ОТ АВТОРА 3 страница

* * *

Ночью ему приснился сон – привычный сон о Портале, но на этот раз события развивались несколько иначе. Сначала Габриель находился все в том же помещении с высоким куполом и стенами, испещренными символами, постепенно приближаясь к двери, которая притягивала его, как магнит. Как всегда, он обливался потом, трепеща в ожидании момента, когда дверь распахнется полностью.

Внезапно он оказался не один. Рядом с ним стояла женщина, чьи волосы были убраны под широкополую шляпу. Она обернулась, и Габриель увидел, что это Минналуш. В одной руке она держала большую книгу в черном кожаном переплете, в другой – бокал, наполненный жидкостью, которая сверкала, будто волшебное зелье из журнала комиксов. «Пей, – велела она, – тебе полезно». Как только Габриель протянул руку за бокалом, Минналуш вдруг вспыхнула ярким пламенем и превратилась в пылающий кокон.

В следующее мгновение он уже стоял на вершине башни и вместе с Морриган готовился совершить прыжок. Она прижималась к нему всем телом, Габриель чувствовал ее упругие груди и бедра. Они шагнули в пустоту, и Морриган что‑ то шепнула ему на ухо, обвив руками шею. Габриель напряг слух. «Прекрасно лететь», – произнесла Морриган, и ветер тотчас унес ее слова.

Они падали и падали… Земля и небо слились в безумную круговерть, когда Габриель вдруг понял, что ослышался. «Прекрасная смерть, – повторяла Морриган снова и снова. – Прекрасная смерть».

ТЕНИ

Стремление к просвещению в действительности сродни пагубной привычке; наркотик, который порабощает нас, – сумрак неизвестности.

Акрон. Таро X. Р. Гигера

Я хотел выяснить, как человеческий дух реагирует на собственные расстройства и разрушения.

К. Г. Юнг. " Воспоминания, сновидения, размышления".

ГЛАВА 19

Всего несколько дней спустя Габриель во второй раз убедился, что сестры за ним следят.

Рано утром он пришел на прием к дантисту, но угрюмая секретарша сообщила, что у мистера Гайли сломалась машина и он будет только через час. Сидеть в приемной и листать женские журналы Габриелю не улыбалось, и он решил прогуляться. Выйдя на улицу, он увидел, что погода испортилась, на тротуар упали первые капли дождя.

Габриель стоял на перекрестке и раздумывал, не лучше ли вернуться в приемную. Его внимание привлекла узкая улочка, уходившая в сторону от шумного движения. На ней притулились три крохотных магазинчика. Габриель миновал цветочную лавку, в витрине которой щетинились кактусы, и облезлую кофейню с металлическими столиками. Пыльная вывеска последнего магазина за еще более пыльным стеклом была едва различима. «Годовое колесо», прочитал он, и ниже: «Атрибуты оккультных ритуалов, предметы викканского искусства и прочие магические аксессуары».

Опять магия. Он не слишком‑ то верил в совпадения, но ситуация становилась просто смешной. Габриель распахнул дверь; где‑ то над его головой слабо звякнул колокольчик. Мужчина за прилавком поднял голову. Худым лицом и тяжелым взглядом он напомнил Габриелю заморенного волка. Тыльная сторона его ладоней и пальцев была густо украшена татуировками: чернильно‑ синие пауки и паутины. Некоторое время продавец смотрел на Габриеля отсутствующим взглядом, потом опять уткнулся в книгу.

Лавка была довольно тесной, но полки набиты до отказа. Краска на стенах облупилась, плинтусы потемнели от сырости. Среди прочего хлама Габриель заметил три мышеловки с заплесневелыми кусочками сыра и поморщился. Если он чего и боялся, так это мышей, а уж вид крысы мог вызвать у него истерику. Откуда взялся этот страх, Габриель не знал, но грызуны для него представляли самый страшный ночной кошмар.

В помещении витал слабый аромат – сладковатый, приторный. Габриель потянул носом. Запах, хорошо знакомый ему в прошлом, но теперь почти забытый. Марихуана. Кое‑ кто в лавочке покуривает травку. Что ж, язвительно подумал он, мистика и хороший кайф почти никогда не обходятся друг без друга.

Габриель вновь бросил взгляд на хозяина лавки. Тот по‑ прежнему увлеченно читал, подперев ладонями подбородок. На дальней стене висели две репродукции. С первой, черно‑ белой, ухмылялась Смерть – скелет, сжимающий песочные часы; на другой картине, цветной и яркой, была изображена длинноволосая женщина в развевающейся накидке; в руках она держала солнце. Картина показалась Габриелю знакомой, он где‑ то видел ее прежде. Вспомнил: такой скринсейвер установлен на компьютерах сестер Монк.

Стараясь не задеть головой индейские «ловушки для снов», свисающие с потолка, Габриель подошел к стене. Вне всяких сомнений, рисунок тот самый: на женщине длинная накидка, волосы развеваются на ветру, длинные белые пальцы сжимают золотистую сферу. Он обернулся и кашлянул:

– Простите…

Хозяин лавки поднял глаза, и в его лице, а особенно во взгляде Габриелю опять почудилось что‑ то волчье. Он указал на постер.

– Можно спросить?

Мужчина демонстративно захлопнул книжку.

– Этот рисунок… Что он означает?

Хозяин магазинчика встал из‑ за прилавка и подошел к Габриелю. На худой, но мускулистой руке повыше запястья он носил браслет в форме змеи.

– Как видно по цвету плаща, эта женщина – ведьма.

Голос у него был мягкий, произношение правильное.

Габриель посмотрел на постер. Накидка зеленая.

– Солнце в ладонях означает, что она – солнечная ведьма.

– Солнечная?

– Солнечные ведьмы практикуют высшую магию.

– А что, есть еще и низшая?

Габриель начал терять терпение.

На его сарказм мужчина никак не отреагировал.

– Магия подразделяется на элементарную и высшую. Элементарная магия имеет яркие внешние проявления, именно она привлекает обывателя. Зелья, чары, колдовские ритуалы. – В его голосе послышалась скука. – Ведьмы в остроконечных шляпах верхом на метлах, книжки про Гарри Поттера, телепередачи – почти все это построено на мифах и предрассудках. Так сказать, магия для масс. – Владелец лавки жестом обвел ящики со стеклянной прозрачной стенкой, в которых лежали ивовые прутики для поиска воды, декоративные кинжалы и украшения. – Большая часть этого добра предназначена для дилетантов от элементарной магии. Надо же и мне на что‑ то жить. – Он сделал страшное лицо, словно поразился собственному признанию. – Тогда как высшая магия… высшая магия восходит к «Герметическому своду», каббале и восточному мистицизму. Высшая магия – нечто совсем иное.

Габриель терпеливо ждал. Небо за окном окончательно заволокло тучами, по стеклу забарабанили капли дождя.

– Если вы решили заняться высшей магией, готовьтесь к трудностям. Вам придется пройти процедуру очищения, в итоге ваше сознание полностью изменится. Это нелегкий путь, лишь немногие его выдерживают. На вашем месте я бы даже не пробовал.

С чего этот тип взял, что Габриель собрался заниматься всякой чертовщиной? И вообще – он снова посмотрел на рисунок, – зеленый цвет ему никогда не нравился.

– Носить плащ – обязательно?

Хозяин лавки, очевидно, не оценил слабой попытки Габриеля пошутить и бесстрастно продолжил:

– В Средние века и эпоху Возрождения высшую магию практиковали масоны и члены других тайных обществ. Церковь, разумеется, боролась с этой «великой ересью». – Он слегка пожал плечами. – Адептами высшей магии были ведьмы и чародеи, которые стремились познать тайны Вселенной. Они были готовы, не колеблясь, посмотреть в глаза Господу, а это требует немалого мужества, верно? Церковь привыкла держать народ в подчинении и страхе. Алхимикам приходилось тогда несладко. В случае поимки их ждали страшные пытки и смерть от рук инквизиторов. – Мужчина приложил палец к губам и понизил голос. – Вижу, вы тоже знакомы с одной из них.

– С кем?

– С чародейкой.

– Понятия не имею, о чем вы.

Хозяин магазинчика вдруг улыбнулся во весь рот, обнажив ярко‑ розовые десны.

– Имеете, имеете. Я понял, что на вас лежит печать, едва вы вошли. Я чувствую прикосновение ведьмы к вашему разуму.

Конечно же, его разыгрывают, убеждал себя Габриель, но по спине все равно пробежал неприятный холодок. Он попытался свести разговор к шутке:

– Надеюсь, эта дама практикует белую магию?

– Не существует ни белой, ни черной магии. Сама по себе магия нейтральна, добрыми или злыми бывают намерения ведьмы.

– У нее добрые намерения?

– Не знаю. – Владелец лавки снова пожал плечами. – Я ощущаю… двойственность. Будьте осторожны.

– Простите, что?

– Я говорю, не злите ее. Нельзя, чтобы она почувствовала угрозу.

– А что тогда случится?

– Магия имеет три основные функции – создавать, защищать и разрушать. Даже добрая колдунья иногда пользуется разрушительной магией, чтобы защитить себя. Если эта женщина решит, что вы для нее опасны… берегитесь.

Габриель почувствовал, как покрытые плесенью стены крохотной лавчонки давят на него со всех сторон. На долю секунды ему показалось, будто в углу на полке мелькнуло что‑ то маленькое и темное. Мышь?

– Мне пора.

– Погодите. – Хозяин магазина подошел к одному из стеклянных ящиков и откинул крышку. Порывшись внутри, он извлек маленький блестящий обруч на войлочной подушечке. – Вот, возьмите. Это амулет.

Габриель взял предмет. Для своих размеров обруч оказался на удивление тяжелым.

– Железо, – пояснил мужчина, словно отвечая на вопрос Габриеля. – Защищает от колдовских чар.

– Вы, кажется, говорили, что это из инвентаря элементарной магии?

– Элементарная магия тоже иногда приносит пользу.

Габриель сунул амулет в карман.

– Спасибо. Позвольте, я заплачу.

– Нет. Зачтем это как мое доброе дело за месяц. – Хозяин магазинчика опять улыбнулся. Розовые десны неприятно усиливали его сходство с волком. – Желаю удачи в предстоящем путешествии. Мир магии – не ваш мир, но вы находитесь на его орбите. Вас непременно туда затянет, причем очень скоро.

Габриель сглотнул. Облезлая лавка вдруг наполнилась множеством маленьких шевелящихся теней, а волчий взгляд хозяина показался ему еще более тяжелым. Тот, однако, вернулся за прилавок и вновь достал свою книгу.

– Путешествие станет испытанием для вашей психики. – Он говорил будничным тоном, точно о самых обыкновенных вещах. – Возврата с этого пути нет. Вам захочется еще и еще. Безумие – наркотик, вы быстро на него подсядете. Войдете во вкус, так сказать.

Мужчина уткнул нос в книгу, нахмурился и перевернул страницу.

Габриель подождал, но было ясно, что разговор окончен.

– Будьте добры, поплотнее закройте за собой дверь, – сказал владелец лавки, не поднимая глаз. – Она все время распахивается.

* * *

После того как дождь закончился, Габриель решил сделать пробежку. Он вышел из дома и потрусил по набережной. День постепенно растворялся в синих сумерках.

Теперь Габриель бежал довольно быстро. По лбу стекали струйки пота, он сердито смахивал их рукавом. Причина гнева была понятна: страх. Какая глупость – принять всерьез туманные предостережения обкурившегося чудака, который, по‑ видимому, любит поразвлечься, нагоняя страх на доверчивых посетителей лавки.

Габриель Блэкстоун не верит ни в ведьм, ни в колдовство. И все же…

Цель солнечных ведьм – самопознание и просвещение, здесь трудно усмотреть что‑ то зловещее или угрожающее. Тем не менее это каким‑ то образом сгубило Роберта Уиттингтона. Почему?

И как? Габриель почти не сомневался, что Роберт захотел стать солнечным магом и отправился в путешествие по дому с множеством дверей. Возможно, это и есть «игра», которая постоянно упоминается на страницах дневника. Но где находится дом миллиона дверей?

«Безумие – наркотик, вы быстро на него подсядете. Войдете во вкус…»

Хозяйка дневника не сумасшедшая, но – Габриель впервые решился посмотреть правде в глаза – некоторые записи производили впечатление, будто разум пишущей подвергся тщательной шлифовке. Она словно бы горела изнутри, вдохновившись зрелищем ослепительной красоты. Может быть, в своем горячечном стремлении к самопознанию она оступилась и соскользнула в сумрак, предшествующий безумию?

Мысль оказалась настолько гнетущей, что Габриель непроизвольно перешел на шаг. На пути ему попалась деревянная скамейка, густо разрисованная любителями граффити и кое‑ где испачканная птичьим пометом. Несмотря на это, он поспешил присесть.

Не исключено, что он влюблен в преступницу.

Габриель довольно долго просидел на скамейке, глядя на реку. Запах водорослей в вечернем воздухе был сильным и резким. Он всегда любил Темзу, но газеты что ни день сообщали ужасные новости, связанные с рекой: изломанный труп самоубийцы, прыгнувшего с моста; отрезанная голова, подпрыгивающая на воде, словно мяч; шприцы, ампулы из‑ под крэка…

Неужели он действительно полюбил убийцу? И другая мысль, еще страшнее: надо ли ему знать правду?

Он вспомнил, как стоял в прохладной гостиной Монк‑ хауса с запотевшим бокалом граниты в руке… Его сердце стиснула ледяная рука. В тот день он мог открыть «Ключ Прометея» и… не открыл. Ему не хватило мужества. Если женщина, толкнувшая голову Роберта под воду, и хозяйка дневника – одно и то же лицо, он не желает этого знать.

Габриель замерз. Холодок в воздухе предупреждал о том, что лето подходит к концу. Пора возвращаться домой.

В холле он проверил почтовый ящик. Там лежали два счета – за газ и свет – и каталог «Товары – почтой». Каталог Габриель сразу выбросил в мусорную корзину, которая стояла тут же. В корзине он заметил обрывки автобусных билетов и меню ресторанчика, отпускающего блюда навынос. Габриель узнал крупный шрифт и яркий логотип «Баббалу». Заведение располагалось всего в трех кварталах от дома сестер Монк. Странно, как меню оказалось здесь, в другом районе? Насколько он знал, ресторанчик обслуживал только Челси.

Холл был ярко освещен, но лампочки на лестнице почему‑ то не горели. Поколебавшись, Габриель направился к лифту. Он уже собрался нажать кнопку вызова, но тут его взгляд упал на кругляшки с цифрами этажей. Кнопка последнего этажа светилась. Он затаил дыхание. В четырехэтажном доме всего восемь квартир, на верхнем этаже только одна – его. Клетка лифта стоит на четвертом этаже. Нахмурившись, Габриель смотрел на светящийся кругляшок с буквой «П», означавшей «пентхаус». Кто‑ то поднялся на лифте к двери его квартиры и до сих пор находится там.

Он вернулся к погруженной во тьму лестнице и начал подниматься, перепрыгивая через две ступени. Чтобы не упасть, Габриель держался рукой за перила. С чего он так переполошился? Подняться на его этаж мог кто угодно – консьерж, посыльный, даже сосед, – хотя жильцы дома, как правило, избегали общаться друг с другом. Что ж, еще минута – и он все узнает.

Габриель добрался до третьего этажа и вдруг услышал звук, который ни с чем нельзя спутать, – шум движущегося лифта. Кабина ехала вниз. Габриель развернулся и тоже бросился вниз. Он добежал до второго этажа и услышал, как клетка дернулась и встала. Тяжело дыша, Габриель перегнулся через балюстраду, пытаясь разглядеть того, кто выйдет из лифта.

Дверца хлопнула, на пол упала полоска света. Едва уловимо мелькнул клочок черного шерстяного пальто. Зазвучали легкие шаги, а затем приглушенный свист вращающихся стеклянных дверей в холле. Тишина. Вот и все. Габриель выпрямился, разочарованный и злой.

Дверь в квартиру была заперта на замок, но, едва повернув ключ, он понял, что внутри кто‑ то побывал.

Явного беспорядка, разумеется, не наблюдалось. Бумаги на письменном столе по‑ прежнему лежали аккуратной стопкой, из вещей ничего не пропало. Больше всего Габриель переживал за содержимое жесткого диска своего компьютера, но, к счастью, он весь день протаскал ноутбук с собой и не успел подключить его до того, как вышел на пробежку. Зачехленный ноутбук лежал в сейфе под надежным кодовым замком. Компакт‑ диски с данными также находились в безопасности, запертые в изящном шкафчике вишневого дерева, причем шкафчик смастерили в восемнадцатом веке, а весьма мудреный замок – в двадцать первом.

Тем не менее следы чужого присутствия были налицо. Нижний ящик буфета, где стоял веник, не закрывался, если дверцу не прижать силой, и Габриель намеренно этого не делал, чтобы потом не мучиться с открыванием. Как‑ то раз он испортил два отличных столовых ножа, пытаясь отодвинуть защелку, и с тех пор никогда не закрывал ящик. Он давно хотел починить запирающий механизм, но все не доходили руки.

Дверцу заклинило намертво. Габриель подергал за ручку, но она не поддалась. Незваный гость проходил мимо буфета и автоматически захлопнул дверцу, не догадываясь, что эта мелочь выдаст его с головой.

Второе подтверждение Габриель обнаружил в спальне. Перед пробежкой он переоделся в шорты и футболку, а брюки и пиджак бросил на кровать, не потрудившись убрать в гардероб. Одежда валялась так, как он ее и оставил. Кроме того, он кинул в бельевую корзину грязную рубашку с длинным рукавом. Рубашка и сейчас была там – ничего подозрительного, но поверх нее лежала пара носков, чего не должно было быть. Сняв носки, Габриель, как обычно, попытался попасть ими в корзину броском издалека. Средняя точность бросков составляла девяносто восемь процентов, но сегодня он промазал, и один носок оказался‑ таки на полу, что весьма раздосадовало Габриеля. Когда он уходил, правый носок лежал в корзине, левый – рядом. Теперь же в корзине для белья находились оба.

Шаги в холле явно принадлежали женщине, и только женщина автоматически могла поднять грязный носок с пола и положить его в бельевую корзину. Плюс меню ресторана «Баббалу» в мусорной корзине. Все вместе совершенно четко указывало, где искать непрошеную гостью.

Габриель никогда не приглашал сестер Монк к себе домой, интуитивно стараясь скрыть эту часть своей жизни от посторонних глаз, но сегодня одна из них нанесла ему визит.

Алхимией и трансформацией сознания интересовались обе сестры, но лишь одна шагнула во тьму. Магия нейтральна, как утверждал сегодня утром его разрисованный приятель, все определяется намерением мага. Кто же побывал в квартире Габриеля – добрая колдунья или ведьма, задумавшая худое? Он мрачно усмехнулся, осознав, что употребляет слово «ведьма» без тени иронии.

Габриель вдруг похолодел от внезапной мысли. Фотография Роберта Уиттингтона и сестер в парке Хэмпстед‑ Хит, та, что он стянул при первом посещении Монк‑ хауса, – где она?

Он почти подбежал к книжному шкафу, вытащил с полки увесистый толковый словарь и открыл его на странице, помеченной буквой «Р». Фотография лежала там, целая и невредимая, вместе со снимком Роберта, который ему дала Фрэнки. Габриель облегченно вздохнул: его тайна не раскрыта. Вопрос, однако, остался без ответа. Кто прошелся по квартире – его возлюбленная или его противница? А что, если это одна и та же фигура?..

* * *

Он так и стоял возле шкафа с тяжеленным словарем в руке, когда раздался телефонный звонок. Габриель мгновенно узнал голос и постарался придать своим интонациям невозмутимость.

– Чем могу помочь, мистер Уиттингтон?

– Я бы желал встретиться с вами у меня дома. Если можно, сегодня.

О нет, только не это. Меньше всего Габриелю хотелось разговаривать с умирающим стариком о его погибшем сыне. Не дождавшись ответа, Уиттингтон продолжил:

– Прошу вас. Мы с вами будем одни. Сесилия уезжает на благотворительный ужин.

Ладно хоть не придется встречаться с Фрэнки. Он не видел ее уже пять дней, с той самой ссоры у Исидора. Габриель и Исидор понемногу начали общаться, хотя отношения пока оставались натянутыми, но Фрэнки… Разочарование в ее глазах ранило его не на шутку. Хуже того, в ее взгляде Габриель прочел горькую покорность судьбе, словно она рассчитывала на него, но отнюдь не удивилась, когда он не оправдал ее надежд.

– Пожалуйста, – повторил Уиттингтон. – Я буду ждать вас в восемь часов.

ГЛАВА 20

Лицо дворецкого, который открыл дверь особняка Уиттингтонов, выражало страдальческую терпеливость, смешанную с легким отвращением.

– Мистер Уиттингтон вас ждет, – сообщил он с оттенком болезненного удивления в голосе. – Сюда, пожалуйста.

Габриель молча последовал за ним, подавив желание пнуть эту надменную задницу. Неужели кто‑ то еще держит дворецких? Разве они не вымерли, как динозавры?

Они миновали пропахший политурой холл с внушительным куполообразным потолком и вошли в комнату, которая, очевидно, служила кабинетом. Дизайн интерьера был определенно мужским: низкие кожаные кресла, гравюры со сценами охоты и книги в переплетах из телячьей кожи.

В эркере стоял огромный двухтумбовый стол. В дальнем правом углу стола Габриель заметил фотографию в позолоченной рамке, но кто на ней изображен, не увидел, так как фотография была перевернута обратной стороной. Над камином висел портрет Фрэнки в полный рост. Художнику удалось перенести на холст внутреннюю сущность модели, и картина получилась замечательной. Особенно хороши были глаза, отражавшие уравновешенность натуры Фрэнки, ее отзывчивость и мягкое чувство юмора.

Габриель повернулся к дворецкому, который взирал на него сверху вниз. На мгновение ему показалось, что высокомерный тип прикажет гостю ничего не трогать в кабинете, но тот лишь произнес:

– Ожидайте здесь. Мистер Уиттингтон скоро к вам присоединится.

Габриель уселся в удобное кожаное кресло с невысокой спинкой, скрестил ноги и постарался расслабиться.

Звук открывающейся двери заставил его поднять взгляд. Уильям Уиттингтон вошел в кабинет, и Габриель вновь ощутил силу личности этого человека – нет, не бьющую в глаза агрессивность и высокомерие типичного альфа‑ самца, а нечто гораздо более тонкое. Одно было несомненно: Уиттингтон – настоящий тигр, даже если ступает неслышно, как кошка.

– Добрый вечер. Спасибо, что пришли.

Хозяин протянул руку.

Габриель заметил под кожей вздувшиеся синие вены, да и рукопожатие показалось ему не таким крепким, как в первый раз. Или он ошибается?

– Выпьете чего‑ нибудь?

Уиттингтон подошел к застекленному книжному шкафу и положил ладонь на дверцу. За ней открылся бар с зеркальной стенкой, бокалами и рядами бутылок.

– Благодарю. Виски, если можно.

– Бурбон или скотч?

– Скотч, пожалуйста.

Уиттингтон передал Габриелю бокал и сел во вращающееся кресло перед письменным столом. Его лицо исказилось от боли, и Габриеля пронзила острая жалость, хотя такой человек, как Уиттингтон, в его сочувствии не нуждался.

– Ваше здоровье, – поднял бокал хозяин дома.

Габриель кивнул и пригубил виски – лучший, какой он пробовал в жизни. Он покосился на бутылку – марка ему неизвестная, какое‑ то шотландское название, которого и не выговоришь. И стоит, наверное, фунтов десять за порцию, не меньше.

– Прежде всего, – Уиттингтон в упор посмотрел на него, – я хотел бы вас поблагодарить.

Габриель передернул плечами, чувствуя неловкость.

– Я пока не добился серьезных успехов.

– Вы приблизили нас к правде. Это больше, чем смогла сделать полиция и частные детективы, которых я нанимал. По крайней мере, теперь нам известно, где таится зло. В Монк‑ хаусе.

«Зло» неприятно резануло слух Габриеля. Монк‑ хаус ассоциировался у него с ароматом цветов, смехом, прекрасной музыкой и… теплой дружбой.

– Потрясающие женщины, – промолвил Уиттингтон, не сводя с него пристального взгляда.

Габриель неопределенно кашлянул.

– Кто‑ то из великих сказал: «Все обманчивое пленит».

– Если не ошибаюсь, Платон.

Что ж, Габриель тоже способен проявить эрудицию.

– Верно, – слабо улыбнулся Уиттингтон.

– Мистер Уиттингтон…

– Просто Уильям.

– Уильям… Простите, но у меня не так много информации, как хотелось бы.

У Габриеля внезапно разболелась голова. Взявшись из ниоткуда, боль запульсировала над глазами.

– Скажите, мой сын жив?

Габриель тяжело вздохнул.

– Сожалею, но… думаю, нет.

– Вы так думаете или уверены в этом?

– Уверен.

В кабинете стало очень тихо. Уиттингтон сидел в кресле совершенно неподвижно. Габриель отвернулся, чтобы не видеть горя в глазах немолодого человека. Его взор скользнул по плавным линиям эркера и задержался на подсвеченной статуе обнаженной женщины в нише садовой стены. По замыслу скульптора длинные кудри кокетливо спускались ей на бедра, едва прикрывая лобок. У нее были полные груди и красивые округлые плечи, но статуя явно повидала виды: мрамор потрескался и кое‑ где отбился, вместо глаз на лице зияли пустые углубления.

Когда Уиттингтон заговорил, в его голосе слышались горечь и усталость:

– Фрэнки сказала мне, что Роберта, скорее всего, утопили.

– Да. Насколько я понял из выхода в «скачок», он утонул.

– Мой сын был отличным пловцом. Он обожал воду.

– Да, Фрэнки говорила. Но перед смертью с вашим сыном что‑ то случилось – вероятно, мозговая травма, из‑ за которой произошел частичный паралич тела. Что конкретно произошло, я не знаю, но, полагаю, именно поэтому он не сумел себя защитить. Я не собираюсь вас обманывать: пока все очень смутно, определенных выводов у меня нет. Единственное, в чем я твердо убежден, – ваш сын мертв. Простите, что не могу сказать вам ничего другого.

Уиттингтон склонил голову.

– Фрэнки пыталась меня подготовить, но я должен был услышать эти слова от вас. Спасибо за откровенность. – Он протянул руку и взял со стола перевернутую фотографию. Габриель краем глаза успел увидеть, что она представляет собой копию карточки, с которой Фрэнки пришла к нему в тот первый раз. Роберт Уиттингтон. Улыбающийся. Живой.

Уильям провел по фотографии большим пальцем. Скорбь в его глазах сменилась решительностью.

– У меня к вам еще один вопрос. Вы сможете выяснить, что произошло?

«Кое о чем лучше не догадываться», – промелькнуло в голове Габриеля. Черт, неужели он произнес эту фразу вслух? Уиттингтон, однако, все понял и без слов.

– По‑ вашему, не стоит будить лихо?

– Это не так.

Габриель прижал кончики пальцев к точке над переносицей, где засела боль. По ней словно стучали молотком, а в голове вибрировал неприятный звук, слабый, но непрерывный. Как будто… как будто кто‑ то царапался, пытаясь пробраться внутрь…

– Габриель?

Голос Уиттингтона вывел его из задумчивости. Внезапно он обнаружил, что у него перед глазами все плывет.

– Я буду искать, – твердо сказал Габриель. – Обещаю. Я буду действовать, пока вы сами не захотите прекратить поиски.

– Я не отступлюсь, – произнес Уиттингтон. – До последнего вздоха.

Горькие слова могли бы показаться чересчур пафосными, не знай Габриель, как мало осталось жить его собеседнику. На короткое мгновение ему показалось, что сквозь кожу головы Уиттингтона, как предвещающая смерть голограмма, просвечивает голый череп.

Уильям Уиттингтон открыл рот и сказал что‑ то еще, но Габриель не расслышал, потому что на долю секунды в его мозгу возник образ паука, а запах мускуса и красного жасмина напомнил…

НЕТ! Он с силой захлопнул внутренний глаз, и на него обрушилась мощная волна боли. От неожиданности Габриель чуть не потерял концентрацию, но затем напрягся еще сильнее, выдавливая непрошеного гостя, который пытался вторгнуться в его разум. Он ощутил в мозгу чудовищный взрыв запаха – все тот же мускус и красный жасмин, – и чужак с почти слышным визгом исчез. Габриель обливался потом, его тошнило.

– Габриель? – Уиттингтон стоял рядом и протягивал ему бокал с водой. – Что с вами? Может быть, вызвать врача?

– Не надо. – Габриель отвел его руку. – Со мной все в порядке. Мне нужно домой.

К горлу опять подкатила тошнота, и он испугался, что его сейчас вырвет на бесценный тавризский ковер. Он глубоко задышал, пытаясь унять рвотные позывы.

– Я скажу Фланнери, чтобы он вызвал такси.

Уиттингтон покинул кабинет, и через несколько секунд из холла донесся его голос. Габриель закрыл глаза. В висках пульсировала мучительная боль, и он не хотел видеть эту комнату, где свет такой слепящий, а вся мебель перекошена. Больше всего Габриелю сейчас хотелось рухнуть в кровать и с головой укрыться одеялом. Он приоткрыл глаза и ужаснулся: на мгновение ему показалось, что Фрэнки, как‑ то странно вытянувшаяся в длину, сейчас выйдет из тяжелой позолоченной рамы над камином и шагнет к нему. Габриель быстро зажмурился.

Когда подъехало такси, Уиттингтон проводил его до машины. Захлопнув дверцу, он нагнулся к открытому окошку и спросил:

– Вы уверены, что доберетесь сами?

Габриель кивнул и поморщился. Кивать было больно.

– Не волнуйтесь. – Он попытался изобразить улыбку. – Со мной все будет в порядке. – Немного замялся, подыскивая слова. – И я сдержу свое обещание. Буду расследовать гибель вашего сына, пока вы сами меня не остановите. Даю слово.

Уиттингтон отступил назад и поднял руку. То ли это был жест прощания, то ли благодарности, Габриель не разобрал. Машина тронулась с места и уехала, оставив позади высокую худую фигуру.

* * *

Он чувствовал себя так, будто его мозг совершенно расплющен – другого слова Габриель подобрать не мог. В голове шумело, словно по ней с размаху ударили тупым предметом.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒