Олег Михайлович Боровских 18 страница

Хотя и эта странность никого особо не озадачила. На Дальнем Востоке, с его вечным изобилием бичей, хватает людей с самыми причудливыми биографиями. Никто просто внимания не обращал на этого человека. Но он, уловив, что в этой общаге, в одной компании с сомнительным контингентом, ему не светит ничего кроме самой примитивной работы (не имеющей отношения к воинским складам), сам начал обращать на себя внимание.

Как-то утром его увидели на пороге общежития, с совком и веником в руках. Он громко возмущался: " Свиньи! Как так можно! Намусорили, наблевали — и спать завалились! Пьяницы, алкоголики паршивые!.. "

Народ слегка подивился на внезапное преображение среднеазиатского перекати-поля в примерного гражданина, но в конце концов, это его дело — пьёт ли он с другими обитателями общаги, свиньями ли их обзывает… каждый по-своему с ума сходит.

А исправившийся сын Азии, пошёл к начальнику воинской части (фактическому хозяину посёлка) и попросил какое-нибудь отдельное жильё: " Не могу с этими свиньями жить вместе!.. "

Начальник (в звании капитана) отмахнулся от него: " Где я тебе отдельное жильё возьму? Вон, на краю посёлка старая баня стоит (там была полная развалюха, давно не использовавшаяся по назначению). Хочешь — селись. "

Визитёр поблагодарил капитана и… в течение двух недель, к изумлению всего посёлка, сделал из старой развалины конфетку, домик на загляденье — проведя туда (абсолютно без чьей-либо помощи) электричество и водопровод. День и ночь таскал из лесу брёвна, что-то пилил, рубил, строгал, конопатил, демонстрируя просто чудеса трудолюбия. Подтащив от автомастерской сварочный аппарат (" арендованный" на какое-то время за бутылку), сам занимался сваркой труб. устанавливал краны…

Заодно, видимо решив показать себя во всей красе, он стал во время работы громко петь. Ах как он пел! Это был великолепно поставленный голос настоящего артиста. Все песни пел с чувством, а главное — от начала до конца, не пропуская слов и куплетов. На чистейшем русском языке.

На него даже стали заглядываться стонущие от безделья жёны офицеров. Начальник воинской части допустил его к охране складов (их охраняли вольнонаёмные; солдаты-стройбатовцы только строили что-то). И он, повесив карабин на плечо, пошёл охранять…

Но — приглядывался к нему и ещё кое-кто. И этот кое-кто, вовсе не числился каким-либо начальником. Ничего подобного — всего лишь сторож магазина. Не " военторга" — обычного " гражданского". Спокойный такой старичок (не слишком, впрочем, дряхлый). Именно он, как оказалось, был тем " недремлющим оком КГБ", которое следило за происходящим в посёлке — а вовсе не барствующий и спивающийся начальник воинской части, не психованный замполит, колотивший по пьянке солдат поленом, и не одинокий милиционер, изредка появлявшийся на вокзальчике.

Поговаривали потом, что первым толчком для неясных ещё подозрений, послужил громкий смех какой-то бабы, которой показалось забавным, что можно приехать в местную глухомань, для лечения травами.

То есть — Дальний Восток конечно богат уникальной растительностью. Но не приняты в нашей стране подобные траволечебные вояжи, не принято так поступать. Да к тому же — почему именно никому не известный (но напичканный воинскими складами) Менгон?..

Подобных ляпов, мнимый казах допускал многовато. Сам, по сути, всё усложнял. Видимо насмотрелся советских кинофильмов, производства 50-х годов, в которых " советские люди" всегда поют — прямо на улице, на работе, в трамвае. Поют хорошо — и во весь голос.

Он постоянно спотыкался на мелочах. А из мелочей, как известно, в основном и состоит наша жизнь. Помню как на моих глазах, он захотел что-то дать собаке и начал её подзывать: " Собака-собака-собака!.. "

Я, ковыряясь в носу, удивлённо заметил: " Это не собака. "

— " А кто — верблюд что ли? "

" Это Полкан" — пробормотал я, ещё более удивлённый словами про верблюда (в Приамурье нет верблюдов, оттого про них и не вспоминают в повседневной речи).

Когда однажды какая-то женщина, собирая ландыши, приблизилась к его избе (бывшей бане), он (видимо приняв её за подосланную и подсматривающую) выскочил на крыльцо и начал изощрённо материться. Нервишки видать пошаливали. Вообще-то в тех краях матом никого не удивишь (а где в России им кого-то удивишь? ). Но он выражался так странно, что бедная баба не столько оскорбилась, сколько удивилась. Я стал невольным свидетелем (на меня просто не обращали внимания, считая что я ничего не соображаю — традиционное заблуждение взрослых по отношению к детям) того, как она рассказывала двум случайным слушательницам: " Назвал меня немецкой подстилкой! А я в войну только родилась!.. "

Да, тут он дал маху. В здешних краях не знали немецкой оккупации — ни кайзеровской, ни гитлеровской — поэтому подобное ругательство на Амуре просто не в ходу.

Дедок-сторож (обладавший удивительной способностью — как из-под земли появляться там где сплетничали) стоял тут же чуть в сторонке, вроде бы ко всему безучастный. Он только усмехнулся едва заметно и пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь: " Ничего-ничего, ему недолго осталось…"

Вскоре " казаха" сняли с охраны и поставили на какую-то подсобную работу. До него начало доходить, что дело неладно — кажись попахивает жареным. Он стал лучше ориентироваться, соображать — откуда ветер дует. Последние несколько суток его пребывания в посёлке, дед-сторож ни на минуту не выходил из караульного помещения воинской части, в котором отдыхают пришедшие с дежурства люди и постоянно присутствует начальник караула. Псевдоказах крутился возле этой караулки, явно выслеживая сторожа.

Но в конце концов нервы его не выдержали — он сел в пригородный поезд и поехал в Комсомольск. Разумеется, ему " прицепили хвоста". И хвостом этим, был вовсе не какой-нибудь мрачный тип в тёмном плаще с поднятым воротником, в надвинутой на глаза шляпе и чёрных очках. Это была обыкновеннейшая деревенская бабка — жена сторожа-соглядатая, — с лукошком в руках и простецким платочком на голове. Она проследила своего " подопечного" до Комсомольска. Там " заступил на вахту" другой " хвост". Беглец пересел на поезд, идущий в сторону Советской Гавани. В том поезде его и взяли. Так, по крайней мере, в посёлке рассказывали. Думаю, что это было правдой. Хотя, если бы ему удалось улизнуть — всё равно распространили бы слух о том, что его благополучно арестовали.

Это было время, когда китайцы, по радио, постоянно капали на мозги жителям приграничья, бросаясь из крайности в крайность (в этом и была слабость их пропаганды) — то обещая всем русским выпустить кишки и побросать их в Амур, то призывая " доблестный советский народ" поднять восстание и уничтожить " подлую брежневскую клику ревизионистов". Вспоминая порой о том злосчастном китайском шпионе (думаю, он действительно был таковым), который умудрился провалиться в занюханном Менгоне, я допускаю тщеславную мыслишку, что простой русский бомж, мог бы добиться на его месте большего (при желании, конечно) — не за счёт ума или таланта, а именно благодаря знанию тех примитивнейших мелочей, которые, на первый взгляд, не стоят внимания. Ведь в принципе, кое в чём, подготовлен человек был неплохо. Представляю, чего стоило китайцу, от и до вызубрить русские песни и исполнять их на таком уровне (возможно он был по национальности уйгур, или туркмен — это в корне дела не меняет). А мастерство " на все руки", способность за пару недель в одиночку поставить дом на месте развалюхи!..

Но — практической жизни он не знал. Оттого и совершал глупейшие ошибки — одну за другой. А ведь на таких небольших станциях, поблизости от воинских частей, к приезжим всегда присматривались.

Ну что стоило ему, например, не уезжать из Менгона пригородным поездом, предварительно купив билет, а просто-напросто залезть ночью на любой товарняк, ждущий встречного поезда — и так улепетнуть? Бомжи, никем не преследуемые, зачастую так и путешествуют. Но в том-то и дело, что не привык человек подобным образом поступать. Жизнь как таковая, его не била, изворачиваться по-настоящему ему не приходилось. Всё привык делать " правильно", не обучен был существовать " на подножном корму". А обучить человека не жить, а существовать — не так-то просто.

Видимо, тут сыграло свою роль и общее хреновенькое качество работы китайских спецслужб, которые не удосужились объяснить своему агенту той простейшей истины, что самое страшное для него — это привлечь к себе повышенное внимание (чего он сам добивался и в конце концов добился).

Второе моё воспоминание, связанное с этим посёлком — несколько иного рода (хотя, там тоже имела место, по сути, трагикомедия).

Летом продавщица " гражданского" магазина ушла в отпуск и поехала куда-то на юг. Там, на юге, она сломала ногу и месяц провела в больнице. В общем — магазин почти два месяца не работал. Но это мало кого волновало, потому что исправно функционировал " военторг". Оба магазина являлись, по существу, универсамами — там продавались и продукты, и спиртное, и одежда, и парфюмерия — в общем, всё.

И вот, в неработающий магазин, неким образом, предположительно через чердак, залез какой-то бродяжка. На местном вокзальчике постоянно ночевали люди, скажем так, неравнодушные к спиртному. Днём они собирали ягоду (или грибы, орехи), продавали собранное в городе на рынке (а ещё чаще — сдавали за гроши тут же на станции, в местный магазин), покупали выпивку, ночевали на вокзале — и наутро снова шли за ягодой (грибами, орехами). Так и жили.

Видимо человек, забравшийся в магазин, был из подобной же публики. Вряд ли он сам понимал, как ему повезло. Мог бы не спеша, день за днём, вывезти на городской рынок весь этот магазин. И было что вывозить и продавать. Например — в магазине лежала большая партия хороших чешских костюмов, копчёная колбаса, водка, коньяк и многое другое. На вырученные деньги, мог бы себе и времянку какую-нибудь купить (они тогда стоили копейки).

Но — целый месяц он пил и ел, ел и пил, не просыхая.

Больше всего ему нравилось закусывать водку шоколадом. Там же, в магазине, и " в туалет ходил". В том числе — " по большому", навалив по всем углам обильные кучи.

Однако всё прекрасное когда-нибудь кончается. В конце-концов вернулась из затянувшегося отпуска продавщица. Взяла с собой сторожа — и пошла открывать магазин. Если бы у алконавта хватило ума спрятаться за дверью и потом потихоньку выскочить — он имел все шансы улизнуть. Продавщица ходила прихрамывая, сторож давно вышел из спринтерского возраста — кому там было гнаться за беглецом (если б его вообще заметили), тем более, что сразу за околицей посёлка начинался лес…

Но, воришка решил, что пришли именно за ним — и, схватив в качестве оружия бутылку водки, спрятался под прилавок. Едва сторож с продавщицей вошли, как герой нашего времени въехал сторожу бутылкой между ног и спрятался ещё дальше, вглубь ящиков.

Продавщица завизжала, выскочила из магазина, волоча за руку скорчившегося сторожа — и заперла дверь на замок (сторожа потом пацанята дразнили — и я в том числе: " Больно было?.. " ).

На вопли сбежался народ. У многих в руках охотничьи двустволки (правда, в основном не заряженные — отношение к происходящему было скорее как к развлечению чем к чему-то серьёзному). Прикатила милиция. Забрали подлого грабильщика. Вроде бы три года ему дали. Говорят, продавщица сделала попытку поживится за его счёт, заявив о пропаже какой-то суммы денег. Но следователь заткнул ей рот одним вопросом: " А ты что — уходя в отпуск, не все деньги сдала в банк?.. "

Такая вот странная история. А может, не столь уж и странная. Это в кино всё красиво, круто и логично. В реальной жизни, дважды два — не всегда равно четырём.

Вот и меня жизнь, так киданула и завертела, что я сам, весьма странным и нелогичным образом, еду на пригородном поезде мимо Волочаевки, от которой отходит линия на Комсомольск — и могу лишь вспоминать о прошлом, потому что будущее у меня, туманнее некуда.

Неподалёку от Хабаровска я вышел из пригородного поезда (сейчас уже и не вспомню, почему). На том же полустанке, через некоторое время остановился, пропуская скорый поезд, какой-то товарняк. Я пригляделся к нему. На цистерны конечно не полезешь — и грязно, и спрятаться негде. Вагоны-холодильники обычно сопровождаются людьми. Закрытые " пульмановские" (впрочем — сейчас уже редко услышишь это выражение) в принципе, имеют люки наверху. Но эти люки обычно закручиваются проволокой, в которую продет крепкий деревянный клин. Открыть такой люк можно только при помощи лома, или крупного гвоздодёра. Мало того — снаружи, на закрытых люках могут быть установлены пломбы, целостность которых проверяется на определённых станциях. Если тебя " возьмут" в таком вагоне, то за одно только вскрытие опломбированного люка могут отправить в каталажку. А если в этом вагоне кто-то до тебя побывал и что-то слямзил, то разумеется, пропажу повесят на тебя. Ведь того кто украл — искать надо, а ты — под рукой…

Так что, остаётся один вариант — в тот же " полувагон", с высокими стенами и открытым верхом. Там конечно не повезут арбузы, дыни, или консервы. Зато и осматривать такой вагон никто особо не будет. В общем — вперёд и с песней.

В вагоне, в который я забрался на этот раз, лежали огромные деревянные катушки с каким-то кабелем. По трафаретным надписям на этих самых катушках, я уразумел, что груз идёт на Камчатку. Значит — в этом вагоне ехать ему до Владивостока. А потом — на корабль.

Камчатка мне пока без надобности. Природа конечно там прекрасная — но уж больно хлопотно туда добираться. А до Владивостока, нам с катушками по пути.

В Хабаровске вагон спустили с горки. Я в это время находился между передней торцевой стенкой и катушкой, которая от удара съехала в мою сторону. Остановилась буквально в каких-то миллиметрах от моих ног. То есть, чуть-чуть меня там не расплющило.

Только ночью наконец, Хабаровск остался позади. Товарняк на удивление быстро пропёр через Приморье. На рассвете (но ещё в потёмках) я, проснувшись, увидел портовые краны. Это был Владивосток.

Там линия впритык подходит к морю. Пассажирам сошедшим с корабля, достаточно пройти по переходному мосту — и вот они уже на железнодорожном вокзале (который, кстати, изрядно смахивает на Ярославский вокзал в Москве).

Едва я вылез из вагона, как услышал шуршание гравия под чьими-то ногами и голоса. Хватило ума быстро сообразить, что в темноте, самое лучшее — застыть неподвижно. Мимо, по другую сторону от вагона, прошли охранники с фонарями. Когда их шаги и голоса стихли, я, пролезая под вагонами, выбрался на окраину путей, а оттуда — на какую-то городскую улицу. В городе — туман, довольно сыро и зябко. Редкие прохожие, завидев издали друг дружку, резво юркают за угол, или в какой-нибудь подъезд. Видимо по части криминала, тут далеко не Биробиджан.

Днём искупался в Амурском заливе (который является составной частью залива Петра Великого). Кстати, непонятно почему здесь такие названия. До Амура отсюда далеко — примерно как от Москвы до Петербурга. И вообще, Амур впадает не в Японское, а в Охотское море. Пётр Первый (то бишь " Великий" ) к этим местам никогда никакого отношения не имел.

Вода в заливе, по сравнению с Чёрным и Балтийским морями, удивительно зелёного цвета. Очень сильно пахнет йодом, водорослями. Нигде на Чёрном море я не ощущал такого сильного запаха. Может быть потому что там отдыхающими всё перетоптано-перелопачено? Или потому что всё живое держится лишь в пределах стометровой глубины (глубже всё отравлено сероводородом)?..

Хотя, по степени " ласковости", Чёрное море конечно вне конкуренции. Особенно кавказское побережье между Новороссийском и Сухуми.

Пытался я проехать на электричке в Находку. Говорили, что там всегда нужны люди на рыбный промысел — и берут кого попало. Однако очень быстро понял, что в Приморье, таким как я, просто нечего делать. Практически весь край являлся запретной погранзоной. Кругом — проверка документов. Для покупки обычного билета на автобус или электричку, нужен пропуск, или паспорт с местной пропиской. По всем электричкам (вокруг Владивостока уже ходили обычные электрички), совместно с ревизорами, обязательно ходили пограничники, или милиция — документы проверяли. Там я впервые услышал из уст ревизоров удивительную фразу: " Ой, ну билета нет — ладно. Но как можно без пропуска?!.. "

Этот огромный край, мог бы стать житницей, садом и огородом, для всей восточной части страны. Но, я прямо возле железной дороги видел пустые деревни, с дверями и окнами, заколоченными крест-накрест досками. Людей туда, просто-напросто не пускают. Нужен пропуск, нужно специальное разрешение. Некому работать на земле, продовольствие приходится ввозить из западных районов страны, или из-за рубежа — потому что пограничникам удобнее играть в шпионские игры на пустой территории, нежели на заселённой. Это смахивает на один из анекдотов Ходжи Насреддина, про некоего падишаха правившего где-то в районе Бухары. При известии о нашествии врагов, этот доблестный падишах приказал сжечь на пути агрессоров все кишлаки и аулы — дабы устрашить нападающих и оставить их без воды и пищи. Думаю, приморские пограничники не поняли бы этого анекдота, а действия падишаха, наверное были бы одобрены. Эти, чересчур заигравшиеся дяди, смотрят на население как на досадную помеху. Тот факт, что погранцы ничего не производят и живут за счёт налогоплательщиков — то есть, как раз за счёт тех городских и сельских работяг, которых ни в грош не ставят — никем во внимание не принимается. Впрочем, в России слово " налогоплательщик" вообще не является широкоупотребительным.

У меня иной раз даже складывалось впечатление, что в стране произошёл государственный переворот и к власти дорвалась военная хунта. Здешнее царство военных и пограничников, показалось мне ещё более скверным и маразматическим, чем диктатура обычных чиновников и милиции. На моих глазах, под Владивостоком, милицейские " жигули" на большой скорости проскочили мимо военно-пограничного поста. Через некоторое время, бодрым шагом топая вперёд, я увидел тот же самый жигулёнок — уже прижатый к обочине армейским грузовиком. Капитана милиции, вытащенного из машины, держал за шкирку какой-то лейтенант-пограничник. Рядом толпилась куча армейцев и погранцов. У меня грешным делом мелькнуло подозрение, что несчастного мента собрались колотить. Идя дальше своей дорогой, продолжения я видеть не мог…

Зато видел как во Владивостоке, неподалёку от железнодорожного вокзала, вели под конвоем, со зверски-серьёзными рожами, какую-то перепуганную бабу, осмелившуюся ходить по железнодорожным путям.

Дважды меня самого задерживали в электричках и передавали в руки милиции — как не имеющего пропуска и местной прописки. Один раз — под Находкой, другой раз — в Уссурийске. Впрочем, в Приморье того времени, попасть в милицию, означало дёшево отделаться. У ментов я, к своему немалому удивлению, встретил даже нечто вроде сочувствия. Под Находкой они сами сказали мне, чтобы я ночевал на вокзале и никуда не ходил, " а то погранцы заметут" — а утром проваливал бы куда-нибудь на товарняке, или электричке. В Уссурийске, капитан милиции (после того как я сказал, что кругом одни шкуры и стукачи, а куска хлеба ни у одной падлы не выпросишь) вытащил из кармана мелочь — сколько было в кармане — отдал мне и сказал: " Бери — я не обеднею, ты не разбогатеешь" …

Но основные трудности начинались к северу от Уссурийска. От Владивостока до Уссурийска ходили электрички — пусть и напичканные погранично-ревизорскими бригадами. От Уссурийска в сторону Хабаровска, не ходило уже ничего — электрификация заканчивалась. Заехал я в Приморье легко, а выбираться пришлось — как из трясины. Пушкин, в одном из писем жене, как-то написал: " Застрял тут — как шишка в пи*де". Вот и я в Приморье оказался в роли такой шишки. Причём — шишки голодной. В сёлах и небольших городках между Уссурийском и Хабаровском, даже бутылки сдать было негде. На попутках особо не поездишь, кругом блокпосты, проверки документов у шоферов и пассажиров, в том числе — и у пассажиров автобусов. И это — на спокойной территории, не знавшей никаких терактов!..

Под Лесозаводском, на станции Филаретовка, я опять был задержан. Подъехала милиция, сбежались какие-то дружинники. А как же — человек мимо станции идёт! Чужой! Видимо шпион…

Я прекрасно понимаю, что всё описываемое мной, смахивает на какой-то глупый анекдот. Но в том-то и дело, что именно так всё и было — без каких-либо преувеличений с моей стороны. Нормальному человеку трудно себе представить, в каких параноиков превращаются люди одержимые шпиономанией.

Я к тому времени был уставший, злой и голодный, поэтому не стесняясь в выражениях, " объяснил" им всем, что я о них думаю и где я их всех видел. Самое странное, что это имело определённо положительный эффект: какой-то полоумный старикашка, заявивший что он депутат (и правда, махал каким-то удостоверением), начал всем говорить, что это я их специально провоцирую, это тактика такая, ко мне не следует близко подходить — мало ли чего. А верить мне ни в чём нельзя, любые справки могут оказаться " липой". Кто меня знает — возможно я китайский гражданин…

Я сказал, что если к ним когда-нибудь, за каким-то х*ем, заявится настоящий шпион — при деньгах, хороших документах и на дорогом авто, — то они всем посёлком встанут раком и почтут за честь… далее выразился предельно похабно. Но результат был нулевой — зацикленные на чём-либо идиоты, трудновосприимчивы к критике.

Потом приехали погранцы. Спросили: " Оружие есть? " Я сказал, что будь у меня оружие — перестрелял бы всех дебилов на свете.

Привезли на заставу. Попробовали было (это с человеком, который 6 лет отсидел! ) поиграть в игру — два следователя, злой и добрый. Но из меня вышел плохой улов. И тому следаку, который пытался напугать грозным взглядом (кстати — у Путина, в начале его первого президентского срока, была манера так глядеть. Потом видимо добрые люди сумели втолковать главе и гаранту, что " рыбий взгляд" — палка о двух концах. Научился, помаленьку, смотреть нормально. Перед телекамерами…), и тому который разговаривал задушевным тоном — я говорил, что они все в этом краю шизанутые, всем нужен врач.

" Добрый" оскорбился и насупился. Реакция " злого" была потрясающей (я ожидал чего угодно, только не этого). Он притащил свои документы, стал трясти ими перед моим носом и орать, что в школе был круглым отличником. Вон проняло-то как — дураки страшно обижаются, когда их называют дураками…

Но в принципе, я своего добился — игру им сломал, настроение испортил. Им стало со мной неинтересно. Они меня отвезли к ментам — в спецприёмник. В этом спецприёмнике я провёл одну ночь. Там не забыли меня накормить.

В наше время существует анекдотическая поговорка: " Чем больше я узнаю таможенников — тем больше люблю гаишников". Перефразируя эту присказку, могу сказать: чем больше в Приморье я глядел на пограничников и то, что они сотворили с краем — тем больше оттаивало моё отношение к ментам. Всё-таки гражданская власть — какой бы примитивной ни была — явно лучше, чем военная хунта. В своё время, один из советников американского президента Кеннеди, говорил ему: " Вы слушайте, что говорят военные — и никогда не поступайте согласно их советам. У них у всех мозги немножко набекрень, им всегда хочется чуть-чуть повоевать". От себя могу добавить: военные — это не наигравшиеся в детстве взрослые, которые не вполне отдают себе отчёт в том, что главными в стране являются вовсе не они, а те кто производит что-то полезное. Иногда вояки обижаются на гражданские власти, которые их время от времени одёргивают. Например, когда американский генерал Шварцкопф, командовавший войсками США в Ираке (во время первой иракской войны) и освобождавший Кувейт, позволил себе высказать критику в адрес руководства своей страны (оно не разрешило тогда свергнуть Хусейна и ввести войска в Багдад) — ему пришлось тут же отправиться в отставку. И это — правильно. Не страна находится на содержании у военных (или — пограничников, полиции), а военные (пограничники, полиция) — у страны. Над вооружёнными и амбициозными людьми, должен существовать максимально строгий контроль общества. В противном случае, военные (обычно ни хрена не смыслящие в экономике) возьмут власть над обществом — и превратят его в стадо нищих идиотов.

Разумеется в спецприёмнике и кроме меня были люди — разного вида и возраста. Я там долго матерился, насчёт " шкур, стукачей и козлоты". Некоторые (преимущественно горожане) качали головами и смеялись вместе со мной. Но были и пожилые, деревенские, которые ничего странного в происшествии не усматривали. " Да мало ли кто по дороге может идти — на лбу ведь не написано…"

Тут уж я сдерживаться не стал (не перед кем бисер метать): " А что можно разведать лазутчику в сраной Филаретовке? Кого еб*т пастух Ванька, или кому даёт доярка Манька?! "

— " Да х*й его знает, всяко ведь бывает…"

" Вот именно — х*й вас знает, что вы тут буробите! Вам вбили в чердаки ваши этот бред — и вы его повторяете как заведённые. Вы здесь уже все еб*нулись наглухо! Ваши занюханные деревни, псам драным сто лет не нужны. В такую вот Филаретовку, в случае войны, даже гарнизон не поставят — просто пройдут мимо, кур-свиней прихватят, баб ваших по-быстрому выебут — и дальше пойдут. И вы, суки позорные, даже скулить не посмеете, дерьмо собачье! А если те же китайцы вас чуть-чуть приласкают — вы на них работать будете высунув языки, любых подпольщиков с потрохами сдадите. Во время Отечественной войны партизаны больше всего боялись всяких лесников, да обходчиков — те людей при советской власти сдавали и при немцах то же самое делали. И вы такие! Вы все предатели потенциальные. Вас всех к стенке ставить надо!.. "

Когда кто-нибудь из этих стариков ходил в туалет, я обязательно спрашивал: " Ну что — в очко заглядывал? Шпионов там не видать? " Или нарочито громко декламировал слышанный где-то стишок: " А у нас в квартире газ. А у вас? — А у нас в саду шпионы, оборвали все пионы, и насрали в сапоги. Сталин прав — кругом враги! "

Те кто со мной соглашался, выдвигали разные полуоправдательные версии. Один сказал, что обстановка нездоровая, потому что судимых в этих краях много. Другой заявил, что виной всему " проклятые бандеры" (в Приморье много украинцев, которых частично — выселяли сюда с Карпат, чтобы парализовать партизанское движение на Украине; частично — вербовали большими партиями, формируя " зелёный клин", нечто вроде приморской целины). Третий всё валил на " поганое казачьё" (имея в виду уссурийских казаков).

Но все эти аргументы были, какими-то, скажем так, малость искусственными — хоть вслух я тогда этого и не высказал. Ведь доводилось мне бывать на Украине. Ни во Львове (от которого по железной дороге, до границы ближе чем от Владивостока до Китая), ни в Ужгороде (граница проходит сразу за околицей города) не замечал ничего похожего на параноидальную шпиономанию. Возле самой границы, конечно, пограничники к людям присматриваются. Но именно пограничники — и именно возле границы. Наверное есть среди местного населения стукачи. Но нет всеобщего психоза.

И в таких традиционно казачьих областях как Дон и Кубань, такого помешательства не замечал (хотя оттуда, во времена СССР, было далеко до границ).

Среди судимых могут быть, разумеется, всякие люди. Но уж стукачество в их среде никогда не было в чести. И с чего бы им быть столь верными слугами власти?..

Наверное дело тут в беспрерывном капанье на мозги, в результате которого, распропагандированное в " нужном" русле население, превращается в стадо параноиков — независимо от этнической и социальной принадлежности.

Жутко себе представить, что в 1930-е годы, коллективным психозом была охвачена вся страна. Всё население напоминало сборище сумасшедших. Разумным людям заткнули рты. Более того — многих неглупых людей (писателей, поэтов, драматургов, режиссёров…) заставляли воспевать это сумасшествие. Школьники мечтали поймать шпиона, взрослые громили церкви, те и другие сходу верили, что вчера ещё обожествлявшиеся шишкари, вдруг оказывались агентами двадцати иностранных разведок сразу — даже не задумываясь, возможно ли подобное в принципе. Ведь начало войны профукали, миллионы людей потеряли (миллионы! ) из-за того что просто нельзя было говорить вслух о грядущем нападении немцев. Нельзя было сказать разумного слова, из-за всеобщего помешательства, из-за того что толпы распропагандированных баранов, готовы были затоптать любого, кто (пытаясь спасти этих самых баранов) осмеливался произнести вслух слова запретной правды…

Сегодня, когда я слышу сетования на то, что китайцы, мол, заполонили весь Дальний Восток — мне, как русскому человеку, это конечно не очень приятно. Но я помню о том, что самая тёплая и плодородная часть Дальнего Востока, искусственно долгие годы поддерживалась в полупустом состоянии. Нашим доблестным пограничникам (вкупе с активистами из местного населения, всевозможными дружинниками) следует обратиться к китайскому правительству и потребовать себе премии и ордена — они сохранили дальневосточную землю пустой для китайцев, не пуская на неё русских. Они, по сути, и оказались китайскими агентами и предателями своего народа.

Ведь само местное население отнюдь не радовалось, не восклицало — " Ура! Нашего полку прибыло! " — увидев у околицы села, какого-нибудь бездомного русского человека. Нет — они торопились вызвать пограничников, отрабатывая те позорные гроши, которые им кидали за стукачество (была такая специальная добавка к зарплатам) и совершенно не задумываясь о том, что с той стороны Уссури и Амура, на безлюдные российские пространства, давит гигантская людская масса почти полуторамиллиардного Китая. Этот китайский котёл (давление в котором всё растёт и растёт) рано или поздно взорвётся. И рванёт не в сторону перенаселённых Индии, или Вьетнама (там спор может идти лишь за ничтожные пограничные участки), а именно в сторону полупустой России. Природа не терпит пустоты. Если Дальний Восток не освоят русские — значит его освоят китайцы. Это аксиома.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒