ГЕБУРА ХЕЗЕД 6 страница

Ибо, повторим еще раз, прозвище Христос и история с распятием вызваны к жизни событиями гораздо более древними и полностью основаны на них. Повсюду — и в Индии, и в Египте, и в Халдее, и в Греции — эти легенды имеют в своей основе один и тот же первоисходный сюжет: добровольное самопожертвование logoi — лучей единого Логоса (непосредственной проявленной эманации из Единого, вечносокрытого Бесконечного и Непостижимого), воплотившихся в человечестве. Они согласились пасть в материю и потому называются «Падшими». Это таинство принадлежит к числу тех великих мистерий, рассказ о которых явно выходит за рамки журнальной статьи; но данная тема во всех подробностях будет рассмотрена мною в отдельной книге «Тайная Доктрина».

И наконец, хотя об этимологии обоих терминов нами сказано вполне достаточно, можно добавить к уже перечисленным фактам еще несколько дополнительных. Слово crist! oV являлось в греческом языке отглагольным прилагательным от корня cr! iw, означающего «быть натертым» (мазью или бальзамом), и в конце концов превратилось в христианской теологии в «помазанника». Но таким же образом можно превратить в «помазанника» и Кришну, первый слог имени которого — Кри — на санскрите означает, помимо всего прочего, «выливать, натирать, покрывать» [91]. Христианские филологи стремятся свести значение имени Кришна к корню Криш, «черный»; но, если проанализировать этимологию этого санскритского слова (Хришна) более тщательно, сравнив его с греческими корнями, содержащимися в именах Хрестос и Христос, можно убедиться, что они имеют общее происхождение [92].

В «Христианских надписях» Бекха (их насчитывается 1287) ни на одной, датируемой ранее чем третьим веком, это имя не написано иначе как Chrest или Chreist. («Agnostic Annual», «The Name and Nature of the Christ» Gerald Massey. )

Однако, вопреки мнению востоковедов, эти имена невозможно расшифровать только лишь с помощью астрономии и знания знаков Зодиака с учетом фаллической символики. Потому что звездные символы мистического характера — или, иначе, их персонификации в Пуранах или Библии — выполняют исключительно астрономические функции, в то время как их духовные прообразы управляют всем миром — незримо, но весьма эффективно. На самом высоком уровне они существуют в виде абстракций; на уровне астральном — в форме проявленных идей; и на нашем (низшем) уровне становятся мужскими, женскими и андрогинными силами. Скорпион как Хрестос-Мешиах, и Лев как Христос-Мессия задолго до начала христианской эры уже были свидетелями предписываемых древними мистериями испытаний и последующих триумфов Посвящения; первые символизировал Скорпион, а Лев олицетворял блистательный триумф «солнца» истины. Мистическую философию этой аллегории ясно представляет себе автор «Источника Мер». Вот что он пишет:

... Первый [Хрестос], заставив себя спуститься в преисподнюю [к Скорпиону, т. е. воплотиться в чреве земной женщины] ради спасения мира, стал Солнцем, лишенным своих золотых лучей и увенчанным черными [93] лучами (шипами, символизирующими эту утрату); а второй — уже торжествующий Мессия, пребывающий на вершине небесного свода, персонифицированный в виде Льва из колена Иудина. В обоих случаях он является обладателем креста: и в своем унижении (как сын совокупления), и будучи Иеговой, когда крест — как закон творения — находится в полной его власти... *

согласно утверждению авторов догматического христианства. Поскольку, как утверждает далее все тот же автор, Иоанн, Иисус и даже Аполлоний Тианский «лишь кратко излагали историю все того же Солнца — в различных его аспектах и состояниях» [94]. Объясняется это, как он полагает:

Довольно просто, поскольку имена Иисус (на иврите — CW) и Аполлоний (или Аполлон) обозначают примерно одно и то же — солнце на небосводе. И следовательно, история странствий одного из них среди знаков [Зодиака], с персонификацией его страданий, триумфов и чудес, вполне могла стать историей другого, тем более что при описании подобных странствий в те времена повсеместно использовались сходные методы персонификации.

Тот факт, что в указе Константина об учреждении Государственной Церкви было сказано: «Древний день Солнца провозглашается особым днем поклонения Иисусу Христу как день Воскресения»*, доказывает, что они — в этой «Государственной Церкви» — прекрасно знали о том, что эта аллегория покоится «на астрономическом основании», как это и утверждает автор. Однако то обстоятельство, что и Пураны и Библия изобилуют солярными и астрономическими аллегориями, ни в коей мере не мешает другому — все подобные писания (включая и эти два) продолжают оставаться закрытыми книгами для наших «авторитетных» ученых (! ) Не противоречит оно и другой истине, а именно: все эти учения в первооснове не являются творением смертного человека.

Таким образом, «Христос» — как бы его ни называли — означает нечто большее, нежели просто Карест (мумия) или даже «помазанник» и избранник (в теологии). Оба последних наименования относятся скорее к Хрестосу, т. е. к человеку скорбящему и страждущему, в его физическом, ментальном и психическом состояниях; и оба — согласно этимологии [95], приводимой Фуэрстом и автором «Источника Мер» (с. 255), соотносятся с древнееврейским понятием Мешиах, от которого происходит слово Мессия. Христос это венец славы для страждущего Хрестоса из мистерий, претендента на окончательное воссоединение, к какой бы расе и религии он ни принадлежал. Для настоящего последователя Духа Истины по сути дела не важно, жил ли Иисус как человек и Хрестос во времена, названные христианскими, или раньше, или же он вовсе не жил на земле. Адепты, жившие и умиравшие ради блага человечества, существовали во все века; и в древние времена многие добрые и святые люди носили прозвище, или титул, Хрестос — еще до того, как был рожден на свет Иисус из Назарета, или, по-другому, Иисус (Иегошуа) Бен Пандира [96]. Следовательно, из всего вышесказанного можно сделать обоснованный вывод, что Иисус (или Иегошуа), подобно Сократу, Фокиону, Феодору и многим другим, носивший прозвище Хрестос, т. е. «добрый, прекрасный», кроткий и святой Посвященный, указывавший людям путь к состоянию Христоса сам превратился в Путь в сердцах своих наиболее ревностных почитателей. Христиане, подобно всем прочим «герое-поклонникам», постарались предать забвению всех прочих Хрестосов, казавшихся им соперниками их Богочеловека. Но, несмотря на то, что голос Мистерий на Западе умолк на многие столетия, а Элевсис, Мемфис, Антий, Дельфы и Креса стали кладбищами для науки, некогда столь же могучей на Западе, как и по сей день на Востоке, им на смену идут в наши дни новые продолжатели их великого дела. Сейчас 1887 год, и девятнадцатый век приближается к своему завершению. Но двадцатое столетие несет человечеству новые, невиданные испытания и потому может стать последним столетием нынешней эры.

III

Никто не может считаться христианином до тех пор, пока не уверует (или не сделает вид, что уверовал) в Иисуса (через крещение) и в спасение «через кровь Христову». Чтобы вас считали хорошим христианином, необходимо, в качестве conditio sine qua non, демонстрировать веру в догмы, утверждаемые церковью, и самому проповедовать их; выполнив это условие, человек волен вести частную и общественную жизнь, основанную на принципах, диаметрально противоположных тем, что были изложены в Нагорной Проповеди. Главное, что от него требуется, это слепо верить (или создавать видимость веры) и выказывать почтение к экклезиастическим учениям той церкви, к которой он принадлежит.

Вера — ключ к христианству,

— говорит Чосер; а наказание за отсутствие таковой или за ее недостаток наилучшим образом описано в Евангелии от Марка (гл. XVI, стих 16): «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет».

И тот факт, что самые тщательные поиски вышеприведенной фразы в древнейших текстах оказались бесплодными, похоже, не вызывает у церкви ни малейшего смущения; равно как и то, что последний пересмотр текста Библии привел всех ищущих и любящих истину ученых, принимавших участие в этой акции, к единодушному выводу, что подобных нехристианских высказываний нет ни в одном библейском сборнике, за исключением позднейших фальсификаций. Добрые христиане уже усвоили эти слова утешения, ставшие надеждой и опорой для их милосердных душ. И отнять у этих избранных сосудов Бога Израилева убежденность в вечном проклятии для всех прочих, кроме них самих, — это все равно что отнять у них самую жизнь. И жаждущие истины, но богобоязненные ревизоры испугались; они оставили этот пассаж-подделку (интерполяцию из одиннадцати стихов — с 9-го по 20-й), успокоив свою совесть сноской весьма двусмысленного содержания, которое сделало бы честь дипломатическим способностям самых изощренных иезуитов. Текст сноски уведомляет «верующего», что:

В двух древнейших греческих манускриптах и некоторых других источниках часть текста — начиная с 9-го стиха и до конца — отсутствует. Некоторые источники предлагают иную концовку Евангелия, — и ни слова более.

Но в двух «древнейших греческих манускриптах» заключительные стихи действительно отсутствуют, как будто их никогда и не было. Жаждущие обрести истину ученые и богобоязненные «ревизоры» знают это гораздо лучше нас с вами; и тем не менее эту вопиющую ложь печатают в самом центре протестантского богословия; ей позволено жить дальше, являя себя взорам грядущих поколений теологов, а следовательно — и их будущих прихожан. Разумеется, заблуждаться на счет этой явной лжи ученые не могут, но все-таки делают вид, будто верят в истинность этих жестокосердных слов, достойных теологического Сатаны. И самое скверное то, что этим Сатаной-Молохом стал их собственный Небесный Бог бесконечного всепрощения и справедливости, с которым неразрывно связан их воплощенный символ любви и милосердия, живший среди людей на Земле!

Воистину, неисповедимы ваши парадоксальные пути, о Церкви Христовы!

Я не собираюсь повторять здесь набившие оскомину аргументы и логические рассуждения относительно всей теологической системы в целом, ибо это делалось уже не раз, причем самыми блистательными «атеистическими умами» Англии и Америки. Я хочу лишь вкратце повторить одно пророчество, которое является естественным заключением, выведенным из нынешних умонастроений христиан. Неосмысленная вера в мертвую букву Библии, равно как и вера в воплощенного Христа, продержится не более и четверти века. Церкви будут вынуждены распрощаться со своими драгоценными догмами; в противном случае XX век станет свидетелем упадка и полного краха христианства, а вместе с ним даже и самой веры в Христа как чистого Духа. Само это имя уже начинает вызывать неприязнь, а потому теологическое Христианство должно умереть, чтобы впредь никогда не воскресать в своей нынешней форме. Это, по сути дела, было бы наилучшим решением всех проблем, если бы не реакция, которая неизбежно за этим последует: результатом многовекового засилья слепой веры станет грубый материализм, который будет править бал до тех пор, пока на смену поверженным идеалам не придут новые — универсальные и потому несокрушимые, построенные на скале вечных истин, а не на зыбучем песке человеческой фантазии. Антропоморфизм идеалов, утверждаемый нынешними догматиками, сменится, в конечном счете, их полной нематериальностью. Иначе как же христианские догмы — полная противоположность догматам других экзотерических и языческих религий — смогут претендовать на какое-либо превосходство над ними? Ведь в основе своей все эти догматы имеют одни и те же астрономические и физиологические (или фаллические) символы. В астрологическом смысле любая догма какой угодно религии может быть изначально возведена к Солнцу и знакам Зодиака. И коль скоро наука сравнительной символики или любая теология владеют только двумя ключами, открывающими тайны религиозных догм, причем ни одним из них в полной мере, то как же они могут проводить разграничения или изыскивать различия между, скажем, религиями Кришны (Хришны) и Христа; между спасением через кровь «перворожденного, первозданного мужчины» — в одной и кровь «единородного Сына» — в другой, гораздо более молодой религии?

Изучайте Веды: прочтите хотя бы поверхностные и зачастую искаженные переводы наших крупнейших востоковедов и задумайтесь над тем, что узнали. Обратите внимание на то, чему учили за тысячи лет до начала нашей эры брахманы, египетские иерофанты и халдейские маги: сами боги были некогда обычными смертными (в своих предыдущих рождениях), но обрели бессмертие, пожертвовав собственную кровь своему Верховному Божеству, или наставнику. «Книга Мертвых» учит, что смертные «уподобились богам благодаря породнившему их слиянию жизни и крови». Смертные принесли в жертву Богам кровь своих первородных сыновей. В своем «Индуизме» (с. 36) профессор Моньер Вильямс приводит строку из переведенной им «Тайттирия-Брахманы»: «Благодаря жертвоприношению боги достигли небес». А в «Тандья-Брахмане» говорится: «Господь всего сотворенного (Праджапати) принес себя в жертву богам». ... И опять же в «Сатапатха-Брахмане»: «Тот, кто, зная это, совершает жертвоприношение Пуруша-медха (или первозданного мужа), становится всем».

Когда я слышу, как ведические ритуалы называют «отвратительными человеческими жертвоприношениями» и даже людоедством (sic), мне всякий раз хочется спросить: а чем, собственно, они отличаются от христианских? Хотя одно отличие все-таки есть. Христианам преподносится «историческая» (но при вдумчивом рассмотрении — в высшей степени философичная) новозаветная драма Распятия, а также «реальная» драма Авраама и Исаака [97]; тогда как брахманизм — во всяком случае, его философские школы — учит своих последователей, что это (языческое) жертвоприношение «первозданного мужа» есть чисто аллегорический и философский символ. Если прочесть Евангелия буквально, они предстанут перед нами только как слегка видоизмененные версии того, что церковь объявляет сатанинским искажением (интуитивным) христианских догм в языческих религиях. Так что у материализма есть все права указывать на одно и то же чувственное поклонение и одни и те же «солярные» мифы, лежащие в основе всех религий. Так, поверхностный критический анализ свастики, египетского креста и креста обыкновенного приводит профессора Жоли (Man before Metals, p. 189-190) ко вполне обоснованному выводу: все это — просто сексуальные символы. Зная, что

отец священного огня [в Индии] носил имя Тваштри, т. е. божественного плотника — создателя Свастики и Прамантхи, от трения которых родился божественный ребенок Агни (по латыни — Ignis); и что мать его звали Майя; а ребенок получил прозвище Акта (помазанный, crhst! oV), после того как жрецы вылили ему на голову опьяняющую сому, а на его тело — масло, очищенное жертвоприношением...

зная все это, он с полным правом утверждает:

... Близкое сходство, существующее между некоторыми церемониями культа Агни и определенными обрядами католической религии, можно в некоторой степени объяснить общностью их происхождения. Агни — в состоянии Акта (помазанника) — напоминает Христа; Майя — его мать Марию; а Тваштри, это Св. Иосиф, библейский плотник.

Удалось ли этому ученому профессору из Тулузы объяснить все, лишний раз обращая наше внимание на то, что и так бросается в глаза? Конечно нет. Но если, не подозревая об эзотерическом значении этой аллегории, он ничего не смог добавить к ранее известному, то разрушить во многих учениках веру в «божественное происхождение» христианства и его церкви, увеличив тем самым число сторонников материализма, ему наверняка удалось. Ибо никто из посвятивших себя этим сравнительным исследованиям уже не может считать религию Запада чем-то иным, как только бледной копией более древних и величественных философий.

Источник всех религий — включая иудео-христианскую — следует искать в нескольких первоначальных истинах, каждая из которых необъяснима в отрыве от остальных, поскольку заключает в себе детали, без которых целостное философское восприятие становится невозможным. Все они являются, в большей или меньшей степени, преломленными лучами единого солнца истины; и истоки их надлежит искать в архаических записях Религии Мудрости. Без света последней даже величайшие из исследователей увидят лишь смутные очертания этих истин, облаченные в созданные воображением личины, в основу которых положены главным образом персонифицированные знаки Зодиака.

Множество аллегорий и всевозможных завес, «туманных изложений», иносказаний и притч в несколько слоев покрывают оригинальные эзотерические тексты, положенные в основу (как это уже известно) Нового Завета. Откуда же в таком случае взялись Евангелия, жизнеописания Иисуса из Назарета? Разве не твердили нам постоянно, что никакой человеческий, смертный разум не смог бы сам придумать биографию этого еврейского реформатора, равно как и завершившую ее ужасную драму на Голгофе? Мы заявляем, опираясь на авторитет эзотерической восточной школы, что сюжет этот заимствован у гностиков (а именно — само имя «Христос» и мистико-астрономические аллегории) и из писаний древних Танаимов. (Каббалистическая связь между Иисусом, или Иошуа, и библейскими персонификациями). Одной из этих персонификаций является мистическое эзотерическое имя Иеговы — не мифического Бога непосвященных евреев (ничего не знающих о своих собственых мистериях) и еще более невежественных христиан (заимствовавших его впоследствии), но Иеговы языческих посвящений. Это неоспоримо подтверждают глифы, или мистические комбинации различных символов, сохранившиеся до наших дней в римско-католической иероглифике.

Гностические тексты содержали краткое изложение основных обрядов, коими сопровождались таинства Посвящения, в то время еще не окончательно стертые из человеческой памяти; однако и эта информация необходимо облекалась в полуаллегорическую форму, прежде чем доверялась бумаге или пергаменту. Но древние Танаимы — Посвященные, у которых талмудисты позднее заимствовали мудрость каббалы (устной традиции), знали тайный язык мистерий; именно на этом языке были написаны Евангелия [98] . И только тот, кто владеет древним эзотерическим шифром — тайным значением цифр (некогда общим достоянием всех народов), в состоянии в полной мере оценить гений, проявившийся в соединении египетско-еврейских, ветхозаветных аллегорий и имен с аллегориями и символами языческих греческих гностиков — величайших из всех мистиков своего времени. Епископ Ньютон доказывает это, сам того не замечая, когда говорит, что «Св. Варнава — сотоварищ Св. Павла, упомянутый в его послании (глава IX) — обнаруживает... имя Иисуса распятым в числе 318»; т. е. Варнава разглядел имя Иисуса Христа в мистическом греческом IHT, где буква тау является глифом креста. Один каббалист, автор неопубликованной рукописи «Ключ к строению Тайного Языка», заметил по этому поводу:

Однако это только игра еврейскими буквами Йод, Хет и Шин. Отсюда — IHS как монограмма Христа, дошедшая до нашего времени. Ее написание — CUW, или 381; но сумма этих букв может быть представлена и как 318, или число Авраама и его Сатаны, Иошуа и его Амалика. Несложно доказать, что это также число Иакова и его противника. Годфри Хиггинс придает особое значение числу 608. Это число имени Мелхиседека, ибо числовое значение его имени — 304, а Мелхиседек был жрецом Наивысшего Бога, у которого нет начала и не будет конца.

Ключом к разгадке тайны Мелхиседека служит тот факт, что

В древних Пантеонах две планеты считались существующими изначально и вечно [эоническая вечность — Е. П. Б. ]. Это Солнце и Луна, или Осирис и Изида. Отсюда и фраза: «нет начала и не будет конца». 304, умноженное на два, дает 608. Таково же и числовое значение слова Сет, носитель которого символизировал смену времен года. Ряд авторитетных источников утверждает, что число 888 соотносится с именем Иисуса Христа и является противоположностью числа 666, связанного с Анти-Христом... Значение имени Иошуа неизменно определялось числом 365, соответствующим числу дней солнечного года, в то время как Иегова удовольствовался ролью определителя продолжительности лунного года. Но в христианском Пантеоне Иисус Христос был одновременно и Иеговой и Иошуа...

Это еще одна иллюстрация к тому, что христианское значение составного имени Иисус-Христос целиком основано на гностическом и восточном мистицизме. И совершенно естественно и правильно, что летописцы, подобные посвященным гностикам, будучи связанными обетом молчания, не раскрывали эту завесу таинственности, но продолжали окружать покровом тайны глубинный смысл своих древнейших священных учений. Но право отцов церкви покрывать все это толстым слоем своей собственной эвгемеристической фантазии весьма сомнительно [99]. Гностический сочинитель и летописец никого не обманывал. Ибо каждый Посвященный в тайны архаического гнозиса — как в до-христианскую, так и в христианскую эпоху — прекрасно знал значение каждого слова из этого «тайного языка». Как утверждает Гиббон, эти гностики — вдохновители первоначального христианства — были «наиболее культурными, наиболее образованными и наиболее зажиточными из всей массы христиан». (The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, ch. XV. ) Так что буквальное восприятие собственных текстов не грозило ни им самим, ни их смиренным последователям. Но совершенно иначе дело обстояло с жертвами распространителей выдумок, известных ныне как ортодоксальное и историческое христианство. Их последователи впали в то же заблуждение, что и «несмысленные Галаты», которых Павел порицает (Гал., III, 1-5) за то, что они, «начавши духом» (т. е. с веры в Дух [Христоса]), «оканчивают плотию» (т. е. верой в телесного Христа). Ибо таково подлинное значение греческой фразы: «#enarx! amenoi pne! umati n%un sark”i #epitele%isqe» [100]. То, что Павел был гностиком и основателем новой гностической секты, которая, хотя и выступала против других гностических сект, но, подобно им, признавала Христа-Духа, — совершенно очевидно для всех, кроме догматиков и теологов. Не менее очевидно и то, что подлинные учения Иисуса, когда бы он ни жил, могли быть заимствованы только из учений гностиков; против этого отождествления христианства с гностицизмом с самого начала выступали фальсификаторы, которые стремились низвести Дух в материю, принизив тем самым благородную философию изначальной Религии Мудрости. Как сообщает Евсевий (Hist. Eccles., book IV, ch. 7), только один Василид (по определению Климента — «философ, посвятивший себя размышлениям о Божественных вещах») оставил 24 тома своих «Толкований Евангелия», но все они были сожжены по приказу Церкви.

И поскольку эти «Толкования» были написаны в ту пору, когда Евангелия в их нынешнем виде еще не существовали [101], это лишний раз доказывает, что Евангелие, которое было передано Василиду апостолом Матфеем и учеником Петра Главкием (Clemens Alexandrinus, Strom., VII, ch.. XVII), в значительной мере отличалось от нынешнего текста Нового Завета. Об этом учении вряд ли можно с уверенностью судить по тем необъективным отрывкам, которые оставил для потомков Тертуллиан. Однако даже того немногого, что сообщил нам этот ярый фанатик, вполне достаточно, чтобы идентифицировать основные гностические учения по их терминологии и персоналиям с Тайной Доктриной Востока.

... Говоря о Василиде — «набожном, богоподобном, теософическом философе» (как описывал его все тот же Климент Александрийский), Тертуллиан восклицает: «После этого Василид, этот еретик, как с цепи сорвался [102]. Он утверждал, что есть Всевышний Бог по имени Абраксас, который создал Разум [Махат], именуемый греками Nous. Из него произошло Слово, а из Слова — Провидение, из Провидения — Добродетель и Мудрость, а из этих двух — опять-таки Добродетели, Начальства [103] и Власти; а от них — творение бесчисленных ангелов. И только среди низших ангелов, создавших этот мир, помещает он самым последним Бога евреев, коему отказывает даже в праве называться собственно Богом, но именует лишь одним из ангелов» [104]. («Разоблаченная Изида», Том II, с. 189. )

Еще одно доказательство того, что «Евангелие от Матфея» в его традиционном греческом варианте отличается от исходного, написанного на иврите, предоставляет нам такой авторитетный источник, как Св. Жером (или Иероним). Подозрение в постепенной и сознательной эвгемеризации принципа Христа, имевшей место с самых первых дней существования учения о нем, превращается в уверенность после знакомства с признанием Иеронима, содержащимся во второй книге его «Комментариев к Матфею». Ибо оно прямо указывает на факт намеренной подмены всего Евангелия: нынешний канонический его вариант был явно переписан этим чересчур ревностным Отцом Церкви [105]. Он рассказывает о том, как был послан в конце IV в. «их Преподобиями» епископами Хромацием и Гелиодором в Кесарию, дабы сличить греческий текст Евангелия (единственный текст, бывший в их распоряжении) с его оригинальной еврейской версией, которую назореи хранили в своей библиотеке, и сделать ее перевод. Иероним перевел ее, но против своей воли; ибо, как он сам говорит, это Евангелие «содействует скорее разрушению, нежели назиданию» [106]. Но «разрушению» чего? Очевидно, разрушению догмы, утверждавшей, что Иисус из Назарета и Христос — одно и то же лицо; и следовательно — разрушению новоиспеченной религии [107]. В том же письме Святой (который советовал своей пастве убивать собственных отцов и попирать ногами вскормившие их груди, переступая через тела своих матерей, в том случае, если родители становятся преградой между ними и Христом) признает, что Матфей вовсе не хотел, чтобы его Евангелие стало всеобщим достоянием; следовательно, это был эзотерический манускрипт. И хотя он признает также, что это Евангелие «было написано еврейским письмом и его собственной (Матфея) рукой», в другом месте он противоречит сам себе, убеждая потомков в том, что оно было искажено и переписано учеником Манихея по имени Селевк... и поэтому «ушам церкви, конечно же, не пристало внимать ему».

Нет ничего удивительного в том, что значение терминов Хрестос и Христос превратилось, вследствие их отождествления с «Иисусом из Назарета» (выведенным из имени Иошуа-Назорея), в мертвую букву для всех, кроме нехристианских оккультистов. Поскольку даже каббалисты не располагают достоверными источниками, на которые можно было бы положиться. «Зохар» и каббала были извращены христианами до неузнаваемости; и если бы не копия халдейской «Книги Чисел», мы не имели бы сейчас ничего, кроме грубых подтасовок. И пусть наши братья, так называемые христианские каббалисты Англии и Франции, многие из которых к тому же еще и теософы, воздержатся от чересчур горячих протестов, ибо все это — история (читайте Мунка). Утверждать, как это до сих пор делают некоторые немецкие востоковеды и современные критики, что каббала никогда не существовала до того самого дня, когда в XIII в. испанский еврей Мозес де Леон был обвинен в создании этой «подделки», так же глупо, как и утверждать, что все имеющиеся в нашем распоряжении каббалистические труды это оригиналы, сохранившиеся неизменными с того самого времени, когда рабби Шимон Бен Йохай передал эту «традицию» своему сыну и последователям. Ни одна из этих книг не сохранилась в своем первозданном виде, все они подверглись искажению в руках христиан. Мунк — один из наиболее образованных и талантливых специалистов своего времени в данной области — подтверждает это, но в то же время, как и мы, протестует против предположения, что все это — постхристианская подделка. Ибо он говорит:

Для нас совершенно очевидно... что автор пользовался древними документами, в том числе и некоторыми Мидрашим (или собраниями традиционных представлений и библейских толкований), не сохранившимися до наших дней.

Далее, цитируя Толука, он добавляет:

Гаи Гаон, умерший в 1038 г., был, насколько нам известно, первым автором, который развил теорию сефиротов и дал им имена, которые мы опять-таки наблюдаем у каббалистов (ср.: Jellinek, Moses ben Schem-tob de Leon, etc., p. 13, note 5); этот доктор, близко знакомый с сирийскими и халдейскими христианскими учеными, благодаря им смог познакомиться с некоторыми гностическими сочинениями.

И, как убедительно доказывает Мунк, эти «гностические сочинения» и эзотерические доктрины стали неотъемлемой частью каббалистических трактатов (не говоря уже о многочисленных более поздних интерполяциях, которые мы находим теперь в «Зохаре»). Нынешняя каббала уже не еврейская, а христианская.

Таким образом, в результате деятельности нескольких поколений наиболее активных отцов церкви, неустанно трудившихся над уничтожением древних документов и составлением собственных интерполяций для тех из них, которым все же посчастливилось уцелеть, от гностицизма — законного наследника древней Религии Мудрости — остались только невразумительные и почти неузнаваемые осколки. Однако даже эти крохи будут вечно сиять, подобно чистому золоту; и какими бы тенденциозными ни были отзывы Тертуллиана и Епифания об учениях «еретиков», оккультист способен даже в них разглядеть первозданные истины, некогда передававшиеся по всему миру в ходе мистерий Посвящения. Среди прочих сочинений, содержащих глубокомысленные аллегории, следует выделить «Апокрифические Евангелия» и недавно признанный драгоценнейшей реликвией гностической литературы фрагмент, известный под названием «Pistis-Sophia»*, «Знание-Мудрость».

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 101112 13 14 Следующая ⇒