Олег Михайлович Боровских 14 страница

От Владимира, самые дальние электрички на восток — до Гороховца. Это ничтожная станция, тем более что сам одноимённый городок лежит от неё километрах в шести. Тут много народу с тачками и сумарями. Многие едут из самого Владимира, перекладными в Нижний Новгород — на " шоппинг". Считается что Владимирщина нищая, а Нижний Новгород — богатый. Там всего много и всё дёшево. Владимирскую область нужно проскакивать за день (для этого необходимо выбираться из Москвы чуть свет). Вокзалы в Петушках и Гороховце на ночь закрываются, а во Владимире ночью милиции больше чем пассажиров. Впрочем, из Гороховца уже вовсю чешут электрички до Нижнего.

Нижегородский вокзал удивил ультрасовременным видом, какой-то " банковской" навороченностью, чистотой, переходящей в сверкание. Платный зал там — дешёвенький и спокойный. Рынки (что вещевые, что продуктовые) ломятся от товаров. Причём всё — существенно дешевле чем в Москве. Куда там несчастной Белоруссии — вот куда надо ехать за покупками! И даже климат — чуть получше московского. Можно наслаждаться солнышком и цивилизацией. Дальше на северо-восток с этим будет туговато. Окончилась Владимирщина, с её окающе-матерным наречием. Впереди — холодная, покрытая лагерями Кировская область. Между этими регионами (а также между Чувашией и Мордовией, которые, как я многократно слышал, тоже отличаются нищетой, пьянством и хамством) Нижегородчина выглядит оазисом стабильности, а сам Нижний Новгород действительно тянет на третью столицу России. Хотя я слышал разговоры о страшном уровне преступности в городе и вполне допускаю, что мои оценки поверхностны. Но лично у меня от этого города остались самые лучшие воспоминания. И сами нижегородцы запомнились, как люди спокойные и доброжелательные.

От Нижнего Новгорода самая дальняя электричка на северо-восток, шла до Шахуньи. Оттуда — до Кирова. Надо сказать, что Нижегородская область состоит из двух, совершенно непохожих друг на друга, ландшафтно-климатических зон (частей). К югу от Волги, простираются достаточно тёплые, земледельческие, издревле освоенные районы, бывшие оплотом всевозможных религиозных подвижников (протопоп Аввакум, патриарх Никон, Серафим Саровский и даже некий " великомудрый Вавила" — чистокровный француз, Бог весть каким ветром занесённый на Русь в семнадцатом веке и приобретший нешуточный авторитет у местного населения, в качестве православного подвижника).

К северу от Волги, начинаются угрюмые дремучие леса, среди которых течёт река Керженец. Именно на её берега в первую очередь, бежали от преследований староверы — чтобы потом, из этой округи, расселиться дальше лесами, вплоть до Тихого океана. До сих пор сибирских староверов (в том числе, где-нибудь на далёком Енисее, или Оби) кличут " кержаками" — именно по названию небольшой реки Керженец.

Тут проходит граница климатических поясов. Леса в сторону Кирова — всё более хвойные. Там добывают смолу " живицу", причём варварским способом, который губит дерево после первой же " дойки". Дома и вокзальчики — в основном деревянные. Солнце проглядывает всё реже. Тучи нависают всё ниже. Приближаются лагерно-комариные края.

Обстановка на кировском вокзале, напоминала в какой-то степени Минск. Лагерей в Кировской области — не меньше чем в Коми. Зэки и солдаты бегут оттуда — почти что наперегонки. Милиция пассажиров разглядывает — чуть ли не в микроскоп. То и дело кого-то хватают под руки и уводят. Причём не поймёшь — то ли действительно задержан тот кто им нужен, то ли забирают для численности, по принципу: хватай больше, там разберёмся… Вообще любые лагерные края, являются настоящим рассадником паранойи, нездоровых отношений между людьми, ненависти и хамства. Власть, сосредотачивая в определённых местах лагеря, создаёт своеобразные очаги духовной гангрены — и почему-то думает, что эта гангрена не расползётся потом по всей стране.

Из Кирова (самая дальняя на восток) шла электричка на Балезино. Оттуда — в Пермь. Балезино — это Удмуртия. Хочу особо сказать: пусть меня обвинят хоть в национализме, хоть в онанизме, хоть в любом другом " изме", но у меня создалось устойчивое впечатление, что все эти финно-угорские народы, типа удмуртов, мордвы, марийцев — отличаются неимоверным служебным рвением, граничащим с помешательством. Это касается хоть милиции, хоть ревизоров — да вообще любого, кто занял хотя бы самую занюханную мини-руководящую должность. В этих местах необходимо быть предельно осторожным — или уж переть буром, на манер танка, если конечно уверен в своих силах. Нужно засунуть в самый дальний карман весь привитый тебе в школе интернационализм, твёрдо уяснить себе, что вокруг тебя — психически нездоровые граждане, у которых немецкий уровень педантичности накладывается на чукотский уровень алкоголизма и примитивности. И всё это помножено на комплекс неполноценности, на желание показать своё " я" — и тем самым самоутвердиться в собственных глазах. Осознав всё это и сделав надлежащие выводы, сможешь благополучно проезжать подобные места.

Пермь не особо отличается от Кирова. Там тоже ощущается нездоровая атмосфера подозрительности и озлобленности. Ведь не очень далеко отсюда расположен Соликамск, с его печально знаменитым " белым лебедем" (тюрьма, в которую возили на ломку " отрицалово" — наверное возят и сейчас).

Из Перми доехал до станции Шаля. Из Шали — до Екатеринбурга. Шаля — в общем-то захолустье, ничего примечательного, если не считать того, что там нужно опасаться не столько милиции, сколько шпаны. Впрочем — они наглеют, только если видят что их боятся. И наоборот — поджимают хвост, если не выказывать страха и наезжать в ответ.

Екатеринбург в чём-то смахивает на Москву. Как-никак, столица Урала. Электрички идут во все стороны непрерывно. Но жители Екатеринбурга (да и вообще, уральцы) мне лично не понравились. Их нельзя ставить на одну доску с сибиряками. Они и нравом, и обликом — явно иные. И не мудрено. Урал — издревле каторжно-крепостной край. А Сибирь — территория, не знавшая, ни крепостного права, ни помещиков. Как ни крути, а отпечаток на характер людей это накладывает нешуточный. Хамство тут не в диковинку. Нападения на уральских вокзалах, на женщин и бомжей — обычная вещь. Нападает шпана — и только скопом. Рассчитывают эти шакалы в основном на испуг жертвы. Если та не пугается — шакальё начинает буксовать. На маленьких уральских станциях, хорошо иметь в сумке какую-нибудь железяку (но не нож — чтоб менты не придрались).

Если подходит кодла (а их намерения изначально понятны: рожи кривятся приблатнёнными ухмылками, глаза светятся собачьей злобой, всё тело каждого из них, особым образом гнётся и вихляется — стая двуногих учуяла жертву; на последнюю накатывает волна робости), нужно, преодолев в себе психологический барьер, в ответ на любой вопрос, даже самый невинный (какая разница, с чего они начнут? ) ближайшего из них хряснуть вышеупомянутой железякой — лучше всего по переносице. В таких случаях, обычно, кровь фонтанчиком бьёт из носа — и это производит нужное впечатление. Не бойтесь — после этого они не посмеют кинуться всей кодлой. Духу не хватит. Это ведь именно шакалы, а не волки. Надо сказать, что в лагерях выходцы с Урала редко бывают авторитетными, уважаемыми в уголовной среде людьми. Материте их как можно злобнее — нормальных слов они не понимают, спокойный разговор воспринимают как признак трусости, слабости, неуверенности в своих силах. Рыцарские телодвижения в подобном обществе неуместны. В этом плане хуже уральцев только казаки. Но казаки — отдельная песня. Это не совсем русские люди.

Наверное не очень хорошо так говорить. Не толерантно. Не политкорректно. Но я давно усёк, что сюсюканье перед ничтожествами, не делает их лучше, никакого воспитательного эффекта на них не оказывает. Даже как раз наоборот. В конце концов, эта шпана не с луны свалилась и не из Америки приехала. Это их родители так воспитали, что они, не успев молоко на губах обтереть — уже крови ищут, не считая зазорным нападать на слабых, больных, нищих.

От Екатеринбурга электрички (через Камышлов, или Талицу) идут до Тюмени. От Тюмени (через Ишим и Называевск) — на Омск. В этих краях появляется уже солнышко. Это — российская кромка целины. Ландшафт — степной, равнинный, много распаханных полей. Именно из этих мест, в начале двадцатого века, шли в Европу " масляные эшелоны". Здешнее масло считалось лучшим в мире — и только датчане, перетапливая это сибирское масло и выдавая его за своё, пытались конкурировать с Российской империей.

Ленин, после революции, издал специальный декрет, в защиту местной маслосыродельной промышленности, от посягательств чересчур ретивых экспроприаторов — валюта нужна была советской власти ничуть не меньше, нежели власти царской. Говорят, даже раскулачивание в этих краях проводилось в щадящем режиме. Тот кто на Украине, или в Центральной России, сошёл бы за первостатейного кулака-мироеда, здесь считался безвредным середнячком. Может быть, помимо чисто меркантильных соображений, учитывалось ещё и то обстоятельство, что в начале двадцатых годов Тюменская область (наряду с Тамбовщиной) была оплотом крестьянского антибольшевистского движения (" кулацких мятежей" ). Но в отличие от небольшой и освоенной Тамбовщины, Тюменские просторы, плавно переходящие в таёжно-болотистые дебри на севере и в бескрайние лесостепи на юге — было несравненно труднее оцепить, прочесать, задавить. Советская власть утвердилась тут с серьёзным запозданием. Омск даже успел побывать временной столицей " белой" России. На руках у населения, по степным и лесным хуторам, оставалось немало оружия. Возможно ещё и поэтому здесь поопасились грабить совсем откровенно — отчего и не дошло до голодомора.

Интересно, что выходцы из этой части Сибири, порой обижались, когда кто-нибудь в их присутствии называл Украину житницей страны (то есть — Советского союза). " Какая Украина! Они там полей настоящих не видели! Откуда у них такие просторы?! Весь Запад — одна мышиная нора. Житница — это Сибирь! Без Сибири Россия подохнет…"

При этом, говорившие подобное, сами нередко были этническими украинцами. Их много на Целине — в том числе и в Казахстане. А на российской части целины — в Омской области, особенно в южной её части, пограничной с Казахстаном. Сама граница здесь извивается змеёй, так, что глядя на карту, невольно начинаешь думать — по пьянке эту границу рисовали, что ли?..

А сегодня власть имущие говорят, что сельское хозяйство — отрасль убыточная, оттого и находится в состоянии клинической смерти. Странно — веками Россия зарабатывала нехилые средства, экспортируя лён, пшеницу, рожь, сало, кожи, масло, сыр, пеньку, — одним словом, сельхозпродукцию. Конечно, выкачивать нефть и газ, выгребать бокситы и алмазы, вырубать лес — и всё это сырьём гнать за бугор, чтобы на вырученные деньги закупать тапочки, сникерсы, карандаши, трусы и прочую дребедень, а потом опять качать, грести, рубить, — это легче и ума большого не требует. И деньги платят сразу. Но чем такая экономическая политика отличается от поведения средневековых папуасов, которые отдавали золото, драгоценные камни и меха — за стеклянные бусы, а то и вообще за осколки разбитых бутылок?

Интересно, что речи о нерентабельности сельского хозяйства, произносятся обычно теми политиками и горе-экономистами, которые сами-то абсолютно ничего не производят, только небо коптят. Вот ведь чудо какое: люди, производящие конкретную продукцию, которую можно съесть, одеть, или обуть (хотя бы руками потрогать, в конце концов) — влачат жалкое существование, перебиваясь с хлеба на воду, получая за свой нелёгкий труд сущие гроши; в то время как другие люди, не производящие абсолютно ничего, упорно трудящиеся лишь языками — живут вполне прилично! И не только они сами, но и их охрана, любовницы, клерки, адвокаты и прочие прихлебатели…

Омск мне не понравился обилием милиции (вроде ведь уже не лагерные тут края). Может быть потому, что здесь школа милиции находится? В ней раньше обучалось много выходцев из Средней Азии. Считалось, что с обученных в Омске узбеков, или киргизов, ещё может быть какой-то толк (в том смысле, что они не все подряд были взяточниками, немножко разбирались в законах, изредка чтили уголовный кодекс) — в отличие от " кадров на местах", вообще наглухо пропащих.

Иртыш не производит особого впечатления. Я где-то читал, что на зиму морские корабли уходят из Арктики в Омск — на ремонт и зимовку. Вообще-то далековато, но — кто знает?..

Из Омска электричка идёт до Татарска. " До татарки" — как говорят местные. Оттуда — на Барабинск. За окном тянутся бескрайние Барабинские степи. Многие названия в этих местах — явно татарского происхождения. Но население в основном русское.

От Барабинска добираюсь до Чулыма. От Чулыма — до Новосибирска. Новосибирск производит впечатление столичного города — приходящего, однако, постепенно в упадок. Здесь находится его величество Большой Перекрёсток. На запад пошла линия на Москву и Урал; на восток — к Тихому океану и Китаю; на юг — в Среднюю Азию и на хлебный Алтай. На юго-восток, — в рудно-промышленный Кузбасс. А на север (в сторону нефтеносного Сургута) течёт могучая Обь.

Жители Новосибирска, Красноярска и Иркутска, в массе своей — самые красивые, рослые люди в России (и вообще, на всей территории бывшего СССР). В западной части страны, в этом плане, соперничать с ними может только Самара. Правда, воронежцы твёрдо уверены, что их девушки — красивейшие в стране. И действительно, на улицах Воронежа, красивых девушек на порядок больше, чем на улицах Орла, или Владимира. Но красота уроженок Воронежа — своеобразная, южная, скорее украинского, нежели русского типа. Мужчины в Воронеже не выделяются ничем. Художник, ищущий для своих картин хрестоматийно, эталонно русские типажи, должен ехать в Новосибирск, Красноярск, или Иркутск. На худой конец — в Самару. Забавно бывает слышать, как американцы спорят меж собой — какую голливудскую актрису считать красивейшей женщиной мира (они всегда любят решать за весь мир): австралийку Николь Кидман, или южноафриканку Шарлиз Терон? В часы пик, на любой остановке общественного транспорта многих городов России (не только упомянутых мной), можно встретить стайку таких Николь Кидман и Шарлиз Терон — и достойных им молодых людей, рядом с которыми нечего делать Тому Крузу, или Антонио Бандерасу. Другое дело, что русских красавиц и красавцев не увидишь на экранах телевизоров. Где-нибудь в Индии, красивую девушку нужно искать днём с фонарём. И ищут, и находят — и в кино снимают. На российских же актёров и актрис, без слёз не взглянешь. Созерцая того или иного актёра, порой ловишь себя на мысли: где откопали этого урода? А когда этот дятел пытается изобразить безумную влюблённость в актрису-замухрышку, — невольно задумываешься: всё ли у него в порядке с головой и зрением?

Во всём мире принято считать, что актрисы должны быть максимально красивыми — в то время как спортсменкам это совершенно ни к чему. Спортсменки, обычно — женщины сильные, жилистые, даже мужеподобные. И только в России спортсменки однозначно симпатичнее актрис. Ну какая актриса в нашей стране, может стать на одну доску с такими спортсменками, как Шарапова, Курникова, Кабаева, Слуцкая?..

Оно и понятно: в спорте ведь, совсем уж без достижений нельзя, поэтому хочешь — не хочешь, а приходится приоткрывать дверь для талантливых (не всё просто и в спорте, но всё же…). В кино, успехи и провалы не столь очевидны как в спорте (провал всегда можно " объяснить" тупостью и примитивностью зрительской публики, не понимающей тонкой игры актёров и гениального замысла режиссёра), поэтому доступ в российский кинематограф талантам, закрыт наглухо. Туда скопом лезут тупорылые детишки именитых родителей. А потом кто-то удивляется тому, что отечественное кино потеряло своё лицо, скатилось к жалкому подражанию штатовским боевикам и абсолютно неконкурентоспособно…

Думаю, сибиряки столь симпатичны потому, что регион этот заселялся в первую очередь выходцами с Русского Севера, никогда не знавшими, ни монгольского ига, ни крепостного права.

Однако и здешним краям свойствен гигантский общерусский недостаток, страшная общерусская беда — типично русское хамство, неуважение друг к другу, отсутствие, как национальной, так и вообще простой человеческой солидарности, элементарной вежливости, теплоты в отношениях. Не говоря уж о том, что окрестности Новосибирска (как мне неоднократно говорили) нашпигованы разного рода ядерно-химическими объектами, наносящими тяжелейший вред экологии и здоровью местных жителей. Впрочем — этой пакости хватает не только в окрестностях Новосибирска.

В лагерях очень плохо отзываются о новосибирской пересыльной тюрьме, где зэки подвергаются побоям и издевательствам. А про лагеря Красноярского края (" краслаг" ) говорят, что там даже в самый разгар либеральной горбачёвской эпохи, царили чисто сталинские порядки, без особых послаблений, без оглядок на перемены в стране. Я в это верю. В чём бы сомневался — только не в плохом.

Надо сказать, что к моменту приезда в Новосибирск, электрички мне изрядно опротивели. Не так-то просто всё время находиться в напряжении, ожидая визита ревизоров (притом, возможно в компании с милицией). Приходится внимательно следить за поведением других пассажиров: куда это люди идут по вагону? Зачем идут? Не от ревизоров ли уходят? Или просто переходят в другой вагон по какой-то иной причине?.. А где сегодня ночевать? Может не доехать чуток до конечной остановки, вылезти на какой-нибудь платформе и переночевать в лесопосадке? Но тогда возможно будет упущена первая утренняя электричка, идущая обычно очень рано, с конечной станции дальше на восток. А в более поздней будут шастать ревизоры… Если же доехать до вокзала конечной остановки — там милиция может чуть ли не строем встречать последнюю вечернюю электричку, ощупывая взглядом каждого приезжего… Или там не такая хреновая ситуация? Может даже на вокзале можно ночь перекантоваться? Или, доехав всё же до конечной — не заглядывать на вокзал, а сразу ноги в руки и вперёд по шпалам? А куда — вперёд? Просто в ближайшую лесополосу, чтоб под утро вернуться на вокзал и сесть на электричку — или до следующей станции (платформы)? А сколько там километров идти, спотыкаясь в темноте по шпалам? И нет ли впереди охраняемого моста, через который не перейдёшь?.. А если станция узловая — как, выбираясь из неё пешком, выбрать правильный путь? Или может всё-таки пойдёт ещё сегодня электричка дальше на восток? Ведь кое-где и по ночам электрички ходят. И какая там обстановка, в той ночной электричке? Не бродят ли там толпами менты? Или шпана?.. Есть ли на станции бесплатный туалет? А вода? А с продуктами как? Что за люди там вообще живут — более склонные к хамству и подозрительности, или менее?.. Над этими вопросами приходится голову ломать, практически постоянно. А нервная система всё-таки не железная.

Когда кто-то с презрением глядит на опустившегося бомжа, которому на всё на свете наплевать — этот " кто-то" просто не понимает, что у бездомного человека просто-напросто вымотана нервная система, растоптана и измочалена. Он, что называется, сломлен. Что ж — запас прочности у всех разный…

Из Новосибирска я повернул на юг, на Алтай. Доехал до станции Черепаново, оттуда до Барнаула. В Барнауле электрификация заканчивается. Пригородным (его тянет тепловоз) добрался до Алейска — и удалился от железной дороги. Попёрся на попутках в сторону нагорий. Надо сказать, когда речь идёт об Алтайских горах — это в основном имеет отношение к республике Алтай (бывшая Горно-Алтайская автономная область). Вот там — горы. Там — настоящая южно-сибирская Швейцария (более чем в два раза превосходящая по площади Швейцарию настоящую), с хорошей экологией (нет ни промышленности, ни железных дорог), с целебным горным воздухом (туда рекомендуют ехать на лечение больным туберкулёзом), обилием чистейших ручьёв и лекарственных трав. А Алтайский край — это степь, причём распаханная, освоенная. Нагорья начинаются лишь на южной кромке края. Так что Алтаем этот регион, можно назвать лишь условно, " по традиции".

Вот на этом, " условном" Алтае, я действительно предпринял целую серию попыток устроиться на работу. Но готов признать — в этой (пусть и недолгой) алтайской эпопее, я свалял откровенного дурака. Только время зря потерял и серьёзно на мель сел.

Земля в этом краю хорошая, плодородная. Настоящая восточная Кубань. Предгорья, правда, мне не понравились — я не понимаю красоты безлесных гор и холмов. А там на горах леса немного.

О людях, в принципе, впечатление сложилось неплохое. Попутки берут пассажиров запросто и никаких денег не просят. На ночлег в сельских домах пускают достаточно свободно, а если отказывают, то стыдливо, типа: " Мы бы рады, но к нам родня приехала, места нету". Не раз я устраивался ночевать за околицей какого-нибудь села, у костра — и никогда мой костёр не привлекал никакую шпану, и милицию никто не вызывал.

Дороги (по крайней мере, в той части Алтая) — предельно скверные. Машины без цепей на колёсах не ездят, а в иные места и на тракторе не проедешь. Поездив по алтайским дорогам, начинаешь понимать тех, кто говорит, что советская власть была матерью для молдаван, или грузин — и мачехой для русских. В Молдавии или Грузии, представить себе такое бездорожье просто невозможно. Одновременно с этим, особенно остро осознаёшь всю нелепость утверждений о том, что " русские оккупанты угнетали национальные окраины и не мешало бы с них потребовать за это компенсацию". Интересно — кто заплатит компенсацию русским, за счёт которых ублажали всех остальных " братьев по СССР"? Я уж не говорю о всевозможных стройках в Азии, Африке, Латинской Америке и Восточной Европе…

Впрочем — это всё проблемы, в наличии которых трудно обвинить жителей Алтая. Но есть и то, чем упрекнуть можно. Алкоголизм здесь страшный, просто кошмарный, самогеноцид какой-то. Деревенские школьники, на уровне 6–7 классов, увидев идущего с бутылкой водки мужика, буквально исходят слюной, как собаки у сковородки с жарящимися котлетами. Честное слово, я понимаю почему Михаил Горбачёв, находившийся под каблуком у своей жены (которая как раз родом с Алтая), затеял антиалкогольную компанию. Женщина с Алтая, дорвавшись до власти (пусть и через мужа), просто не могла не затеять чего-то подобного. Другое дело, что кампания эта приняла дурацкие формы — как и многие начинания четы Горбачёвых. Я бы понял этих " реформаторов", если б они построили на Алтае хоть одну церковь. Ну да что там говорить…

А вот алтайское начальство, все эти директора и председатели — будто к другой нации принадлежат. Мрази и шкуры законченные. Или это такое особое свойство алтайцев — быть хорошими людьми лишь до тех пор, пока власти в руках нет?..

Ну ладно, в конце концов алтайская эпопея закончилась. Выбрался я обратно в Новосибирск. Покатил дальше на восток. От Новосибирска — до станции Болотное. За окном всё ещё тянутся унылые лесостепи. Никаких признаков знаменитой сибирской тайги. От Болотного идёт электричка на Юргу. Юрга — узловая станция, от которой уходит линия на юг, в Кузбасс, к Кемерово и Новокузнецку. В самой Юрге, как мне говорили, расположен один из самых крупных военных заводов России, производящий баллистические ракеты (или что-то вроде того). При этом сам городишко какой-то невзрачный, унылый, малоэтажный.

Становится прохладнее, по сравнению с Новосибирском. Солнце светит как-то тусклее и греет меньше. Порой кажется, что вот-вот снег пойдёт. И люди все какие-то хмурые, ожесточённые. А если и улыбаются, то эти улыбки больше на оскал похожи.

От Юрги идёт электричка до станции Тайга. Кстати — тут действительно, на смену равнинно-степному ландшафту западной Сибири, приходят горно-таёжные пейзажи Сибири восточной. Здесь и вправду тайга начинается — хоть уже и порядком прореженная. И если у человека всё время напряжены нервы в ожидании милиции, или ревизоров — созерцание лесных массивов за окном, чуточку умиротворяет (примерно так же, как если бы гладил кошку, лежащую на руках). Хотя, быть может, тут играет роль самовнушение? Да и товарищей на вкус и цвет, как говорится, нет. На кого-то наоборот, вид тёмного леса действует угнетающе, в то время как степные просторы радуют глаз своей необозримой ширью.

Вообще же, романтики в таких поездках маловато — если конечно вы не едете в купе скорого поезда " Россия" (Москва — Владивосток), по законно купленному билету и вам не нужно думать о том, будет ли ночью в этих местах моросить дождь (обычное дело для любого времени года кроме зимы) и попадётся ли такая ель, поблизости от станции, через хвою которой капли дождя не пробьются? Я ведь ехал, как бы вслед за весной, наступая ей на пятки. Там, откуда начал свой путь — деревья уже вовсю зелёной листвой оделись. А там, где находился в данный момент — листвы ещё не было, приходилось надеяться только на хвойные деревья. Они, кстати, как это ни странно на первый взгляд, получше лиственных защищают от дождя. Хуже всего, в плане укрытия, осины — даже если успели одеться листвой. Листья у них расположены как-то " ребром", не параллельно земле, а вертикально — и очень хлипкие, для капель дождя серьёзного препятствия не представляющие. Ходить же пешком до первой следующей станции (или платформы), в Сибири нежелательно — расстояния от станции до станции тут громадные, по сравнению с Центральной Россией. Так что лучше уж отойти от станции подальше (хорошенько оглядываясь по сторонам — вам ведь не нужны " провожатые", способные убить человека за бутылку? ), осмотреться на местности (чтобы в темноте, невзначай, не устроиться на ночлег близ дороги, или хорошо нахоженной тропы) и тут ночевать. А на рассвете — возвращаться на станцию, чтобы успеть на первую электричку, идущую в нужном вам направлении. Время отправления этой самой электрички, нужно узнавать загодя, у какого-нибудь железнодорожника. Желательно спрашивать у двух разных людей, порознь — либо у двух-трёх, стоящих кучкой (в присутствии других врать неудобно, а ошибиться сложнее). На вокзал заходить нежелательно. Мало того что на милицию нарвёшься — так ещё на небольших захолустных станциях можно увидеть на стене давно не действующее, старое расписание, способное ввести в заблуждение. Всегда приходится учитывать, что станцией ночёвки, может стать какой-нибудь промежуточный, захолустный полустанок, на котором можно очутиться по вине ревизоров. Поэтому, строить какие-то долгосрочные планы (типа — сегодня я нахожусь здесь, а завтра буду вот там-то и там-то) нельзя. Во время ночёвок, самое главное — преодолеть самого себя (а это труднее всего) и не улечься на землю (пусть даже покрытую обильно растущей травой). А лечь, иной раз, хочется страшно, почти неудержимо. Хорошо когда есть время засветло наломать веток, чтобы прилечь на собранную охапку. Если же зашёл в лесополосу по темноте — лучше не рыпаться. Только оборвёшься и испачкаешься. С костром, если не совсем уж смертельный холод — лучше не связываться. Тогда точно изорвёшься, изгрязнишься, пропахнешь дымом. И самое главное — от костра постоянно отлетают искры. В результате, потихоньку, незаметно, одежда покрывается сетью дыр. А дыры пострашнее грязи — их не отстираешь. Можно, конечно, иметь при себе что-то вроде запасной одёжки, именно для ночёвки у костра (или для езды в товарняке). Например — длинный тёмный халат, брюки и какую-нибудь обувь. А также баклажку с водой и кусок мыла — утром сразу умыться, отойдя в сторону от костра, ведь лицо неминуемо покрывается слабым налётом копоти. На день, все эти причиндалы можно складывать в сумку. Но над человеком обычно довлеет мысль: " Да стоит ли всё это таскать с собой? От одной ночёвки у костра ничего не случится" … От одной-то нет (почти). От нескольких — да. Не говоря уж о том, что костёр способен привлечь постороннее внимание. И хорошо если тебя не застанут врасплох сонного.

На того кто к подобным ночёвкам не привык, может, первое время, производить гнетущее впечатление вид ночных зарослей. Так и кажется, что кругом слышны подозрительные шорохи и тебя ощупывают взглядами сто пар чьих-то глаз. Но это быстро проходит. Довольно скоро лес начинает восприниматься как родной, а неуютность ночёвки станет ощущаться как раз на открытом месте. Шорохов в лесу, конечно хватает — но это своя, лесная жизнь, к человеку отношения не имеющая. Страшнее всего не среди деревьев, а среди людей. И тоска гнетёт именно от созерцания такого простого чужого счастья, которое 90 процентов людей совершенно не умеет ценить. Своё жильё, тепло, возможность ежедневно спать в чистой тёплой постели, мыться в ванной, в горячей воде, спокойно ходить по улицам в нормальной одежде, имея при себе полноценные документы — вот это и есть счастье. А люди ищут чего-то большего, мечутся по свету, грызут друг друга, устраивают грошовые драмы по смехотворным поводам. Завидуют соседу, у которого машина более престижной марки, или трусы с дополнительной полоской. Подобно китайским пионерам маоцзедуновской эпохи, многие сами себе искусственно создают проблемы — чтобы потом, надрывая жилы, их преодолевать. И как правило, все заморочки " нормальных" людей — это бури в стакане воды. Иной раз даже возникает подозрение, что человек не может без проблем, что они ему нужны — как соль в борще. Он без них на стенку лезет, он их ищет! Устрой человеку беспроблемную жизнь, так, чтоб ему не приходилось думать о завтрашнем дне — он начнёт себе кольца куда попало вставлять, в уши, в пупок, в нос, в задницу. Вздумает пол себе поменять, или на иглу сядет, либо вешаться полезет. Не секрет ведь, что больше всего самоубийств (в процентном отношении к общему населению) происходит не в самых нищих странах. Смотришь иной раз фильм (или книгу читаешь) о сложных взаимоотношениях двух донельзя рафинированных супругов (вариант — любовников), которые по десять раз сходятся-расходятся, меняя своё отношение друг к другу в зависимости от полёта мухи за окном — и думаешь: вас, козлов, посадить бы на хлеб и воду, недельки на три, чтоб дурь вместе с излишним жирком рассосалась! Или — без документов и денег, заставить месяцок по вокзалам и электричкам поскитаться. Через этот месяц, вся ваша вшивая заумь, показалась бы вам самим элементарной дурью от безделья…

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒