Примечание к части 1 страница

Но почему-то слова Чонина с утра будто не доходят до сознания Бёна, потому что весь день он настолько в себе, что получает тычок даже от Исина, который говорит ему не спать. Он бы и рад, но перед глазами как назло каре-голубые глаза. Разноцветные, леденящие душу холодом, а потом в какой-то момент слишком тёплые, такие живые и домашние. У Чанёля нет проблем со зрением, просто в те моменты, когда он носит очки, он забывает надеть обычные карего цвета линзы.

Из рук валится, венчик, потом пакет с мукой, и вечером, Бэкхён просто изводит себя, усаженный Чонином за стойку, где наливает только кофе и чай, последний проливает раза два себе на пальцы, но даже не замечает. Зато замечает Исин, в итоге переворачивая табличку на двери в 17: 00 и направляясь прямиком к младшему, что опять ловит астрал.

— А теперь, мистер Бён, вы скажете, какого хрена с вами происходят? — Бён сжимается под двумя парами глаз, не зная, что сказать и как ответить. Человек, который ему нравится и волк, что приходит к нему каждый вечер, греет и засыпает с ним… Оборотней не бывает, Бэкхён уверен в этом на сто процентов, но волчьи и человеческие глаза настолько идентичны, что мысли путаются.

— Я просто не выспался, — порой врун из него лучший, чем мыслитель, потому что Исин щурится, но верит.

— Давай тогда наляжем на последние рабочие часы, а потом ты пойдёшь домой спать?

Бён только кивает, обещает постараться и действительно старается. Мука больше не ляпает всю кухню, узоры на пирожных и кексах не кривые, фигурки из мастики выходят хорошо. Только ощущение чужого пульса на ладонях не уходит, а так, четыре оставшихся часа до конца смена пролетают незаметно. Посетители в этот вечер особенно дружелюбные, не замученные рабочим днём, благодарят Чонина за прекрасный кофе и Исина за потрясающие медовые пирожные, Бэкхёна боготворят как отличного кондитера уже по умолчанию.

Чонин смеётся с кем-то на входе, когда они уже начинают закрываться. Это Минсок, он улыбается, стряхивает с плеч снег и приветствует Бёна взмахом руки, оповещая, что проводит его до дома — поделиться последними новостями и заранее положит подарки под ёлку, а то вдруг завтра не успеет. До мозга медленно доходит факт завтрашнего Рождества, Бэкхён вздыхает, совсем забывая о событиях утра и уже заранее составляя в голове список меню. Сегодня канун, но Бён даже об этом забыл. Гадство.

— Давай так, пока я не уйду, ты всё своё внимание переключишь на меня, — просит Минсок, когда за ними закрываются двери кондитерской. Бэкхён лишь поднимает на него недоумённый взгляд, на что Ким только пожимает плечами. — Чонин и Исин сказали, что ты не выспался. Волк не давал? — прищур лисьих глаз заставляют Бёна засмеяться.

— Да нет, всё хорошо было, — пока парень сам не разберётся во всём этом, он и словом не обмолвится с кем-то из близких. Им необязательно знать это, он должен точно сам проверить, но если оборотни существуют, то тогда он магистр Йода.

— Чондэ поставил у меня дома ёлку… — с этих слов начинает милейший рассказ Минсока. Они идут медленно, к вечеру на улице начинается снегопад. Он лёгкий и медленный, пушистые хлопья падают медленно, иногда меняя траекторию падения из-за слабого ветра. Ким рассказывает о высокой ёлке и ужине, которые они с Чондэ готовили вдвоём, о носках, которые непонятно зачем висят теперь у него на кухне, ещё о чём-то милом, но Бэкхён отвлекается, совсем случайно кидает взгляд на очередной тёмный тупик между домами и тут же останавливается. — Бэкки? — Минсок выглядывает из-за плеча младшего, не понимая, почему тот остановился.

Бён готов поклясться, что слышит утробное, совсем тихое волчье рычание. Он инстинктивно и слишком резко берёт старшего за руку, поправляя шарф на шее. Переулок сначала тёмный, а потом, сгоревший над ним фонарь несколько раз моргает и Бэкхён вместе с ужасом вдыхает холодный кислород. Четыре волка, четыре волчьих взгляда, которые устремлены прямо на них, а ещё клыки, которые Бёну удаётся разглядеть за несколько секунд мелькающего света.

— Бэкхён, — от страха тихо шепчет Минсок, сжимая крепче чужие пальцы в своих. — Что нам делать?

— Бежать, — вместе с паром выдыхает младший, резко дёргая старшего на себя и пускаясь вниз по улице, как тогда — шестого декабря. Как тогда, когда ему в плечо вонзили нож.

Вот только в этот раз он не один и за ними гонятся волки. В этот раз их никто не спасёт, потому что волки куда быстрее и проворнее обычного человека, в этот раз ему точно перегрызут глотку и не подавятся. Минсок даже не успевает ничего говорить, бежит так же быстро, пытается не сбавлять скорости.

Волчий вой и рычание, что цепляет пятки, дыша смертью в затылок, заставляет желание жить подниматься из самой груди. Бэкхён точно не знает, сколько они уже бегут, но лёгкие сдаются, как и суставы на ногах, плечо начинает болеть, а Бён мысленно зовёт белоснежного волка на помощь, понимая, что ещё слишком рано до его прихода. Сзади раздаётся ещё более громкий вой, от него уши закладывает и дыхание спирает, младший просто дёргает Кима на себя и они забегают в очередной тупик.

Конец. Бэкхён оборачивается прямо в тот момент, когда их окружают. Даже нет малейшего шанса на то, что они выберутся отсюда, а если и выберутся, то им со сто процентной вероятностью разорвут глотки, разбросают части тела по городу и будут довольными. Сказка, рассказанная бабушкой, сбылась лишь раз, больше она не повторится. Наверное, именно поэтому Бён обнимает Минсока за хрупкие плечи, прижимая того к себе и смотря на то, как четыре пасти щёлкают острыми зубами.

— Всё будет хорошо, хён, — сбивчиво шепчет младший и думает теперь о том, чтобы умереть быстро. От потери крови, которая будет хлестать из его горла или от вырванной из живота печени — не столь важно — главное быстро.

Хищники леса облизываются каждый по очереди, тихо рычат и оказываются почти в метре от жмущихся друг к другу людей, готовясь нападать. Бэкхён боялся маньяка, но сейчас мысль о том, что психопаты в сто раз безопаснее доходит до мозга и прямо в тот момент, когда они начинают оседать на землю вместе с Минсоком, а волки кидаются сразу вчетвером, их почти всех сшибают с ног, вбивая в кирпичную стену дома.

Бён ошарашено смотрит на то, как прямо перед его глазами разворачивается бойня. Бойня не людей, животных, что рвут глотки сородичам. Скуление и рычание смешивается воедино и только потом Бэкхёну удаётся разглядеть среди массы шести тел знакомую белоснежную шерсть.

Парень с ужасом смотрит на то, как волчий бок пачкается кровью, как она льётся на землю и его волка слабо шатает, когда они с другим, менее большим, но таким же злобным закрывают их с Минсоком своими спинами. Бэкхён даже не хочет видеть того, что происходит дальше, он утыкается носом в пахнущие чем-то сладким волосы старшего, понимая, что тот отключился. Бэкхён не плакал даже на похоронах бабушки, но сейчас именно его слёзы делают щёки влажными, именно его слёзы скатываются к подбородку и именно он совсем тихо, судорожно, проглатывая собственный ужас и страх, почему-то шепчет знакомое до боли имя.

Белоснежный волк тут же оборачивается и это служит ошибкой, потому что его сбивают с лап. Бён слышит скулёж и жмётся ближе к Минсоку, пытаясь сделать так, чтобы уйти подальше от всего этого. Два волка, второго из которых он не знает, защищают их, грызутся со своими же братьями почти насмерть.

Парень не понимает в какой момент всё заканчивается, просто поднимается голову и морщиться от ледяного ветра, что облизывает щёки. Четверых поблизости нет, есть только два, которым еле удаётся стоять, они идут прямо в их сторону и Бэкхён с ужасом смотрит на разодранные шеи и бока. Парень чувствует запах крови, когда белый волк подходит слишком близко, тихо поскуливает и хромает, касаясь носом его щеки.

— Эй! — так же быстро, как и появились, звери просто скрываются из поля зрения, просто уходят, не дав Бёну даже слова сказать. Бэкхён беспорядочно шарит рукой по карманам и находит телефон, дрожащими от холода пальцами набирая номер Сехуна, называет адрес и ждёт. Снег по-прежнему падает медленно и тихо, младший опускает взгляд, смотря на то, как через несколько минут в свете фар светятся лужи пролитой волчьей крови и следы лап.

Сехун, кажется, сам чуть не теряет сознание.

* * *

— Теперь понял? — тяжело дышит старший, лёжа на холодном снегу вместе с другом и разглядывая чёрное небо. Дыхание рядом тоже тяжёлое, через разбитый нос, из которого ещё немного идёт кровь.

— Понял, — выдыхает Чондэ, морщась от боли в боку и думая о Минсоке, благодаря всех Богов за то, что тот потерял сознание в самый нужный момент.

* * *

— А теперь объясни мне всё по порядку, — Сехун сейчас напоминает знакомого следователя, который приходил к нему в больничную палату две недели назад. Время уже почти полночь, через несколько минут наступит Рождество, а они только приехали домой.

— На нас напали волки, — спокойно говорит Бэкхён, сидя рядом с ещё не пришедшим в себя Минсоком. Бён надеется, что память будет худшим другом старшего, поэтому вздыхает и стягивает с себя шарф, на концах которого виднеются капли крови.

— Вот так спокойно, да? — складывая руки на груди, вскидывает бровь Сехун, ожидая Чонина, что поехал в аптеку. — Объясни мне, когда это стало нормой.

Когда на моём пороге появился волк. Когда в суде меня защитил лучший прокурор нашего округа. Когда я начал засыпать с волком около кровати. Когда моего запястья коснулись тёплые руки. Бэкхён перечисляет это в голове, но вслух ничего не говорит, пялясь лишь на потухший с утра камин. В доме немного прохладно, но адреналин, ещё скачущий в крови, не даёт замёрзнуть.

Мысли крутятся вокруг Чанёля. Человека-волка, который закрывал его своим телом час назад, которому из-за какого-то жалкого парня разорвали бок. Бэкхён поджимает губы и вздрагивает от стона старшего сбоку.

— Скажите, что я умер и попал в Рай.

Бён лишь улыбается, гладя Кима по плечу и вставая, удаляясь на кухню под пристальным взглядом О. Последний тут же направляется за хозяином дома, следя за тем, как тот с ледяным спокойствием начинает заваривать чай.

— Я жду объяснений, хён, — не расцепляя рук на груди, хмурится младший. У него волнение внутри мешается со злостью, потому что он с детства ненавидит волков, и тот факт, что на его близкого друга напали именно эти звери, заставляет просто приходить в бешенство.

— Каких? — вдруг взрывается старший, бросая чайную ложку на стол и разворачиваясь к Сехуну, который явно не ожидает потока выливающихся на него эмоций впервые за всё время их дружбы. — Что ты хочешь от меня услышать, твою мать?! — кричит на всю кухню Бэкхён, впиваясь ногтями в кожу собственных ладоней, понимая, что от неизвестности и своего же спокойствия его кроет. Кроет настолько, что он хочет кинуть что-нибудь в стену, чего никогда в жизни не делал. Беспокойство в груди долбит по мозгу и сердцу, которое не может прийти в себя даже тогда, когда они уже в безопасности. — Я не знаю почему на нас напали, ясно? Я вообще слышал только от бабушки о волках, в душе не ебу, что им от меня было нужно!

Эти слова, все до последнего правда, Бэкхён не может понять почему они. Он задаётся таким вопросом на протяжении часа, но ни один ответ в его голове не устраивает. Бэкхён даже не знает, как Чанёль нашёл его, как успел за секунду до того, как его должны были разорвать.

Бэкхён вообще. Ничего. Не знает.

И от этого делается ещё хуже, потому что когда он видит мелькающего в прихожей Чонина, а потом слышит звук открывающейся двери своего дома, слышит зов младшего и звук падающего на пол тела, Бён мечтает продырявить себе висок кухонным ножом, что так кстати блестит в свете люстры над раковиной.

Бэкхён даже не думая, обходит Сехуна, быстрым шагом направляется к двери и почти задыхается от запаха крови.

— Буду рад любой помощи, — кривит красные губы Чанёль, еле удерживая Чондэ на одной руке. Тот без сознания, почти падает на ничего непонимающего Чонина, пачкая его белую рубашку своей кровью. Бён сам не понимает, как у него хватает сил удержать на себе Пака, тот виснет на нём и обессилено опускает руки, успевая положить подбородок на плечо человека и закрыть за собой дверь. — Нам больше некуда идти.

— Сехун, — тихо шипит Чонин, потому что запах крови добирается и до его носа, — помоги.

И пусть двое его друзей ничего не понимают, пусть они в шоке, но всё равно помогают раненому парню, таща его до ванной. Бэкхён где-то слышал, что Чонин проходил курсы первой медицинской помощи. Бэкхён надеялся, что там хотя бы давалось представление о ранах, которые оставили мощные волчьи челюсти.

* * *

Спустя два часа, когда Минсок сидит возле Чондэ, что всё ещё не пришёл в себя, Бэкхён помогает Чанёлю подняться в его комнату, краем глаза наблюдая за тем, как волк кривит губы от боли в раненом боку.

— Если не придёт в сознание, будем вызывать скорую, — говорит находящийся сейчас в кухне Сехун, желая поскорее уехать от всего этого пиздеца. Но… в этом доме его друг. Друг, который знает обо всём, но ничего не говорит. Сехун не хочет спрашивать сам, он не хочет ещё одной вспышки гнева в свою сторону, младший просто касается губами тёплой кружки с кофе и смотрит на медбрата, с которым знаком от силы дня три-четыре. Это всё напоминает ему комедию с плохим концом. Сехун очень не любит такие комедии.

— Прости, — Чанёль осторожно и с помощью Бёна усаживается на чужую мягкую кровать, сразу же цепляясь пальцами за бинты, что за несколько минут успели пропитаться кровью. — Раны от волков затягиваются дольше.

Бэкхён ничего не говорит, ищёт в тумбочке ватные диски и пытается слишком громко не вздыхать. Открытая дверь в комнату впускает сквозняк, он бежит по стенам, касается чужих ног, заставляя Бёна тереть одну ногу о другую.

— Хватит молчать, Бэкхён.

— Не думаю, что тебе будет больно, но если что — терпи.

Чанёль аж рот приоткрывает от недоумения, смотря на чужое слишком серьёзное лицо. Бён прикладывает ватку со спиртом к его ране, заставляя волка шипеть и дёргаться.

— На месте, я сказал, — сквозь зубы шипит парень, стоя между чужих колен. Вот так вот за несколько часов они успели пережить какой-то адовый пиздец. Бэкхён аккуратно скользит диском по чужим губам, смотря на то, как мелкие ранки медленно, но всё же затягиваются, это заставляет хоть немного выдохнуть.

— То есть ты даже мне ничего не скажешь? — хмурится Пак, смотря за тем, как ватный диск, который разбросал по комнате запах спирта, отправляется в маленькое мусорное ведро под столом. — Молчание и всё?

— Спасибо, — тихо говорит Бэкхён, закрывая тумбочку и кусая собственные губы. Внутри он расслабленно дышит, успокаивая себя тем, что Чанёль сейчас перед ним, пусть раненый и недовольный до жути, но живой.

Паку нужно, чтобы человек перед ним хоть что-то сказал ему помимо сухого спасибо. Бэкхён за прошедший день настолько устал, что даже не хочет двигаться. Парень только садится на кровать рядом с оборотнем, понимая, что он всё-таки магистр Йода. По иронии его судьбы… просто блеск.

Разноцветные глаза внимательно следят за ним, скользят взглядом по его тонким дрожащим пальцам, и только когда чужая горячая ладонь накрывает их, Бэкхён понимает, насколько собственное тело дышит холодом. Он не дрожит, даже озноб не бьёт, просто кровь настолько холодная внутри…

Они сидят в молчании около десяти минут, может больше, а может и меньше — часов в комнате нет, проверить нельзя. Бён слушает чужое тяжёлое дыхание и неосознанно открывает ладонь, касаясь ей горячей ладони. У Чанёля кожа немного темнее, чем у него, их руки почти контраст, который заставляет слабо дёрнуть уголком губ.

— Вообще-то я хотел услышать совсем не благодарность, — вдруг тихо выдыхает Пак, настойчиво переплетая их пальцы. Бэкхён снова не знает, в какой момент его жизнь начала катиться вниз, в какой момент собственное данное себе обещание проиграло, уступая место мыслям, которых не должно было быть.

— Рад, что ты в порядке, — пробует Бён, поднимая голову и натыкаясь на пристальный взгляд. Парня бросает то в жар, то снова в холод, он не чувствует пальцев и вздрагивает, когда чужой лоб касается его плеча. Чанёль по-прежнему тяжело дышит, иногда рычит от боли и в итоге валится головой на его колени. — Идиот, рана же…

— Всё хорошо, она почти затянулась, — улыбается Пак, отключаясь на худых коленях.

Зашедший в комнату спустя пятнадцать минут Минсок лишь тихо подходит к заснувшей парочке, аккуратно укладывая Бёна, что заснул сидя, на спину, цепляя взглядом крепкий замок рук. Старший прикрывает за собой дверь, последний раз кинув взгляд в темноту комнаты и улыбнувшись.

* * *

Стая — синоним слову семья. Стая — то место, где тебя примут любым, где защитят любой ценой и порвут за тебя глотку, к Чанёлю, кажется, все эти правила никогда не относились. Белый волчонок, которого вожак подобрал на краю леса рос… не таким, как все.

Альфа всегда очень внимательно следил за новым членом их семьи, которая почему-то не хотела принимать в свой круг младшего нового брата. Чанёль начал рано обращаться, рано начал скалиться и драться с братьями, которые ненавидели белоснежную шерсть, что всегда выглядела слишком чистой и опрятной, как и сам мальчишка, улыбающийся и любящий людей. Чанёля часто находили на краю города, он подолгу сидел на опушке и наблюдал за тем, как каждую ночь, там, за множеством кустов и деревьев зажигались ночные огни.

— Люди не друзья, Чанёль, — говорил Крис, но волчонок всё пропускал мимо ушей, а когда ему стукнуло шестнадцать, просто вошёл в людской город, медленно бредя по улицам и с восторгом разглядывая яркие вблизи дома. Чанёль тянулся к людям так же, как когда-то тянулся к матери, что загрызли его же сородичи. Чанёль начал обращаться чаще, когда у него появился единомышленник — Чондэ любил опасности, поэтому с удовольствием составлял компанию на вылазку в ночной городок. Они ни разу никому не попались на глаза, но Крис на первый, второй, и третий раз заметив пропажу собственного волчонка взбесился — Чанёль точно не помнил сколько он сидел прикованным к ошейнику, который был крепко вбит в стену. Тогда, после прекрасного отдыха человеческое тело болело настолько сильно, что хотелось выть.

— Чанёль, хватит.

— Чанёль, я не буду повторять в пятый раз.

— Чанёль!

В пятый раз повторять было не надо, уже молодой волк даже не понял, как его схватили на входе в лес, таскали за загривок и грызли до кровавых луж по травяной поляне. Чондэ тогда был тем, кто ухаживал, кто залечивал раны и без конца поил какими-то жгучими ужасными травами, когда Чанёль смог превратиться в человека. Чанёль не хотел возвращаться назад, а потом встретил Чунмёна — омегу вожака, что преспокойно прогуливался по улицам города, покупая какую-то одежду для себя и множество сладостей.

— О, Чанёль… — кажется, старший был удивлён не меньше, так как старался спрятать все пакеты и без конца кусал губы. Тогда Пак узнал, что у их, по факту, второго папы есть дом на самом краю города, в который он периодически наведывается. Тогда Пак узнал, что вожак ничего об этом не знает. В тот вечер они вместе с Чондэ слушали Чунмёна словно завороженные.

Старший делился своими впечатлениями, говорил о том, как любит людей, как любит их праздники, любит их общество, пусть немного не такое радужное, каким казалось на первый взгляд, но всё же… Чунмён вселил в Чанёля надежду на то, что всё может быть куда лучше. Чунмён начал выдавать им деньги, которые непонятно откуда брал, но младшим было неинтересно, они всё больше втягивались в общество людей, всё больше любили их тихий, пусть и не слишком огромный город. Они с Чондэ слишком быстро стали людьми, слишком хорошо знали людские законы, слишком хорошо знали самих людей, научились тому, чему их не смог бы научить никто. Чанёлю нравилось чувствовать себя человеком.

Через знакомых, Чунмён выбил работу для своего слишком образованного волчонка — Чанёля взяли сначала помощником следователя, а потом он и сам не заметил, как наработал себе стаж. Как поднялся по своей карьерной лестнице слишком высоко — старшие коллеги поздравляли и хлопали по плечу, говоря о том, какой их Пак Чанёль молодец.

Чанёль тогда со слезами на глазах пришёл домой, обнаруживая на пороге уже своего любимого дома Чунмёна. Тот, кажется, чуть не задохнулся в слишком крепких волчьих объятьях. Чунмён заменил мать, отца, многих братьев, которые продолжали точить зуб на недоволка и периодически являться в город. Пак не помнит точно в какую из таких вылазок, они узнали об омеге.

Крис был в ярости.

Чанёлю тогда впервые за пять лет пришлось вернуться в лес. И впервые за всю свою жизнь он дрался с почти отцом, защищая близкого человека, что от кровоточащих ран не мог обратиться в волка. Чондэ тогда пришёл слишком поздно — задержался на работе и не заметил пропажи папы и брата. Запах псины и кровавые следы лап на тротуаре сделали своё дело.

Чанёль до сих пор не знает, что после того инцидента, когда его выкинули раненого на тропу около главной дороги ведущей в город, Крис долго плакал на чужих коленях, прося прощения и обещая, что такого больше не повториться. Чанёль, когда через полгода после первой драки, увидев на пороге дома Чунмёна… чуть не задушил его во второй раз.

— Я договорился с Крисом, — гладя молодых волков, сидящих рядом с его креслом, по голове, произнёс Чунмён. — Вы можете жить здесь, работать как прежде, но вы обязаны соблюдать все правила стаи и жениться на омегах.

Чондэ с Чанёлем тогда потеряли челюсти, а вечером, сидя в гостиной и смотря на то, как огонь в камине пожирал сухие паленья, младший вдруг спросил:

— Разве женятся не на тех, кого любят? — Чанёль, дышащий ему в затылок, только хмыкнул, вспоминая рассказы Чунмёна.

— В людском мире, но не нашем.

— Но мы же почти люди.

— Мы остаёмся волками, Чондэ, к сожалению, — говорил Пак, понимая, что за всю свою жизнь он ни разу никого не любил.

Чунмён рассказывал о своей любви к Крису — о слишком больной и всепрощающей, о том, какой вожак на самом деле заботливый, как стелется перед ним и не позволяет себе даже рыка в сторону омеги, но Чанёль помнил ту относительно мелкую бойню в лесу, помнил плачущего старшего и не мог выкинуть это из головы. Если Крис так его любил, почему позволил ранить?

— Потому что он принял это за предательство, — позже объяснил Чунмён. — Он думал, что таким образом я пытаюсь следовать вашим ходом — остаться в мире людей и больше никогда к нему не возвращаться. Любовь — это всегда больно.

— Тогда я не хочу любить, — Мён на эти слова только громко смеялся, растрёпывая тёмные волосы на голове младшего и притягивая того к себе, целуя в лоб.

— Поверь, боль ничто по сравнению с чувствами, которые испытываешь смотря на любимого.

Чанёль даже думать об этом не хотел. У него был близкий друг, любимая работа и дом, в который он мог возвращаться по вечерам. Разве это не счастье?

— Когда ты встретишь своего человека или волка… не важно, — улыбнулся тогда Чунмён, — тогда ты точно найдёшь свой дом.

Наверное, в то время Чанёль был молод и не мог понять всего этого. Но однажды, вернувшись в лес за Чондэ, которому что-то понадобилось в стае, Пак увидел среди деревьев вожака, что сидел, прижавшись спиной к дереву, а на его грудь навалился Чунмён, прижимаясь и крутя в руках какой-то цветок.

Чанёль около десяти минут наблюдал, как самый жестокий волк их стаи гладил по плечам старшего, целовал его в щёку и вызывал радостный мелодичный смех последнего. Чанёль вздрогнул от прикосновения к своему плечу, Чондэ кивнул головой, призывая следовать за ним.

— Кажется, — тогда ему сказал уже младший, — я нашёл свой дом.

Чондэ изменился. Чанёль замечал все перемены и внутри тихо рычал — младший был то слишком рассеянным, то слишком собранным, улыбался по-глупому и говорил, что встретил человека, с которым хочет провести всю свою жизнь. Тогда Пак впервые бежал по городу в волчьем теле, преследуя бегущего от него парня. Ким Минсок работал в больнице и был милым, но Чанёль не увидел в нём того, что разглядел Чондэ. Его младший брат сходил с ума по человеку, к которому не мог подойти. Чондэ знал про парня всё, но за пять лет так и не решился сделать хоть шаг.

Чанёль иронично фыркал, называл младшего слабаком, а потом в первый и самый снежный день декабря, встретился взглядом с испуганными, полными ужаса, глазами. Человек, стоящий напротив пах кровью и страхом, у него дрожали колени, дыхание было рваным, Чанёль даже не думая загородил его за собой. В голове и груди бурлила кровь, сердце выскакивало, пока он грыз мужчину, что стонал и корчился от боли. Молодой волк тогда впервые попробовал на вкус человеческую кровь, понимая, что люди, которых он сажал за решётку до этого, были просто ангелами.

Парень потерял сознание прямо там, в луже собственной крови, даже без сознания дрожа и постанывая от боли. Чанёль не помнит, почему он не отнёс его в больницу, но этим занялся Чондэ, так же как и пострадавшим телом маньяка. На следующий день Пак читал его дело, и ему впервые хотелось перегрызть людскому отродью глотку.

Палата, в которую они пришли с Даниэлем пропахла лекарствами, как и вся больница в общем-то, но большее внимание к себе привлёк парень, что без стеснения рассказывал о том, как его спасли волки. Даниэль, после выхода из палаты долго смеялся, а Чанёль мысленно улыбался, сбивая с ног очень знакомого человека — Минсок тогда нёсся на всей скорости в другой конец коридора.

— Ох, простите, — извинялся медицинский работник, собирая по полу листы и вздрагивая от случайного прикосновения чужих горячих пальцев. Пак тогда около минуты смотрел в большие тёмные глаза и понял Чондэ.

Понял, потому что ночью снова пришёл к тому, кто с ним поздоровался и смотрел так зачарованно, что Чанёль хотел остаться подольше. Придя домой, он получил по шее в непрямом смысле этого слова. Просто Чондэ волновался, а потом…

— Если ты, пройдя проведать моего пострадавшего не познакомишься с тем человеком, я тебя укушу.

Чондэ тогда, кажется, боролся с самим с собой и искал выход из ситуации, а потом… решился. Чанёль пил кофе в гостиной, когда младший вернулся из больницы, светясь так, будто ему подарили тонну золота, Ким, к слову, золото порой ценил больше своей жизни, пока, естественно, не появился Минсок.

Чанёль сам не понял, когда ему начал нравится запах сладостей, тортов и пирожных. Кондитерская, в которую его привёл Даниэль, выглядела слишком… сахарно, приторно. Вот только человек, которого он тогда заметил за стойкой, перевернул его привычный мир с ног на голову. Теперь он понимал Чондэ и впервые боялся кого-то напугать.

Для страшного и грозного прокурора, коим его прозвали в суде, было в новинку всё, что связывало его с Бэкхёном — пусть улыбчивым, но закрытым парнем, плечо которого всё ещё болело, Чанёль буквально собственной кожей ощущал чужую боль и очень хотел избавить человека от неё в их вторую встречу. Первая была не слишком приятной и в больничной палате, если говорить о том, что тогда он стоял на двух ногах.

И Пак сам не заметил, как после выписки парня начал приходить к нему. Каждый вечер, около девяти часов бежал по ярким улицам словно молния, желая поскорее оказаться рядом с тёплыми руками и глазами, в которых постепенно, день за днём пропадал страх.

Спустя несколько дней Бэкхён не боялся его совсем, разговаривал, иногда смеялся и кормил. Чанёль терпеть не мог сырое мясо даже в волчьем обличие, но съедал всё, потому что его благодарили, говорили спасибо, а потом… пустили в дом.

И вот тогда Пак точно понял значение этого слова. Дом. Чанёль нашёл в Бэкхёне свой дом, который хотелось оберегать, защищать. Самого Бёна хотелось защитить ещё сильнее. Чанёль не замечал изменений в себе, но в какой-то момент его снова дёрнули в стаю. Посреди белого дня, одна из бет прибежала за ним, говоря о том, что Крис вызывает его. Пак знал о чём будет разговор, знал и готовился к ещё одной драке, но её не было.

Мелкий бета сдал его, сдал человека, к которому он привязался, рассказал абсолютно всё, и в общем разговоре Чанёлю стало обидно, потому что Чунмён — один из родных и близких, не старался его защитить. И только когда он уже собирался возвращаться в город к своему человеку, старший поймал его на выходе из леса.

— Ты должен стать сильнее, — обнимая своего любимого волчонка за шею, шептал омега. — Стать сильнее, а после защитить себя и того, кого ты любишь. Я рад, что ты нашёл свой дом.

Тогда горячие слёзы всю дорогу до города капали из волчьих глаз. Чанёль очень хотел бы забрать Чунмёна в свой город, подарить ему спокойную и тихую жизнь, но омега слишком любил Криса, а с этим Пак уже ничего поделать не мог. Слова Чунмёна возымели эффект — Пак начал чувствовать, когда Бэкхёну угрожала опасность. Голос человека будто проникал под толстую кожу, шептал там слова успокоения и говорил, что всё в порядке, пока в один из вечеров Чанёля чуть не снесло волной ужаса.

Тот день и так начался не с того — парень, решивший показать свою крутость перед девушкой, перешёл все границы, заставляя внутреннего волка рычать от ярости. Чанёль проклял себя за то, что забыл надеть обычные карие линзы — разноцветные глаза плохо бы сказались на его успешной карьере. Проклял мальчика, что нарывался на волчьи когти и когда опустил взгляд… проклял себя за свою память. Бэкхён всё понял, потому что смотрел так растерянно, испуганно и непонимающе. Это не могло быть случайностью, Чанёль тогда провалил дело, весь день думал только об испуганных глазах и хотел пойти извиниться, но ноги сами принесли домой, а вот уже потом…

Чондэ даже не успел понять что произошло, когда напротив него стоял уже волк, рычащий и дёргающий головой, зовя его куда-то. Выбора не было, а беспокойно бьющееся в груди сердце будто выло, сверля дыру в груди. Чондэ тогда не понял, почему его инстинкты не сработали, почему он не почувствовал страх Минсока, но с ужасом несколько быстрых секунд смотрел на то, как Чанёль сбивает с ног волков их стаи, вбивая некоторых из них в кирпичную стену.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 Следующая ⇒