Дорогие читатели, вы прочитали большую половину романа «БИНДИ», но это еще не конец! Продолжение ищите в интернет-магазине «ПРИЗРАЧНЫЕ МИРЫ». 9 страница

Для них.

Как говорит папа при каждой нашей встрече: {«Я хочу гордиться тобой, Дейл»}, - закончив фразу, он все время возводит брови на лоб, наверное, – для пущей убедительности. Нет, сначала я всерьез держался за эти его слова, я работал над собой и работал над проектами, ночевал в офисе, был хорошим сыном – примерным и послушным… Можно бесконечно перечислять. Суть в том, что повода для гордости, как оказалось, у моего отца не нашлось. И вот когда до меня это дошло, я опустил руки и на все наплевал.

В дверь позвонили. Меня осенило.

- А как ты вошла?

Мама удивленно машет накрашенными ресницами, а потом поворачивает голову набок и досадливо ею покачивает.

- У меня есть ключи, – укоризненно.

Сколько должно пройти лет, чтобы она стала меня воспринимать, как взрослого мужчина, а не мальчишку?

Снова звонят. И вот теперь я подрываюсь с места. На пороге стоит тяжело дышащий Алистер в спортивном прикиде, с бутылкой воды в руке, на запястье которой надет smart-fitness браслет.

- Я бегал, был недалеко, – говорит он вместо приветствия и проходит в квартиру.

Закрываю дверь и следую за ним, удивляясь его беззаботности и наглости. Я его не приглашал.

- Что ты делал в Термини? *1*

Шеридан отпивает воды, проходит в гостиную и, оставив бутылку на низком журнальном столике, поднимает руки кверху, подтягиваясь.

- Говорю же – спортом занимался.

Он бросает на меня ропщущий взгляд, и я отвечаю ему тем же.

- Почему ты бегал здесь, а не в парке? И вообще, я не ждал тебя в гости, знаешь ли.

Алистер сужает глаза, снова на меня посмотрев через плечо.

- Это допрос?

Я бы ему ответил, если бы не вмешалась любимая мамочка. Шеридан ее не заметил, но прямо за гостиной находится кухня. Вместо двери – гигантская арка. Мама, выдвинувшись на стуле назад, машет Алистеру.

- Приве-е-е-ет! – растягивает она, как восторженная мелкая девчонка.

Я закатываю глаза. Лицо у меня заливается краской. Постоянно смущаюсь от того, как мать общается с заносчивым ирландцем. Она обожает его, как второго сына, и никогда не упустит возможности лишний раз доказать это.

Рот Алистера приобрел очертания буквы «О». Изумившись тем, что внезапно обнаружил ее у меня дома, он вскинул брови. Но замешательство вскоре сменилось радостью. Он двинулся к ней с распростертыми объятиями, будто пошел навстречу мечте.

- Миссис Мёрфи! Я так рад вас видеть!

Она обнимает его, вложив в это действие – клянусь – всю свою душу. Даже меня, наверное, так не любит. Вся расцвела от его дежурных приятных слов. Сказав несколько комплиментов, придурок поцеловал тыльную сторону ее ладони.

- О, Господи, – она почти воскликнула, – день стал куда лучше.

Практически уложившись на барную стойку бедром и опершись на нее рукой, Алистер уверяет зрелую блондинку напротив:

- Поверьте, вы услышите в свой адрес еще кучу лестных слов, миссис Мёрфи!

Я все еще никак не могу понять: Шеридан так бесподобно играет или он, вправду, любит и уважает ее. Поправив прическу, она легким касанием трогает его плечо.

- О, перестань. Я же говорила, что ты можешь называть меня Кейтлин…

- А лучше – мамой, – вмешиваюсь в их идиллию, доставая из холодильника графин ананасового сока.

Они оба смотрят, как я наливаю себе в стакан холодный напиток, а потом мать сердито отмечает:

- Ты жутко не воспитан.

Пропустив мимо ушей то, что она говорит мне изо дня в день, решаю вновь вклиниться в прервавшийся диалог – ну, просто воплощение любезности.

- Со стороны вы смотритесь, точно завидные подружки! – забавляясь, говорю и гляжу на обоих по очереди. Потом заявляю Алистеру: – У нее завтра по плану намечается поход в СПА-салон. Не хочешь составить компанию?

Громко рассмеялся на то, как Шеридан натягивает лживую улыбку и аж челюсть у него сводит – так хочет въехать мне по физиономии! Мама принимается ворчать и фыркать, вдруг берет в руки пальто, сумку, сжимает в ладони связку ключей. Заметив это, я обращаю на нее озорной взгляд.

- Да, мамуля, тебе уже пора.

Дабы пожаловаться на меня, она устало вздыхает и жалобно глядит на Алистера. Тот осуждающе ткнул пальцем в мой оголенный торс.

- Будь я на месте Кейтлин, не стал бы покупать тебе эту квартиру, – потом он обводит рукой помещение и кивает в знак весомости своих слов.

Я на это лишь смеюсь, а мама направляется к выходу. Шеридан вызывается проводить ее. Я могу слышать, как она еще несколько минут, прежде чем окончательно уйти, стыдит и упрекает меня при нем. Но мне, откровенно говоря, все равно.

Алистер возвращается на кухню. Я отчетливо различаю, как две неравные эмоции сменяют друг друга на его лице: умиление собой и недовольство мной.

- Ты просто засранец, – роняет без энтузиазма и хватает мой стакан со стола, выпивая содержимое залпом.

А затем наливает в него еще сока. Я развожу руки в стороны – мол, извини, меня не изменишь.

- Почему ты так говоришь с матерью?

- Ой, отвяжись! – отвернувшись и махнув на него ладонью, я шагаю в спальню.

Он, по-прежнему держа наполовину полный стакан в руке, увязывается за мной. Я собираюсь в душ, но Алистер кладет ладонь на дверь, не разрешая пройти в ванную комнату.

- Такой развязный Дейл мне импонирует, – отхлебнув еще немного сока, он приблизился, – мне нравится, что нынешний Дейл – ас в своем деле, погрузился в работу, а по вечерам жарит девчонок у себя дома, но… – замявшись, Шеридан, проводит языком по губам.

Я одной рукой отвожу его в сторону и все-таки юркаю внутрь ванной. Запираюсь, когда Алистер начинает ломиться.

- У меня нет времени на твои сантименты, – кричу ему отсюда, раздеваясь. – Днем я играю в гольф с отцом.

Вообще, Шеридан не тот человек, который запинается, волнуется, обрывает речь. Именно поэтому, думаю, я отгадал дальнейшую часть тирады. Я знаю, что ему нужно. Я уже было собрался включить воду, но жалкое поскуливание Алистера меня остановило.

- Дейл, послушай, это важно! Просто выслушай. От тебя зависит, попаду ли я на выставку старинного оружия или нет. Ты ведь знаешь, что я балдею от стрельбы и от всего, что с ней связано, а Дейзи обещала отдать мне билет только в том случае, если ты согласишься прийти на показ.

Лео с Лукасом решили стать инвесторами какого-то молодого дизайнера. По иронии судьбы, она оказалась индианкой. За пару месяцев до этого их фабрика впервые произвела экспериментальную партию женских наручных часов. Насколько я понял, в качестве рекламы модели во время показа продемонстрируют не только модную одежду, но и аксессуар от нашей компании [«BL»]. Лукас мне даже не предлагал поучаствовать в этом проекте. Во-первых, потому что у меня полно другой работы, а во-вторых, уточнять необязательно. Я даже раздумывать на эту тему не хочу и не желаю приходить на будущее мероприятие. И как, интересно, молодой мастер поможет нам? Я с самого начала был уверен, что это пустое вложение денег, но, говорят, Нишу Талиб любят на просторах Интернета. Ее муж – богач – созвал прессу и потрудился сделать своей жене отменную рекламу. Ну, в связи с такими обстоятельствами, быть может, сперва я был не прав. Возможно, ее имя сделает новую серию наших часов популярной и хорошо продаваемой.

Но это не значит, что я буду там присутствовать. Алистер может и на коленях стоять. Я не стану потакать его капризам.

- Передай, пожалуйста, Дейзи, что между нами все давно кончено. Я не понимаю, зачем ей так часто летать сюда из Ливерпуля.

Шеридан однозначно не оставит меня в покое, а мне хочется принять душ в спокойном состоянии, потому я умываю мылом лицо и шею, чтобы, наконец, побриться. Час X настал. Я достаточно долго красовался щетиной, неплохо зарос и это… не очень на меня похоже.

- Раскрой глаза, остолоп! Дейзи влюбилась в тебя, – последнее предложение Алистер прямо пропел.

Я рассмеялся себе под нос, почему-то представив глупую картину, как он поет мне серенаду под дверью. Воображение подкидывает разнообразные варианты, и каким-то образом Шеридан в моей голове превращается в мексиканского менестреля, исполняющего песню группы «Gipsy Kings». Трудно не захохотать, но я стараюсь себя сдерживать, насколько возможно.

Я гляжусь в зеркало, нанося гель для бритья на подбородок и скулы.

- Я не слепой, – слава богу, не приходится кричать: стены тонкие, он все прекрасно слышит, – но мои чувства не взаимны. Сможешь ей это передать?

- Брось, Дейл! – Алистер стонет, обивая порог ванной. – Вы встречались два месяца. Два месяца! – повторяет тверже и я почему-то убежден, что он выставляет перед собой указательный и средний пальцы. – Ты ездил к ней, она ездила к тебе… В конце концов, Дейзи была тебе классной девушкой. Вы даже похожи. Вас все, – мой коллега принимается говорить медленно и плавно, – считали классной парой. Ты помнишь, что сказал мой приятель, когда узнал о вашем разрыве?

Скользя лезвием по щеке, я на мгновение хмурюсь. Нет, не помню. И что за приятель?

- Мне плевать.

- Де-ейл, – тянет страдальчески Алистер. – Дейл!

Я не отвечаю – он срывается:

- Мать твою, Мёрфи! Ну, чего тебе стоит сходить на этот гребаный показ?! Ты можешь даже не оставаться до конца. – Его голос приобретает серьезность и фундаментальность, которых не было минуту-другую назад. – А если ты не хочешь впускать в свою жизнь ничего индийского, то спешу тебя расстроить: вдруг это модельерша станет знаменита своими нарядами, и тогда римлянки и не только они, может быть, станут сочетать восточный стиль с западным! А? Да, у тебя с Майей не сложилось, но отпусти ты уже эту историю. Не можешь ведь ты всю дальнейшую жизнь избегать всего, что напоминает тебе о ней.

Черт. Надавил на кожу лезвием. Идет кровь, капли падают на края мраморной раковины. Я просто смотрю на свое отражение и слушаю монолог Алистера. Как будто я сам не знаю, что он прав… Да знаю я! Но не готов пока подвергать свою душу риску поранится, подобно лицу… вот сейчас. Это не так больно, в отличие от внутренних терзаний, не оставляющих никак в покое.

- Дейл, – спокойнее изрекает ирландец, – эта сучка Дейзи знает, что я всегда мечтал попасть на ежегодную закрытую выставку оружия. Ее старик – большая английская шишка, мне повезло меньше… Он достал ей билет, о котором я грежу денно и нощно. Ну, чего тебе стоит?.. – повторяет Алистер.

Больше не желая слышать, как болван за дверью наматывает сопли на кулак, я вытираю лицо полотенцем и, встав в душевую кабину, включаю воду. Сильный горячий напор – почти кипяток – наверняка поспособствует тому, чтобы я перестал думать о ней.

О Майе.

Если бы она только знала, что происходит со мной каждый раз, когда я вспоминаю ее кофейные глаза…

_________________

*1* – Термини – один из центральных районов Рима.

ГЛАВА 16

{Майя}

- Где здесь можно купить индийских сладостей? – нацепив солнцезащитные очки, тетя Чанда осматривается на длинной и довольно узкой улице.

Все мы – я, Анжали, Шанти, Ниша и их мать – не помещаемся на ее широтах. Приходится идти в два ряда и поторапливаться, поскольку позади тоже есть люди. Но никто не спешит, наслаждаются видами. Кто-то, подобно мне, читает надписи на шероховатых каменных стенах. Здесь так много имен, признаний в любви. Прекрасный, прекрасный город!

Моя мать, отец, тетя Чанда, дядя Санджей, их родственники, друзья, близкие и просто знакомые сверстники родились, выросли в Индии. Кроме Ниши, мои двоюродные сестры и Массуд сравнительно недавно переехали в Европу, когда Санджей открыл бизнес в Англии. Его единственный сын, правда, улетел из Дели в Лондон немногим раньше – поступать в колледж.

У папиной родной сестры не могло быть детей. Одинокая, стареющая женщина, нашедшая утешение в недавно родившейся девочке – во мне. Мама всегда была уверена, что родит еще. Ей нравилось развлекаться, наслаждаться молодостью и богатствами моего папы. Потому я очень-очень много времени проводила у тети Лалит в ее большом доме в Бакингемшире – пригороде Лондона. Моих родителей это устраивало, особенно после одного случая. Мама снова забеременела, а через несколько месяцев сделала аборт, узнав, что у нее снова будет девочка. В Индии это в порядке вещей, хоть и абсолютно противозаконно. Сейчас власти борются с такими явлениями лучше, но раньше случаи уничтожения девочек посредством аборта или после их рождения практически не могли контролироваться. Моя мать прервала беременность на пятом месяце, и не смогла более иметь детей. Никогда. Не знаю, почему она сразу же охладела ко мне? По крайней мере, тогда я – пятилетняя кроха – не могла найти ответов. Отец тоже стал относиться ко мне хуже. По прошествии лет, с высоты своего возраста и пережитых несчастий я сделала вывод, что они обсуждали сложившую ситуацию, а так же – мое рождение. Если бы я родилась мальчиком, проблем было бы меньше. Во всяком случае, на одну – точно.

Папа стал изменять маме. Ребенком я этого не понимала, но с годами все становится понятно. Даже когда Лалит привозила меня к родителям на месяц, два или полгода, мама, будто от меня сбегала. Их брак, скорее всего, был спланированным, как и мой с Джеем. Я стала нежеланным ребенком. Вполне вероятно, что сначала меня ждали и хотели. Хотя бы папа. Но, осознав, что долгожданного сына он не получит, всю злость направили в мою сторону. Я оставалась с няней, потому что отец проводил время с любовницами, а мать – с подругами.

Моя родная мамочка, которая должна была стать самым дорогим человеком на свете, оказалась такой чужой, такой отдаленной… Ее объятия заменила Лалит. Изредка – няня. Но я хотела к маме. Помню, как плакала ночами. В моей комнате у кровати стоял ночник. Он зажигался – и картинки на нем отчетливо проступали: взрослая олениха обнимает своего олененка. Я смотрела на бесподобно переданные художником эмоции на мордочке самки и плакала. Она любила своего малыша. Я просто хотела, чтобы меня любили так же.

И чтобы делала это мама.

Моя мама.

В конечном итоге Лалит окончательно перевезла меня к себе. Читала сказки перед сном, дарила свое тепло, готовила завтраки в школу, встречала вкусными ужинами, интересовалась моей жизнью. Я начинала понимать, что никогда не рожавшая женщина может оказаться неравнодушным, добрым человеком, принимающим чужого ребенка, как своего. Я просто полюбила ее, как родную. Мне ужасно не хватает ее. Тетя Лалит, заменившая мне мать, умерла пять лет назад от сердечного приступа. После ее смерти я продолжила жить в ее доме, он достался мне по наследству. Но так, как еще училась в школе, осталась на попечении переехавшего в Англию Массуда. А потом, уже после поступления в колледж, я вдруг сделалась для родителей остро необходимой. Вся эта история с папиным первым крахом, принуждение с его стороны, давление. Я обязана была согласиться играть по правилам отца. Вышла замуж за Джея.

Как только в голове проносится его имя, я вздрагиваю.

Снова и снова.

Когда моя семья потеряла все во второй раз, акции папиной компании были распроданы, и даже с недвижимостью в Дели пришлось распрощаться. Я подписала документы на продажу дома, который передался мне от Лалит, чтобы родители могли купить что-то приемлемое для них в Индии и, помимо этого, попытались хоть как-то встать на ноги. Наверное, следовало бы пожалеть их, но, как ни странно, нет у меня к ним ни любви, ни жалости.

В сети я часто натыкаюсь на сочиненные кем-то цитаты о том, что для людей Востока семья – самое главное, ценное, а женщина – буквально святыня. Жаль, что многие в это беззаветно верят. Необходимо подвергать сомнению все, о чем мы где-то услышали, где-то прочитали… Я научилась различать людей лишь по двум категориям: хорошие и плохие. Ничего не зависит от нации, религии, цвета кожи. Любой человек может оказаться восхитительным или ничтожным, ни в чем не повинным или преступником.

И вот сейчас я слушаю, как Анжали и Шанти потакают Чанде, соглашаются с ее критикой, выискивают на вершине холма Пинчо нечто индийское, поскольку прочитали в Интернете, что около Испанской лестницы недавно открылось несколько лавок, где продают гулаб джамун, *1* джалеби*2* и все такое прочее. Они ведут так себя и в Лондоне. Ниша – другая, она понимает меня. Мы перекинулись с ней сегодня парой предложений. Было приятно почувствовать ее поддержку и узнать, что у нее есть что-то от меня – любовь к свободе. Нише так повезло – муж разделяет эту ее страсть.

Она любит жизнь вольной птицы так же, как люблю ее я. Я к ней привыкла. Но, невзирая на обстоятельства и место, где я выросла, мне всегда было велено слушаться и уважать старших. Девушкам и женщинам, похожих на меня, очень страшно однажды остаться без единого родного плеча. Если посмеешь кому-то перечить, если поступишь по-своему, то от тебя отвернуться, выкинут из своих жизней, потому что ты – напоминание о позоре, с которым им довелось столкнуться. Я выросла на Западе, но мне ежедневно говорили, что я принадлежу Востоку. Иногда появляются такие мысли – сбежать. Но потом я начинаю размышлять, пугаюсь предполагаемых проблем, которые могут появиться на моем пути. И вообще – что делать дальше? А Дейл… Двигаясь вперед по улице, я улыбаюсь, припомнив его голубые-голубые глаза. Наверное, это мечта любой девочки – чтобы ее так кто-то беспрекословно любил. Я никогда не позволяла своим чувствам взять над собой верх, не показывала и не давала ему понять, как он мне дорог, как хочу быть с ним. Жизнь, которую я живу – не сериал и не сказка. Не знаю, что должно произойти, чтобы моя родня согласилась на наши отношения. Или ладно… представим, что мы вместе. Сделает ли он мне когда-нибудь предложение? Семья с моей стороны однозначно будет давить, настаивая на этом. Откуда я знаю, надоем ли я ему однажды? А если так случится, что мне останется? Возвратиться домой и слушать упреки. Если меня вообще захотят еще видеть.

Все совсем не так просто, как об этом мечтается. Я знаю, что мне еще даже нет двадцати одного года, однако быть влюбленной дурочкой и отдаться миру грез – не мой вариант. Я люблю его. В особенности, зная об отношения Дейла ко мне. О том, каким нежным и ласковым он может быть. Я люблю это в нем. Но если буду думать об этом, если разрешу чувствам вырваться, пострадаю сама. Он, в конце концов, когда-нибудь обо мне забудет… Или уже это сделал…

Перестав излагать историю Испанской лестницы, по которой мы спускаемся, Ниша оставляет впереди маму и сестру и пристраивается ко мне, идущей позади. Она обнимает меня за плечи; я вскидываю глаза на нее, улыбаюсь, но приходится сощуриться – январь в Италии то ли всегда такой теплый, то ли просто нам повезло.

- Почему ты грустишь? – Ниша выше меня, я закидываю голову назад, чтобы хорошо видеть ее лицо.

- Не грущу. – Моя притянутая за уши улыбка, вероятно, говорит обратное. – С чего ты взяла?

Мы осторожно шагаем мимо отдыхающих, расположившихся на ступенях. Кузина оглядывает местность, потом вновь обращает взор на меня, но продолжает молчать.

- Знаешь, у тебя все еще впереди, – спустя несколько минут говорит Ниша.

- Знаю.

Она и не догадывается о Дейле. Она, наверное, считает, что я печалюсь из-за неудавшейся семейной жизни, бывшего мужа-угнетателя, мучителя и того, что мои родители бедны. Возможно, я изменилась, но теперь не боюсь признаться самой себе о том, что они мне, собственно, – никто. В это мгновение взгляд цепляется за идущих нам на встречу двух молодых девушек-итальянок. Они так заразительно над чем-то смеются, быстро болтают на языке, которого я не понимаю, и активно жестикулируют руками. Мне внезапно так сильно захотелось стать частью их мира.

Вот этого мира, разверзнувшегося передо мной во всей своей красе.

Когда мы спускаемся к просторной площади, посреди которой расположен шикарный фонтан, Ниша вдруг покидает меня, и я вижу, как она подходит к молодой парочке. В их глазах читается, что они тоже ее узнали. Высокая девушка, державшая под руку русоволосого парня, теперь обнимают мою двоюродную сестру. Они здороваются, целуются в щеку, громко хохочут, как только широкоплечий спутник знакомой Ниши вставляет свое слово в их еще недолгую беседу. И она – настоящая красотка и скорее всего, итальянка, – и он – накаченный принц – так беспечны, улыбаются, живо общаясь с моей сестрой. Ниша от них нисколько не отстает. Она оборачивается и подзывает к себе с энтузиазмом нас всех.

- Мама, – кузина касается Чанды одной рукой, а свободной ладонью указывает на пару, увиденною мной впервые, – это Лукас Блэнкеншип. Он – основной инвестор моего проекта. И его девушка – Ева.

Светло-карие глаза Евы загораются, когда Анжали и Шанти по очереди пожимают ей руку. Чанда в знак приветствия прижимает ладони в молитвенном жесте к груди и слегка наклоняется. Лукас, смущенно улыбнувшись, отвечает ей таким же традиционным индийским знаком внимания. Чанду это подкупает и она, наконец, растягивает губы, чем радует свою старшую дочь. Очередь доходит до меня, я тоже радушно здороваюсь, но Лукас почему-то останавливает на мне пристальный взгляд. Я не знаю, куда деть свои глаза. Он выдает то, что я никак не ожидала услышать:

- Мы случайно не знакомы?

Нехило изумившись, первые пять секунд я просто моргаю, вглядываясь в его лицо. Может, виделись с Лукасом в Лондоне? Когда-то давно. Никому не под силу запомнить каждого встречного человека в своей жизни.

Ниша легко хлопает себя по бедру и извиняется перед приятелями за то, что не представила своих сестер.

- Мои родные сестренки – Анжали и Шанти, – указывает на них пальцами, а младшую, к тому же, треплет по щеке. Ее ладонь касается моего плеча, она отходит немного в сторону и кивает на меня головой, – а это моя кузина Майя.

Лукас в ту же секунду протягивает, изменившись в лице:

- А-а-а… – По-моему, он даже побледнел. – Точно… Я ведь… видел твою фотографию.

Чанда спохватилась, схватила меня грубо за локоть.

- Фотографию? – обеспокоенно. – Какую фотографию?

Тетя требует ответа, встряхнув меня. Она думает, что я зарегистрировалась в одной из социальных сетей, чего делать не разрешает. Лукас начинает говорить торопливо, чтобы спасти скорее мое положение:

- А-м-м… Нил! Нил Уардас, когда мы разговаривали, показал мне фото своей дочери на телефоне, – он сглатывает, снова на меня посмотрев.

Я хмурю брови, ничего не понимая. Чанда отпускает меня, сконцентрировавшись на новом собеседнике.

- Вы знаете мужа моей сестры? – она трясет головой в полной озадаченности.

Лукас переглядывается со своей девушкой, но кивает, переведя взор на Нишу, потом – на ее мать.

- У нас с ним было соглашение, которое, увы, позже аннулировалось.

Чанда мрачнеет.

- И правда, – вздыхает она, – все сложилось не лучшим образом.

Обычно, говоря об этом, тетя измеряет меня постылым взглядом, а сегодня обошлось. Я привыкла к неприязни с ее стороны. По ее мнению, я должна была страдать, но сберечь отца с матерью от банкротства.

- Я и не знал, что вы родственники, – Лукас откашливается в кулак.

Заметно, что он хочет быстрее уйти. Незатейливое начало нашего общения превратилось в петлю на шее, которая его душит. По-другому я не могу объяснить выражение лица парня Евы. Она тоже, как мне показалось, удивлена резкой сменой настроения Лукаса.

- Если честно, я сама не могла подумать, что мир настолько тесен! – Ниша взмахивает руками.

Пытаясь спасти беседу, она напряженно смеется. Ева поддерживает ее. Но больше никто не берется за это гиблое дело.

О, Господи! Я знаю… Я знаю, почему Лукас так поменялся! Боже, я так увлеклась, стараясь разгадать его мысли, что и не подумала о том, что он – тот самый несостоявшийся партнер отца. Он, Дейл и их общий приятель, имени которого я не запомнила, – ведь часть одной компании. По-видимому, Дейл ему обо мне рассказывал. Я не могу ошибаться… Я отлично помню, что у отца перед моим разводом с Джеем с его стороны был лишь один отказ в сотрудничестве.

Нельзя забыть, как он обвинял меня в этом.

Отныне мы с ним понимаем, о чем речь. Он смотрит на меня, а я изредка поднимаю на него блуждающие глаза. Не знаю даже, как ко мне относится Лукас, но очень сомневаюсь, что он рад меня видеть.

_________________

*1* – Гулаб джамун – традиционное блюдо индийской кулинарии. Сладкие шарики из сухого молока со щепоткой муки, обжаренные во фритюре из масла гхи и поданные в сахарном сиропе.

*2* – Джалеби – десерт, популярный в Индии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Представляет собой нити из теста, приготовленного из пшеничной муки тонкого помола, жаренные во фритюре из гхи и политые сахарным сиропом.

ГЛАВА 17

{Майя}

Чанда без воодушевления отмечает:

- Земля так компактна, сэр, – уверена, она забыла его имя, – вчера мой зять собирался вам помочь, а сегодня вы помогаете моей дочке…

Ее голос, будто попал под волну тоски. Тетя переводит взор на меня, поджимает губы и суживает глаза. Она без слов говорит мне то, что не может произнести. Я предпочитаю отвести от нее взгляд. Это ее, без сомнения, разозлит еще больше, но мне невыносимо чувствовать, как она угнетает меня, не издав ни звука.

- Мама, – Ниша, судя по душевному подъему, твердо намерена исправить ситуацию, – как тебе идея вместе пообедать? Мы с Лукасом могли бы рассказать тебе о часах, которые производит их компания. Тебе они точно понравятся. – Она ищет поддержки во взгляде Лукаса, и, поборов себя, он улыбается, кивнув.

Ева поощряет идею:

- Я считаю, что будет весело. Мм? – она смотрит счастливыми глазами на своего парня. Явно влюблена в него. – Кстати, можем зайти на официальный сайт фабрики, и твоя мама, – обращается она, полная радости, к Нише, – сможет выбрать для себя что-то из каталога. Ваши дочери тоже, – говорит Чанде.

Та категорически настроена на отказ. Я уже изучила мимику тети. Замявшись, она прячет глаза под ресницами, изредка оглядывая площадь.

- Нет, извините, но у нас другие планы. Ниша, дочка, – перестав тянуть губы в неискренней улыбки, она смотрит на мою кузину, – ты же помнишь?

- Но, мама…

- Ниша!

Ее младшие дочки принимаются протестовать, капризничать. Они хотят пообедать с европейцами. Со стороны заметно, как сильно им понравилась Ева. А как понравился Лукас! Да, он, действительно, хорош собой. Но, глядя на него, я вижу Дейла. Мое сердце стучит та-ак оглушительно, что я даже не разбираю, о чем хнычут Анжали и Шанти. Конечно, догадываюсь, но не различаю слов. Про что они там спорят с матерью… Все равно! Он был моим. Он был моим. Он пытался связаться со мной очень долгое время, а получилось только под Новый год. В Рождество. Я не дала ему договорить, бросила трубку, а перед этим сказала, что не любила его. Никогда не любила.

Слезы встают в глазах, и я отворачиваюсь, чтобы никто не видел страдания в моем взгляде. Не хочу, чтобы кто-то заметил, что происходит со мной. Я – такая дура! Лукас и Ева – безумно счастливые, веселые, наслаждающиеся друг другом. Я вижу их такими и осознаю, что это могло бы быть и у меня. Я отказалась от отношений, которые, возможно, не продлились бы вечно, но заставили бы почувствовать себя желанной и прекрасной. Я ни разу в жизни не думала о себе так. У меня был шанс стать свободной, бросить тех, кто меня не любит, и остаться с тем, кто не может без меня жить.

Дура, дура, дура. Эти размышления просто заполонили мой мозг. Будто до этого, кто-то закрыл их в сейфе, а код необходимо было разгадать мне самой. Как будто я не проникалась в самые, что ни на есть, бесспорные истины. Если ты любишь, то подаришь независимость человеку, в котором не чаешь души. Дейл подарил бы мне ее. Он рисковал ради меня. Ему было далеко не плевать на то, что у меня за жизнь. Этим не может похвастаться ни один человек из моей семьи, кроме тети Лалит. Но она мертва. Я часто думаю, как бы она хотела, чтобы я поступила?

Чанда быстро захлопывает рты младшим дочерям:

- Еще хоть слово – и я все расскажу отцу!

Они повесили головы. Шанти чуть не разрыдалась. Но больше я от них не услышала ни-че-го. Чанда погнала вперед своих двоих девочек, как пастух барашков. Она оставила Нишу попрощаться с Лукасом и Евой, но наскоро откланявшись перед новыми знакомыми, не позволила мне побыть рядом с ними хоть немного. Ее пухлая рука схватила меня выше локтя. Позоря меня, она громко прокричала на всю площадь:

- Не испытывай мое терпение, Майя! Все твоему отцу расскажу. Все!

Люди вокруг оборачиваются на нас. Они, ясное дело, считают повадки Чанды дикими. И я с ними полностью согласна.

- Мне больно, – говорю, а у самой вот-вот слезы из глаз польются.

- Давай, иди! Молча иди.

Дочки Чанды забывают о несбывшемся сценарии, предложенном Нишей, когда мы подошли к фонтану в форме лодки. Здесь о-очень много туристов, но, несмотря на это, Анжали и Шанти удалось пробраться к краю произведения искусства и бросить монетку. Они заставили и маму загадать желание. Я обернулась, чтобы посмотреть на Нишу. Она, как раз, возвращалась. Не сказать, что будущий знаменитый дизайнер выглядит отрадной и оживленной, но силится не выдать своего настроения. Она закидывает руку мне на плечо и подбадривает, осознавая, что я сейчас нуждаюсь в этом. Я посылаю ей слабую улыбку, а после снова поворачиваю голову. Ева и Лукас еще недалеко отошли. Да, наверное, я намереваюсь совершить безумство, но сколько можно уже бездействовать? Отметив про себя, что Чанда, Анжали и Шанти увлечены пустым трепом, я даю знак Нише, чтобы она молчала. Приложив указательный палец к губам, я отхожу от нее и, пройдя несколько шагов, бегу со всех ног к удаляющейся паре. Они доходят до перекрестка, ожидая, когда загорится нужный цвет светофора. Увеличиваю скорость, дабы не упустить их. Сумка, перекинутая через плечо, отлетает немного ввысь и опускается обратно, ударяясь о мое бедро. Но в итоге я оказываюсь рядом с ними, до того, как стало возможным перейти дорогу.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 Следующая ⇒