|
|||
Глава четвертая 3 страницаСледует заметить, что женщины, относящиеся к типу матери или гетеры, являются личностно ориентированными, и отношения с другими людьми имеют для них первостепенную важность. Женщины, относящиеся к типу амазонки или медиума, менее личностно ориентированы: одна из них более объективно ориентирована на внешний мир, другая - на мир психики. Следует отметить и то, что женщина может реализовать какую-то одну часть своей личности, а впоследствии у нее появится влечение реализовать какую-то другую часть. Так, женщина может реализовать себя как мать, а затем почувствовать, как в ней пробуждается гетера или амазонка, которая тоже требует реализации. Напряжение, возникающее между этими структурами, которые, несомненно, вступают между собой в конфликт, может вызывать серьезные проблемы, связанные с психологическим состоянием женщины и ее социальным статусом. Кроме того, мужчины, которые видят в женщинах только матерей и жен, будут с трудом понимать и признавать женщину, считающую, что она должна себя реализовать в соответствии с типом амазонки или типом медиума. Женатый мужчина, пытающийся подавить эти стороны личности своей жены, в итоге может ожидать лишь неприятностей и несчастий. Если, наоборот, он найдет в себе силы признать другую сторону личности своей жены, когда она проявится, он сможет ощутить благодать любви более целостной и реализовавшей себя женщины. У этих разных женских типов влияние Анимуса может быть совершенно разным, или, по крайней мере, он может проявляться в разных характерных чертах. У женщины-амазонки он оказывается преобладающей силой, и, как мы уже отмечали, такой женщине грозит опасность чрезмерной идентификации со своей маскулинностью. По всей видимости, существенно меньшую роль он играет у гетеры, хотя его проявления можно заметить и у нее - в той безжалостности, с которой такая женщина может преследовать свои любовные цели в отношениях с мужчинами. Женщина типа гетеры ставит перед нами интересный вопрос: в какой мере характерные черты Анимы принадлежат только мужчине? Или же понятия Анима и Анимус вполне приемлемы для описания внутренних элементов маскулинности и фемининности и у мужчин, и у женщин? Нам уже известен подход Юнга, в котором он использует понятие Анимы для обозначения фемининных качеств мужчины и Анимуса для обозначения маскулинных качеств женщины. В своем труде «Два эссе по аналитической психологии» он пишет: «Анима, имеющая фемининную гендерную принадлежность, является единственной фигурой, которая компенсирует маскулинное сознание»[98]. Рассуждая аналогичным образом, как это любят делать юнгианцы, то же самое можно сказать об Анимусе: он является единственной фигурой в психологии женщины, воплощением ее маскулинного элемента, который компенсирует ее фемининное сознание. Для начала идея заключается в том, что женщина является фемининной, а мужчина является маскулинным, а потому речь идет только о том, чтобы назвать их внутренний элемент противоположного пола, который управляет бессознательным. Однако в статьях журнала Spring, на которые я ссылался раньше, Джеймс Хиллман бросает вызов этому положению. Исследуя утверждение о том, что Анима не может быть ограничена только мужским полом (и соответствующее утверждение можно отнести к Анимусу), Хиллман отмечает, что Анима - это архетип, и «архетип по самой своей сути нельзя приписать или отнести только к содержанию психики одного пола»110. Согласно его утверждению, Аниму, так как она является архетипом, следует освободить от представления о контрсексуальности (то есть что она является фемининностью, противоположной маскулинному сознанию), ибо это понятие, как можно видеть, вполне применимо и к психологии женщины. Тогда бы оказалось, что у женщин внутри тоже нужно обнаружить Аниму - элемент фемининной души, и жалобы многих женщин на то, что они ощущают внутри пустоту, указывают на эту область души, в которой они ощущают дефицитарность. Нельзя сказать, что у женщин есть душа, лишь на основании того, что она родилась женщиной. Ей тоже следует найти душу (Аниму), которая является живительным источником ее внутренней жизни. И точно так же, как мужчина может развивать свою духовность и свой логос в ущерб своей феми- нинности и, следовательно, потерять свою душу, так и женщина может развивать свой Анимус (духовность), исключив из процесса развития свою душу. По утверждению Хиллмана, много современных женщин, увлекаясь научными исследованиями и преследуя маскулинно-ориентированные цели, действительно страдают вследствие точно такой же проблемы, как и мужчины, - потери Анимы, или души. Особенно сложной эта проблема оказывается в области психологии. Кроме всего прочего, чтобы помогать своим пациентам, психотерапевт должен иметь «душу». Вместе с тем, очень вероятно, что в процессе обучения, который должен пройти будущий терапевт, будь он психиатром, психологом или каким-то иным консультантом, формируется односторонняя среднестатистическая личность (collectiveperson), сознание которой было втиснуто в смирительную рубашку рационализма, и потому она утратила связь со своей Анимой или душой. Подтверждением точки зрения Хиллмана может служит пример так называемой женщины-Анимы. Женщина-Анима - это женщина, обладающая особым качеством и умением собирать мужские проекции Анимы и отражать их обратно. Как говорится, она ловит, отражает и подражает Аниме мужчин, а потому очаровывает и вовлекает их в отношения. Как утверждается, вместо того, чтобы иметь свою собственную аутентичную личность, такая женщина проживает для мужчины его Аниму, тогда как саму по себе ее можно сравнить с пустым сосудом[99]. Но, по утверждению Хиллмана, такая женщина совсем не является пустым сосудом; в данном случае мы имеем дело с таким типом женщины, который оказывается в непосредственной близости от изначальной фемининности, называемой Анимой. Она обладает Анимой, из нее исходит эманация Анимы как ее собственной сущности, и она собирает проекции Анимы мужчин, потому что она сама и есть Анима. Хиллман продолжает: внешнюю пустоту «следует рассматривать как аутентичное архетипическое проявление Анимы в одной из ее классических форм: девушки, нимфы, Коры, так хорошо описанных Юнгом (CW9, 1; par. 311), где он также утверждает, что “она часто проявляется у женщины”»[100]. У такой женщины отсутствует не личность, ибо ее личность определяется характером Анимы, в особенности в ее аспекте девушки; скорее всего, здесь речь идет о неудаче в дифференциации самой индивидуальности. Опасность состоит в том, что при слишком тесной идентификации с архетипом у женщины может не сформироваться ее индивидуальная связь с характерной для нее природой Анимы. То, что сам Юнг, казалось, чувствовал, что Анима по своим качествам в той же мере относится к женщинам, как и к мужчинам, нашло отражение в письме, написанным им в 1951 г. отцу Виктору Уайту, где он рассказывает о своей необычной клиентке и дает некоторые комментарии: Я видел г-жу X. и уверяю вас, что она - необыкновенно прелестная женщина и даже более того. У нас была интересная беседа, и я должен сказать, что она - дама совершенно замечательная. Если вообще когда-нибудь существовала Анима, то это она, и на этот счет не может быть никаких сомнений. В таких случаях лучше перекреститься, потому что Анима, в особенности в своей сконцентрированной форме, как в данном случае, отбрасывает метафизическую Тень, длинную, как гостиничный счет, и содержит бесконечное количество пунктов, которые все добавляются и добавляются самым чудесным образом. Ее нельзя пометить или положить в ящик. Она решительно оставляет вас мучиться догадками. Я не ожидал встретить ничего подобного. По крайней мере, я теперь понимаю, почему ей снятся победители скачек на Дерби: они имеют к ней прямое отношение! Она представляет собой общее синхронистическое явление, и удержать ее столь же невозможно, как невозможно удержать свое собственное бессознательное. Я думаю, вы должны быть очень благодарны Св. Доминику, что он основал Орден, членом которого вы являетесь. В таких случаях отдаешь должное существованию монастырей. Не приходится сомневаться в том, что всю свою психологию она взяла из книг, как и в том, что она посрамила бы любого хорошего и знающего аналитика. Я искренне надеюсь, что ей будут по-прежнему сниться победители, ибо таким людям, чтобы оставаться на плаву, постоянно нужны деньги. [101] Мы не знаем имени этой замечательной женщины, которая произвела такое впечатление на Юнга и отца Виктора Уайта, но, очевидно, она обладала неуловимой фемининной сущностью, так сказать, примитивной душой, и в данном случае дело было не в проекциях на нее мужчин; наоборот, Анима принадлежала ей как женщине. Наверное, это должно побудить нас поверить в тезис Хиллмана, что «Анима», собственно, относится к изначальной фемининной сущности как мужчин, так и женщин. И, следуя юн- гианской логике отношения противоположностей, «Анимус» точно так же является изначальной маскулинной сущностью. Такой взгляд на мир отражает традиционное в китайской культуре представление о потоке психической энергии, который движется от одного полюса к другому. Как уже отмечалось, в представлении китайцев инь и ян являются вездесущими, космическими психическими полюсами - равноценными и равнозначными. Например, в древнекитайской алхимической рукописи «Тайна Золотого Цветка» есть фемининная «п’о»-душа и маскулинная «хан»-душа, и говорится, что они обе существуют в каждом человеке. Интересный отрывок из книги Эстер Хардинг «Женские тайны» также указывает на присутствие и у мужчины, и у женщины изначальной фемининной сущности, которую лучше всего называть Анимой. Сначала Хардинг описывает Аниму у мужчин как «фемининную природную духовность, которая служит отражением нечеловеческих, сверхъестественных черт, характерных для лунной богини, и дает мужчине прямое переживание сверхъестественного Эроса, во всей его силе - великой и ужасной одновременно». Затем Хардинг пишет: Что касается женщины, то здесь ситуация несколько иная. Как правило, она не переживает фемининное начало непосредственно, в этой сверхъестественной форме. Ибо оно опосредуется в ней ее женственностью и ее развитым чувственным подходом к жизни. Но если она сделает достаточно длительную паузу, чтобы заглянуть в себя, она также может осознать побуждения и мысли, не согласующиеся с ее сознательными установками, однако они являются прямым следствием существования у нее внутри первобытной и нецивилизованной фемининности. Но в основном женщина не обращает внимания на эти темные тайны своей собственной природы. Это слишком болезненно и наносит слишком серьезный ущерб сознательной личности, которую она для себя сформировала. Она предпочитает думать, что она действительно такая, какой себя видит. И, по существу, ее задача заключается в том, чтобы находиться между Эросом, существующим у нее внутри, и внешним миром и посредством своей женской адаптации к миру, так сказать, очеловечить сверхъестественную силу нечеловеческого фемининного начала. [102] Согласно Хардинг, это «нечеловеческое фемининное начало» является изначальной фемининной духовностью, которую женщина может в себе открыть точно так же, как ее открывает в себе мужчина. Именно это фемининное начало, как полагает Хиллман, является Анимой. Здесь также возникает вопрос, соответствует ли Анима одной личности или многим личностям. Изначально Юнг считал, что Анима соответствует унифицированной личности, тогда как Анимус является воплощением нескольких мужчин и соответствует множественной личности. Однако очень трудно увидеть какую-то эмпирическую основу этой идеи. В сновидениях мужчины может появляться любое количество женских образов, как и в сновидениях женщины может появляться любое количество разных мужчин. Было бы предвзятостью сказать, что в первом случае так не «должно» быть, что разные женские образы в сновидениях мужчины означают нарушение унификации. Ибо с той же легкостью можно было бы сказать, что сновидение, в котором присутствует много женских образов, позволяет проявиться множеству фемининных элементов в душе мужчины, или, по крайней мере, множеству разных граней фемининного архетипа. Разумеется, иногда в сновидениях женщин действительно присутствует много мужских образов. Например, женщине могут присниться ухаживающие за ней мужчины, или мужчины, сидящие за столом, или группа солдат. Тогда юнгианские психологи чувствуют себя спокойно и говорят: «Ах да! Это Анимус нескольких мужчин - именно так и должно быть! Все эти мужчины воплощают разные мнения Анимуса! » Однако женщине может с тем же успехом присниться один мужчина, который является грабителем, любовником, проводником, пастором или кем-то еще. Если в первых примерах именно Анимус воплощал «множество мнений», то как объяснить последующие примеры, в которых Анимус воплощается в образе одного мужчины? По существу, мы даже не можем с уверенностью сказать, являются ли «негативная Анима» и «позитивная Анима», «негативный Анимус» и «позитивный Анимус» (если выражаться высокопарно) отдельными реальностями или двумя сторонами одной медали. Обычно говорится, что они представляют собой темную и светлую сторону одной реальности, деструктивный и конструктивный аспект одного архетипа. Вместе с тем на практике они совершенно отличаются друг от друга, и, конечно же, в реальной жизни и в процессе анализа нам следует хорошо их различать и считать отдельными сущностями. То, что Анима, как и Анимус, могут воплощаться во многих образах, конечно же, просматривается в мифологии. Например, в греческой мифологии существует бесчисленное множество богинь. Афина, Афродита, Деметра, Гера и Артемида представляют собой пять основных богинь верхнего пантеона; кроме того, есть еще Кора и Геката, которые относятся к нижнему миру, не говоря уже о менее значимых богинях, как, например, Гестия, а также о бесчисленных нимфах и русалках. В своей очень полезной статье «Богини среди нас»[103] Филипп Забриски рассматривает пять богинь верхнего пантеона в качестве некой «типологии фемининности». Он полагает, что каждая богиня отличается от других и каждая из них является образом «истинного античного действенного типа фемининности». Афродита воплощает аспект фемининности, который постоянно стремится к союзу с маскулинностью вследствие эротического магнетизма, создающего мощное притяжение между стремящимися соединиться противоположностями. Гера воплощает фемининность, которая тоже связана с маскулинным миром, но эта связь является «обезличенной» и даже «институциональной», а не интенсивной и индивидуальной, ибо как царица Олимпа она охраняет священные институты власти и домашнего очага. Деметра связана не с мужчиной, а с ребенком и воплощает изначальную фемининную энергию, направленную на то, чтобы «давать жизнь, любить и вскармливать». Артемида, богиня амазонок, вечная целомудренная девственница, воплощает обезличенный аспект фемининности; можно считать, что она доминирует «у женщин привлекательных, энергичных, свободных, не испытывающих привязанности, может быть, даже психологически сильных». Афина, также богиня- девственница, рожденная из головы ее отца Зевса, воплощает фемининность, связанную с «миром сознания, времени, Эго, деятельности и развития». В этих пяти богинях Забриски находит модели некоторых типично фемининных стилей жизни и поведения. Вне всякого сомнения, все они представляют собой аспекты одной Великой Богини, но вместе с тем эти аспекты проявляются как разные персонификации. Богини по-прежнему продолжают жить в психологии женщины, придавая ее психологии особый отпечаток. Например, в психике женщины-гетеры преобладает Афродита; в психике женщины-матери - Деметра; в психике женщины-амазонки, наверное, Артемида, а женщины-медиума - Афина, тогда как Геру можно найти в психологии женщин, посвятивших себя домашним делам, а также делам сообщества, церкви и т. д. Но богини проявляются не только у женщин, но и у мужчин, и тогда они воплощают типичный аспект мужской души. Доктором Живаго должны были двигать духовность Афродиты, а также присущие Артемиде целомудрие и свободная воля бегуна-стайера, удовлетворенного своим одиночеством. Статья Забриски служит еще одним подтверждением того, что Анима является не более унифицированной, чем Анимус, и что фактически она прекрасно может найти свои воплощения во многих разных образах. Автор также подтверждает мысль Хиллмана, что и Анима, и Анимус являются понятиями, применимыми как к мужчинам, так и к женщинам. Эти проблемы нельзя решить здесь и сейчас, да так и должно быть, ибо Анима и Анимус остаются скорее пограничными понятиями, которые поддаются проверке на опыте, полезны в терапии, практически применимы к нам самим, но которые вместе с тем нельзя точно определить. Как только на них падает луч света нашего осознания, они нам кажутся совершенно ясными, но чем больше этот луч от них удаляется, тем менее ясными они становятся. Наверное, для применения на практике лучше придерживаться их оригинального определения Юнга, сохранив понятие Анимы применительно к маскулинной психологии, а Анимуса - к фемининной психологии. Однако было бы ошибкой принимать это в качестве догмы и настаивать на том, что эти понятия нужно определять именно так. Ибо, имея дело с Анимой и Анимусом, мы имеем дело с фигурами, которые являются для нас преимущественно бессознательными. В рамках наших возможностей свет сознательного определения не проникает настолько глубоко в эти слабо видимые и уводящие во тьму лабиринты бессознательного, чтобы дать нам возможность сделать какие-то окончательные утверждения. Самый большой вклад, который сделал Юнг, когда ввел свои понятия Анимы и Анимуса, состоит в том, что он дал нам идею о полярности, существующей внутри каждого из нас. Мы - не однородные элементы психической жизни: внутри целостности, составляющей нашу сущность, обязательно содержатся противоположности. Внутри нас существуют противоположности, как бы мы их ни называли - маскулинность и фемининность, Анима и Анимус, Инь и Ян - они постоянно находятся в напряжении и все время стремятся к объединению. Человеческая душа - это великая арена, на которой Активность и Восприимчивость, Свет и Тьма, Инь и Ян стремятся соединиться и формируют у нас внутри не поддающееся описанию единство личности. Достижение этого единства противоположностей может вполне оказаться задачей целой жизни, требующей крайней настойчивости и прилежного осознания. Обычно для этого мужчинам нужны женщины, а женщинам - мужчины. И вместе с тем окончательное соединение противоположностей происходит не между мужчиной, который воплощает маскулинность, и женщиной, которая воплощает фемининность, а внутри сущности каждого мужчины и каждой женщины - именно здесь окончательно объединяются противоположности. Теперь уже становится ясно, что за эротическими образами, которые приходят, когда Анима и Анимус получают доступ к сознанию, стоит стремление к достижению целостности. Желание души соединиться с бессознательным и создать неделимую творческую личность - это самое мощное побуждение, формирующееся внутри нас. На этом уровне стремление к достижению целостности идентично стремлению к Богу, и это стремление к достижению целостности, или индивидуацию, Юнг назвал религиозным инстинктом. Образ Coniunctio^, то есть соединения противоположностей, соединение мужского и женского, - это в основном образ соединения сознательной и бессознательной части личности. Именно поэтому так много наших сновидений, а также притчей Иисуса связаны с бракосочетанием, которое является вполне подходящим символом соединения противоположностей, к которому стремится поток нашей внутренней психической энергии. В конечном счете, противоположности могут соединиться только внутри отдельной личности. Соединения мужчины и женщины нельзя достичь, если мы бессознательно проецируем половину своей личности на своего партнера и отыгрываем вторую ее часть. Скорее, как сказал Николай Бердяев, «только воссоединение этих двух начал (мужского и женского) создаст целостное существо»[104]. Мы не принц и не принцесса, которые стремятся соединиться с человеком, разыгрывающим для нас роль нашего мистического партнера. Скорее, принц и принцесса, божественная пара, находятся у нас внутри, совершая великое бракосочетание в бессознательном. Для этого, если мы хотим преуспеть в формировании наших человеческих отношений, следует научиться различать в своей жизни божественных и человеческих партнеров. Именно поэтому в психологии так часто говорят о необходимости «избавления от проекций». Нам уже понятно, что мы никогда не сможем полностью избавиться от всех проекций. Психические образы Анимы и Анимуса настолько богаты и настолько нам неизвестны, что будут проецироваться всегда. Но вместе с тем это значит, что мы учимся узнавать присутствие проекции. Этот бессознательный механизм позволяет нам постепенно, по частям, интегрировать спроецированное бессознательное содержание и, что не менее жизненно важно, дает возможность отличать спроецированный архетипический образ от реального человека. Ибо божественными партнерами в нашей жизни являются Анима и Анимус, и их любовные отношения - это удел богов. Человеческие партнеры - это реальные мужчины и женщины, существующие в нашей жизни, и хотя их любовь сначала может казаться обычной и земной по сравнению с пламенем и таинством божественной любви, вместе с тем и божественная, и человеческая любовь могут осуществиться только тогда, когда мы сможем научиться их различать. Наверное, правильно было бы закончить наше исследование отношений, сказав несколько слов о религиозном понимании брака и сексуальности. Например, истинное христианское понимание брака основано на архетипическом образе Coniunctio. Церковь рассматривает супружеские отношения как воплощение на человеческом уровне божественного таинства соединения Христа и души, которое стало особой церковной формулой архетипа соединения противоположностей. Поддерживая у людей представление о различии между соединением Христа с душой, с одной стороны, и отношениями между людьми в браке - с другой, церковь отстаивала и определяла важное различие между божественной и человеческой размерностью любви. Христианская мистика в течение долгого времени была очарована образом Coniunctio, и вполне заслуженно, ибо этот архетип символизирует именно такое глубинное отношение к Богу, которого добивалось христианство. Поэтому отцы церкви сравнивали Христа с женихом, человеческую душу - с невестой, а крест - с брачным ложем, на котором совершилось брачное соединение Христа и души. Блаженный Августин писал: Как жених Христос вышел из своей опочивальни и прошествовал в предчувствии бракосочетания своего на лоно мира. ... Он взошел на брачное ложе креста и совершил там свой брак. И проникшись человеческой тоской, он с любовью отдался мукам на ложе своей невесты и навеки соединился со своей женщиной [matrona]. [105] Некоторые гностики рассказывают легендарную историю о том, как Христос взошел на гору, сотворил женщину из своего бока и совершил с ней соитие. Для целомудренного христианского слуха эта история может казаться оскорбительной, но, как заметил Юнг, гностики подразумевали совсем иное. Они просто «заикались», будучи не в силах выразить невыразимое нуминозное представление о целостности в образе соединения Христа с душой[106]. Христианские мистики особенно ценили самую эротичную книгу Библии - Песнь Песней за присущее ей богатство образов. С точки зрения мистики это не просто чувственные образы, они являются средством, позволяющим передать образ соединения Бога и души. Эвелин Андерхилл[107] писала: «... мистики любили Песнь Песней, потому что видели в ней как в зеркале самые потаенные переживания своей души»121. Ориген, наверное, был первым, кто стал размышлять над этими эротическими образами целостности [108], хотя список христианских мистиков, которые использовали эту книгу в качестве источника размышлений над отношением Бога к человеку, довольно обширный. Он включает в себя даже епископа Мефодия, который зашел довольно далеко, заявив: когда душа соединяется с Христом, сам человек становится Христом123. Использование Песни Песней в качестве мистического текста в апостольскую эпоху не закончилось, а продолжалось на протяжении всей христианской эры, вплоть до наших дней. Св. Бернар Клервоский[109] представил образ Христа в Coniunctioс душой в нескольких интересных проповедях на тему Песни Песней, считая чувственные образы этой книги подходящим средством, позволяющим донести до человека священное таинство отношения Бога к человечеству, которое лучше всего представляется в виде великой любви, а не как-то иначе. Таким образом, язык Coniunctioявляется частью существующих у церкви сокровищ. Однако, возможно, современной церкви нужен язык и знания психологии, чтобы донести свои сокровища до современного сознания. Проблема заключается в том, что в последние века церковь утратила свою изначальную связь с человеческой психикой. В другой своей книге[110] я показал, что учение Иисуса наполнено психологическим смыслом, и многие из ранних отцов церкви были психологами, которые писали трактаты о душе и сновидениях. Можно лишь сожалеть о том, что в настоящее время церковь отрицает реальность психики, ибо соединение Христа с душой не может завершиться, если отрицать и подавлять саму душу. Так как Невидимые Партнеры - это портал, через который мы должны пройти, чтобы вступить во внутреннюю жизнь, значит, их тоже следует признать реальными. Возможно, одна из причин, по которой церковь отказывается признать реальность человеческой души, заключается в ее страхе перед сексуальностью. В отличим от Бернара Клервоского, который не боялся рассуждать о чувственных образах Песни Песней, церковь в целом испугалась сексуального инстинкта человека и начала его подавлять или отрицать. Например, Блаженный Августин называл женщину «вратами ада» и пытался найти какой-то иной путь воспроизведения человечества. Согласно его утверждению, половое сношение допустимо только с целью деторождения; если люди, даже состоящие в законном браке, получают от него удовольствие, это грех. Святой Иероним[111] наставлял мужей почитать своих жен, воздерживаясь от сексуальных отношений с ними, и заявлял, что совершать с женой половой акт - значит ее оскорблять. (Насколько нам известно, он не поинтересовался, что жены чувствуют при этом. ) В этом вопросе он зашел так далеко, что на несколько дней лишал причастия супружеские пары, которые совершили сексуальный акт, объясняя это тем, что сексуальные отношения оскверняют непорочность церковного таинства. Петр Ломбардский[112] однажды предупредил христиан, что Святой Дух покидает помещение, как только супружеская пара вступает в сексуальные отношения, даже если это происходит с целью зачатия ребенка. Если сексуальная жизнь в браке граничила с грехом, можно себе представить, сколько зла приписывалось сексуальности, которая проявлялась вне брака! Конечно, в христианском вероучении почитается святость и чистота Девы Марии, и можно быть благодарными уже за то, что фемининный образ вообще не был исключен из христианской атрибутики. Но даже Дева Мария предстает среди образов христианских святых как безупречная, не запятнавшая себя грехом женщина, которая зачала ребенка без вмешательства мужчины, ее собственное рождение было также безупречным, и она продолжала быть святой и девственной всю свою жизнь. Таким образом церковь выражала свой страх перед женщиной, земной жизнью и чувственностью. Однако такой страх не присущ иудаизму, в котором изначально акт соития мужчины и женщины считался священным. Например, в некоторых иудейских общинах даже в наши дни раввинам и их ученикам предписывается начинать празднование субботы (шабата) с сексуального соединения с женой. Отстаивая свои позиции, церковь разделила небо и землю, дух и материю, душу и тело - так, как это сделали гностики, и, сделав это, нанесла вред человеческой духовности, изменив собственному посланию, содержащемуся в Божественном Воплощении. Быть может, изначальное намерение церкви заключалось в том, чтобы сохранить человеческую духовность, за которую она боролась с таким трудом, и не дать ей потеряться в океане чувственности. Дух и плоть, дух и материю примирить не так просто, и одно из них легко подавляет другое. Несомненно, церковь почувствовала, что она должна заняться духовным развитием человека, ибо его чувственность уже развилась и стала достаточно сильной. Однако в результате произошло совершенно иное - не интеграция личности, а отрицание целостности и перемещение из одной крайности в другую. Поэтому в Западной истории мы сталкиваемся с постоянными колебаниями между двумя полюсами, одним из которых является полюс духовного аскетизма, а другим - полюс чувственности. Подавление чувств никогда не способствует осознанию ценности духа, ибо часто человек достигает духовности через свои чувства, а иногда духовное развитие пробуждает и требует чувственной любви, чтобы стать более приземленным и сущностным. В попытках избежать конфликта противоположностей посредством отрицания одной стороны жизни духу целостности был нанесен серьезный ущерб. И вместе с тем странно, что христианству пришлось так долго проявлять терпимость по отношению к учению о сексуальности, утверждавшему, что ее единственным оправданием является продолжение рода. Как отмечал Николай Бердяев, «это перенесение закона разведения скота на человеческие отношения»[113], а также отрицание христианством наивысшей его ценности - человеческой личности, ибо, согласно его мнению, сексуальная любовь должна существовать в порядке вещей, выражать любовь одного человека к другому во всех ее проявлениях, а не только служить необходимости рождения детей. Христианское понимание сексуальности как выражения потребности человека в индивидуальной самореализации и его реализации в отношениях с другим человеком, казалось бы, гораздо больше соответствует религии, которая делала акцент на воплощении Бога в земной человеческой жизни.
|
|||
|