|
|||
ГЛАВА 29 ПОСТСКРИПТУМ 2 страницаЭлизабет буквально помешалась на любви — она частенько рисовала себя в объятиях мужчин и сочиняла мечтательные вирши. Сара, как правило, уничтожала эти мрачные произведения, отражавшие отроческие грезы ее дочери, однако позволила кое-кому из писателей взглянуть на менее пессимистичные из творений Элизабет. Одно из них называлось «Мой первый поцелуй». Другое — «Любить тебя».
Я узнаю, что такое счастье. «В то время я много читала, писала маслом, рисовала, — вспоминала впоследствии Элизабет. — Как мне кажется, все это помогало мне убежать от действительности. Я не вылезала из кинотеатров. А еще для меня многое значила езда верхом — с одной стороны, ты один, но рядом с тобой друг, верное тебе животное». Сара по-прежнему оставалась лучшей подругой дочери и ее постоянной спутницей. «Мы с Элизабет столь близки, что иногда мне кажется, что мы с ней один человек», — признавалась Сара. «Я делилась с ней всеми мучившими меня внутренними страхами», — признавалась Элизабет. Но самым большим ее опасением 1947 года было то, что у нее никогда не будет кавалера. Элизабет совершенно извела себя переживаниями по этому поводу, ее мать тоже была почти на грани паники.
ГЛАВА 3 Кинокартина — это всего лишь красивые фотографии», — любил повторять Луис Б. Майер. Исходя именно из этого, «Метро-Голдвин-Майер» создала свою империю, давая симпатичным женщинам возможность покрасоваться на экране, чтобы затем благодаря им делать миллионные кассовые сборы. Красотки вроде Авы Гарднер и Ланы Тернер кочевали из картины в картину. Такое частое, почти без всякой передышки, появление их на экране привлекало к ним внимание миллионов верных поклонников, которые валом валили на любую ленту с участием объекта их обожания. В 1948 году воротилы «МГМ» подсчитали, что максимальный гонорар кинозвезде — 150 тысяч долларов — сполна окупает себя, принося студии, по меньшей мере, два с половиной миллиона долларов дохода. К шестнадцати годам Элизабет в глазах «МГМ» уже считалась ценным приобретением. Снявшись за пять лет в восьми картинах, она все еще не удостоилась первой строчки в титрах, однако годы безвестности остались далеко позади. В отличие от Маргарет О'Брайен и Ширли Темпл, Элизабет непринужденно совершила переход от детских ролей к амплуа инженю. До статуса кинозвезды оставалось рукой подать, поэтому студия сочла необходимым повысить ей жалованье до тысячи долларов в неделю. Кроме того, ей чаще стали давать новые роли. Во время съемок фильма «Джулия отбилась от рук» режиссер, Джек Конвей, приостановил работу над фильмом, чтобы приготовить для юной звезды сюрприз — празднование ее дня рождения. «МГМ», зная, что Элизабет помешана на нарядах, подарила ей весь шикарный гардероб, который она носила в картине. Родители подарили ей золотой ключ от небесно-голубого кадиллака — однако не позволили ей учиться водить машину. Однако главным подарком, о котором мечтала Элизабет Тейлор к своему дню рождения, был ухажер. Студия вскоре позаботилась и об этом, подыскав для нее кавалера в лице игрока всеамериканской футбольной лиги, выпускника Вест-Пойнта по имени Гленн Дэвис. «Летом 1949 года я вернулся домой, чтобы сыграть в показательном матче за армейский клуб против команды «Лос-Анджелес Рэме», — вспоминал Дэвис. — И Хьюби и Дорис Керне потащили меня с собой в «Мамбо», чтобы я познакомился с Элизабет. Дорис работала в пресс-отделе «МГМ», а Элизабет в то время была самой знаменитой девчонкой этой студии». Дэвис был известен всей стране как «Мистер Аутсайд», полузащитник, вошедший в историю футбола Военной академии США вместе со своим партнером, Доком Бланшаром, имевшим прозвище «Мистер Инсайд». В прошлом один из капитанов футбольной команды Вест-Пойнта, Дэвис был также звездой баскетбольной и капитаном бейсбольной команд. Свести вместе «американского героя» и первую красавицу в мире казалось, в особенности для Сары Тейлор, замечательной идеей. «Когда я увидела это открытое, это чудесное лицо, я подумала: «Вот он, тот самый парень». У меня, можно сказать, камень с души свалился. Моим волнениям настал конец», — заявила она. В то время Элизабет снималась в фильме «Юные женщины». Когда студия не нуждалась в ее присутствии, она обычно отправлялась в пляжный домик в Малибу, который ее семья снимала на лето. Обычно Элизабет сопровождала ее дублерша, Марджори Диллон. «Элизабет не любила оставаться одна, и поэтому мне постоянно приходилось сопровождать ее, — рассказывала мисс Диллон. — Когда она бывала одна, ей не хватало уверенности в себе. Ей вечно требовалось, чтобы рядом с ней кто-нибудь был, касалось ли дело вылазки за покупками или просто утоления жажды стаканчиком содовой. И хотя все постоянно твердили Элизабет, какая она красивая, потрясающая, несравненная, ей требовалось все больше новых и новых тому доказательств. Она то и дело спрашивала: «Как я выгляжу? »; «Как мне идет эта прическа? Может, мне лучше ее переделать? »; «Как по-твоему, идет мне этот цвет, или мне попробовать другой? » Ее вечно одолевали сомнения о том, как она выглядит, и поэтому то и дело вертелась перед зеркалом, выискивая недостатки. Однажды Элизабет заявила: «Если я не выгляжу на все сто, то чувствую себя отвратительно». Она трижды в день принимала душ и постоянно переодевалась. Мать вбила ей в голову, как важно выглядеть ухоженной, и поэтому она больше ни о чём не думала». В «Юных женщинах» «МГМ» снова воспользовалась старым типажом актрисы — Элизабет достались роль хорошенькой, но испорченной девицы Эйми Марч. Эта картина была задумана в расчете на Джун Аллисон, в ту пору всеобщую любимицу «МГМ», а Элизабет, Джанет Ли и Маргарет О'Брайен должны были стать ей блистательным окружением. На съемках неизменно присутствовала Сара Тейлор, готовая рассказывать первому встречному, кто только был согласен ее выслушать, о том, что начать театральную карьеру ее вдохновила именно роль Эйми, сыгранная в театре «Арканзас-Сити». Тем временем летний роман Элизабет и Гленна Дэвиса развивался чинно и важно, словно сошедший со страниц романов Луизы Мей Олкотт. Дэвис вспоминал: «Мы не пили и не курили, и я ни разу не притронулся к ней даже пальцем. Разумеется, мы целовались и все такое прочее, но вместе не спали». «Элизабет обнимала Гленна за шею, но на этом все и кончалось», — говорит один человек, который знал их обоих летом 1948 года. Свидания частенько происходили во время семейных пикников в Малибу, во время футбольных матчей на пляже с ее братом Говардом и его друзьями, во время походов в кино вместе с Джанет Ли и ее парнем. Одной из наиболее запоминающихся дат стало 26 августа, когда Гленн пригласил Элизабет на матч команды «Лос-Анджелес Рэме», во время которого он поставил рекорд, пробежав расстояние в 100 ярдов в полной футбольной выкладке и с мячом в руках всего за 10, 8 секунды. Элизабет тогда не поняла всю важность этого достижения, однако ее явно поразило количество репортеров, преследовавших Гленна, и те фотографии, которые на следующий день появились в газетах. Осенью того года «Мувитоун Ньюз» поместила репортаж о том, как Элизабет в аэропорту бросилась Дэвису на шею, провожая его в Корею. Она была безутешна, тем более что приложила все мыслимые усилия, чтобы удержать его дома. За несколько месяцев до предполагаемого отъезда Дэвиса, Элизабет, будучи в Нью-Йорке, нанесла визит журналисту Фрэнку Фаррелу. «Я был близко знаком с ее двоюродным дядей, Говардом Янгом, и поэтому меня тоже звали «Дядей», — вспоминал Фаррел. — Элизабет попросила меня встретить ее в восемь вечера в «Плазе». Когда я туда приехал, она сообщила, что мы едем на Сорок Восьмую улицу. «Боже упаси! — воскликнул я. — Да нам же шагу не дадут ступить». «Да нет же, все будет нормально, Дядя Фрэнк. Мне ужасно туда хочется. Я просто обязана туда пойти». Итак, мы отправились туда. Разумеется, откуда мне было знать, что в тот вечер там обедали офицеры Вест-Пойнта. Элизабет заранее позвонила в ресторан и заказала столик на мое имя. Мы туда прибыли, и нас провели к столику, за которым сидело никак не меньше пятидесяти армейских офицеров. Как бывший морской гвардеец, не могу сказать, что я был на седьмом небе от счастья, но Элизабет абсолютно не обращала на это никакого внимания. Она знала, что Ред Блейк, тренер вест-пойнтской футбольной команды, обязательно подойдет к нашему столику, чтобы с ней поздороваться, — по правде говоря, она для того туда и приехала, чтобы поговорить с Редом. Она вознамерилась, во что бы то ни стало, вытащить Гленна из армии, чтобы он вступил в какую-нибудь профессиональную команду и не попал в Корею. Тренер подошел к ее столику, и Элизабет с ходу взяла быка за рога. Надо сказать, что тренер был явно озадачен такой напористостью. Он промямлил, что вряд ли сумеет что-либо для нее сделать, и шутливо предложил, чтобы она обратилась за поддержкой к своему дяде Говарду, поскольку тот — близкий друг генерала Эйзенхауэра». «На следующий день Элизабет загнала Говарда в угол, — продолжает Фаррел. — Она заявила, что если у него хватит смелости обратиться к Айку с подобной просьбой, то, значит, он даже более великий человек, чем я». Благодаря своему «богатому дядюшке», Говарду Янгу, Фрэнсис Тейлор и его семья имели возможность вести такой образ жизни, какой иначе был бы им просто не по карману. Они проводили с ним отпуск на его ранчо в Висконсине, в его зимней резиденции во Флориде, в его сельском поместье в Коннектикуте. Мультимиллионер, торговец картинами жил в Нью-Йорке, в роскошной квартире на верхнем этаже высотного дома с видом на Центральный Парк, со своей женой-алкоголичкой Мейбелл, за которой требовался присмотр двадцать четыре часа в сутки. Перенесенная в двадцать два года свинка навсегда лишила Говарда возможности иметь собственных детей, и поэтому он особенно привязался к своему тезке, Говарду Тейлору, и Элизабет, которых жутко баловал. Когда племянница обратилась к нему со слезной просьбой поговорить с его старым приятелем Дуайтом Эйзенхауэром, чтобы оставить Гленна Дэвиса дома, Говарду Янгу ужасно не хотелось ее расстраивать, и поэтому он был вынужден обратиться к генералу с просьбой. Разумеется, его даже не стали слушать. «Айк сказал, что Гленн Дэвис прежде всего армейский офицер, и лишь потом футболист, и что если он получил повестку в Корею, то, Бог свидетель, он туда и попадет, и на этом разговор был закончен», — вспоминал Фрэнк Фаррел. Перед тем как уехать, Гленн Дэвис подарил Элизабет свой золотой футбольный мячик, и она повесила его на цепочку и носила на шее. «Этот мяч означает, что я обручена с Гленном», — сказала она. Со слезами на глазах Элизабет на прощанье расцеловала возлюбленного. «Я собираюсь дождаться Гленна, и мы поженимся, когда мне исполнится восемнадцать или девятнадцать. Как только я закончу сниматься в картине, то сразу же поеду в Корею, чтобы его проведать, — заявила она. — Я люблю Гленна и хочу быть вместе с ним». В октябре того же года «МГМ» отправила Элизабет в Англию, на съемки картины «Конспиратор» с Робертом Тейлором. Сара, разумеется, отправилась вместе с дочерью, однако Фрэнсис Тейлор не смог присоединиться к ним по причине недостатка денежных средств. По мере того, как звезда Элизабет поднималась все выше, соответственно менялся и ее образ жизни — как, впрочем, и ее матери. Во время пребывания в Лондоне они снимали двухместный люкс в отеле «Клэридж», а также имели в собственном распоряжении представителя студии, который выполнял роль пресс-секретаря. Кроме того, к Элизабет по поручению лос-анджелесского комитета по образованию был приставлен учитель, так как, согласно калифорнийским законам, она должна была ежедневно проводить по три часа за изучением школьных предметов. Во время пребывания в Лондоне, Сара и Элизабет выбили для себя поездку в Париж, потребовав при этом номер люкс плюс машину с шофером, чтобы иметь возможность осмотреть достопримечательности и сделать покупки. Студия взяла на себя все расходы, в придачу ко всему этому, по возвращении в Лондон, Элизабет в номере поджидала корзина с белыми орхидеями. Однако на Элизабет большее впечатление произвел более скромный букет — дюжина роз, стоивших Гленну Дэвису, который все еще находился в Корее, его месячного жалования и хлопот с пересылкой. За год до описываемых событий Сара настояла на поездке в Англию, чтобы навестить друзей и заодно похвастаться своей юной дочерью-звездой. Студня взяла на себя все хлопоты по организации этого путешествия, включая лимузин с шофером на каждой остановке, однако отказалась оплатить транспортные расходы. Сара предложила, что их стоимость можно вычесть из жалованья Элизабет, однако «МГМ» отправила счет в 2641 доллар и один цент Фрэнсису. «Невозможно вычесть эту сумму из жалования Элизабет, не получив предварительного одобрения суда, а ведь процедура наверняка затянется и обойдется в копеечку, — заявил представитель студии. — И поэтому мы сочли, что единственным выходом будет направить наш чек на сумму вышеозначенных расходов». Фрэнсис уплатил по счету, сам при этом едва не разорившись. Разумеется, осенью 1948 года он даже помыслить не мог о том, чтобы совершить путешествие вместе с женой и дочерью. «Мы обручились, чтобы обручиться», — заявила она, давая понять, что двадцатитрехлетний армейский офицер сделал ей предложение и она его приняла. «Она была так влюблена в него, — вспоминала ее мать. — Каждый вечер она писала Гленну письма и за все пять месяцев не встретилась ни с кем из мужчин». В одном из этих своих вечерних писем Элизабет призналась, что когда ей по сценарию приходилось целовать Роберта Тейлора, она просто закрывала глаза и представляла себе Гленна. Разумеется, это было вовсе не то же самое, что целоваться с самим Гленном, писала она, однако эта уловка помогала ей сыграть подобную сцену. «Ей велели целоваться, — вспоминал Роберт Тейлор. — И она целовалась. Единственное, чему я был вынужден ее научить — это припудривать губы». Пудра была нужна для того, чтобы Элизабет своими страстными поцелуями не размазала партнеру его грим. Роль экранной жены Роберта Тейлора стала ее первой взрослой ролью, однако картина получилась настолько пресная, что «МГМ» отказалась выпускать ее в прокат до тех пор, пока положение Элизабет как звезды не станет достаточно прочным. Студийные бонзы неуклонно проталкивали свое ценное приобретение в лице Элизабет Тейлор все выше и выше к высотам популярности, однако уже в ту пору давала о себе знать все возрастающая озабоченность по поводу причитающихся им дивидендов. «В то время Элизабет то и дело давала нам все новые и новые поводы для беспокойства, — говорит Пандро Берман, продюсер «МГМ», сделавший из нее звезду своей картиной «Нэшнл Велвет». — Никто не собирался оспаривать ее красоту, но в шестнадцать лет у нее не было ни сильного голоса, ни личностных качеств, которые бы соответствовали ее внешности... Она была наполовину ребенком, наполовину взрослым человеком, а что касается актерского дарования, то в фильмах «Мужество Лэсси» или «Жизнь без отца» его ей явно не доставало». По правде говоря, Элизабет больше заботило, как ей выйти замуж, чем участие в новых картинах. После того, как работа над «Конспиратором» была закончена, она вместе с матерью встретилась с Фрэнсисом Тейлором во Флориде, где ее дядя Говард намеревался устроить грандиозный праздник по поводу ее семнадцатилетия. Самым дорогим подарком для Элизабет стал телефонный звонок от Гленна — жених сообщал, что 1 марта получает отпуск и встретите я с ней в доме ее дяди. До прибытия Гленна Элизабет познакомилась с Уильямом Д. Поли-младшим, красивым молодым человеком двадцати восьми лет. Его мультимиллионер-Отец был послом США в Бразилии и Перу, и неудивительно, что Сара, едва узнав о богатстве, связях и влиянии этой семьи, призадумалась, а не поспешила ли ее дочь связать свою судьбу с Гленном Дэвисом. Сопровождая спустя несколько дней дочь в аэропорт Майами, Сара постаралась отвлечь внимание фоторепортеров от страстных поцелуев, которые Элизабет запечатлела на губах возвратившегося домой героя. Однако, несмотря на ее усилия, в газетах всего мира появились снимки красавца-офицера в объятиях знаменитой кинозвезды. «Я прилетел к дядюшке Говарду прямо из Кореи, — вспоминал Гленн Дэвис. — На мне была форма — и, пожалуй, больше ничего. У меня с собой не было гражданской одежды, да и с деньгами было тоже не густо». Тем не менее, Гленн привез невесте в качестве подарка к дню рождения ожерелье из шестидесяти девяти жемчужин плюс кольцо с рубинами и бриллиантами — миниатюрную копию его вест-пойнтовского кольца. Этот подарок в синем бархатном футляре он намеревался преподнести Элизабет перед официальным объявлением их помолвки. Жемчуга она успела получить, но вот кольцо ей так и не досталось. «До этого просто не дошло, — рассказывал Дэвис. — Она начала встречаться с этим толстосумом Поли, и чего уж кривить душой, он, в отличие от меня, мог раскошелиться на что угодно. Этот тип просто не знал, куда ему девать деньги. Когда я прилетел домой, он устроил для нас вечеринку. Я прожил там неделю или дней десять, чувствуя себя бедным родственником, а затем решил, что с меня хватит. «Провались все пропадом», — сказал я себе и улетел. Нельзя сказать, что в то время у меня вообще не было гроша за душой — я получил двадцать тысяч долларов за главную роль в ленте «Дух Вест-Пойнта», — но куда мне было тягаться с этим толстосумом Поли и его миллионами. Семья Лиз вообще не имела никаких денег, и это не давало ее мамаше покоя. Чего тогда удивляться, что Сара вцепилась в этого Поли». Честолюбивой матери также хотелось, во что бы то ни стало, соблюсти приличия, и именно здесь молодой лейтенант совершил самую непростительную ошибку. «Гленн заявился на официальный обед к Говарду Янгу в спортивной майке и армейских брюках, — вспоминал Фрэнк Фаррел. — Для Сары это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Разумеется, она не из тех, кто постоянно говорит о хороших манерах. Самым главным пунктиком в жизни является Христианское Познание и ее хронические запоры, и то и другое она может обсуждать бесконечно». Гленн Дэвис покинул Флориду, увозя с собой обручальное кольцо, которое он купил для Элизабет, оставив ей золотой футбольный мячик, который она проносила целых семь месяцев. «Как мне кажется, я просто обязана его вернуть, — заявила Элизабет репортеру. — Но Гленн сказал, что я могу оставить его себе». Кроме того, Элизабет оставила себе ожерелье из шестидесяти девяти искусственно выращенных и подобранных по размеру жемчужин. «Лиз позвонила мне через несколько недель и попросила: «Будь добр, сделай мне последнее одолжение. Пойдем со мной на вручение «Оскаров», — вспоминал Дэвис. — Но я не стал продолжать свои ухаживания. После этого мы больше не встречались». Вскоре после церемонии вручения наград, пресс-отдел «МГМ» выступил с заявлением о том, что всеамериканский герой футбола и самая красивая в мире девушка-подросток расстались. «Какое-то время после этого я довольно сильно переживал, — вспоминал Гленн Дэвис. — Но теперь я рад, что не женился на ней». Фрэнсису Тейлору тоже было как-то не по себе. «Нам казалось, что в шестнадцать лет выходить замуж довольно рановато, но мы не хотели становиться у них поперек дороги, — сказал он. — Какой смысл было давить на нее родительским авторитетом, тем более что парень был просто замечательный». Элизабет тоже чувствовала себя не в своей тарелке, но по другим причинам. Она оказалась загнанной в угол той лавиной язвительных заметок, которая последовала за ее разрывом с Дэвисом. «Может быть, было бы лучше, влюбись я в какого-нибудь официанта, или кого-нибудь еще. Такой роман не наделал бы особого шума». Сара весьма мудро отреагировала на этот внезапный поток отрицательных отзывов. Она позвонила Луэлле Парсонс, чтобы спросить ее совета. Во время разговора с голливудской журналисткой Сара не забыла упомянуть о том, как Элизабет в дождливые дни готовит на кухне домашнюю помадку или же, каждый вечер, опустившись на колени, читает на ночь молитву. Сказать по правде, Сара была рада этому разрыву, поскольку, устранив преграду в лице Гленна Дэвиса, Элизабет теперь могла целиком сосредоточиться на богатом парне Билле Поли, чья влиятельная семья имела яхту, особняк с прислугой и бассейн. Поли-младший показался Саре более достойной партией для дочери, чем молодой армейский офицер. «Биллу было двадцать восемь, а Элизабет только семнадцать, — рассказывала Сара. — Где он только не побывал! Он был высок, темноволос, хорош собой. А его темно-голубые глаза — ну точь-в-точь как у Элизабет. Он очаровал ее — да что там, очаровал всех нас — своими рассказами об Индии, Китае, Южной Америке». Вскоре после того, как Билл узнал из газет о судьбе, постигшей Гленна Дэвиса, он написал Элизабет пылкое письмо с предложением руки и сердца. Билл писал, что согласен прилететь в Калифорнию, чтобы подарить ей к помолвке бриллиантовое кольцо. Элизабет позвонила ему, чтобы сказать, что она согласна, рассыпавшись заодно в признаниях в любви, однако по настоянию матери попросила особенно никому об этом не распространяться, пока они официально не объявят о помолвке. В мае Элизабет вместе с Сарой прилетели во Флориду, чтобы провести три недели в роскошном доме семейства Поли на острове Сансет. «Они обручились буквально на следующий день после ее приезда, — вспоминала Сара. — Элизабет умоляла меня объявить о помолвке — ей просто не терпелось появиться на людях с чудесным бриллиантовым колечком на пальце». Билл Поли подарил Элизабет ее первое бриллиантовое кольцо — изящно ограненный камень размером в три с половиной карата и два небольших, в полкарата, бриллианта. Чтобы объявить о помолвке, Сара созвала целую пресс-конференцию и говорила без передышки на протяжении сорока пяти минут. Билл Поли, наоборот, не проронил ни слова, как, впрочем, и Элизабет, которая ограничилась лишь указаниями фотографам, как им снимать ее обручальное кольцо. «Симпатичная ледышка, — сказала она. — Билл так называет это кольцо». «Элизабет закончит среднюю школу при студии ”МГМ” раньше февраля следующего года, — сказала Сара Тейлор. — Вот почему мы хотели бы повременить со свадьбой до следующей весны. А через две недели Элизабет возвращается в Голливуд, чтобы приступить к работе над новой картиной». «Разумеется, она не оставит свою карьеру, но сейчас мы стираемся не слишком заострять на этом внимание, — добавила Сара. — Пусть все разрешится само собой». С самого начала Билл Поли дал понять, что желал бы в будущем видеть рядом с собой супругу, а не кинозвезду, и Элизабет с готовностью согласилась оставить кино. Не слишком велика жертва, уверяла она своего жениха, ей уже и без того до смерти наскучило сниматься в кино. «Уж лучше я займусь производством на свет младенцев», — заявила она. Спустя несколько дней Элизабет позвонил Сэм Маркс, продюсер, снявший ее в картине «Мужество Лэсси». Тейлоры с радостью приняли его приглашение прийти к нему в гости. Когда Сэм Маркс появился на пороге особняка Поли, дверь ему открыл Билл, который, разумеется, поинтересовался, что ему нужно. «Я пригласил Элизабет на чай», — объяснил продюсер. «Как бы не так, — взревел Билл Поли. — Она едет со мной на рыбалку». Элизабет разрешила этот спор следующими словами: «Мистер Маркс первым дал мне шанс испробовать мои силы в кино, и коль я сказала ему, что приеду к нему на чай, то значит приеду! » Билл Поли, не сказав ни слова, хлопнул дверью и вышел вон. Элизабет отправилась на чай, однако весь день проплакала. Снова Сара была вынуждена переоценить ситуацию. Вечером она сказала Биллу, что Элизабет любит его всем сердцем и с радостью выйдет за него замуж, но, видимо, им требуется некоторое время побыть на расстоянии, чтобы испытать их чувства на прочность. Не снимая с пальца обручального кольца, Элизабет возвратилась в Голливуд, чтобы начать работу над «Большим похмельем» — романтической комедией с Ваном Джонсоном в главной роли. Каждый вечер она по несколько часов вела разговоры по телефону со своим флоридским женихом. Однако по мере того, как Билл все настойчивей требовал от нее оставить кино, а мать упорно советовала этого не делать, напряжение между молодыми людьми нарастало. Будучи не в состоянии прийти к окончательному решению, Элизабет терзала окружающих вопросами, что же ей делать. Временами она впадала в депрессию. «Она по-прежнему посещала занятия в школе, готовясь к выпускным экзаменам, и одновременно снималась в фильме, — вспоминал Ван Джонсон. — Однажды я прошел мимо ее гримерной — она сидела с учебником в руках, с трагическим видом уставясь в потолок. «Эй, киска, — крикнул я ей. — Что с тобой? » «Ох, Ван, если бы ты знал, как мне муторно, — вздохнула она. — У меня такое чувство, будто я сегодня умру». «Мне было не до смеха, — говорит Джонсон. — Я слишком хорошо помнил, как это ужасно, когда в юности у тебя на душе скребут кошки». Но дело заключалось не только в этом. Духовно незрелая девушка-подросток оказалась поставлена перед мучительным выбором — выйти замуж за богатого и красивого жениха или отказаться от довольно удачной кинокарьеры. «Она наверняка пожертвовала бы карьерой, если бы мать не заставила ее терзаться раскаянием по этому поводу, — вспоминала дублерша Элизабет, Марджори Диллон. — Миссис Тейлор постоянно напоминала Элизабет, что она — единственная опора всей их семьи, и поэтому, если она оставит кино, то растопчет всю их любовь и преданность ей». Имелось и еще одно соображение. Случись Элизабет оставить карьеру, как «МГМ» автоматически прекратила бы выплачивать жалованье и самой Саре. А поскольку Фрэнсис Тейлор уже фактически удалился от дел, то Сара просто не могла себе позволить упускать деньги, которые причитались ей как опекунше дочери. Сара весьма рассудительно предложила, что когда Элизабет с Биллом поженятся, они останутся жить в Майами и будут наезжать в Голливуд лишь во время съемок. Билл Поли неохотно согласился, но зато Элизабет была готова прыгать от радости. «В Голливуде я буду оставаться для всех Элизабет Тейлор, — сказала она журналу «Фотоплей». — В Майами я буду Элизабет Поли». Мудрое решение Сары спасло ситуацию, когда Элизабет приступила к съемкам картины «Отец невесты», с участием Спенсера Трейси и Джоан Беннет, где она в очередной раз сыграла «богатую девушку». Она заявила представителям прессы, что чувствует себя «откровенно глупо», играя перед камерой роль будущей невесты, в то время как в реальной жизни ее вскоре ожидает та же самая роль. Однако мудрое решение Сары оказалось бесполезным, когда 15 декабря 1949 года «МГМ» объявила, что Элизабет Тейлор отдана «взаймы» Парамаунту на чрезвычайно драматичную роль, для участия в картине «Место под солнцем» по роману Теодора Драйзера «Американская трагедия». Далее в пресс-релизе говорилось, что Элизабет появится в новой ленте вместе с такими актерами, как Монтгомери Клифт и Шелли Винтерс, под началом легендарного режиссера Джорджа Стивенса. «Ой, мама, даже не верится», — воскликнула Элизабет, услышав эту новость. «Ну, мое сокровище, я всегда знала, что тебя ждет большое будущее. А теперь, работая у лучшего режиссера в Голливуде, ты... » Что касается Билла Поли, тот был далеко не в восторге. Он позвонил Элизабет, чтобы узнать, когда же они наконец поженятся, а она, как обещано, оставит кино. «Билл, как только эта картина будет закончена, мы сразу же поженимся», — пообещала Элизабет. «Мне казалось, что ради меня ты готова пожертвовать карьерой». «Ну конечно же, Билл, конечно — как только я закончу картину». «Мне казалось, что кино тебе до смерти надоело». «А я и сейчас так говорю. Честное слово. Неужели ты не понимаешь, что значит работать с таким человеком, как Джордж Стивенc? » «Представь себе, что нет. Я думал, что в первую очередь ты любишь меня». «Ну конечно же, люблю. Я люблю тебя больше всего на свете. Ой, Билл, подожди. С тобой хочет поговорить мама». Трубку взяла Сара. «Билл, дорогой, выслушай, — попросила она. — Ты не заметишь, как быстро пролетит время, пока Элизабет будет занята на съемках — месяцев пять, от силы шесть. И вообще, ей всего семнадцать, а она уже снимается у Джорджа Стивенса — ну неужели тебе хочется, чтобы она упустила столь редкую возможность, и... » В тот вечер Билл Поли прилетел в Калифорнию, чтобы выяснить отношения с невестой и ее семьей. Он заявил Элизабет, что порывает с ней всякие отношения, если только она сию же минуту не откажется от съёмок. Поли добавил, что и без того долго ждал, когда она сначала закончит картину с Ваном Джонсоном, затем со Спенсером Трейси, но он не намерен больше ждать. 'Элизабет разразилась рыданиями, Сара ломала руки и умоляла, но Билл Поли оставался неумолим. На следующий день он улетел из Калифорнии и сделал сообщение для прессы, что его помолвка с Элизабет Тейлор расторгнута. Он также дал понять, что причиной тому «ее обязательства перед кинобизнесом».
ГЛАВА 4 Когда руководство студии «Парамаунт Пикчерс» сказало Монтгомери Клифту, что ему предстоит сопровождать Элизабет Тейлор на премьеру «Наследницы», тот наотрез отказался. Актеру претила сама мысль о том, что он должен, вырядившись в смокинг, гробить время на посещение показушного мероприятия, на котором можно ослепнуть от фотовспышек, а на утро следующего дня ужасно болят щеки — от натужных улыбок, которыми приходится одаривать истеричных поклонниц, готовых, того и гляди, снести полицейский кордон. Сам Клифт считал себя серьезным актером, которому не к лицу играть «в эти дешевые показушные игры». К тому же он еще ни разу не встречался с юной пышногрудой актрисой, с которой ему предстояло сыграть в новой ленте.
|
|||
|