Язычковые инструменты.

В эту группу инструментов русской фольклорной традиции входят жалейка, волынка и сурна. Из них только первый относится к достаточно активно живущей традиции. Что касается двух других – их традиции не обнаружены.

Если основываться на упоминании названий язычковых инструментов в письменных источниках, самым “молодым” из них является жалейка. Однако, как справедливо заметил В. М. Беляев, по своему происхождению жалейка – пастушеский инструмент, и именно в этой своей древней функции она широко распространена до настоящего времени (Беляев. 1951, с. 496).

Происхождение слова “жалейка” не установлено. Некоторые исследователи связывают его с “желями” или “жалениями” – поминальным обрядом, который включает в себя в некоторых местностях игру на жалейке. В ряде областей жалейку, как и владимирский рожок, называют пастушеским рожком. В результате, когда в письменном источнике говорится о “пастушеском рожке”, мы не можем точно знать, о каком инструменте идет речь – язычковой жалейке или амбушюрном рожке.

Слово “жалейка” не встречается ни в одном древнерусском памятнике письменности, и, следовательно, инструмент данного типа, если только он существовал у предков русских, скрыт в памятниках письменности под другими названиями. Некоторые этимологические намеки на происхождение слова “жалейка” содержатся в “Алфавите иностранных речей” (рукопись конца XVII в.; Вертков, 1975, с. 253) и в “Лексиконе берынды” (1627 г., там же): в первом имеется слово “жоломейка”, объясненное словом “сопль”, во втором – слово “шаламаи”, объясненное словом “цевница”. Для изучения вопроса о времени возникновения у русских традиции игры на жалейке более полезным может оказаться другое название этого инструмента – “пищики”, широко распространенное в настоящее время в южно-русских областях. Именно такое название было хорошо известно авторам упомянутых выше словарей XVII в. (Вертков, 1975, с. 253). В обоих словарях термин “пищики” приводится в контексте со словами с тем же корнем: “писк”, “пищалка”, “пищаль”, что наводит на мысль – а не связаны ли все эти слова с обозначением таких музыкальных инструментов (и шире, вообще звучащих устройств, применявшихся, например, на охоте в качестве манков), которые в тембровом отношении существенно отличаются от свистящих инструментов? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо провести специальное археолого-лингвистическое и этимологическое исследование.

Так же как и свирель, жалейка бывает двух разновидностей – одинарная и двойная. Последняя приспособлена для исполнения простейшего двухголосия. Современная традиция игры на обеих разновидностях жалейки дается в специальных разделах настоящей главы.

Волынка. Близкой по конструкции к двойной жалейке является волынка – общеизвестный и широко распространенный в прошлом скомороший инструмент. Сведения о ней довольно многочисленны в письменных и иконографических памятниках XVI-XIX вв. Наиболее раннее изображение находится в Радзивиловской летописи (XV в. ) на миниатюре “Игрище славян вятичей”.

Волынка состоит из трех тростниковых трубок, вставленных в мех (или пузырь), используемый в качестве воздушного резервуара. Через одну трубку в мех нагнетается воздух, две другие (мелодическая и бурдонирующая) служат для игры.

Мелодическая трубка волынки нередко называется жалейкой и, очевидно, не случайно: устройство для звукоизвлечения у нее такого же язычкового типа, как у обычной жалейки. Недавно высказано предположение о возникновении жалейки путем отделения мелодической трубки волынки от меха (Вертков, 1975. с. 49). Однако это едва ли соответствует истине и, главное, не снимает вопрос о происхождении самуй мелодической трубки волынки.

Сурна. В составе духовых инструментов русской фольклорной традиции летописные источники называют еще один инструмент, относящийся к семейству язычковых – сурну, которая фигурирует в исторических документах еще более продолжительный период времени, чем волынка, – с XII по XIX в.

Первое летописное упоминание сурны относится к походу князя Святослава на булгар в 1220 г. Об инструменте szurna, как исконно русском, подробно писал в XVI в. Герберштейн, давший описание московского войска (Герберштейн, 1866, с. 80). По его сведениям, сурна обладала резким и сильным звуком, придававшим русской военной музыке особую силу. В конце XIX в. Привалов исследовал игру на сурне, сопровождающую хоровое пение и пляску, а также устройство этого инструмента у терских казаков, находившихся в Петербурге на военной службе (Привалов, 1903).

Сурна терских казаков, сохранившаяся в полувоенном казачьем быту, является, очевидно, потомком самобытной восточнославянской ратной сурны.

Насколько можно судить по данным Привалова, в конструкции терской сурны сохранились типично русские элементы, характерные для двух инструментов, принадлежащих к различным семействам духовых инструментов. Ствол в виде прямой цилиндрической трубы с раструбом и игровыми отверстиями (на сурне терских казаков их пять) как бы заимствован у амбушюрного владимирского рожка, а устройство для возбуждения звука (вставляемый в мундштучную часть трубы пищик в виде камышевой трубочки с одинарным надрезным язычком) взято у язычковой жалейки.

Характерные особенности русской сурны, как на это справедливо указал Вертков, резко отличают ее от инструментов того же типа (зурна, сурнай, бишкур, сона), распространенных у ряда восточных народов. К таким особенностям относится количество игровых отверстий (у сурны – пять на лицевой стороне, у зурны – шесть на лицевой и одно на тыльной), способ крепления устройства для извлечения звука (пищик сурны вставляется непосредственно в верхний конец ствола, имеющий мундштукообразную форму; трость зурны насаживается на металлический штифт) и, главное, сам конструктивный принцип, положенный в основу устройства для извлечения звука (у сурны – пищик с одинарным язычком жалеечного типа, у зурны – трость с двойным язычком, напоминающая трость гобойного типа (Вертков, 1975, с. 44).

Все это дает, на наш взгляд, достаточно оснований для того, чтобы считать русскую сурну не заимствованной у восточных народов, как это полагают Беляев, Вертков и другие авторы, а созданной предками русских (возможно, по образу и подобию восточной зурны) из уже готовых конструктивных элементов, взятых у своих собственных самобытных национальных инструментов – владимирского рожка и жалейки. Заимствовано же было скорее всего лишь название инструмента.

Наконец, есть и еще один инструмент, упоминаемый в летописях и сообщениях арабских путешественников, который также есть некоторые основания относить к семейству язычковых и который расширяет эпоху употребления русскими язычкового инструмента, определяемую по письменным источникам, до X-XI вв. Это – замар, фигурирующий в словах Феодосия Печерского “замарьныяпискы гласящем”, напоминающий по названию, во-первых, зарамане – югославский (? ) инструмент типа русской двойной жалейки (Маркович-Благоiевич иВасильевич-Мацуока, 1957, с. 37), и, во-вторых, мизмар – упоминаемый Ибн-Дастой в числе инструментов дворцового оркестра киевского князя Святослава Ярославича (Хвольсон, 1869, с. 31; Гаркави, 1870, с. 49, 265). Однако правомерность сопоставления этих трех названий, а также обоснованность делаемых из этого сопоставления выводов требует еще тщательного изучения.

Таким образом, суммируя приведенные выше данные об инструментах, относимых нами к семейству язычковых, можно предполагать, что скорее древнейшая пастушеская традиция игры на инструменте типа жалейки послужила питательной почвой для возникновения традиции игры на волынке и сурне, чем, наоборот, волыночная традиция породила традицию игры пастухов на жалейке. Во всяком случае, у нас нет сомнений в том, что звукоизвлечение с помощью устройства язычкового типа было известно предкам русских по крайней мере в эпоху восточнославянской общности. Об этом же свидетельствует и факт наличия инструмента жалеечноготипа как у белорусов, так и у украинцев.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 Следующая ⇒