![]()
|
|||
ОТ АВТОРА И ОБ АВТОРЕ 1 страницаГЛАВА 2 Сэму Винчестеру снился сон. Ему снилось, что он стоит перед панорамным окном в роскошном номере «Белладжио», а внизу яркие огни Вегаса разбросаны, как пригоршня дешевой бижутерии. За его спиной ровный голос с плоского экрана плазменного телевизора вещал о правилах блэкджека[5]: по этому каналу обучающие передачи шли круглые сутки семь дней в неделю. Сэм не слушал. Во сне он как-то понимал, что пришел сюда играть и выиграл – выиграл по-крупному. Обернувшись, он увидел фишки и купюры, грудой наваленные на разворошенной постели рядом с пустой бутылкой из-под шампанского, которая покоилась в металлическом ведерке, наполненном полурастаявшим льдом. Медовый голос из телевизора тек монотонной скороговоркой уличного фокусника: – Если игрок решает идти ва-банк, ему всегда следует вначале посмотреть на карту крупье, а затем на его собственную. Голос изменился, немного оживившись: – А что ты, Сэм? Ты знаешь, какая карта у крупье? Сэм перевел взгляд на экран и узнал на нем лицо, знакомое из других снов и кошмаров, преследующих его каждую ночь – лицо Люцифера. – Сэм? Его голос прозвучал напряженно, шею горячо сжимало, сдавливая голосовые связки. – Боюсь, не могу, – отозвался Люцифер. – Не сейчас. Никогда. Сэм попытался сказать еще что-то, но обнаружил, что не может ни говорить, ни дышать. – Посмотри на себя, – Люцифер возник рядом. – Хорошенько посмотри на себя в зеркало и скажи, что ты видишь. Посмотреть на себя? Это было нетрудно: недостатком зеркал номер не страдал. Сэм развернулся к ближайшему зеркалу, вцепившись взглядом в то, что пережимало горло, но разглядел лишь слегка продавленную кожу на шее. Люцифер рассмеялся: – Большую часть этого ты не вспомнишь, когда проснешься, – сказал он почти сочувственно. – Но ты будешь знать, что я приду за тобой. Сэм все еще не мог говорить. На шее кольцом проявлялись фиолетовые синяки и темнели, принимая форму невидимых пальцев. Страх – нет, паника – пронзила его ледяным копьем. Хотелось орать. Откуда-то он знал: стоит выдавить хотя бы один звук, и все кончится: синяки исчезнут, и снова получится дышать. Но он не мог. По-прежнему не мог. И… – Эй! Эй, Сэм! Слюни утри! – чья-то рука не очень-то ласково трясла его. – Алло! Подъем! Сэм всхрапнул, отшатнулся и открыл глаза, отлепляясь от окна. Дин с любопытством взглянул на него с водительского сиденья: – Вытри морду, чувак, а то твой рот выглядит так, как будто ты им вытворял что-то непристойное. Сэм молча потянулся к зеркалу заднего вида и опустил его, одновременно подняв подбородок, чтобы разглядеть шею. Кожа была абсолютно нетронутой. Сэм выдохнул и откинулся на сиденье, чувствуя скорее усталость, чем облегчение. Дин смотрел на него с совершенно непроницаемым выражением лица: – Плохой сон? Сэм понимал, что брат ждет более подробного ответа, но картинка в мозгу уже начала таять, оставив после себя смутное чувство страха. Попытка озвучить это чувство только даст Дину лишнюю пищу для подозрений. – Точно? – Дина его ответ, кажется, не убедил. И все на этом. Дин сделал погромче радио: «Lynyrd Skynyrd»[6] как раз исполняли один из проигрышей «Sweet Home Alabama». За последние полчаса песня играла уже дважды, но Дин все равно настраивал ее, заполняя тишину раскатами гитар и ударных. Сэм разыскал на полу сравнительно чистую салфетку и вытер рот, а салфетку скатал в шарик и выкинул в окно. За стеклом мелькали болотистые сосны и падуболистные дубы – густой лес. За деревьями тянулись мили заболоченных земель, прерываемые лишь случайным домом, речкой или холмами: тот же ландшафт бросил вызов солдатам Юга и Севера почти полторы сотни лет назад. – Далеко еще? Дин пожал плечами: – Ни один из участников «Skynyrd» там не родился. Но знаешь, где они записали эту песню? Через двадцать минут они прибыли на кладбище. *** Полиция штата перекрыла ворота, чтобы удержать репортеров и добрую сотню зевак. Некоторые потрясали импровизированными плакатами «МАЛЬЧИК С КЛАДБИЩА, МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ! » и «ТОБИ, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ! ». Минув толпу, Дин высунулся из окна и махнул удостоверением ФБР. Полицейский с выражением человека, давно и прочно замученного обязанностями, вялым жестом дал добро на проезд. Сэм его не винил: вокруг творился натуральный зоопарк. Кладбище представляло собой большой участок заболоченной земли, покрытый мхом и испещренный старыми надгробиями, многие из которых покосились либо вовсе упали, утопая в мягкой почве. С некоторых надгробий полностью стерлись имена, оставив девственно гладкий мрамор. Дин припарковал Импалу под дубом, и братья вылезли из машины. Неважно сидящие костюмы от жары липли к телу. Винчестеры направились к полицейским автомобилям и людям в форме. – Итак, – начал Дин. – Этот малыш, Мальчик-С-Кладбища… Они остановились около усыпальницы, рядом с которой копы пили кофе. Большинство полицейских разглядывали накарябанные детским почерком прямо на камне темно-красные буквы: «ПАМАГИТЕ». – Малыш не в ладах с грамотой, – заметил Дин. Он указал на холм, и Дин, окинув взглядом надгробия в западной части кладбища, охнул: все камни были исписаны теми же корявыми детскими буквами: «ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ…» Дин покивал: – Что тут скажешь, настойчивый паренек. Женщине было немного за двадцать, но худоба и изнеможение прибавляли ей еще столько же. Легко было представить, как она обслуживает столики субботним вечером, уносит подносы, уставленные пустыми бутылками, и терпит щипки пьяных посетителей, в то время как музыкальный автомат надрывается последним шедевром кантри. Подойдя поближе, Сэм разглядел, что женщина мнет в руках и прижимает к груди какую-то голубую тряпочку. Через секунду он узнал в ней детскую футболку. – Я просто хочу, чтобы он вернулся, – повторяла женщина хриплым от едва сдерживаемых эмоций голосом. – Я хочу, чтобы мой мальчик вернулся. Женщина резко подняла голову: у нее были встревоженные покрасневшие глаза. Полицейский, с которым она говорила, посмотрел на братьев настороженно. – Да? Она покачала головой, обвела взглядом кладбище и покрепче прижала к груди футболку. – Когда я услышала, что тут творится, то подумала… Внезапно кто-то пронзительно вскрикнул, и братья рывком развернулись, отыскивая источник шума. Из-за надгробий показался афро-американец с ребенком на руках. Мальчик, до пояса перепачканный алым, но вполне живой, выворачивался из рук мужчины. – Эй, ты! – крикнул один из копов. – Стоять! Отпусти ребенка! Живо! – он выхватил пистолет и прицелился в незнакомца. Сэм прищурился: – Это что… Братья шагнули навстречу охотнику. Дерганый полицейский, озадаченный знакомством агентов и покрытого кровью пришельца, опустил пистолет. Руфус Тернер остановился и отпустил мальчика, который немедленно бросился к матери. – Все нормально, – Руфус оглядел свой пиджак. – Единственное, я с ног до головы в проклятом кукурузном сиропе. Мальчик тем временем заговорил – тихо, но отчетливо: – Мамочка, я больше не хочу играть! – он обнял мать, а та выглядела так, будто захотела немедленно оказаться подальше отсюда. – Я кушать хочу, у меня животик болит. – И его внезапно вырвало. Руфус пожал плечами: – Я проезжал мимо. Направлялся в городок Мишнс-Ридж и подумал, что сначала остановлюсь здесь и разберусь что к чему. А теперь моя последняя чистая рубашка выглядит, как хирургический халат после пересадки сердца. Дин нахмурился: – Мэриленд? Дин повернулся к брату, который уже смотрел на него: – А твой источник? ГЛАВА 3 Часом позже Дин снял ладонь с руля и махнул на указатель на обочине: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ИСТОРИЧЕСКОЕ МЕСТО МИШНС-РИДЖ, ДЖОРДЖИЯ, САМЫЙ ДРУЖЕЛЮБНЫЙ ГОРОДОК ЮГА. МЫ ЧЕРТОВСКИ РАДЫ, ЧТО ВЫ ЗАГЛЯНУЛИ К НАМ! » – Говорил я тебе, что идея была хороша, – сказал Дин. – Они чертовски рады. Сэм вынырнул из-за ноутбука и сухо отозвался: – Интересно, жертвы бойни тоже заценили знаменитое южное гостеприимство? Сэм покачал головой: – Кто-то хочет, чтобы мы были здесь. Преодолев железнодорожные пути, Импала въехала в центр города. На взгляд братьев весь Мишнс-Риджс состоял из узкой главной улицы с витринами по обе стороны. Прохожие не спеша брели по тротуару. Перетяжка над дорогой сообщала о ежегодном историческом празднике и реконструкции битвы при Мишнс-Ридже. Целые семьи любителей экзотики бродили по антикварным магазинам, недорогим музеям, выставляющим реликты времен Гражданской войны, экскурсии с привидениями и фото в «настоящих исторических костюмах». Казалось, никто особо не обеспокоен недавними смертями. Братья ехали по центральной части города. Дин сбросил скорость и, наконец, совсем затормозил: впереди неспешно вышагивали две загорелые девушки в джинсовых шортах и топах, причем одна, остановившись, взглянула на Дина из-под солнечных очков. – С другой стороны, – улыбнулся Дин, – я обожаю Юг. Тут кто-то громко и заинтересованно присвистнул, и девушки отвлеклись. С другой стороны улицы к ним спешили два молодых солдата в пыльной униформе конфедератов и шляпах. Все четверо застряли на перекрестке, болтая, и одна из девушек потянулась потрогать мушкеты. – Эй! – заорал Дин в окно. – Мэйсон и Диксон[8]! Война уже кончилась! Солдаты не обратили на него никакого внимания. Тогда Дин посигналил, и один из парней продемонстрировал ему средний палец, что, как подумал Сэм, едва ли было исторически достоверным жестом. Вслед за тем четверка медленно удалилась. – Поехали, – Сэм не сдержал улыбки. – Поле битвы на другом конце города. Дин потянулся помочь, но Сэм отшатнулся. – Это еще что? – нахмурился Дин. Сэм немного помялся перед тем, как ответить: – Тот сон, который мне снился… Я мало что помню, но что-то обвилось тогда вокруг шеи. И я не мог дышать. Дин не особо поверил, и Сэм не мог его за это упрекать. Но детали он не помнил, а попытки описать неясное чувство страха только взвинтят Дина. Если он вспомнит больше – например, что сказал ему тот голос – он расскажет. А пока лучше поиграть в молчанку. «Пора сменить тему». – Что хорошо, – проговорил Сэм, – это что здесь ловится вай-фай. Сэм снова нырнул в ноутбук и принялся шерстить ссылки, выданные по запросу «Мишнс-Ридж» – многочисленные упоминания знаменитого сражения и ежегодной его инсценировки. Но все это затмевали сообщения о реконструкторе, который необъяснимым образом умудрился убить двоих людей и себя при помощи ненастоящего мушкета и штыка, который был не острее ножа для масла. Все совпадало с тем, что рассказал на кладбище Руфус, за исключением одной детали: нигде ничего не упоминалось про кровь. – Кажется, битва в основном происходила на склоне у реки, примерно в шести километрах от города, – Сэм сверился с картой на экране. – Там у них сейчас лагерь. Дин прибавил газу, снова включил радио и повел Импалу дальше по главной улице. Скоро он нашел «Midnight Rider» от «Allman Brothers» – хороший южный рок-н-ролл – и сделал звук погромче, опустив стекла, чтобы впустить в салон ветерок. За окнами снова потянулась сельская местность, но пейзаж изменился: поля были очищены где огнем, где застройщиками, трава была зеленая, чуть ли не под гребенку причесанная. На вершине ближайшего холма Сэм рассмотрел изваяния, пушки и ряды автомобилей, припаркованных на площадке размером почти с сам город. Справа стоял коричневый щит, на котором жирным белым шрифтом значилось: «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПАМЯТНИК – ВЫНОСИТЬ СУВЕНИРЫ ЗАПРЕЩЕНО! ». – Вот, вроде, и оно, – Дин покатался по парковке и отыскал свободное место около ряда «Харлеев». Все мотоциклы щеголяли флагами Конфедерации. Сэм кивнул и вышел из машины: – В новостях говорят, что стрелка звали Дэйв Волвертон. Он работал официантом в ресторанчике фаст-фуда в аэропорту Атланты. Сюда приехал на выходные. Взобравшись наверх, Сэм посмотрел на запад, и Дин заметил, как на его лице промелькнуло изумленное выражение. За толпой наблюдателей открывался вид, словно перенесенный из далекого прошлого: две армии в серой и синей форме стояли лагерем на обоих берегах реки; там были палатки и фургоны, лошади, оружие и пушки, флаги и фермерская утварь – и все это тянулось, сколько хватало глаз. – Что скажешь? – поинтересовался Сэм. Дин потряс головой: – Такая Гражданская война мне ни шла, ни ехала. Они протолкались через толпу, прошли мимо кабинок биотуалетов, к которым тянулись длинные очереди жаждущих воспользоваться удобствами, разряженных кто в шорты и футболки с Кид Роком[9], кто в исторические костюмы. В лагере кипела жизнь: солдаты сновали между палатками и восхищались оружием и униформой товарищей, женщины и дети тоже оделись соответственно эпохе, а их речь пестрила оборотами, подобных которым Дин не слышал с той поры, как затащил брата пообедать в стилизованный под Средневековье ресторанчик. Откуда-то раздавались звуки труб и пушечных выстрелов. – Слышишь? Сэм только головой покачал и зашагал дальше: – Волвертон был в тридцать втором подразделении. Они пробирались сквозь толпы реконструкторов, пытаясь найти какой-нибудь знак, по которому можно было бы определить подразделение Волвертона. Было тут что поесть или нет, но Дин признал, что один из атрибутов истории точно имелся: было совершенно невозможно что-либо отыскать. Может, сверху и проглядывалась бы какая-нибудь система, но отсюда… Внезапно Дина пнули в бок и рявкнули: – Эй! Смотри куда прешь, идиотина! Голос принадлежал грузному краснолицему солдату-южанину, который явно перебарщивал с хворостом (или что там они у себя едят). – Прости? – ощетинился Дин, покрепче упираясь ногами в землю. И они зашагали дальше – сквозь группы солдат, мимо палаток и фургонов. В одном месте Сэм услышал лязг и обнаружил мускулистого кузнеца, склонившегося над наковальней с горном и горячими угольями. Кузнец трудился над конскими подковами, а толпа любопытных провожала взглядами рассыпающиеся искры. Вдоль полосы деревьев проходили рельсы, а поодаль в импровизированном загоне лошади тыкались мордами в деревянную ограду. Восхищенные детишки протягивали животным морковь и яблоки. Побродив еще минут десять, братья наткнулись на дюжину солдат-конфедератов, стоящих под потрепанным тентом. На стене его значилось: «Подразделение 32 – Команчи». Когда они подошли поближе, ветер переменился, и Дин учуял запахи пота и немытых волос, а еще едкий запашок аммиака, который у него обычно ассоциировался с вытрезвителями и домами престарелых. «Кажется, эти парни относятся к достоверности чересчур серьезно…» Сэм, судя по его виду, думал о том же. Братья остановились около одной из опор тента. – Парни! – позвал Дин. Конфедераты оглянулись на него так равнодушно, будто были манекенами. Двое продолжали чистить мушкеты, один, скрючившись, плескал на голову и шею воду из фляги. Еще двое и вовсе отпрянули в сторону, и с головой ушли в пергаментную карту. – Я федеральный агент Таунс, мой приятель – агент Ван Зандт. Вы, парни, сражались вместе с Дэйвом Волвертоном, так? Это был долговязый парень с густой копной растрепанных рыжих волос и куцей порослью на подбородке, сбегающей вниз по шее и только подчеркивающей сильно выступающий кадык. – Вы были здесь вчера? – начал расспросы Дин. Парень кивнул с таким лицом, что стало ясно: он бы предпочел не пускаться в воспоминания. – Да, я был сзади. Может, шагах в десяти, – он таращился в пространство. Дин оценил второго собеседника: здоровый, как медведь, с широченными плечами и словно нарисованными жирным черным маркером бровями. Кажется, он играл свою роль слишком буквально – навис над Дином и выставил подбородок, будто вызов бросил. Дин покачал головой, не желая идти на конфликт. – Остыньте, лейтенант, – спокойно проговорил он. – Я ничего такого не имел в виду. Просто спросил. Это снова вмешался громила. Теперь, признав правду, он выглядел не так угрожающе и даже как-то съежился, так что Дину даже стало его немного жалко. – Я продаю страховые полисы в Атланте. Парни замотали головами, что выглядело скорее жестом недоверия, чем реальным ответом. Как будто предположение Сэма было таким кощунственным, что им аж слов не хватило – Но вы видели, как Волвертон стрелял, – не сдавался Дин. – И что пострадали люди. Эшгроув промолчал, но Ойлер неохотно кивнул. – Значит, оружие действительно было настоящим. Должно быть, Волвертон как-то переделал мушкет. Дин подождал немного: – Правильно? Ответом была тишина. – А где оружие сейчас? Эшгроув пожал плечами: – В офисе шерифа, наверное. Все-таки улика. Эшгроув взглянул озадаченно: – А с чего ей там быть? Не успел Сэм придумать достойный ответ, как к беседе присоединился еще один солдат – высокий и лысый, который явно прислушивался к разговору, прикрывшись картой. – Думаю, вся кровь появилась уже потом, – сказал он. Дин шагнул к нему: – А вы?.. Солдат протянул руку: – Рядовой Трэвис Уопшот, приятно познакомиться. Солдаты обменялись короткими беспомощными взглядами, потом Трэвис все-таки ответил: – Иногда современная жизнь кажется слишком уж легкой. Нам хочется знать, каково было этим ребятам в свое время. Незамутненный опыт, понимаете? Настоящий, – он подумал немного. – В нашем подразделении был трубопроводчик. Его звали Арт Эдвардс, он умер в прошлом году. У него была метастатическая опухоль мозга – затяжная кошмарная болезнь. Но он тусовался с нами, пока родные не отправили его в хоспис. Он говорил, раз будущее ему светит неважное, то лучше уж прошлое. Солдаты печально кивнули: разобрать по их лицам, что они думают, было сложно. – Не знаете, с кем еще можно поговорить насчет Дэйва? Эшгроув немного подумал и прищелкнул пальцами: – Точно! Доктор Кастиэль! ГЛАВА 4 Полевой госпиталь оказался качающейся на ветру грязной брезентовой палаткой, пристроившейся метрах в сорока от бивака Команчей. Уже издали братья расслышали стоны и крики лежащих внутри людей. – Док, у меня пуля в брюхе… Сэму, который перевидал более чем достаточно страданий и смертей, их игра показалась пугающе реалистичной. «Где они научились так правдоподобно изображать боль? – подумал он. – И главное, почему им это нравится? » Он приподнял полог и заглянул в палатку: люди лежали почти вплотную друг к другу на матрацах, а кое-кто и вовсе растянулся прямо на земле. Стоны и мольбы звучали практически непрерывно. Среди «раненых», обряженный в потрепанный халат, свисающий до колен, стоял мужчина, который выглядел здесь еще более чужеродно, чем Винчестеры. – Кас, – позвал Дин. – Что происходит? Чего ты тут топчешься? Кастиэль даже не взглянул в его сторону. Он положил ладонь на голову одного из страдальцев и что-то шептал. Потом вздернул его вверх, поставив на ноги. Реконструктор отшатнулся, чуть не наступив на тех, кто лежал сзади, и ошарашенно взглянул на Кастиэля – Какого черта? Продолжая его игнорировать, Кастиэль склонился над человеком, чье лицо было замотано неряшливыми окровавленными бинтами. Он снял марлю и опустил ладонь парню на глаза: – Сейчас… Вот так. Теперь взгляни на меня. Реконструктор, нахмурившись, захлопал глазами: – Ты откуда такой взялся, братишка? Кастиэль застыл с приподнятыми руками, а Сэм взглянул на брата. В палатке началось движение: все «раненые» принялись расползаться по углам, хотя играть свои роли не бросили. Наконец, Кастиэль оглянулся, увидел наблюдающих за ним Винчестеров и слегка нахмурил лоб. – Упс, – сказал Дин. – Неловко вышло. Дин поднял брови: – У меня к тебе тот же вопрос. Кастиэль помрачнел, но ничего не ответил. – Видишь? – Дин пихнул носком ботинка ближайшего «раненого», и тот изобразил очень натуралистичный крик боли. – Это показуха. Их хобби. Ну, как у тех парочек, которые натягивают костюмчики пушистых зверушек[14] и… Ангел оглядел палатку, вздохнул, снял белый халат и уронил его на пол. Пряча глаза, он стянул со спинки стула свой плащ и накинул на плечи. Когда он снова развернулся к братьям, лицо его ничего не выражало. Надежда ушла, исчезнув под маской угрюмой решимости. – Меня ждут более неотложные дела, – сообщил Кастиэль.
|
|||
|