Лорен Вайсбергер 4 страница

– Да так, – весело засмеялась я, избегая встречаться взглядом с Уиллом и Саймоном. – Маленькая слабость, детское увлечение, все никак не брошу.

Уилл нашел мое сдержанное заявление смешным до колик.

– Что? – захохотал он, согнувшись пополам. – Маленькая слабость? Бетт, дорогая, ты же член книжного клуба, чья единственная цель – тщательно изучать и по достоинству ценить твой излюбленный жанр!

В этом было немало правды – ни один человек моего увлечения не понимал. Ни родители, ни дядя, ни подруги в школе или университете. Пенелопа лишь качала головой, замечая у меня новую книжку (это не так уж сложно, учитывая, что у меня больше четырех сотен романов, набитых в коробки, шкафы, корзины под кроватью, а с мало‑ мальски пристойной обложкой – расставленных на полках). Факты свидетельствовали, что целая армия женщин читает подобные романы, но с Кортни я познакомилась всего два года назад.

Зайдя в центральный магазин «Барнс энд Ноубл» после работы, я выбирала роман на вертящемся проволочном стенде, и тут за спиной послышался девичий голос:

– Вы не одиноки.

Обернувшись, я оказалась лицом к лицу с миловидной девушкой примерно моего возраста, с личиком в форме сердечка и розовыми от природы губами. Белокурые кудряшки придавали ей сходство с Нелли из «Маленького домика в прерии»[44], а хрупкая фигурка, кроме нежности, вызывала опасение, что может переломиться в любой момент.

– Простите, вы ко мне обращаетесь? – Я прикрыла экземпляр «Мечта каждой женщины» огромным греко‑ английским словарем, лежавшим рядом.

Девушка кивнула и, придвинувшись ближе, прошептала:

– Я лишь хочу сказать, что вам не надо стыдиться. Вы не одна.

– Кто сказал, что я стыжусь? Девушка заглянула под словарь.

– Слушайте, меня зовут Кортни, я тоже обожаю романы. У меня университетский диплом, хорошая работа, и я не боюсь признаться, что люблю эти чертовы книжки. Нас целая группа, встречаемся дважды в месяц поговорить о книгах, выпить бокал вина и убедить друг друга в том, что в нашем пристрастии нет ничего дурного. Читательский клуб и отчасти сеанс терапии. – Порывшись в красной кожаной сумке, висевшей на плече, девушка достала смятую квитанцию, зубами сдернула колпачок с ручки «Монблан» и написала, где живет (в Сохо), и адрес электронной почты.

– Следующая встреча в понедельник вечером. Приходите. Электронный адрес на случай, если у вас возникнут вопросы, но узнавать особенно нечего. Сейчас мы читаем это, – девушка незаметно показала экземпляр «Кто хочет жениться на сердцеедке», – и рады вас пригласить.

Нужно ли говорить, что я, будучи заинтригованной, пришла и вскоре убедилась, что Кортни права. Каждая девушка из клуба оказалась красивой, крутой и по‑ своему интересной, но все питали необъяснимое пристрастие к любовным романам. Кроме двух сестер‑ близняшек, девушки не были подругами или коллегами по работе, и попали в клуб примерно так же, как я. С удивлением и некоторым самодовольством я узнала, что была единственной, кто открыто признавался в своем увлечении: ни одна из девушек еще не рассказала мужу, подруге или родителям о темах заседаний книжного клуба. За два года лишь одна сообщила бойфренду о любимом литературном жанре. Насмешки, которые ей пришлось вынести, стали судьбоносными: в конце концов, она рассталась с парнем, решив, что тот не любит ее по‑ настоящему (как герой романа, имелось в виду), раз мог немилосердно высмеивать то, что доставляет ей радость. Мы знали, когда кто‑ то из нас находил новую работу, играл свадьбу или даже попадал под суд (был такой случай), и все‑ таки, встречаясь на улице или вечеринке, обменивались лишь краткими приветствиями и понимающими взглядами. Пропустив прошлое собрание, я с нетерпением ожидала сегодняшнего и не могла позволить Уиллу лишить меня удовольствия.

Саймон, Уилл и я спустились и сели в машину, но, подъехав к ресторану на углу Восемьдесят восьмой и Второй, увидели, что мы явно не первые гости.

– Держитесь! – успел шепнуть Саймон, когда к нам, переваливаясь, подошла Элейн.

– Вы опоздали! – рявкнула она и ткнула пальцем в направлении второго зала, где уже собралось несколько человек. – Идите, работайте с вашими людьми. Я принесу вам выпить.

Пройдя в дальний зал лишенного показной пышности, овеянного легендами ресторана, я огляделась. Стены до последнего квадратного дюйма были покрыты книгами с редким вкраплением фотографий в рамках с автографами, изображавших, похоже, все до единого произведения, опубликованные в двадцатом веке.

Зал с деревянной мебелью и традиционной обстановкой мог показаться заурядным, но за столом, накрытым на двадцать персон, я увидела полдесятка знаменитостей: Алан Дершовиц, Тина Браун, Такер Карлсон, Доминик Данн и Барбара Уолтерс[45].

Официантка принесла заранее смешанный «Грязный мартини»[46], и я с удовольствием приникла к бокалу, проглотив последнюю каплю, когда все места за столом были уже заняты. Состав гостей показался мне странным: пестрая, как бы случайно подобравшаяся компания представителей масс‑ медиа и мира политики.

Уилл предложил тост за Чарли Роуза[47], чью новую книгу мы собрались чествовать, когда единственная, кроме меня, женщина младше сорока наклонилась и спросила:

– Как вас сюда заманили?

– Я племянница Уилла, мне не оставили выбора.

Негромко засмеявшись, женщина положила ладонь на мое колено, отчего я едва не подскочила, но до меня тут же дошло, что незнакомка пытается незаметно пожать мне руку.

– Меня зовут Келли. Я организовала для вашего дяди этот скромный праздничный ужин и сочла, что в некотором роде обязана здесь появиться.

– Приятно познакомиться, – прошептала я. – Меня зовут Бетт. Еще совсем недавно я сидела в дядиной квартире, никого не трогала, но каким‑ то образом оказалась здесь. Вообще‑ то ужин удался.

– Да, ничего. Не совсем мой масштаб, но для целей вашего дяди, кажется, сработает. Неплохой состав. Пришли все, кто ответил на приглашения, чего в принципе никогда не случается. Элейн, как всегда, отлично выполняет свою задачу. В целом я довольна результатом. Теперь, если нам удастся удержать гостей, чтобы не напились вусмерть, буду считать вечер превосходным.

Собравшиеся быстро прикончили оригинальные коктейли и углубились в поставленные перед ними салаты.

– Когда вы сказали об организации ужина, что именно вы имели в виду? – спросила я, скорее чтобы что‑ нибудь спросить, чем из интереса, но Келли этого не почувствовала.

– У меня собственная пиар‑ компания, – ответила она, потягивая белое вино в отважной попытке остаться трезвее остальных. – Мы представляем разнообразных клиентов – рестораны, отели, бутики, студии грамзаписи, киностудии, знаменитостей, и всячески стараемся повысить их класс и репутацию с помощью частого упоминания в средствах массовой информации, организуя праздники в честь выхода на рынок новой продукции и тому подобное.

– А сегодня кого представляете? Уилла? Не знала, что у него есть пиар‑ агент.

– Нет, сегодня меня нанял издатель Чарли организовать ужин с участием элиты средств массовой информации – ну, журналистов с именем. Конечно, у издателя в штате есть специалисты по пиару, но они не всегда имеют нужные связи или ноу‑ хау, как организовать что‑ нибудь настолько тонкое и специфическое. В таких случаях за дело берусь я.

– Ясно. А откуда вы знаете всех этих людей?

Келли лишь засмеялась:

– У меня полный офис сотрудников, обязанность которых знать всех, кого стоит знать. Тридцать пять тысяч имен, и с каждым я могу связаться в любое время. Это и есть наша работа. Кстати, а чем занимаетесь вы?

К счастью, прежде чем я успела придумать подходящую ложь, Элейн, появившись в дверях, незаметно для гостей поманила Келли. Та вскочила со стула и быстро прошла в первый зал. Я повернулась к Саймону, сидящему слева, и краем глаза заметила, что фотограф, скромно притулившийся в уголке, потихоньку, без вспышки, делает снимки.

Я вспомнила первый ужин с представителями масс‑ медиа, куда меня притащил Уилл, – тогда мне было четырнадцать, и я приехала погостить из Покипси. Ужин был устроен у Элейн, также в честь выхода новой книги, и, помню, я спросила Саймона:

– А это не странно, что нас снимают во время еды?

Он засмеялся и продолжил уписывать салат:

– Конечно, нет, дорогая. Именно для этого все здесь и собрались. Если не останется фотографий, кто‑ нибудь задастся вопросом, а был ли праздник. Почему, ты полагаешь, издатель тратит целое состояние, чтобы собрать вместе столь впечатляющую компанию? Нельзя за деньги добыть такие отзывы в прессе, которые он и его книга получат после сегодняшнего ужина. Вон там, кажется, фотограф из «Нью‑ Йорк мэгазин», а как только он уйдет, сразу появится следующий. По крайней мере, все присутствующие на это надеются.

С ранних лет Уилл учит меня разговаривать с людьми. Главное – помнить, что никого не интересует твой род занятий или ценное мнение, поэтому за столом немедленно начинай задавать вопросы человеку, сидящему справа. Спрашивай о чем угодно, изображай горячий интерес, заполняй неловкие паузы новыми вопросами. После многолетнего обучения и практики я могла вести беседу с кем угодно, но это уже не приносило такого удовольствия, как в юности. И сегодня, попрощавшись, я выбралась из ресторана, не дожидаясь основного блюда.

Местом заседания клуба была выбрана квартира Алекс в Ист‑ Виллидж, поэтому я запрыгнула в шестичасовой поезд и прокрутила записи на плеере, отыскивая «В моих мечтах» группы «Рео Спидвэгон». Даже инцидент по прибытии в Астор‑ Плейс не испортил настроения: женщина, похожая на школьную библиотекаршу, буквально грудью заблокировала мне путь. Я извинилась за свой вклад в инцидент (то есть за то, что приехала в Астор‑ Плейс), добавив искреннее: «Извините меня», – и, опустив голову, пошла дальше. Грудастая травести не отставала, выкрикивая: «Ах, тебя извинить? А может, этого не случилось бы, если бы ты шла по правой стороне тротуара! », – и, наконец, убралась восвояси, бормоча проклятия. Кое‑ кому не помешало бы несколько часов почитать «Гадкого мальчишку», пожалела я ее.

Позвонив в дом Алекс на авеню Си, я с ужасом вспомнила, что сейчас придется подниматься ужас как высоко. Алекс утверждала, что студия находится на седьмом этаже (без лифта), но, учитывая китайскую прачечную на первом и то, что нумерация этажей начиналась только со второго лестничного пролета, фактически она жила на высоте восьми этажей от земли. Алекс – типичная ист‑ виллиджская художница, с головы до ног одетая в черное, с постоянно меняющимся цветом волос и пирсингом на лице, причем серьга регулярно перевешивалась с губы на нос, с носа на бровь и все такое прочее. Единственное, что отличало ее от тысяч жительниц Ист‑ Виллидж, – страстная преданность романтической фантастике для женщин. Если бы богемная братия узнала о пристрастии Алекс, она навсегда потеряла бы репутацию достойной уличной художницы. Поэтому она попросила нас отвечать соседям, если спросят, что мы проводим собрания анонимных нимфоманок.

– Тебе лучше прослыть нимфоманкой, чем фанаткой романов? – изумилась я.

– Э‑ э‑ э… да! – ответила та после секундного колебания. – Пагубное пристрастие – это круто. Все творческие личности были подвержены тем или иным порокам.

С тех пор мы так и поступали.

Сегодня Алекс, в шикарных кожаных рокерских штанах и обтягивающей черной концертной футболке, выглядела еще более гранжево, чем обычно. Приняв от нее ром с кока‑ колой, я присела на кровать и, пока мы ждали остальных, смотрела, как Алекс накладывает на ресницы примерно шестой слой туши.

Первыми явились сестры‑ близняшки, которым слегка за тридцать. Джени еще учится, скоро получит какой‑ то эзотерически высокий архитектурный диплом, а Джил работает в рекламном агентстве. В раннем детстве они влюбились в «арлекинки», ночами украдкой читая под одеялом книжки матери. Следом за ними пришла Кортни, она когда‑ то ввела меня в клуб. Кортни – помощница редактора журнала «Подростки тоже люди» и не только несет крест прочтения каждого нового романа, но и с удовольствием их пишет. И, наконец, Вика, полушведка‑ полуфранцуженка с прелестным акцентом и не менее прелестным бойфрендом‑ итальянцем. Вика – учительница в детском саду при частной школе в Верхнем Ист‑ Сайде. Не должность, а синекура. Как видите, компания подобралась пестрая, можно сказать, разношерстная.

– У кого какие новости? Или начнем? – спросила Джил, когда собравшиеся допили коктейли так быстро, как можно проглотить сиропно‑ сладкую жидкость.

Она всегда добровольно принималась вести заседание, стараясь придерживаться темы. Бесполезное занятие, учитывая, что наши собрания напоминали скорее сеансы терапии, чем литературные изыскания.

– Я ушла с работы, – весело объявила я, отсалютовав присутствующим красной пластиковой чашкой «Соло».

– Поздравляем, – откликнулись девушки, чокнувшись чашками.

– Давно пора было оставить это ужасное место, – добавила Джени.

– Да, твой босс не будет скучать, в этом я уверена, – подхватила Вика.

– О, конечно, я не буду скучать по Аарону.

– Да, но как теперь быть с девизами дня? Кто‑ нибудь будет тебе их пересылать? – Кортни налила себе второй за десять минут коктейль.

Помню, уже на втором заседании я основала маленькую традицию, решив поделиться с участницами клуба радостью и мудростью Аароновых девизов, и после подобающего вступительного слова зачитала цитату – победитель двух последних недель. От хохота все сползли со стульев. Позже девчонки стали приносить антидевизы – злые, саркастические, полные черного юмора маленькие эпиграммы, которые я могла брать с собой в офис и пересказывать Аарону, появись у меня такое желание.

– Хорошо, что напомнила, – отозвалась я, торжественно извлекая из сумки распечатку. – Вот, получила буквально за три дня до увольнения. Фраза всех времен и народов. «Работа в команде – это, говоря простыми словами, меньше „я“ и больше „мы“». Девочки, это высокая мысль.

– Bay, – выдохнула Джил. – Спасибо, что поделилась. Обязательно попробую практически организовать меньше себя и больше нас в моей жизни.

– Я тоже, – подхватила Алекс. – Начну пробовать, как только зачитаю вам свою антицитату, по чистой случайности отлично подходящую к твоей. Готовы? Принадлежит нашему другу Гору Видалу. «Когда друг добивается успеха, что‑ то во мне умирает».

Все засмеялись. Одобрительные возгласы прервало шокирующее заявление Джени:

– Кстати, о боссах… У меня… э‑ э‑ э… был инцидент с начальником.

– Инцидент? – встрепенулась Джил. – А мне ничего не сказала!

– Это случилось только вчера вечером. Ты уже спала, когда я пришла домой, так что сейчас я тебя вижу впервые со вчерашнего дня!

– Нельзя ли поподробнее про «инцидент»? – вступила в разговор Вика.

– Ну, у нас было типа свидание. – Джени лукаво улыбнулась.

– Что? – Джил взглянула на сестру с ужасом и восхищением. – Как свидание?

– Мы подцепили нового потенциального клиента, и босс спросил, не хочу ли я поужинать. Мы заказали суши, потом спиртное…

– А потом? – поторопила я.

– А затем выпили еще, и не успела я оглянуться, как оказалась обнаженной на его диване.

– Боже мой! – Джил начала раскачиваться взад‑ вперед.

Джени взглянула на нее:

– Из‑ за чего тут расстраиваться? Подумаешь, большое дело!

– Боюсь, это плохо скажется на твоей карьере, – ответила сестра.

– Значит, тебе не известно, какая я талантливая в определенных областях, – коварно улыбнулась Джени.

Все засмеялись.

– Ты переспала с ним? – спросила Алекс. – Пожалуйста, скажи «да». Это обеспечит мне хорошее настроение на целый вечер. Служащая инвестиционного банка Бетт встает и уходит в никуда, а ты трахаешь собственного босса! Неужели наконец‑ то сказывается мое разлагающее влияние?

– Вообще‑ то я не уверена, был ли у нас секс, – пробормотала Джени.

– Что значит «не уверена», черт побери? – возмутилась Алекс. – Либо был, либо нет.

– Ну, не будь он моим боссом, я бы это за секс не посчитала. Несколько раз туда‑ обратно – ничего особенного.

– Звучит возбуждающе, – ухмыльнулась я.

– Интересно, сколько еще парней подпадают у тебя под категорию «ничего особенного, поэтому не считается»? Не хочешь с нами поделиться? – лукаво спросила Кортни.

Из кухни, вмещающей лишь холодильник и плиту, вернулась Алекс с подносом стаканов, наполненных до краев.

– Зачем морочить себе голову разговорами о «Гадком мальчишке», когда у нас есть своя гадкая девчонка? – вопросила она и обнесла спиртным собравшихся.

На этом мы разбежались.

Следующие три недели пролетели примерно так же, как первый месяц безработицы. Настроение портили ежедневные звонки Уилла и родителей, утверждавших, что хотели меня проведать. Происходило это примерно так.

Мама: Привет, детка. Как сегодня, есть новые вакансии?

Я: Привет, мам, нет, все еще зондирую почву. Перспективных предложений много, выбираю лучшие. Как там вы с папой?

Мам: Мы прекрасно, дорогая, только волнуемся о тебе. Дочь мистера Адельмана – ты ведь его помнишь? – руководит сбором средств для «Эрсуотч»[48], так вот, она сказала, чтобы мы не стеснялись обращаться и что они всегда возьмут в штат квалифицированного работника.

Я: Мама, это здорово. Я подумаю. – Телевизор переключается на Си‑ би‑ эс, где начинается шоу Опры Уинфри. – Пожалуй, побегу, а то мне еще писать несколько сопроводительных писем.

Мама: Сопроводительных писем? О, конечно, не буду тебя задерживать. Удачи, дорогая. Уверена, ты скоро что‑ нибудь найдешь.

Кроме этих неприятных ежедневных семи минут, на протяжении которых я утверждала, что со мной все хорошо, с поиском работы все прекрасно, и я уверена, что вскоре что‑ нибудь найду, дела обстояли превосходно. Боб Баркер[49], Миллингтон, хозяйственная сумка, полная дешевых романов в мягких обложках, и четыре пакета «Ред хоте»[50] в день составляли мне компанию, и я нехотя просматривала сайты вакансий, иногда делая распечатку и изредка посылая резюме.

Я не ощущала депрессии, хотя трудно судить об этом – я почти не выходила из дома и ломала голову над тем, как построить жизнь, чтобы не работать вовсе.

Знаете, многие любят нести чепуху вроде: «Стоит мне неделю пробыть в отпуске, я уже на стенку лезу! Наверное, я из тех, кому необходимо чем‑ то заниматься, вносить свой вклад, ну, вы понимаете…» Нет, не понимаю. Жизнь казалась прекрасной, и меня устраивало быть бездельницей до того момента, когда я вернулась домой после насыщенного дня гуляния по городу, глупых трат, поедания лакомств, ломания комедии перед окружающими, словом, пустого убивания времени.

Мой денежный ручеек почти совсем пересох, но я решила – если ничего не подвернется, сдамся на милость Уилла с Саймоном. Глупо тратить время на треволнения, когда можно получить ценнейшие уроки жизненного опыта от доктора Фила[51].

Прихватив стопку счетов и каталогов, составляющих мою ежедневную почту, я подошла к лифту. Тринадцатый этаж. Несчастливое число. Когда при первом осмотре квартиры я высказала некоторые сомнения по этому поводу, риэлтор съязвил: «Ох, и здесь астрология! Нельзя забивать голову такими нелепостями, особенно когда за ту же цену вы получаете центральное кондиционирование воздуха! » Так как в Нью‑ Йорке отмечается специфический феномен – нанятые вами люди вас же еще и оскорбляют, – я рассыпалась в извинениях и мгновенно поставила подпись в договоре.

Отперев дверь, я с опаской глянула на пол, проверяя, нет ли тараканов, и радостно приняла обычную истерику Миллингтон. Я возвращаюсь домой каждый вечер, но собачка, похоже, втайне убеждена, что однажды я покину ее навеки, и всякий раз встречает хозяйку сумасшедшим вихрем сопения, фырканья, обнюхивания, прыжков, чиханий и большой лужей от энтузиазма, при виде чего в душу закрадываются опасения, как бы однажды Милли не испустила дух от восторга.

Припомнив указания полудюжины учебников по собаководству, подкинутых мне заводчиком «на всякий случай», я притворилась, что не замечаю собачьей радости, небрежно поставила сумку, скинула пальто и спокойно прошла к дивану. Миллингтон тут же вспрыгнула ко мне на колени и потянулась для ритуального вылизывания лица хозяйки.

Маленьким мокрым язычком прошлась ото лба до подбородка, включая неудавшуюся попытку проникнуть в рот. Тут поцелуи прекратились, и началось чиханье. Первая порция брызг попала мне на шею, но Миллингтон успела опуститься на все четыре, прежде чем чихнуть по‑ настоящему, и следующий чих расплылся на юбке огромным мокрым пятном.

– Вот молодец, – пробормотала я одобрительно, не без угрызений совести держа дрожащую всем телом собачку на расстоянии вытянутой руки, но начинался повтор «Голубого глаза»[52], а чиханье могло затянуться минут на десять. Лишь недавно я научилась смотреть на Миллингтон, не вспоминая о бывшем бойфренде Кэмероне, что свидетельствовало о несомненном и желанном прогрессе.

С Кэмероном меня познакомила Пенелопа на барбекю, которое Эвери устроил в честь второй годовщины окончания школы. Не помню точно, длинные ли, как у Фабио[53], каштановые волосы Кэмерона сыграли свою роль или его упругая задница в штанах‑ хаки от «Брукс бразерс», но какое‑ то время я не обращала внимания на манеру хвастать направо и налево связями со сливками общества или противную привычку ковырять в зубах после еды, ибо влюбилась по уши.

Он был словно социологический эксперимент – вполне обычный парень, но какой‑ то иной, и я никак не могла им пресытиться. Конечно, наши отношения были приговорены с самого начала – семья Кэмерона имела постоянную строчку в списке лиц, принадлежащих к высшим слоям общества[54]» (в то время как мои родители, по‑ видимому, числились в «черных» списках ФБР как борцы за права человека), однако это не удержало нас от того, чтобы пожить вместе. Это случилось через год после встречи, как раз когда нам одновременно повысили плату за жилье. Счастье длилось шесть месяцев, и, когда мы поняли, что у нас нет абсолютно ничего общего, кроме квартиры и друзей вроде Пенелопы с Эвери, поступили как любая пара, обреченная на расставание: немедленно пошли покупать что‑ нибудь, что сплотит нас или, по крайней мере, даст пищу для разговоров, кроме выяснений, чья очередь говорить с хозяином дома о новом сиденье для унитаза. Мы приобрели йоркширскую терьериху весом четыре фунта, по восемьсот долларов за фунт, как немедленно подсчитал Кэмерон. Позже я пригрозила его пристукнуть, если еще раз услышу, что он ел салаты в «Питер Люгер»[55] весом больше нашей собаки, и неоднократно напоминала Кэмерону, что все затеял он. У меня была небольшая проблема – аллергия на любой мех, живой или мертвый, будь то шерсть животных или чья‑ нибудь шуба, но Кэмерон решил, что это пройдет.

– Кэмерон, ты же видел меня рядом с собаками. Неужели хочешь снова подвергнуть этому меня или себя? – Я намекала на первую встречу с семьей Кэмерона на Винограднике Марты. Родители Кэмерона организовали прелестные традиционные посиделки «так, как это делается» среди белых англосаксов‑ протестантов (настоящий огонь в настоящем камине – ни боже мой дистанционного управления; никаких купленных в магазине поленьев! – одежда для отдыха с подкладкой из шотландки от «Джей Крю», расставленные там и сям декоративные деревянные дикие утки и море спиртного, хоть иди, получай патент на торговлю алкогольными напитками) и привели двух огромных игривых щенков золотого ретривера. Я чихала, кашляла, из глаз и из носа потекло, и через некоторое время даже не просыхавшая мамаша Кэмерона («О, дорогая, стаканчик хереса – лучшее лекарство от всякого недомогания! ») начала отпускать скрытоагрессивные шуточки о том, что боится подхватить заразу, а хорошо набравшийся папаша даже отставил джин с тоником, чтобы немного протрезветь и отвезти меня в отделение неотложной помощи.

– Бетт, беспокоиться не о чем. Я досконально изучил вопрос и нашел нам прекрасную собачку, – самодовольно заявил Кэмерон, а я мысленно посчитала дни, оставшиеся до окончания договора аренды – 170. Иногда я безуспешно пытаюсь вспомнить, что привлекало нас друг в друге, что существовало между нами, прежде, чем неприкрытая вражда стала фирменным знаком наших отношений. Кэмерон отличался туповатостью – качество, которое частные школы могут замаскировать, но не исправить.

Когда я поступила работать в банк, Кэмерон в приступе агрессивной пунктуальности настучал моим родителям, что я не собираюсь посвящать жизнь «Гринпису». Не стану отрицать, он хорош собой, опрятен, стильно одевается – этакий мальчик из каталога «Аберкромби», и искусно пользуется своим очарованием, когда хочет что‑ нибудь получить. Однако сошлись мы, скорее всего, потому, что это было легко – одни и те же друзья, одинаковая страсть к беспрестанному курению и жалобам и почти идентичные штаны цвета лососины. Любили мы друг друга? Вряд ли. Общение с Кэмероном походило на не слишком тесную и довольно вялую дружбу, но в опрометчивые годы сразу после окончания университета казалось именно тем, чем надо.

– Не сомневаюсь, что собачка исключительная, Кэмерон, – втолковывала я ему как третьекласснику. – Проблема в том, что у меня аллергия на любых собак! Ухватываешь суть?!

Тот ухмыльнулся, нисколько не обескураженный моим склочно‑ снисходительным тоном. Да, похоже, он не на шутку вбил себе в голову эту идею.

– Я кое‑ куда позвонил, навел справки и нашел – барабанную дробь, пожалуйста! – гипоаллергенную собаку. Как пишется «гипоаллергенная»? Давай, Би, – ги‑ по…

– Ты отыскал гипоаллергенного пса? А что, таких уже вывели? Единственное, чего нам не хватает для полного счастья, – генетически модифицированной собаки, присутствие которой наверняка доведет меня до больницы. Ты, наверное, шутишь!

– Би, ну как ты не понимаешь? Она идеальна. Заводчик клянется, раз у йорков настоящие волосы, а не шерсть, они не могут вызывать аллергию. Даже у тебя. Я записал нас на субботу – поедем в питомник брать щенка. Они обещали оставить хотя бы одного мальчика и одну девочку, чтобы нам было из чего выбирать.

– У меня работа, – вяло сопротивлялась я, остро ощущая, что попытка добавить ответственности в наши отношения лишь быстрее их уничтожит. У нас был избыток ответственности и недостаток времени. Возможно, нам стоило расстаться прямо тогда во избежание обоюдного потрясения. Но в декабре так трудно с квартирами, а эта была действительно очень хорошей – лучше, чем каждый из нас мог позволить себе в одиночку. Ладно, черт с ним, собака все‑ таки лучше ребенка… – Ну, хорошо, в субботу так в субботу. Выйду на работу в воскресенье, а накануне выберем гипоаллергенную собаку.

Кэмерон стиснул меня в объятиях и поделился планами взять напрокат машину и походить по ближайшим магазинам стильной мебели. И это говорил мальчишка, горячо отстаивавший право единоличного обладания мягким креслом‑ мешком, когда мы объединили наше имущество! В душе затеплилась робкая надежда, что, может быть (а вдруг! ), маленькая генная мутация в виде пса решит наши проблемы.

Ошибка.

Очень, очень большая ошибка.

Заблуждение. Собака, естественно, ничего не исправила (сюрприз, сюрприз! ), но в одном Кэмерон не ошибся: Миллингтон действительно оказалась гипоаллергенной. Я могла брать ее на руки, прижимать к себе, тереться лицом об густые пушистые усы – и никакой аллергии. Зато собачка страдала аллергией буквально на все. На все! Когда еще на кухне у заводчика Миллингтон возилась среди братьев и сестер, ее крошечные щенячьи чихи казались милыми и очаровательными и не вызывали опасений. Единственная маленькая девочка‑ йорк подхватила небольшой насморк, а мы тут как тут, вылечим‑ поправим хрупкое щенячье здоровье. Однако насморк упорно не проходил, малышка Миллингтон продолжала чихать. После трех недель круглосуточного присмотра и лечения – даже Кэмерон стал помогать, за что я его хвалю, – наш маленький комочек радости не поправлялся, несмотря на тысячу двести долларов, потраченных на консультации с ветеринарами, антибиотики, специальный корм и два визита собачьей «неотложки» посреди ночи, когда одышка и удушье становились особенно пугающими. Мы пропускали работу, орали друг на друга и буквально истекали деньгами – моего жалованья в банке и зарплаты Кэмерона в страховом фонде едва хватало на покрытие расходов на собачку. Окончательный диагноз Миллингтон гласил: «Обостренная реакция на большинство домашних аллергенов, включая пыль, грязь, пыльцу, чистящие жидкости, растворители, краски, духи и шерсть других животных».

Ирония судьбы: я, самый большой аллергик на планете, умудрилась стать хозяйкой собаки с аллергией абсолютно на все. Возможно, это показалось бы забавным, если бы Кэмерон, Миллингтон или я спали хотя бы по четыре часа подряд в течение трех недель. Но поскольку не спали, то и не показалось. Как поступают люди в такой ситуации, спрашивала я себя, лежа без сна в первую ночь четвертой бессонной недели. Приличная пара с нормальными отношениями попросту сдала бы щенка назад хозяину и махнула бы в отпуск, где потеплее, посмеявшись над тем, что в скором времени стало бы дорогим воспоминанием и излюбленной историей для вечеринок.

Что сделала я? Пригласила профессиональных уборщиков, чтобы вычистить каждый волосок, все до последней пылинки, малейшие пятнышки со всех поверхностей, которые собака могла понюхать, и попросила Кэмерона уйти на совсем, что он и сделал. Через полгода Пенелопа сообщила с восторгом, которого событие не заслуживало, что он обручился с новой подружкой, когда, облачившись в килт, присутствовал на соревнованиях по гольфу в Шотландии, а потом он переехал во Флориду, где у семьи невесты собственный остров.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒