|
|||
СЦЕНА ВТОРАЯ
Созий, Трубач, Воин.
С о з и й. Это ты нынче дежурный трубач? Т р у б а ч. Я, с вашего позволения. А ты кто? Кого-то ты мне напоминаешь. С о з и й. Вряд ли. Я Созий. Чего же ты ждешь, труби! Т р у б а ч. А о чем оно будет, ваше объявление? С о з и й. Сейчас сам услышишь. Т р у б а ч. Пропажа, что ли, какая приключилась? С о з и й. Haxoдкa. Труби, говорят тебе! Т р у б а ч. Ну да, так я и затрубил неизвестно о чем! С о з и й. Эй, чего ты ломаешься? Все равно ведь трубишь на одной только ноте! Т р у б а ч. Так-то оно тан, моя труба монотонна, а все же запомните: эта нота - целый гимн, и сочинил его я. С о з и й. Гимн?! На одной ноте?! Ну-ну, пошевеливайся, Орион уже взошел. Т р у б а ч. Так-то оно так, Орион взошел, а все же запомните: среди монотонных трубачей нет мне равных, ибо, поднося трубу к губам, я мысленно исполняю всю музыкальную тему, и мой единственный звук становится ее заключительным звуком, а это придает ему ценную неожиданность и неожиданную ценность. С о з и й. Поторапливайся, не то город заснет. Т р у б а ч. Так-то оно так, город заснет, а все же запомните: мои коллеги прямо лопаются от зависти. Говорят, ученики в школах трубачей из кожи вон лезут, чтобы блеснуть качеством молчания, а не звучания. Так скажи мне, о какой утрате собираешься ты объявить, чтобы я мог сложить о ней свою немую песнь. С о з и й. Буду объявлять о мире. Т р у б а ч. О каком мире? С о з и й. О том, что называется мирным временем, - о перерыв между войнами. Амфитрион приказал мне зачитывать фивaнцaм по одной декларации - каждую ночь. Никак не избавится от походной привычки все ставить с ног на голову. Чего только у нас нет, - декларации о всевозможных средствах: от комаров, от ураганов, от икоты. Декларации об урбанизме, декларации о богах. Все виды срочных советов. Сегодня настала очередь декларации о мире. Т р у б а ч. Ага, понимаю. Это что-то весьма патетическое, возвышенное... С о з и й. Куда там, декларация-то скромненькая. Т р у б а ч. Ну так слушай. (Подносит инструмент к губам, слегка отбивает рукой такт и наконец трубит. ) С о з и й. Теперь моя очередь. Т р у б а ч. Когда читают речь, поворачиваются лицом к слушателям, а не к ее автору. С о з и й. А если автор - государственный деятель! И потом все равно все спят. Взгляни - ни одного огонька. Твоя единственная нота не имела успеха. Т р у б а ч. С меня достаточно, если они услышали мой неслышный гимн. С о з и й (с пафосом). О фиванцы! Вот единственная декларация, которую вы можете прослушать, не вставая с постелей и даже не просыпаясь! Май начальник, генерал Амфитрион, хочет говорить с вами о мире. Что мажет быть прекраснее, чем мир?! Что может быть прекраснее, чем генерал, рассуждающий о мире?! Что может, наконец, быть прекраснее, чем генерал, рассуждающий об оружии, мирно спящем в мирной ночи?! Т р у б а ч. Что может быть прекрасней, чем генерал? Ясное дело... С о з и й. Молчи ты... Т р у б а ч. Два генерала!
За спиной Созия появляется вооруженный В о u н гигантского роста, он медленно поднимается по лестнице:
С о з и й. Спите спокойна, фиванцы! Сколь прекрасен сап на земле, которую не терзают военные траншеи, под охраной законов, которые никем не нарушаются, среди ворон, кашек, собак и крыс, которым незнаком вкус человечины! Скаль прекрасна сознание, что твое лица - не маска, наводящая ужас на людей иной расы, с иным цветам кажи иди волос, а просто овал, приспособленный прежде всего для улыбок и смеха! Сколь прекрасна, вместо того чтобы карабкаться по осадным лестницам, неспешна восходить к Морфею па ступенькам завтракав, обедов и ужинов! Сколь прекрасна, не мучаясь угрызениями совести из-за убитых твоей рукой, вести внутри себя нежную гражданскую войну ощущений, мечтаний, страстей! Спите же! Когда вы, раскинув руки, удаетесь сну, самые роскошные доспехи выглядят убого в сравнении с вашими нагими беспомощными телами, украшенными одним лишь пупком. Никогда еще ночь не была столь светла, сталь благоуханна, столь безмятежна! Спите спокойно! Т р у б а ч. Что ж делать, будем спать.
Воин преодолевает последние ступени u подходит к ним.
С о з и й (вынимает свиток и читает). «Меж Илисусом и его притоком нами захвачен в плен козел, переправившийся из Фракии... Меж Олимпом и Тайжетом мы расторопно и умело засеяли клин, - ceменa уже дали всходы, которые вскоре заколосятся... там же выпущены. в жасмин два пчелиных рая... На берегах Эгейского моря все спокойно, и вид волн и светил не вселяет более смятения в сердца... На архипелаге же мы перехватили тысячу сигналов от храмов к звездам, от деревьев к домам, от животных к людям, - над их расшифровкой веками будут биться наши мудрецы. Грядут столетия мира! Будь проклята война! »
Воин останавливается за спиной Созия.
В о и н. Что ты сказал? С о з и й. Сказал то, что мне и велено была говорить: будь проклята война! В о и н. А знаешь ли, кому ты это говоришь? С о з и й. Нет. В о и н. Воину! С о з и й. Видишь ли, войны бывают разные... В о и н. Но воины все одинаковы. Где твой хозяин? С о з и й. Вон в той комнате, в единственной, где еще горит свет. В о и н. Доблестный генерал! Он изучает план будущей кампании? С о з и й. Ну как же, конечно. Он его там холит и лелеет. В о и н. Какай великий стратег! С о з и й. Он кладет его рядышком с собой на ложе и покрывает поцелуями. В а и н. Впервые слышу о таком методе... Поспеши вручить ему это донесение. Пусть он оденется. Пусть ан поторопится. Его доспехи наготове? С а в и й. Между нами говоря, слегка заржавели, - правда, он обновил на них заклепки. В о и н. Так чего же ты мнешься? С о з и й. Не мог бы ты подождать до утра, а? Ведь даже его лошади уже спят, лежа на боку, совсем как люди, - столь безмятежен сегодня мир. Сторожевые псы и те храпят, забившись в будку, на которой дремлет, сова. В о и н. Животные не правы, доверяясь миру людей. С о з и й. Прислyшaйся! От моря, от селений, отовсюду струится еле различимая музыка. Cтapики говорят: это песнь мира. В о и н. Вот в такие-то минуты и разражается война. С о з и й. Война?! В о и н. Афиняне собрали войска и вторглись в пределы Фив. С о з и й. Не может быть, ведь это наши союзники! В о и н. Называй их союзниками, коли yгoдно. Значит, на нас напали союзники. Они берут заложников, эти наши союзники. Они их пытают. Буди Амфитриона! С о з и й. Ах, да ведь мне придется пробудить его не только от сна, а от счастья! Вот уж действительно не везет! И это в ту самую ночь, когда я огласил декларацию о мире! В о и н. Твоей декларации ни одиа живая душа не слышала. Иди же, а ты, трубач, останься. Бери трубу!
С о з и й уходит.
Т р у б а ч. О чем оно будет, ваше объявление? В о и н. О войне. Т р у б а ч. Ага, понимаю. Это что-то весьма патетическое, возвышенное... В о и н. Нет, наоборот, самое что ни на есть обычное… Трубач трубит.
В о и н (перегнулся через балюстраду, громогласно). Проснитесь, фиванцы! Вот единственная декларация, которую нельзя прослушать во сне! Пусть каждый, чье тело сильно и гладко, услышав мой призыв, оторвется от своей потеющей и пыхтящей половины, сплетенной с ним в темноте. Вставайте! К оружию! Прибавьте к своему весу тяжкий груз металла, и да сольется его чистый звон с воинственным кличем людской отваги! Что стряслось, спрашиваете вы? Война!!! Т р у б а ч. Ох, и вопят же они! В о и н. Война – это равенство, это братство, это свобода! Вы, бедняки, голодранцы, с которыми сурово обошлась судьба, - высшее наслаждение – разыграть в схватке с судьбой ваши сокровища, ваши утехи, ваших любовниц, свободу вашей родины! Вы, игроки, поставьте на карту свою жизнь! Вы, безбожники и святотатцы, - на войне дозволено все, - так оттачивайте же свои мечи на статуях самих бессмертных богов, устанавливайте любые законы, берите любых женщин! Вы, лентяи, марш в траншеи! Ведь война – триумф лени! Вы, дельцы, торопитесь, - вас ждет интендантство! Вы, любители красивых детей, - ведомо ли вам, что после войны каким-то чудом рождается больше мальчиков, чем девочек, - если не считать детей Амазонок! ... А! Я вижу, мой военный клич уже зажег лaмпy вон в той лачуге! Вон и вторая, третья; вот и все зажглись. Первый огонь войны, первое зарево, вставшее над мирной жизнью, о, как ты прекрасно! Вставайте, стройтесь! Вас удостоили великой чести - подыхать от голода и жажды во имя отчизны, барахтаться в грязи во имя отчизны, дать себя зарезать во имя отчизны, так кто же осмелится предпочесть столь славной доле покой и сытость в тылу?! Т р у б а ч. Я! В о и н. А впрочем, не бойтесь ничего. Эти штафирки вечно пугают военных ужасами войны. Я же заверяю вас, что на сей раз сбудется наконец упование каждого солдата, уходящего воевать: по велению богов на этой войне вовсе не будет убитых, а будут только раневые в левую руку, - за исключением левшей. Стройтесь же в роты! Вот главная заслуга родины, - она крепко сплачивает миллионы разрозненных личностей в единую массу и гонит их сражаться не на дуэльную лужайку, а на поле битвы. О! Позор миру, который довольствуется смертью одних стариков, больных и увечных, тогда как война косит подряд молодых воинов, достигших расцвета сил и здоровья... Да! Вот еще что: выпейте и закусите слегка перед уходом. О! Не прекрасно ли вкушать остатки заячьего паштета, запивая его белым вином, на глазах у рыдающей супруги и детей, вылезающих из постели в том же порядке, в каком они появлялись из небытия на свет божий?! Будь благословенна война! Т p у б а ч. А вот и Созий. В о и н. Твой господин готов? С о з и й. Он-то готов. Вот госпожа моя не так чтобы совсем готова. Легче надеть военный мундир, чем одежды разлуки. В о и н. Она из тех жен, что проливают слезы? С о з и й. Нет, из тех, что улыбаются. Но лучше уж слезы, чем такая улыбка. Вот они идут... В о и н. В путь!
|
|||
|