Annotation 6 страница

Бледный и удивительно тихий шеф был пугающе мил. Встретил нас с Бобби и молча уставился в окно. – Чет, – оператор остановил мои возмущения жестом спустя пару минут неопределённости, – будь добр, скажи, какого дрэка ты вытащил нас из дома в такую рань? Наша оперативка сегодня только вечером, и после вчерашнего… Шеф нервно кивнул. – После вчерашнего… – повторил тихо. Перевернул пару раз ручку в руках и постучал по столу сначала одной её стороной, а после – другой, ужасно меня раздражая. То ли дело было в недосыпе, то ли в переживаниях за Дилла, то ли в моих размышлениях о возможном нашем сливе – не знаю. Но видеть его, чистенького, со свежей небрежной укладкой – обновил-таки тон позавчера, несомненно, видеть этого надушенного кабинетного медиараса, хоть и помятого, не было никаких сил совершенно. Что ещё ты придумаешь для нас, Чесни? – Поздравляю, друзья. – Шеф неожиданно обворожительно улыбнулся, чтобы торжественно и гадко продолжить: – С прошлой ночи вы являетесь достоянием Союза. С удовольствием выражаю вам свою признательность и восхищение слаженными и профессиональными действиями от лица своего и руководства канала… Я не выдержала первой: – Ты издеваешься, Чет? Хватит с нас и вчерашнего. Дай нам просто поспать! Ты за этим вызвал нас спустя четыре часа после такой командировки? Мы только от Дилла ушли в шестом часу! – И уведомляю, что с сегодняшнего дня ваши планы будут существенно пересмотрены, – не меняя ни тона, ни выражения лица, продолжал наш начальник, – а также… – Чет, Каррия ведь не шутит. – Бобби поднялся и протянул мне руку. – Всё это можно было сказать по телефону. И до обеда это точно бы дотерпело. – У Бобби покраснела шея. Злится. Даже бесится. Уж я-то знаю наверняка. – А также вы освобождаетесь от всех текущих проектов, вплоть до утверждения нового бюджета, если вам любопытны временные рамки. Мы с Бобби переглянулись. Когда бросила в сердцах в самолёте что-то про год каторги в студии, я искренне верила, что всё обойдётся. Или наш красавчик собирается нас уволить? Да ладно, быть не может. – Что-то ещё? Такое же важное? – Роберт подталкивал меня к выходу. – Есть одно. – Шеф выдержал паузу. Тонкие пальцы с безупречным маникюром неспешно и красиво расстегнули светлый пиджак. – Через десять дней во дворце Свободы Рэй Рэман примет вас троих в числе других представленных к правительственным наградам граждан. Полный бред. Это-то что за дохлый дрэкран? Кисло взглянула на Бобби, парень выглядел совершенно так же. – Мы, пожалуй, пойдём, Чет. Я посплю у Лю́ си. Разбуди меня перед совещанием, – махнула криво рукой. – Может, скажете, наконец, какого дрэка вы там натворили?! – вдруг заорал Чет, с размаху бросив ручку на стол. Та ударилась о каменное пресс-папье и сильно погнулась, теперь истекая чернилами. Нам конец. – Какого сивого дрэкрана мне среди ночи звонят из приёмной Рэмана с распоряжением пылинки с вас, идиотов, сдувать? – И это ты называешь «сдувать пылинки»? Пойду найду всё-таки Люси. Она расскажет тебе, как обращаются с пылью, – пробормотала, прячась потихоньку за Бобби. Тот покраснел окончательно и скрипнул зубами. – Кстати, об идиотах… – Пойдём лучше, Бобби, – кивнула серьёзно. – Иначе мне придёт в голову выяснять подробности нашей командировки прямо сейчас, и мы оба лишимся работы. – Я согласился с БэБоссом, когда он настоял отозвать вас и сделать лицом канала на этот год, но Рэман! При чём тут Рэман?! – Думаю, при том же. – Бобби пристально смотрел мне в глаза. – Идём, Карри. – У вас три дня выходных, – бросил Чет неожиданно и мрачно. Злорадно добавил: – За свой счёт. Приведите себя в порядок, – потряс брезгливо пальцами, омерзительно заулыбался. – Мне в отличие от тебя для этого достаточно только принять душ, – оскалился ему в ответ оператор, пропуская меня вперёд.
– Дрэк меня раздери. Карри, что это сейчас было? – Понятия не имею, заяц. Если я сейчас не посплю, я сдохну. Бобби привычно быстро потёр мне мочки ушей, внимательно заглянул в глаза, убеждаясь: – Действительно, выглядишь так себе. Сбегать тебе за кофе? Я в ужасе отшатнулась. Только не кофе. Никакого кофе. – Нет, Бобби. Спасибо, дружище. Я всё-таки к Люси. Там, между швабрами, привычней. Отосплюсь и подумаю, что там у БэБосса. – Мышка, нас отпустили домой, мы вполне можем отдохнуть и там, – заулыбался мой друг. – Уверен? – Бобби добродушно кивнул, а я вот ожидала непременную гадость. Внеплановый и очень срочный сюжет с южной границы сейчас выглядел бы правдоподобным, или отчёт по бюджету поездки, или немедленный вызов на ковёр к Большому руководству. Но ничего этого не случилось. Ни в такси. Ни после него. И два дня я просто честно проспала. И даже следующим днём, когда мы были в обычной уже больничной палате у Диллана, куда его перевели прошлым вечером, ничего не произошло. Наш парень туго шёл на поправку, хоть и наблюдали за ним, как выяснилось, самые лучшие специалисты Союза. Конечно, раз Рэман делает нас лицом пиар-компании. Гадко. Но зато в эти три дня нам честно дали отдохнуть – и никто не побеспокоил. Не попросил автограф. Не позвонил, не прислал сообщения. И даже не поинтересовался самочувствием. Никто. Ждала ли я этого? Конечно же, нет. Да и кто смотрит новости? А Мэрин считает, что, если я не звоню, так, значит, у меня всё в порядке. К чему расстраивать единственную сестру? Вдруг ей наконец-то нельзя волноваться? И надо всё-таки позвонить ей самой, кстати. Просто послушать голос, просто узнать, как там Роб. Наверное, я соскучилась. Почему бы и нет?
Я оглянулась, ища поддержки и уверенности в чужих глазах. Мучительно хмурый Дилл, мрачно напряженный Бобби. Ни одного насмешливого живого взгляда. И все глаза вокруг – не те. И только дурно пахнущий лекарствами, холодный и колючий сквозняк заставлял ёжиться и натужно улыбаться. – Заскочим к тебе завтра? – Надеюсь, мой голос звучал ободряюще. – Не думаю, что это так уж мне нужно, – поморщился заметно осунувшийся Дилл. – Ясно, я позвоню, когда будем выезжать, – чмокнула парня в щёку и погладила по руке. – Не вздумай притвориться спящим. – Для тебя даже общий наркоз не преграда, – осторожно хмыкнув, попробовал приподняться Дилл. – До завтра, красавчик. И закажи себе смокинг на будущий уик-энд, будь добр. – А вот этого делать совершенно не стоит. – Бобби плотно прикрыл окно. – Штатив в бабочке Рэман вряд ли оценит. А наесть массу за неделю и научиться ходить наш дохлый мосол вряд ли сумеет. Идём, мышонок. Эта барокамера культивирует во мне множество фобий. – Бойся, – вредно сощурился наш бледнолицый Дилл, – в следующий раз трижды подумаешь, как тормозить с отцепкой! – Это был форс-мажор! – тряхнул обиженно кудряшками Бобби. – Вы ещё самокаты свои друг другу припомните! Мальчишки… – Я закатила глаза и двинулась прочь из царства белых халатов и капельниц. А вот мототехника моих ребят сильно меня беспокоила. Ломались они, парни, нечасто, но крепко помятые и поцарапанные со своего непролазного трека возвращались всё время. Будто между командировками им нечем было дышать от спокойствия и унынья. И я, как наседка-рекордистка, непременно зудела после каждого возвращения домой: сидите тихо, берегите конечности, питайтесь соразмерно. А спустя половину суток искала доктора, грузовик и работающую пиццерию. Ненавижу кроссовые мотоциклы. Больше их я ненавижу только больницы. Ветер плюнул холодным дождём мне в лицо. Не снег. Здесь уже давно его не осталось. И скоро зацветут эфемеры… О чём бы ещё подумать, таком же безопасном? – Бобби, отведи меня пообедать, – попросила зачем-то. Мой оператор, кажется, споткнулся, откликнулся сразу: – Конечно. Куда бы ты хотела? – Не имеет значения. Я просто хочу есть.
– Я отказался участвовать в новом проекте. – Бобби опустил глаза и со скрежетом раскроил отбивную. – Я тоже. – Рассеянно ковыряя салат, я откинулась на белую спинку диванчика. Роберт проглотил кусок, не жуя. – Правда? Действительно? Мышка, ты с нами? – Хотели сделать девочку для битья из меня одной? – усмехнулась – по правде говоря, я даже не обижалась. Мы отказались синхронно. Не договариваясь. Все трое. И в голову не могло прийти, что кто-то поступит иначе. – Орал? – Угу. – Салат был совершенно безвкусным. А вот света в маленьком помещении ресторанчика явно не хватало. Сильно пахло базиликом и грибным супом. – Как обычно, брызгал слюной и отвратно матерился. Бобби сжал кулак и спрятал его на колене, заметив мой взгляд. – Жаль, меня не было рядом. Прости, – сказал глухо. – Он выставил тебя за дверь. Как бы ты смог? – криво улыбнулась снова. – Ну раз нас уволили, тогда конец переживаниям. Не беспокойся, без работы не останемся. – А нас не уволили, – отщипнула кусочек чапати. Солёная. – Просто будут некоторые проблемы с вознаграждением. И только. – Ну да. А наши сюжеты? Он же снял нас со всех. Ни один не оставил! Тряс перед носом штрафами, если я не пойду в студийный эфир. Да кто ж там подвинется? Глупость какая-то… – А вот это печально. Только Бораг не потерпит нас в офисе, не волнуйся. Он будет не он, если лазейку себе не оставит, – улыбнулась злорадно. – Его зарплата от этого страдает не меньше. Да он скорее в рабство нас продать договорится, чем по студиям раскидает. Бобби вдруг весело подмигнул мне. – А что, в этот раз ведь чудом обошлось, да, мышка? – И глаза его лихорадочно заблестели. Чапати кончилась. – Это тоже зависимость, Бобби, и ты знаешь, что я её не разделяю, – прищурилась недобро и отряхнула пальцы от крошек. – Ещё как разделяешь! – наклонился ко мне, почти близко. – Ещё как! – Отстань, Бобби. – Я наконец-то сладила с пластмассовым салатом и отодвинула от себя тарелку. – У тебя что-то болит? – тихо спросил наш кудрявый красавчик. – С чего ты взял? – Бок болел просто ужасно. – Ты совсем перестала улыбаться, Карри. Тут же улыбнулась ему искренне и благодарно. – Разве? – С тех пор как вернулась. – Просто виделись мало, – растягивала губы всё шире. Неужели я настолько очевидна? Печально. Посмотрела ему прямо в глаза. – Обычный фудкорт меня устроил бы не меньше, Роберт. Но спасибо, здесь очень мило. – Тебе не понравилась еда? – расстроился мой безбашенный оператор. – Вовсе нет, просто… Боюсь, мне следует заняться мозгами. – Очень нервная почва? Что, опять? Как после Лакры? – Думаю, именно так. – Тебе надо в отпуск. – Бобби уверенно мотнул кудрявой до невозможности головой. – Я и так. Уже побывала, – поднялась осторожно. – И дважды там чуть не сдохла. – Никуда не отпущу тебя больше одну. Проскользнула перед ним в дверь: – Рядом с вами в тысячу раз опасней. Не провожай. И до утра, Бобби. – Выспись, и мозг снова примет форму головы. Я проверял. Если бы всё было так просто… – Не хотела бы я, чтобы мой мозг принял форму твоего отбитого черепа, – поцеловала его коротко в щёку, открывая дверцу такси. – Набери меня утром.
Как и следовало ожидать, Чет собирался отправить нас на приём с нагрузкой. Отснять сюжет о награждении почётных и отличившихся вроде нас граждан государства шеф планировал обязать нас самих, чтобы не заморачиваться с аккредитацией. К счастью, неожиданное распоряжение от БэБосса решило для нас эту проблему, и теперь мы были со специальной, проверенной съёмочной группой, которая обычно работала в парламенте и на переговорах. Хоть это и не исключило кратковременного общения со службой безопасности Рэмана. Но и к этому мы были привычны. К тому же в моём легко и почти откровенно скрывающем меня туалете спрятать хоть что-то, по моему дилетантскому мнению, было совершенно нельзя. Праздник объединения Союза – главный государственный – всегда включал в себя сразу много торжеств и разноплановых мероприятий. Открытие эпических строительных объектов: плотин, электростанций, нефтепроводов. Презентации новейшего вооружения. Раздаривание и перераспределение земель и налоговых льгот. И завершалось всё торжественным приёмом во Дворце Свободы – основной резиденции главы Союзных Земель Рэя Рэмана. Мы попадали именно на него. Удивительным образом вклиниваясь в чужую, светскую толпу элиты, избранной политикой и бизнесом. Жемчужно-серое, плотного шёлка платье легко и приятно ласкало щиколотки подолом. Мерцающий ремешок, в тон маленькому клатчу, перехватывал талию, делая мой туалет не таким формальным, – неофициальная часть была обед-буфетом. Бобби, сияя белой рубашкой с тонким белым же галстуком, коротко тряхнул кудрявой головой, глотнул и привычно нахмурился: – Если что, на таких каблучищах удирать будет крайне неловко. – Откуда это ты собрался уносить ноги? – спросила, разглядывая его новые кроссовки. Это было совершенно не дело, и я серьёзно опасалась, что нас могут выставить за зверски попранный шуз-код. – От маньяков. – Бобби прочистил горло. – Вряд ли я справлюсь больше чем с десятью. – Бобби. Мы идём в президентский дворец, – напомнила сурово. – Оставь свой ёрш дома. Иначе я никуда не пойду. – Ты выглядишь сказочно, Карри. – И я живо обернулась. Сзади, нетвёрдо опираясь на трость, стоял симпатяга Дилл в сногсшибательном костюме. Бросилась обнять, но вовремя остановилась. – Как ты? – проглотила радостные слёзы. – Живой, – беспечно отмахнулся один из моих любимых мальчишек. Жутко бледный, хорошо продырявленный и заштопанный. – Идёмте, сегодня опоздать будет стыдно. Странно взрослый Дилл. Мрачный и грозный Бобби. И я всё равно была счастлива. Живой. Он, слава богу, живой… Мир по-прежнему был почти на своём месте. И я готова сделать всё, чтобы сохранить этот хрупкий баланс. Мне плевать, что за игру затеял Бораг. Я в этом участвовать не собираюсь. Работа будет. Пусть другая, но она будет всегда. Как и мальчишки. И Мэрин. А больше мне ничего и не надо. Да. Этого мне точно хватит.
Распахнула дверцу такси. Шагнула взволнованно на воздух и замерла на мгновение. Дворец Свободы сверкал на солнце пиритовой крошкой в белом матовом камне. Он был ослепителен и прекрасен. Лёгок и прост. Много воздуха, живого пространства и минимум внутреннего убранства. Все приёмы и торжества государства неизменно проходили здесь. Дворец был удобен как для организации мероприятий, так и для охраны. И провести этот вечер нам предстояло именно здесь. Что ж, развлечься нам точно не помешает. Я с сомнением взглянула на Дилла, но парень упрямо хромал вперёд. Вот и отлично. Я была ему бесконечно рада. Перед выходом в большой зал нас остановил человек в форме дворцовой обслуги, молча поклонился и попросил Роберта следовать за ним. Вернулся оператор в новых узких лаковых туфлях. Диллан хватал ртом воздух, с мучительной гримасой беззвучно сотрясаясь от смеха. – У них там… – Бобби нетвёрдо и потрясённо махнул в сторону. – Для таких, как ты, гениев, я поняла, – смеясь, ухватила Дилла за локоть. Так будет надёжней. Торжественная часть закончилась слаженно и быстро. Наверное, потому что к каждой группе был приставлен распорядитель, точно командующий, что и кому сейчас нужно делать. Определённо подготовка к этому приёму идёт целый год, никаких сомнений. Диллан покинул нас сразу же, как только Рэй закончил свою речь и поздравил камеры с праздником и уже в свободном от прямого эфира режиме пригласил присутствующих к неофициальной части. Всеобщее движение спустя некоторое время схлынуло, толпа распределила себя по двум залам удивительно слаженно сама. Или, быть может, этим опять руководил невидимый режиссер. Мы с Бобби остались на месте. И было совершенно непонятно, зачем я обернулась. Просто потому что нервничала? Просто потому что много взволнованных, хоть и тщательно это скрывающих, людей вокруг? Тех, кто снисходительно смотрит свысока, старательно пряча за маской самоуверенности панику и совершеннейший ужас. Тех, кто попал сюда по воле удивительных стечений обстоятельств. А кто принимает решения о том, кто действительно будет выбран? Каждый год их десять – счастливчиков или обречённых в будущем на забвение? Десять лауреатов, получивших признание, достигших своего потолка, или тех, кто завтра пригубит из чаши яда, зависти и лести. Зачем мне, простому корреспонденту, это нелепое торжество? Где все слишком волнуются и стараются выглядеть кем-то, кем они не являются. Потому что тех, кто действительно заслужил, – четверо, их видно. Их взгляд уверенный или возбуждённый – он смотрит внутрь, не стараясь убедить, что здесь не напрасно. А остальные – тут зря. Те несут самомнение точно перед собой, опираясь на него, будто на ходунки, и улыбаются самодовольно. И что здесь делаю я? Я чувствую себя среди всех них бесконечно нелепо. И держатся естественно и аутентично тут только двое – Рэман и королева. Даже принц Трейвинг, высочайший муж Её Величества, с его опытом, положением и возрастом, и тот ведёт себя чересчур подобострастно. Печальное зрелище. Задумалась я чересчур крепко – вот почему и обернулась. Только зачем? Зачем… Сильно дрогнула, сжимая бокал, рука. Шампанское плеснуло вбок и почти незаметно брызнуло Бобби на приёмный союзный ботинок. Отвернулась, рывком выпила потерявший вдруг вкус напиток. Улыбаясь, протянула другу опустевший бокал. – Принести тебе ещё? – Нет, просто хочу освободить руки, – вцепилась нервно в клатч и взяла оператора под руку – тот поставил фужеры на поднос официанту. Только не смотри в сторону двери, Бобби. Только не смотри… – Ты разве замёрзла? – Бобби с сомнением чуть отстранился и тут же сжал мои плечи. – Дрожишь. Хочешь, уйдём отсюда? Мы ведь уже можем уйти? – Я понятия не имею. По диагонали протокол читала, – это было совершенной неправдой. Я знала отлично и порядок, и правила, и что уйти до того, как почётные гости покинут зал, мы не можем. Вот только сейчас голова моя была абсолютно пуста. До немоты. До дезориентации. А в висках пульсировало, громко билось только одно: «Грэм». Что ты делаешь здесь? Ясно, конечно, что. Государственные приёмы он игнорировать не вправе. Особенно теперь, когда он почти герой. Хоть об этом почему-то молчат. Совсем. Даже в нашей ленте ни строчки. Даже в той, что не для всех. Я смотрела. Случайно. И он не в форме. Значит, приглашён не как представитель правительства, а как аристократ. Дрэк! Он казался чуть тоньше в этом чёрном. Выше. Ярче. Серая, не белая, жилетка в тон глазам – о да, кажется, мы оба презираем протоколы, – ослепительная рубашка и безупречный фрак. Всех мужчин вокруг просто выключили. Потому что мужчина только что появился. Большой. Свежий. Чуть сумрачный. Сногсшибательный. Безнадёжно неотразимый. Решительным, твёрдым шагом направился к тандему королева – Рэман. Поприветствовал и встал по правую руку, коротко с ними переговариваясь. За что мне это? И как вести себя, если подойдёт? И да, дрэк его побери! Как пережить, если подходить не станет? Осторожно, чтобы не заметил Бобби, втянула носом воздух и увидела, как все головы в зале обернулись в одну сторону. Мысленно застонала и посмотрела туда же. Она была прекрасна. Очаровательна. И великолепна. Икона стиля целого поколения. Лицо всех аристократических домов Союза. Её улыбкой прикрывались дряхлеющие вдовы и жёны лордов, дипломатов и атташе. Ею оправдывали чудовищный, несоразмерный в нынешних условиях бюджет королевской семьи. И именно её хрупкие плечи смогли поднять масштабную кампанию по борьбе родителей с произволом органов опеки. Да. Вот она была бы достойна награды тоже. Брюнетка. Нежная. Высокая. Льдистая. Как зима. Красавица. Легко впорхнула в зал, чуть задержавшись у входа. И когда все взгляды были полностью её, решительно шагнула дальше, слепя улыбкою гораздо ярче ожерелья. Элизабет Адолирская была несравненна. Подплыла к Её Величеству, склонилась в изящном поклоне, подала для поцелуя руку Рэману и, почти не дожидаясь, когда тот отпустит, пожалуй, слишком торопливо отняла. Повернулась чуть быстрее, чем позволяли приличия, и глаза её в этот миг слишком ярко сияли. Похоже, суперспособности не так уж недоступны. Было бы желание. – Грэм! – услышала я даже за сдержанным шумом зала.
– Смотри-ка, Лизи напала на твоего Лэррингтона, – злорадно усмехнулся Бобби. Я выдернула у него руку. – Роберт, – сказала только и отвернулась. И добавила зачем-то: – Элизабет достойная спутница для герцога Дакейти, – повернулась к нему, заглянула в смеющиеся глаза: – А ты придержи язык, иначе шутка министра связи о том, что журналистам следует носить длинные юбки и короткие языки, рискует оказаться действительной строкой в новом законопроекте. Обнял меня за талию и прижал к своему боку. – Просто скажи, когда захочешь уйти, – шепнул близко в ухо. Не надо, Бобби. – Я хочу уйти. – Думала, он не расслышит. Парень осторожно взял меня за руку и, медленно двигаясь вдоль стены, вывел из зала. Мы миновали еще один, заполненный гостями. В середине третьего нас догнал человек, назвать которого дворецким язык не повернулся бы. Я не знала, кто он. Коротко поклонился и произнёс: – Госпожа Огнец, господин Рэман просит вас задержаться. Бобби нахмурился и напрягся. – Поясните ситуацию, пожалуйста. Разве мы нарушаем протокол? – Прекрасно знала, что нарушаем. Мужчина ответил всё так же спокойно, не меняя выражения лица: – Вы приглашены присутствовать на закрытом заседании, – и добавил, посмотрев мне точно в глаза. – Вы не можете отказаться, – перевёл взгляд на Бобби, учтиво поклонился. – Господин Слай может покинуть приём, когда ему это будет угодно. Я провожу леди в отведённые ей покои, если она устала, – и опять повернулся ко мне. – Приём продлится ещё два часа. И вы сможете отдохнуть до совета. – Могу ли я попросить моего спутника сопровождать меня? – Боюсь, это невозможно. – Человек в белых перчатках опять вежливо склонил голову, и я с трудом удержалась, чтобы сильно не зажмуриться. Пусть всё это исчезнет, пропадёт и я окажусь внезапным образом дома. Бобби смотрел на меня, ожидая моего решения. А что тут решать? Глава Союза – не Чесни, ему огрызнуться в лицо даже через посыльного не посмеешь. – Иди домой, Бобби, – ласково тронула его плечо. – Я позвоню тебе непременно и обязательно сообщу, что со мной всё в порядке. Ещё сегодня. Обещаю. – Дворецкий, или кто он там, чуть заметно одобрительно кивнул. Снова коснулась пальцами напряжённой руки друга, безмерно благодарная за абсолютно безумный порыв. Тут кругом охрана. Даже там, где мы не увидим. И ты не сможешь увести меня, дурачок. – Здесь я в безопасности, Бобби, – успокаивающе улыбнулась. – Здесь точно не стреляют, – добавила, очень на это надеясь. Бобби хмыкнул, чуть наклонился и поцеловал в висок. – До завтра, – бросил нервно, стремительно двинулся прочь.
– Следуйте за мной, госпожа Огнец, – будто ничего из ряда вон выходящего не происходит, невозмутимо поклонился распорядитель, или как его там. – Надеюсь, это не займёт много времени? – поинтересовалась холодно. – Этот вопрос не в моей компетенции, миледи, – подчёркнуто вежливо откликнулся посланец, указывая мне рукой в белой перчатке на тёмного дерева дверь. Мы были в длинном солнечном коридоре. Чуть впереди виднелись оранжевые пятна вечернего света. Кажется, там окна. Скорее всего, это было гостевое крыло. Что ж. Я вовсе не против отдохнуть. Только вот интерес Рэмана меня не просто смущал – вызывал панику. Глубокую. Тотальную, ничего не понимающую панику. Ситуацией я не владела. И тревожное чувство, будто меня загоняют в ловушку, не отпускало – пульсировало, отдавалось глухой дробью в позвонках. Вошла в апартаменты. Президентский люкс. Никак не меньше. Только что срезанные цветы на столе. И чашка… Нет, это совершенная глупость. Как я могла подумать?! Чашка только что сваренного кофе рядом с нежными, почти белыми розами. Вот только я больше не пью кофе. Совсем. Это просто кофе. Обычная вежливость, Карри. Рэману могло показаться хорошей идеей использовать меня как лицо его новой кампании. Или он хочет убедиться, что нас не перекупили сепаратисты и оппозиция для антипиара. «Но зачем нужна личная встреча? – вышагивала по комнате, мучительно соображая. – Я обычный обозреватель. Таких, как я, сотни. И многие куда интереснее, харизматичнее. И точно уж лицом кампании меня, бледную немочь, брать совершенно не стоит». Всё-таки взяла в руки чашку и подошла к окну. Медленно вдохнула густой горький запах. О да. Чуть качнула рукой, меняя рисунок крема́. Сделала пробный глоток, ухмыльнулась. Нет. Конечно же, нет. «Вот и ответ тебе, Карри. Ты здесь совершенно не поэтому. И там Элизабет Великолепная». Не дело обижать хорошего человека, одёрнула сама себя. И глотнула псевдокофе опять. У тебя не было шансов сразу. И ты знала об этом. Не о чем сожалеть. И чего покрепче сейчас было бы кстати. «Угу, – похвалила себя тут же, – напиться перед совещанием с Рэманом. А что? Просплю всё, и он передумает со мной связываться. Бред. Карри, у тебя истерический бред». И этот невозможный, совсем чужой… незнакомец… Зачем я здесь? Мне надо выпить. Выпила до конца недокофе…
Задыхаюсь. И хочется сбежать. Да хоть просто двигаться. Неважно куда. Просто идти. Там, в коридоре, где окна, наверное, есть дверь. А за окнами – воздух. И, может, он свободен от мыслей. И меня неделю назад чуть не убили. Остановилась вдруг. Приложила руку к нижнему ребру. Болело уже куда меньше. Господи, да ведь это же всё было на самом деле! Сейчас я даже слышала в голове тот самый свист. И крик о том, как боевики меняют локацию и приказывают целиться в меня, как в маяк. И вспомнила равнодушное своё «Всё» и как я встаю с поднятыми руками, понимая – вот теперь действительно всё. Потому что Дилл, кажется, не дышит, и Бобби стоит рядом, чуть заметно сдвигаясь в мою сторону, готовый прикрыть собой. Глупый. Пуля пробивает навылет даже кирпич, не говоря уже о нас. От неё одной мы и умрём. Вместе. Что ж, Бобби. Не этого ли ты хотел, мой надёжный напарник? И сейчас, как тогда, слышала свист, потом грохот. И Бобби роняет меня на землю, вжимая тренированным телом в пыль. «Карри, – шепчет Бобби, – Карри! » Трогает взволнованно лицо и руки. И ослепляющая боль в боку. Свистит и шлёпает далеко. Люди кричат и поливают нашу сторону отрывистыми очередями. А потом всё смолкает. Бобби трясёт меня, и его лицо слишком близко – он почти касается моего губами. Отличное мгновение, чтобы потерять сознание. Но этого, к сожалению, не происходит. И Бобби замирает, поняв мой критический ступор. Ты чудо, мой мальчик. И я тебя недостойна. Не достойна никого, кого бы я сама в действительности… что?
Невозможно здесь находиться. Одной. Невыносимо. Я неделю назад чуть не умерла. Это чудо, что там оказались войска. Войска… Там же были войска. Дрэк! Войска! Страшно хочется к Мэрин. У тебя паническая атака, Карри. Всё точно так, как после Лакры. Держись… Рванула на себя дверь, задыхаясь. Ты знаешь прекрасно, глупышка, что Охаш и Лакра тут совершенно ни при чём. И дело вовсе не в этом. Тяжёлая створка распахнулась, и я снова оглохла… Мужчина медленно поднял голову и так же медленно опустил руку, занесённую, чтобы постучать. Взглянул серьёзно и хмуро в глаза. Без тени улыбки. Шагнул мне навстречу, заставляя попятиться назад. Близко. Невыносимо близко. И вдруг сплёл свои ладони с моими. – Плакала, – не спросил почти с укором. Промолчала. Глупо дважды озвучивать очевидное. – Из-за меня? – чуть громче и, кажется, грозно. Криво почти усмехнулась. С минуту терзали, выкручивая пальцы друг друга, глядя, не отрываясь, глаза в глаза. – Зря, – коснулся низким голосом тихо. Конечно, зря. «Ни один мужчина в мире не стоит ни одной твоей слезинки» – так всегда говорила мама. Вот только мужчинам и слезам о том не было известно. Этот мужчина не выдержал первым. Прижал к себе крепко, так что нечем, просто нечем стало дышать. Да мне сейчас и не нужно. Это только в фильмах, когда встречаются после разлуки, все страстно и глубоко целуются, готовые немедленно к большему. А в жизни всё вовсе не так. Прижаться к груди, почувствовать, как постепенно сожмётся, окрепнет растворившаяся вроде в расстояниях нить. А была ли она? Знаю. Была. Прижаться щекой и слушать. Верить. Я вжалась в мужчину теснее сама, стремясь укутать его теплом окоченевшие плечи. Отогреть давно переставшее биться сердце. Хоть на мгновение. Чтоб теперь уже точно запомнить. А я ведь, оказывается, по нему скучала… Страшно, чудовищно скучала! И он пришёл сюда сам. Чтобы я держала рот на замке. Не иначе. Наклонился к лицу, и я с удивлением отстранилась: – Ты… не пьян, – пыталась оттолкнуть и удержать одновременно. – А должен? – улыбнулся как… как Грэм. – Но Элизабет… – Моя кузина. По матери. Ты совсем не интересуешься светской хроникой, – засмеялся чуть слышно. – Ненавижу светскую хронику. – Придётся привыкать, – совершенно серьёзно сдвинул брови. – Я совсем не об этом. – Конечно, – шёпотом в волосы. Всхлипнула сдавленно: – Я так испугалась. – Не нужно. Больше не нужно, – откликнулся глухо. И прошептал еле слышно: – Карри… Жизнь всё равно не оставит мне шансов. Мне жаль. – Мне жаль, – откликнулся эхом. И сжалось болезненно внутри. Ясно. Конечно. По-другому ведь и не бывает. Дёрнулась, пытаясь вырваться из надёжных, уверенных рук. Не пустил. Посмотрел удивлённо. Нахмурился. – Я не мог бы оказаться там быстрее. – Быстрее? – высвободилась наконец. Ошарашенное понимание накрыло горячей волной. – Ты? – не позволю себе украдкой надежду. Хмуро качнул головой, скользнул взглядом по дрожащим губам и потянул к себе за руку. – Всё прошло. И, прошу тебя, пожалуйста, не надо заставлять меня переживать подобное снова. Это всё уже закончилось. – Но ведь это неправда! – сказала неожиданно для самой себя. – Неправда, – со вздохом согласился последний Дакейти. – Прости. – Пальцы скользнули по запястью. Осторожно и неизведанно, жарко коснулся ладони губами. – Ты позволишь? – почти улыбнулся. – Что именно? – сейчас я хотела позволить ему всё. И не могла ничего. Выпрямился. Блистательный мужчина прямо передо мной. В президентском дворце. Что делаю здесь я? Склонил голову в красивом поклоне: – Леди Сневерг, – сказал с непостижимой улыбкой, – могу я рассчитывать на вашу благосклонность? – Ты с ума сошёл? – прошептала ошеломлённо. – Это многое бы объяснило, – осторожно сжал мою ладонь, легко обхватил рукой талию, будто поддерживая, и вмиг посерьёзнел, – но нет, я в абсолютно здравом рассудке. – Хочешь, чтобы я сопровождала тебя на приёме? – Шок, паника и ужас. – Нет, – герцог Дакейти уверенно качнул головой. Посмотрел пристально в глаза так, что не отвести взгляда, не скрыться. – Я хочу, чтобы ты сопровождала меня отныне всегда. Леди Сневерг, вы станете моей женой? – Что??? – спросила беззвучно одними губами, бледнея. Кажется, у меня в один миг испарились все кости. – О времени помнишь? Его возмутительно мало, – не улыбнулся моему онемевшему лицу. – Самое время ответить «Да». – Это… шутка? – Дрэк! Дрэк, дрэк! В голове защёлкало калейдоскопом мыслей: Элизабет – кузина, по ней отбой, хотя почему бы и нет? А жена юго-восточного принца – пловчиха, сейчас безродные в моде. Но здесь, в старых землях, традиции важнее. Причина в сказочном сексе? Не чересчур ли мера, чтобы сделать комплимент девушке? В его случае это по меньшей мере безрассудство, если не сказать глупость! Так в чём же дело? Думай, Каррия, думай! – Боюсь, мне непростительно бросаться такими словами, – медленно поднёс мою руку к губам, не отводя взгляда. Да ты коварный тип! Слишком и чересчур умелый искуситель! Зачем же это тебе? А мне зачем? Чтобы медленно умирать? – Наркотики? – спросила с надеждой и абсолютно серьёзно. – Категорически против, – ответил неожиданно строго. – Тогда я отказываюсь чего-либо понимать. – Не надо понимать. Просто скажи «да», Кэри, – попросил тихим шёпотом. Острый кадык под загорелой кожей в маленьком треугольнике фрачной рубашки чуть заметно двинулся, снося все мои приличные и разумные мысли прочь. – Сейчас. – Я… не знаю, – прошептала в ответ. Невозможно оторвать взгляд. – И ты… ты совсем не знаешь меня! – Достаточно, чтобы решиться. За эти недели я узнал о нас двоих… многое. – Не могу в это поверить, – закрыла глаза на мгновенье, приводя себя в чувство. – Глупость. Невероятно смешно. – Вот уж никогда бы не подумал, что на единственное моё предложение девушка скажет, что оно глупость, – усмехнулся одними губами. А глаза холодны. Пугающе. Именно в эту минуту мне действительно стало страшно. По-настоящему. Во что ты ввязалась, Карри? Зачем? И от следующей реплики желанного до дрожи и такого искушающего мужчины похолодело и опустилось всё внутри. – Я не прошу, Карри. Я настаиваю, – сказал серьёзным, сдержанным шёпотом, скользнул пальцами по позвоночнику под волосами, чуть касаясь кожи. Как тогда. Невозможно. Невыносимо. Одуряюще. Я боялась и желала его, зная, что нельзя! И от этого совершенно теряла голову. Опасность, страх скандальной огласки, непредсказуемая реакция его и кого-то ещё. Его дурацкий бред и невозможное предложение. Верно, мне это показалось! К дрэку всё прямо сейчас. Если будет так дальше смотреть, раздену его сама, не стесняясь. Включай голову, Раввен! Он делает это специально! Но… Боже. Как же хочется дальше. – Вам не кажется, ваша светлость, что вы грубо нарушаете этикет, расстёгивая сейчас моё платье? – не двигаясь, смотрели друг другу точно в глаза. Оба. – Ни в коем случае, моя леди, – глухой шёпот коснулся подбородка, и пальцы тягуче сжали бедро. К стыду или к счастью, собственное тело откликнулось вполне очевидным жаром. Лицо мужчины еле заметно дрогнуло. И я впервые увидела, как, пульсируя, расширяется человеческий зрачок. Пусть этот обман побудет со мной хоть недолго. Я никому не признаюсь. – И вы не боитесь, что за нами придут в крайне неподходящий момент? – Большая твёрдая ладонь скользнула по обнажённой спине, прерывая дыхание. – Этаж оцеплен, даже Рэман сейчас не сможет проникнуть в это крыло. – Почему я ему всё равно доверяю? – Тогда чего же вы ждёте? – возмутилась еле слышно, изо всех сил не касаясь его губ своими. – Вашего ответа. Вы так и не сказали мне «да». – Мягко прижал к себе, с улыбкой вглядываясь в запрокинутое к нему лицо. – «Нет» я тоже не сказала. Концептуально это даже важнее. – Господи, что за женщину я выбрал? – насмешливо изогнул бровь. – А ты выбрал? – спросила серьёзно. – Ты действительно считаешь, что я могу действовать недостаточно обдуманно? – и усмехнулся моему безнадёжному сарказму: – Это не так. И да, Каррия, я выбрал, – а после, чуть помолчав, добавил удивительно тепло: – И поберегла бы ты Слая. Ещё одни такие тесные объятия с тобой он вряд ли переживёт. Изумление в моих глазах предательски сменила дурацкая улыбка, надеюсь, только на миг. – Это решение под давлением, – пристыдила его. – Под каким же? – жарким шёпотом у самого лица. – Под твоим давлением, – шёпотом сорванным. Шершавым, обнажающим голосом: – Этим? – Господи, дааа…
Он знал, что за женщину выбрал. Я же этого мужчину не выбирала. Почти.
– Рад вам, леди Сневерг. – Рэй Рэман принял мою руку, коротко взглянув на почти нависающего надо мной Дакейти, и теперь уже с неприкрытым интересом вернулся взглядом. Что он увидел за моей спиной, мне неизвестно, но целовать руку передумал и нахмурился, сдерживая необъяснимую улыбку. Ограничился тёплым рукопожатием. И меня это вполне устраивало. – Его светлость ввёл вас в курс дела? Молча выразила сомнение, а взгляд, опять метнувшийся назад, за спину, мне совсем не понравился. Обернулась на Грэма. Он был устрашающе серьёзен и смотрел на Рэмана в упор, плотно сжав губы. – Леди Сневерг оказала мне честь, ваше превосходительство, согласившись… Я в панике обернулась опять. Но я ни с чем ещё не соглашалась! Я не ответила на это ненормальное, противоестественное, совершенно сумасшедшее предложение! Я! На него! Не! Отвечала! Всё это живо отобразилось на моём испуганном и, несомненно, возмущённом лице. И Грэм пощадил, смягчив формулировку, однако сути-то это совсем не меняло: – …согласившись в будущем назваться леди Лэррингтон. – Он склонил голову и даже чуть прикрыл глаза в подтверждающем жесте. Что, дрэк побери, здесь происходит? Рэман выглядел потрясённым и безмерно счастливым одновременно. Природа его эмоций была мне абсолютно непонятна, а потому невыносимо пугала. – В таком случае примите мои искренние поздравления. И наилучшие пожелания, разумеется. – Глава Союза неуместно сиял, будто сбыл наконец с рук старую деву, коей я, безусловно, являлась. Но при чём тут он?! Я молча ждала следующего шага, реплики, действия, намёка – чего угодно. – Присядьте, леди… пока Сневерг, – и улыбнулся почти нахально. Хам? – Беседа будет долгой. – Вы уверены, что пригласили того человека? – Абсолютно! Когда он перестанет сиять? Даже на мой неискушённый взгляд это кажется неприличным. Грэм проводил меня к овальному столу и опустился в кресло рядом. – Что вам известно о самом старшем вашем предке, которого вы знали? Я подумала, что ослышалась. – Разве я здесь не для вашей пиар-кампании? – спросила с сомнением. – Нет, Каррия. Хотя… Вы здесь для всех нас. – Он описал в воздухе руками большой круг и повторил странно тихо: – Для всех. – И то, как именно он это сказал и посмотрел при этом, мне не понравилось ещё больше. – Так что вы можете рассказать? – Кто именно из моей семьи вас интересует? Или вы желаете узнать всю нашу родословную? Оговорюсь сразу, она мне неизвестна. Изучение её входило в мои дальние планы. Когда-нибудь, на пенсии, возможно. Но сейчас я заниматься этим не собиралась. – Меня интересуют Сневерги, – ответил без обиняков. Я бросила короткий вопросительный взгляд на Грэма. Тот отстранённо молчал, сцепив ладони в замок на столе. – Спрашивать, с какой целью вы всем этим интересуетесь, я так понимаю, нет смысла. – Отчего же, – Рэй Рэман выпятил губу, – вполне. Но ваш ответ мне, собственно, является ответом и вам же. – Ничего не понимаю. Старшая из известных мне потомков Сневергов – моя бабушка. Она ушла несколько лет назад очень внезапно. Это было серьёзным ударом для всей семьи. Что конкретно вас интересует о ней? – Что вам известно о даре Сневергов? – О даре? Вы уверены, что я должна о нём что-то знать? Наша ветвь… – Ваша ветвь самая сильная, – оборвал меня Рэман. – Но это невозможно! – Возможно, – уверенно ответил низкорослый мужчина, или он казался мне таким в сравнении с Грэмом? Рэман выглядел куда моложе, чем я привыкла думать о нём. – Это давно известный, хоть и тщательно скрываемый самими Сневергами, факт. Вы живы только благодаря вашим законным, – он уничижительно выделил это слово, – родственникам. Чья судьба, к слову, далеко не завидна. – Нам ничего о них не известно. Да и они сами к активным связям с нашей семьёй никогда не стремились, как вы понимаете. – Понимаю. Именно понимаю. И счастлив, что имею возможность принимать у себя единственного живого потомка Сневерга. – Единственного? – воскликнула и сама не заметила, как вскочила. Холодная рука уверенно сжала мои пальцы, и я опустилась на место. – Простите. Я не рискнул рассмотреть вашу сестру в качестве нашего… – он замялся на мгновение, видимо, подбирая слова, – нашего консультанта. Я опять взглянула на Грэма. Его вид тоже вызывал навязчивую тревогу. Внутри болезненно засвербели очевидные мысли. Гадко! Подло. Низко… Будет ли уместным потребовать у них, чтобы они перестали ходить вокруг да около и сказали наконец, в чём, собственно, дело? Лэррингтон будто почувствовал моё настроение: – К делу, Рэй! Ты помнишь, о чём я тебе говорил? – спросил у меня совсем тихо. И это не укрылось от Рэмана. Я помнила.
У самого входа в кабинет он задержал меня, заглянул в глаза, словно пытаясь проникнуть в мои мысли, коснулся согнутыми пальцами щеки, а потом сказал совершенно нелогичное, по моему мнению тогда: «Не соглашайся. Что бы он ни сказал, не соглашайся». И у меня никак не укладывалось всё это вместе в голове: требование явиться на заседание, как они его назвали, на котором, кстати, кроме нас троих, больше никого и не было, предложение руки герцога Дакейти (о сердце, к слову, ничего сказано не было) и его же требование ни в чём не соглашаться с главой Союза. Теперь всё виделось куда понятней. Всё так и есть. Жизнь не оставляет мне шансов. Коротко прикрыла глаза. А ведь я искренне надеялась, ничего подобного никогда со мной не случится. – К делу так к делу, – задумчиво глядя на нас двоих, продолжил Рэман. – Все твои предки, – сказал неожиданно на «ты», чем вызвал почти осязаемое негодование Лэррингтона, – все они были действующими и уникальными советниками императорского дома в течение почти четырёх веков. Ваша семья приняла имперское подданство с сохранением титулов и обретением земель, что было в то время почти немыслимым. Хочешь знать почему? Глава Союза утратил всё своё очарование и стал таким, каким, наверное, был с подчинёнными, кем я, несомненно, являлась. Неуютно. Но в Лакре и Охаше было хуже. Или нет? Просто невозможно поверить. Ладно Рэман. Он не знал меня, но Грэм! Казался таким правильным, удивительным, благородным и честным, заботливым, в конце концов. В солнечном сплетении рос, утяжеляясь, болезненный ком давил вверх, разрывая диафрагму, задавливая вдох. Всё это там, на оцепленном этаже, было неправдой. Уловкой, чтобы поймать глупую меня в силки, оставить в услужении рядом. Как особый, хоть сомнительный, рычаг. Проверить-то ничего нельзя! Самое страшное в жизни – это даже не предательство, а разочарование. Оно лишает опоры, рушит мосты, протянутые от события к событию, от человека к человеку, оставляя вовсе не злость, не ненависть, а лишь пустоту, ничто, рваные дыры в и так неровном полотне жизни. Справишься и с этим, Карри. Теперь главное – не сплоховать. Глаз не опустила и спросила как можно ровнее: – Почему же? – Потому что твой далёкий прапрадед, перебравшийся в империю с ближнего Запада, был наделён редким даром изменять события по своему желанию. Что, как понимаешь, оказалось крайне востребованным и важным умением в контексте управления страной и объединения государства. В разумных, разумеется, пределах: известно, что существуют некоторые ограничения или нюансы. – Рэман наконец перестал буравить меня взглядом и уселся чуть сбоку, напротив. – Империя пала больше сотни лет назад, когда последний из известных Сневергов, я подчёркиваю, из известных, был убит. И у действующего императора не осталось такого примечательного инструмента, орудия, если хочешь, – он почти прожигающе и колко взглянул сначала на меня, а потом на Грэма, и я не выдержала, выставила защиту. Глаза Рэмана сверкнули – мне так показалось. – Ты и твоя сестра – редчайшая удача для всех. – Но это… неправда, – сказала почти с трудом. – Ничего такого… это не про нас. Не мы. Уж я-то бы знала. И вообще, у меня от Сневергов только рост и тяга к прекрасному. – Грэм тихо хмыкнул. Сволочь. – Наверное, это работает только у законных потомков. Мы – нет. Удивительно, что нашей ветви вообще позволили появиться на свет при таком раскладе. Зачем им это было нужно, если они могли менять судьбу по своему желанию? – А вот это и есть тот самый классический эффект Сневерга. Неужели никогда не слышала? – Рэй, могу я попросить обращаться к леди менее фамильярно? – А я взглянула на мужчину, чей голос делал мои мозг и мысли непригодными к использованию. Тот был видимо равнодушен и холоден. Чересчур. – Что вы хотите от меня? – остановила я битву взглядов и напряжённых плеч. – И не хотелось бы напрасно отнимать ваше время… – Для начала изменить ситуацию со скрытой агрессией Лирдосии, – не сводя глаз с командующего юго-восточной армией, совершенно спокойно заявил Рэй Рэман. – Вы сошли с ума, – сказала буднично и так же, как он, спокойно. – Я – точно нет, – сказал, по-прежнему глядя на Грэма, с какой-то странной улыбкой и почти издевательским прищуром. – Вы уверены, что ничего не путаете? Просто это очередной, уж простите, Рэй, бред ещё одного сумасшедшего. Простите и вы, ваша светлость, – решительно взглянула в глаза невозмутимому Грэму, нисколько в действительности не извиняясь. – Но я не поверила вам ни на минуту. – Дрэк! Я поверила! Я в самом деле впервые поверила! Дура. – Вы вообще понимаете, как всё это звучит? Вы хотите от меня что? Чтобы я… Да я вообще не понимаю, о чём вы! И уж точно в своей жизни не делала и не знала ничего подобного! Впервые услышала о каких-то способностях от вас. И знаю наверняка, что в нашей с Мэрин семье ничего такого не было. Ни у неё, ни у меня! Именно так! Иначе мы обе были бы сказочно счастливы, обеспечены и абсолютно здоровы. Грэм повернулся ко мне и окинул коротким внимательным взглядом. Кажется, этот момент в своих размышлениях его светлость упустил. Его проблемы. Как-то сразу разнылось ребро, и стало ощутимо понятно, как устала за день спина. – Дар Сневерга не действует на него самого, – задумчиво проговорил Рэман. – Что и требовалось доказать. – То есть если я сейчас захочу все это прекратить, ничего не произойдёт? Вы не исчезнете и я не попаду домой? – Держи эту линию, Карри, держи и ни за что не сдавайся! Рэй неторопливо качнул головой. – Но это не всё, что я хотел вам сообщить. В действительности я надеялся, делать этого не придётся, но раз вы так категорично настаиваете… – Как раз я не настаиваю вообще ни на чём! Я только не желаю участвовать в этих сомнительных проектах. Для того чтобы делать что-то, я как минимум должна понимать, чем оперирую, на что рассчитываю и какие цели передо мной стоят. – Цели будут обозначены, не сомневайтесь. – Рэй! – Я хочу, чтобы она понимала, что её ждёт, если хоть кто-то ещё об этом узнает. А теперь это лишь вопрос времени. – О чём речь, господа? – спросила, мучительно пытаясь выровнять дыхание, прекрасно осознавая, какого рода за этим последует ответ. – Теперь вы мишень, моя дорогая, – то ли насмешливо, то ли самодовольно качнулся вперёд Рэй Рэман, глава Союзных Земель. – Или, по-вашему, вы случайно остались единственными из живущих ныне Сневергов? Императорский дом континента был незыблем до тех пор, пока ваши предки, Каррия, были с ним рядом. Но стоило исчезнуть им, погибла монархия, и сто лет потребовалось, чтобы объединить разорванные переворотом земли. Что я вам рассказываю, историю вы знаете. – Холодно смотрела на человека, решившего за меня мою судьбу. – И да, она врёт, – обратился теперь к Грэму. Тот откликнулся не сразу. – Отлично. – Его светлость поднялся. – Как бы то ни было, леди должна подумать. А теперь мы уходим. – Боюсь, мы друг друга не поняли, – промолвила тихо, поднимаясь. – То, что вы угрожаете мне и моей сестре, я оценила, безусловно. И что в случае отказа судьба моя предрешена вами же, я тоже, разумеется, догадалась, господин глава-чего-вы-там-глава. Меня не поняли вы, ваша светлость. – И Грэм вскинул на меня режущий, пронзительный взгляд. – Мы, – так выдавила это слово, что получилось сипло и глухо, – с вами никуда не идём. То есть вообще не идём! – Карри, нет, – выдохнул, пытаясь задержать. Отклонилась чуть в сторону, решительно направляясь к двери. – Оставьте меня, – обернулась, не жалея, плеснула своей болью в его глаза, выдергивая пойманную им руку. Почти задохнулась, шепча: – И не смейте! Даже мыслями своими меня касаться больше не смейте! Еле сдерживаясь, не бежала по чужому бесцветному коридору под странными взглядами охраны. Успею ли хотя бы предупредить Мэрин? Или застрелят на выходе из дворца? Как же я ошибалась, Бобби! Во всём ошибалась! – Каррия, остановись! – Вот теперь я рванула по-настоящему бегом, как позволяли туфли и платье. – Да что ж такое! Огнец, стой! – Надо же, он может и так. Летела вперёд, уже задыхаясь. Вырвалась на улицу. Дрэк! Парк! И до площади перед дворцом – в обход всего комплекса или опять внутрь, через дворец. Застонала в голос. И стоянки на площади точно нет. И, значит, такси тоже! И здесь мелкий гравий под ногами. Дрээээк… Пешком почти всю туристическую часть. Рука больно сжала моё запястье, но тут же ослабла. Дура! Какая же я дура! Оставь меня, пожалуйста, оставь! Выворачивала руку, отчаянно пытаясь вырваться, а он только возвышался рядом недвижимым монолитом, легко сжимая свою ладонь, не давая шевелиться, лишая возможности дышать. Потому что, чтобы дышать, надо плакать. Бывает так, что, если не заплачешь, просто задохнёшься, и иначе нельзя. Лучше я задохнусь. – Не надо, прошу, – сказал этот ужасный человек. – Ты ведь не подумала… Отвернула лицо, чтобы только не видеть сверкающего, почти чёрного взгляда. Закрыла глаза, мучительно приоткрыв губы, давая возможность воздуху течь самому. Не вырваться. Бесполезно… Всё было напрасно. И больно. Почему же так больно? – Скажи, что ты не подумала, что это было специально! – и выкрикнул раздражённо: – Карри! Вечерний ласковый ветерок, словно забавляясь, игриво пробежал между нами. Перемешал запах Грэма с моим, взболтал бешеным коктейлем, заставил совсем задохнуться и унёс их оба, холодя мои сжавшиеся плечи. – Ты… – Меня хватило только на это. – Ты что делаешь, садюга?! Отпусти девочку, паразит! Мучительно и медленно распахнула глаза. Ещё и это… Элизабет Прекрасная брезгливо отбросила руку кузена с моей, что-то вместе с этим от меня отрывая. – И вообще, – она осторожно окинула пространство вокруг беглым взглядом, – молись, чтобы этого никто не видел, идиот. В кого ж ты у нас такой убогий?! – шипела, увлекая меня за собой. – Что же вы, милая, какая нерешительная? Каблуком его по ботинку, мигом бы у его светлости все намерения поотваливались, я вас уверяю. Ну? – остановились где-то внутри здания. – Помощь нужна? – махнула горничной, поглядывая на меня с искренним беспокойством. – Постой-ка, а я тебя знаю. Ты та ненормальная девчонка, что из антивоенного блока? Да? – И, когда я тихо качнула головой, желая, чтобы меня, наконец, просто оставили в покое, добавила вполголоса: – Или просто сумасшедшая. Нда. Ты чем так Грэма-то, что он до рукоприкладства дошёл? – собственноручно усадила меня на диванчик. – Ваше высочество… – выдавила, мелко дрожа. – Элизабет. Меня зовут Элизабет. – И ослепительно заулыбалась. Моего возраста, может, немного моложе. Господи, меня держит за руку живая принцесса. – Элизабет… – повторила шёпотом. – Прошу простить меня. И мне лучше уйти. Спасибо большое за покровительство и помощь, – произнесла дежурно и, надеюсь, правильно. – Ну что же вы, дорогая, совсем лица на вас нет. Не стоит так переживать. Герцог Лэррингтонский, не убьёт же он вас, правда? Ну максимум по судам затаскает, так это и не страшно, – щебетала эта милейшая девушка. – Так скандал вам только на пользу. И в работе подспорье. А то, что издержки материальные, так это не страшно, я вас уверяю, канал заплатит, будьте уверены! Им это на руку. Несомненно, – удивительно живо толковала она, не прерываясь. – Не думаю, – ответила сдержанно и несколько хрипло, имея в виду одновременно всё. Тихонько прочистила горло, морщась, и горничная тут же протянула мне стакан воды. Замечательный сервис. – И всё же я, пожалуй, лучше пойду. Спасибо. – Вас дожидается кто-то или вас следует проводить? – Она махнула кому-то рукой. – Вы очень добры… Элизабет. Благодарю вас, я поймаю такси. Всё в полном порядке. Вы мне действительно очень помогли. – Да погодите паковать меня в бронзу. Я совершенно ничего для вас не сделала. А мне бы хотелось, – и, отвечая на мой усталый, рассеянный взгляд, добавила: – Но вовсе не потому, что я желаю досадить кузену. Точно нет! Просто мне хочется помочь вам. – Именно сейчас у меня появились в этом сомнения. – Эли! – очень громко донеслось из-за двери гостиной покоев принцессы. – Эли, дай мне поговорить с леди Раввен! Боже! Он же знает обо мне всё! И даже если я уеду, спрячусь, затаюсь, уверена, ни мне, ни Мэрин от него не скрыться. Это всё безнадёжно. Как гадко! – Прошу, не надо, – прошептала уже влажным шёпотом. И с подступившими к глазам слезами было почти не сладить. – Эли! Выбью дверь! И, боюсь, он бы выбил, если бы горничная, которая, повинуясь почти невидимому кивку, не распахнула её, впуская, очевидно, маловменяемого герцога Дакейти, скользящего по комнате бешеным взглядом. – Господи, – только и сказала Элизабет, потрясённо переводя взгляд с него на меня. – Поверить не могу! Да быть не может! – едва не всплеснула руками. А я просто закрыла глаза, безуспешно пытаясь спрятать готовые пролиться слёзы. И считала. До пяти, потом до десяти и думала, отчаянно думала о Диллане, желая, чтобы он не попал на прошлой неделе под эту ужасную пулю, чтобы она прошла мимо. – Карри, я же сказал, зря. Дрэк! Карри! Эли, не вынуждай меня! – слышала их слова за толстой плёнкой, нащупывая, буквально осязая светящиеся белые нити. – Ты сейчас же уберёшься отсюда, дорогой. И разговаривать с девушкой будешь только после того, как она сама тебя об этом попросит, ты меня понял? – Оказывается, Элизабет умела быть одновременно ласковой и грозной. Я не попрошу. Никогда. – Господи, Карри! Ты что натворила? – и ещё успела услышать отчаянное: – Карри!!! – прежде чем трансляция мира наконец-то спасительно, хоть и очень болезненно, прервалась.
Урок был убедительным. Для всех. Во всяком случае, после этого нас с Мэрин оставили в покое. * * *

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒