СЦЕНА ТРЕТЬЯ

А л к м е н а, А м ф и т р и о н.

А л к м е н а. Я люблю тебя, Амфитрион.

А м ф и т р и о н. Я люблю тебя, Алкмена.

А л к м е н а. В том-то и дело. Если бы мы хоть чуточку ненавидели друг друга, эта минута был бы не такой горькой.

А м ф и т р и о н. Что ж тут скрывать, моя обожаемая жена, мы совсем не питаем ненависти друг к другу.

А л к м е н а. Когда ты со мной, ты уносишься мыслями вдаль, ибо ты уверен в своей жене, - так вспомнишь ли ты обо мне, когда будешь далеко? О, поклянись, что вспомнишь!

А м ф и т р и о н. Я уже думаю о тебе, дорогая.

А л к м е н а. Не оборачивайся же все время к луне! Я ревную к ней. Ну что хорошего сулит тебе этот холодный пустой шарик?!

А м ф и т р и о н. А эта белокурая головка?

А л к м е н а. Две вещи дарю я тебе - аромат и воспоминание. Как! Ты побрился? С каких это пор мужчины бреются, уходя на войну? Ты надеешься, - что гладкая кожа обратит в бегство твоих врагов?

А м ф и т р и о н. Да нет, я ведь все равно опущу забрало, а на нем - Медуза.

А л к м е н а. И это единственное женскoe лицо, на которое я позволяю тебе смотреть. О, ты порезался, у тебя кровь на щеке! Дай, я выпью эту каплю, первую каплю крови нынешней войны. Вы еще пьете кровь врагов там, на поле битвы?

А м ф и т р и о н. О да, взаимно, на наше здоровье.

А л к м е н а. Не шути так! Опусти скорее забрало, я хочу увидеть тебя таким, каким ты предстанешь взорам врагов.

А м ф и т р и о н. Приготовься содрогнуться от ужаса.

А л к м е н а. Ах, мне не страшна Медуза, когда она смотрит твоими главами. Тебе нравится, как у нее заплетены волосы?

А м ф и т р и о н. Это не волосы, это змеи, отлитые из чистого золота.

А л к м е н а. Настоящее золото?!

А м ф и т р и о н. Чистейшее, а эти два камня - изумруды.

А л к м е н а. О мой ветреный муж, как ты кокетничаешь с войной! Ты надеваешь для нее драгоценности, ты бреешься... А на мою долю остается щетина, позолоченные железки… Из чего сделаны твои поножи?

А м ф и т р и о н. Из серебра. А насечки платиновые.

А л к м е н а. Они не жмут тебе? Твои стальные наколенники гораздо более гибки и удобны для бега.

А м ф и т р и о н. А ты когда-нибудь видела бегущих генералов?

А л к м е н а. Я вижу другое: на тебе нет ни одного моего подарка. Ты оделся как на свидание с другой женщиной. Признайся, ты идешь сражаться с Амазонками! Если ты падешь от руки этих бесноватых, мой дорогой супруг, на тебе не найдут ни единого украшения, ни единого амулета с именем твоей жены. Ах, мне досадно! Дай я хоть укушу тебя в руку, прежде чем ты покинешь меня! Что за туника на тебе под кирасой?

А м ф и т р и о н. Розовая, с черными галунами.

А л к м е н а. Ах, так это она светится в разъемах доспехов при каждом твоем вздохе?! Ты одет как утренняя заря. Вздохни, вздохни еще раз и дай мне хоть мельком увидеть твое сияющее тело среди мрака этой печальной ночи... Ты не торопишься уходить, значит, ты любишь меня?

А м ф и т р и о н. Да, я жду лошадей.

А л к м е н а. Подними повыше свою Медузу. Пусть звезды... Смотри, они сразу засияли вдвое ярче. Счастливцы, они будут указывать тебе путь!

А м ф и т р и о н. Генералы не читают свой путь по звездам.

А л к м е н а. Ах да, это делают адмиралы. Выбери одну из звезд, и будем оба глядеть на нее в этот ночной час. Соединим наши взгляды хотя бы таким банальным и далеким путем.

А м ф и т р и о н. Я выбираю Венеру, нашу общую знакомую.

А л к м е н а. Нет, я не доверяю Венере. Обо всем, что касается нашей любви, я позабочусь сама.

А м ф и т р и о н. Вот Юпитер - тоже красивое имя.

А л к м е н а. А есть ли звезды без имени?

А м ф и т р и о н. Вон та, маленькая, - астрономы называют ее безымянной звездой...

А л к м е н а. И это тоже имя... Которая же из них освещала твои победы? Расскажи мне о своих победах, дорогой. Как ты их одерживаешь? Доверь их тайну своей жене. Не правда ли, ты сражаешься с моим именем на устах, сокрушая им вражеские ряды, позади которых осталось последнее достояние, что прячут У себя за спиной, - жена, дом, дети?

А м ф и т р и о н. Вовсе нет, моя дорогая.

А л к м е н а. Так расскажи!

А м ф и т р и о н. Значит, так: сперва я смыкаю левое крыло с правым, затем раскалываю их правое крыло тремя четвертями мoeгo левого, а затем непрерывно атакую оставшейся четвертью левого крыла, - вот так я и побеждаю.

А л к м е н а. Какой прекрасный птичий бой! Сколько же битв ты выиграл так, о мой орел? А м ф и т р и о н. Одну, одну-единственную.

А л к м е н а. О возлюбленный супруг, эта единственная победа принесла тебе больше славы, чем другим - целая победоносная жизнь! Но завтра ты одержишь вторую, не правда ли? И ты ведь вернешься, тебя не убьют!

А м ф и т р и о н. Спроси у судьбы.

А л к м е н а. Нет, тебя не убьют. Это было бы слишком несправедливо. Генералы и военачальники не должны погибать.

А м ф и т р и о н. Это еще почему?

А л к м е н а. Как «почему»? Потому что у них самые красивые жены, самые роскошные дворцы, самая громкая слава. У тебя самая массивная золотая посуда во всей Греции, дорогой. Из-под такого груза человеческой жизни выпорхнуть не под силу. И наконец, у тебя есть Алкмена.

А м ф и т р и о н. Да, и мысли об Алкмене помогут мне убить побольше врагов.

А л к м е н а. А как ты их убиваешь?

А м ф и т р и о н. Я пронзаю их своим дротиком, пригвождаю к земле копьем и, погрузив им в горло меч, оставляю его в ране.

А л к и е н а. Так после каждого убитого врага ты остаешься безоружный, как пчела, потерявшая жало? Я больше не смогу спать спокойно, твой метод чересчур опасен. Много ли воинов ты убил таким приемом?

А м ф и т р и о н. Одного, одного-единственного.

А л к м е на. Как ты великодушен, дорогой! Но он был царем или генералом?

А м ф и т р и о н. Нет, то был простой солдат.

А л к м е н а. Как ты скромен! Ты не из тех снобов, которые даже в смерти делят людей на сословия. Даровал ли ты ему хоть одно мгновение между копьем и мечом, чтобы он узнал тебя и понял, какую честь ты ему оказываешь?

А м ф и т р и о н. Да, он умоляюще смотрел на мою Медузу и слабо, боязливо улыбался окровавленным ртом.

А л к м е н а. Назвал ли он тебе свое имя перед тем, как умереть?

А м ф и т р и о н. Нет, то был неизвестный солдат. Таких довольно много - в отличие от звезд.

А л к м е н а, Ах, почему он не назвал себя?! Я бы воздвигла ему памятник во дворце и возлагала на него цветы и приношения. Ни одну тень в царстве Плутона не почитали бы выше, чем тень убитого моим супругом! О дорогой муж, как я ликую, зная, что ты человек одной победы, одной жертвы! Быть может, потому тебе суждено всю жизнь быть мужем лишь одной женщины. Вон твои кони! Поцелуй меня.

А м ф и т р и о н. Нет, у меня иноходцы... Но я все равно могу поцеловать тебя. Спокойно, дорогая, не прижимайся ко мне слишком пылко, у меня кругом железо, как бы не насажать синяков...

А л к м е н а. Ты меня чувствуешь сквозь кирасу?

А м ф и т р и о н. Я слышу биение твоей жизни и ощущаю тепло твоего тела, во все поры моей кожи и разрезы одежды, куда может проникнуть стрела, проникаешь сейчас ты.

А л к м е н а. Тело - та же кираса. Часто, лежа в твоих объятиях, я чувствовала, что ты холоднее и дальше от меня, чем сейчас.

А м ф и т р и о н. Часто в моих объятиях ты была холоднее и печальнее, чем сегодня. А ведь я тогда собирался на охоту - не на войну. Ну вот ты и улыбнулась. Я бы сказал, что объявление этой войны исцелило тебя от какой-то тайной грусти.

А л к м е н а. Недавно утром под нашим окном заплакал ребенок. Ты не видишь в этом дурное предзнаменование?

А м ф и т р и о н. Боги шлют предзнаменования ударом грома в ясном небе и еще в виде тройной молнии.

А л к м е н а. Небо было ясным, когда плакало дитя. Для меня это худший признак.

А м ф и т р и о н. Не будь суеверной, Алкмена. Придерживайся официальных примет чуда. Может, твоя служанка разродилась дочерью - уродиной или шестипалой?

А л к м е н а. Нет. Но сердце мое сжималось и слезы текли по щекам, когда я силилась улыбнуться. Мне чудилось, что над нашим счастьем нависла страшная угроза. Благодарю богов - они послали нам всего лишь войну, и я почти утешена, - лучше уж война, чем другая, неведомая опасность. Это всего-навсего война!

А м ф и т р и о н. А чего же нам бояться, кроме войны? Нам повезло: мы молоды, мы живем на молодой планете, где и злодейства-то пока caмыe немудреные - насилия, отцеубийства, кровосмешения. Мы окружены всеобщей любовью. Стоит нам захотеть, и мы победим даже смерть. Так что же может нам угрожать?

А л к м е н а. Наша любовь под угрозой. Я боюсь, что ты мне изменишь. Мне все время чудится, что ты в объятиях другой женщины.

А м ф и т р и о н. Одной или: многих?

А л к м е н а. Одна или тысяча - какая разница?! Для Алкмены ты был бы потерян навсегда. Любая измена смертельно оскорбляет любовь.

А м ф и т р и о н. Ты прекраснейшая из гречанок!

А л к м е н а. Вот я и боюсь не гречанок, а богинь или иностранок.

А м ф и т р и о н. Что-что?

А л к м е н а. Начать хоть с богинь. Они рождаются из облака или из волн, - с бело-розовой кожей, хотя у них нет ни румян, ни пудры, С нежной грудью и небесным взором; внезапно они обвивают вас ногами и цепкими руками в нерасплетаемом объятии. О, как, должно быть, трудно сопротивляться им!

А м ф и т р и о н. Ну да, мало кто устоял бы... Kpоме меня, разумеется.

А л к м е н а. Но они богини, а потому гневаются из-за пустяков и требуют обожания. Они тебе не понравились бы, правда?

А м ф и т р и о н. Да мне и иностранки не пришлись бы по вкусу.

А л к м е н а. Но ты бы им пришелся по вкусу! Они посягают на каждого женатого мужчину, они отнимают мужей у женщин, у славы, у науки! Когда они являются в наши города со своим великолепным багажом - одни красавицы, полуобнаженные, в шелку и мехах, другие уродливые, но несущие свое уродство смело, как красоту, оттого, что это иноземное уродство, - так вот, когда они приходят, наступает конец всему - армии, искусствам, семейному покою, Ибо неведомые ароматы влекут мужчин сильнее, чем запах родного очага. Как магнит, чужеземки притягивают к себе драгоценные камни, древние манускрипты, редкостные цветы и руки мужчин. И они сами себя обожают, потому что взирают на себя только глазами других. Вот чего я боялась, дорогой мой муж, вот отчего тревожили меня предзнаменования. Я пугалась названий времен года, фруктов и развлечений, произносимых с иностранным акцентом, меня страшили все проявления любви с незнакомым привкусом или с непривычной смелостью: я опасалась чужеземок. А пришла война - почти подруга. И это ей я обязана тем, что не плачу.

А м ф и т р и о н. О Алкмена, милая жена моя, будь спокойна! Когда я с тобой, ты моя чужеземка, а через час, в гуще боя, я вспомню о тебе как о жене. Жди же меня без страха. Я скоро вернусь, и на этот раз уже навсегда. Ведь о каждой войне говорят, что она самая последняя на земле. А войны между соседями тем более долго не тянутся. Мы будем счастливо жить в нашем дворце, а когда состаримся и одряхлеем, попросим богов не отнимать у нас жизнь, но превратить в деревья, как Филемона и Бавкиду.

А л к а е н а. Тебе нравилось бы менять листья каждый год?

А м ф и т р и о н. А мы выберем вечнозеленые деревья. Вот, например, лавр мне очень даже к лицу.

А л к м е н а. И мы засохнем, и нас спилят и сожгут...

А м ф и т р и о н. Но пепел моих ветвей и коры смешается с твоим.

А л к м е н а. Если так, отчего бы не смешать пепел наших тел и кости после нашей человеческой жизни?

Слышен конский топот.

А м ф и т р и о н. А вот теперь это они. Мне пора.

А л к м е н а. Кто «они»? Твое честолюбие, твоя гордость военачальника, твоя жажда бойни и приключений?

А м ф и т р и о н. Нет, просто-напросто Элафоцефал и Гипсипила, мои кони.

А л к м е н а. Тогда уезжай. Пусть уж лучше тебя увлекут вдаль эти мощные звери.

А м ф и т р и о н. И больше ты ничего мне не скажешь?

А л к м е н а. Да разве я не все сказала? Что же говорят другие жены?

А м ф и т р и о н. Они стараются шутить. Они подают мужу щит, возглашая: «Возвращайся с ним или на нем! » Они кричат: «Да не устрашишься ты ничего, кроме того, что небо упадет тебе на голову! » Неужто моя жена неспособна придумать какую-нибудь возвышенную штуку вроде этих?!

А л к м е н а. Боюсь, что нет. Не люблю я изречений, предназначенных для потомства. Мне едва хватит сил шепнуть слова, котopыe неслышно умрут на твоей груди, едва достигнув ее: «Амфитрион, я лю6лю тебя, Амфитрион, возвращайся скорее! » Впрочем, во фразе не хватает места для других слов, если в начале произнесено твое имя, - оно такое длинное!

А и ф и т р и о н. Ну так ставь его в конце. Прощай, Алкмена!

А л к м е н а. Амфитрион!

Она стоит минуту, облокотившись па балюстраду и прислушиваясь

к удаляющемуся топоту копыт, затем направляется к дверям.

К ней подходит М е р к у р и й, принявший облик Созия.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒