Несуществующие 1 страница

Стр 1 из 8Следующая ⇒

https: //ficbook. net/readfic/9009070

Направленность: Слэш

Автор: Chotto (https: //ficbook. net/authors/1332007)

Фэндом: EXO - K/M

Пейринг или персонажи: Кай/ДиО, Бэкхён, Чанёль, Сухо

Рейтинг: R

Размер: Миди, 75 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Метки: Военные, Запретные отношения, Балет, Расизм, Альтернативная мировая история, Романтика, Ангст, Hurt/Comfort, AU

Описание:

Он старательно и послушно жил жизнью Кацу Оды, но периодически забывал думать от этого имени, замещая его полузабытым, истертым и никогда не существовавшим «Кёнсу».

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:

Работа написана на #EXO_MilitaryFest для группы " Night. Apple. Fanfic. "

https: //vk. com/night_fanfic

Выбранная песня: Adam Lambert - Underground

И да, автор ни в коем случае не пытается каким-то образом возбудить ненависть к японцам и Японии - они пуськи, но в данном, альтернативном витке мировой истории, большинство из японцев - не самые приятные люди.

Несуществующие

Во Второй Мировой войне победила Германия и страны нацистского блока. Германия стала крупнейшей колониальной империей в мире, а Япония распространила свою власть на Азию и тихоокеанский регион.

После неожиданного теракта в 1946 году в Берлине, принесшего за собой гибель Гитлера и видных деятелей Третьего Рейха, а также последовавшего за этим раскола внутри НСДАП метрополия постепенно начала трансформироваться. Правительство приступило к проведению экономических реформ, начало содействовать научным исследованиям и медленно, но уверенно ограничивать политику уничтожения «неправильных» народов, отступая перед напором мощной волны либерального движения, зародившегося среди членов партии. К концу XX века Третий Рейх де-юре все еще считался могущественной метрополией, однако де-факто во многих регионах поднимали голову революционные и сепаратистские настроения. В 1987 году после шести месяцев ожесточенных боев армия Сопротивления захватила Вашингтон и провозгласила независимость Соединенных Штатов Америки.

Третий Рейх разваливался на куски.

Милитаристская Япония, еще после победы избравшая путь жесткого контроля и протектората на всех захваченных территориях, также с каждым годом теряла позиции и поддержку прояпонских сторонников в якобы лояльных правительствах подконтрольных губернаторств. Существенно подкосил азиатскую метрополию и экономический кризис в 70-х годах.

Больше всего Японию беспокоило генерал-губернаторство Корея, в котором движение Сопротивления с каждым годом набирало обороты, несмотря на разрозненность их сторонников по всей стране. В 1987 году одной из корейских группировок было совершено покушение на императора Японии, что подстегнуло японцев пересмотреть взгляды, ослабить контроль над губернаторством. Япония приостановила действие Указа о смене имен, разрешила вновь печатать газеты на корейском языке. Передачи на радио также позволялось вести частично на корейском. В сетке вещания телевидения все фильмы и программы сопровождались отныне корейскими субтитрами.

Японцы планировали отвлечь внимание, отчасти задобрить угнетенный второсортный народ и сбавить накал страстей, чтобы Сопротивление потеряло бдительность. В это же время тысячи сотрудников военной разведки и тайной полиции должны были наблюдать за теми, кто каким-либо образом вызывал недоверие или подозревался в сочувствии корейскому Сопротивлению.

Япония сменила кнут на пряник, дабы в самый неожиданный момент нанести смертельный удар одновременно всем очагам Сопротивления и окончательно подчинить себе умы и сердца корейцев, до сих пор в глубине души хранивших воспоминания о жизни до оккупации.

1989 год, генерал-губернаторство Корея, город особого назначения Кэйдзё

(столица губернаторства, прежнее название города — Ханян)

Я смотрю на тебя и не знаю,

Как я мог так привязаться к тебе.

Не могу расстаться с тобой и идти своим путём.

Я в беде.

Underground — Adam Lambert

Третья по счету деревянная половица, если вести счет от стеллажа с безвкусным порошковым мороженым, скрипела, стоило только кому-то на нее наступить. Официант, молодой парень, уже трижды задевал ее пяткой, бестолково бродя туда-сюда с пустым подносом. В кафе посетителей было совсем негусто — пожилая пара обедала в углу у высокого окна и краснолицый полицейский втиснулся на стул у выхода, неаккуратно жуя бутерброд и листая жирными пальцами газету.

И еще в кафе находился Кёнсу, конечно же. Сам себя он к полноценным посетителям не причислял, потому что попросил всего-навсего стакан воды и медленно потягивал ее уже целых двадцать минут, отрешенно пялясь в окно. Проку от него для этой посредственной забегаловки было немного.

К тому же, проницательные работники слишком уж быстро раскусили, что Кёнсу далеко не самый обыкновенный посетитель, старались держаться от него подальше и почти не смотрели в его сторону. Парнишка-официант боялся даже дышать, проходя мимо Кёнсу. Быть может, виной всему был чересчур серьезный вид, сиротливо стоявший на столе стакан воды, идеально ровная спина и пустой, незаинтересованный взгляд, направленный на гомонящих людей снаружи. Лицо Кёнсу было холодным, безжизненным и гладким, словно лист полированного металла — ни одна мышца не дернулась, когда неуклюжий официант, споткнувшись на ровном месте, все-таки уронил чертов поднос. Кёнсу не отреагировал на весьма похабный анекдот от полицейского, призванный впечатлить тощую девчушку, помогавшую повару на кухне. Кёнсу даже не вздрогнул, когда о тщательно отдраенное стекло снаружи ударился желтый резиновый мяч, упущенный чумазым лохматым мальчиком.

Кёнсу не был похож на типичного завсегдатая подобных кафе и любителя прогуляться по цветастым (город старательно готовили ко Дню Возрождения) улочкам Кэйдзё. Кёнсу не был бы похож на человека вовсе, больше на мраморное изваяние, если бы периодически не моргал и не делал маленькие, аккуратные глотки воды из стакана.

Кёнсу терпеливо ждал, ведь человек, назначивший ему встречу, должен был явиться с минуты на минуту.

Мальчуган подобрал свой желтый мяч, испуганно дернулся, встретившись взглядом с Кёнсу, растянул рот в беззубой улыбке и помахал ему рукой. Кёнсу посмотрел сквозь мальчика, словно тот был пустым местом. Рука ребенка недвижимо повисла в воздухе, а улыбка погасла.

Наставники в военной академии всегда любили повторять, что безжизненным лицом и непроницаемым взглядом Кёнсу можно преспокойно пугать детишек. В испуге малышни Кёнсу ничего рационального и полезного не видел, но с наставниками соглашался беспрекословно. До определенного момента.

Соглашаться и безропотно выполнять приказы было для него самым обыкновенным делом до той поры, пока он не получил должность, требовавшую в некоторых вопросах инициативы и самостоятельных решений. Кёнсу сперва растерялся, но позже нашел выход, заручившись приказаниями и руководствами из десятков полезных книжек. И благодаря этому совсем скоро стал одним из лучших сотрудников ведомства военной разведки, располагавшегося в Кэйдзё. Учитывая его возраст — двадцать семь лет, — подобное достижение выглядело весьма и весьма достойно. Начальство возлагало на него большие надежды, а за преданную и верную службу императору месяц назад из Токио Кёнсу прислали благодарственное письмо, выделили скромную премию и недельный отпуск в Киото.

«Кацу Ода» — именно так обращались к нему в письме, под этим именем он записан в государственном реестре, оно же наклеено на его почтовом ящике и внесено в картотеку сотрудников разведки.

Кёнсу старательно и послушно жил жизнью Кацу Оды, но периодически забывал думать от этого имени, замещая его полузабытым, истертым и никогда не существовавшим «Кёнсу».

Над входной дверью весело звякнул колокольчик и внутрь вошел мужчина, ради которого Кёнсу истратил полчаса своей жизни, бестолково сидя в этом унылом кафе. Того, кажется, здесь хорошо знали, потому что неуклюжий официант жизнерадостно осведомился о его делах и поинтересовался, будет ли он заказывать себе как обычно. Мужчина с улыбкой подтвердил заказ, быстренько осмотрелся по сторонам — его брови слегка приподнялись, когда он заметил сидящего в самом углу Кёнсу. Круглое лицо его стало довольным, будто все шло ровнехонько по его плану. Пружинистой походкой энергичного человека, торопящегося сделать кучу дел одновременно, он приблизился к столу Кёнсу и плюхнулся напротив. С облегченным выдохом оттянул галстук в сторону и пару раз махнул ладонью на взмокший лоб.

— Духота сегодня просто невыносимая!

— Один из самых влажных дней лета по прогнозам синоптиков, — поддержал разговор о погоде Кёнсу, как того требовала элементарная вежливость.

Он с этим человеком знаком не был — в ведомстве ему лишь показали сомнительного качества фотографию, представив изображенного на ней как личного секретаря первого помощника генерал-губернатора. Типичный нагловатый чинуш с языком без костей, как охарактеризовал его капитан Исикава.

— И, черт побери, синоптики в кои-то веки не ошиблись! Я бы сейчас с удовольствием выпил пару запотевших бокальчиков пива, но увы, — горестно вздохнул мужчина, — день предстоит суматошный. Сегодня в Кэйдзё приезжает министр культуры и весь город на ушах стоит.

— Примите мои соболезнования, — произнес Кёнсу, уверенный в том, что фраза воспримется как шутка, на что собеседник и впрямь предсказуемо отреагировал сдавленным смешком.

— Я тешу себя мыслью о прекрасном ужине и отличнейшем вине — как вознаграждении за эту адскую подготовку к визиту, — он с наслаждением причмокнул губами, будто бы вино и ужин уже стояли перед ним на столе. — Ладно, давайте-ка перейдем к основной теме нашей сегодняшней встречи, лейтенант Ода. К слову, весьма похвально, что Вы оставили японское имя, несмотря на отмену закона. В первый месяц статистические данные были удручающими — никто и подумать не мог, что некоторым жителям Кореи так просто и легко расставаться со своими именами, присвоенными им с самого рождения. В конце концов, Япония в свое время предоставила им всем, неблагодарным, великую милость, позволив носить имперские имена.

— Я никогда не представлял себя с другим именем, — «Кёнсу» тут же больно обожгло язык, будто наказывая за наглую ложь. — Да и бумажной волокиты было бы не избежать. Лишь морока с этими переменами.

Собеседник быстренько проанализировал полученный ответ, свел одно к другому и сделал определенный вывод, потому что в следующую минуту его лицо озарилось достаточно неаккуратно скроенным, но дружелюбием. Будто он убедился, что с Кёнсу можно иметь дело. Тем не менее, у самого Кёнсу дружелюбие изобразить вышло бы намного правдоподобнее, без сомнений.

— Мне нравится Ваша честность, лейтенант Ода. Надеюсь, настолько же убийственно честны Вы и в работе?

— Разумеется, господин?..

— Ох, прошу прощения за свои дурные манеры, лейтенант, — хихикнул мужчина и легкомысленно махнул рукой, будто просил не принимать его рассеянность за что-то более скверное. — Гоняют меня и в хвост, и в гриву нынче, забываю обо всем на свете. Мое имя — Рё Оосава, я имею честь служить личным секретарем первого помощника генерал-губернатора, господина Миуры. Вам, вероятно, уже сообщили об этом.

Кёнсу кивнул, не собираясь отпираться от очевидного факта. Вряд ли бы ведомство отправило его на встречу с простым, ничего не значащим для военной разведки человеком. Просьба исходила от самого первого помощника губернатора и ведомство обязано было откликнуться, несмотря на то, что Исикава был откровенно недоволен просьбой сверху — он не сомневался, что дело это окажется не самым приятным.

В Оосаве мгновенно угадывался лизоблюд и амбициозный карьерист, который станет с увлеченным причмокиванием лизать задницу любому, кто сумеет продвинуть его в должности либо замолвить словечко перед важными людьми.

— У господина Миуры возникли подозрения… Точнее, он выразил обеспокоенность, что… В общем, господин Миура полагает, что с одним конкретным юношей, по его мнению, что-то не так, — наконец-то сумел сформулировать свою мысль Оосава, робко потупив взгляд — вероятно, он надеялся тем самым пробудить у Кёнсу какое-то чувство наподобие солидарности, однако ничего, кроме раздражения, вызвать не сумел.

— Что-то не так? — переспросил Кёнсу, надеясь, что Оосава добавит к уже сказанному чуть больше подробностей.

Или же ему придется обратить внимание на какого-то парня просто из-за того, что помощнику Миуре что-то привиделось или где-то неприятно засвербило? Кёнсу предполагал, что времена, когда человека привлекали к ответственности за чей-то необоснованный донос или субъективное подозрение, уже давно прошли. Даже с корейцами обращались нынче немного лучше, чем раньше. Несмотря на то, что их по-прежнему считали людьми второго сорта, пускай знающими японский язык и носящими японские имена, их права потихоньку начинали учитывать и отстаивать. Третий Рейх лихорадило, Штаты провозгласили независимость — на политику азиатской метрополии эти события не могли не повлиять.

Кёнсу и сам являлся корейцем по происхождению, однако предпочитал себя к этой нации не причислять. Но не из-за взращиваемого в школах надменного пренебрежения ко всем, кто не японец, а из-за «Кацу Оды», который с таким именем корейцем быть никак не мог. «Кёнсу» же им вполне являлся, но «Кёнсу» нигде, кроме мыслей, не существовало.

Поэтому проще находиться где-то посередине. Полноценным японцем ему не позволяла быть кровь, текущая в жилах, а для корейца он чересчур долго прожил с «Кацу Ода» в удостоверении личности, чтобы смело им называться.

— Да, я понимаю, мотив звучит неважно, — обеспокоенно промямлил Оосава. — Тем не менее, господин Миура практически уверен, что этот юноша, о котором идет речь, участвует в чем-то противозаконном.

— Практически уверен? — Кёнсу попробовал на вкус это словосочетание и убедился, что ощущалось и звучало оно одинаково.

Одинаково хреново.

— В таком случае я также не могу быть уверен в целесообразности любых расследований касаемо этого юноши.

Оосава поморщился и уставился на Кёнсу острым, недовольным взглядом.

— Не думаю, что у Вас есть выбор, лейтенант.

— Выбора у меня и впрямь нет, господин Оосава, но я предпочитаю работать с действительно опасными людьми или с сочувствующими Сопротивлению, способными навредить империи, а не гоняться за кем-то лишь из-за расплывчатых подозрений. Боюсь, что подобную формулировку в моих отчетах будет достаточно трудно объяснить.

— Господин Миура прак… — Оосава осекся, прочистил горло и растянул губы в нервной улыбке, — он уверен в том, что этот юноша тесно связан с Сопротивлением.

— О ком идет речь? — устав выслушивать одно и то же, вздохнул Кёнсу.

Оосава достал из внутреннего кармана пиджака и толкнул в его сторону небольшой коричневый конверт. Кёнсу ловко поймал его одной рукой, вскрыл и вытащил оттуда черно-белую фотографию молодого парня. Твердый широкий нос с горбинкой, добрые улыбчивые глаза, взъерошенные волосы и пухлые, чувственные губы. Приятное, симпатичное лицо волевого, сильного и целеустремленного человека. Кёнсу безошибочно распознал в нем корейца, но так и не сумел увидеть сочувствующего террористам Сопротивления.

Но, конечно же, частенько первое впечатление бывает ошибочным, а внешность — обманчивой, потому с выводами о человеке на фотографии торопиться не следовало.

Кёнсу почувствовал на себе липкий изучающий взгляд и встретился глазами с чего-то выжидавшим Оосавой. Тот смотрел на него с затаенным нетерпением и любопытством, вероятно, ожидая от Кёнсу какой-то эмоциональной реакции. Кёнсу спрятал фотографию в конверт, с легкостью запомнив изображенное там лицо, и невозмутимо уставился на Оосаву. Чужие брови стремительно поползли вверх от удивления.

— Вы знаете, кто это?

— Я надеялся, что Вы мне это сообщите, господин Оосава.

Удивление на лице собеседника смешалось с подлинным восхищением. Судя по всему, этот парень на фотографии был далеко не прост, раз уж Оосаву изумило то, что Кёнсу его не признал. Кёнсу старательно напрягал память и пытался вспомнить, где он мог бы его видеть — этого парня с фото, — но в голову решительно ничего не приходило. Пришлось терпеливо ожидать разгадку тайны личности от Оосавы и проглатывать скопившееся комком в горле раздражение. Кёнсу не любил чувствовать себя дураком.

— Как Вы относитесь к балету, лейтенант Ода? — неожиданно спросил Оосава.

— Достаточно равнодушно. Предпочитаю книги и кинематограф.

— Были когда-нибудь в театре оперы и балета Кэйдзё?

— Нет, пока не довелось там побывать.

Лицо Оосавы разгладилось из-за молниеносного озарения и он улыбнулся, откинувшись на спинку стула, рассматривая Кёнсу с интересом первооткрывателя, которому в руки попалась диковинная зверушка.

— Что же, возможно, это даже к лучшему…

— Прошу прощения?

— Я говорю о том, что Вы не узнали человека на фотографии. Мне это показалось удивительным, но раз Вы не интересуетесь балетом, то и узнать его не смогли… Ну конечно же! — Оосава сам с собой согласился и хлопнул ладонью по столу. — Его сценический псевдоним — Кай. Он — один из ярких и талантливейших столичных артистов. Замечательный танцор. Три месяца назад он стал премьером театра оперы и балета Кэйдзё. Поразительное достижение для парня вроде него, приехавшего в столицу из провинции, для его двадцати пяти лет, учитывая жесткую конкуренцию в этой среде. Поверьте, битва была не на жизнь, а на смерть, — хохотнул Оосава, будто бы приглашая Кёнсу разделить с ним веселье.

Кёнсу ничего с Оосавой разделять не спешил. Он был настолько же далек от мира балета, насколько Гренландия далека от Австралии. Несомненно, звание ведущего танцора — серьезное достижение для этого Кая, однако Кёнсу все еще не понимал, каким образом новый премьер театра связан с корейским Сопротивлением, угрожавшим целостности империи. И в чем конкретно заключалось его, Кёнсу, задание.

Оосава, вероятно, догадался, что Кёнсу все еще пребывал в недоумении, потому прекратил хихикать и посерьезнел.

— Господин Миура долгое время являлся одним из самых преданных поклонников таланта Кая. Пожалуй, их даже можно было назвать добрыми приятелями — господин Миура делал ему дорогостоящие подарки, приглашал на званые вечера, где знакомил с видными деятелями искусства. В общем и целом, оказывал ему всяческую поддержку.

— Он был его покровителем? — бесстрастно уточнил Кёнсу.

— Ну, можно и так сказать, — минуту подумав, согласился Оосава. — Как Вы понимаете, господин Миура уделял Каю очень много внимания, поэтому от него не ускользнули перемены в его поведении и настроении.

— Какие именно перемены?

— По словам господина Миуры, Кай стал отчужденным. Их отношения резко охладели, он перестал делиться своими мыслями, их традиционные встречи свелись к минимуму. В разговорах он стал поднимать запрещенные темы, начал говорить о нашей великой империи в пренебрежительном и неодобрительном тоне. Как Вы знаете, подобное недопустимо, если ты являешься премьером самого известного театра в генерал-губернаторстве, — с очевидным недовольством в голосе объяснил Оосава. — А учитывая специфику круга общения — режиссеры-постановщики, драматурги, актеры и актрисы, танцовщики, художники, — вполне очевидным становится то, что Кай мог охотно перенять у кого-то из них идеи и стремления Сопротивления. Ну, Вы понимаете, — он раздраженно мотнул головой, словно отмахиваясь от раздражающих мошек, — все эти глупые и неоправданные фантазии о свободе. Будто наша великая империя кого-либо в чем-то ограничивает!

Оосава дважды за время всей речи повторил «наша великая империя», демонстрируя образцово-показательный и тошнотворный уровень слепого патриотизма. Или же, что еще хуже, он неистово этим патриотом притворялся. Кёнсу скупо улыбнулся, потому что Оосава определенно ждал такую реакцию от лейтенанта военной разведки, одновременно с тем подумав, что он бы до конца дней своих с человеком вроде Оосавы предпочел никаких дел не иметь.

Все вокруг жили, четко понимая, что к чему. Одни только фанатичные патриоты или мерзкие притворщики своими неистовыми речами пытались убедить остальных в существовании идеальной империи, построенной из сахарной розовой ваты и в которой все люди — братья.

— Господин Миура полагает, что с недавних пор Кай поддерживает и разделяет идеи Сопротивления, скорее всего, навязанные ему кем-то из окружения. Они любят романтизировать террористов и преступников, а Кай достаточно чувствительный и страстный человек, чтобы рассмотреть в этих идеях что-нибудь привлекательное. Его легко увлечь. Именно поэтому господин Миура обеспокоен тем, что уважаемый многими артист свернул на кривую дорожку.

— Господину Миуре не приходило в голову, что этот парень мог просто-напросто охладеть к приятельству именно с ним, а не к империи в целом? — задал вопрос Кёнсу. — Быть может, он таким нехитрым способом пытается отвадить опостылевшего поклонника от себя.

Оосава вскинул взгляд и прищурился. Лицо его вытянулось и посерело, как будто он унюхал что-то отвратительно смердящее. Кажется, Кёнсу нечаянно зацепил неприятную тему.

— Господин Миура абсолютно уверен в том, что причиной изменений в Кае не является их теплое и искреннее приятельство, — холодно процедил он, но морозные нотки в его голосе и заострившаяся физиономия не произвели на Кёнсу никакого впечатления.

И версию с надоевшим Миурой он со счетов сбрасывать не спешил. В жизни бывает всякое.

И о каком теплом, искреннем приятельстве идет речь, если Миура своего якобы приятеля вот так просто собрался военной разведке сдать? Хотя… Если первый помощник такой же на голову двинутый патриот, каким выставлял себя Оосава, это с его стороны вообще может казаться благородным поступком или актом доброй воли. Он наверняка полагал, что оказывает Каю хорошую услугу.

— Да и Кай не настолько глупый и наивный, чтобы нарочно обсуждать с первым помощником губернатора такие… опасные темы. Господин Миура подметил, что он всегда упоминал об этом невзначай, мимоходом, будто терял бдительность, общаясь с хорошим другом.

— Что, в таком случае, требуется от меня и военной разведки? Влияния у первого помощника вполне достаточно для того, чтобы закрыть этого танцора на пару дней в здании тайной полиции и вытрясти из него все дерьмо, — предположил Кёнсу. — Насколько я знаю, среди полицейских имеются искусные умельцы, способные выбить искреннее признание вины даже из невинного младенца.

— Но ему совсем не хочется поступать так с Каем! — испуганно выпучил глаза Оосава. — Он… Скажем так, он не хочет вешать на Кая что-то ненастоящее, он хочет просто убедиться, что его догадки оказались верными. Тайная полиция только и умеет, что иголки под ногти загонять, а господин Миура слишком милосердный, чтобы поступить так с артистом, которым он восхищается. Для подобной тонкой и филигранной работы увальни из полиции совсем не подходят. Поэтому мы обратились в ведомство и капитан Исикава посоветовал поговорить с Вами. Удивительно, но ваши судьбы с Каем во многом похожи. Вы оба корейцы. Вы, как и он, приехали покорять Кэйдзё из провинции. Несмотря на молодой возраст, вы оба уже добились определенных успехов в профессии — капитан Исикава вкратце рассказал нам о Ваших разведывательных и контрразведывательных операциях. Ликвидация столичной группировки Сопротивления, планировавшей взорвать несколько поездов с мирными жителями — это вызывает восхищение! Господин Миура сразу после разговора с капитаном заявил, что столь деликатное дело он готов поручить только Вам, лейтенант Ода. Ваша репутация и послужной список сыграли решающую роль — вы можете гордиться!

Оосава говорил восторженно и с придыханием, будто Кёнсу оказали огромную честь, приказав приставить его бесшумной тенью к танцору балета, чья вина хоть в чем-либо основывалась только на мутных подозрениях. Изучать сплетни, жалобы и наветы — дело тайной полиции, но никак не военной разведки. Тем не менее, от недовольства Кёнсу толку не было совсем — он ясно понимал, что его с самого начала видели единственным исполнителем данного задания и категорический отказ был бы чреват серьезными последствиями.

— Вам нужно просто наблюдать за ним, — тем временем продолжал Оосава. — Узнайте, о чем он думает, с кем общается, куда ходит, какие книжки читает, какие фильмы смотрит. Кай далеко не глупый человек, вряд ли вы быстро сумеете раскрыть его участие в чем-то преступном или подозрительном. От вас требуется аккуратная, незаметная работа и еженедельные отчеты. Способы и методы — на ваше усмотрение, тут мы вряд ли сможем что-то толковое посоветовать. Вы же, все-таки, разведчик, верно? — и он хохотнул, удовлетворенный собственной шуткой.

Кёнсу молча дождался, пока Оосава насладится своим чувством юмора, и после спросил:

— Что насчет сроков?

— Во времени Вы не ограничены, однако господин Миура рассчитывает получить результат как можно скорее.

— Что делать в том случае, если ничего подозрительного не обнаружится и танцор окажется кристально чист?

Оосава бросил на него непонятный взгляд, а губы его тронула снисходительная улыбка.

— Такой вариант можете даже не рассматривать, как возможный. Кай, несомненно, виновен в неправильных мыслях и действиях. Вы должны это доказать, лейтенант.

Кёнсу, вернув Оосаве сухую малоприятную улыбку, задумался о выразительном акценте, сделанном на слове «должны».

А затем резко выпил всю оставшуюся в стакане воду, поняв, что из-за своего безупречного послужного списка вляпался в дело, из которого вряд ли получится выбраться без последствий.

* * *

Видавший виды автобус дребезжал и трясся; рычал и выпускал в небо во время остановок густой серый дым, будто потрепанный жизнью старый дракон, пока Кёнсу в третий раз перечитывал строчки собранного на танцора скудного досье.

Данных было, честно говоря, маловато. С другой стороны, этот Кай никогда ни за что не привлекался, внимания ему никто из спецслужб не уделял, поэтому неудивительно, что досье состояло из всего одного печатного листа с кратким списком сведений. В углу скрепкой была зажата маленькая фотография, скопированная из личного дела хореографического училища — Кай смотрел прямо и сердито, отчего Кёнсу было слегка не по себе. Чертов взгляд на снимке беспощадно пронзал насквозь, словно Кай уже знал, что за ним собираются установить слежку и заранее осуждал участвовавшего в этом безобразии лейтенанта. Кёнсу закрыл снимок ладонью и вчитался в информацию, запоминая самое основное.

Кай родился на юге, в одном из маленьких селений провинции Дзэнра-нандо. При рождении получил имя «Акио Минами». Кёнсу хмыкнул — имя переводилось как «южный красавец» и попало в цель два раза из двух. Родом он был как раз из южной провинции, а отрицать очевидный факт миловидности лица Кая было бы настоящей глупостью.

О его родителях ничего неизвестно — до шестнадцати лет мальчика воспитывала бабушка, а после ее смерти он отправился поступать в столичное хореографическое училище. Балетом начал заниматься с восьми лет. Во время учебы в Кэйдзё выбрал себе сценический псевдоним «Кай» и больше с ним не расставался, совмещая обучение с подработками. Аттестат средней школы и диплом училища образцово-показательные, с наивысшими баллами по всем дисциплинам. После окончания учебы Кай решил попробовать свои силы в театре оперы и балета Кэйдзё и столь сильно впечатлил отборочную комиссию, что его приняли в кордебалет, пропустив третий этап отбора и испытательный стажерский срок. Месяц назад он успешно прошел конкурс и был назначен премьером, несмотря на то, что с начала сороковых годов и по сегодняшнее время ведущими танцорами театра становились исключительно японцы, тем самым якобы подчеркивая ущербность и бесталанность корейцев.

Первый подобный прецедент за сорок с лишним лет давал Кёнсу надежные основания считать, что талант Кая в несколько раз выше обыкновенного умения пластично двигаться на сцене, коль уж ради него комиссия пренебрегла негласным правилом. И наверняка Каю новое звание жизнь не только не упростило, но и сделало во много раз сложнее. Оосава вскользь упомянул о том, что борьба за место премьера была серьезной и жесткой. Скорее всего, она продолжалась до сих пор.

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒