|
|||
СЦЕНА ШЕСТАЯ
А л к м е н а на своем балконе. Ю п и т е р в облике Амфитриона.
А л к м е н а (она так и не ложилась). Кто там стучит? Кто потревожил мой сон? Ю п и т е р. Неизвестный, которого вы с удовольствием повидаете. А л к м е н а. Я не знаюсь с незнакомцами. Ю п и т е р. Это один генерал... А л к м е н а. А почему генералы бродят так поздно по дорогам? Они дезертировали? Или они разбиты? Ю п и т е р. Они наголову разбиты любовью! А л к м е н а. Вот что их ждет, когда они избегают сражений с другими генералами. Кто вы? Ю п и т е р. Я твой любовник. А л к м е н а. Вы говорите с самой Алкменой, а не с ее прислужницей. У меня нет любовника. Чему вы смеетесь? Ю п и т е р. А не ты ли только что открыла окно и с тоской смотрела в ночь? А л к м е н а. Вот именно, я смотрела в ночь. Я даже могу сказать, какая она, - нежная и прекрасная. Ю п и т е р. И это не ты совсем недавно опрокинула золотой кувшин с ледяной водой на голову отдыхающего воина? А л к м е н а. А, так она оказалась ледяной? Тем лучше! Что ж, возможно, это была я. Ю п и т е р. И не ты ли шептала перед портретом одного человека: «Ах, если бы я могла потерять память, пока его нет со мною! » А л к м е н а. Не помню. Быть может... Ю п и т е р. Неужто ты не чувствуешь, как под этими молодыми звездами тело твое расцветает, а сердце сжимается при мысли о нем, - а ведь он, признаться тебе, довольно некрасив и скорее глуп, чем умен?! А л к м е н а. Он мудрее и прекраснее всех на свете! У меня сладко во рту, когда я говорю о нем. И я вспомнила теперь про золотой кувшин. И это его я видела во сне. Что это доказывает? Ю п и т е р. Что у тебя есть любовник. И что он сейчас здесь. А л к м е н а. У меня есть муж, и его сейчас здесь нет. Никто, кроме моего мужа, не войдет в эту комнату. Да и его я не приму, если он скроет свое имя. Ю п и т е р. Само небо скрыто в этот час тьмы. А л к м е н а. Ты лишен проницательности, незнакомец, если полагаешь, что ночь - это всего лишь оборотная сторона дня, а луна - фальшивое солнце, если ты думаешь, что супружеская любовь может притвориться любовью для удовольствия. Ю п и т е р. Супружеская любовь походит на долг, исполняемый по принуждению. А принуждение - враг наслаждения. А л. к м е н а. Что ты сказал? Какое слово ты произнес? Ю п и т е р. Наслаждение - имя полубога. А л к м е н а. Мы здесь чтим одних лишь полноценных богов. А полубогов мы предоставляем полуневинным девушкам и полуженатым мужчинам. Ю п и т е р. А теперь ты богохульствуешь. А л к м е н а. Я иногда захожу еще дальше - я радуюсь тому, что на Олимпе нет бога супружеской любви. И еще я радуюсь, что родилась таким созданием, какое боги отнюдь не предусмотрели в своей программе. Никто не властен надо мною, - одно лишь чистое небо внушает мне трепет. И если ты можешь быть для меня только любовником, то, как мне ни жаль, я прогоню тебя прочь. Ты строен и красив, голос твой нежен. Как приятен был бы мне этот голос, если бы в нем звучал призыв к верности, а не к наслаждению! Как сладки были бы мне эти объятия, если бы они не были капканом, который внезапно захлопнется, едва внутрь попадет добыча! И уста твои, как мне кажется, свежи и горячи. Но им не убедить меня. Я не открою двери любовнику. То кто же ты? Ю п и т е р. Отчего ты не хочешь любовника? А л к м е н а. Оттого, что любовнику нужна не любимая, а любовь. Оттого, что моя радость должна быть безграничной, наслаждение - безмерным, забвение - безоглядным. Оттого, что мне не нужен раб и не нужен господин. Оттого, что это дурной тон - обманывать мужа, пусть даже с ним самим. Оттого, что я люблю распахнутые окна и свежие простыни. Ю п и т е р. Для женщины ты неплохо обосновываешь свои вкусы. Прими мои поздравления. И открой мне! А л к м е н а. Если ты не тот, возле кого я просыпаюсь по утрам, оставляя ему еще десять минут между его сном и моей явью; если ты не тот, чье лицо мои взгляды омывают раньше солнца и свежей воды, по звуку чьих шагов я безошибочно узнаю, бреется ли он, одевается, размышляет или просто убивает время; если ты не тот, с кем я завтракаю, обедаю и ужинаю, чей вздох, что бы ни случилось, раздается на десятую долю секунды раньше моего; если ты не тот, кому я каждый вечер даю уснуть на десять минут раньше меня сном, украденным у моей яви, и чье живое горячее тело приникает ко мне в тот миг, когда дрема обволакивает его; если ты - не он, то кем бы ты ни был, я не открою тебе. Кто же ты? Ю п и т е р. Ну что ж, приходится назвать свое имя. Я твой супруг. А л к м е н а. Неужто это ты, Амфитрион? И ты не подумал, отправляясь сюда, как неосторожно ты поступаешь? Ю п и т е р. Никто в лагере и не подозревает об этом. А л к м е н а. Да кто здесь говорит о лагере?! Разве тебе неизвестно, чем рискует муж, внезапно вернувшийся домой после того, как он всем объявил о своем отъезде? Юпитер. Не шути так. А п к м е н а. Разве тебе неведомо, что в этот час все хорошие жены принимают в горячие объятия своих милых дружков, трясущихся от такой чести и страха? Ю п и т е р. Твои объятия пусты, они прохладней самой луны! А л к м е н а. Просто ему удалось улизнуть, пока мы тут болтали. Он теперь уже далеко от Фив, - бежит, верно, по дороге и бранится вовсю, второпях запутавшись голыми ногами в сползшей тунике. Ю п и т е р. Открой своему мужу! А л к м е н а. Так ты надеешься войти ко мне только потому, что ты мой муж? А есть ли у тебя с собой подарки? Или драгоценности? Ю п и т е р. Ты продалась бы за драгоценности? А л к м е н а. Своему мужу? С удовольствием. Но у тебя их нет! Ю п и т е р. Я вижу, мне надо уходить. А л к м е н а. Ах нет, останься! С одним, впрочем, условием, Амфитрион, с одним определенным условием. Ю п и т ер. Чего ты хочешь? А л к м е н а. Дадим в этой ночи те клятвы, которые раньше мы произносили лишь днем. Давно уже я ждала такого случая. Мне не хочется, чтобы все эти дивные творения ночные звезды, зефир, бабочки-полуночницы - подумали, будто нынче ночью я принимала любовника. Отпразднуем нашу ночную свадьбу в этот час, когда заключается столько незаконных союзов. Начинай! Ю п и т е р. Приносить клятвы без жреца, вне храма, в пустоту и тьму, что за фантазия! А л к м е н а. Слова, нацарапанные на стекле, сохраняются веками. Подними руку! Ю п и т е р. Если бы ты знала, Алкмена, сколь жалки в глазах богов людские клятвы, - они подобны моли и без грома. А л к м е н а. Пусть будет хотя бы эта краткая безмолвная вспышка, больше ничего и не требуется. Подними руку и согни палец! Ю п и т е р. Согнуть палец?! Но это ужасная клятва, ведь ею сам Юпитер насылает бедствия на землю! А л к м е н а. Согни палец или уходи! Ю п и т е р. Ну что ж, приходится подчиниться. (Поднимает руку. ) О, кары небесные, ржа и саранча, сгиньте хоть на время, моя сумасшедшая маленькая Алкмена принудила меня к этому жесту! А л к м е н a. Говори же. Ю п и т е р. Я, Амфитрион, сын и внук почивших генералов, отец и предок генералов будущих, скромный аграф на поясе войны и славы... А л к м е н а. Я, Алкмена, чьи родители умерли, чьи дети не рождены, ничтожное звено, отныне вырванное из цепи человеческих жизней... Ю п и т е р. Клянусь, что сладость имени Алкмены будет жить в моем сердце так же долго, как отзвук моего собственного имени... А л к м е н а. Клянусь быть верной Амфитриону, моему мужу, или умереть! Ю п и т е р. Что-что? А л к м е н а. Или умереть! Ю п и т е р. Послушай, Алкмена, зачем призывать смерть туда, где ей совсем не место? " Умоляю тебя, не говори этого! Есть столько благозвучных синонимов, позволяющих избежать слова «смерть»! А л к м е н а. Оно уже прозвучало. А теперь, дорогой муж, довольно слов. Церемония завершена, и тебе позволяется войти. Как ты был непрост нынче ночью! Н ждала тебя, дверь была отперта, ее стоило пальцем толкнуть... Что с тобой, ты колеблешься? Ты все еще ждешь, чтобы я назвала тебя любовником? Никогда, слышишь! Ю п и т е р. Мне действительно войти, Алкмена? Ты и вправду этого хочешь? А л к м е н а. Я приказываю тебе войти, дорогая моя любовь!
З а н а в е с ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Кромешная тьма. М е р к у р и й, очень довольный, в одиночестве полулежит на авансцене.
|
|||
|