ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 5 страница

Бет вспомнились слова Пророка: «Сила исцеления принадлежит мне и Богу. Таким образом, я запрещаю своему народу получать лекарство из любого другого источника».

Какой жестокий закон написал Пророк, запрещая медицинскую помощь. И все потому, что он хотел почувствовать себя более могущественным… более богоподобным.

Бет никогда не видела, чтобы он исцелял через веру. Но когда люди болели, они все равно шли к Пророку за его молитвами. Она думала, что это всего лишь желание. Она и представить себе не могла, что когда‑ то он был способен действительно, по‑ настоящему избавить их от болезни. Как Иисус в Евангелии.

«Женщина умирает, – писал он в своем дневнике. – Но я положил руки ей на голову, и они засияли багрянцем, благословенным, святым цветом. Я видел, как боль исчезла из ее глаз. Ее болезнь, как демон, была изгнана».

– Нет, – мягко поправила Кори Бет. – Пророк не может исцелить тебя. Может быть, когда‑ то и смог бы. Но Агнес была последней силой в Ред‑ Крике, и она ушла.

Она не упомянула, что Агнес перестала говорить о звуках, которые она слышала. Ее сестра тоже могла потерять свою силу. Но она не могла в это поверить. Если кто и мог сохранить Божью милость, так это Агнес.

– А что, если она вернется, Бет? – Глаза Кори метались, отчаянно ища хоть малейший проблеск надежды. – Что тогда?

Она не думала, что Агнес может исцелять, иначе она вылечила бы Иезекииля. Но, возможно, она просто еще не научилась этому. Возможно, она была способна на тысячу видов чудес, если бы попыталась.

Бет вздохнула. Она не хотела думать о сестре. Она всегда подозревала, что Агнес была особенной, но полная уверенность в этом заставляла ее нервничать и раздражаться.

В конце концов, никто никогда не преподносил ей судьбу на блюдечке с голубой каемочкой. Никакие силы не облегчали ей жизнь. У нее не было выбора, кроме как бежать из бункера тяжелым путем, не было выбора сейчас, кроме как смотреть, как Кори умирает, так медленно и мучительно.

И что потом? Что она будет делать потом?

Почему Богу все равно, что с ней будет?

«Нечестно, – подумала Бет, глядя, как Кори погружается в лихорадочный сон. – Это просто нечестно».

– 33‑

АГНЕС

Прежде чем я создал тебя во чреве, я познал тебя;

прежде чем ты родился, я отделил тебя;

я назначил тебя пророком для народов.

– Иеремия 1: 5

Агнес проснулась посреди ночи, задыхаясь от видения того, как бункер становится красным – видение всех ее людей с твердыми, похожими на драгоценные камни шкурами, завернутыми в зараженные объятия, и они дрожат, как башня ворон. Этот образ опалил ее, опалил душу. Никогда еще кошмар не пугал ее так сильно.

Она отстранилась от Иезекииля, ее кожа покрылась мурашками. Она потянулась за рюкзаком и дневником Бет, быстро пролистывая секреты своей потерянной сестры до первой чистой странице.

Слова собирались в ее голове, как грозовые тучи.

Ручка. Ей нужна была ручка.

Она зажгла свечу и прокралась в вестибюль. Все было тихо, если не считать тиканья часов. В библиотеке, как всегда, пахло бумагой и пылью.

На кухне – экстренные запасы: сухие пайки, палатки, спальные мешки, дополнительные одеяла, рюкзаки, вода. Матильда была готова ко всему. Даже готовилась к какому‑ то ужасному дню, когда им придется расстаться с библиотекой.

Агнес схватила ручку из банки и села за стол, потирая руки от холода. Желание писать было настолько сильным, что руки сжимались. Оно потрясло ее, желая, чтобы мышцы расслабились.

Агнес нацарапала:

«Мне снятся человеческие гнезда. Я вижу сны так неотступно, что знаю: в них есть некое послание. Но, Боже, какое? »

Ее сердце сильно билось, думая обо всем, что она видела; обо всем, что знала.

Церковь, которую построил Иеремия Роллинс, должна была объединять людей в утешении единения. Вместо этого он оцепил их стенами страха и ненависти. Но в пространстве молитвы все было наоборот. Пространство молитвы, богатое силой взаимосвязи, было светом. Оно медленно рисовало ей портрет Бога. Только вместо мазков кисти и цвета его носителем был звук.

Держа ручку, ее рука начала дергаться и дрожать.

В Библии только горстка людей знала Бога так лично.

Все они были Пророками.

«Так вот почему я должна была сбежать? Ты спас меня, чтобы я могла быть твоим Пророком? »

Ей хотелось выплюнуть эту мысль, как кусок прогорклой пищи. Это казалось слишком жестоким. И все же с каждым днем эта вера в ней все больше укреплялась. С учётом её снов и пространства молитвы это казалось неизбежным.

Но это вовсе не означало, что ей это должно нравиться.

Она задрала подбородок к потолку и закричала:

– Ответь мне только на один вопрос: почему ты не спас детей?

Потом она уронила ручку и зарыдала.

Агнес кое‑ что знала о Пророках – этих страшных созданиях, оставивших тяжелые следы в Ветхом Завете. Они появились во времена кризиса, когда отношения между людьми и Богом были напряженными, и когда люди боролись с последствиями своего существования. Слыша так, как другие не могли слышать, Пророки истолковывали Божьи послания для мира.

И ещё, все они были мужчинами.

«Господи, – взмолилась она. – Ты же меня знаешь. Ты же знаешь, что я недостаточно сильна».

Потом она вспомнила, как бежала за пекари с садовой лопатой в руке. Ее живот затрепетал от болезненного, нервного страха.

– Агнес?

Она подняла глаза и с удивлением обнаружила, что Дэнни наблюдает за ней с учебником подмышкой.

– Что случилось, Агнес?

Она покачала головой, желая, чтобы он не видел ее слез.

Он придвинул к себе стул.

– Послушай, мне очень жаль. Я был совершенно не в себе, крича на Макса от твоего имени. В свою защиту скажу, что дело было не только в тебе. – Его губы дрогнули. – Знаешь, я не выношу этого парня.

На мгновение у Агнес перехватило дыхание. Мужчина никогда прежде не извинялся перед ней, и она знала, что он говорит это от всего сердца. Импульсивно она положила свою руку поверх его ладони.

– Все в порядке. Я плачу не из‑ за того, что ты сказал.

Он взглянул на их руки и покраснел. Но не шевельнул ни единым мускулом, и она тоже. Поразительно, как немного темноты могло подбодрить одинокий дух.

Глаза Дэнни, как всегда, внимательно следили за ней.

– Ты боишься? Тоскуешь по дому?

– У меня сердце за них болит, – призналась она. – И я боюсь.

– Что я могу сделать?

Она вспомнила расстояние, которое почувствовала между ними, когда впервые приехала сюда. Как остро она ощутила, что он всегда будет Чужаком, а она – девушкой из Ред‑ Крика. В мерцающем свете свечей она поняла, что расстояние было иллюзорным. Разве они оба не проснулись и не испугались посреди ночи? Разве они оба не чувствовали себя одинокими и неуверенными в будущем?

– Дэнни, – прошептала она. – Ты веришь в Бога?

Он виновато посмотрел на потолок.

– Нет. Я бывал в церкви. Но никогда не верил.

Она моргнула, пытаясь представить себе такое.

– Разве это не одиночество?

– Не совсем так. – Тени ярко заплясали на его лице. – Я верю в людей, в доброту и в важность облегчения страданий.

Агнес просияла.

– Я тоже. Я тоже во все это верю.

Он кивнул, бросив взгляд на учебник.

– Вот почему я хочу стать врачом.

Теперь она поняла, почему он не спит.

– Тебе опять приснился кошмар. О необходимости кого‑ то спасать?

– Если возникнет какая‑ то чрезвычайная ситуация, когда моей мамы здесь нет…, ‑ она почувствовала, что его беспокойство усиливается.

– Когда придет время, ты будешь готов, – сказала она ему. – Я знаю, что так и будет.

– Ты действительно все еще веришь в Бога? – удивленно спросил он. – Даже после Ред‑ Крика?

Она улыбнулась.

– Мне очень легко в Него верить. Я слышу его повсюду.

– Неужели? – Он поднял бровь. – И даже здесь?

Вздрогнув, она поняла, что их лица были очень близко. Если бы она захотела, то смогла бы пересчитать веснушки на его носу.

«Господи, грех ли это? »

Она закрыла глаза и погрузилась в пространство молитвы. Время остановилось, и ночь расширилась. Она слышала нежный шепот книг и пение луны снаружи. Она слышала, как Чужаки овеяны снами, ка Бенни надеется, что этот новый мальчик будет теперь его хозяином. Все звуки покоя и краткого забытья.

И она слышала Дэнни. Его сердце бешено колотилось.

Она открыла глаза. Что‑ то изменилось в лице Дэнни, в самом воздухе.

Она вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать.

«Относитесь к другому полу, как к змеям».

Слова Пророка хлестнули, как плеть. Она отодвинулась, громко стукнув стулом об пол. Дэнни вздрогнул.

– Я не хотела…, ‑ начала она.

– Все в порядке, – сказал он слишком быстро. – Я понимаю.

Он схватил книгу и, покраснев, встал.

– Дэнни. – Она была в панике, отчаянно желая удержать его рядом. – Ты можешь мне кое с чем помочь?

Облегчение разгладило его лоб. Помогая ей, он ступил на знакомую почву.

– В чем угодно.

Она дернула себя за воротник платья, не желая показывать всю глубину своего невежества.

– Ты можешь показать мне, как пользоваться библиотекой? Как искать что‑ то?

– Конечно. – Если ее невежество и удивило его, то он хорошо это скрывал. – Но я должен предупредить тебя, что я не пользовался библиотекой, чтобы посмотреть что‑ нибудь с начальной школы. Всё всегда было… ну, в интернете.

– Что ты хочешь знать?

Боже, этого было так много. Почему её наделили пространством молитвы? Почему ей позволили покинуть свой смертоносный культ только для того, чтобы войти в разрушающийся, страдающий мир?

Она знала: чтобы по‑ настоящему понять это, ей придется встретиться с Гнездом Гила.

Человеческим.

Ее интуиция, когда‑ то подавленная, была силой, которой она постепенно училась доверять.

Но она еще не была готова увидеть Гнездо.

– Агнес? – мягко подтолкнул Дэнни.

– Я хочу знать историю Гила, – сказала она; ее мысли были заняты колодцем и криком, который вырвался из нее – человеческим криком. – Я хочу знать, что здесь произошло в 1922 году.

– 34‑

АГНЕС

Совет же Господень стоит вовек; помышления сердца Его – в род и род.

– Псалом 32: 11.

К тому времени, когда они, наконец, сложили воедино всю историю, рассвет заструился сквозь окна библиотеки. Дэнни снял очки и устало потер глаза.

– Прости, что задержала тебя, – прошептала Агнес.

Они сидели на корточках среди кучи данных переписи, муниципальных карт и пожелтевших отчетов о преступлениях. Ее ноги свело судорогой от долгого сидения, а глаза резало от усталости.

Теперь она знала, чей крик услышала у колодца, и ей было очень жаль эту девушку. И еще больше она стыдилась земли, где родилась.

– Ничего страшного. Это было… ну, не то, чтобы весело. – Дэнни слабо улыбнулся.

Они оба посмотрели на ордер на арест Джереми Роллинза, похитившего четырнадцатилетнюю девочку по имени Сара Шайнер.

– После того как он уехал отсюда со своей женой и Сарой, он основал мой город. Не для того, чтобы создать новую религиозную общину, а чтобы спрятаться от закона. Ведь его собирались повесить.

– Да? – осторожно кивнул Дэнни, стараясь не давить лишний раз на больное. – И факты это подтверждают.

Агнес разгладила юбку на коленях.

– Каковы были шансы, что из всех городов мира мы с Зиком окажемся именно здесь?

– Один из ста? – Он пожал плечами. – В конце концов, мы не так уж далеко от Ред‑ Крика.

– Дэнни. Сара Шайнер была моей прабабушкой. Отец рассказал мне о ней незадолго до того, как я обручилась с Мэттью Джеймсоном. Он сказал, что она сбежала из Ред‑ Крика, но оставила сына. Этот сын и все его потомки страдали от ее немилости. Вся эта ненависть длилась поколениями. И была она родом отсюда.

Дэнни выглядел потрясенным.

Свечи давно уже растаяли и потухли. Рассвет нарисовал длинные, похожие на пальцы тени на полу секции местной истории.

– Ты была помолвлена? – Голос Дэнни звучал напряженно. – Со взрослым мужчиной? С кем?

Она поморщилась.

– Его звали Мэттью. Он был лжецом, который считал себя верующим. В конце концов, он женился на моей сестре. – Она увидела, что он собирается заговорить, выразить свое сожаление, и поспешила продолжить, опасаясь тяжести его жалости. – Думаю, тебе бы понравилась Бет. Она была… есть… очень умная и очень красивая.

– Конечно, – сказал он серьезно. – Ты тоже.

Он удивил ее, заставив рассмеяться.

– Мы с Бет абсолютно разные. Как будто мы вообще не сестры.

Затем ее мысли вернулись к тому, что он подразумевал. Что она – некрасивая Агнес с квадратным подбородком – была прекрасна.

Глядя в его внимательные, ищущие глаза, она задавалась вопросом, что же он увидел такого, чего не увидела она.

Потом ее захлестнула печаль, мысли о Бет и доме. Она вытерла нос рукавом мышиного цвета.

– О, Дэнни, а что, если именно поэтому Бог позволил нам с Зиком сбежать? А вдруг я, в некотором роде, свидетель ужаса моего дома? Хранитель склепа?

Его лицо смягчилось. Агнес знала, что если потянется к нему, он прижмет ее к себе.

– Агнес. Бог ничего не допускал. Ты сбежала, потому что ты крепкая и сильная. Ты сбежала, потому что ты – это ты.

В его словах была правда. Бог разрешает то или запрещает это… так думал Ред‑ Крик. Бог, которого она ощущала в пространстве молитвы, был более сложным. В тысячу раз тоньше и запутаннее.

– Я не могу ясно мыслить. – Она прижала кончики пальцев к глазам. – Я никогда так не уставала.

– Теперь ты здесь. Ред‑ Крик остался позади.

Она судорожно сглотнула.

– Он никогда не будет позади.

– Нет, конечно, нет, – поспешно ответил он. – Я просто хотел сказать: не кори себя. Ты сделала очень многое.

Да, но это еще не все.

И хотя она не могла объяснить это даже самой себе, она чувствовала все большую уверенность в том, что Бог скоро откроет ей, что нужно делать.

Глядя на знающего, рассудительного Дэнни, она спрашивала себя, не сошла ли она с ума. Может, она слышит звуки там, где их нет?

Но она не стала задумываться слишком долго. Каковы бы ни были причины, по которым она оказалась рядом, пространство молитвы было самым реальным, что она когда‑ либо испытывала. Чтобы найти его, ей нужно было только закрыть глаза и погрузиться глубже.

Она знала, что Бог неизбежно потребует от нее что‑ то взамен. Разве не так всегда было в Библии? Иосифу тоже сны были навеяны не просто так, и Ноя не предупреждали о дожде только для того, чтобы предсказать погоду.

Дэнни уставился в окно, и это заставило ее внимательнее прислушаться к тому, что он сказал:

– Агнес, я хочу, чтобы ты знала: помочь тебе сбежать – это лучшее, что я сделал за всю свою проклятую жизнь. Я получил кучу «отлично» на куче глупых экзаменов. Но я никогда не гордился ничем так, как тем, что был рядом с тобой.

Его пристальный взгляд врезался в нее, отчего у Агнес перехватило дыхание.

– Ты это серьезно? – прошептала Агнес.

– Да. Нет ничего лучше апокалипсиса, чтобы выяснить, что действительно для тебя важно.

Она уставилась на то же самое место на окне, которое так очаровало Дэнни минуту назад.

– Для меня тоже много значило, что ты приехал в Ред‑ Крик, – призналась она. – Это изменило все. Но я никак не могла понять, почему ты так старался мне помочь. Это ведь было абсолютно безнадёжное дело?

– Агнес, пожалуйста, посмотри на меня.

Она так и сделала, слегка дрожа. Или вибрируя. Трудно было сказать наверняка.

– Я не верю в любовь с первого взгляда, – пробормотал он. – Но увидев тебя такой свирепой и решительной на кладбище, с косой самых длинных волос, которые я когда‑ либо видел… Я скажу тебе кое‑ что. Это заставило меня чертовски сильно влюбиться. – Он низко рассмеялся. – Честно говоря, это было все равно, что попасть под поезд.

У нее отвисла челюсть, в ней шевельнулись годы подавленных и раздавленных чувств.

«К черту Пророка, – подумала она. – Я умираю от желания поцеловать его».

Потом она вспомнила трагическую историю Сары и свои подозрения относительно собственной судьбы.

Она не могла его поцеловать. Не раньше, чем поймет, кем – или чем – она была на самом деле.

Дэнни первым прервал зрительный контакт и начал собирать старые бумаги, книги и документы.

– Тебе надо немного отдохнуть. Я все уберу.

Она слишком устала, чтобы спорить.

Однако, сделав несколько шагов, она оглянулась.

И быстро пересчитала веснушки на носу Дэнни.

Их было четырнадцать.

– 35‑

АГНЕС

Ты будешь искать меня и найдёшь, когда будешь искать всем сердцем.

– Иеремия 29: 13.

В то утро, когда Зик смотрел фильмы о супергероях на кухне с Максом, Агнес молилась.

Она молилась так усердно, что начала плакать, ее лицо было мокрым от соли. Сначала она не знала, молится ли она о наставлении… или о милосердии.

– Боже, – говорила она. – Я знаю, что ты хочешь, чтобы я посетила человеческое Гнездо. Я знаю, что оно, как и Иеремия, только и ждет возможности заговорить. – Она выдохнула. – Но мне не нужна судьба, пожалуйста. Я хочу быть просто Чужаком, бесстрашным и одиноким.

Она представила себе лицо Дэнни, как они вчера вечером были близки к поцелую.

И разве она не заслужила минутной передышки? Минуты покоя?

Если бы Бог взял ее жизнь в свои руки, она могла бы стать кем угодно – могущественной, святой, мудрой – но только не тем, в чем ей всегда отказывали.

Если Бог заберет ее жизнь, она никогда не будет свободна.

Стоя на коленях, она чувствовала себя отвязанной, плывущей по течению. Шок от такой новизны валил ее с ног. Внешний мир, укрепляющееся пространство молитвы, даже почти состоявшийся поцелуй с Дэнни истощили ее. Но хуже всего была мысль, переходящая в уверенность, что она приехала в Гила, чтобы стать пророком.

Ненавистная мысль, не в последнюю очередь потому, что она все еще отдавала богохульством на языке Ред‑ Крика.

И все же… она не могла отрицать, что знает то, чего не должна – не может – знать. Огромные, болезненные, громоздкие вещи.

Она вздрогнула, вспомнив крик Сары Шайнер в пространстве молитвы.

Этот вопль.

– Боже, – прошептала она. – Если я не могу заставить тебя передумать, тогда скажи мне ясно. Кем я должна быть? Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Робкий стук в дверь.

– Можно мне войти?

Джаз.

Агнес быстро выпрямилась, вытирая опухшие глаза.

– Да. Со мной все в порядке.

Чужачка бросила один взгляд на ее лицо и поспешила вперед.

– Нет, это не так. О, Агнес. – Джаз обвила загорелые руки вокруг ее шеи. От нее пахло корицей. – Я все прекрасно понимаю.

– Понимаешь?

Она энергично закивала.

– Ты застряла между двумя мирами. Но я могу тебе помочь.

Агнес скептически посмотрела на нее.

– Можешь?

– А ты знаешь, что я раньше разводила бабочек?

Агнес озадаченно покачала головой. При чем тут бабочки?

– Монархи. – Слова Джаз стали печальными. – Каждую весну я выводила их из гусениц. Макс считает меня сумасшедшей, но я действительно искренне верила… что они предсказывают будущее.

Агнес не смогла скрыть улыбки.

Джаз покраснела, торопясь закончить свою речь.

– Правда. Например, если бы десять из двенадцати были здоровы, у меня был бы отличный год в школе. Но если только шестеро выберутся из кокона, я получу травму на тренировке болельщиков и мне придется просидеть весь сезон.

– А что случилось прошлой весной?

Джаз отвела взгляд.

– Весной перед Петрой мои коконы заразил паразит. Прошли недели – слишком много времени, чтобы вылупиться, и когда они это сделали… оттуда выбрались осы.

В ужасе Агнес еще глубже заглянула в глаза Джаз цвета сиропа. Возможно ли, что знаки и символы привели постороннюю девушку в это место, как и пространство молитвы привело сюда Агнес? Возможно ли, что Бог свел их единственную маленькую группу – Дэнни с его наукой и кошмарами, Матильду с ее материнством, Джаз с ее эксцентричностью и Макса с его супергероями – вместе по какой‑ то причине?

Ее пульс участился, точно зная, что она должна сделать, чтобы ответить на этот вопрос – увидеть человеческое Гнездо, – но она все еще не была готова это сделать.

Мысль о том, чтобы отдать свою собственную жизнь во имя чего‑ то безграничного… не говоря уже о том, чтобы увидеть слившихся воедино людей…

Джаз схватила ее за руку.

– Пошли. Я знаю, как заставить тебя чувствовать себя лучше.

Агнес ничего не оставалось, как последовать за возбужденной девушкой через стеллажи в отдел биографии, где та спала с Максом.

Она была поражена, увидев только один спальный мешок, расстеленный рядом с двумя подушками. Её обдало жаром, когда она подумала о Дэнни… и она быстро перестала думать.

– Это мои вещи. – Багаж Джаз был переполнен. Радуга блузок, платьев, лент для волос и туфель. Она вытащила из кучи джинсовые шорты и лиловый топ.

– Агнес, тебе нужно переодеться. Во что‑ то клевое. И я думаю, что это твой цвет.

Агнес посмотрела на яркую одежду, и её щёки вспыхнули. Неужели Джаз говорит это всерьез?

Из тени выползло воспоминание. Ей было шесть лет, водоем… мальчики Джеймсон, и она голышом. Отец кричал на нее.

«Если я еще раз увижу тебя голой на улице, я убью тебя! »

Только теперь отца здесь не было. Может, Джаз и права, и ей нужны перемены.

Девушка‑ Чужачка повернулась к ней спиной, давая возможность уединиться. Агнес глубоко вздохнула и позволила платью упасть к ногам. Она застегнула молнию на шортах Джаз и натянула топ через голову, ожидая превращения, но ничего не произошло. Одетая, она чувствовала себя совершенно голой. Сияя, Джаз подвела ее к огромному окну.

Агнес печально посмотрела на свое отражение в толстом стекле.

Ей не нравилось видеть свою кожу такой обнаженной… это было все равно что видеть дерево, лишенное коры. Ее мысли по‑ прежнему находились в ненавистных сетях Ред‑ Крика, но дело было не только в этом.

«Это не мое будущее».

Да, грядут перемены. Но она никогда не должна была стать Чужачкой.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Это просто не я.

Улыбка Джаз увяла.

– Точно? Ты уверена?

Агнес была уверена.

– Ты действительно прекрасно выглядишь. – Джаз, отраженная в зеркале рядом с ней, остановилась. – Погоди. Может, попробуешь еще что‑ нибудь?

Агнес кивнула. Она перепробует сотню разных нарядов, если это сделает ее новую подругу счастливой… но ее окончательное решение будет таким же. Она не была гусеницей, способной расцвести за одну ночь. Она всегда была только собой.

Джаз метнулась к своей сумке и вернулась с алой атласной лентой, блестящей и поразительно яркой.

Агнес ахнула.

– У тебя невероятные волосы. Они должно быть длиной до талии? Ты могла бы перевязать их чем‑ нибудь ярким. Как думаешь?

Ошеломленная, Агнес позволила ловким пальцам Чужачки расплести ее волосы. Она закрыла глаза, вспоминая раннее детство, когда мать заплетала ей косы.

Джаз начала продевать ленту через пряди. Агнес не была уверена, что ей это понравится, пока не увидела свое отражение.

Ее глаза, ее лицо были сильными, серьезными и решительными. Каким‑ то образом яркая лента подчеркивала эти качества. Когда‑ то она упрекнула бы себя за тщеславие. Теперь она почти прихорашивалась. Она знала, что ее бедная сестра, всегда любившая зеркало, одобрила бы это.

Джаз захлопала в ладоши.

– Тебе нравится. Я вижу.

– Спасибо, – выдохнула она. – Я буду носить ее всегда.

«И особенно, – подумала она, – сегодня вечером, когда пойду смотреть человеческое Гнездо».

Этот знак любви со стороны Чужачки был последним доспехом, в котором она нуждалась. Сияющий алый – этот яркий, запретный цвет – напомнил ей о том, через что ей пришлось пройти, чтобы зайти так далеко. И она не могла не задаться вопросом, на что она была бы способна, если бы продвинулась чуть дальше.

В зеркале она, наконец, увидела ту красоту, которую, как утверждал Дэнни, видел он сам. Красоту, смешанную с необычностью и, что самое поразительное, с силой.

Агнес в зеркале вздернула подбородок.

Настало время узнать, о чем Бог попросит ее здесь, Извне.

– 36‑

БЕТ

Человек подобен дуновению; дни его – как уклоняющаяся тень.

– Псалом 143: 4.

Крики Кори заставили Бет выскочить на улицу на шестой день их жизни в заброшенной церкви.

Ужасные крики, словно колья, пронзающие ее сердце.

– Я вернусь, – сказала она ему. – Я собираюсь найти лекарство. Клянусь, я вернусь так быстро, как только смогу.

Его руки вцепились в алтарную ткань, которую они использовали вместо одеяла, а глаза выпучились. Он не был похож на того парня, которого она целовала на краю каньона. Он почти не походил на человека.

Он умрет сегодня ночью.

Выйдя на улицу, она обхватила себя за плечи и повернула лицо к белой, равнодушной луне, желая быть непорочной.

Это было неоспоримо: Кори умирает, потому что она была слишком глупа, чтобы бежать из Ред‑ Крика, когда у нее был шанс. Он умирал из‑ за ее ошибок.

Ее ноги напряглись, страстно желая бежать. Мчаться в ночь и никогда не оглядываться назад. Но она не могла… не сейчас.

– Не порть все, Бет, – упрекнула она себя. – Все уже почти закончилось. Не порть, как все остальное.

Она поправила рваные кружева своего свадебного платья вокруг талии – ее похудевшие бедра напоминали костлявые стрелки компаса, – смахнула с лица влажные от пота волосы и поспешила к хижине повитухи.

Она готова была продать душу за лекарство, за что угодно, лишь бы облегчить боль Кори. Она пыталась дозвониться в больницу со стационарного телефона в офисе Пророка. Она пыталась снова и снова, но телефон только звонил. Это было ошеломляюще, как наказание. Она представила себе злобных Чужаков, игнорирующих ее, смеющихся над ней, потому что она звонила из Ред‑ Крика.

Хижина повитухи была ее последней надеждой. Это было противозаконно – облегчать боль при родах, но были ли акушерки такими же верными, какими казались? Или кто‑ то припрятал немного лекарства Чужаков на крайний случай?

Хижина находилась в четверти мили вниз по дороге. В стороне от проторенной дороги, чтобы люди не слышали криков. Она толкнула толстую деревянную дверь – почти как дверь в подвал – и закрыла ее за собой.

Внутри были тьма и ужас.

В Ред‑ Крике рождение ребенка было Божьим наказанием за то, что женщина родилась женщиной.

В воздухе пахло эвкалиптом, лавандовой настойкой и человеческими жидкостями. Матери должны были рожать на земляном полу. Холод просачивался сквозь туфли Бет. У входа горели фонари на случай полуночных работ. Она зажгла один из них и подняла его над чанами и ведрами, рассматривая потёки крови.

Это было ужасно.

У нее мурашки побежали по коже при мысли о том, чтобы прикоснуться к чему‑ нибудь в этом ужасном месте, но она была полна решимости помочь Кори.

Бет яростно опустошала банки с толченым тимьяном и измельченным шалфеем, ища спрятанные пилюли и потайные бутылочки. Она рылась в ящиках письменного стола – дешевле и меньше, чем у Пророка – и рылась в груде истлевшего белья. Она переворачивала корзины с ужасными инструментами – щипцами, зажимами и скальпелями.

Ничего, ничего и снова ничего.

Снаружи завывал порывистый ветер.

– Ах вы… овцы! – закричала она на отсутствующих акушерок. – Как вы могли следовать всем этим дурацким правилам?

Она в отчаянии сползла вниз по стене.

В комнате пахло кровью. Она увидела себя в зеркале во весь рост, и отражение потрясло ее. В своем грязном подвенечном платье она выглядела как привидение. Глаза ввалились, волосы растрепались. Красота, которую она так высоко ценила, исчезла. Бет едва узнавала себя.

В зеркале она видела свою мать.

Впервые после бункера она позволила себе заплакать. Заплакать и зарыдать, как ребенок.

Ей было холодно… ужасно холодно. Ее руки жаждали тепла и комфорта, которые Кори больше не мог обеспечить. Они жаждали обнять близнецов, милых маленьких девочек, которые любили уткнуться носом в ее грудь Если бы она закрыла глаза и обхватила себя руками, то почти почувствовала бы их.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒