегают. За последнюю неделю ему везде мерещатся волки, кажется, что Бён сходит с ума, но он в добром здравии и это, скорее всего, оставшаяся после нападения паранойя. Скоро будет суд, психопата посадят, и он сможет выдохнуть.

За всеми мыслями он даже не замечает, как делает кофе и чай, все чашки ставятся на разнос, а Бён ловит мимо проходящего Чонина, говоря тому, что нужно отнести заказ на последний столик. Последним штрихом служит жёлтый квадратик бумаги, на котором он пишет чёрными маркером: Приятного дня! Заказ отправляется к посетителям, а Бён возвращается на кухню, помогая Сехуну с начинками для сладких пирогов.

За работой, весёлыми разговорами и смехом он даже не замечает, как подбирается вечер. На их маленьких улицах зажигаются фонари, снег блестит в их ярком свете и Бён с уверенностью может заявить, что вечер именно то время суток, которое он любит больше всего. Пусть даже после нападения на душе неприятный осадок, пусть немного боязно, но он любит темноту, именно поэтому решает прогуляться до дома пешком, разгребая ботинками снег. Сехун на прощание говорил ему, что проводит, доведёт до дома и тогда со спокойно душой пойдёт работать дальше, но Бэкхён лишь закатил глаза и сбежал, пока младший не видел.

Именно поэтому сейчас он замедляет свой шаг, пряча нос в вязанный ещё бабушкой шарф, который повидал уже всё на свете. Снег снова падает медленно, покрывает замёрзшую землю ещё более толстым слоем и опускается на волосы. Бён любит зиму и обзывает себя идиотом, когда поскальзывается на замёрзшей заметённой луже. Это время года — волшебное. Оно дарит волшебство и улыбки каждому дому, скоро на улицах появятся гирлянды, и Бэкхён точно будет ходить до дома только пешком.

Сзади слышится хруст, и парень тут же оборачивается, останавливаясь. Вот теперь да, теперь он боится и проклинает психопата, который за одну встречу сделал ему боязливым к той, которую он любил. Сзади никого, как и по бокам, спереди тоже, Бён смотрит пару секунд в тёмный тупик и продолжает свой путь. Чужой взгляд снова проникает под пальто, парень ёжится, стараясь ускорить шаг и быстрее дойти до дома, осталось-то всего ничего.

— Ты просто ловишь глюки, главного маньяка поймали, бояться нечего, ты просто параноик, просто… — дыхание спирает в тот момент, когда он видит два глаза, светящихся в переулке. — Твою мать.

Даже с больным плечом он может бегать быстро, поскальзываясь почти на каждом метре, матеря снег, от которого недавно получал наслаждение, проклиная любимую женщину-темноту. Домой он забегает так быстро, что все бегуны мира позавидуют.

Бён Бэкхён начинает ненавидеть свою паранойю.

* * *

— Ты что-то уставший. Не спал? — Сехун обеспокоенно смотрит на старшего, который как-то обречённо вешает пальто на вешалку. На улице метель такая, что впору надевать скафандр; снег, пока он шёл до кондитерской, забирался под пальто, в шарф, бил по лицу. Вот такую погоду Бэкхён ненавидит больше всего.

— Спал, но мало. — А ещё ненавидит свои сны, которые совсем не кошмары, но от которых он подскакивает. Хочется материть всё на свете — волков, психопата, собственный мозг, но приходится вставать и одеваться, менять повязку на плече, так как в больнице он это делать отказался, а нужные лекарства ему купил Минсок ещё перед выходом. — Заказы на сегодня есть?

— Есть, но ты стоишь на кофе.

— Эй, поч…

— Потому что плечо, хён. Пока оно не заживёт, я не подпущу тебя к тортам.

— Слышь, мелкий…

— Тема закрыта, иди готовь машину для кофе.

Бэкхён рычит сквозь зубы и закатывает глаза, думая, что убил бы, но одновременно с этим понимая — младший заботится и беспокоится, лучше послушаться и пойти делать кофе.

Вот только его от сонливости он не спасает. Весь день всё валится из рук, плечо к вечеру начинает ужасно болеть, обезболивающие дома и, кажется, этот день можно назвать худшим из всех. Чонин предлагает подвезти, но Бён только отрицательно качает головой и уходит один. Снова. Он должен научиться ходить по темноте и не бегать от страхов — ни к чему хорошему они не приведут.

Сегодня, кажется, ему абсолютно на всё наплевать… ибо, от шороха и хруста сзади он не шарахается. Только оборачивается снова и вздыхает, ловя губами пару снежинок. К концу декабря их город будет потоплен в снегу, зима решила пошутить, наверное.

— Блять… — он обещал бабушке не материться, но уста сами вспоминают знакомые слова, когда он видит перед собой волка. Того самого, белоснежного. Разного цвета глаза смотрят пристально, пока животное стоит напротив и не двигается. — Ты напугал меня, — волчара ведёт носом и подходит ближе, утыкаясь носом в колено. — В смысле? — Бэкхён не понимает его, но продолжает задавать тупые вопросы. Просто потому, что он не знает, что нужно делать. Что делать, когда встречаешь волка, а он не жрёт тебя. Обходит по кругу, а потом тем же носом толкает в ногу, будто приказывая идти.

Бён слушает мягкие шаги по пышному снегу, смотрит по сторонам и совсем забывает о том, что рядом с ним сейчас идёт совсем не домашнее животное.

— Ну что, доволен? Проводил меня? — он останавливается вместе с волком у своего дома. Животное щурится, а потом будто кивает на дверь, мол, пока не зайдёшь, не уйду. Бэкхён не понимает, что происходит. Кажись, совсем ебанулся. Мат, как выражение всех своих мыслей разом. Волчара следит, пока парень заходит, замок на двери щёлкает и только потом он устремляется вниз по дороге, ведущей к лесу.

Бён всё ещё не понимает что происходит, но решает, что рассказывать это кому-то — себе дороже. Он не понимает, почему животное проводило его до дома, не понимает и именно поэтому ещё минут пятнадцать пялится на засыпанную снегом дорогу. Город окутывает ночь, почти в каждом доме гаснет свет, а в его доме он так и не включается, потому что парень падает на кровать, как только снимает брюки. В жопу душ, в жопу вечерний перекус, в жопу всё, потому что его до дома пару минут назад проводил волк.

Волк, мать его. Кажется, у него реально едет крыша.

* * *

— Ты же не серьёзно, да? — спрашивает у волка Бён, когда встречает его следующим вечером на том же месте. Тот, вильнув хвостом, устремляется вперёд, а Бэкхёну ничего не остаётся, как идти за ним. Наверное, именно поэтому у него больше не возникает никаких вопросов. Со стороны можно подумать, что у него просто большая собака, с которой он прогуливается вечером. Но волк не собака, да и домашних животных он не очень любит, поэтому поджимает губы, что греет в шарфе.

Волк идёт медленно, порой нюхает землю, разгребая её носом и фыркая после, это забавляет, Бэкхён ухмыляется, проходя вперёд зверя и понимая, что всё — конец. Конец его спокойной жизни, потому что вот эти моменты он никогда не забудет.

Потому что…

— Иди сюда, — он присаживается на лесенки, ведущие к двери в свой дом, а волк без зазрения совести подходит ближе, утыкаясь мокрым носом в тёплую ладонь. Бён надеется, что он сам не психопат, но от шерсти действительно пахнет хвоёй и снегом, Бэкхён гладит зверя за ушами, а потом вдруг утыкается носом в чужую… щёку? В анатомии собачьих он не слишком силён. Животное тихо рычит и парень тут же отстраняется, недоумённо смотря на белоснежного короля леса. В том, что он король, человек ни на секунду не сомневается… почему-то. — Давай надеяться на то, что ты мой глюк, потому что волки обычно не ходят обниматься с людьми, правда же? — волчара только фыркает, тем самым сдувая с носа снежинку и громко чихая. — Кажется, пора мне в психиатрическую клинику. Будешь ко мне ходить?

Серьёзно, он не видел ни одного человека, который обнимался бы с волком, потому что если его бабушка рассказывала только добрые сказки, других детей пугали ужасными животными, которые загрызут тебя и не подавятся, но… Он по-прежнему сидит на своих ступеньках и ему до сих пор не раскроили глотку клыками. Бэкхён отстраняется, смеясь от неожиданного ткнувшегося в подборок носа. Кажется, этому белоснежному чуду не хватает заботы и тепла. Точно так же, как и Бёну. Настолько, что они сейчас сидят в обнимку и ни один из них не хочет уходить.

— Вот так и просидим, один одинокий волк и один одинокий человек, — слабо улыбается парень, а потом встаёт, потому что ноги начинают мёрзнуть. — Завтра у меня важные дела, надеюсь, они пройдут хорошо и без происшествий, приходи вечером, я тебя покормлю. — Белоснежный хвост странно дёргается, а волк, уже не дожидаясь пока человек зайдёт, убегает в том же направлении, что и вчера. Кажется, чуть позже Бэкхён слышит вой, но ему только кажется, потому что в этот раз он очень хочет спать и вырубается тут же, как только касается головой подушки.

* * *

Сборы утром занимают от силы полчаса, чтобы принять душ, помыть голову и не сдохнуть от боли в плече, потому что пока оно не болит только под обезболивающим. Благо, скоро затянется окончательно и останется только заживление, швы нужно будет снять через три-четыре дня. За мыслями и проклятьями в адрес плеча, Бён варит себе кофе, еле успевая до того, как его плита окрасится в тёмно-коричневый цвет. Чонин подъедет через десять минут, как раз для того, чтобы выпить живительный с утра напиток и собрать все мысли в кучу.

Сообщение о том, что парень подъехал, Бэкхён замечает почти сразу, ставит пустую кружку в раковину и аккуратно, не потревожив плеча, надевает пальто, любимый бабушкин шарф надевает сверху. На выходе парень закрывает дверь и немного притормаживает, замечая слегка заметённые следы лап. Воспоминания о вчерашнем вечере заставляют улыбнуться в шарф и открыть дверь чужой чёрной Ауди. Машина для их города слишком дорогая, наверное, именно поэтому Чонин собирает на себе десятки взглядов, когда выходит на свет белый. Девушки, насколько Бэкхён видел, вешаются так, будто он оригинальная вешалка от какого-нибудь Gucci, чёрт бы побрал эти бренды, в которых Бён не разбирается.

— Готов? — спрашивает младший, а Бэкхён не знает, что ему ответить, лишь жмёт плечами и смотрит на время. До заседания час. Час до того, как он снова увидит ту рожу, Минсок, кажется, сообщил, что у того покусана половина лица. Откуда он это узнал, Бён так и не удосужился спросить, но внутреннее маленькое зло ликует, потому что всем в этой жизни даётся по заслугам. — За ручку держать надо будет? — Бэкхён забыл, что Чонин бывает тем ещё говнюком.

— Ой, иди в жопу.

— Как только, так сразу, — нажимая на педаль газа, смеётся младший, заражая своей улыбкой старшего.

* * *

Улыбка стирается напрочь в тот момент, когда они ждут времени входа в зал. В коридоре много людей, половина знакомых лиц и дружественные приветствия. Бэкхён поправляет пиджак, вздрагивая, когда секретарь сообщает, что они могут заходить.

Чонин сзади идёт тихо, как-то незаметно берёт за руку и усаживает старшего на первых рядах, обещая быть рядом и в случае чего поддержать. Бёну хочется потянуться за ним, мол, не уходи, сядь рядом, но так нельзя, поэтому парень выдыхает, заметив, что младший садится прямо сзади него. Хоть что-то успокаивает.

Когда в зале появляются адвокат на пару с прокурором, вот именно тогда Бэкхён думает, что всё… этого ублюдка точно посадят далеко и надолго. Прокурор — помощник того самого следователя, кладёт свой портфель за свой стол и садится, открывая его. Бён напрягает зрение, видя стоящую на краю стола надпись — Пак Чанёль. Пак Чанёль — стопроцентная популярность среди молодых и не только дам. Один взгляд цепляет похлеще внешности. Взгляд… холодный, цепкий, слишком жестокий для парня, что выглядит, словно только что сошёл с обложки модного журнала. Волосы, в отличие от последней встречи в кондитерской Бёна не уложены, чёлка падает на правый глаз, пока прокурор готовит документы к заседанию. Бэкхён не знает, на что именно заглядывается, но, кажется, просто пялится внаглую и его засекают. Позорище дубль два.

Когда начинается заседание, он тут же отводит своё внимание от холодного красавчика. Но… взгляд всё равно время от времени тянется к нему и Бён просто не может себе в этом отказать, периодически поглядывая, но продолжая внимательно слушать судью.

Когда Бэкхён слышит список жертв и обо всех преступлениях, что совершил этот… человек, хотя язык не поворачивается его так назвать, парень думает, что да, Вселенная явно повёрнута к нему лицом и при следующей встрече с волком он обязательно поцелует его в щёку или нос — как получится.

Слово прокурору даётся в самую последнюю очередь и вот тогда он начинает вызывать своих свидетелей. Бён выходит третьим, он мнёт в руках собственный галстук и слушает, слушает, слушает. Слух ловит глухие нотки чужого голоса и Бэкхён вздыхает, понимая, каким он порой бывает идиотом. На ватных ногах парень идёт к кафедре, выдохнув и взглянув на Чонина. Тот показывает ему большой палец и мысленно поддерживает, от этого становится немного легче.

— Итак, пострадавший и свидетель, Бён Бэкхён, вы знаете подсудимого? — Пак Чанёль стоит ровно напротив, мерит его холодным взглядом и крутит в пальцах треклятую ручку, на которой парень немного зависает. — Мистер Бён?

— Да, но лично не знаком, видел лишь раз, когда на меня напали, — спокойно выдыхает брюнет, сцепляя пальцы в замок и кладя их перед собой. Своим страхам надо смотреть в глаза и Бэкхён смотрит. Сначала в чёрные глаза прокурора, а потом на подсудимого, у которого вид побитой псины, вот только почему-то жалости это всё равно не вызывает.

— Какие увечья нанёс вам этот человек? — прокурор говорит чётко и по делу, чеканит слова и шаг, расхаживая по месту, которого очень мало. Плечо неожиданно начинает ныть, и Бён машинально прикладывает к плечу руку, немного сжав пальцы на месте, где сейчас будто сверло входит в кожу.

— Он успел только всадить мне в плечо нож, — очередной выдох и внимательный, слишком цепкий взгляд. Чанёль не отводит его, стоит на одном месте и смотрит, смотрит, смотрит. Ледяным огнём проникает под кожу, выжигает там всё. Бэкхён может сравнивать это с теми взглядами, которые он чувствовал на себе, но снова делает ошибку и смотрит парню в глаза, колени медленно начинают дрожать, становится страшно.

— Какие-нибудь слова помните? Как вы избежали его? — и тут Бён впадает в ступор. Его, наверное, засмеют, но он лишь выдыхает, снова и снова, дышит через грудь, рассказывая всё так, как было. Запоздалая мысль о том, почему с ним не связывались до суда, только-только забирается в мозг, но уже поздно. Чанёль о чём-то думает, смотрит неотрывно, а потом резко отходит назад, поворачиваясь к судье.

— Вопросов больше нет, Ваша честь.

— Вопросы со стороны защиты? — адвокат качает головой, и Бэкхён понимает что нет, сегодня этого ублюдка точно никто не будет защищать. — Присядьте на своё место, пожалуйста.

Когда он садится, Чонин подбирается ближе, кладёт руку на плечо и шепчет, что он молодец. Бён так не считает, у него дрожат колени и пальцы на руках, когда он в следующий раз поднимает голову, то снова натыкается взглядом на знакомые глаза. Чанёль отворачивает голову спустя секунду, но этого хватает для того, чтобы Бэкхён снова смог почувствовать холод.

Бабушка когда-то говорила, что бывают холодные люди. Только от одного их взгляда или прикосновения бросает в дрожь, Бён только теперь понимает, что этот человек перед ним — именно тот, кто сажает маньяка на пожизненное, добивается этого так спокойно, расчётливо, чётко по делу, чем в конце заседания срывает аплодисменты наблюдающих. Бэкхён хочет как можно скорее оказаться в своей кондитерской и сделать себе капучино, отогреть все внутренности и нормально доработать оставшееся время до конца смены.

И больше никогда не вспоминать и не попадать в такие ситуации.

* * *

— Снова пришёл ко мне? — Бэкхён ставит пакет с продуктами рядом с собой, снова усаживаясь на ступеньки и ожидая, когда его вечерний гость подойдёт ближе. Волк присаживается рядом, двигает своей задницей пакет и наблюдает за тем, как пушистые хлопья укрывают землю. Этот вечер более спокойный, даже машины уже не ездят — пятница, одним словом. В каких-то городах в пятницу слишком шумно, а вот у них тихо. Бэкхён подтягивает колени к себе и утыкается в них носом, только сейчас понимая, как он устал. Мысли всё вертятся и вертятся вокруг прокурора на пару с заседанием. Обычно таких преступников сажают на двадцать лет? Бён точно не знает, но, кажется, пожизненного для них никогда не было. Он думает, и думает, и думает, а потом чувствует шевеление рядом и смотрит на то, как зверь копается носом у него в пальто и в итоге просовывает морду под рукой, смотря так ласково и преданно, что аж сердце разрывается. Бэкхён чешет волчару за ушами и по-прежнему думает, что это ненормально — вот так вот сидеть с лесным животным и гладить его. Ненормально, странно и приятно, когда есть тот, с кем тебе хоть немного тепло и слишком уютно.

— Вот если ты вдруг исчезнешь, я буду очень скучать, — вдруг тихо говорит парень, целуя волка под ухом и поглаживая между ушами. — Спасибо, что спас меня.

Именно так. Его спас ни человек, ни какой-либо служащий полицейский, хотя в то время суток, у них должен быть первый утренний обход, его спасло существо, у которого белая шерсть и разные глаза, которое сейчас тихо рычит не из-за злости, а из-за того, что ему нравится, что его гладят, что целуют и вообще…

— Будь моим парнем, а, ты такой тёплый, — Бён смеётся от собственной глупости и чувствует себя сумасшедшим, а потом вздрагивает, когда тёплый язык касается его щеки. Тихий смех снова взрывает тишину спокойной улицы. — Это можно считать за первый поцелуй? — Бэкхён крепко обнимает волка за шею, а потом тянется за пакетом, доставая оттуда небольшой подарок в благодарность за охрану его худого тельца.

И, пока животное с удовольствием поедает сырой стейк, который он купил у очень хорошего дедушки-мясника, парень смотрит и вспоминает те самые холодные глаза. Снова. Они, блять, будут преследовать его всю жизнь, походу. Тихое чавканье над ухом заставляет отвлечься от мыслей. Зверь всё доел и теперь сидел, сыто облизывался, что вызвало просто умилённую улыбку.

— Давай по домам, а то мне завтра на работу вставать рано. — Как только парень поднимается, волк тут же недовольно клацает зубами и сбегает со ступенек, коротко оборачиваясь, а потом убегая. Бэкхён не знает почему, но после таких встреч он спит как убитый, ему ничего не мешает и на утро даже кофе пить не надо, чтобы быть бодрым. Магия вне Хогвартса просто.

* * *

— Ты охренел?! — вопль Сехуна, кажется, может разбить бокалы, стоящие на стойке в зале. Младший недовольно следит за тем, как Бён умело замешивает тесто, потом готовит начинку, а потом… получает лопаткой по лбу.

— Ай, за что?!

— Я тебе в прошлый раз сказал, пока не поправится плечо, твоё место — кофе! — недовольно голосит О, забирая у старшего венчик.

— Это моя кондитерская или твоя?! — в ответ возмущённо голосит Бэкхён, недовольно выдыхая, когда в его руки впихивают разнос.

— Наша! Чонина сегодня не будет, а другим официантам я дал выходной, твоя работа на сегодня зал, раз ты не хочешь стоять на кофе целый день!

— О Сехун, ты…

— Классный парень-пекарь и вообще няша, беги, постояльцы уже пришли.

Бэкхён только бурчит, проклинает плечо, обезболивающее, которое подействовало не до конца, и собственную неуклюжесть из-за выше названного. Пожилая пара, что заходит в их кондитерскую каждое утро, приветливо улыбается и в этот раз, изменяя традициям, заказывает чёрный чай и чизкейки, вместо кофе и медовых пирожных. Бён отдаёт заказ Сехуну, а сам идёт делать чай, крепость которого превышает просто все людские нормы, но желание клиента — закон. Он улыбается ещё одним пришедшим, подавая им меню и после составляя чай на разнос.

Он как раз идёт по залу, когда младший кричит ему с кухни, что заказ готов, и именно в этот момент Бэкхён хочет сказать, что понял, когда врезается со всей дури в… твою мать. Твою мать, да, неплохо, но осколки белых чашек разлетаются по полу так же быстро, как собственный мозг, распадающийся на куски.

— И-и-извините, — с ужасом шепчет Бён, смотря на то, как крепость того самого вяжущего язык чая расползается по светлой рубашке… Пак Чанёля. Кажется, последний в не меньшем шоке, потому что смотрит на парня перед собой, а потом на рубашку и обратно. Бэкхён ждёт расправы, ждёт праведного гнева и взгляда, что обольёт его помоями с ног до головы, но…

— Надеюсь, у вас есть стиральная машинка, потому что мне через два часа на заседание.

Бён благодарит всех богов и бабушку за то, что она ещё до создания кафе говорила, что стиральная машинка быть должна в любом случае. Бён благодарит богов и поджимает губы, не зная как скрыть недоразумение, потому что он порой неуклюжий идиот.

— С вами всё в порядке? — пожилой мужчина, которому предназначался чай, касается его руки и обеспокоенно оглядывает на предмет ожогов. И тут Бэкхён понимает, что чай должен быть обжечь скорее прокурора, чем его, но… ни одного шипения и тому подобного он не слышал. — Мы заплатим, если нужно.

— Что вы, что вы… всё за счет заведения, сейчас только всё уберу и принесу всё, что нужно.

В этой суете парень даже не замечает, как хватает бедного пострадавшего прокурора под руку и быстро идёт с ним до кухни, там отдавая его в руки удивлённого Сехуна. Младший смотрит настолько удивлённо, что Бэкхён хочет отдать должное и стукнуть его лопаткой по лбу.

— Я запачкал его рубашку, засунь её в машинку, пожалуйста.

А потом уносится убирать осколки и делать чай. Осколки сваливаются с совка в урну, чай заваривается быстро и Бён долго извиняется перед парой, которая смотрит ничуть не осуждающе, просто улыбается и благодарит. Собрав остальные заказы, Бэкхён впервые за последнее время мечтает присесть, он не так много работал официантом и то только поначалу, лучше бы уж сидел за стойкой — Сехун нашёл бы кого дёрнуть на работу.

— Я просто… выебан, — вешаясь рукой на шкаф с тарелками, выдыхает старший, а потом поднимает голову и проглатывает собственный кадык.

— Этим парнем, да? — тихо говорит младший, задумчиво лопая жвачку и собирая её с губ языком. Пак Чанёль — прокурор, вчера посадивший маньяка пожизненно, разгуливает по их кухне в одних брюках. В брюках, мать их! Бён готов уже заорать, когда его рот накрывают ладонью. — Если ты собираешься орать так, как под ним, то не надо.

— Сехун, — убивающим взглядом смотрит на друга Бэкхён, а потом берёт всю свою решительность в руки и подходит ближе, только сейчас замечая, что его пострадавший… в солнцезащитных очках. Вы это серьёзно, да? — Может вам ещё чем-нибудь помочь?

— Можно на «ты», если хочешь, — резко оборачивается Чанёль, и Бён почти сталкивается с ним нос к носу. В очередной раз, приличный и хороший парень Бён Бэкхён глотает свой кадык. — Прости, не хотел пугать, — прокурор делает шаг назад, а Бён умирает прямо там, на этой чёртовой плитке у его ног, потому что он больше не чувствует ледяного взгляда. Может из-за очков, а может потому, что они не в зале суда, Бэкхён не чувствует опасности и выдыхает.

— Почему на тебе очки? — ладно, он молодец и красавчик. Медальку ему!

— Забыл надеть линзы, глаза без них очень болят, свет не воспринимают, — почесывая переносицу, отвечает прокурор, растрёпывая собственные волосы и опираясь задницей на стол. Бэкхён больше ничего не спрашивает, Сехун говорит ему о приготовленных заказах и он уходит, снова летая по залу, словно пчёлка от одного цветка к другому.

Времени на мысли нет, есть только люди, которые улыбаются и обговаривают свои заказы. Бён записывает всё, отрывает листочки, а потом передаёт всё младшему. Быстро и осторожно делая чай или кофе для посетителей, он даже не замечает, когда Чанёль останавливается напротив выхода из кухни.

— Он всегда такой? Его плечо не слишком беспокоит? — задумчиво спрашивает прокурор у Сехуна, что размешивает желатин в воде.

— Вроде бы нет, но на кухне работать ещё сложнее, потому что порой сила рук требуется немереная, а так он может улыбаться, таскать поднос на здоровой руке и расставлять другой.

— Практично, — кивает Пак, вздрагивая от писка стиральной машинки. Сехун вручает ему в руки утюг, показывает гладильную доску, что находится в маленькой комнате и уходит делать медовый бисквит, попутно с этим принимая ещё заказы.

Жизнь в этой кондитерской кипит совсем не так, как привык Чанёль. Хотя, здание суда многим отличается от светлого уютного места. Вот только сегодня ему кофе выпить здесь не удалось. К огромному сожалению.

— Сехун-а! Срочно! Чизкейк!

— Да что ты кипишуешь, подожд…

— Срочно, я сказал, или меня самого сожрут! — Чанёль как раз застёгивает рубашку и не понимает кипиша, выходя из комнаты.

— Он вообще всегда такой энергичный, да? — недоверчиво спрашивает прокурор, немного пугая кондитера, что уже взялся за какой-то крем.

— Только здесь. Так он очень спокойный и его трудно расшевелить, слишком ленивый для быстрой жизни, можно сказать, — Пак кивает чему-то своему, а потом натягивает пиджак и пальто, вздохнув, берёт в руки портфель.

— Спасибо за помощь. Вечером загляну, потребую свой утренний кофе.

— Успехов там! — кричит Сехун с кухни и включает миксер, пока прокурор через столики идёт к выходу, почти у самой двери ловя за здоровую руку Бёна, что носится по залу ещё быстрее.

Бэкхён удивлённо смотрит в стёкла солнечных очков, почувствав крепкую хватку на локте, и не понимая почему его схватили.

— Будь осторожен и не носись так сильно, а то пострадает не только плечо.

Бён стоит ещё минуту с разносом в руках, пытаясь осмыслить, к чему вообще была сказанная фраза. Чанёль уже уезжает со стоянки, когда он приходит в себя. Кожа под тёплой рубашкой горит в том месте, где её касались длинные чужие пальцы.

* * *

— Сколько раз тебе ещё сказать про того человека?

— Не вижу в этом проблемы, стае это ничем не грозит, тем более, встречаемся мы не так уж часто. Или позабыл, к кому ходишь каждый вечер?

— Это другое.

— Другое?! — вдруг взрывается младший, от чего его глаза становятся красными. — Человек и волк — это нормально? Ты, блять, в своём уме?!

— Ты…

— Чего вы разорались? — раздаётся у дверей и оба парня поворачивают голову, смотря на старшего омегу, который трёт глаза и пытается причесать торчащие светлые волосы.

— Всё в порядке, иди, ложись спать.

— Если не прекратите, я вам гланды вырву, — поднимаясь в свою комнату, бурчит омега, хлопая дверью своей комнаты.

— Думаешь, можешь отчитывать меня за то, что сам делаешь? — шипит первый.

— Может тебе по еблу залепить, чтобы рот закрыл?

— Не стоит, тема закрыта.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒