СЦЕНА ВТОРАЯ

А л е м е н а, Ю п и т е р.

Алкмена уже поднялась. Юпитер дремлет на ложе.

А л R М е н а. Проснись, дорогой. Солнце уже высоко.

Ю п. и т ер. Где я?

А л к м е н а. Там, где каждый муж меньше всего хочет проснуться наутро: всего-навсего в своей комнате, в своей постели, возле своей жены.

Ю п и т е р. А как зовут жену?

А л к м е н а. Как ни странно, днем ее зовут так же, как по ночам, - Алкменой.

Ю п и т е р. Ах, Алкмена?! Высокая блондинка, склонная к полноте и молчаливая в любви?

А л к м е н а. Да, и та самая, что болтлива по утрам и собирается сейчас выставить тебя за дверь, будь ты ей хоть трижды муж.

Ю п и т е р. Пусть она умолкнет и вернется в мои объятия.

А л к м е н а. Вот уж на это не рассчитывай! Женщины, склонные к полноте, тем не менее сродни сновидениям: они приходят к мужчинам только ночью.

Ю п и т е р. Ну так закрой глаза, и давай представим себе, что у нас ночь.

А л к м е н а. О нет, моя ночь - это не просто ночная тьма. Вставай, не то я позову служанок!

Юпитер приподнимается, любуется прекрасным видом, открывающимся из окна.

Ю п и т е р. Божественная была ночь!

А л к м е н а. Ты нынче утром не силен в эпитетах, мой дорогой.

Ю п и т е р. Я сказал «божественная»!

А л к м е н а. Когда ты восклицаешь: «Божественный обед! Божественное жаркое! », тебе это простительно, - не можешь же ты без конца изобретать новые хвалебные слова для моей стряпни. Но для нашей ночи ты мог бы придумать что-нибудь поизысканнее.

Ю п и т е р. Что же я мог придумать поизысканнее?

А л к м е н а. Да все, что угодно, кpoмe этого затрепанного слова «божественная». Великолепная ночь, дивная ночь... Приятная... Господи боже, сколько можно выразить словами «приятная ночь»!

Ю п и т е р. Ну, тогда «самая приятная» из всех наших ночей, не так ли?

А л к м е н а. Это как сказать...

Ю п и те р. Однако!

А л к м е н а. Неужто ты забыл, дорогой мой муж, нашу свадебную ночь, - как я была послушна твоей воле, как наши сердца вдруг согласно забились в темноте, впервые окутавшей нас вместе, вдвоем? То была самая прекрасная наша ночь.

Ю п и т е р. Самая прекрасная... ну, допустим. А самая приятная все-таки нынешняя.

А л к м е н a. Так ли? А ночь большого пожара, бушевавшего в Фивах? Ты тогда вернулся ко мне уже под утро, розовый, как восходящее солнце, и горячий, как только что выпеченный хлеб... Вот наша самая приятная ночь, а не какая-нибудь другая.

Ю п и т е р. Ну тогда согласись, что эта - самая удивительная.

А л к м е н а. Она ли удивительна? Вспомни позавчерашнюю ночь, когда ты спас ребенка, унесенного морскими волнами. Ты вошел ко мне в лунном свете, и на коже твоей алмазно сверкали кристаллы соли и мерцали водоросли, - должно быть, это морские божества увенчали тебя. И даже сквозь сон ты судорожно прижимал меня к груди, как ребенка. Вот когда провела я удивительную ночь!.. Нет, если бы я захотела дать имя сегодняшней ночи, я бы назвала ее «супружеская». В ней была непривычная мне основательность, надежность, меня она даже позабавила. Никогда еще не была я настолько уверена, что вновь увижу тебя утром - такого румяного, веселого, такого проголодавшегося, - и впервые в жизни меня не угнетала божественная печаль, которая пронизывает мою душу всякий раз, когда мы вместе, - печаль при мысли о том, что каждая минута приближает тебя к смерти, и вся моя любовь тут бессильна.

Ю п и т е р. Что я слышу?! Женщины, оказывается, тоже употребляют слово «божественная»?

А л к м е н а. Конечно, - перед словом «печаль».

Пауза.

Ю п и т ер. Какая очаровательная комната!

А л к м е н а. Странно, она понравилась тебе именно сегодня, когда ты проник в нее тайком?!

Ю п и т е р. Однако люди довольно изобретательны! Вставляют в окна полупрозрачный минерал и добиваются того, что на этой довольно-таки плохо освещенной планете в домах видно яснее, чем где-либо во вселенной! Надо же было додуматься!

А л к м е н а. Ты не очень-то скромен, дорогой. Ведь это твое собственное изобретение.

Ю п и т е р. Ах, да! А какой прелестный пейзаж!

А л к м е н а. Вот его ты можешь нахваливать сколько душе угодно, - это не твоих рук дело.

Ю п и т е р. А чьих, можно узнать?

А л к м е н а. Бога из богов.

Ю п и т е р. Не назовешь ли ты его имя?

А л к м е н а. Юпитер.

Ю п и т е р. Как чудесно звучат в твоих устах имена богов! Кто научил тебя складывать губы так, будто ты вкушаешь амброзию? Ты похожа на козочку, когда она, высоко подняв голову, ощипывает веточку ракитника. Благоуханно каждое слово в твоих устах! Повтори же! Говорят, боги иногда сходят на землю, если к ним взывают так, как ты.

А л к м е н а. Нептун! Аполлон!

Ю п и т е р. Нет, нет, повтори первое имя.

А л к м е н а. Если уж я козочка, дай мне попастись по всему Олимпу. Впрочем, мне больше нравится сочетать имена богов парами: Марс и Венера, Юпитер и Юнона... Когда я перечисляю их вместе, я будто вижу, как они торжественно, рука об руку, шествуют по облакам. Какая это, должно быть, величественная картина!

Ю п и т е р. Нда, веселенькое зрелище... Так, значит, ты находишь удачными творения Юпитера - все эти горы, холмы?

А л к м е н а. Они прекрасны! Только вот... сотворил ли он их сознательно?

Ю п и т е р. Ну еще бы!

А л к м е н а. Вот ты, дорогой, все творишь сознательно, - прививаешь ли ты грушу к сливе, изобретаешь ли двухлезвийную саблю. А знал ли Юпитер в первый день творения, как именно он собирается все это устраивать?

Ю п и т е р. Говорят, знал.

А л к м е н а. Он создал землю, - с этим еще можно согласиться. Но кpacoтa земная рождается сама по себе, она живая, преходящая. Высшее чудо красоты в том, что она эфемерна. Юпитер же вполне солидный бог, - вряд ли в его намерения входило создание чего-то быстротечного.

Ю п и т е р. Не кажется ли тебе, что ты весьма смутно представляешь себе сотворение мира?

А л к м е н а. Так же смутно, как и его конец. Ибо я одинаково далека и от того и от другого, и память прошлого так же слаба во мне, как предвидение грядущего. А ты хорошо представляешь себе сотворение мира, дорогой?

Ю п и т е р. Как сейчас вижу... Вначале царил хаос. Надо было быть воистину гениальным, как Юпитер, чтобы догадаться расчленить его на четыре стихии.

А л к м е н а. Разве у нас всего четыре стихии?

Ю п и т е р. Да, целых четыре, первая из них вода. И уж ты поверь мне, создать ее было вовсе не просто! Это только на первый взгляд кажется, что вода - это так, пустяки. Но помыслить о том, чтобы создать воду, вообразить себе воду это не шутка.

А л к м е на. Интересно, чем же до того плакали богини - бронзовыми слезами?

Ю п и т е р. Не прерывай меня! Я хочу объяснить тебе, что есть Юпитер. Он ведь может в любой миг предстать пред тобою. Хотела бы ты, чтобы он caм в блеске всевеличия, приобщил тебя к тайнам мирозданья?

А л к м е н а. Представляю себе, сколько раз он это проделывал. Нет уж я лучше послушаю, как ты фантазируешь на эту тему.

Ю п и т е р. Так на чем я остановился?

А л к м е н а. Мы почти кончили, ты уже рассказал о первозданном хаосе.

Ю п и т е р. Ах, да. Итак, Юпитеру вдруг явилась идея некоей упругой несжимаемой субстанции, которая заполнила бы пустоты и смягчила нескончаемую тряску в еще плохо отрегулированной земной атмосфере.

А л к м е н а. А морскую пену тоже он изобрел?

Ю п и т е р. Нет, но едва была готова вода, как ему пришло в голову окаймить ее берегами неправильных очертаний, способными сдержать натиск штормов, а вслед за тем он придумал разбросать среди вод материки, сделанные из камня и земли, ибо сплошная водная поверхность утомительна для глаз богов. Так и была создана эта планета со всеми ее достопримечательностями.

А л к м е н а. А сосны?

Ю п и т е р. Что «сосны»?

А л км е н а. Да-да, сосны, - и еще кедры, и пальмы, и кипарисы, - все эти пышные, голубовато-зеленые кроны, без которых пейзаж был бы мертв... и еще эхо?

Ю п и т е р. Эхо?

А л к м е н а. Ты вторишь мне точно как оно. И еще цвета, - это он создал их?

Ю п и т е р. Семь цветов радуги - целиком и полностью eгo заслуга.

А л к м е н а. А я говорю о терракотовом, о пурпурном, о малахитовом - о моих любимых оттенках.

Ю п и т е р. Ну, такие мелочи он оставил декораторам. Но зато, используя аритмичные колебания частиц эфира, явление волн, возникающих от попарных столкновений молекул, а также контррефракцию как следствие первичных рефракций, он сконструировал космические системы струн и лучей, рождающих в свою очередь мириады оттенков и звуков, к коим восприимчивы (или невосприимчивы, что ему глубоко безразлично) человеческие глаз и ухо...

А л к м е н а. Ну вот, а я что говорю?!

Ю п и т е р. А ты что говоришь?

А л к м е н а. Что он ровным счетом ничего не сделал! Eгo только и хватило на то, чтобы запутать нас, как мух, в этой кошмарной паутине видений и отзвуков, а теперь мы с моим бедным дорогим мужем должны выпутываться сами как знаем!

Ю п и т е р. Ты богохульствуешь, Алкмена! Знай, что боги внимают тебе.

А л к м е н а. Да где уж им меня услышать, - через все, что нагородил там, в космосе, Юпитер! И потом, стук мoeгo сердца наверняка заглушит в ушах высших существ мою болтовню, ибо сердце мое просто и бесхитростно. Да и за что гневаться на меня богам?! 3а то, что я не славлю Юпитера? Так ведь он создал вceгo четыре стихии вместо по крайней мере двадцати, в которых мы так нуждаемся, - а ведь он мог бы успеть и побольше - за целую-то вечность. Или за то, что душа моя полна благодарности Амфитриону, моему дорогому мужу, который, в отличие от Юпитера, в перерывах между битвами успел изобрести и оконные задвижки и новый метод прививки деревьев?! Ты даровал мне новую сладость вишен, новое сияние дня, - это ты творец земных чудес! Ну, что ты на меня так смотришь? Я знаю, ты не любишь комплиментов. Ты гордишься не собой, а мною... Скажи, тебе не случается досадовать на то, что я слишком уж земная женщина?

Ю п и т е р (величественно приподнимаясь). А тебе хотелось бы стать менее земной?

А л к м е н а. О нет, это отдалило бы меня от тебя.

Ю п и т е р. Неужели ты никогда не мечтала стать богиней или полубогиней?

А л к м е н а. Конечно, нет. Зачем мне это?

Ю п и т е р. Чтобы тебя чтили и превозносили.

А л к м е н а. Меня чтят и превозносят как смертную женщину, это гораздо большая заслуга.

Ю п и т е р. Ну тогда чтобы стать невесомой, парить в облаках, шествовать по водам.

А л к м е н а. Ах, это дано любой жене, если у нее в качестве балласта имеется хороший муж.

Ю п и т е р. Ну тогда чтобы постичь смысл бытия, приобщиться к тайнам других миров.

А л к м е н а. Вот уж соседи меня никогда не интересовали.

Ю п и т е р. Ну, наконец, чтобы стать бессмертной!

А л к м е н а. Бессмертной? А к чему это?

Ю п и т е р. Как это «к чему»?! Чтобы не умереть!

А л к м е н а. А что я буду делать, если не умру?

Ю п и т е р. Дорогая Алкмена, ты будешь жить вечно, и, обращенная в светило, ты будешь сиять в ночной тьме вплоть до конца света...

А лк м е н а. Который наступит...?

Ю п и т е р. Никогда.

А лк м е н а. Не слишком ли долгая ночь?! Ну, а ты в это время чем займешься?

Ю п и т е р. А я безгласной тенью сойду во мглу ада, и мне отрадно будет думать о том, что моя супруга сияет звездою в чистом ночном небе.

А л к м е н а. До сих пор ты старался искать себе усладу немножко поближе ко мне. Нет, дорогой мой, если богам понадобится лишняя звезда, пусть не рассчитывают на меня. Да и ночной воздух пагубно влияет на кожу блондинок. Страшно подумать, как я увяну к концу вечности!

Ю п и т е р. А ты лучше подумай о том, какой холодной и недвижной будешь ты лежать в глубине могилы!

А л к м е н а. Не пугай меня смертью, - она естественное завершение жизни. Раз уж твой Юпитер создал смерть на земле (прав он или нет, это уж другое дело), я подчиняюсь общей судьбе. Всей своей кровью, каждой своей жилкой я связана с остальными людьми, с животными, с цветами, и мой долг разделить их удел. Можно ли отказываться умереть, пока все, кто живет на земле, не вкусили от плода бессмертия?! Стать бессмертным... для человека это значит стать предателем. И потом, как не благословлять саму смерть, - ведь она дарует нам такой нескончаемый, такой безграничный покой, отдых от всех наших мелких дрязг и надоевших дел! Шестьдесят лет портить себе кровь из-за пятен на одежде, подгоревших блюд и прочей мерзости - и обрести наконец смерть, неизбывную, нескончаемую смерть, - боже, да это поистине незаслуженно щедрый дар!.. Ты почему на меня так почтительно глядишь?

Ю п и т е р. Да ты первое по-настоящему человечное существо, которое я встретил!

А л к м е н а. Вот тут ты прав, я не такая, как другие. Среди тех, кого я знаю, я одна высоко ценю и безоговорочно принимаю мою судьбу. Все перипетии человеческой жизни - от рождения до смерти, все мелочи, даже каждодневные семейные трапезы, - мне бесконечно дороги и близки. Я соразмеряю свои желания со своими возможностями, - вот отчего они никогда не обманут меня. Я уверена, что я единственная женщина на земле, кoмy ведом подлинный образ бытия от вкуса плодов до нрава пауков, от вершины счастья до бездн горя. И ум мой сродни чувствам. В нем нет закваски авантюризма и легкомыслия, и винные пары, любовные утехи или путешествия не заставят меня жаждать бессмертия.

Ю п и т е р. И тебе не хотелось бы иметь сына, менее подвластного смерти, чем ты, - бессмертного сына?

А л к м е н а. Конечно, хотелось бы. Ведь желать бессмертия своему ребенку - это тоже чисто по-человечески.

Ю п и т е р. Иметь сына, который станет величайшим из героев и уже в раннем детстве будет сражаться со львами и чудовищами...

А л к м е н а. В раннем детстве он будет играть со щенком и с черепахой!

Ю п и т е р. Он задушит огромных змей, посланных погубить его в колыбели.

А л к м е н а. Ну вот еще! Разве его оставят хоть на секундочку одного?! Такие гадости случаются разве c детьми кухарок... Нет, пусть лучше он будет слабенький, жалобно плачет и пугается мух... Да что с тобой, ты нервничаешь?

Ю п и т е р. Шутки в сторону, Алкмена. Ты и вправду предпочла бы покончить с собой, нежели изменить своему мужу?

А л к м е н а. Очень любезно с твоей стороны - сомневаться во мне!

Ю п и т е р. Убить себя, - ведь это ужасно!

А л к м е н а. Только не для меня. Уверяю тебя, дорогой мой муж, я не вижу в самоубийстве ничего ужасного. Да и что мы знаем?! Может, мне суждено умереть сегодня же вечером, в этой самой комнате, если, например, бог войны вдруг поразит тебя, да мало ли по какой еще причине! Но я, уж поверь, позабочусь пристойно обставить свою кончину. Ее свидетели покинут мой смертный покой с миром в душе, а не с ужасом в сердце. Даже умирая, можно так сложить руки и так улыбнуться, чтобы твой вид никого не шокировал.

Ю п и т е р. Но ведь, убивая себя, ты рискуешь убить и сына, зачатого накануне, пока наполовину живого!

А л к м е н а. Значит, он и умрет лишь наполовину. Видишь, он еще останется в выигрыше.

Ю п и т е р. Ты рассуждаешь столь логично и уверенно, будто давно все обдумала.

А л к м е н а. Разумеется, обдумала! Как по-твоему, о чем же еще думают молодые, склонные к полноте, как ты выразился, женщины в самый разгар веселья и смеха? Они как раз обдумывают способ умереть, не поднимая шума и не устраивая трагедии, если кто-нибудь оскорбит или запятнает их любовь.

Ю п и т е р (выпрямляется и возглашает в высшей степени напыщенно). Услышьте же, дорогая Алкмена! Вы благочестивы и, по моему разумению, способны постичь тайну бытия. Я желаю поведать вам...

А л к м е н а. Нет-нет, милый Амфитрион! Только не обращайся ко мне на «вы»! Я ведь знаю, эти твои высокоторжественные речи - просто особая манера быть нежным со мной. Но мне все равно неловко, когда ты меня так величаешь. Лучше уж изобрети новое местоимение, и пусть оно звучит еще любовнее, чем «ты»!

Ю п и т е р. Я прошу вас не иронизировать. Я намерен говорить о богах!

А л к м е н а. О богах?!

Ю п и т е р. Настало время приподнять завесу над их отношениями со смертными. Да будет тебе ведома безграничная власть богов над жителями земли и их женами!

А л к м е н а. Ты сходишь с ума! Рассуждать о богах в ту единственно драгоценную минуту дня, когда жители земли, опьяненные утренним солнцем, склонились кто над плугом, кто над неводом и думают лишь о земных делах. Знаешь, по-моему, армия тебя уже заждалась. Еще час-другой, и твои враги успеют позавтракать, а с сытым неприятелем совладать значительно труднее. Отправляйся, дорогой, чем раньше ты уедешь, тем скорее вернешься ко мне; да и у меня, мой милый муж, стоят все домашние дела... Но если вы, уважаемый мсье, расположились тут надолго, я тоже примусь за высокопарные рассуждения, - только не о богах, а о моих собственных служанках. Имею честь доложить вам, что мы вынуждены будем расстаться, с Ненецей. Во-первых, у нее просто неисправимая мания протирать на мозаиках одни лишь черные плитки, а во-вторых, боги, как вы изволили выразиться, проявили свою безграничную власть над нею, и в результате бедняжка забеременела.

Ю п и т е р. Алкмена, дорогая Алкмена! Боги являются смертным в тот самый миг, когда те меньше всего ожидают их прихода...

А л к м е н а. Амфитрион, дорогой Амфитрион! Женщины покидают мужей в тот самый миг, когда те меньше всего ожидают их ухода.

Ю п и т е р. Гнев богов ужасен! Они не приемлют ни насмешек, ни приказов.

А л к м е н а. Но ты, мой милый, ты-то приемлешь все, за это я тебя и люблю... Даже воздушные поцелуи - вот, лови! До вечера! Прощай! (Убегает. )

Появляется М е р к у р и й.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒