ЗАЧАРОВАННОЕ ЛЕТО 10 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 25Следующая ⇒

– Еще чаю? – с улыбкой предложил Габриель.

– Спасибо, с удовольствием.

Габриель подвинул фаянсовый чайник поближе к тренеру.

– И чем же вы занимаетесь, когда не прививаете ученикам любовь к йоге?

– Вообще‑ то я работаю в фармацевтической компании…

Элементарно. Впрочем, как он и ожидал. Дональд Скотт поддался и безропотно, как агнец, пошел на заклание.

* * *

Пообещав прийти на занятие во вторник утром, Габриель попрощался с тренером, сел в машину и достал мобильный телефон. Пора связаться с Фрэнки.

Звонок застал ее в вестибюле парижского отеля. Связь была такая плохая, будто Фрэнки находилась не на другом берегу Ла‑ Манша, а где‑ нибудь в Арктике, однако, услышав ее голос, Габриель ощутил внутри приятную волну тепла. Он соскучился.

– Слушаю, – деловито произнесла Фрэнки.

– Спасибо, и тебе доброго утра.

– Извини. – Она сдержанно кашлянула. – Мы с Уильямом только что приехали в отель. С ним все в порядке, – опередила Фрэнки вопрос Габриеля. – Доктор, с которым мы консультировались, почти уверен, что сможет добавить к прогнозу еще год.

– Отлично!

– Да, то есть посмотрим. Как прошел ужин с сестрами?

– Неплохо. Девочки хотят подружиться.

Фрэнки издала звук, подозрительно похожий на фырканье.

– Ну и кто из них дальновидящая?

– Понятия не имею. Не удалось прощупать ни ту ни другую.

– Не расслабляйся.

– Ладно. Не волнуйся за меня. Я собираюсь как следует развлечься.

– Этого я и боюсь, – загадочно проговорила Фрэнки.

В трубке послышались короткие гудки.

Улыбаясь себе под нос, Габриель набрал номер Исидора. Чтобы вытащить ки‑ логгер из клавиатуры «Макинтоша» и вскрыть «Ключ Прометея», придется подождать следующего приглашения в гости к сестрам, но до этого времени он не собирается сидеть сложа руки. Вирус, запущенный Исидором во второй компьютер, уже сделал свое дело, а значит, дневник вот‑ вот раскроет перед Габриелем свои секреты. Конечно, все зависит от того, загружался ли вложенный файл. Наживка что надо, вряд ли Минналуш устоит перед соблазном заполучить редкую маску племени макиши, и все же…

Он волновался напрасно, новость оказалась хорошей.

– План сработал, – без предисловий сообщил Исидор. – Доступ есть.

* * *

Кафе возле Смитфилдского рынка было забито до отказа. В просторном помещении под высоким потолком стоял гул множества голосов, окна запотели от людского дыхания. Официанты вереницей несли из кухни тарелки с консервированной фасолью, толстыми бифштексами, яичницей и тостами. Огромные порции и никаких намеков на пониженное содержание жира. Кафе «Смите» располагалось неподалеку от жилища Исидора и было одним из его любимых мест.

Исидор сидел, развалившись за широким столом, подогнув длинные ноги под низкую деревянную скамью. Выражением лица он напоминал кота, которому удалось тайком вылизать полную чашку сметаны. От внимания Габриеля также не ускользнул огонек в глазах приятеля. Он снял рюкзак и подозрительно покосился на Исидора.

– Что‑ то у тебя слишком радостный вид.

– Веди здоровый образ жизни, имей здоровые мысли и будешь выглядеть так же.

– Слушаю и повинуюсь, магистр Йода.

– Вчерашний вечер провел в компании сестричек Монк, старик?

С физиономии Исидора не сходила улыбка Чеширского кота.

– Ну да.

– И?..

– Они выразили желание познакомиться со мной поближе.

– Правда? С чего бы это?

– Я обворожил их своим безграничным интеллектом. Сестры жаждут насладиться обществом умного человека.

– Только интеллектом? – В голосе Исидора слышался явный сарказм.

– Ты прав, не только. Я невероятно сексуален.

– Самовлюбленный ублюдок.

Исидор состроил гадливую мину, затем осклабился, достал из рюкзака бумажную папку и, отодвинув в сторону сахарницу, аккуратно положил ее перед Габриелем.

– По правде говоря, мне кое‑ что известно о твоем вчерашнем визите к девочкам. – Компьютерный гений явно веселился.

Габриель недоверчиво поглядел на товарища и вдруг до него дошло.

– Выкладывай. Ты прочел дневник?

– О да. Не весь, конечно.

Габриель терпеливо ждал. Исидор тянул артистическую паузу.

– Дневник начат много лет назад, – сказал он наконец. – Чтобы прочесть его от корки до корки, понадобится уйма времени, поэтому, сам понимаешь, я пробежал глазами только последние записи.

– И что ты вычитал?

– Знаешь, старик, там полно всякой мути, разных заумных описаний и эзотерической белиберды. – Исидор наслаждался моментом. – Но есть и кой‑ какие личные впечатления, особенно насчет вчерашнего вечера. Тут‑ то и начинается самое интересное. Впрочем, сам увидишь.

– Что ты имеешь в виду?

– Считай, тебе дали главную роль, старик. Хозяйка дневника очень тобой заинтересовалась. Дома сядешь за компьютер, почитаешь в свое удовольствие, а пока – вот, смотри. Я распечатал несколько страниц, – Исидор придвинул папку к Габриелю, – и даже подчеркнул места, которые мне особенно понравились.

Габриель раскрыл папку. Внутри лежало с полдюжины листов. Некоторые абзацы в тексте были выделены розовым маркером. В углу верхней страницы стояло вчерашнее число. Габриель углубился в чтение и почувствовал, как к щекам приливает кровь.

Сегодня вечером Г. меня поразил. За его артистичной улыбкой скрывается нечто опасное. Хладнокровие. Жестокость… Иногда жестокость мелькает и в его взгляде. Думаю, он не культивирует в себе эти качества, скорее это что‑ то вроде неосознанной силы. Он опасен и очень сексуален. Мужчина из самых потаенных глубин женской фантазии.

– Кроме этого бреда там есть и вполне здравые мысли. Прочти здесь… и здесь. – Исидор услужливо перегнулся через стол и длинным пальцем указал на два важных абзаца.

Г. невероятно тщеславен. Тщеславие сквозит в каждом его жесте, в каждом изящном движении, даже в манере одеваться. Надо признать, у него красивые руки и премилая попка. К сожалению, он и сам об этом знает…

В данном случае мы имеем дело с явным проявлением нарциссизма, причем налицо не только обычное честолюбие, но также тщеславие разума – глубочайшая самоуверенность, убежденность в своей победе над любым соперником.

Исидор откинулся на спинку стула.

– Вот что я называю острой прозой! Кстати, ты прочел тот пикантный кусочек из вчерашней записи? Сдается мне, ты пробудил в мисс Монк сексуальные фантазии – глядя на тебя, она вспомнила крепкого мачо, которого встретила на заре юности.

– Кто это написал? Минналуш или Морриган?

– Кхм, здесь небольшая загвоздка. Если честно, я не знаю. В дневнике нет имен, только инициалы. Соответственно, авторша называет сестру просто М., что не прибавляет ясности. Пока я не вижу подсказок, которой из сестер принадлежит дневник. Забавная штука: эта женщина помешана на собственном имени. Смотри, почти каждая запись заканчивается предложением «Я должна размышлять о своем истинном имени». Лучше б она не размышляла, а выражалась поконкретнее.

– В дневнике что‑ нибудь говорится о дистанционном видении?

– Да. На предыдущей странице она упоминает, что ты «наделен мультисенсорикой». Круто, да? Ты, пожалуй, перещеголял Бэтмена и Супермена, вместе взятых. – Исидор хихикнул. – По ее словам, ты представляешь собой следующий этап эволюции. Старик, если в будущем все люди станут похожими на тебя, то я волнуюсь за наш земной шарик.

Габриель вздохнул.

– Прекрати дурачиться. Автор дневника – дальновидящая?

– Не знаю. Она все твердит, какое потрясение они обе испытали, узнав о твоей способности к дальновидению, но никак не указывает, кто из них лазил тебе в голову. Гляди: «В следующий раз мы будем действовать тонко, нежно, неслышно, подобно тому как Голиаф движется по шелковой материи. Призрак тенью скользнет по мыслям, не оставив следов». Непонятно, которая из двоих будет действовать тонко, нежно и неслышно, как Голиаф. Кстати, что еще за Голиаф?

– Паук.

– Чего‑ чего?

– Неважно. А как насчет Роберта Уиттингтона? В дневнике есть записи о нем?

– Да, и очень много. Когда сядешь за компьютер и откроешь дневник, вернись на полтора года назад. Примерно в это время на страницах впервые появляется его имя, точнее, инициал. Полагаю, Р. означает Роберт. Наша писательница всегда упоминает о нем с сожалением и постоянно сокрушается, как ей не хватает «дорогого мальчика». Леденящих душу признаний или преступных мыслей я там не вычитал, но все равно в некоторых местах мороз по коже подирает, братишка. Кое‑ какие записи меня здорово напугали. Это тебе не обычное «Здравствуй, милый дневник», написанное скучающей дамочкой на качелях в саду. В нем почти нет описаний типа «что‑ я‑ делала‑ сегодня» и вообще мало конкретики.

– Ты просмотрел записи, сделанные на той неделе, когда пропал Роберт?

– Конечно, только все без толку. В те дни она совсем ничего не писала, а потом просто говорит, что Роберт «ушел».

Исидор изобразил пальцами символические кавычки. Габриель опустил взгляд на распечатку.

– Значит, никаких намеков на трагедию…

– Нет. Она говорит, Роберт ушел, потому что не оправдал надежд – уж не знаю каких – и у него не хватило сил. Возможно, «он ушел» – это завуалированное «его больше нет», то бишь он умер.

– И ничего об утоплении?

– Ни слова. – Исидор помотал головой. – Но эти сестрички замешаны в каких‑ то чудных делах, Гейб, причем втянули в них и Уиттингтона. Взгляни сюда. Вот, второй абзац.

Мы втроем собираемся вступить в самую великую форму игры. Сегодня мы рассказали о ней Р. Как тонко он все чувствует! Господи, благослови его чуткое сердце. Играть с ним – одно наслаждение. Р. – искатель. Он уже пробовал искать свет истины другими способами, но лишь теперь отправится в настоящее путешествие. Страсть. Смерть. Возрождение.

– Никак не разберу, то ли они планировали сексуальную оргию, то ли пытались втянуть его в религиозную секту. Во что они с ним «играли»? – Исидор побарабанил пальцами по столу. – Если честно, у меня прямо мурашки по спине бегают. Получается, он был у них вроде куклы… Что все это означает?

– Не знаю.

– Что за «игра» и «свет истины»?

– Исидор, я понятия не имею.

– Имей в виду, леди положили глаз и на тебя. Начнешь читать дневник, сам убедишься. Ты для них – очередной «игрок».

– Это точно?

– Факт. Ты – избранный.

– Полагаю, это должно мне льстить.

– Нет, старик. Это должно тебя насторожить.

Габриель снова пробежал глазами распечатку.

Мы с М. не сомневаемся, что Г. идеально подходит для игры. Но в отличие от Р. он не стремится к поиску истины. Духовное обогащение не значится среди его приоритетов. Мгновенное удовлетворение, меркантильность – вот его идолы. Он торгует информацией. Сбывает ее покупателю и умывает руки. С глаз долой, из сердца вон.

Перед нами – великое испытание и большое приключение. Все указывает на то, что он обожает ходить по краю, а риск – это форма самопознания. Мой тип мужчины.

– Ни черта не понять. – Габриель нахмурился и отложил папку. – Проклятье!

– Возможно, ответ спрятан во втором компьютере, в «Ключе Прометея».

– Возможно.

– Принеси мне ки‑ логгер, и я расшифрую пароль.

– Я заберу его, как только меня опять пригласят в гости. – Габриель угрюмо уставился на папку. – Кому все‑ таки принадлежит дневник, Морриган или Минналуш?

– Ладно, не вешай нос, скоро узнаем. Теперь ты можешь читать его в любое время. Глядишь, хозяйка дневника чем‑ нибудь себя и выдаст.

– Надеюсь.

– А может, она не удержится и ухватит тебя за «премилую попку», – ухмыльнулся Исидор, – тут мы ее и расколем. – Хохоча, он попытался увернуться от кусочков сахара, которые швырнул в него Габриель. – Ну, что собираешься делать дальше?

– Раз уж сестры так жаждут общения, я, пожалуй, не буду их разочаровывать и предоставлю себя в их полное распоряжение. Выражаясь твоим языком, потусуемся втроем.

– Ты считаешь, это разумно?

– Разумно, неразумно, какая разница, если можно повеселиться. А пока… мне нужно кое‑ что почитать.

* * *

На то, чтобы прочесть дневник полностью, у Габриеля ушло почти семь дней. Записи охватывали период приблизительно в пять лет. Некоторые из них были длинные, в несколько тысяч слов, другие – совсем коротенькие. Автор обращалась к дневнику не каждый день, но перерывы, как правило, не превышали недели. Она регулярно вела жизнеописание и с энтузиазмом переносила на бумагу свои мысли.

С помощью вируса, написанного Исидором, Габриель получил неограниченный доступ к электронным страницам дневника. Теперь он мог читать не только прошлые, но и самые свежие записи, а однажды влез в дневник, когда его хозяйка щелкала по клавишам, набирая новые строчки. Странное ощущение – смотреть, как на экране появляются слова, и сознавать, что пишущая и не подозревает о наблюдателе по другую сторону зеркала…

Чаще всего записи были непонятны и маловразумительны:

Белое сияние, свет истины. Я буду искать его, как заколдованный город, ушедший на дно океана, буду идти на глухой звук колоколов его затонувших соборов.

Некоторые идеи и понятия повторялись вновь и вновь. Свет истины, путешествие, игра – все это описывалось крайне туманным языком. Что означал, к примеру, такой абзац:

Зачем искать высшую цель в дымке грез или хаотичных линиях на ладонях? Достаточно просто вступить в игру. Следовать единственно верным путем.

Образы и описания отличались слабой логикой, но автор дневника создала на его страницах волшебный мир, мир буйной фантазии. Дневник отражал необузданное воображение пишущей – поэтичное, загадочное богатство ассоциаций и чувств.

Можно ли услышать солнечный закат? Какого цвета искушение?

Сразу хочется ответить – красного, но это неверно. Красный цвет слишком броский.

Искушение – перышко, скользящее по внутренней стороне бедра. Нежно, дразняще.

Мне кажется, искушение – цвета капуччино, цвета кофе со сливками.

От любви она переходила к смерти:

Смерть не должна быть тонкошеей, дряблой, долго и нудно шамкающей беззубым ртом. Смерти подобает быть сильной и крепкой. Она должна схватить тебя за руку в тот миг, когда ты ринешься во тьму, продуваемую всеми ветрами и изрыгающую языки пламени.

Лейтмотивом в записях звучал приказ самой себе:

Я должна размышлять о своем истинном имени.

Тем не менее хозяйка дневника ни разу его не назвала.

Не все высказывания были таинственны и расплывчаты. Дневник содержал множество прагматичных наблюдений на самые разные темы повседневной жизни: политика, события местного масштаба, поп‑ культура, пустячные заметки из журналов и газет. Автор блистала остроумием и язвительностью, часто впадала в мрачную угрюмость, а иногда лукавила.

Исидор прав: это не обычный дневник, написанный скучающей дамочкой на качелях в саду. Строчки принадлежат женщине со сложной, богатой натурой.

Хотя она много рассуждала на духовные и религиозные темы, дневник свидетельствовал о том, что его хозяйка, наделенная агрессивной чувственностью, отнюдь не отказывает себе в радостях плоти. Страницы пестрели описаниями любовных свиданий; о мужчинах, чьи имена всегда обозначались только инициалами, она отзывалась тепло, но с неизменной лаконичностью. Каждый из сексуальных партнеров заслуживал всего по нескольку слов. «Азбучный суп» из мужских инициалов хозяйку дневника не интересовал, она воспевала сам акт любви.

Древние египтяне считали, что любовь живет не в сердце человека, а в мозгу. Я же уверена в другом: любовь должна быть неистовой, физической, вытесняющей голос разума. Я купаюсь в его мужественности, наслаждаюсь его запахом, прикосновениями, сладкой жестокостью. Утром – синяки на теле, разметанные по кровати простыни и жгучее ощущение того, что жизнь – это радость и страсть.

Другая запись:

Почему женщин так привлекают мужские руки? Что нас влечет – сила, таящаяся в крепких пальцах и запястьях, или роль, которая отводится рукам мужчины в любовной игре? Эти руки могут ласкать, дразнить, до боли сжимать в экстазе, убирать пряди волос с женского лица, гладить ее губы, успокаивать.

Габриель понимал, что ему должно быть стыдно. Эти страницы не предназначались для его глаз. У него нет выбора, убеждал он себя, чтение дневника – необходимый шаг в расследовании гибели Роберта Уиттингтона. И все же дело было не только в этом и даже не в удовольствии от тайного подглядывания. Дневник затронул самые глубокие струны его души. Чем дальше Габриель читал, тем сильнее увлекался личностью, которая скрывалась за строчками.

Как правило, женщина поверяла свои мысли электронному дневнику поздно вечером, скорее всего перед сном. Габриель представлял: босая, без макияжа, она сидит за длинным столом в гостиной при тусклом свете лампы, пальцы легко порхают над клавиатурой; время от времени стук клавиш прекращается – она подбирает то или иное слово. Он не видит ее лица, лишь очертания фигуры под прозрачной ночной рубашкой и тень у ног. Но вот она поворачивается, смотрит на него в упор и… образ мгновенно растворяется, Габриель не успевает заметить даже цвет глаз.

Минналуш или Морриган?

Яркая, обдающая жаром чувственность указывала на Минналуш, однако налет загадочности и безжалостное стремление к риску были характерны для Морриган.

Риск заставляет наши чувства вибрировать. Опасность невероятно эротична. Лучше всего человек познает самого себя в лапах смерти.

Возможно ли, что Габриель влюбился в голос, звучащий со страниц дневника? Его с непреодолимой силой влекло к этой женщине. Он жадно читал дневник и получал наслаждение, как если бы смотрел на прекрасную танцовщицу, медленно снимающую с себя одежду. Прямо как султан и Шехерезада, посмеивался Габриель над собой. Его возбуждала волшебная сила слов, и возбуждала гораздо острее, нежели привлекательная внешность.

Таинственная писательница его очаровала.

Заворожила.

ГЛАВА 14

– Ты помешался.

Габриель повернул голову и взглянул на Исидора. Они сидели в своем фургончике на расстоянии квартала от офиса «Питтипэтс». Чтобы приступить к установке баночной антенны, прежде всего требовалось припарковать машину. Иногда Габриелю казалось, что самая трудная часть их работы – найти подходящее место для парковки.

– Ты втрескался в невидимку, женщину из дневника. Признайся, Гейб, у тебя просто снесло крышу.

– Согласись, она прелестно пишет.

– Ты хоть понимаешь, что твоя прелестница вполне могла ухлопать человека?

– Нет. – Габриель покачал головой. – Это не она.

– Мы не можем знать этого наверняка. – Покосившись на приятеля, Исидор, не самый опытный водитель, с пыхтением дернул рычаг переключения передач. – Даже если она и не убивала Уиттингтона, – продолжал он, – то втянула его в какую‑ то непонятную игру. Из дневника ясно, что в игре участвовали обе сестры.

– В нем ничего не говорится о том, что именно игра привела к смерти Роберта.

– Но не говорится и обратного. – Исидор начал злиться. – Твоя пассия описывает прогулки по тому жуткому дому с миллионом дверей. Усек?

– Что?

– Не прикидывайся. По ее собственным словам, она посещает то же место, что и убийца Робби.

Габриель промолчал. Исидор затронул ту часть вопроса, которая более всего беспокоила Габриеля. Вне всяких сомнений, хозяйка дневника хорошо ориентировалась в доме миллиона дверей, том самом, где Роберт Уиттингтон встретился с женщиной, которая затем его утопила. Она не просто знала этот дом, а регулярно бродила по нему.

Путешествие продолжается. Каждый день я взбираюсь по бесконечным лестницам, преодолеваю подъемы и спуски по наклонным коридорам, перехожу шаткие мостики и открываю обманчивые двери.

Обманчивые двери. Неплохое определение, только чересчур мягкое. За одной из этих дверей скрывается вопиющее безумие.

Отвернувшись к окошку, Габриель произнес:

– Она не убийца, Исидор. Я точно это знаю.

– Друг мой, ты сам себя обманываешь. Даже если она не топила Уиттингтона, то наверняка помогала сестрице замести следы.

– Мне кажется, она не знает, что сестра совершила убийство. Сестры делятся друг с другом далеко не всеми секретами. Особенно если речь идет о преступлении.

– Ты выдаешь желаемое за действительное. – Исидор с силой вдавил педаль газа, и фургон дернулся с места. – Тебя ослепила страсть.

Да, молча согласился Габриель, это так. Он ослеплен страстью к женщине, в сердце у которой цветут алые маки, которая написала стихотворение – как положено, с соблюдением рифмы и строф, – посвященное большому пальцу своей ноги. «Ода господину Магнипусу». Как можно не влюбиться в женщину, которая дает имена пальцам ног и посвящает им стихи?

Габриель вдруг заметил свободный участок рядом с приземистым стареньким зданием, как раз напротив офиса «Питтипэтс». Чудеса не прекращаются. Он похлопал товарища по руке.

– Удачное местечко. – Исидор резво направил машину к парковочному участку. – Правда, большие шансы, что нас засечет охрана.

– Так пошевеливайся, нечего рассиживаться.

Исидор полез на заднее сиденье за сумкой, в которой лежало все необходимое для работы.

– Старик, я сегодня в плохой форме, – жалобно протянул он и вздохнул. – Подумать только, а ведь сейчас я мог бы нежиться на гавайском солнышке.

– Выше нос. Мой девиз – работай с огоньком!

– Ха‑ ха.

– «Основная масса людей живет в тихом отчаянии».

– Умно. Полагаю, автор этих бессмертных строк – не ты?

– Генри Торо. Но я тоже могу выдать что‑ нибудь эдакое. Как насчет «жизнь – дерьмо»?

– Пойдет. – Исидор перетащил рюкзак на колени. – Кстати, на «Левелексе» можем поставить крест, это место – настоящий Форт‑ Нокс. Пора посчитать убытки, старик.

Габриель помотал головой. Он продолжал «окучивать» инструктора по йоге. Только вчера они с Ариелем опять сидели за чашечкой зеленого чая. Рано или поздно Габриель выудит из него полезную информацию. Разумеется, Исидор об этом ничего не знает.

– Давай подождем еще немного.

– Как скажешь, шеф. – Исидор набрал комбинацию цифр на блокировочном замке. – Кстати, о твоих подружках, когда ты снова с ними встречаешься? После того ужина прошла целая неделя. Ты помнишь, что должен вытащить ки‑ логгер? Это будет трудновато, если тебя не пригласят в гости.

– На этот счет можешь не волноваться.

– Хочется верить. Мне надо вернуть логгер приятелю, я ведь взял его только на время. С этим парнем мы друзья, но его лучше не злить.

– Исидор, расслабься. Все идет по плану.

– Откуда ты знаешь?

– Читаю дневник. Из него ясно, что сестры про меня не забыли и вот‑ вот появятся на горизонте. – За большим окном, в вестибюле приземистого здания эпохи шестидесятых Габриель разглядел охранника в фуражке. Тот сидел рядом со столом секретаря и, кажется, смотрел прямо на фургончик.

– Сосредоточься. – Габриель подтянул к себе рюкзак и опустил стекло. – Мы должны успеть, пока вон тот сторожевой пес нас отсюда не погнал.

– Ладно, ладно. Но ты уверен, что сестры тебя позовут?

– На все сто.

* * *

Габриель не ошибся. На следующее утро, когда он вышел в Интернет и открыл дневник, его сердце взволнованно забилось. Он все еще сидел, уставившись на экран, как вдруг в дверь позвонили.

Курьер принес письмо. Почерк на конверте был женским, но твердым: тонкие соединительные линии, затейливые петли букв «у» и «в». Внутри лежал восхитительно пахнущий листок рисовой бумаги, сложенный вдвое. Текст был короткий, но очень любезный: «Двум дамам требуется привлекательный кавалер для сопровождения в свете. Можем ли мы рассчитывать на вашу галантность? Билет прилагается. Форма одежды – парадная».

К записке канцелярской скрепкой был прикреплен желтоватый билет на премьеру «Ромео и Джульетты» в «Ковент‑ Гарден». Место в партере. Ухаживание началось.

20 июля

М. считает, пора побеспокоить Г. Я полностью с ней согласна.

Когда я думаю о нем, все мое тело начинает вибрировать от возбуждения. Потные ладони, треск нейронов, электрические разряды в каждой клеточке.

Будь осторожна, девочка. М. это придется не по нраву. Она права, Г. вошел в нашу жизнь не как романтический герой, ему уготован иной путь.

На этот раз мы не будем торопиться. Р. согласился участвовать в игре, Г. – нет. Мы должны соблазном вовлечь его в игру.

А затем мы откроем Г. его истинное имя… Итак, главное – не спешить. Действуем тихо, осторожно. Медленный танец. Легкий флирт. Ухаживание.

ЗАЧАРОВАННОЕ ЛЕТО

Nam et ipsa scientia potestas est. (Знание само no себе есть сила. )

Фрэнсис Бэкон. Meditationes Sacrae (О ересях), 1597.

Сила не в знании, сила в программном коде.

Эрик Дэвис. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в век информации.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒