Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





  СЦЕНА ШЕСТАЯ



 

 

                                                           Л е д а, А л к м е н а

 

 

Л е д а. Прошу простить мой непрошенный визит, Алкмена.

А л к м е н а. О, напротив, Леда, как я ждала вас!

Л е д а. Это и есть будущая историческая комната?

А л к м е н а. Это моя комната.

Л е д а. Море и горы… как вы это удачно подобрали!

А л к м е н а. И главное - небо.

Л е д а. Ну, небо ему как раз безразлично... Так вы ждете eгo сегодня к вечеру?

А л к м е н а. Мне сказали, что это произойдет сегодня вечером.

Л е д а. Как же случилось, что вам так повезло? Вы, верно, без конца, приносили ему жертвы, поверяли свою печаль и тоску?

А л к м е н а. Вовсе нет. Я поверяла ему в молитвах мое счастье, мое благополучие.

JI е д а. Очень, умно придумано, - прекрасный способ привлечь к себе внимание. Вы уже видели eгo?

А л к м е н а. Нет. Это он вас прислал?

Л е д а. Ну, что вы! Я просто проезжала через Фивы, услышала новость, - и вот я здесь.

А л к м е н а. Хотели бы вы, Леда, опять увидеться с ним?

Л е д а. Да я его никогда не видела! Неужто вам неизвестны подробности моего... приключения?

А л к м е н а. Леда, правду ли гласит легенда, - то был настоящий лебедь?

Л е д а. А, я вижу, вы и в самом деле заинтересованы. Ну... до некоторой степени... это было птицеобразное облако... или даже, скорее, легкий вихрь, внезапно застывший в форме лебедя.

А л к м е н а. А перья у него были?

Л е д а. Алкмена, скажу вам откровенно: мне было бы грустно, если бы к вам он явился в том же образе, что ко мне. Не то чтобы я ревновала, но быть единственной в своем роде так приятно! Подумайте, сколько существует других птиц, гораздо более редких, чем лебеди!

А л к м е н а. Как мало существует птиц столь же благородных, но, не в пример лебедям, сторонящихся людей.

Л е д а. Да, вы правы.

А л к м е н а. Я не считаю, что лебеди глупее гусей или орлов. Они хоть поют...

Л е д а. Да, они поют...

А л к м е н а. Никто, правда, до сих пор не слышал лебединой песни, но они поют. А он - пел? Или говорил по-человечески?

Л е д а. Не то пел, не то щебетал, - вполне отчетливо... Смысла я, правда, не уловила, но синтаксис его был столь ясен, что сразу угадывались птичьи глаголы и относительные местоимения.

А л к м е н а. А правда ли, что его крылья при каждом взмахе мелодично звенели?

Л е д а. Совершенная правда, - знаете, так звенят цикады, только у них звук более резкий. Я провела пальцами по основаниям крыльев, - перья зазвенели нежней, чем струны арфы.

А л к м е н а. А как вас известили о его выборе?

Л е д а. Это произошло летом. Только что минуло равноденствие, и высоко в небе, меж звездами, все время возникали огромные лебеди. Они проплывали прямо надо мной, и мой муж потом в шутку говорил: «Вот т и угодила под лебедя! »

А л к м е н а. Ваш муж шутит по этому поводу?!

Л е д а. Мой муж не верит в богов. Поэтому в моем... случае он видит лишь игру воображения или повод к игре слов. Это, знаете ли, очень удобно.

А л к м е н а. Вы были застигнуты врасплох, взяты силой?

Л е д а. Взята приступом, но сколь нежным приступом! Внезапное касание чего-то... никогда человеческим пальцам - этому пучку червяков - не коснуться так легко! Внезапное объятие... никогда человеческим рукам - этим неуклюжим обрубкам - не обнять так умело, внезапное соитие в ритме неземном, небесном, астральном, вечном, - словом, это было упоительно! Да что я вам рассказываю: скоро вы и сами все узнаете не хуже меня.

А л к м е н а. Как он расстался с вами?

Л е д а. Я лежала. Он поднялся прямо надо мной. На несколько мгновений он наделил меня нечеловеческой остротой зрения, и потому я смогла проследить его, полет до самого зенита. Потом он скрылся.

А л к м е н а. И с тех пор - ничего?

Л е д а. Ну... отчего же? Благоволение самого Юпитера, поклонение его жрецов. Иногда тень лебедя падает на меня, - когда я вхожу в ванну, и никакое мыло не в состоянии стереть ее... Ветви груши - свидетельницы нашего свидания ­ склоняются передо мною, когда я прохожу мимо. Учтите, я не потерпела бы длительной связи даже с самим богом. Второй визит - это еще куда ни шло. Но он почему-то пренебрег этим знаком внимания.

А л к м е н а. Второй визит... быть может, мы его вам устроим... И что же, с тех пор вы блаженствуете? .

Л е д а. Блаженствую? Я бы не сказала. Но я по крайней мере благоденствую. Вот вы сами убедитесь, - этот вихрь страсти на всю жизнь опустошит и очистит все ваше существо.

А л к м е н а. А мое существо вовсе не нуждается в очищении. Но какая разница, - я все равно этого не увижу.

Л е д а. Ну так почувствуете. Это событие сорвет завесу слепоты с вашей любви к мужу, над вами никогда больше не нависнет гнет неизбежности, который лишает ваши супружеские объятия сладкого очарования любовной игры.

А л к м е н а. Леда, вы знaкoмы с Юпитером, так скажите, возможно ли растрогать его чем-нибудь?     

Л е д а. Но я не знакома с Юпитером! Я видела eгo только в образе птицы!

А л к м е н а. А встретившись с ним как с птицей, какое мнение составили вы себе о нем как о боге?

Л е д а. Много логики в рассуждениях и весьма слабое знание женщин. Но он внимателен к любому замечанию и благодарен за самую ничтожную помощь. А почему вы об этом спрашиваете?

А л к м е н а. Я. решила отвергнуть любовь Юпитера. И я умоляю вас, помогите мне, спасите меня!     

Л е д а. Спасти вас - от такой славы?!

А л к м е н а. Начнем с того, что я такой славы не заслужила. Разве могу я сравниться с вами - прекраснейшей из цариц и умнейшей из женщин? Кто еще, кроме вас, разобрался бы в птичьем синтаксисе?! Кто, кроме вас, смог бы изобрести письмо?!

Л е д а. Ах, но богам нет до этого никакого дела! Что толку учить людей писать, если боги никогда не научат их читать?!

А л к м е н а. Вы изучали астрономию. Вам известно, где у вас зенит, где надир. А я вечно их путаю. Вам, как звезде, уже и место в небе, заготовлено. Ваше тело от ученых занятий стало таким пышным и упругим, что, верно, оно сводит с ума всех богов и людей подряд. Стоит только разок взглянуть на вас, и сразу ясно: вы не просто женщина, но одна из тех живых статуй, сотни мраморных подобий которых украсят когда-нибудь живописнейшие уголки земли.

Л е д а. Ах, как мило! А мне-то наговорили о вас, что вы всего только молоды и недурны собой! Так что же вы задумали, моя дорогая крошка?

А л к м е н а. Я скорее убью себя, чем разделю ложе с Юпитером. Я люблю моего мужа.

Л е д а. Ну разумеется, вы больше никого и не сможете любить после свидания с Юпитером. Ни один смертный, ни один бог не посмеет и помыслить о вас!

А л к м е н а. Да, и я буду обречена любить мужа. Моя любовь к нему не будет плодом моего свободного выбopa. И этого он мне никогда не простит!    .      .

Л е д а. Ну-ну, не будем впадать в крайности! Сперва бог, потом муж, потом... Важен первый шаг!

А л к м е н а. Спасите меня, Леда! Отомстите Юпитеру за то, что он обнимал вас всего единожды, а теперь утешает поклонами какой-то груши!

Л е д а. Но как отомстить беззащитному белоснежному лебедю?

А л к и е н а. С помощью черного. Я объясню вам: займите мое место.

Л е д а. Ваше место?!

А л к м е н а. Та дверь ведет в темную спальню, где все приготовлено для отдыха. 3акутайтесь в мое покрывало, надушитесь моими духами. Юпитер попадется: в эту ловушку - и на свое же счастье. Ну неужели добрые приятельницы не могут оказать друг другу такую мелкую услугу?!

Л е д а. Да... по правде сказать... я не против. Ах, какая вы милая!

А л к м е н а. Отчего вы улыбаетесь?

Л е д а. В конце концов, вы, вероятно, правы. Чем больше я разглядываю и слушаю вас, тем больше убеждаюсь, что для Алкмены - средоточия стольких прелестей - этот поворот судьбы мог бы оказаться роковым. И как-то неудобно вовлекать вас против воли в нашу ассамблею, - вы ведь знаете, каждый високосный год вон на том высоком утесе собираются все женщин, которых кoгдa-тo любил Юпитер.

А л к м е н а. Это та самая знаменитая ассамблея, где происходят божественные оргии?

Л е д а. Божественные оргии? Что за чушь! Торжество отвлеченных идей - вот что такое наши собрания, милая моя кpoшка! И, учтите, ни один посторонний не допускается в наш избранный круг.          

А л к м е н а. Но чем же в там все-таки занимаетесь? Или мне не дозволено этого знать?

Л е д а. Малютка моя, боюсь, вам трудно будет понять меня. Абстрактный язык мыслей - не ваш удел, к счастью, конечно. Вам наверняка неизвестны такие слова, как эталон, доминирующая идея, средоточия живота?

А л к м е н а. «Средоточие живота» мне понятно. Это пупок, верно?

Л е д а. Вряд ли вы поймете, если я расскажу, как распростертые на камне, поросшем реденькой травой и нарциссами, осиянные светом первичных понятий, мы весь день являем собой божественное сборище сверхкрасот; вряд ли вы оцените величие момента, когда мы зачинаем не от божественного семени, но от космических вихрей, бушующих вокруг нас, когда каждая из нас - праматерь, и одновременно дитя целого мира... Вы что-нибудь поняли из того, что я сказала?

А л к м е н а. Я поняла одно: ваша ассамблея в высшей степени серьезна.

Л е д а. Во всяком случае, в высшей степени специфична. И там, очаровательная Алкмена, добрая половина ваших достоинств, конечно, пропала бы втуне. Да, видимо, вы правы: вам не суждено стать отвлеченным символом, ибо вы ­ подлинная дочь земли, грациозная, жизнерадостная, эфемерная...

А л к м е н а. О, благодарю вас, Леда! Вы меня спасаете. Подумайте, как приятно спасти и сохранить эфемерное!

Л е д а. Ну разумеется, я спасу вас, дорогая моя. Решено! Только позвольте узнать, какой ценой?

А л к м е н а. Ценой?

Л е д а. Я спрашиваю, в каком виде явится к вам Юпитер? Хорошо бы он принял какой-нибудь импонирующий мне облик!

А л к м е н а. А-а... Но я ничего не знаю....

Л е д а. Но кому же и знать, как не вам? Ведь он обернется именно тем созданием, что сильнее прочих возбуждает ваши желания и питает ваши мечты.

А л к м е н а. Я как-то не могу припомнить...

Л е д а. От всей души надеюсь, что вы не любите змей. Бр-р-р, я их терпеть не могу. В этом случае меня не рассчитывайте! ... Или пусть уж тогда будет крсавец-змей, свитый в кольца.

А л к м е н а. Но меня не волнует ни одно животное, ни одно растение...

Л е д а. Надеюсь, это относится и к минералам. Ну, же, припомните, Алкмена, у каждой из нас есть уязвимое место!

А л к м е н а. У меня нет, и быть не может, я ведь люблю только мужа.

Л е д а. Ага, ну так вот оно - ваше уязвимое место! Даже и не сомневайтесь, здесь-то вас и подловят! Вы никогда никого не любили, кроме мужа?

А л к м е н а. Нет, никого.

Л е д а. Да как же мне раньше не пришло в голову?! Ведь это проще простого, вы сами облегчили Юпитеру задачу. Чем больше я гляжу на вас, тем больше убеждаюсь: Юпитера привлекла ваша человечность, в Алкмене ему интересно познать человека, земную женщину со всеми интимными привычками и сокровенными радостями. Ну разве я не права?! Итак, чтобы достичь цели, годится самый немудреный способ: превратиться в вашего мужа. Можете не сомневаться, - вашим лебедем будет Амфитрион. Юпитер дождется первой же его отлучки, проникнет во дворец и обманом возьмет вас.   

А л к м е н а. Вы меня, пугаете. Амфитриона нет здесь.

Л е д а. Его нет в Фивах?

А л к м е н а Вчера вечером он уехал на войну.

Л е д а. Тогда он вернется не скоро. Нынче ни одна уважающая себя армия не воюет меньше двух суток.

А л к м е н а. К несчастью, вы правы.

Л е д а. 3начит, готовьтесь, Алкмена: в любой миг, начиная с сегодняшнего вечера, Юпитер откроет эти двери под видом вашего мужа, и вы доверчиво отдадитесь ему.

А л к м е н а. Невозможно! Я его узнаю!

Л е д а. Один-единственный раз человек действительно станет созданием бога. И вы обманетесь.

А л к м е н а. Вот именно «созданием». Это будет усовершенствованный Амфитрион – несравненно более мудрый, более благородный. Я возненавижу его с первого взгляда

Л е д а. Гигантский лебедь спустился ко мне, но я не смогла отличить его о маленького лебедя, что плавал в моем пруду…

 

                                                      Вбегает Э к л и с с и я.

 

Э к л и с с и я. Новость, госпожа, нежданная новость!

Л е д а. Амфитрион вернулся?!

Э к л и с с и я. Верно, вы угадали! Через минуту наш господин будет во дворце. С крепостной стены я увидела, как он перенесся через ров.

А л к м е н а. Ни один всадник не в силах преодолеть такой ров!

Э к л и с с и я. А он - единым духом!       

Л е д а. Он, один?

Э к л и с с и я. Один-то один, но за ним словно бы невидимый легион мчится. А от самого-то сияние во все стороны! И вид вовсе не такой усталый, с каким обычно приходят с войны. Он затмевает восходящее солнце. Он как столп света, ­ только что тень человеческая. Ах, госпожа, ведь с минуты на минуту должен явиться Юпитер, - что, если наш господин попадется, ему под руку?! Мне даже удар гpoмa почудился едва он вступил на дозорную дорожку.

А л к м е н а. Оставь нас, Эклиссия.

 

                                                           Э к л и с с и я выходит.

 

Л е д а. Теперь вы убедились? Вот и Юпитер. Вот вам и поддельный Амфитрион.

А л к м е н а. Прекрасно! Он встретит здесь поддельною Алкмену. О дорогая Леда, боги готовили нам трагедию, так давайте же устроим из нее небольшое развлечение для двух женщин! Решайтесь, умоляю вас! Отомстим за нас обеих!

Л e д а. Каков собою ваш муж? У вас есть eгo портрет?

А л к м е н а. Вот он.

Л е д а. Гм, а он совсем недурен… Красивые глаза… Мне всегда нравились глаза, где зрачок едва намечен, как на глазах статуй. Ах, я обожаю статуи, какая жалость, что они немы и бесчувственны!.. А ваш муж брюнет? Надеюсь, он не курчавый?

А л к м е н а. О нет, Леда, его волосы гладки и черны, как вороново крыло.

Л е д а. Военная выправка? Шершавая кожа?

А л к м е н а. Ах, что вы! Он мускулист, но гибок как лоза.

Л е д а. А вы не расcеpдитecь на меня за то, что я отниму у вас подобие того тела, которое вы так любите?

А л к м е н а. Нет! Клянусь вам!

Л е д а. И вы не рассердитесь за то, что я отниму у вас бога, которого вы так не любите?

А л к м е н а. Он приближается. Спасите меня!

Л е д а. Где она, ваша спальня?

А л к м е н а. Вот дверь.

Л е д а. Там не очень, крутые ступеньки? Я боюсь споткнуться в такой темноте.

А л к м е н а. Там гладкий и ровный пол.

Л е д а. Спинка ложа, наверное, мраморная и холодная?

А л к м е н а. Она покрыта ковром чистейшей шерсти. Вы не дрогнете в последнюю минуту?

Л е д а. Я же вам обещала! А я верный друг. Вот он идет. Подшутите над ним немного, прежде чем прислать его ко мне. Отомстите фальшивому Амфитриону за те горести, которые вам доставит в один прекрасный день настоящий…

 

 

                                                      СЦЕНА СЕДЬМАЯ

 

                                               А л к м е н а, А м ф и т р и о н.

 

 

Г о л о с р а б а. Куда прикажете поставить коней, господин? Они совсем загнаны.

А м ф и т р и о н. Наплевать на коней! Через минуту я уезжаю обратно.

А л к м е н а. Ему наплевать на своих коней... Тогда это не Амфитрион.

А м ф и т р и о н (устремляясь к ней). Это я!

А л к м е н а. И никто иной, как я полагаю?

А м ф и т р и о н. Ты не хочешь обнять меня, любимая!

А л к м е н а. Подожди минутку, прошу тебя. Здесь слишком светло. Потом, там, в спальне.

А м ф и т р и о н. Нет, здесь, сейчас! Одна мысль об этой минуте заставила меня стрелой мчаться к тебе.

А л к м е н а. И заставила проноситься над скалами, перелетать через реки, шагать по небесам? Нет, нет, подойди к окну, дай мне разглядеть тебя. Ты ведь не боишься показаться своей жене? Вспомни, я очень хорошо знаю твое лицо, мне знакомы все твои родинки, все твои морщинки до единой.

А м ф и т р и о н. Ну, вот оно, мое лицо, взгляни, похоже на вчерашнее?

А л к м е н а. Да-да, именно, похоже. Другая женщина обязательно обманулась бы. Все в нем, как всегда: и эти две грустные морщинки, что появляются при улыбке, и эта смешливая складочка - предвестница слез, и метины в уголках глаз, совсем как след когтя неведомой птицы, - может быть, орла Юпитера, а?   

А м ф и т р и о н. Скорее, гуся, моя дорогая, - ведь эти морщинки называются гусиными лапками. Раньше ты любила целовать их.

А л к м е н а. Да, все это как будто принадлежит моему мужу. Вот только царапины на щеке не хватает, - царапины от вчерашнего пореза. Любопытный у меня муж: он принес с войны на один шрам меньше!

А м ф и т р и о н. Ветер хорошо исцеляет раны.

А л к м е н а. Ну да, разумеется, ветер сражений. Теперь посмотрим глаза. Ай-ай-ай, дорогой Амфитрион, вчера ты покинул меня с веселыми, широко раскрытыми глазами. Отчего же сегодня твой правый глаз так величественно прикрыт, а в левом поблескивает искорка лицемерия?

А м ф и т р и о н. Алкмена, супруга негоже слишком пристально вглядываться друг в друга. Можно сделать неприятные открытия. Идем же!

А л к м е н а. Погоди немного... В твоих зрачках проплывают облака, - раньше я никогда не видела их… Не знаю, что изменилось, мой друг, но при одном взгляде на тебя кружится голова, меня одолевают воспоминания о далеком прошлом, неясные предчувствия будущего... Видения иных миров, знание скрытого...

А м ф и т р и о н. Так всегда бывает до любви, дорогая, со мной творится то же самое. Потом это пройдет.

А л к м е н а. А какие мысли скрываются за этим высоким челом, таким высоким, как ни у кого другого?

А м ф и т р и о н. Мысли о прекрасной Алкмене, всегда верной себе.

А л к м е н а. Каким желанием озарено это лицо, которое я даже не могу охватить взглядом?

А м ф и т р. и о н. Желанием поцелуя. Оно жаждет тепла твоих губ.

А л к м е н а. Моих губ! Раньше ты никогда не говорил о моих губах!

А м ф и т р и о н. А я жажду укусить тебя в шею!

А л к м е н а. Амфитрион, ты сходишь с ума! До сих пор ты не осмеливался назвать ни одну из моих черт!

А м ф и т р и о н. О чем я и пожалел нынче ночью, и теперь-то я назову их все до единой. Неплохая мысль, - она пришла мне в голову сегодня, когда я производил перекличку армии, и уж теперь любая частичка твоего тела должна ответить на вызов: глаза! грудь! затылок! зубы! И твой рот!

А л к м е н а. Вот пока что моя рука.

А м ф и т р и о н. Что с тобой? Я тебя уколол? Тебе неприятно?

А л к м е н а. Скажи, где ты провел эту ночь?

А м ф и т р и о н. В зарослях ежевики, положив голову на колючки, которые я наутро сжег дотла... Через час я должен уезжать, дорогая, на сегодня у меня назначено сражение. Идем! Что ты делаешь?

А л к м е н а. Разве мне запрещено гладить тебя по волосам? Никогда они не были так сухи, так блестящи!

А м ф и т р и о н. Это, наверное, ветер.

А л к м е н а. Да-да, твой раб ветер. А какая у тебя голова! Неужто она всегда была такой большой?!

А м ф и т р и о н. Ну, знаешь, Алкмена, мудрость...

А л к м е н а. Твоя дочь Мудрость...

А м ф и т р и о н. А вот это, если хочешь знать, мои брови, а это ­ затылок, а это сонная артерия! Дорогая моя Алкмена, отчего ты прикасаешься ко мне с таким трепетом, словно ты моя невеста - не жена?! Откуда такая неожиданная робость, когда ты рядом с супругом? Вдруг и ты стала для меня незнакомкой. И все, что я открою в тебе сейчас, будет новостью для меня...

А л к м е н а. Вот в этом-то я уверена.

А м ф и т р и о н. Скажи, чего ты хочешь, и я осыплю тебя подарками, исполню любое желание.

А л к м е н а. Я хотела бы... О, перед тем, как мы войдем в спальню, поцелуй мои волосы! А м ф и т р и о н (страстно обнимает ее и целует в шею). Вот!

А л к м е н а. Что ты делаешь! Я же просила простого поцелуя в волосы!

А м ф и т р и о н (целуя ее в щеку). Вот так?

А л к м е н а. Ты разучился понимать слова? Или я стала лысой?

А м ф и т р и о н. И вот так! А теперь я унесу тебя!

А л к м е н а. Еще секунду! Подожди одну только секунду и потом входи! Как только я позову, входи, любовь моя! (Уходит в спальню)

А м ф и т р и о н (остается один). До чего же очаровательная у меня жена! Ах, как хороша жизнь, когда она течет без ревности и подозрений; как сладко надежное домашнее счастье, не запятнанное изменами и похотью! Вернусь ли я во дворец на заре или глубокой ночью, я найду здесь только то, что сам, уходя, оставил, и нарушу одну лишь мирную тишину... Уже можно, Алкмена?.. Она молчит, - понимаю, - это значит, она готова. Какая деликатность! Она подает мне знак своим молчанием, и каким молчанием! В нем звенит призыв! Как она ждет меня! Да, да, я иду, дорогая!

         Едва он, вбегает в спальню, А л м е н а на цыпочках возвращается оттуда,

            улыбается ему вслед, раздвигает занавеси и выходит на середину сцены.

 

А л к м е н а. Ну вот, шутка удалась! Он в ее объятиях. И пусть не твердят мне больше про все зло мира - простая хитрость маленькой девочки обратила это зло в забаву. И пусть не твердят мне больше о неотвратимой судьбе - есть только слабовольные нытики, уступившие ей. Все злонамерения людей, вся похоть богов не устоят перед волей и любовью верной женщины. Ты согласно со мною, Эхо, не правда ли? Откликнись, ты ведь всегда подавало мне добрые советы! Чего мне опасаться со стороны богов и людей - мне, верной и стойкой Алкмене? Правда, нечего?

Э х о. Всего! Всего!

А л к м е н а. Что ты говоришь?

Э х о. Ничего! Ничего!

 

 

3 а н а в е с

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.