Примечание к части 2 страница

Пак думал, что даст вырвать себе всё что угодно, лишь бы кровожадные беты и омеги не смогли добраться до человека, что прижимал друга к себе и трясся от страха. У Чанёля не было даже мысли о том, что он хоть раз так будет драться с братьями, но те рычали, скалились и выли, у Чанёля не было выхода. Он вгрызался клыками в глотки младших, разрывая горячую плоть и желая только того, чтобы они все сдохли. Чондэ был слабее, но, кажется, видя потерявшего сознание Минсока, тоже был готов забрать пару-тройку жизней. Они вдвоём всегда отличались от своих, были белыми воронами, поэтому терять им было нечего — стая и так ненавидела их.

Ему повредили бок и немного задели шею, но оборачиваясь на своего человека, Чанёль в который раз прокрутил в голове слова Чунмёна — защищать ценой собственной жизни, даже если придётся подыхать в луже собственной крови. Крис хорош, всё рассчитал, выбрал идеальный момент для нападения, но ему не суждено было случиться, потому что поджимая хвосты, волки скрывались за домами, убегая от дикого воя и рычания.

Бэкхён смотрел слишком обеспокоенно для того, кого чуть не разорвали, а Чанёлю ничего не оставалось, как скрыться, потому что превращаться и хрустеть сломанными костями, что срастутся через пару часов, перед и так напуганным человеком не хотелось. Они только успели добежать до конца города, на бегу превращаясь в людей и падая на холодный снег возле дома, что жёг горячую кожу.

Чондэ начал отключаться от потери крови и Пак понял, что идти им некуда — в больницу вход закрыт сто процентов. Он благодарил свой дом, что стоял на краю города, благодарил Чунмёна и свою машину, пусть и садиться за руль в почти бессознательном состоянии было ошибкой. Не рассчитал он только того, что Бён будет не один, но на это было плевать, рана на боку начала затягиваться тогда, как на младшем укусов было больше, регенерация шла медленно.

Чанёль помнил знакомый родной запах, испуганный взгляд и тёплые руки, от которых он очнулся, когда его раны промывали, промывая и тело вместе с ними. Бэкхён почему-то не смущался его наготы, даже раздел сам, пусть и с проблемами — об этом свидетельствовали вещи, что валялись в разных концах ванной комнаты. Чанёль точно не помнит, как его перематывали, помнит знакомую тёплую комнату и человека, что сел к нему слишком близко. Чанёль хотел услышать не тихое «спасибо», Чанёль хотел увидеть на хмуром лице хотя бы лёгкую улыбку, наверное, поэтому схватил тонкие пальцы, сжимая их в своих. Чанёль так давно хотел руками, а не лапами прикоснуться к своему человеку, что даже не заметил, как опустился головой на худые колени, как выключился он и подавно не помнил. Помнил только сладкий любимый аромат и холодные пальцы парня, который ничего не говорил, только назвал его идиотом перед отключкой. Сознание боролось долго, но пало.

Чанёль заснул прямо на коленях того, кто ещё несколько минут смотрел на него, неуверенно касаясь пальцами влажных волос. Чанёль пропустил тот момент, когда над его ухом дыхание выровнялось и стало спокойным.

Чанёль хотел остаться в этом доме навсегда, постоянно сжимая тонкие пальцы в своих и защищая своего человека от любых проблем и опасностей.

Чанёль готов был пожертвовать своей жизнью ради этого.

Рождество — время подарков, время улыбок и веселья, время, которое люди обычно проводят с семьёй. Время, когда город украшают яркие гирлянды, а на главной площади ставится высокая ель, украшенная особенно роскошно. Бэкхён засыпал в темноте и просыпается в ней же, слыша смех, что доносится с первого этажа его дома. Глаза постепенно привыкают к темноте, и парень садится на кровати, убирая со лба чёлку, вздрогнув от тихо шипения сбоку.

— Что ты делаешь? — сонно спрашивает Бён, пытаясь разглядеть Чанёля. Кажется, пальцы запутываются в бинтах, именно поэтому Пак шипит и матерится, вздрагивая от прикосновения холодных пальцев к своей спине. — Выйти в коридор, и снять её при свете нельзя было? — вздыхает человек, смотря в глаза волка и цепляясь за край бинта.

— Не хотел без тебя выходить, тем более я не одет, — Бён только фыркает в ответ, осторожно развязывая пропитанную кровью ткань.

— Она уже затянулась? — тихо спрашивает парень, сворачивая бинт вокруг ладони и откладывая его на комод, возле которого они стоят, не двигаясь.

— Да, ничего нет, — у Пака дрожь идёт по телу от прикосновения к своей коже на боку. Бэкхён только облегчённо вздыхает, щёлкая выключателем над комодом и заставляя себя, да и волка рядом морщиться. Им вдвоём немного неловко, тишина заполняется поисками какой-либо большой футболки. Чанёль продолжает сверлить взглядом худую спину, сглатывая и прочищая горло, отворачиваясь слишком резко и словив звёздочек перед глазами.

— Надевай и пойдём, а то мне кажется, что Рождество мы уже проспали.

Пак отмечал Рождество только в позапрошлом году, и то оно было под какую-то комедию по телевизору с Чондэ в обнимку по традиции на любимом диване. Прошлое Рождество заняла работа, так что праздника он особо не почувствовал, даже когда коллеги позвали его отметить в бар. Наверное, именно поэтому он останавливается в дверях кухни, смотря на то, как обычно тихая комната оживляется под разговорами четверых парней, готовящих, кажется, на целую стаю, а не на нескольких человек.

Сехун, недовольный взгляд которого Пак хорошо запомнил с ночи, мешает что-то в сковороде, пока Чонин даёт понюхать ему какой-то цветок, что нашёл на окне. Первый тихо смеётся и чихает в собственную руку, отпинывая от себя парня. Чондэ слишком задумчиво смотрит на тарелку, в которой Минсок замешивает тесто… кексов — это Чанёль понимает по коробке, стоящей рядом с человеком.

— Ты серьёзно делаешь искусственные кексы на моей кухне? — голосит Бэкхён сзади, от высокого голоса которого Пак вздрагивает, пропуская на кухню парня. — Ты в своём уме, Ким Минсок?

— А я говорил, — бурчит где-то позади Сехун, снова отпихивая Чонина от сковороды.

Чанёль искренне не понимает, что происходит. Ему кажется, будто прошлого вечера не было, будто всё, что он чувствовал, — было сном, но повязка с утра на его теле и пластыри на лице Чондэ говорят об обратном. Он следит взглядом за Бёном, который чуть ли не избивает Минсока венчиком; следит взглядом за Чонином, который по-тихому ворует со сковороды овощи; следит за Сехуном, с которым встречается взглядом.

— Разговор ещё предстоит, — шепчет младший, но Пак его слышит. О шепчет, потому что знает об оборотнях, больше, чем надо, и больше, чем о них знают Бэкхён и Минсок. Сехун отворачивается как раз в тот момент, когда Чанёль нормально входит в кухню с намереньем попить.

— Чан, подай, пожалуйста, сахар, — волк ненадолго зависает, понимая, что ещё в человеческом теле он на этой кухне ни разу не был, да и в волчьем был пару раз. Ищет взглядом хоть что-то что напомнило бы сахар и вздрагивает, когда Бён останавливается рядом, забирая с красочного разноса баночку. — Спасибо, Чанёль, — Бэкхён улыбается и снова отходит к столу, а Пак чувствует себя идиотом, поэтому уходит в гостиную, ибо в той комнате ему точно делать нечего.

Чондэ нагоняет его спустя несколько минут, замечает старшего у окна, что находится рядом с наряженной елью, подходя слишком тихо. Чанёль упирается горячим лбом в холодное стекло, не реагируя на присутствие друга рядом. На душе впервые за всё время слишком спокойно, не надо никуда бежать, лететь, не надо переживать за человека, что сейчас готовит чёртовы кексы в соседней комнате.

— Не выглядишь ты слишком счастливым для этого праздника, — хмыкает Чондэ, а Чанёль только хмыкает, начиная тихо смеяться.

— Просто я немного запутался, — отвечает старший, отрывая голову от стекла и поворачиваясь к Киму. — И немного устал, хоть и проспали мы, как я понимаю, много.

— Целый день, — кивает Чондэ, повернув голову к окну. — Не знаю, как нам удалось выжить.

— Не знаю, почему тут до сих пор нормальная атмосфера, я ожидал как минимум тысячу вопросов.

— Сехун всё ещё думает о том, как появились оборотни, думаю, все вопросы ещё впереди.

И правда, Чондэ оказывается полностью прав, потому что когда Чанёль устраивается в гостиной, падает в мягкое кресло и только мечтает расслабиться, сзади появляется Сехун. Он дышит часто, стоит на пороге и не проходит дальше. Пак чувствует негатив, будто чужая аура медленно окружает его, и вот только потом человек подходит ближе, вставая сзади.

— Я до сих пор не понимаю всей херни, что происходит в последние несколько дней. Я не знаю, что ты там себе надумал и на что надеешься, не знаю твоих мыслей, но уверен в одном — перегрызть глотку ты можешь в любой момент, и не факт, что это окажется не Бэкхён. — Чанёль улавливает в тихом голосе слабые нотки лжи, но потом только тихо смеётся на такое заявление, опираясь на подлокотники и резко поднимаясь, развернувшись.

— Тогда почему ты не взял с собой нож? — скалится волк, подходя ближе к парню. — Вдруг я захочу наброситься прямо сейчас? Что ты будешь делать, если я перегрызу тебе глотку?

— Мой крик услышат, прибегут на помощь, и ты больше никогда не сможешь увидеть его, — с выражением лица всезнающего человека отвечает Сехун, нервно засовывая руки в карманы. — Ты казался мне хорошим парнем, но теперь я не уверен, можно ли тебе хоть немного доверять.

— Может мне нахуй не сдалось твоё доверие? — рычит уже сквозь зубы Чанёль. Он знает, что намного старше Сехуна, но какое право имеет человек, вообще не знающий его, кидаться угрозами. В том, что это была именно она, Пак слышит по голосу, интонациям, по бьющемуся в чужой груди сердцу. Сехун боится, остерегается, но угрожает — забавный парень.

— Тогда его ты не увидишь ещё быстрее, — шипит Сехун, дёргаясь, когда волк поднимает руку просто для того, чтобы зачесать волосы назад. Усмешка, растущая на чужих губах, заставляет младшего ещё больше напрячься.

— Может это стоит решать Бэкхёну, а не тебе, милый мой щеночек? — Пак коротко кидает взгляд на порог гостиной, удостоверяясь в том, что там никого нет.

Сехун задыхается от сжатия крепких пальцев на своей шее, тихо простанывая, когда его вжимают в стену. Чанёль не знает, с чего вдруг в нём поднялась ярость, комментарии этого мальчишки не должны его волновать, но волк воет внутри, выпускает когти и Пак впервые ему молниеносно подчиняется, скалясь ещё больше, вжимая худое тело сильнее в твёрдую поверхность.

— Хочешь напугать меня, сука? Кто тебе сказал, что я буду спрашивать у тебя разрешения? Не ты спас его вчера, не тебе меня судить, не тебе, ублюдок, указывать мне!

— Чанёль! — ярость спадает словно одним щелчком, когда он видит на пороге Бэкхёна. — Отпусти его.

Позади Бэкхёна стоит вся другая компания, и волк делает шаг назад, сжимая пальцы в кулак, отталкивая Бёна плечом, когда направляется на выход из этого чёртового дома. Подальше от людей, которые теперь видят в нём угрозу. Блять, угрозу! Сказанные человеком слова никак не желают укладываться в голове.

— Чанёль, куда…

— Нахуй, — рявкает на Чондэ Пак, выходя на улицу в одной футболке и ботинках, которые всё ещё заляпаны кровью.

— Погоди, Чанёль…

— Удачного Рождества.

Бэкхён вздрагивает от хлопка двери, поворачивая взгляд к Сехуну и поджимая губы. Младший опускает голову, обходя всех и возвращаясь на кухню.

— Его, наверное, вернуть надо.

— Пусть охладится, — вздыхает Чондэ, смотря на Бёна, что продолжает стоять в дверях собственной гостиной.

* * *

Чанёль не знает куда ему пойти. Ботинки разгребают снег, пока он направляется вниз по улице, слыша из домов весёлый смех и музыку. Город погружён в атмосферу праздника, снег падает медленно, снова хлопьями. Касается кожи, растаивая сразу же. Пак даже не замечает, как доходит до знакомой кондитерской. В той сейчас не горит свет, она абсолютно пустая, но Чанёль останавливается и не идёт дальше, высматривает пустые столики, стоящие ровно стулья, высматривает стойку, продолжая стоять так минут десять.

Он отчасти не понимает, почему Сехун видит в нём угрозу, волк внутри одновременно скулит и рычит, убеждая человека в том, что он не угроза, он не может быть угрозой. Сехун впервые сталкивается с таким, ему страшно и это можно понять, хотя может и не впервые, и всё же говорить такое тому, кто вчера спас твоего друга — слишком.

Чанёль не жалеет себя, не пытается выставить себя жертвой, потому что это его желание защитить Бэкхёна, потому что он хочет защищать его, даже если сдохнет. Ноги сами уносят дальше, ближе к центру города, туда, где на тихой площади горит высокая ель. Пак минуту смотрит на неё, обходит, слушает тишину на пару со звуками, которые продолжают доноситься из домов, окружающих площадь. У всех сейчас уют и тепло, у всех сейчас праздник, а он шляется среди света тусклых уличных фонарей, в итоге опускаясь на ступеньки пустого дома. Он единственный тихий во всей округе, единственный, что пахнет пустотой, потому что хозяева, скорее всего, уехали.

Одежда тут же намокает под тающим снегом, волк перестаёт рычать и затихает, Чанёль тонет в этой тишине, всё ещё пытается осмыслить происходящее и ощущает нарастающее чувство вины. Напал на невинного парня, угрожал, послал близкого друга нахуй… прекрасный конец вечера в праздник.

— Это было грубо, — Пак резко поднимает голову на впереди стоящего Бэкхёна, что кутается в собственный шарф и сильнее запахивает пальто.

Говорить не хочется, только извиниться, но звуки не хотят выходить из глотки, Чанёль будто немеет, сгребая пальцами холодный снег, что тут же тает в ладони. Бён тем временем подходит ближе, аккуратно присаживается рядом и прижимается плечом к чужому плечу, заставляя волка хотеть отстраниться. Слишком близко, волк внутри снова начинает скулить. Блядство.

— Прости его, — смотря на тихий снегопад, выдыхает человек, наблюдая за паром, что растворяется в воздухе на фоне ночного неба. — Он просто волнуется за меня и…

— Нет, это мне надо просить прощения, — Чанёль начинает чувствовать себя глупо, сидя в одной футболке рядом с укутанным в одежду парнем. Бэкхён поворачивает голову к нему, надеясь встретить взгляд разноцветных глаз, но его ждёт разочарование.

— Я слышал весь ваш разговор, — от этого волку ничуть не легче. — Он перегнул.

— Я тоже.

— Он завёл этот разговор…

— Да почему ты выгораживаешь меня, а не его?! — вдруг снова взрывается Пак, подскакивая и смотря в спокойные глаза напротив. Бэкхён даже не вздрагивает, будто привык к вот таким вспышкам, будто ожидал, что так будет. — Он твой друг и…

— Ты тоже мне друг, забыл? — тихо говорит Бён, своим голосом успокаивая разбушевавшиеся эмоции. Словно оголённый провод Чанёль чувствует, что с ним что-то не так. Никогда раньше не было таких вспышек злости от непонимания всего происходящего. Сейчас Чанёль как никогда хочет к Чунмёну — спросить совета, спросить о том, что делать дальше. Мысли о Чунмёне исчезают так же, как и пришли с прикосновением холодных пальцев к собственным ладоням. — Ты единственный, кого я так быстро пустил в свой дом. Единственный, с кем засыпал каждый вечер, с кем я хочу видеть себя рядом.

Чанёль впервые жалеет о том, что у него никогда не было любимого человека. Собственные чувства рвут душу, заставляя вой подниматься где-то в глотке. Чанёль не знает, что сказать и что сделать для того, чтобы дорогой ему человек был счастлив, Чанёль не знает… а Бэкхён удивлённо ойкает, когда перед ним почти падают на колени, снова опуская голову на его ноги.

— Прости меня, Бэк, пожалуйста, я… — Пак жмурится от прикосновения тонких пальцев к своему лицу.

— Всё в порядке, Чанёль, посмотри на меня, — Бэкхён задыхается от чужих эмоций, смотрит в разноцветные глаза и сглатывает, стирая с чужих щёк слёзы. Наверное, впервые перед ним плачет человек, который вызывает совсем не дружеские чувства… впервые Чанёль делает то, что до него не делал никто. — Пойдём обратно? То, что ты оборотень не спасёт тебя от того, если ты, например, застудишь лёгкие или у волков это не работает и…

— Я хочу защищать тебя.

— Чанёль…

— Наши любимые — наше слабое место, поэтому, пожалуйста, будь сильным несмотря ни на что, — улыбается Чунмён, прижимаясь губами к переносице волчонка. —С тем, кого ты любишь, будешь испытывать совсем другие чувства, рядом с любимым ты изменишься, Чанёлли.

— Я не прошу принять меня, но я хочу, чтобы ты был в безопасности. Хочу оберегать, пожалуйста, не отгораживайся хотя бы от этого.

Впервые Чанёль снова чувствует себя волчонком. Собственные чувства сбивают с ног. Они совершенно новые, непонятные, Пак чувствует прикосновения к лицу и утыкается губами в холодную ладонь, вызывая на лице человека мягкую улыбку.

Всегда сильный и спокойный волк слабо виляет хвостом, мечтая только о том, чтобы его приняли.

* * *

— Успокоился? — с улыбкой спрашивает Чондэ, видя на пороге двоих, которых по дороге обратно просто занесло снегом. Бён разувается и раздевается первым, проходя в гостиную и натыкаясь на пристальный взгляд Сехуна.

— Что?

— Ничего.

Чанёль думает, что в ближайшие несколько часов никаких разговоров не будет точно, поэтому можно немного расслабиться. Улыбка на лице Бёна навевает спокойствие, истеричка внутри умолкает, а Пак впервые за последние дни ест нормально, после благодаря Сехуна за прекрасную готовку. Ответом служит только недовольный взгляд, но даже на этом волк не заостряет своё внимание, удобнее устраиваясь в кресле и слушая рассказы Минсока, который хочет развеять немного напряжённую атмосферу весёлыми историями.

У него это получается, все смеются, медленно таскают ужин с блюд и запивают мясо красным вином, которое Чонин ближе к полуночи приносит из машины. Чанёль растворяется в этой атмосфере, растворяется в тепле и уюте, смотря на Бэкхёна, что сидит на подлокотнике дивана рядом с Чондэ и что-то совсем тихо шепчет ему на ухо. Минсок, до этого одним глотком допивающий свой бокал, давится вином, когда его неожиданно целуют в щёку. Чонин смеётся громче всех, перетягивая очередь рассказов на себя, и так красочно описывает лица клиентов автомобильного салона, в котором когда-то работал, что тут не удерживается даже Чанёль.

После, когда на улице уже 26 декабря, Пак выходит в коридор, чтобы немного размять затёкшее тело. Раздающееся в тишине тихое люблю знакомым голосом заставляет замереть.

— Тихо, — около плеча шепчет Бён, смотря на Чондэ с Минсоком, что стоят на кухне в темноте слишком близко друг к другу. Чанёль чувствует слишком… прекрасную атмосферу для того, чтобы портить момент, поэтому оборачивается, сталкиваясь взглядом с карими глазами. Бэкхён смотрит пристально, не отводит взгляда, и Пак растворяется в этих глазах, потому что его волк довольно трётся носом о собственную лапу, утыкаясь в неё после. Волк успокаивается, пока собственное сердцебиение отдаётся пульсом в ладони, которой человек снова касается холодными пальцами.

Наверное… это его самое лучшее Рождество за всю жизнь.

* * *

— Когда я впервые увидел волка, который проводил меня до дома, я думал, что чокнусь, — тихо говорит Бэкхён, комкая пальцами длинные рукава пуловера, смотря на тени, что отбрасывают уличные фонари. Они ползут по полу, касаются стен, слишком тусклые для ослепления, красивые…

— Но ты не испугался, — отвечает сзади лежащий Чанёль, опираясь головой на руку и расправляя складки на мягком одеяле.

В доме уже все спят, время медленно ползёт к четырём утра, а они сидят в бёновской комнате на большой кровати. Пак не ожидал, что парень заговорит с ним, его голос отбивается от тонких стен, шёпотом оседая где-то на дне собственного сознания, приятно лаская слух. Бэкхён кажется слишком хрупким, потому что волк видит перед собой только чёрный силуэт, немного сгорбленную спину и растрёпанные волосы.

— Честно говоря, я до сих пор не знаю почему. Я не чувствовал опасности, только волнение, до последнего старался не прикасаться к тебе, ибо боялся, что укусишь, — тихий смешок заставляет улыбнуться. — Я до сих пор не знаю, что будет дальше, да и как-то не хочется… но я чувствую защиту. Когда ты сказал, что хочешь защищать, я подумал: разве он уже не сделал это? Ты спас мою жизнь чёртовых три раза, а я до сих пор не знаю, как отплатить это.

— Я не прошу оплаты, лишь немного тепла и…

— Почему ты спас меня в первый раз? — Бэкхён резко разворачивается, садится теперь лицом к волку и ждёт ответа на свой вопрос. Чанёль ловит взглядом чужой блеск глаз и дёргает уголком губ, опуская руку и укладывая на неё голову.

— Просто увидел твой напуганный взгляд и меня перемкнуло, я сам не помню как кинулся. Вспышка и вот я уже перегрызаю этому ублюдку губу, разрывая щёку, — Пак слышит, как чужое дыхание на секунду замирает. — А потом Чондэ, который поднимает тебя с земли, а я по-прежнему стою и не могу понять, что я только что сделал.

Бэкхён тихо сглатывает, двигаясь немного ближе и касаясь пальцами чужой раскрытой ладони, скользя по тёплой коже кончиками пальцев, вызывая по телу волка дрожь. Бён вообще ничего не знает, не знает, почему сердце стучит так бешено, чувствует чужой пульс и внимательно следит за тем, как Чанёль приподнимается, опираясь на руку и оказываясь лицом на одном уровне с ним.

— Ты заставляешь меня делать то, чего я никогда не делал, — дыхание спирает от глухого голоса, что идёт шёпотом по собственным ушам. — Чувствовать то, чего я никогда не чувствовал и это страшно, потому что ты — моё слабое место.

Бэкхён захлёбывается вдохом, ловя ртом горячее дыхание и сам того не понимая, поддаётся тёплым губам. В голове огонь, вспыхивает от одной искры, разливаясь по всему черепу, стекает к горлу, жжётся, проникает в грудную клетку и горит там в одном темпе с губами, от которых Чанёль отстраняется спустя три минуты.

— Любовь — это больно, когда-то говорил мне близкий для меня друг, но если эта та боль, что я испытываю сейчас, я готов на всё.

Бён дёргает уголком губ и касается пальцами чужой шеи, слишком слабо притягивая волка к себе. Человек чувствует запах леса и снега, что по-прежнему падает за окном, пока его обнимают горячие руки. Бэкхён сдаётся, окончательно забывая все свои обещания и клятвы, опускаясь на дно, которое больше его не топит, не заставляет лишаться воздуха.

— Просто дай мне тебя защищать и я сделаю всё для того, чтобы ты был счастлив, — после очередного поцелуя тонких губ шепчет Чанёль, смотря на парня, который тихо выдыхает, обвивая руками его шею и притягивая к себе.

Молчание всегда было знаком согласия.

Пак обнимает хрупкое тело в своих руках и вспоминает слова Чунмёна.

Человек или волк, не важно, пока ты будешь держать его в своих руках, поймёшь, что он ценнее любого сокровища.

Они засыпают совершенно неожиданно, просто сознание отключается в какой-то момент, когда Чанёль опускает голову на чужую грудь, а Бэкхён путается пальцами в мягких волосах.

VII

Волк проснулся от слабой дрожи рядом, резко поднимая голову и наблюдая за тем, как Бён зарывается носом в одеяло, пытаясь отыскать тепло в прохладной комнате. На улице уже светает, а Чанёль придвигается ближе, обхватывая горячими руками худое тело и утыкаясь носом в затылок человека — пока тот спит, Пак может позволить себе маленькую слабость, но желанные прикосновения нарушает Чондэ, что приоткрывает дверь комнаты. Старший уже хочет махнуть на него рукой, но замирает, слыша знакомое имя из уст друга. Бэкхён что-то ворчит во сне, когда его укутывают в тёплое одеяло, утыкается носом в подушку, подложенную под голову и затихает.

Чанёль поправляет футболку, по пути приглаживая ладонями волосы и спускаясь вниз, замечая на пороге Чунмёна. Тот стоит, поправляя на плечах лёгкий шарф, оглядывая маленькую прихожую и поворачивая голову к молодому волку, который слишком уверенно и быстро направляется к нему.

— Чанёль… — омега задыхается от крепких объятий, после облегчённо вздохнув и устроив руки на чужих крепких плечах. Пак дышит медленно, вдыхает запах мороза, отстранившись через минуту. Чондэ продолжает стоять сзади, вздрогнув, когда к нему подходит сонный Минсок.

У Чанёля внутри волк скулит от скучания по близкому недочеловеку, что стоит перед ним и смотрит так виновато, будто это он спровоцировал нападение, будто он приказал своим волчатам напасть на беззащитных людей.

— Крис всё не может успокоиться?

— Выйдем, не думаю, что эти стены созданы для таких разговоров.

Чунмён рисует что-то носком ботинка на заснеженном асфальте, подняв голову и коротко оглядывая слишком лёгкий вид младшего. Он вздыхает, касаясь горячими пальцами похолодевшей кожи и крепко сжимая чужую руку, притянув своего приемного сына к себе.

— Прости, я не смог его остановить. Я пытался, но всё сделали за моей спиной. Я не хотел, чтобы ты пострадал, чтобы пострадал Чондэ, но теперь окончательно в стае вы носите титул предателей, так как отказались от женитьбы. — Омега шепчет так отчаянно, почти плачет, смотря в разноцветные глаза и после опуская голову на крепкое плечо молодого волка. — Я не смог их остановить, я виноват.

— Глупости, ты не виноват, — резко обрывает старшего Чанёль, поправляя на шее Мёна шарф и притягивая того к себе, крепко обнимая. — Обещаю, я разберусь во всём, уйду из стаи навсегда и больше никогда не потревожу вас.

— Они не успокоятся, пока вы не будете мертвы, — шепчет Чунмён, сжимая пальцы на ткани тонкой футболки.

— Они окажутся дохлыми быстрее, чем успеют до нас дотронуться.

— Чанёль…

— Пап, — омега вздрагивает от неожиданного обращения в свою сторону, поднимая удивлённый взгляд на лицо, что светится каким-то странным спокойствием. — Обещаю, я защищу себя и их.

Чунмён цепляется за его спину так отчаянно, будто пытается скрыть от всех чёртовых опасностей в мире, в который он привёл двух волчат сам. Этот мир тот, к которому он их приучил, дав им всё, что только мог. На протяжении всей жизни старался поддерживать и давать советы, но теперь омега не видит выхода. Он виноват в том, что показал волчатам жизнь, в которой они нашли своё место, пусть последнее радует неимоверно, но последствия этого всего только сейчас доходят от осознания всей паршивости ситуации.

— Когда мы нашли тебя с Крисом, я думал, моё сердце просто разорвётся от боли, — в чужое плечо говорит Чунмён, поглаживая выпирающие лопатки на спине волка уже ледяными пальцами. — Крис не хотел спасать тебя — ты был первым белым волком, которого мы встретили, у тебя были разноцветные глаза, и ты больше всего на свете позже, когда подрос, желал свободы, тебя не устраивала приобретённая новая семья.

— Потому что она не была мне семьёй.

— Я слышал от своего отца, что маленькие альфы всегда такие — просятся на свободу, на волю, не желают подчиняться. Я долго гадал кто же ты, а потом увидел твой взгляд, когда ты защищал меня от Криса. Мой тогда ещё совсем волчонок, что рвался на защиту…

— Если бы мог, я бы перегрыз ему горло, — Чунмён вздыхает, кладёт ладонь на чужую щёку и гладит пальцами скулу, смотря в любимые разноцветные глаза.

— Я знаю, что ты уже понял какого это — полюбить кого-то. Именно он сейчас твоя стая, Чанёль. Этот милый хрупкий человек и Чондэ, у которого тоже есть своя душа. И даже если в какой-то момент вы с Бэкхёном оступитесь, даже если будете драться друг с другом и рычать, вы всё равно будете любить друг друга.

— Чунмён…

— Просто знай, что та стая, где ты являешься альфой — становится твоей семьёй на всю оставшуюся жизнь.

Чанёль это знает, поэтому потирается щекой о чужую ладонь, смотря в карие глаза, что светятся беспокойством и заботой.

— Ты должен знать, что это не последнее нападение, я не знаю точно, но уверен — всё повторится. Будь осторожен. — Пак только кивает, а Чунмён делает шаг назад. — Будь сильным, мой волчонок, — Чанёль успевает только коснуться пальцами чужой руки, как прикосновение растворяется, а перед ним уже стоит волк, дёргая мордой в ту сторону, где сверкает верхушками лес.

Бэкхён из окна собственной комнаты, закутавшись в одеяло, наблюдает за тем, как Пак остаётся стоять один, посреди утреннего мороза и белых голых деревьев, после собираясь возвращаться в дом.

* * *

— Он как бельмо на глазу стаи, серьёзно.

— Проще перегрызть глотку всем четверым и жить спокойно.

— А ещё можно цивильно похоронить и поплакать, — радостный смех касается стен тускло освещённой комнаты, заставляя Чунмёна, стоящего позади Криса, зарычать.

— А ещё вы можете заткнуться, потому что решать не вам.

Беты и омеги тут же затихают, выжидающе смотря на вожака, что стучит пальцами по столу. Их дом, окружённый лесом, сейчас окутан тишиной и кровью. Чунмён чувствует кровожадность волчат, чувствует, как они готовы в любой момент броситься за добычей, которая им не по зубам. В прошлый раз нападение состояло из четырёх волков, но в стае их немного больше. Чунмён молчал, ничего не говорил и ждал слов Криса, который выдал совсем не то, чего ожидали как минимум половина из присутствующих.

— Мы не будем его убивать, проще сломать волка, отобрав у него самое дорогое в его жизни и заставить делать то, что он не хочет.

— Да ни один из нас в жизни не пойдёт за него замуж.

— Рот, — самый младший из омег тут же поджимает губы, отводя взгляд от вожака.

Чунмён сжимает руки в кулаки, но ничего не говорит. Он до сих пор думают над стороной, на которой хочет оказаться. Он не понимает Криса, его альфа — кровожадный, но справедливый почти всегда сейчас выглядит последним ублюдком. Чунмёна в душе пробирает страх, он смотрит на бет, что ждут окончательного решения.

— И раз он не хочет возвращаться к нам, вернём его сами, потому что сильные волки нам всё-таки нужны. С Чондэ придумаем что-нибудь позже.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒