Annotation 7 страница

Он всё-таки принял звонок на её телефоне. В конце концов, следовало сообщить хоть кому-то, что произошло. На экране задорно улыбался баран в хаотичных буклях. – Лэррингтон, – рявкнул зло в её трубку. – Какого!.. – В Центральный госпиталь! Сейчас. Оба – ты и тощий! Скажешь, что со мной. Швырнул телефон рядом, не глядя, куда попал. Если мог бы, разбил бы об стену. Не может. Тот нужен для связи с её родными. Ни одной внятной мысли в голове. Какие уж тут мысли… Эли сориентировалась мгновенно – вызвала медиков и организовала транспортировку. Молодец. Без неё могли бы и не успеть. Но как? Как такое вообще возможно? Рэй молчал. Просто стоял и молчал, когда он, стиснув до хруста зубы, зажимал края раны руками в те бесконечные десять минут. Звал её, а она не откликалась. Тогда он страха ещё не чувствовал. Пока его не оторвали от неё, пока неподвижную, в разрезанном, насквозь пропитанном её собственной кровью платье, не забрали врачи. В бою ты готов отпустить, равно как и бороться до последнего вдоха, а отпустив, идешь и дерёшься опять. А здесь? Что он мог сделать здесь? Хуже этой оцепенелой беспомощности ничего не бывает. Рэй лично проследил, чтобы лишних вопросов не возникало. Их и не могло быть. Свидетелей невероятного – чересчур. Но это уже его, Рэя, проблема. И пусть только попробует кого-нибудь упустить. Хоть лично пусть память каждому подтирает, но следить за утечками теперь сам будет. Хотя с него станется, может решить проблему радикально. Иначе. О чём ты думал, Грэм?! Когда рассказал ему? О чём думал ты, идиот и настоящая мразь? О своём спокойствии и удобстве ты думал… Герцог Дакейти выдохнул в ладони, подвернул ослабший окровавленный рукав ещё днём бывшей белой рубашки и прикрыл на мгновенье глаза. Это всё было настолько невероятным, что вызывало бы смех, если бы не умирающая на его руках женщина. Женщина, которую он, без оглядки, уже назвал своей. Какая же ты всё-таки дрянь, Грэм… «Леди Сневерг, вы окажете мне честь…» Дрэк. Внеплановый и беспощадный…
– Четыре часа уже. Четыре, – не заметил, как сказал вслух. И вздрогнул от собственного незнакомого голоса. Густая, тревожная тишина и едкий запах лекарств. И вечная спутница боя, такая азартная там, на войне, здесь она – вальяжный, скучающий завсегдатай. Подошёл к окну. Открыл, выставил тяжёлую голову в холодную апрельскую ночь, желая очиститься, хотя бы воздухом от ненужных мыслей отмыться. А там – морозные звёзды. Твоя любимая аномалия, Карри. Перепад в тридцать градусов. Держись, девочка, только держись… – Дрэк, – прошептал снова, меряя шагами маленький холл перед операционной. Двойные двери распахнулись, из коридора синхронно ступили её красавцы. Так же синхронно встали.
Военный советник главы Союзных Земель, не меняя темпа, сменил траекторию, приблизился к бывшему раненому, рванул футболку вверх. Тот дёрнулся, и командор жёстко удержал его за руку на месте. Как новенький. Ни царапины. В чём и требовалось убедиться. – Что вы… Грэм грубо толкнул мальчишку назад. – Что с Карри? – Баран в кудрявых опилках гневается. Ярость разворачивалась в нём в ответ постепенно. Лэррингтон видел, как она плавно захлёстывает его слепящей, обжигающей волной, и он ни за что не смог бы вспомнить тот момент, когда оба парня оказались прижаты за горло к стене. Убивать. Сейчас он хотел только убивать. Тот, что поменьше, недавний раненый, дрыгал ногами, пытаясь разжать ладонь, и что-то шипел. Баран выворачивал его руку молча, стараясь дотянуться до парализующих точек на шее. Раздавить. До треска костей. Приложить затылками о бетон. Чтобы наверняка. Ярость. Сияющая беспощадная злость. Беспощадная к нему. – Лэрр… рин… г… тон… – прохрипел кто-то из них. И он отпустил. Отпустил и с хрустом впечатал кулак в лицо сначала одному, а следом сразу другому. Белобрысый даже почти увернулся. Сначала. А дальше всё слилось и рвануло лавиной рефлексов, забило тупую, лишающую разума боль, открыло сдерживаемому гневу дверцу наружу. Он бил себя. Себя. Ими. Как давно того хотел. Наказывал за нерасторопность. За глупость и самонадеянность. Выколачивал неожиданную уязвлённость и почти болезненное разочарование. Уничтожал страх. Потому что тот был! Появился. А на это командующий юго-восточной группировкой войск, последний Дакейти и просто мужчина не имел права. Удар. Ещё и ещё. Дрались хорошо. Со вкусом. С огоньком. Он бы даже сказал, профессионально. Мелкий обхватил за пояс и толкнул на стойку дежурного поста. Сломалась громко. Звон стекла и какие-то брызги в лицо. Подсечка, разворот и… сбоку блокирует барашек. Это почти нечестно. Он в полтора раза больше каждого из них. И опытней. Но они моложе. Суетливей. Дрэк. Надоело. Удар, ещё удар, почти пропустил один. Ещё два подряд, вырубая по очереди каждого. – Если еще раз ты, – глухой долгожданный звук встречи лица с полом, – или ты, – ещё один, об остатки сестринского рабочего места, – хоть в одну горячую точку… – тяжело отдышиваясь, вытер рукавом струйку крови из разбитой губы. – Если ещё хотя бы раз девчонку… Ушлёпки. Нашли прикрытие… – раздражённо пнул разодранный пластик из-под ног. Чёрно-красная пелена неторопливо спадала с глаз, давая голове проясниться, а тело ещё дрожало адреналином. Ведь и правда убьёт. – Поползли вон! За процедурами. Оба. – Что с Карри? – прошепелявил упорный блондин. – А это уже государственная тайна, Слай, – бросил издевательски, почти с наслаждением. Мелко. И плевать. Пусть радуются, что в живых оставил. Но он это непременно исправит, был бы повод. – Убью, – уверенно и мрачно пообещал блондин, яростно блестя наливающимся краснотой глазом. И Грэм бы в это даже с радостью поверил. – Насколько я помню, твоя специализация – взлом систем и хранилищ с данными. – Парень медленно выпрямился. – Вот и думай. А теперь свалили отсюда. Я, что хотел, увидел. Дверь в коридор тихонько дёрнулась и медленно открылась, впуская дежурную сестру. Девушка прошла два маленьких шажка, оглядывая огромными глазищами впечатляющий разгром, трёх мужчин разной степени помятости и так же медленно разворачиваясь, вдруг вздумала бежать, но не рассчитала. Встретилась с дверью точно в момент поворота. Упала без сознания. Командующий выругался ожидаемо неприлично. Устало опустился на уехавший во время драки (ладно, надо быть честным с собой – во время избиения младших по званию) в другой конец коридора диван. Бросил взгляд на часы над разбитым постом. Четыре с половиной часа. Прикрыл сухие слишком глаза. Через мгновение с тихим щелчком открылась операционная.
Удушливая темнота выламывает плечи, смердит отвратительной вонью. Гулкие голоса за глиняной стенкой хижины лают отрывисто и гадко смеются. Пить. Разлепить глаза страшно. Да и что я увижу – бугристую морду охранника? Это в лучшем случае. И всё же нужно смотреть страху в глаза, а не отворачивать от него свои нежные очи. Лучше я буду бороться и отключусь, сопротивляясь, чем позволю себе остаться в сознании. До сих пор не могу поверить, что нас продал капрал миротворцев. Мы ведь были у него не впервые. Милый мальчик. Картавый, в веснушках, северянин. Веселый такой, с цепким взглядом. Я всё думала, какой он внимательный, всё-то он подмечает. Безопасно, значит, с ним рядом будет. Надёжно. Терпеливо дождался, пока мы доснимаем репортаж в столице Лакры. Мы были на спокойной земле. Там, где уже не стреляли. А потом вместо военного аэродрома высадил нас саредам, что ждали его на дороге, и оставил. Запросто. Они просто молча кивнули друг другу и разошлись. А нам под дулами восьми автоматов связали руки и ноги, привезли в какой-то посёлок и затолкали в низкую хибару, слепленную из навоза и глины, с соломенной крышей. Сопротивление было бессмысленным и, наверное, напрасным. Но кто из нас троих смог бы смириться и просто ждать в неизвестности? Мальчишки, оказывается, неплохо умеют драться. Но что они могли бы против толпы вооружённых, голодных и злых мужиков? Да и стоило добраться до меня и швырнуть на колени, характер драки неуловимо изменился, я даже не могу сказать чем. Но я в этом раскладе точно была лишней, заставляя ребят отвлекаться, оглядываться и… пропускать. Что могла я? Только брыкаться, кусаться, отбиваться ногами? Почему нас просто не убили? Когда мне в последний раз доставалась хоть капля воды? Губы жгло, они кровоточили и болели. Вывернутые локти затекли и мучительно онемели. Я почти не чувствовала границ своего тела – оно казалось несоразмерно большим, надутым. Нужно пытаться шевелить хоть чем-то, иначе на следующую попытку борьбы не останется шанса. Но это чудовищно, ослепляюще больно. Открыла глаза, ну как открыла – разлепила, как позволила запекшаяся кровь, – всё было ужасно. Маленькая, грязная, тёмная хижина с земляным полом была почти круглой. Точно напротив, на куче соломы в страшно изломанной позе, – Дилл. Он держался один еще минуты три, после того как, пробив тонкую стенку спиной, осел без сознания Бобби, получив в подбородок прикладом. Мои связанные ноги упирались скрюченному Бобби в живот. Светлые кудри его наполовину были в застывшей крови. Жужжали и ползали мухи. Воняло навозом и какой-то немыслимой дрянью. Как бы мгновенно умереть, и всё. Сразу – никаких больше мучений. Или смерть – это удел слабых? Сильные борются, пока живут, а пока живут – не сдаются? Кто ты, Каррия, из которых? Сможешь ли ещё продолжать и на которой из пыток сломаешься? И ты ведь знаешь, какую из них пережить точно не сможешь? И что тогда? Диллан напротив тихо, сдавленно стонет. Бобби дёрнулся, и я вижу, что у него почти развязаны руки. Дрэк! И что дальше? Всё бессмысленно. Мы в дрэковой пустыне. Без оружия. Без транспорта. Без связи. И никто, наверняка никто не знает, где нас искать. Да, скорее всего, и не ищет. С тех пор как остались одни, с Мэрин мы почти не общались – сначала слишком болезненно было. Потом некогда. Теперь вот и не получится больше. Даже жалко. Мэрин останется с нашим проклятьем одна – и бремя понесут её дети. Судьба. Ничего не попишешь. Бобби медленно развязывал, шевеля только пальцами, узел на моих щиколотках. Всё равно я вряд ли смогу ходить после такого удара в живот. Даже воздух в грудь проникает с чудовищной болью. Я пыталась подать оператору знак, чтобы бросил, не тратил на меня время, занялся лучше своими верёвками или Диллом, но слова даже не шипелись отёкшим лицом. В этот миг в хижину шумно ворвались люди, заслоняя тусклые крохи света. Смрад. Почему я чувствую этот убийственный смрад? Нос давно уже не должен работать. Охранника оттеснили. Кто-то вздёрнул Бобби на ноги, тыкал ему в лицо пальцами, возмущённо что-то кричал. Кто-то замахнулся прикладом, но говоривший того резко одёрнул, и Бобби обречённо выдохнул. Дилла пнули в живот, тот взвыл от боли – очнулся. Его тоже подняли. Но на ногах парень самостоятельно стоять так и не смог. Прислонился к тоненькой рыже-коричневой стенке. Скоро этот ужас дойдёт и до меня. Вот, и точно… Тянут за ноги по полу. Кто-то хватает за волосы, принуждая поднять голову. Бобби не сдерживается и обнаруживает свою неожиданную свободу. Зря, мой решительный защитник. Всё это зря. А Дилл просто падает, не удержавшись в сознании. Скоро Бобби отправится за ним следом, скоро я получу следующую порцию омерзения и чудовищной боли. Скорее бы. Спасительное забытье пришло бы скорее… Ну же!
– Карри! Проснись, детка! Карри! – Мэрин сильно трясла меня за плечи. – Тебе опять приснился кошмар, – и вдруг добавила, как в детстве, нежно: – Эй, открой глазки. – Мокрой щеки ласково коснулась рука. Боже мой. Я же дома! Распахнула глаза. Мэрин! И вцепилась в сестру звериной хваткой. – Я люблю тебя. – Сестра гладила меня по спине и покачивалась со мной вместе. – Всё в порядке. Ты в безопасности. Всё уже в полном порядке. Стиснула зубы и беззвучно тряслась, тщетно гоня пережитый ужас к дрэку, прочь. Он поселился во мне опять. Пустил свои щупальца, пророс внутрь, заявил о своей на меня власти. – Три года прошло, солнышко. Это всё давно в прошлом. Я тоже так думала. Да только ни капельки это не в прошлом. Мой персональный кошмар. Моя дрэкова память. Не хочу её. Как стереть? Как оставить? – Как оставить? – дрожа спросила у Мэрин. – Надо думать о чём-то другом. Подчинить мысли иному. Ты сможешь. – У Мэрин всегда были рецепты от всего на свете. И плевать, что кто-то считает её занудой. Мне жутко хотелось, чтобы они работали. Пусть хотя бы и только для меня. Меня это устроит. Поддержит. И, может быть, сбережёт. – Помоги мне, – прошептала в её плечо. И она помогала. Каждый день, с тех пор как я очнулась в больнице, сестра была рядом. Мы не виделись с той самой поездки. А до этого еще, наверное, полгода. И, боже, как же мне, оказывается, её не хватало!
– Давай сходим к гипнологу, прошу тебя. Они блокируют это всё, и ты просто забудешь, – в сотый, наверное, раз убеждала меня Мэрин. – Не хочу, – кажется, я вела себя как ребёнок. Мне можно. У меня посттравматический синдром. И ещё какое-то страшное слово. – Нет, не будем. Неизвестно, как это отразится на моём контроле. К тому же из памяти эти вещи всё равно никуда не уйдут, их просто посадят в клетку. А чья воля окажется сильнее, моя или специалиста, – это только опыт покажет. Что, если это будет грозить неконтролируемым прорывом? Что, если… – Твоё здоровье важнее, чем все способности, вместе взятые! – Конечно, если эти способности не способны разрушить планету! – Тщщщ. Всё хорошо, не пойдём никуда. Как знаешь.
Мы попытались восстановить хронологию событий спустя ещё пару дней, когда, по мнению Мэрин, моя изжёванная психика хоть сколько-то окрепла. Времени было катастрофически мало – мы спешили. – Я понятия не имею, что произошло, Мэрин, – качнулась на стареньком стуле и приласкала потертую спинку. Дубовый. Его реставрировал дедушка. Сердце наполнилось грустью, и я торопливо заговорила, отгоняя печаль: – Кроме того, что я почти ничего не помню, мне сказать нечего, – сжала виски, силясь оживить сгинувшие воспоминания. – Бабушка не предупреждала ни о чём таком. – Сестра нахохлилась в кресле, забралась в него с ногами и мрачно уставилась на меня в упор. – Возможно, она просто никогда не пыталась сделать такое? – и у меня были основания это предполагать. Бабушка была улыбчивой и тёплой и при этом совершенно, просто абсолютно нелюдимой. Раньше это казалось странным, теперь вот – совсем нет. – И ты говоришь, ни царапины? – Нет, – опять покачала головой и задрала футболку. – Шрам от операции есть, следов того, что в меня попала пуля, – нет. Не спрашивай как. Я понятия не имею. Хирург в шоке. Он сам меня шил. А на мониторах послеоперационного контроля – будто он меня сам разрезал и сам зашил – обычная полостная операция как будто была. И только. Мэрин побарабанила ладонями по коленкам. – И когда он это заметил? – На прошлой неделе, перед выпиской. – И ты хочешь сказать, за две недели зажило настолько, что можешь бегать… – Я предполагаю. Но не пробовала. Стоит попытаться? – Думаем! – скомандовала старшая сестра. – Я даже не знаю, что именно во всей этой цепочке важнее… То, что я разозлилась, – пусть это называется пока так. Мэрин ни к чему знать подробности – и так есть много о чём переживать, – или то, что очень сильно захотела, чтобы с Дилланом все было иначе. – Будь точнее в формулировках, пожалуйста. А что до злости, в детстве ты злилась на меня ежедневно, и ничего такого не было. – Была жива бабушка, – напомнила я. – Возможно, но не обязательно. Так что конкретно ты пожелала, чтобы стало с Диллом? – Чтобы с ним не случилось несчастье. Думаю, так. Я, честно говоря, сейчас никак не могу вспомнить, а тогда я отчаянно старалась не выть… – С чего бы? – Мэрин показательно вскинула аккуратную светлую бровь. А мои были тёмные. Мэрин вообще была светлее. Или просто её непоседливые локоны постоянно выгорали на солнце в их бесконечных поездках с Робом по планете? – Так ведь… – Врать очень не хотелось. Я потёрла лоб и с сомнением взглянула на Мэрин. Не навредит ли ей знание о том, что там произошло? – Это из-за того парня, ведь так? – Которого? – спросила очень мягко и ласково улыбнулась. – Того, что вытащил нас от дедушки, – мы никогда не называли вслух все эти бесконечные «пра». И так было всё ясно. – Кстати, о дедушке… – Не увиливай. – И не собиралась. – Да неужели, – хмыкнула Мэрин. – Только не надо спрашивать, что у меня с этим парнем. Потому что об этом спрашивают абсолютно все. Несмешная шутка! И смирись, нет у меня никакого парня! – Девочки? – очень демонстративно удивилась сестра. – И девочки у меня тоже нет! Ни девочки, ни парня! Вернёмся к делу. – Ты мне как раз о нём и рассказывала. И про того парня! – Я убью тебя… – Попалась! – и сразу стала страшно серьёзной. – Твои проблемы из-за него? – Наши проблемы, Мэрин. Наши. Прости меня, – прошептала нервно. – Он хочет, чтобы ты изменила что-то для него? Мерзко, – немедленно заклеймила Грэма сестра. – Хотя чего ещё ждать от такого красивущего мужика… – Мэрин! – оборвала её резко. – Сразу две проблемы: я не уверена, что мой телефон и квартира не прослушиваются, а во‑ вторых… во‑ вторых, какого дрэка?! О чём ты сейчас думаешь?! – А плевать, – вслух произнесла старшая Сневерг-Раввен, а жестами изобразила многоступенчатую пантомиму означавшую наверняка, что-то вроде: «Две сестры гуляют у озера. Сакура в цвету. Громче пой, соловей». Я немедленно согласилась коротким и решительным кивком. И мы, дружно сопя, стремительно убрались из дома.
Сочную живую весну я всегда любила. Даже невзирая на отсутствие парня. Возможно, потому что в эти недолгие молодые недели каждый год рождалась и новая надежда. В этом году надежды не было. Уже не было. Воздух по-прежнему, как и каждый предыдущий год, еле уловимо пах лихорадочной радостью и чужой любовью. А смолянистый аромат лопнувших вчера почек и развернувшихся крошечных листьев горчил то ли отчаянием, то ли безнадёжной теперь пустотой. Сердце, наивное и неожиданно жадное, не верило и напористо трепыхалось: а вдруг? Но я-то точно знала – напрасно. И, пожалуй, теперь это уже не имело значения.
– Знаешь, с одной стороны, я за тебя спокойна, – неожиданно заявила Мэрин. – Пока ты нужна, тебя, возможно, не тронут. А с другой… Карри, ты уверена, что не стоит принять помощь этого парня? Он выглядит внушительным, – и, запнувшись на секунду, добавила. – И надёжным. – Всё немного не так, – надо уже сказать это вслух и не думать больше об этом. – Он в первую очередь человек Союза. И все его действия следует рассматривать именно исходя из этого. – Ясно. – Сестра сжала губы так, что вокруг рта собрались некрасивые морщинки. И сказала неожиданное: – Мне спокойно с Робом. И я знаю, он сможет меня защитить. Наверное, – добавила шёпотом и замолчала.
Соловей действительно был. То есть были. Много. И это даже было красиво. Мы медленно шагали по вечернему, в ажурных трелях парку. Что это было в мире вокруг – обманчивое спокойствие, гармония или досадная со мной несовместимость? Равнодушно отметила, что юность, оказывается, уже прошла. Как некстати. Вот и всё, Карри. А ты за этим своим бегством совсем ничего не успела. Вдохнула поглубже звенящий цветочной влагой воздух. Красивый. Контрастный. Там, наверху, ещё светлый. А в небе – большая звезда. Даже две. Тихо. Во всё, что случилось, сейчас, в нежных сумерках, было почти невозможно поверить. Это всё не со мной. Не с нами. Не на самом деле. Мне кажется, я могла бы продолжать это «Я не могу поверить» сколько угодно, находя в этих бессмысленных словах фиктивное утешение и даже спасение. Просто чтобы чем-то занять губы и голос. Что бы я могла сказать ещё? Что я идиотка? В этом не единожды уже убедилась. И приняла сей факт не без досады. Или что так глупо попалась в очевидную ловушку? Она даже особенно изощрённой-то не была: единственное поселение около замка – мониторь себе посетителей, и ясно, что рано или поздно тебе повезёт. Грамотный охотник знает толк в ожидании. Вот и он – дождался. А когда опознал, то… С усилием опустила вниз и вывела из груди прочь разворачивающийся болезненный шарик. Дрэк. Не могу поверить! Не могу! А ведь выглядел простым, как штык, и вообще, приличным человеком. Присела на корточки, завязывая неразвязавшийся шнурок, только чтобы спрятать лицо, чтобы снова не поддаться слабости. Чтобы отдышаться. «Ты справишься, Огнец. Справишься, не сомневайся». Но гадким было вовсе не это. А то, что я опять приоткрылась. Доверилась человеку. Позволила не просто ударить, а в самом слабом месте надавить и мучительнейше там поковыряться. Я ведь почти тебе поверила… Грэм. Его имя, сказанное даже про себя, жгучим порезом скатилось в солнечное сплетение. Стоп! Эмоции – недопустимы. Мне всё равно. Должно быть всё равно. Вдохнуть и выдохнуть. И действовать. Тогда не будет времени на глупые мысли. Сил не будет.
– Почему ты решила, что нас так просто оставят в покое? – Мэрин незаметно и коротко посматривала по сторонам. Кроме не очень шумной компании молодёжи, никого на аллее не было. Ребята негромко смеялись, обменивались редкими тычками и вяло перекидывали друг другу маленький мяч. Когда я успела так повзрослеть, что молодёжь мне кажется странной? – Думаю, Рэману мы нужны живыми. На всякий случай. Как минимум. А после потрясающей демонстрации моих сказочных умений, боюсь, он опасается нас вовсе потерять. Он же не знает, что это временно. – Если у меня и получилось улыбнуться, моя мрачная сестра этого не оценила. – Мы вернулись к началу. Ему проще нас убить, чем потенциально оставить кому-то другому. – Не имею понятия на самом деле. Разумно. И знаешь, – я вдруг поняла, что чувствую именно это, – мне всё равно. Прямо сейчас настолько всё равно, что хочу, чтобы всё это просто закончилось как можно скорее. Пусть даже так, – отважно и качественно проглотила всхлип. – Всё ещё пытаешься меня обмануть, – то ли пожурила, то ли пожалела меня Мэрин. – Забыть не можешь или не хочешь? Я остановилась, чувствуя себя вдруг катастрофически одинокой. Даже с удивительно чуткой сестрой рядом. Чуткой настолько, что смогла рассмотреть во мне то, что я сама от себя замечательнейшим образом всё это время скрывала. – Не хочу, – и беззвучный стон вырвался из груди, разомкнув мои онемевшие губы. – И не могу не забыть. – Я вдруг заметила, как холоден от воды воздух. Кончик носа немедленно замёрз, и почти посинели пальцы. – Ты белая вся. – Мэрин беспокойно усадила меня на старую скамью у дорожки. Кто-то забыл тут свой плед. Очень кстати. Я почти не брезглива. Впрочем, плед был в маленьких медвежатах и мячиках. Скорее всего, детский. Раздумывала ещё пару секунд, а потом укрыла себя и Мэрин, подогнув краешек так, чтобы было тепло и мягко. – Господи, Карри, а знаешь, какой Роб иногда придурок? – сказала сестра неожиданно. – Что? – спросила растерянным шёпотом. – При чём тут Роб? – А лицо Мэрин скривилось болезненной гримасой. – Вот и я иногда думаю, при чём тут Роб… – сказала задумчиво и слишком тихо. – Я вообще не понимаю иногда, как меня угораздило не то что замуж за него выйти, вообще с ним связаться? – Что? – повторила, отказываясь верить в то, что слышу. Роб и Мэрин были чем-то незыблемым для меня, надёжнейшим, вечным! – Не могу поверить. Всегда думала, что у вас… – Все так думают. – Она забралась на лавку с ногами опять и прижалась к моему боку теснее. Ни за что не скажешь, что, между прочим, настоящая Сневерг. – Мы разные настолько, что иногда это и представить нельзя. Он… он, прости меня господи, как бы то ни было, я всё равно люблю этого человека! Мы так давно вместе, что общих тем для разговоров давно не осталось. Дрэк! Да я думала, с годами их становится только больше, а оказалось, мы их все давно уже обсудили! Ты представляешь? Честно помотала головой. Я не представляла. Хотя бы потому, что у меня не было хоть сколько-нибудь сопоставимого опыта. И, может, в подобном контексте, ну его, этот опыт? Если даже самые надёжные ориентиры в жизни не так уж и прочны, как казались? Неспешно темнело. Над скамейкой отчаянно надрывался, выписывая невыносимо запутанную трель, соловей – иронично метил красивой мелодией пространство над нами. – А эта его патологическая ревность. К кому? Да я, кроме него, других мужиков давно и не вижу. Кругом одни уроды и недоумки, а с ним давно никто не сравнится. – Я усмехнулась. Робин был далеко не красавцем. Мрачен, слегка набычен и страшно угрюм с чужими и всегда невероятно обаятелен с нами. – Периметр с башенками вокруг себя ожидаю. Был бы военным, я бы сдохла! – Сестра ругнулась в сердцах. Неприятно кольнуло в груди. Мэрин бросила на меня жгучий взгляд и поспешила продолжить: – К тому же, ты знаешь это прекрасно, он откровенный мужлан. А тут я со своими ножами и блюдцами: «Робин, это едят вилкой», – передразнила сама себя, очень забавно, кстати. – Или: «Робин, если ты будешь работать с этим перцем, у вас ничего не получится, и вы пролетите оба! » Ну это же очевидно, что тот урод его кинуть хочет! А он только смотрит с вымученной улыбкой и соглашается так: «Конечно, я тоже очень тебя люблю», и опять делает всё по-своему. Да я выть готова от его упёртой глупости! А эти грабли?! – Какие грабли? – Старательно не улыбалась. Выступление было настолько показательным, что прервать его было бы откровенно преступным. – Обычные! Все грабли – наши! Чужой же опыт нас не впечатляет, непременно нужно получить собственный! И обязательно схлопотать по причинному месту, да так, чтоб больнее. – Моя прекрасная сестра, кажется, вошла в раж, по-настоящему, сама того не ожидая. – Так, видимо, доходит лучше. А Мэрин должна всё равно своим героем восхищаться! Как? Как объяснить на пальцах очевидное? Меня хватило на кислую улыбку, и было почти смешно и очень грустно. На той стороне дорожки моргнул и тускло зажёгся фонарь. – Тебе очевидное. – Вот именно! А потом ведь даже не скажешь: «Ага! Я же говорила! » Ненавижу оказываться правой! – Она была так искренне расстроена и была так похожа теперь на обиженного, растрёпанного воробья и уж точно совсем не на старшую из двух оставшихся в живых Сневерг. Почему я постоянно вспоминаю об этом? – А я всегда, ты понимаешь? Всегда права! Это невыносимо! – обхватила колени руками и замолчала. – Тогда считай, что в том, что вы вместе, ты тоже, несомненно, права. Мэрин знала, что делает. В конце концов, именно она из нас двоих видела, как течёт энергия. Я же это только представляла. И именно она мою энергию сейчас лечила, хоть и таким неожиданным способом. – Вот. Единственное, что меня успокаивает! Я усмехнулась ей. Стало совсем темно, и она вряд ли могла бы теперь это увидеть. – Спасибо тебе, – коснулась её маленькой, тёплой ладошки, точно зная, что успокоило сестру сейчас моё притихшее наконец сердце. – И всё равно люблю его, – тихонько пробормотала Мэрин и как-то подвешенно замолчала. – Понимаю, что ты хочешь сказать. Но… – Нет никаких «но», Карри, – сказала она вдруг строго, совсем без какого-то логичного перехода. – Ты или знаешь, всей собой, всем своим организмом, включая космические и биологические его части, что твой мужчина – действительно он, или проваливаешь с дороги. – А если я не считаю дорогу своей? – спросила осторожно и очень тихо. И соловей над скамейкой неожиданно замолчал. – Пожалуйста, будь честна не только с собой, но и с мирозданием, оно шуток не любит. – Сестра близко посмотрела на меня в холодной темноте почти как Магдалена, так, что сделалось невыносимо страшно. И вдруг улыбнулась. – Даже не знаю, что из этого важнее. В это оглушающее мгновение мне было по-настоящему жутко. И дышать нечем. Совсем. Не для меня. Он герцог Дакейти… – Он прежде всего мужик, – промямлила вдруг сонно Мэрин. – Читаешь мысли? – почти отшатнулась. – Разговариваешь вслух. Идём домой, а? Холодно, и я устала. Да и тебе ещё рано выходить так надолго. А вот соловей совсем не был с Мэрин согласен. Разошёлся вдруг ярким переливом. Да и мне идти домой было невыносимо. Зачем? Чтобы остаться с этим одной? Чтобы каждый раз, только прикрыв глаза, видеть, как сжимает мои запястья над головой, и задыхаться, мучительно скручиваясь и отчаянно желая. Слышать дыхание даже во сне и просыпаться болезненно разочарованной оттого, что реальность пуста и равнодушна? Оттого, что нет рядом того, с кем было так спокойно молчать, кто слышит и чувствует тебя лучше тебя самой, – пугающе телепатично. Кто может отодвинуть, загородить спиной весь этот дурацкий и слишком часто ужасающий мир, с которым за этой спиной совсем не надо бороться. Кто может принести в сердце свет и… сделать невыразимо больно… Горло сжимала память. Терзая, мучила пальцы и губы она же. Убивала. Потому что я знала, какими горячими были бы под моей ладонью огромные плечи, как осторожно колючий подбородок коснулся бы моей щеки и как я бы шёпотом от этого застонала. Как губы жарко провели бы разжигающий след дальше, решительней, ярче… Выть хотелось. В голос. Не буду. – Я хочу съездить к дедушке, – сказала вдруг вместо этого. Мэрин взглянула как на умалишённую: – Мы вроде только от него. – Вот именно. И так ничего и не узнали. – Не надо было брать с собой Роба… – Сестра опять уткнулась головой в колени. – И вообще, не стоило ездить. Знала же, что это наше проклятье. – Неужели, кроме нас, действительно никого не осталось? – вырвалось у меня вдруг. – Выходит, что так. Проглотила тугой спазм в горле. И Мэрин рвано вдохнула. – Надеюсь, они умерли быстро. * * *