Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 2 страница



Больница Милосердия и Сион были не совсем синонимами, но они были близки.

Агнес проверила рюкзак. Без инсулина ее немногочисленные запасы были более значимыми, чем когда‑ либо. Там был тест на кетоновые тела, запасной глюкометр Матильды и новый комплект батареек. Дополнительные тест‑ полоски. И дополнительные шприцы – хотя без инсулина они были бесполезны.

– Пойдем, Зик, – предложила она ему.

– Я хочу дождаться Макса.

– Прости. – Агнес с трудом скрывала свое разочарование. – Но мы не можем.

Она схватила Зика за руку и потащила за собой. Краем глаза она уловила какое‑ то быстрое движение: вдалеке летел ястреб.

Ее охватил страх.

Что, если он был заражен?

Несмотря на предостережение Матильды, она шагнула в пространство молитвы, позволив ему развеваться подобно одеялу над желто‑ оранжевой пустыней.

– У тебя теплая рука, – сказал Зик.

Он был прав, и тревога скрутила ее живот. Она торопливо оглядела пустыню, позволив своей силе блуждать, словно любопытным пальцам по поверхности луны.

Вдалеке виднелись красные существа… в пространстве молитвы она слышала их крики. Она чувствовала зараженных ящериц, вилорогов, ястребов и лисиц, но все они были далеко. Пустыня выглядела пустой невооруженным глазом, но на самом деле она щетинилась инфекцией.

Пот заливал ей глаза, но она не чувствовала никаких серьезных угроз. И все же им не следует слишком далеко отходить от Матильды и ее винтовки.

Облегчённо вздохнув, она закрыла пространство молитвы, позволив ему потускнеть, остыть и умереть.

Через некоторое время она опустилась на колени и снова уколола Зику палец.

21 ммоль/л. Слава Богу, уровень опускался.

– Ты злишься, что я уронил свой инсулин, – угрюмо сказал Зик. – Вы все на меня сердитесь. Так ведь?

Она моргнула.

– С чего бы нам злиться на тебя?

Он пнул ногой камешек.

– От меня слишком много хлопот.

– Зик…

Его глаза ярко сверкнули.

– Бог любит тебя, и именно поэтому он дал тебе сверхспособности. Но он ненавидит меня, Агнес. Вот почему он сделал меня больным. Я знаю, что должен был умереть давным‑ давно. Я молился изо всех сил, но Бог так и не избавил меня от диабета.

– Остановись. – Агнес начало подташнивать. Она понятия не имела, как глубоко эти мысли ранили Зика. – Иезекииль, мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Бог не прост, как учил тебя Пророк. Он большой, непостижимый и сложный. – Она сглотнула. – Если Бог дал тебе диабет – а я говорю только «если» – он сделал это не для того, чтобы причинить тебе боль.

Зик склонил голову набок.

– Тогда почему?

– По той же причине, по которой он дал мне мою сверхспособность, как ты это называешь. Он дал тебе эту борьбу, чтобы сделать тебя тем, кто ты есть. Мы никогда не поймем его замысел до конца.

Зик задумчиво поднял голову к небу.

– Агнес, – сказал он, наконец. – Неужели я умру?

– Тебе будет очень плохо, – серьезно сказала она, зная, что это были одни из самых важных слов, которые она когда‑ либо произносила. – Но ты будешь продолжать идти, потому что ты должен, и потому что я верю в тебя. А через три дня у тебя снова будет инсулин.

Остальные догнали их. Увидев Макса, лицо Зика расплылось в улыбке. Он посадил Бенни себе на плечи и пошел рядом со своим любимым Чужаком.

Агнес посмотрела на Дэнни. Ей очень хотелось зарыться лицом в его шею. Но, конечно, сейчас это вряд ли уместно.

Он улыбнулся ей.

– Вы хорошо поговорили?

– Да. – Она сделала глубокий вдох. – Но я боюсь.

Дэнни незаметно взял ее за руку.

– Теперь нам не так уж далеко идти.

Три дня – и они будут в больнице.

Даст Бог, это будет Сион.

 

         – 46‑             

 

       БЕТ          

 

       Если Петра и научила нас чему‑ то, то следующему:           

       внутри наших худших кошмаров горит тлеющий уголек искупления.           

       АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ          

 

Внутри трейлера были разбросаны остатки разбитой жизни Бет: игрушки, диван, стол, ночник Иезекииля с распятием… все было покрыто серебристой пылью. На кухне в углу темнел и молчал холодильник. Кори открыл его и прикрыл нос рукой.

– Боже. Тут всё сгнило.

Он выбросил испорченное мясо в мусорное ведро. Бет поспешила ему на помощь, смутно чувствуя себя неловко из‑ за своего маленького бедного трейлера. Кори, один из богатеев‑ Джеймсонов, никогда не видел его раньше. Но она споткнулась об игрушечный грузовик Сэма, раздавив пластик ботинком.

Упершись руками в пыльную шелковистую плитку кухни, она изо всех сил боролась с подступающими слезами… и с чем‑ то еще. С чем‑ то более темным.

В церкви ее горе по семье было чисто теоретическим, туманом воспоминаний и грез. В трейлере печаль была настоящей. Даже по отцу, чей запасной ремень лежал свернутым в углу, она чувствовала безмерную печаль.

А Бет всегда так ненавидела грусть. Это заставило ее напрячься, сжаться… и это напряжение уступило место уродливому, самозащитному страху. Она не могла выносить этот трейлер и воспоминания, которые его засоряли. Она скорее сдерет с себя кожу, чем проведет здесь еще хоть мгновение.

Свет слабо просачивался сквозь закрытые ставнями окна трейлера. Бет подошла к раскладному дивану, на котором спала с Агнес. Теперь их кровать казалась слишком маленькой. Тесной и грустной. Она принялась яростно рыться в поисках дневника, но не удивилась, обнаружив, что он исчез. Кори подошел и встал рядом с ней, все еще нервно потирая бедро.

– Агнес забрала мой дневник, – тупо повторила она.

– Но почему?

– Наверное, она думает, что со мной покончено.

– Она всегда тебя недооценивала?

– Что ты об этом знаешь? – Она резко повернулась к нему. – Ты даже не знаешь, как она выглядит!

Он успокаивающе поднял руки.

– Ты знаешь, что я подумывала о том, чтобы попросить ее сбежать со мной несколько месяцев назад? – Она сердито посмотрела на их смятые простыни. – Но я никогда не спрашивала, потому что боялась, что она откажется. Я была трусихой.

– Ты хотела убежать? Только вы вдвоем?

– Я хотела, чтобы дети тоже сбежали с нами. Иезекииль, Сэм, близнецы.

– Тебе никогда не приходило в голову спросить меня? – Она услышала боль в его голосе, такую грубую и ясную.

Бет вспыхнула, потому что, по правде говоря, она никогда даже не думала просить Кори бежать с ней. Она просто решила, что он слишком верующий.

– Прости, – пробормотала она. – Я не знала тебя так хорошо.

– Нет? – Он казался таким несчастным, что она не могла на него смотреть. – Я думал, что знаю тебя.

Она с трудом сглотнула, затем снова засунула руки под матрас.

       «Ищи, перерывай».           

И там, на месте дневника, лежала записка, которую, как она всегда знала, оставила бы на всякий случай Агнес.

Ее пульс стучал, как бешенный, когда она поднесла листок к затухающему свету. Пылинки кружились и мерцали.

 

       «Дорогая Бет.           

       У меня есть сотовый телефон. Длинная история.           

       Номер телефона – 555‑ 9801.           

       Люблю, А».           

 

Скоропись воскресной школы Агнес выглядела нехарактерно неряшливой, свидетельствуя о ее спешке и безумном страхе. Бет посмотрела в сторону спальни, где отец хранил опасные вещи.

Например, винтовки.

Или сумасшедшую мать.

Или телефон.

Только отец пользовался стационарным телефоном. Он звонил мистеру Хирну, расспрашивал о случайной работе, или о том, что он должен привезти на Пасхальную ярмарку, или где можно дешево купить подержанный грузовик.

– В этом месяце никто не платил по счетам, – вслух забеспокоился Кори. – А что, если…

Но Бет уже спешила в спальню, репетируя то, что она скажет сестре, пока адреналин бежал по ее венам.

       «Агнес, ты должна вернуться домой. Я думаю, ты можешь спасти их – близнецов, маму, Сэма. Если ты вернешься, то сможешь спасти их всех».           

Она подняла черную трубку. Та была скользкой и пугающей. Запретной. Гудок злобно застонал ей в ухо.

А что, если Агнес не ответит?

Что, если она уже начала новую жизнь Извне и откажется подвергать ее опасности, вернувшись в это проклятое место?

       «На ее месте я бы точно не стала этого делать».           

У Бет вспотели крылья носа. Она провела по ним рукой и уставилась на потрепанные мамины занавески. Переломанные пластинки с мирской музыкой все еще лежали под магнитофоном, словно зазубренные осколки разбитого сердца.

– Бет? Бет, ты можешь набрать номер?

Она сделала глубокий вдох, задыхаясь от консервированного воздуха трейлера. Затем принялась стучать по кнопкам, неуклюже нажимая не те цифры. Ее пальцы казались толстыми и бесполезными. Она не могла сделать эту очевидную и простую вещь… набрать номер сестры.

Она не могла.

Кори положил руку ей на плечо.

– Агнес вернется, вот увидишь. И все будет в порядке.

– Ты действительно в это веришь?

Его глаза казались старше. За эти последние недели он изменился.

А как же она? Неужели она тоже изменилась?

«В лесу я чуть не дала ему умереть, – с тоской подумала она. – Какой человек на такое способен? »

В глубине души она беспокоилась, что осталась всё той же ужасной, недостойной личностью. Она хорошо поработала, присматривая за Кори. Но что, если это просто лак поверх старой краски? Что, если она не заслужила ни Агнес, ни ее благословения?

– Нет смысла звонить. – Отчаяние душило ее. – В этом нет никакого смысла.

– Бет, – сказал Кори. – Она твоя сестра. Просто поверь.

Кончиком указательного пальца она набрала номер и поднесла гладкую трубку к уху. Кори прижался к ней своим заросшим щетиной лицом, слушая, как идут гудки.

       «Ну же, Агнес, я не знаю, сколько времени осталось у детей».           

Гудки.

       «Давай, Агнес, ответь! »          

Гудки…

 

         – 47‑             

 

       АГНЕС          

 

       Ты можешь винить Бога за красную трагедию,           

       но приблизит ли это тебя к её пониманию?           

       АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ          

 

В середине дня в кармане платья у Агнес настойчиво зазвонил телефон. После пятимильной прогулки по удушающей жаре они разбили палатки, чтобы отдохнуть от палящего солнца. Агнес отдыхала рядом с Зиком, но заснуть не могла.

Уровень глюкозы в крови – 29 ммоль/л.

В тот день она начала видеть страдание в его глазах, глубокую усталость. Было жалко смотреть, как он пытается скрыть свою боль. Она знала все его рассказы.

Хотя ходьба снизила бы уровень сахара в крови, Макс нес его на спине последние две мили, потому что Зик начал спотыкаться.

Но Агнес не испугалась. Не испугалась.

К этому времени она уже достаточно хорошо понимала, как действует страх, и понимала, что не может позволить себе открыть ему дверь, даже чуть‑ чуть приоткрыть ее. Как только страх возьмет верх, он сорвет дверь с петель.

Бзззз… Бзззз…

Агнес озадаченно нахмурилась. Как она могла получить телефонный звонок? Все, кого она знала в этом мире, уже были с ней.

На мгновение воцарилась тишина. Может, ей показалось?

Снова послышалось жужжание. Ей звонили по телефону.

Она с трудом поднялась на ноги. Лодыжки словно кто‑ то избил свинцовой трубой, и Дэнни пришлось сдернуть сапоги с ее опухших от ходьбы ног.

И от жары. Агнес жила в ней всю свою жизнь, но никогда не страдала. Никогда не подвергалась ей час за часом бесстрашия. Каждый дюйм ее кожи жгло. Она чувствовала себя мягким, хрупким, белобрюхим созданием, которое какой‑ то дьявол отскреб наждачной бумагой.

Полностью проснувшись, она полезла в карман за телефоном. Если шум разбудит Иезекииля, который так нуждался в отдыхе, она заплачет.

Она не узнала номер, но, с другой стороны, Дэнни или Матильда были единственными номерами, которые она могла узнать.

Она ткнула пальцем в экран.

– Алло?

Искаженные помехи.

– Кто это?

Похороненный в этом белом шуме, тихий, испуганный голос. Женщина? Девушка?

Может, это… Нет, это же невозможно…

Ее телефон отключился. К её уху был прижат кусок холодного металла.

Она выскользнула из палатки под палящее солнце, направляясь к походной печке и белым пластиковым шнурам.

– Эй. – Джаз с винтовкой на коленях высматривала каких‑ то тварей. – Что случилось?

– Я должна зарядить его, но моя рука…

– Вот. – Джаз взяла телефон из ее забинтованной руки. – Я всё сделаю.

Агнес сидела, дрожа всем телом. Телефон мигнул, впитывая энергию.

– Агнес. – Джаз говорила ровно, спокойно. – Я должна знать. Действительно ли пространство молитвы – это Бог?

Пораженная, Агнес посмотрела в ее глаза цвета карамельного сиропа. Она чувствовала здесь какую‑ то скрытую опасность. От мысли, что она будет проповедовать так, как проповедовал Пророк – в невежестве – у нее скрутило живот. Но разве может быть что‑ то плохое в том, чтобы сказать, во что она действительно верит?

– Я верю, что пространство молитвы – это Бог.

По щекам Джаз покатились слезы.

– Значит ли это, что…, ‑ она бросила на Агнес горящий взгляд. – Моя семья на небесах, Агнес? Так?

По ее коже побежали мурашки, но разве этот вопрос не был неизбежен? В конце концов, кто‑ то собирался попросить ее объяснить тайны за пределами ее понимания, и она должна была сделать выбор: между утешением и правдой.

На долгое‑ долгое мгновение Агнес захотелось дать девушке утешение. Хотелось сказать ей: да, семья, которую ты любишь, ждет тебя на небесах. И Джаз бы поверила. Но она не могла, потому что Бог пространства молитвы всегда требовал правды.

– Я не знаю. Мне очень жаль.

Взгляд Джаз стал жестким.

– Что? Разве ты не пророк или что‑ то в этом роде?

Агнес стало дурно.

– Пожалуйста, не смотри на меня так. Я не могу быть… таким пророком.

– Каким «таким»?

– Из тех, кто утверждает, что знает ответы на все вопросы. По моему опыту, они лгуны.

– Но в этом‑ то все и дело, не так ли? – язвительно сказала Джаз. – У тебя нет никакого опыта в реальном мире, но все же ты получаешь больше ответов, чем все мы.

Тогда, в библиотеке, Агнес никогда бы не подумала, что однажды ей придется сражаться со сладкой Джазмин. Но тогда дорога, такая неумолимая и трудная, была как другой мир.

– Джаз, я знаю, что ты боишься…

Телефон Агнес включился, и она почему‑ то представила себе сестру. Бет. Может быть, это был ее голос по телефону?

Агнес вскочила, не обращая внимания на отрешенное выражение лица Джаз. Она сняла телефонную трубку и снова набрала загадочный номер.

Звонок прозвучал только один раз, прежде чем она услышала твердый, последний щелчок. Затем ей в ухо мягко произнес женский голос:

– Ваш поставщик услуг с сожалением сообщает вам, что в результате продолжающейся чрезвычайной ситуации сотовая связь будет прекращена на неопределенный срок. Для получения дополнительной информации настройтесь на свой местный канал. До свидания.

Незнакомые чужие слова ошеломили ее.

– У меня проблема с телефоном.

Джаз натянуто улыбнулась.

– Не заряжается?

– Я пыталась кому‑ то перезвонить… И тут вмешался записанный голос.

Улыбка Джаз погасла. Она пошла к палаткам, шурша и зовя остальных. Вскоре все проснулись, кроме Зика. Глаза Дэнни затуманились. Макс жевал зубочистку. Матильда сидела на бревне, потирая босые, распухшие ноги.

– Наконец‑ то это случилось, – сказала Джаз. – Сотовая связь отключилась.

Агнес все еще не понимала, что это значит, но телефоны, как по волшебству, оказались у Чужаков в руках. Они все пытались звонить, стуча по своим экранам.

Матильда включила громкую связь, и Агнес услышала то же самое записанное сообщение.

Ее друзья опустили руки.

– Это может быть временно, – настаивал Дэнни.

– Ага, конечно. – Макс мерил шагами палаточный лагерь. – Вот оно. Конец проклятого мира!

– Эй. – Матильда по‑ учительски хлопнула в ладоши. – Это ничего не меняет. Скоро мы доберемся до больницы. Тогда мы будем в безопасности.

       «Возвращайся в Сион».           

Но Агнес не понравилось застывшее изумление на лицах Чужаков. Они нуждались в этих устройствах… само их рабочее присутствие помогало им сохранять своего рода веру.

– Это не будет длиться вечно, – говорил Дэнни. – После того, как вспышка…

Джаз повернулась к нему, ее глаза горели.

– Когда же это кончится? Это уже было целую вечность назад, так когда же? Моя семья и друзья мертвы. Мы путешествуем с девушкой, которая какая‑ то святая, но с нами все еще происходит всякая чертовщина! Что мы сделали, чтобы заслужить это? – Она достигла критической точки. – Сколько еще страданий мы должны вынести?

– Джаз, – сказала Агнес. – Ты разбудишь Зика.

Джаз резко повернулась к Агнес.

– Это твоя вина. Все, что случилось с тех пор, как ты приехала. Лучше бы мы с тобой никогда не встречались. Лучше бы ты никогда не приходила!

Макс дернулся, словно пытаясь удержать ее, но, в конце концов, никто не сдвинулся с места.

Агнес заморгала, чувствуя себя потерянной. Неужели это та самая девушка, которая так тепло встретила ее, когда она только приехала? Девушка, которая разводила бабочек и вплетала ей в косу атласную ленту?

Не раздумывая, Агнес скользнула в пространство молитвы. Она услышала зловещее гудение страха Джаз. Девушка‑ Чужачка чувствовала себя покинутой, брошенной и испуганной. Она не хотела обидеть ее. Ей просто нужно было во что‑ то верить.

– Джаз, – сказала она. – Мы можем поговорить наедине?

Макс встал между ними, его глаза округлились от страха.

– Агнес, она не имела в виду…

       «Макс меня боится. Они все немного боятся».           

Агнес проигнорировала его и отвела Джаз в тень. В полумраке ее лицо с тонкими чертами было похожим на Бет.

– Ты же знаешь, что я ни в чем не виновата, Джаз, – сказала Агнес. – Ты же знаешь, что я такая же, как ты.

– Конечно, только с тобой говорит Бог. – Горький смех. – Бог заботится о тебе, говорит тебе все, что тебе нужно знать. И что же ты делаешь? Ты хранишь все это для себя.

Агнес стало жарко, она покраснела и устыдилась.

– Я знаю не так много, как ты думаешь. Я не знаю, что будет дальше. Я просто пытаюсь выжить.

Чужачка вытерла глаза и уставилась на свои ногти. Но Агнес заметила старую Джазмин, выглядывающую из тени. Более добрую.

Глаза Джазмин метнулись вверх.

– Ты действительно в темноте, как и мы?

– Каждый человек находится в темноте.

Дул сильный ветер, и маленькие камешки катились по их лагерю.

Сначала вирус, потом библиотека, потом пещера; лекарство Зика, а теперь проблема с телефонами… цепь событий напомнила ей об Откровении. В конце света бедствия следовали за бедствиями – град, чума, затем огонь – и не останавливались ни для кого. Ни для милых маленьких братьев или неряшливых сестер. Ни для Чужаков с золотыми сердцами. Бедствия продолжали прибывать, и они не прекращались, пока не сравняли землю с землей.

В глубине души она знала, что Бет пыталась позвонить. Это означало, что она, как и Сара, и Агнес до нее, сбежала.

Но Агнес ничем не могла ей помочь, дотянуться до нее.

Ничем, кроме…

– Джаз, – сказала она. – Ты помолишься со мной?

Чужачка потерла усталые глаза.

– Даже не знаю. Поможет ли это?

– Попробуй и увидишь.

Они взялись за руки, пока солнце палило вовсю.

Они молились. Надеялись и молились.

 

         – 48‑         

 

       БЕТ          

 

       Любая вера, не причиняющая вреда,           

       в конечном счете, является защитой; защитой от отчаяния.           

       АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ          

 

Бет не спала, но видела сон.

Она сидела в дешевом номере мотеля в Холдене, уютно устроившись под одеялом вместе с Агнес и детьми. Она, наконец, набралась храбрости и попросила Агнес бежать, и теперь они прятались, напуганные, но полные надежды. План состоял в том, чтобы продать отцовский грузовик и купить билет на самолет до Техаса или Невады, в зависимости от того, что будет дешевле, а потом устроиться на работу в прачечную, а детей отправить в школу. Конечно, дети еще не все были согласны… Сэм, в частности, был угрюм, постоянно угрожая убежать домой к отцу… но они привыкнут. Они уже начали привыкать.

Близнецы подружились с соседней семьей. Иезекииль умолял попробовать еду Чужаков, которую он видел по телевизору. Сэм, хотя и не признавался себе в этом, интересовался школой, научными классами, спортивными командами и – фу, мерзость! – девушками.

Да, со временем с детьми все будет в порядке. А пока они с Агнес, сбросив свои домотканые сарафаны, пряли мечты и строили планы. Агнес получит аттестат зрелости, а Бет отправится в кругосветное путешествие на самолете, остановится где‑ нибудь на пляже, чтобы проколоть себе пупок. Может быть, она даже уговорит Агнес сделать татуировку. Что‑ то в память о том дне, когда они нашли в себе мужество бежать. Дне, когда они стали Чужаками, отступниками, беженцами и мечтателями.

Дне, когда началась их новая жизнь.

Но это, конечно, был всего лишь сон.

 

      

        

– Бет? С тобой все в порядке? Бет?

Кори тряс ее за плечи.

Она потерла глаза, все еще прижимая телефон к уху и прислушиваясь к ровному гудку.

Она оставила голосовое сообщение, но это не имело значения. Даже если она оставит миллион сообщений, Агнес никогда не вернется домой. Зачем ей это, если она уже свободна?

– Бет, сядь, – с тревогой сказал Кори.

Она тяжело опустилась на край неубранной постели родителей, пытаясь взять себя в руки.

– Послушай меня, – настаивал Кори. – Агнес получит это сообщение и вернется домой.

– Нет, – холодно ответила Бет. – Она этого не сделает.

– Откуда ты знаешь? – потребовал он ответа.

– Моя сестра всегда думает о том, что лучше для Иезекииля, – отрезала Бет. – Как ты думаешь, ему лучше вернуться сюда? А?

Кори сжал ее холодные руки.

– Ты теряешь веру. Нам лучше помолиться.

Она отдернула руки.

– Для кого? К чему? Я же говорила тебе, что это место проклято.

Он коснулся своей ноги.

– Чудо…

– Насколько нам известно, это сделал Дьявол.

Лицо Кори исказилось от шока и ужаса, но Бет не взяла свои слова обратно. Лучше забыть все, что произошло в этой церкви – благословение Агнес и ни с чем не сравнимое чувство силы – и снова забиться в свою скорлупу эгоизма. Таким образом она прожила в Ред‑ Крике очень долго.

Ждать звонка Агнес было бесполезно. Пора было признать, что дети мертвы… или еще хуже. Ред‑ Крик был мертв… и действительно, побег был единственным разумным решением.

Она встала.

– Пойду приму душ и соберу вещи. Я предлагаю тебе захватить кое‑ что из одежды отца, если ты идешь со мной.

У него отвисла челюсть.

– Агнес перезвонит тебе по этому телефону. Если мы уйдем, она не сможет с тобой связаться. Мы не можем уйти.

– Спорим?

По пути в ванную она уже снимала отвратительное свадебное платье. Сбрасывая его, как зудящую чешуйчатую кожу.

 

         – 49‑             

 

       АГНЕС          

 

       Люди всегда нуждались в напоминании о том, что Бог не такой, как мы;           

       что его мысли совершенно чужды нашим.           

       Один взгляд на человеческое Гнездо говорит нам, что это так.           

       – АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ          

 

На третий день Иезекииль отказался вставать и идти.

– У меня все болит, – прошептал он. – Я не могу.

Уровень глюкозы в крови – 33 ммоль/л.

– Это диабетический кетоацидоз, – сказала Матильда, побледнев. – Послушай, мы почти на месте. Если бы мы только могли…

Макс выхватил зубочистку изо рта.

– Хочешь прокатиться на лошадке, малыш?

– Ты уверен, что тебе хватит сил? – спросила Агнес. Макс сорвал спину, неся Зика днем раньше.

Он пожал плечами, поднимая ребенка.

– Думаю, хватит.

Агнес поразилась перемене в Максе. Неужели это тот самый мальчик‑ Чужак, которому было лень переносить колодезную воду в библиотеку?

В тот день Агнес, Зик и Чужаки провели время лучше, чем кто‑ либо мог себе представить, заставляя ноги двигаться, несмотря на усталость и безжалостную жару. Бесконечный мерцающий асфальт обжигал глаза Агнес, и она чувствовала, как на щеках появляются рубцы от солнечных ожогов. Но Зику понемногу становилось лучше. Он пил воду, даже снова начал разговаривать. И они не видели никаких красных существ, что было похоже на благословение: как будто Бог решил облегчить их путь теперь, когда они почти достигли его конца.

– Ну же, Макс! Мы почти на месте! – прокричал Дэнни.

Слабо, но игриво Зик хлопнул Макса по груди.

– Да, Макс! Вперед!

Чужак пустился галопом, притворно ржа. Его скромная мышиная футболка промокла от пота, но он ни разу не пожаловался.

Рядом с Агнес торжествующе ухмыльнулся Дэнни. Они собирались сделать это. Скоро они будут в безопасности. От плеч Матильды уже волнами исходило облегчение.

– Как ты думаешь, мы примем душ в больнице? – поинтересовался Дэнни. – Будет горячая вода?

– Не надейся на это, малыш. – Матильда задыхалась, когда холм стал круче. – Самое лучшее, на что ты можешь рассчитывать – это кусок мыла и раковина.

– Принимаю это. Я грязный.

– Ты абсолютно прав, – отозвался Макс. – Иезекииль, разве Дэнни не воняет?

Ее брат бледно улыбнулся, и они поднялись на вершину холма.

 

      

        

Сердце Агнес встрепенулось и замерло.

Больницы не было.

Не было.

Там, где должно было стоять здание, не было ничего, кроме пылающих обломков, разбросанных по пустынному полю.

Агнес почувствовала себя так, словно ее ударили кувалдой по голове. Это, должно быть, галлюцинация от солнечного удара. То, что она увидела… это было невозможно.

Она закрыла глаза, потом снова открыла.

– О, Боже мой! – Дэнни потянулся к ее руке. – Она исчезла.

Это была не галлюцинация. Там не было ничего, кроме обломков, разрушений и разрухи. Маленькие огоньки все еще плясали в развалинах.

Мысли, как зыбучие пески, теснились в его голове.

       «Думай».           

Матильда не смогла дозвониться до больницы по телефону, но никто из них не ожидал ничего подобного. Даже отряд «Гори», который знал, что больница – их единственная надежда…

Отряд «Гори».

Мышцы Агнес напряглись.

– Они подожгли ее, – прошептал Дэнни. – Эти ублюдки, они…

– Нет, – твердо сказала Матильда. – Капитан этого не делал. Этот беспорядок был устроен кем‑ то гораздо более глупым. Только подумайте о растрате. Лекарства, машины…

– Это был кто‑ то с бомбой, – сказал Макс. – Никакой бензиновый пожар не смог бы причинить такого ущерба.

Агнес схватила Дэнни за руку. Вместе они смотрели на длинную полосу парковки, на тысячи фунтов бесполезных обломков там, где должна была быть земля обетованная, все еще дрожащая от пламени.

Бомба или нет, но огромное здание рухнуло. Только один угол держался, уходя в небо, как каменный хребет, вырванный из тела. Стекло покрывало землю под ним, как сверкающий снежный покров, а на остатках парковочного сооружения гигантские почерневшие от дыма буквы гласили «Милосердие».

Это было похоже на шутку – или проклятие – потому что, несомненно, это было самое большое, самое величественное здание, которое Агнес когда‑ либо видела.

«Извне нет убежища», – прошептал Пророк ей на ухо.

– Здесь, должно быть, свилось Гнездо, – сказала Матильда. – Какая‑ то банда идиотов‑ преступников, должно быть, решила, что самое лучшее – уничтожить все.

«Нет убежища, – раздался голос Пророка, холодный, как карканье ворона. – Извне нет убежища! »

– Я не понимаю, – простонала Агнес. – Что я сделала не так?

– О, милая, – сказала Матильда. – Это не твоя вина. Просто не повезло.

Рядом с ней появилась Джаз.

– Помнишь, что ты сказала? Бог все еще здесь. Бог все еще поет. Так ведь?

В воскресной школе Агнес узнала, что слово «апокалипсис» означает «раскрытие». Итак, она узнала, что когда Вознесение, наконец, придет, истинная природа мира будет раскрыта.

Она видела, что госпиталь Чужаков – это пустырь, земля которого засолена осколками разбитого стекла; и ее сердце тоже было пустырем, острым, с открытыми балками и столбами. Она изо всех сил пыталась понять, какую ошибку совершила, потому что в глубине души не верила в удачу.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.