ОТ АВТОРА 9 страница

Уфф, все не так просто. Взгляд Габриеля рассеянно скользил по столу, предметы на котором купались в таинственном лунном свете компьютерного дисплея. В корзинке для исходящих бумаг лежала треснувшая африканская маска. Странно: он не помнил, как положил ее сюда. С другой стороны, в последние дни его память страдала от чудовищных перегрузок. Трещина, рассекшая физиономию маски, словно боевой шрам, и ухмыляющийся рот придавали ей какое‑ то бесшабашное выражение. Габриель положил пальцы на клавиатуру.

МИННАЛУШ и ВОРОН.

По вашему запросу ничего не найдено.

Поколебавшись, он набрал:

МОРРИГАН и ВОРОН.

Дисплей мигнул.

«Морриган: персонаж ирландской мифологии. От ирландского Mhor Rioghain, " великая королева", богиня войны и смерти, также ассоциировалась с сексуальным началом и плодовитостью. Тем воинам, на которых падала ее благосклонность, предлагала разделить с ней ложе. Принимавшие внимание Морриган побеждали в бою, а тех, кто ее отвергал, ждала смерть на поле битвы. Обладала способностью менять облик, чаще всего оборачивалась вороном».

У Габриеля занялся дух.

Морриган. Не Минналуш.

Морриган – та женщина, которую он встречал в доме миллиона дверей, ворон – ее постоянный спутник. Морриган – убийца…

– Я ждала тебя, – раздался за его спиной легкий, будто дуновение ветра, шепот.

Габриель рывком обернулся. Фигура, сидящая совсем рядом, в глубоком кресле, подняла руку. Вспыхнул торшер, свет упал на ее волосы. Рыжие волосы.

ГЛАВА 33

Рыжие кудри, струящиеся по плечам, словно потоки раскаленной лавы. Бледное лицо. Минналуш. Голос, говорящий со страниц дневника. Его любовь.

Внезапно все встало на свои места. Теперь понятно, почему он так долго не мог примириться с мыслью, что убийца – Минналуш. Что‑ то не сходилось, Габриель всегда это чувствовал. Внутренний компас подсказывал, что он выбрал неверное направление.

Она приблизилась и взглянула на экран.

– Все‑ таки вычислил… Я знала, что ты догадаешься.

– Морриган убила Роберта Уиттингтона.

– Да.

– И его отца. А потом Исидора.

– Мне очень жаль, Габриель, очень. Твой друг… – Она прикрыла рот ладонью. – Я… сожалею.

– Морриган – дальновидящая?

Минналуш кивнула. В ее глазах мелькнул страх.

– Кто создал дворец памяти?

– Я.

– Тогда я не понимаю…

– Я все объясню, только сперва обними меня. Пожалуйста, обними.

Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Габриелем, так что он разглядел ее бархатистую кожу и едва заметные морщинки в уголках глаз.

Минналуш нерешительно положила руки ему на грудь. Габриель не шевелился. Словно маленькая девочка, она встала на цыпочки и целомудренно поцеловала его в щеку. У него перехватило дыхание. Точно завороженный, он по‑ прежнему стоял, опустив руки.

Минналуш отступила и поднесла к губам дрожащую ладонь. В тишине раздалось лишь одно слово:

– Пожалуйста, – промолвила она дрогнувшим голосом.

Колдовство рассеялось. Габриель протянул руки и порывисто привлек ее к себе.

* * *

Они занялись любовью – объятые коконом света, к размытым границам которого подступали черные тени. Габриель погладил брови, похожие на распростертые крылья птицы, пальцем ласково очертил линию скулы и спустился к подбородку.

Минналуш принадлежала ему.

Он благоговейно дотронулся до нее и осознал, что может ощутить возлюбленную всем естеством, может взять ее. От этой мысли у Габриеля закружилась голова. Да, он читал дневник, да, мечтал, но женщина из его грез была бесплотна, как воздух. И вдруг, когда он меньше всего ожидал, она пришла к нему, она здесь, во всем своем великолепии, и он чувствует, как от его прикосновений у нее учащается пульс. Глаза Минналуш были полузакрыты, губы расслаблены. Габриель провел по ним пальцем, и ее влажный рот приоткрылся; откинул с плеч прядь волос и медленно поцеловал чуть выше ключицы. Минналуш пахла розовым маслом. Его язык скользнул ниже, губы зарылись в пульсирующую ямку на шее.

Каждая клеточка ее тела была изумительно прекрасна. Бледные полумесяцы ногтей, внутренняя сторона рук, мерцающая, точно перламутр, хрупкие плечи, где кожа была такой нежной, что Габриель боялся поранить ее своими прикосновениями. Пониже поясницы – монада, обрамленная алой розой, и капли крови на острых шипах. Наслаждение. Боль.

Габриель поднял руки Минналуш и провел языком по ее прелестным подмышечным впадинам. Его губы исследовали все ее тело, очерчивая рельефные контуры ребер, волшебно‑ округлые ягодицы, гладкую внутреннюю поверхность бедер. На щиколотке Минналуш сверкнула изящная золотая цепочка. Габриель взял в руки узкую ступню, поцеловал восхитительный изгиб стопы и мягкие, нежные пальчики.

За всю жизнь он любил только одну женщину: Фрэнки. Разумеется, были и другие, и в свое время он испытывал к ним очень теплые чувства. Однако, глядя на ту, которую он сейчас держал в объятиях, и которая смотрела на него глазами, прозрачней океанской воды, Габриель понял, что из всех женщин, с коими его сводила судьба, он боготворит, воистину боготворит, только ее, единственную.

Он мог бы раствориться в ней, потеряться, забыть себя. Страсть захлестнула Габриеля с невиданной силой. Вспыхнуть, сгореть, расплавиться – ему было все равно. Как много людей испытали то, что он переживает сейчас?

Он покрывал поцелуями глаза, нос, губы Минналуш, брал в ладони ее лицо, гладил каждый палец. Он вошел в нее, стремясь проникнуть глубже, глубже… Где заканчивается он и начинается она?

Минналуш замурлыкала, словно кошка, обвила руками плечи Габриеля, стиснула крепче, а затем ее ногти впились ему в спину. Он застонал от наслаждения, почувствовал, как содрогается ее лоно, и его пронзило острое, первобытное ощущение счастья. Габриель так крепко сжал возлюбленную в объятиях, что она, смеясь, издала полузадушенный протестующий возглас.

Минналуш ласково оттолкнула его от себя, заставив перевернуться на живот, и легла сверху. Ее груди мягко терлись о спину Габриеля, руки распластались поверх его рук, их пальцы переплелись.

Долгое время они лежали не двигаясь. Ее легкое дыхание согревало ему шею. Вскоре Минналуш задышала ровнее и медленнее. Она заснула.

Если бы можно было навсегда остаться в безопасности этой комнаты, в тепле постели. Время остановилось. Смерть и опасность исчезли.

Минналуш шевельнулась и тихонько всхлипнула. Потянувшись через Габриеля к тумбочке, она повернула будильник и посмотрела на время.

– Уже очень поздно.

– Скорее, очень рано.

Габриель улыбнулся, а потом вдруг шутливо опрокинул ее на спину.

Минналуш вскрикнула и расхохоталась, пытаясь отпихнуть его. Габриель приподнялся на локте и откинул с ее лба тяжелые волосы.

Она и в старости будет красива, думал он, глядя на любимую. В глазах Минналуш все так же будет светиться ум, время не испортит ее прекрасную фигуру. Мелодичный смех, мудрость женщины, шаловливость девчонки – все это останется с ней, как и этот чудесный, таинственный свет, окутывающий все ее существо.

– Минналуш…

На ее устах заиграла счастливая улыбка удовлетворенной женщины. Она зарылась лицом в мягкую подушку и потянулась.

– Ты… расскажешь мне обо всем?

Минналуш замерла, ее мышцы напряглись. Она повернулась к Габриелю и вновь обратила на него взор сверкающих океанской зеленью глаз. Между ними надолго воцарилось молчание, а потом она произнесла:

– Да, я все расскажу.

ГЛАВА 34

– Зачем Морриган убила Роберта Уиттингтона?

Минналуш сидела на противоположном конце кровати, крепко обхватив руками колени. Полоска скомканной простыни, отделявшая ее от Габриеля, показалась ему символом не только физической, но и духовной границы между ними. Он попытался смягчить интонацию:

– Зачем, Минналуш?

– Морриган испугалась, что Робби выдаст ее, и что я перестану заниматься дворцом памяти, если обо всем узнаю.

– О чем именно? И почему этот чертов дворец настолько важен для Морриган, что она пошла на убийство?

– Дворец памяти – конечная цель, самая большая награда, главный приз. В его стенах находится просвещение, за его дверями – ключи к великим тайнам. Люди готовы убить и не за такое… Смерть моей матери… – Минналуш медленно кивнула, в ее глазах сверкнули слезы. – С нее все и началось…

* * *

Жаклин Монк умерла в пятьдесят три года. К этому времени ее мозг представлял собой спутанный клубок белковых бляшек и размягченных участков. Она по‑ прежнему оставалась красавицей, но болезнь Альцгеймера стерла ее память и уничтожила индивидуальность. Последним, что миссис Монк видела перед тем, как уйти из жизни, были две дочери, стоящие у постели, однако вид плачущих девушек не вызвал у нее никаких чувств. Она не знала, кто они такие.

В «тибетской Книге мертвых» сказано, что последняя мысль человека перед смертью определяет характер его следующей жизни. Шестнадцатилетняя Минналуш Монк глядела в пустые глаза матери, и ее сердце разрывалось от боли. О чем могла думать эта больная женщина в свой последний миг?..

Для молодой девушки с уже развитой тягой к мистицизму потеря матерью памяти стала серьезным ударом. Память, пришла к выводу Минналуш, – главное отличие человека от всех остальных живых организмов. Не обладая памятью, невозможно осознать себя, невозможно запомнить предыдущий опыт и, следовательно, испытать ощущения от жизни в настоящем.

С течением времени научные исследования Минналуш приобрели еще большую духовную значимость. Объектом изучения теперь служила не только память, но и непосредственно знание – высшее знание, прямой путь к общению с Богом.

Гнозис.

* * *

Девятнадцать лет назад. Минналуш Монк – семнадцать. За окном – ночь. Свет лампы падает на страницы книги, которую она читает.

Происхождение гностицизма, иначе говоря, религии познания, по общепринятой версии, связывается с личностью Симона Волхва, или Мага, которого враги прозвали " отцом всех ересей". В ортодоксальных христианских кругах гностицизм считался опасной еретической сектой, его приверженцев подвергали гонениям. Однако есть сведения, что идеи гностицизма проявлялись задолго до рождения Христа в египетских тайных культах, а также в буддизме, даосизме и зороастризме. Надежда на то, что с помощью великого знания простой смертный способен постичь божественные тайны, стара как мир.

Шум у двери отвлекает внимание Минналуш от книги. В квартиру входит Морриган. Она включает лазерный проигрыватель, и несколько секунд спустя комнату наполняет мелодичное пение скрипки. Andante cantabile – Первый струнный квартет Чайковского, опус номер одиннадцать. Любимое произведение матери.

Минналуш напряженно наблюдает, как Морриган садится в кресло. Со старшей сестрой всегда надо быть настороже. Минналуш давно отказалась от мысли, что они могут быть близкими подругами. Как печально, думает она, глядя на высокие, точеные скулы Морриган, на ее черные волосы, уложенные в гладкий пучок на затылке, – как грустно сознавать, что у тебя нет ничего общего с единственной сестрой.

Однако сегодня Морриган кажется какой‑ то неуверенной и даже… – Минналуш с удивлением подбирает верное слово – ранимой. Может быть, причина в том, что сегодня – первая годовщина со дня смерти матери. Утром, когда они принесли на могилу цветы, Минналуш заметила в глазах сестры слезы.

– Завтра обратно в колледж?

Морриган кивает в сторону письменного стола, где навалены стопки учебников.

– Да.

Минналуш аккуратно закрывает книгу. Пусть сестрица думает, что она занята учебой.

– Я тебя отвезу.

– Не надо, я поеду поездом.

– Пожалуйста. Позволь мне отвезти тебя.

Странно… и неожиданно. Тем не менее Минналуш кивает:

– Хорошо, спасибо.

Некоторое время сестры молчат, а затем Морриган наклоняется к ней и произносит слова, которые навсегда изменят отношения между ними.

– Минналуш, я хочу открыть тебе один секрет…

* * *

Следует отметить, что смерть Жаклин Монк, ставшая переломным моментом в судьбе ее младшей дочери, так же сильно повлияла и на жизнь старшей. Черноволосой Морриган тогда было семнадцать лет. Пять из них она состояла в тайном обществе девушек‑ подростков, псевдовикканском «ковене», на сходках которого с одинаковым интересом обсуждались магические ритуалы и амулеты, Богиня‑ мать, последние хиты «Эм‑ ти‑ ви» и, конечно, парни. Признание Морриган, что она является прямым потомком великого чародея Джона Ди, позволило ей получить особый статус в группе и четко осознать собственную индивидуальность.

Примерно в это же время Морриган обнаружила в себе некую тайную способность. Открытие и напугало ее, и привело в восторг. Оказалось, что у нее в мозгу есть нечто вроде особой мышцы, которую она может напрягать и расслаблять почти по желанию и которая позволяет «заглядывать» в разум других людей. Само собой, Морриган быстро поняла, что новость о подобном таланте вызовет у ее подруг скорее страх, нежели восхищение, поэтому в отличие от истории своего происхождения сохранила ее в тайне.

Владение уникальным даром подстегнуло интерес девушки к магии. Морриган считала дальновидение стопроцентным проявлением волшебства. Рамки девчачьего сообщества ее более не устраивали, и она погрузилась в серьезное изучение оккультизма. Главным образом ее интересовало, как обычные предметы посредством точных магических формул превращаются в талисманы и амулеты. Позднее эти знания, как и дар дистанционного видения, приобрели в жизни Морриган первостепенное значение.

Как правило, большинство дальновидящих обнаруживают свой талант еще в детстве и делятся этой тайной с родителями, братом, сестрой иди близким другом. Морриган этого не сделала. Она холила, лелеяла и оттачивала свою способность, но держала ее в глубокой тайне от окружающих и отнюдь не собиралась признаваться кому бы то ни было и уж тем более младшей сестре.

А потом умерла мать. В первую годовщину со дня ее смерти Морриган вдруг произнесла: «Минналуш, я хочу открыть тебе один секрет». Она бы ни за что не пошла на это, если бы не горевала так сильно. Морриган ожидала, что сестра поднимет ее на смех, но неожиданно обрела поддержку и понимание.

До того дня сестры держались словно чужие. Они завидовали друг дружке и имели очень мало общего. Минналуш всегда была интеллектуалкой, Морриган – спортсменкой. Девушки воспитывались в разных школах‑ интернатах и виделись довольно редко. В тот вечер, когда из сада в дом проникал запах любимых роз матери, а пение скрипки будоражило память, вызывая детские воспоминания, между сестрами состоялся откровенный разговор – первый за все время. И тут они сделали открытие: оказывается, несмотря на все различия, их обеих влекут магия и мистика. Две сестры с разных концов двигались к одной цели, находились на одной и той же тропе. Избранный ими путь с годами трансформировался в необычайно смелый проект.

Проект – или «игра», как они его называли, дабы смягчить определение, – постепенно стал главным занятием обеих женщин, движущей силой в их жизни. Чтобы скрепить свое соглашение, Морриган и Минналуш сделали иероглифическую монаду Джона Ди своим персональным знаком, который служил превосходным символом игры.

Юношеское соперничество было забыто. Сестры вкладывали в игру свои особые таланты: Минналуш – блестящий ум и гениальные творческие способности, Морриган – глубокие знания в сфере оккультизма. Со временем пригодился и ее дар дальновидения.

Венцом совместных стремлений сестер Монк была мировая душа, «анима мунди» – ослепительное озарение, после которого им откроются великие тайны Вселенной. Для этого они и решили построить дом миллиона дверей.

В ходе своих исследований Минналуш познакомилась с работами таких мастеров памяти, как Джордано Бруно, Джулио Камилло, Раймонд Луллий. Изобретательность, эрудиция и таинственная оккультная философия, составлявшие основу их систем памяти, заворожили Минналуш. Если человеческое сознание является блеклым отражением божественного разума, то эти люди действительно приблизились к священному откровению. Сестры прилагали все усилия, чтобы добиться такого же состояния духа.

За двадцать два года им удалось возвести дворец памяти, подобного которому не существовало в истории. Архитектором была Минналуш, она же собирала информацию. Ее математические способности играли ключевую роль в конструкции системы. Морриган, в свою очередь, использовала магию. Руководствуясь строгими принципами чародейства, она превращала образы во дворце в мощные талисманы.

Кирпичик за кирпичиком, дверь за дверью, предмет за предметом сестры создавали информационную систему, заключенную в оболочку бело‑ серого мозгового вещества, – систему столь же огромную, как Вселенная, и глубокую, как человеческий дух. Они назвали ее «Ключ Прометея».

Но затем все пошло вкривь и вкось.

ГЛАВА 35

– Робби… – задумчиво произнесла Минналуш и умолкла.

Наконец‑ то добрались до главного, подумал Габриель.

– Нам не следовало принимать его в игру.

– Вы специально его выбрали.

Габриель знал, что его голос звучит резко, но ничего не мог с собой поделать. Роберт оказался для сестер легкой добычей. Несомненно, юноша, ослепленный их очарованием, быстро попался на удочку…

– Габриель, пойми, мы не соблазняли его, – взволнованно проговорила Минналуш. – В отличие от тебя Робби уже был на пути познания.

– Вы же знали, что задача ему не по силам, что он не дойдет до цели.

Минналуш энергично замотала головой.

– Совсем не важно, дойдешь ли ты до цели. Участвовать в игре – все равно что наносить удары по гранитной глыбе размером с Вселенную, высекать искры божественного огня. Узреть чудесные искры – само по себе большая награда. Робби все отлично понимал. Он сознавал, что никогда не достигнет того уровня мастерства, которым владеем я и Морриган, но…

– Что «но»?

– Примерно через год после того, как Робби начал изучать «Искусство», к Морриган пришло прозрение, – Минналуш говорила с трудом, – и она изменила ход игры. Морриган решила использовать свой дар дальновидения и постепенно переносить фрагменты дворца памяти из своего разума в разум Робби. Таким образом, то, на что в обычных обстоятельствах потребовались бы годы, он мог постичь за считанные минуты. С каждым сеансом переноса объем его памяти увеличивался в геометрической прогрессии, каждый раз он совершал гигантский прыжок вперед.

– Расчет сработал?

– Сперва все шло блестяще, хотя мы немного побаивались. Трансформация – это не еда на скорую руку, ее не закинешь в рот, как чипсы. – Минналуш едва заметно усмехнулась. – Если бы мы сразу перебросили содержимое дворца в сознание Роберта, то попросту убили бы его; мозг Робби рассыпался бы грудой щебня. Со своей стороны он тоже должен был предпринимать определенные усилия. Морриган передавала небольшие фрагменты информации – всего по несколько комнат за раз, а порядок мест и порядок вещей Роберту предстояло усвоить самостоятельно. То есть ему самому приходилось заполнять пробелы, соединять узловые точки. Как я уже сказала, поначалу план отлично работал, процесс развивался одновременно изнутри и снаружи. Объем передаваемых данных постоянно возрастал, за один сеанс в сознание Робби перекачивалось все больше информации. Память Роберта превратилась в фантастически мощный инструмент.

– А потом?

– Нагрузка стала чересчур большой, Робби уже не справлялся. Его мозг продолжал впитывать информацию, как губка, но волокна этой губки начали распадаться. Все признаки были налицо. Во‑ первых, у него началась страшная бессонница, а когда он все же засыпал, его мучили отвратительные кошмары.

– Почему он не вышел из игры?

– Робби превратился в наркомана. Несмотря на отрицательные побочные действия, он испытывал невероятный кайф и жаждал острых ощущений все сильнее.

– Как ты могла такое допустить? Тебя не беспокоило его состояние?

– Конечно, беспокоило. Я попросила Морриган притормозить закачку, но она втайне от меня ускорила ее. Роберт был только «за». Понимая, что я не одобрю происходящее, они сговорились держать все в секрете.

– Однако ситуация вышла из‑ под контроля…

– Просто катастрофически. Но, Габриель, честное слово, до самого последнего времени я не подозревала, насколько это серьезно. Да, я знала, что у Робби проблемы, однако думала, что он сомневается насчет своего дальнейшего участия в игре. Меня всегда тревожило, что у него нет достаточной психологической закалки, необходимой для оттачивания «Искусства памяти». Я также сознавала, что, если мы замедлим перенос данных, Роберт может разочароваться и все бросить. Поверь, я даже не догадывалась, что процесс ускорился и Робби получает все большие «дозы».

Роберт исчез, когда я улетела по делам в Гану. Вернувшись и обнаружив, что его нет, я поверила Морриган – та сказала, что Робби решил выйти из игры. Я жутко расстроилась, что он сбежал вот так, не попрощавшись, но каких‑ либо подозрений у меня не возникло. Робби имел привычку просто испаряться, если его что‑ то не устраивало, это признавал даже его отец. Я безоговорочно поверила в объяснения Морриган.

– Что произошло на самом деле?

Некоторое время Минналуш молчала, а когда заговорила вновь, ее голос был чуть слышен.

– Морриган решила привести Робби в Портал – вещь абсолютно недопустимая. Роберт был инициатом первого уровня, стихии Воздуха, он изучил лишь основы и еще не достиг уровня зелатора. Только зелаторам позволено приближаться к стихии Огня. Взяв его с собой в Портал, Морриган нарушила правила, и для Робби это обернулось трагедией. Его мозг получил чудовищную перегрузку и не выдержал.

– С ним случился инсульт.

– Да, похоже.

– Но умер он не от этого.

– О господи…

Минналуш с такой силой стиснула простыню, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Он утонул. Каким образом он оказался в бассейне?

– Робби любил воду. Мы выяснили, что его разум наиболее восприимчив во время плавания, особенно по ночам. Не знаю, в чем причина – может быть, в ритмичности движения или темном цвете воды, но это помогало сознанию Робби открыться навстречу информации, которую передавала Морриган.

– Значит, она вошла в контакт с ним, когда он плавал в бассейне, и перегрузила его мозг. Все равно не понимаю, зачем ей понадобилось топить Роберта? Он ведь был еще жив.

– Перегрузка получилась ненамеренно, Габриель, я в этом точно уверена. Морриган не хотела навредить Робби, но ошиблась в расчетах. Она слишком форсировала события. Когда произошел инсульт, она до смерти перепугалась, что я обо всем узнаю и прекращу игру.

– Ты хочешь сказать, она утопила беднягу только ради того, чтобы скрыть его инсульт и чтобы ты не бросила строить дворец?

– Да.

– А куда она дела труп?

– Закопала. Где – не говорит.

Габриель в ужасе уставился на Минналуш.

– Когда ты все это выяснила?

– Сегодня. Морриган опьянела, и у нее развязался язык.

– Ни разу не видел, чтобы Морриган выпила больше одного бокала вина.

– Даже один бокал вина может ударить в голову, если туда кое‑ что добавить. Морриган не единственная, кто умеет смешивать напитки.

Габриель немного помолчал, а затем наклонился вперед и зажег настольную лампу. Он хотел ясно видеть лицо Минналуш.

– Мне известно, что в твой день рождения вы меня опоили.

– Это Морриган настояла, – произнесла Минналуш, не поднимая глаз. – Видишь ли, когда она шарила в твоей квартире, ей на глаза попалось пропавшее фото Робби. Примерно в то же время мы поняли, что ты взломал наш компьютер. Найдя фотографию, Морриган страшно разволновалась. Тогда я не сообразила почему, но сейчас понимаю: она догадалась, что у тебя есть подозрения насчет смерти Робби. Морриган и раньше пыталась сканировать тебя, но ты всякий раз ставил защиту, поэтому и потребовалось зелье. Ей нужно было выпытать, что именно тебе известно об убийстве. А я… я просто хотела узнать, почему ты заинтересовался дневником.

Габриель взглянул на ее точеный профиль – камею изумительной красоты.

– Я влюбился в тебя, читая дневник.

– Да.

Минналуш улыбнулась и поцеловала его ладонь.

– Твой день рождения… Я плохо помню, что происходило. Мы действительно… – Он замялся, внезапно почувствовав себя глупо. – Мы занимались любовью? Морриган тоже участвовала?

Слова посыпались скороговоркой. Минналуш залилась краской.

– Габриель…

Пронзительно зазвонил телефон, от резкого звука у Габриеля екнуло сердце. Он снял трубку.

– Позови Минналуш, – раздался спокойный, бархатистый голос.

Габриель мысленно представил прекрасное лицо с высокими скулами, иссиня‑ черные волосы, глаза небесной синевы.

– Морриган…

– Позови мою сестру, Габриель.

Он молча передал трубку Минналуш, которая уже протянула руку.

Разговор вышел коротким. Минналуш произнесла всего три слова. Сначала: «Да», и через несколько мгновений: «Скоро буду».

Она медленно положила трубку и посмотрела на Габриеля.

– Мне пора.

– Нет. – Он беспокойно вскочил. – Это опасно.

– Габриель, я не собираюсь прятаться. И не забывай, ментальные удары на меня не действуют.

Он немного расслабился. Должно быть, она права. Архитектор дворца памяти не может пострадать от перегрузки мозга данными, которые сам же и создал. И все же…

– Морриган хочет поговорить со мной.

– Поговорить? – гневно воскликнул Габриель. – О чем? Она убийца! На ее совести смерть трех человек, в том числе моего лучшего друга. Она должна ответить перед судом!

– Предлагаешь сдать Морриган полиции? Ты что, всерьез думаешь, там поверят в твой рассказ о дворцах памяти и переносе информации? И где же труп Робби? Забудь о правосудии, Габриель. Я лишь хочу, чтобы Морриган прекратила мучить тебя, и попробую отговорить ее от вовлечения в игру нового участника. Она уже подыскивает тебе замену. – Минналуш умолкла, в ее глазах мелькнуло отчаяние. – Морриган думает, что Бог наделил ее даром дальновидения именно для того, чтобы вводить ищущих познания во дворец памяти путем переноса информации из разума в разум. Она помешалась на этой мысли.

– А если она не прислушается к твоим доводам?

– Должна прислушаться. Иначе…

– Иначе что?

– Ничего. – Минналуш покачала головой и выскользнула из постели, сбросив простыню. – Морриган хочет поговорить, а это уже хороший знак.

Она подняла с пола свои вещи, натянула джинсы, черный облегающий свитер и тряхнула пышными волосами. Несмотря на современную одежду, Минналуш сейчас, как никогда, напоминала героиню полотен прерафаэлитов или произведений Россетти. Молочная кожа, огненно‑ рыжая шевелюра – загадочная, чувственная, пленительная красота. Минналуш что‑ то достала из кармана джинсов.

– Вот, возьми. Это твое.

Она протянула Габриелю медальон. Металл холодил ему ладонь.

– Помнишь, ты сказал, что до конца жизни будешь дорожить им?

– Помню.

Он заметил, что серебряная цепочка по‑ прежнему разорвана. Наутро после дня рождения Минналуш Габриель сорвал медальон с шеи и швырнул на пол. С того рокового дня все покатилось к черту…

Его охватил внезапный страх.

– Минналуш, не ходи, не надо. Морриган опасна.

– Она не причинит мне вреда.

– Я все равно за тебя боюсь.

– Габриель, моя сестра больна, но я не могу возненавидеть ее… Вы с ней так похожи. Дар дальновидения делает вас не такими, как все. Глядя на вас обоих, я вижу будущее.

– Останься со мной, прошу тебя, останься.

– Шшш.

Минналуш закрыла рот Габриеля поцелуем.

Он воспротивился, но через мгновение обнял ее за плечи и прижал к себе, страстно желая остановить время, замереть, навсегда удержать в объятиях теплую, податливую плоть. И все‑ таки, даже целуя Минналуш, Габриель ощущал одиночество…

Он отстранился, взял ее лицо в свои ладони и посмотрел в прекрасные миндалевидные глаза. Что скрывается в их изумрудной глубине? Чувства, образы, миры, о которых он может только догадываться. Он любит Минналуш. Он прочел дневник и окунулся в самые сокровенные ее мысли, но даже если проживет с ней бок о бок до самой смерти, она все равно останется загадкой, непостижимой тайной. Ее дух витает в недосягаемых высях…

– Береги себя.

– Хорошо, – кивнула Минналуш. – Оставайся у телефона.

Она двинулась к выходу. Габриель проводил ее взглядом.

– Минналуш…

Она нерешительно остановилась.

– Посмотри на меня.

Минналуш медленно обернулась.

– Я тебя люблю.

Ее лицо озарилось такой очаровательной улыбкой, что у Габриеля сладко заныло сердце. Он знал, что запомнит этот миг навсегда. Ночь за окном, свет настольной лампы, отбрасывающий тени, и женщина у дверей, бледным лицом и светящимися волосами напоминающая ангела.

– Я тоже тебя люблю.

Сверкнув улыбкой, она исчезла.

* * *

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒