Кэти Роберт 9 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 21Следующая ⇒

Аид подходит к узкой двери без таблички и открывает ее для меня.

– Сюда.

Я делаю один шаг внутрь и резко останавливаюсь.

– Вау. – Товарный склад – это одно огромное помещение, которое должно занимать большую

часть городского квартала, божественное пространство, заполненное тканями и одеждой всех мыслимых цветов и фактур.

– Вау, – снова говорю я. Мои сестры бы умерли, чтобы получить возможность осмотреть это

пространство.

Аид говорит тихо, слова, предназначенные не для того, чтобы вынести.

– Джульетта была главным дизайнером для Геры – той, что была два года назад, – но когда

она умерла, Джульетта слишком громко высказала свои подозрения в отношении Зевса, поэтому он решил уничтожить ее бизнес. Она пересекла реку в поисках убежища.

Я подхожу ближе к ближайшему манекену одежды, одетого в великолепное красное платье.

– Я видела старшую дочь Зевса, Хелен, одетую во что‑ то похожее две недели назад.

– Ага, – фыркает Гадес. – То, что Джульетта фактически изгнана, не означает, что она потеряла

свою клиентуру. Вот как работают Тринадцать. Они делают одно публично, а что‑ то другое за закрытыми дверями.

– Еще раз, просто напоминаю тебе, что ты один из Тринадцати.

– Формальность.

Женский голос доносится откуда‑ то из глубины склада.

– Это что Аид, я слышу?

Он испускает почти беззвучный вздох.

– Привет, Джульетта.

Чернокожая женщина, появляющаяся между стеллажами с одеждой, обладает той

вечной красотой, которая начинается на взлетно‑ посадочных полосах и с возрастом становится только лучше. Ее короткие черные волосы полностью открывают ее лицо, и я на самом деле слегка вздыхаю от того, насколько она великолепна. Как картина или произведение искусства. Безупречная. Она идет к нам, каждое движение грациозно… Джульетта окидывает меня одним взглядом.

– Ты принес мне подарок. Как заботливо.

Он слегка подталкивает меня в ее сторону.

– Нам нужны работы.

– Хммм. – Она кружит вокруг меня, как акула, изящными хищными движениями. – Я знаю эту

девушку. Она средняя дочь Деметры.

– Да.

Она останавливается передо мной и наклоняет голову набок. – Ты далеко забралась от дома.

Я не уверена, что мне следует на это ответить. Я не могу как следует разглядеть эту женщину. Обычно я бы смешала ее с другими красивыми, могущественными людьми, с которыми я сталкивалась, но Аид доверяет ей достаточно, чтобы привести меня сюда, и это кое‑ что значит. Наконец, я пожимаю плечами.

– Верхний город может быть чрезвычайно жестоким.

– Разве это не правда? – Она бросает взгляд на Аида. – Ты остаешься или уходишь?

– Я останусь здесь.

– Поступай как знаешь. – Она машет мне рукой вперед. – Сюда. Давайт снимем мерки и

посмотрим, на чем мы остановимся.

Следующие несколько часов проходят как в тумане. Джульетта снимает с меня мерки, а затем приносит вешалку за вешалкой с одеждой, чтобы я ее примерила. Я жду платья. Я не ожидаю, что это будет одежда для отдыха или повседневная одежда. К тому времени, как она достает нижнее белье, я уже плетусь на своих ноющих ногах.

Она, конечно, замечает.

– Почти закончили.

– Я здесь не так долго. Я не знаю, нужно ли все это. – Не говоря уже о том, что предполагаемый

счет заставляет меня съеживаться. Я очень сомневаюсь, что Джульетта работает по долговым распискам.

Она качает головой.

– Тебе лучше знать. Возможно, в нижнем городе выпиндрежество не будет таким вопиющим, но

если Аид использует тебя, чтобы сделать заявление, тогда ты должна сделать заявление.

– Кто сказал, что Аид использует меня,

чтобы сделать заявление? – Я не знаю, почему я спорю. Именно поэтому мы с Аидом заключили нашу сделку.

Она бросает на меня долгий взгляд.

– Я собираюсь притвориться, что ты просто не оскорбила мой интеллект. Я знаю Аида уже

много лет. Этот человек ничего не делает без причины, и он, конечно, не стал бы красть невесту Зевса у него из‑ под носа, если бы не хотел заварить кашу.

Я не спрашиваю, откуда она знает, что я обещана Зевсу. Нижний город имеет доступ к тем же сайтам сплетен, что и верхний город; то, что я не смотрела заголовки, не означает, что их не существует. Они сообщат и о моей помолвке, и о моем исчезновении. Может быть, если бы Зевс и моя мать не были так уверены во мне, до этого бы не дошло. Теперь мы оба загнаны в угол, и я твердо решила не быть тем, кто моргнет первым.

Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к последней стойке.

– Это нижнее белье.

Проходит еще час, прежде чем я пробираюсь между стеллажами и нахожу Аида, разбившего лагерь в углу склада, который, похоже, предназначен исключительно для этой цели. Там есть несколько стульев, телевизор, который в настоящее время отключен, и стопка книг на кофейном столике. Я мельком вижу ту, что в руках Аида, когда он закрывает ее и бросает поверх стопки.

– Я не думала, что ты настоящий фанат криминала.

– Не фанат. – Он встает на ноги. – Ты выглядишь комфортно.

– Я собираюсь принять это как фактическое утверждение, а не как оскорбление. – Я опускаю

взгляд на свои леггинсы и свитер на флисовой подкладке. Джульетта также дала мне невероятно теплое пальто, чтобы бороться с температурой снаружи.

– Ты обещал показать мне окрестности.

– Так и есть. – Он берет пальто из моих рук, осматривая его, как будто пытаясь определить его

способность согревать меня. Мне следовало бы рассердиться на его чрезмерную заботу, но все, что я чувствую, – это странное тепло в груди. Чувство разгорается сильнее, когда он накидывает пальто мне на плечи и смотрит на меня сверху вниз. Он гладит лацканы, и мне почти кажется, что он прикасается ко мне, а не к ткани.

– Ты хорошо выглядишь, Персефона.

Я облизываю губы. – Спасибо.

Он оглядывается через мое плечо, когда Джульетта приближается, но не отступает, не опускает руки.

– Харон заедет за заказом позже сегодня.

– Конечно. Развлекайтесь, вы двое. потом она ушла, сдвинув несколько стеллажей вглубь

склада.

Я смотрю ей вслед, не в силах удержаться, чтобы не нахмуриться.

– Я не заплатила.

– Персефона. – Он ждет, когда я посмотрю на него. – У тебя нет денег. – Стыд обжигает мою

кожу.

– Но…

– Я позаботился об этом.

– Я не могу позволить тебе поступить так.

– Ты не позволяешь мне ничего делать.

Аид берет меня за руку и тянет к входной двери. Я почти не замечаю, как небрежно он прикасается ко мне сейчас. Это кажется таким естественным, как будто мы занимаемся этим гораздо дольше, чем несколько дней.

Аид не отпускает мою руку, когда мы выходим на улицу. Он просто поворачивается и направляется в ту сторону, откуда мы пришли. Сапоги или нет, у меня болят ноги, и усталость волной накатывает на кожу. Я игнорирую оба чувства. Когда у меня будет еще один шанс увидеть нижний город, не говоря уже о том, чтобы идти впереди Аида? Это слишком прекрасная возможность, чтобы упустить ее только потому, что мое тело еще не на сто процентов здорово.

И, может быть, я тоже просто хочу провести еще немного времени с Аидом.

На полпути к дому он сворачивает направо и ведет меня к дверному проему с массой весело нарисованных цветов на ней. Как и некоторые другие предприятия, которые я видела на нашей прогулке, у него белые колонны по обе стороны от входа. Я не смога рассмотреть поближе остальные, но на них изображена группа женщин у водопада, окруженных цветами.

– Почему у некоторых компаний есть колонки, а у других нет?

– Это знак того, что это место было здесь с момента основания города.

Ощущение истории поражает меня. У нас в верхнем городе такого нет. А если и есть, то я этого никогда не видела. История менее важна для людей, находящихся у власти, чем представление отшлифованного образа, каким бы ложным он ни был.

– Они такие подробные. Все это сделал один художник. Или, по крайней мере, так гласит

история. У меня есть команда, единственная задача которой – обслуживать и ремонтировать их по мере необходимости.

Конечно, он знал. Конечно, он увидел бы в этом знак истории, а не что‑ то, что нужно стереть и стереть в пользу нового и блестящего.

– Они прекрасны. Я хочу увидеть их всех.

У него странное выражение лица.

– Я не знаю, сможем ли мы добраться до всех них до весны. Но мы можем попытаться.

Странное теплое чувство расцветает в моей груди.

– Спасибо тебе, Аид.

– Давай зайдем и уберемся с холода. – Он наклоняется мимо меня, чтобы открыть дверь.

Я не знаю, что я ожидаю найти внутри, но это небольшой цветочный магазин, с горшками, расположенными в симпатичных жестяных ведерках вокруг прилавков. Белый мужчина с бритой головой и действительно впечатляющими черными усами видит нас и отрывается от стены, на которую он только что опирался. – Аид!

– Мэтью, – кивает Аид. – Теплица открыта?

– Для тебя? Всегда. – Он лезет под прилавок и бросает нам связку ключей. Если бы я не

присматривался внимательно, я могла бы принять его рвение за страх, но это рвение. Он рад, что Аид здесь, и едва скрывает это.

Аид снова кивает.

– Спасибо. – Не говоря больше ни слова, он тянет меня через комнату к маленькой двери,

спрятанной в дальнем углу. Она ведет в узкий коридор и вверх по крутой лестнице к другой двери. Я поднимаюсь в тишине, стараясь не морщиться, когда каждый шаг вызывает тупую боль, эхом отдающуюся в моих ногах.

Зрелище, которое встречает нас за этой последней дверью, делает дискомфорт более чем стоящим. Я прижимаю руку ко рту и пристально смотрю.

– О, Аид. Это прекрасно. – Теплица покрывает, как я ожидаю, всю крышу здания, в которой ряд

за рядом растут цветы всех видов и цветов. Там висят горшки с виноградными лозами и ниспадающими вниз розовыми и белыми цветами. Розы, лилии и цветы, для которых у меня нет названия, аккуратно выстроились под искусно скрытыми линиями воды. Воздух теплый и слегка влажный, и он согревает меня насквозь.

Он отступает и смотрит, как я иду по проходу. Я останавливаюсь перед гроздью гигантских фиолетовых шарообразных цветов. Боги, они такие красивые. Я ловлю себя на том, что говорю, сам того не желая.

– Когда я была маленькой девочкой, еще до того, как моя мать стала Деметрой, мы жили на

периферии, которая окружает Олимп. Там было поле полевых цветов, на котором мы с сестрами играли. – Я подхожу к массе белых роз и наклоняюсь, чтобы вдохнуть, наслаждаясь их ароматом.

– Мы притворялись феями, пока не выросли из таких игр. Это место напоминает мне об этом. ‑

Несмотря на то, что здесь выращивают цветы, а не оставляют их расти дикими, в этом месте есть аура волшебства. Может быть, это немного весны посреди города, окутанного зимой. Стекло слегка запотело, скрывая внешнюю сторону и создавая впечатление, что мы стоим посреди другого мира.

Аид, похоже, решил провести меня через портал за порталом. Сначала комната за черной дверью. А теперь этот маленький кусочек цветочного рая. Какие еще сокровища хранятся в нижнем городе? Я хочу испытать их все.

Я чувствую Аида у себя за спиной, хотя он тщательно соблюдает дистанцию между нами.

– Легко забыть, что ты на Олимпе, когда ты здесь.

Преимущество, когда кто‑ то несет бремя, которое несет Аид. Даже если он не является публично активным членом Тринадцати, становится ясно, что он несет большую ответственность за кулисами. С учетом того, что весь нижний город лежит на его плечах, неудивительно, что время от времени он жаждет побега.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он так неуместен здесь в своем черном костюме и задумчиво выглядит, как адская гончая, забредшая на вечеринку в саду.

– Почему здесь?

– Мне нравятся цветы. – Его губы слегка изгибаются. – И вид потрясающий.

На секунду, затаив дыхание, я думаю, что он говорит обо мне. Это видно по тому, как он смотрит на меня, как будто комната перестает существовать вокруг нас. Я не могу сдержать дыхание, ожидая, что он сделает дальше, но Аид просто снова берет меня за руку и тянет по проходу через стеклянные двери, которых я раньше не замечала. Они ведут во вторую, меньшую комнату, которая была обставлена почти как гостиная. По стенам все еще растут цветы, но в центре комнаты стоит несколько стульев и диван, все они примостились на толстом ковре. Там есть низкий журнальный столик со стопкой книг, и вся сцена просто приглашает человека свернуться калачиком и забыться на несколько часов.

Аид обходит мебель и останавливается перед стеклянной стеной, которая доходит до периметра крыши. – Смотри.

– О, – выдыхаю я.

Он прав. Вид потрясающий. Из оранжереи открывается вид на извилистое русло реки Стикс, прорезающее полосу между верхним и нижним городом. Этот участок реки изгибается в глубокую перевернутую форму буквы С, создавая небольшой полуостров на стороне верхнего города, приближая воду к нам. С этой позиции разница между двумя частями города едва заметна. Мы далеко от центра города; здания в верхней части города старше и разнообразнее, чем я привыкла видеть. Интересно, есть ли у них такие же колонны, которые я видела в нижнем городе, если художник, создавший их, пересек реку, чтобы оставить свой отпечаток.

– Магазин принадлежит старому другу семьи. В какой‑ то момент я попал в некоторые

неприятности в детстве, и моим наказанием было ухаживать за теплицей в течение нескольких недель.

Мне удается оторвать взгляд от вида, чтобы бросить на него взгляд.

– Какого рода неприятности?

Он морщится.

– Это не имеет значения.

О, теперь я должна знать. Я придвигаюсь к нему ближе и ухмыляюсь. – Давай, Аид. Скажи мне. В какие неприятности ты мог вляпаться?

Он колеблется, и разочарование грозит испортить настроение, но, наконец, он неохотно выдавливает:

– Я взял машину владельца для увеселительной прогулки. Мне было четырнадцать. В то время

это казалось хорошей идеей.

– Как это возмутительно с твоей стороны.

Он смотрит на реку.

– Я хотел убраться к черту с Олимпа и никогда не оглядываться назад. Иногда это просто

слишком, понимаешь?

– Понимаю, – шепчу я. – Желание прикоснуться к нему растет, но я не уверена, что он примет

утешение от меня. – Тебя поймали?

– Нет. – Он смотрит на стакан. – Я добрался до границы города и не смог этого сделать. Я даже

не пытался пересечь границу за пределами города. Я просто сидел там в этой машине на холостом ходу пару часов, проклиная себя, своих родителей, Андреаса. – На мой вопросительный взгляд он уточняет. – Он был правой рукой моего отца. После смерти моих родителей он заботился обо мне. – Он проводит рукой по волосам. – Я поехал обратно, вернул машину и рассказал Андреасу, что я пытался сделать. Я все еще не уверен, была ли теплица наказанием или его способом дать мне немного передохнуть.

Мое сердце болит за четырнадцатилетнюю версию этого человека, которому, должно быть, было так больно.

– Похоже, работа здесь помогла

– Да. – Он пожимает плечами, как будто это ничего не значит, когда не может быть более

очевидным, что это значит все. – Я все еще иногда прихожу и помогаю, хотя с тех пор, как Мэтью занял место своего отца, он нервничает, как кошка, в комнате, полной кресел‑ качалок, каждый раз, когда я появляюсь.

Я слегка смеюсь.

– У него происходит какое‑ то серьезное поклонение герою.

– Дело не в этом. Он боится меня.

Я моргаю.

– Аид, если бы у него был хвост, он бы завилял им в ту же секунду, как ты вошел в дверь. Это

не то, на что похож страх. Поверь мне, я знаю. – Он не выглядит убежденным. Но затем становится поразительно ясно, что Аид держится особняком от всех остальных. Неудивительно, что он не признает правды о том, как люди смотрят на него, когда он только ищет страх в их глазах.

Я протягиваю руку и касаюсь его руки.

– Спасибо, что показали мне это.

– Если ты захочешь вернуться сюда в любой момент, а я буду недоступен, я пошлю кого‑ нибудь

с тобой. – Он ерзает, как будто ему неудобно. – Я знаю, что в доме может быть душно, и хотя здесь достаточно безопасно, я не верю, что Зевс не предпримет что‑ нибудь, если его люди обнаружат, что ты идешь одна.

– На самом деле я с нетерпением жду возможности осмотреть дом. – Я оглядываю комнату. – Но

я, несомненно, воспользуюсь твоим приглашением. Это место действительно успокаивает. – Зевок удивляет меня, и я прижимаю руку ко рту. «прости».

– Давай вернемся.

– Хорошо. – Я не знаю, то ли это стресс, то ли моя поздняя ночь, то ли Аид прав, и я слишком

хорошо умею игнорировать сигналы своего тела. Конечно, не последнее. Я делаю шаг, затем еще один, продвигаясь вперед из чистого упрямства. Но на третьей ступеньке комната становится тошнотворно волнистой, и мои колени превращаются в желе. Я падаю, и я уже знаю, что не успею поднять руки вовремя, чтобы спасти себя.

– Ты упрямая маленькая дурочка. – Аид чертыхается и подхватывает меня на руки, прежде чем

я успеваю упасть на пол. – Почему ты не сказала, что у тебя кружится голова?

Мне требуется мгновение, чтобы смириться с тем фактом, что я снова в объятиях Аида, что резкого контакта с полом так и не произошло. – Я в порядке.

– Ты, черт, не в порядке. Ты чуть не упала. – Он крадется через оранжерею и спускается по

лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, с грозным выражением лица.

– Ты и все остальные в твоей жизни,

возможно, и хотели бы играть быстро и свободно со своим здоровьем, но я – нет.

Я мельком вижу испуганного Мэтью, когда Аид бросает ключи обратно, а затем мы выходим на улицу. Я ерзаю в его объятиях.

– Я могу идти.

– Ты, безусловно, не можешь. – Он преодолевает кварталы между цветочным магазином и

своим домом с поразительной скоростью. Он действительно проверял свой шаг, когда мы небрежно прогуливались раньше. Часть меня хочет продолжать спорить, но правда в том, что я все еще чувствую легкое головокружение.

Он практически вышибает входную дверь. Вместо того, чтобы опустить меня, как я ожидаю, он марширует вверх по лестнице, минуя вторую площадку. Как бы мне ни было неприятно, что со мной обращаются как с ребенком – даже если, возможно, мне следовало сказать что – то по дороге в оранжерею о плохом самочувствии, – он разжег мое любопытство. Джорджи поймала меня сегодня утром, прежде чем у меня появилась возможность по‑ настоящему исследовать, так что единственное, что я видел, – это секс‑ подземелье, моя комната и кухня. Третий этаж для меня совершенно новый.

Это меня немного приободряет.

– Куда мы направляемся?

– Тебе, очевидно, нельзя доверять, чтобы ты сама о себе заботилась, поэтому я должен лучше

присматривать за тобой.

Я сдаюсь и прижимаюсь щекой к его плечу. Мне действительно не должно нравиться, что этот мужчина носит меня так сильно.

– Наверное, у меня просто низкий уровень сахара в крови, – бормочу я. – В этом нет ничего

особенного. Мне просто нужно что‑ нибудь съесть.

– Ничего страшного, – повторяет он, как будто не понимает слов. – Ты позавтракала всего несколько часов назад.

Моя кожа горит, и я не могу встретиться с ним взглядом. – Я перекусила.

– Персефона. – Он издает звук, впечатляюще похожий на рычание. – Когда ты в последний раз

ела полноценно?

Я не хочу быть честной, но я знаю, что лучше не лгать ему, когда он в таком состоянии. Я рассматриваю свои ногти. – Может быть, позавтракала в день вечеринки.

– Это было три дня назад.

– С тех пор я, конечно, поела. Просто не то, что, как я подозреваю, ты имеешь в виду. Он не

сразу отвечает, и я, наконец, смотрю на него. Аид стал таким холодным, удивительно, что мое дыхание не ощущается в воздухе между нами. Я хмурюсь.

– Я не ем, когда у меня стресс.

– Теперь это меняется.

– Ты не можешь просто объявить, что что‑ то изменится, и сделать так.

– Смотри на меня, – рычит он.

Аид открывает дверь в то, что кажется кабинетом, хотя я вижу кровать

через дверной проем на другой стороне комнаты. Он подходит к дивану и опускает меня на него.

– Не двигайся.

– Аид.

– Персефона, клянусь богами, если ты не подчинишься мне на этот раз, я свяжу тебя и

накормлю с руки. – Аид указывает на меня тупым пальцем. – Не вставай, черт, с этого дивана. – Затем он уходит, стремительно выходя из комнаты.

Я показываю язык в закрытую дверь.

– Король драмы.

Искушение подглядывать почти непреодолимо, но я не думаю, что он блефует со своей угрозой связать меня, поэтому мне удается подавить свое любопытство и сидеть спокойно. Аид не заставляет меня долго ждать. Менее чем через десять минут дверь открывается, и он входит, сопровождаемый пол дюжиной людей.

Я чувствую, как мои глаза становятся все шире и шире, когда один из них ставит передо мной маленький столик, а остальные пять ставят на него еду на вынос из пяти разных ресторанов.

– Что это, Аид? Ты украл чью‑ то еду,

чтобы доставить ее сюда так быстро? – Затем обрисовывает полное количество. – Я не могу съесть все это.

Он ждет, пока его люди выйдут, а затем закрывает дверь.

– Ты съешь немного этого.

– Это так расточительно.

– Пожалуйста. Мой народ любит объедки до поистине нечестивой степени. Оставшейся еды не

хватит на весь день, как только ты закончишь. – Он переставляет коробки на столе и придвигает все это ближе ко мне.

– Ешь.

Немалая часть меня хочет сопротивляться просто ради сопротивления. Но это недальновидно. Если у меня кружится голова, это значит, что мне нужны калории, и прямо передо мной их пир. Это простая логика. Я все еще пристально смотрю на

него.

– Перестань пялиться на меня, пока я пытаюсь есть.

– Боже упаси. – Он шагает к столу на другой стороне комнаты. Он меньше, чем я ожидала, хотя

темное дерево и фигурки, вырезанные на его ножках, придают ему драматический колорит. При первой же возможности я окажусь на полу, пытаясь понять, что изображено на этих резных рисунках. Чтобы посмотреть, соответствуют ли они стилю колонн на зданиях.

Это не то место, где он проводит настоящую работу. Нет никакого способа. Аид, кажется, достаточно банален, чтобы предпочитать свое рабочее место чистым и организованным, но оно слишком нетронуто, чтобы им можно было пользоваться изо дня в день. Более того, его комната находится прямо за дверью в углу. Никто не проводит собрания так близко от того места, где они спят. Это было бы в высшей степени глупо.

Что не совсем объясняет, почему он привел меня сюда, а не в одну из многих других комнат в доме.

Я отбрасываю эту мысль, и, когда я рассматриваю все предложенные варианты еды, мои мысли возвращаются к теплице. Раздражение от того, насколько властен Аид, или нет, я не могу игнорировать тот факт, что он дал мне мельком взглянуть за занавеску. Это место для него особенное, и он разрешил мне доступ к нему, планирует и впредь разрешать мне доступ к нему. Для кого‑ то столь явно замкнутого, как Аид, это дар высшего порядка.

Я не уверена, что это что‑ то значит, но мне кажется, что это так. Если он может настолько доверять мне, я полагаю, что могу попытаться перестать быть такой занозой в его заднице, по крайней мере, когда дело доходит до заботы о себе. Даже если мне вроде как нравится, как Аид становится чрезмерно заботливым и рычащим.

Я уверена, что смогу найти другой способ подколоть его. На самом деле, у меня уже есть несколько идей.

Глава 13Аид

Персефона поставила меня в незавидное положение. Она права – нам нужно дать понять, что мы вместе раньше, чем позже, – но она также снова и снова доказывает, что поставит свое здоровье и безопасность на последнее место в своем длинном списке приоритетов. Эти ублюдки в верхнем городе могли бы аплодировать ей за это, но здесь, внизу, это означает, что я не могу доверять ей, что она честна со мной. А это значит, что я могу причинить ей вред, если не буду осторожен.

Я не хочу быть осторожным. Черт, но я никогда раньше не был так близок к тому, чтобы потерять контроль над другим человеком. Каждый умный комментарий из этих красивых розовых губ и признак лукавого веселья в этих карих глазах заставляет меня хотеть утащить ее за собой в темноту. Угадать все ее самые темные, самые грязные фантазии, в которых она едва могла признаться самой себе, что хочет… а затем отдать их ей.

Хотя это не объясняет, почему я повел ее в оранжерею. Это место не имеет ничего общего с репутацией или сексом. Это одно из моих немногих убежищ. Я отвез ее туда только потому, что, похоже, ей тоже сейчас не помешало бы немного укрыться. Это оно. На самом деле все просто. Нет причин углубляться в это.

Я переворачиваю страницу в книге, которую держу в руках, и краем глаза наблюдаю, как она ест. Ее движения короткие и раздраженные, но она перестала пялиться на меня так, словно хочет вонзить в меня вилку.

Проходит больше времени, чем я ожидаю, прежде чем она со вздохом откидывается на спинку стула.

– Я не могу съесть больше ни кусочка.

Я игнорирую ее и переворачиваю другую страницу. Будет занозой в задницевернуться и выяснить, где я на самом деле был в этой книге, потому что я чертовски уверен, что не читаю ее прямо сейчас. Персефона тихо выругалась, что почти, почти заставило меня улыбнуться, и откинулась на спинку дивана.

Через пять минут она уже тихо похрапывает.

Я качаю головой и встаю. Как, во имя богов, ей удалось зайти так далеко, игнорируя свои самые основные потребности? Ее мать была Деметрой в течение многих лет. Человек может только слепо бросаться вперед так долго, прежде чем все рухнет вокруг него. Очевидно, никто не преподал Персефоне этот урок.

Я отправляю сообщение Харону, и через несколько минут он и еще двое появляются, чтобы молча забрать еду. Я достаю одеяло из маленького сундука, стоящего у стены, и накрываю им Персефону. Во сне она выглядит меньше. У этого есть инстинкты, которые я считал несуществующими, выходящими на первый план. С другой стороны, все в этой женщине противоречит моим инстинктам.

Несколько мгновений я наблюдаю за тем, как она спит, измеряя ее дыхание. С ней все в порядке. Я знаю, что с ней все в порядке. Я не знаю, почему я так уверен, что в тот момент, когда я обернусь, она спустится вниз по стене моего дома или создаст хаос.

Мои первоначальные планы на сегодняшний вечер нуждаются в обновлении, а это значит, что мне нужно сделать несколько звонков.

К тому времени, когда Персефона просыпается через несколько часов, я уже все делаю к своему удовлетворению. Она садится так, словно кто‑ то выстрелил из пистолета рядом с ее головой, и моргает, глядя на меня.

– Я заснула

– Да.

– Почему ты позволил мне заснуть?

Ее голос звучит так обвиняюще, что я почти улыбаюсь. Снова.

– Тебе это было нужно. У тебя есть час, чтобы собраться. Джульетта уже прислала несколько

вещей на сегодняшний вечер. Они на моей кровати. – Когда она просто смотрит на меня, я делаю прогоняющее движение. – Ты так решительно настроена убедить меня, что с тобой все в порядке. Если только ты действительно не чувствуешь себя готовой к этому…

– Я в порядке. – Она почти запутывается в одеяле, когда встает, но успевает выпрямиться,

прежде чем упасть. Персефона бросает на меня острый взгляд.

– У меня есть своя комната, ты же знаешь.

Чем дольше она здесь, тем труднее помнить, что на самом деле она не моя, чтобы ее защищать. Я обещал ей безопасность, да, но повседневные обычные дела не подпадают под этот зонтик. Если только я этого не захочу. Я не имею права говорить ей, что она останется в моей комнате в будущем, независимо от того, насколько привлекательной я нахожу эту идею.

– Будь готова.

Она хмурится, но, наконец, входит в мою спальню. Персефона останавливается в дверях.

– Если я задержусь слишком долго, ты собираешься вышибить дверь, потому что уверен, что я

потеряла сознание?

Хорошо, что я не чувствую вины, иначе я мог бы покраснеть.

– У тебя есть привычка игнорирования потребностей своего тела. И это только за последние

сорок восемь часов.

– Так я и думала. – Она одаривает меня положительно ангельской улыбкой; если бы у меня были шерсть, она бы вздыбилась, увидев это. Персефона прикусывает нижнюю губу.

– Почему бы нам не сохранить

драматический вход? Ты можешь одновременно играть в сторожевую собаку и наблюдать за происходящим. – Она прижимает пальцы к виску. – Мне не грозит потеря сознания, но никогда нельзя быть слишком уверенным, верно?

Жар проходит через меня, и мне приходится сдерживаться, чтобы не сделать шаг к ней.

– Ты же не пытаешься соблазнить меня

потерять контроль, не так ли?

– Конечно, нет. – Она поворачивается, и в ее походке определенно немного больше размаха,

чем было раньше. Пока я смотрю, Персефона стягивает свитер через голову и бросает его на пол. Под ним на ней ничего нет.

Даже когда я говорю себе держаться твердо, я следую за ней в свою спальню. Она останавливается в дверях ванной и снимает леггинсы, сгибаясь в талии. Черт. Я наслаждаюсь видом ее круглой задницы, а затем она исчезает в ванной.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒