|
|||
7 Заказ М 679 5 страницаПри анализе пропозиций и определении их отношений не делается ссылки на язык. Последняя имеет место лишь при рассмотрении синонимии языковых выражений. Так, «а» и «& » полагаются синонимичными для данной интерпретации < Р, F> (где V — функция приписания семантических значений), если и только если F(««») = У(«6»). Хотя синонимичные предложения логически эквивалентны, обратное не обязательно имеет место для некоторых моделей, и вообще в теориях референтной семантики рассмотрение пропозиций как функций от возможных миров к истинностным значениям принципиально не связано с анализом языка — естественного или искусственного. Статус пропозиций таков, что они могут рассматриваться отвлеченно, с одной стороны, от конкретных языков и их лингвистических формулировок (т. е. выражающих их предложений), с другой—от тех речевых актов, в которых они фигурируют (утверждений, приказов, вопросов и т. д. ). Но поскольку одна из функций естественного языка заключается в выражении пропозиций, семантическая теория должна специфицировать правила, соотносящие предложения этого языка с пропозициями, которые они выражают. Абстрагированное рассмотрение пропозиций в таком случае способствует более ясному пониманию взаимоотношения между этими сущностями (языковыми выражениями и пропозициями). Индивидуальный концепт как значение функции интерпретации индивидуальных выражений Крессвелл понимает как функцию (возможно, константную) от возможных миров к предметам и — аналогично Монтегю — рассматривает свойства этих концептов. Понятие предмета (физического объекта, события, состояния, процесса) или — по аналогии с базисными специфичными ситуациями — базисного индивида, в свою очередь, определяется как функция г от возможного мира w к части этого мира (при этом широкое понимание термина «базисный индивид» не обязывает Крессвелла к принятию требования пространственно-временной непрерывности базисных индивидов). Значение функции г в возможном мире w называется «манифестацией» г в w или, согласно традиции референтной семантики, экстенсией г в w. Крессвелл сознательно избегает употребления в данном контексте термина «экстенсия», так как последний наводит на мысль, что индивид является значением функции, а не, как полагается, самой функцией. В формальной семантической модели Крессвелла допускается существование того же базисного индивида в более чем одном мире, при этом его манифестация может быть разной в различных возможных мирах, что равносильно рассмотрению таких возможных миров, в которых этот индивид существует, но обладает другими свойствами. Наконец, для анализа языковых выражений, содержащих индексные элементы (например, «Я хозяин этого дома»), Крессвелл вводит понятие открытой пропозиции (по аналогии с «открытыми предложениями» Куайна (246) как формулы, содержащей свободные — по крайней мере одну — переменные) как функции от того, что выше называлось «контекстуальными факторами» употребления языковых выражений, или, по Крессвеллу, от свойств произнесений (utterances) к пропозициям. Он называет эти функции «значением» предложения, а пропозицию, которая 6« 83 является значением такой функции, — «смыслом» предложения (ср. аналогичный подход Монтегю). Вообще разделение на интенсиональном уровне смысла и значения предложения зависит от того, полагается ли в данной концепции целесообразным различение семантических и прагматических аспектов языка. В случае теоретической интеграции этих аспектов (как в семантике-прагматике Монтегю) пропозиция рассматривается как функция от возможных миров и контекстов употребления языковых выражений к истинностным значениям. В случае их разделения интерпретированные посредством семантических правил предложения рассматриваются как функции от контекстов (прагматический аспект) к пропозициям, а пропозиции — как функции от возможных миров к истинностным значениям. Так, при интегрирующем подходе предложение «Я хозяин этого дома» должно квалифицироваться как потенциально бесконечно многозначное, что представляется неудовлетворительным с точки зрения интуитивной. Выражаемая этим предложением пропозиция зависит от ряда контекстуальных факторов, от того, кто произносит это предложение и на что указывает местоимение «этот». При этом теория должна содержать конечный перечень таких факторов (хотя сведение их к конечному числу и не представляется возможным). При дифференцирующем подходе, принимаемом Кресс-веллом, значение приведенного предложения можно назвать «фиксированным»: если К — множество контекстуальных факторов, релевантных для определения пропозиции, тогда М — функция от К, выступающая в качестве фиксированного значения предложения, следовательно, значение функции М — пропозиция рассматриваемого предложения. Мы полагаем, что конструктивность такого дифференцирующего подхода состоит именно в выделении уровня фиксированных значений как особого уровня интенсиональных сущностей, особого уровня концептов. При этом о наличии такого уровня наиболее явно свидетельствуют индексалы. Так, понимание «я» есть усвоение концепта «я» как значения «я», т. е. как функции ms — такой, что если ks является контекстуальным фактором, специфицирующим говорящего s, то ms(ks) является s. В других терминах усвоение концепта «я» есть усвоение концепта говорящего или «первого лица» как фиксированного значения «я». Усвоение этого концепта носителем языка озна- чает понимание термина «я», в каком бы предложении она ни встречалось без необходимого знания того, кто является его референтом. Очевидно также, что именно исходя из значения предложения как фиксированного значения, или . открытой пропозиции, осуществляется перевод предложений, содержащих индексалы, с одного языка на другой (как, например, в вышеприведенной серии «Мне холодно», «I am cold», «J'ai froid», «Tengo frio», «Man salta» и т. д. ). Эффективность использования понятия открытой препозиции очевидна и при формализации семантики таких предложений, как «Настоящий король Франции лыс», т. е. предложений, содержащих ложную пресуппозицию (см. ниже обсуждение концепции Стросона): отсутствие необходимых контекстуальных факторов в действительном мире (в данном случае — индивида, указываемого определенной дескрипцией «Настоящий король Франции») лишает такие предложения свойства пропозициональности, но не лишает их значения, т. е. осмысленности. К такому дифференцирующему интенсиональные сущности подходу относится и «логика демонстративов» естественного языка, которую строит Каплан (173, 174). В этой теории аналогично рассмотренной выше паре понятий «фиксированное значение» и «смысл» вводятся понятия «характер» и «содержание» выражения. Так, в зависимости от того, в какой ситуации, кто, где и когда произносит предложение «Я нахожусь здесь», оно не только имеет разные истинностные значения, но и, согласно этой теории, представляет разные пропозиции (формально: в зависимости от того, по отношению к какой упорядоченной четверке < w, х, р, t>, где w — возможный мир, х — индивид, р — место, t — время, интерпретируется данное предложение). С точки зрения данной теории «характер» является тем компонентом смысла выражения, который определяет то, как «содержание» выражения определяется контекстом его употребления. Таким образом, «содержания» рассматриваются как функции от возможных миров к экстенсиям, а «характеры» — как функции от контекстов к «содержаниям». Так, «характер» выражения «я» представляет функция (или правило), которая каждый контекст соотносит с таким «содержанием», которое является постоянной функцией от возможных миров к агенту этого контекста. Соответственно «характер» выражения «я» представ- ляет функция от контекстов к индивидуальным концептам, но не от контекстов к индивидам. Относительно предложения «Я теперь говорю» это означает, во-первых, что произнесение этого предложения или предложений того же типа в различных контекстах выражает различные «содержания» (пропозиции). (Соответственно предложения, имеющие различный характер, — «Я теперь говорю», «Ты теперь говоришь» — могут в различных контекстах иметь то же содержание. ) Во-вторых, в большинстве контекстов произнесение этого предложения выражает фактическую (т. е. зависящую от фактов) пропозицию. В-третьих, во всех контекстах произнесение этого предложения выражает истинную пропозицию (т. е. пропозицию, которая истинна в мире этого контекста). Из этого следует общий вывод о том, что необходимо различать выражаемую информацию от средств, с помощью которых она выражается; при этом то, что выражается, зависит от характера предложения; однако нельзя отождествлять содержание с характером, ибо то, что выражается, может зависеть и от контекста употребления предложения. Частный вывод заключается в том, что рассматриваемое предложение является аналитическим (т. е. истинным в силу только своего значения), хотя оно и не выражает необходимой логически истинной пропозиции: нет необходимости в том, чтобы я говорил. Обобщение различных попыток формализации смысла предложений, содержащих индексные выражения, показывает, что ссылка на контекст употребления таких предложений является неизбежной при формализации их смысла и способствует, как явствует из вышеизложенного, проведению существенных интенсиональных различий. Однако она вовсе не является специфической особенностью анализа только таких предложений. Такая ссылка является всего лишь одним, хотя и очень важным, следствием рассмотрения отношения естественного языка и мира вообще. Действительно адекватное понимание этого отношения, с нашей точки зрения, предполагает ссылку на носителей языка не только в качестве референтов (экстенсий, денотатов) соответствующих индексных выражений, но и всегда в качестве субъектов, интерпретирующих языковые выражения, в том числе и индексные, на основе определенной информации, которой они располагают о мире. Вышерассмотренные концепции смысла не содержат такой ссылки на носителя языка. Хотя в этих концепциях смысл и рассматривается в терминах истинностных условий, знание этих условий считается не частью информации, которой носитель языка располагает о мире, а частью информации, образующей «семантику языка» и представляющей (если здесь вообще уместен этот термин) знание носителя языка как определенного теоретического конструкта. 4. ГЕНЕРАТИВНАЯ КОНЦЕПЦИЯ СЕМАНТИКИ: «ЕСТЕСТВЕННАЯ ЛОГИКА» КАК ТЕОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАССУЖДЕНИЯ Как в интерпретативной, так и в генеративной концепции семантики, выдвинутой в рамках трансформационной-генеративной грамматики ', фундаментальная роль отводится понятию логической формы выражения, от которой зависят отношения вывода языковых выражений. В исследованиях по генеративной семантике построение семантической теории естественного языка рассматривается прежде всего как построение теории общезначимой аргументации, проводимой на этом языке, как построение «естественной логики», «занятой эмпирическим исследованием природы естественного языка и человеческого рассуждения» (196, с. 545), т. е. стремящейся к адекватному описанию и объяснению способности носителей языка производить предложения и понимать логические отношения между ними. Полагается, что такая теория должна иметь дело не только с формализацией смысла выражений, таких, как «и», «или», «если, то», «не», «каждый», «некоторые» (как в классической логике), но и с понятиями необходимости, долженствования, мнения, знания, намерения, приказания и др. (как в модальной и эпистемической логике), а также с множеством других в зависимости от того, к какому числу простых понятий может быть сведен естественный язык вообще. В обсуждаемой концепции правила, которые порождают правильно построенные выражения естественного языка, отделяя их от неправильно построенных и приписывая им определенную структуру, рассматриваются как непосредственно соотносящие эти выражения с их логической формой, или семантической репрезентацией. «Правила грамматики, — пишет Дж. Лакофф, — идентичны правилам, соот- 1 См. исследования Дж. Лакоффа (196, 197, 198), Дж. Макколли (213, 214, 215), Дж. Росса (266), Дж. Хармэна (149, 150, 151) и др. носящим поверхностные формы с соответствующими логическими формами» (196, с. 545). Это равнозначно утверждению, что методы трансформационного анализа достаточны для определения логической формы языковых выражений. Глубинная структура в понимании генеративной концепции семантики уступает место логической, или семантической, структуре. Последняя формально понимается как фразовый маркер (дерево анализа — в математическом понимании), правильность строения которого ■ определяется соответствующими постулатами. Логическая структура, формально представленная з терминах логических категорий предложения, предиката и аргумента, полагается универсальной в том смысле, что ее конечные составляющие — атомарные предикаты — считаются примитивными семантическими универсалиями. Множество атомарных предикатов полагается конечным, хотя на данном этапе развития теории не оспаривается ни завершенность разработки членства этого множества, ни адекватность самих предикатов. Универсальной полагается и сама «естественная логика», так как ее цель — охарактеризовать смыслы всех примитивных концептов, которые имеют место в естественном языке, «характеризовать рациональную мысль как таковую» (227, с. 166). Из универсалий посредством правил трансформации строится смысл лексических формативов, вводимых на разных уровнях вывода поверхностной структуры. Тем самым устраняется необходимость утверждения некоторых постулатов смысла (аксиом, правил вывода) «естественной логики» для осуществления процедур вывода (так, «напоминать» выводится из предикатов «воспринимать» и «быть похожим», «забыть» — из предикатов «перестать» и «знать» и т. п. ). Однако использование постулатов смысла оказывается неизбежным ввиду необходимости указания отношений между атомарными предикатами. С интересующей нас точки зрения одним из существенных отличий генеративной концепции семантики от ин-терпретативной является то, что в генеративной семантике речь идет не о порождении правильно построенных выражений естественного языка как таковых, а о порождении правильно построенных его выражений как соотнесенных с определенной базисной, или логической, структурой относительно данного контекста как возможного мира. Иными словами, речь идет о порождении определенных отношений между выражениями естественного языка, ло- гическими структурами и контекстами употребления языковых выражений: о релятивизации понятия осмысленного выражения к контексту его употребления, и в первую очередь относительно разделяемых членами конкретного языкового общества концептуальных предпосылок о положении вещей в мире. Эти предпосылки включаются в смысловую структуру выражений естественного языка и вместе с тем рассматриваются как часть языковой компетенции носителей языка. Так, предложение «Мое рождение наслаждается моими муками» полагается правильным представителем племени папагос, думающим, что события обладают разумом 1. В формальных терминах речь идет о порождении абстрактных объектов, которые являются не предложениями, а упорядоченными тройками < S, LS, О, где S — предложение, LS — его логическая структура, С — конечное множество логических структур, характеризующих определенный концептуальный контекст. Хотя и признается, что невозможно в определенном выводе указать все те контексты, в которых предложение может быть употреблено осмысленно, полагается, что некоторые типы таких контекстов могут быть конечным образом охарактеризованы с помощью постулатов смысла и связаны с логической структурой предложения посредством «трансдеривационных правил» грамматики. Так, пусть S' — предложение, имеющее логическую структуру LS'. Располагая выводом, соотносящим S' и LS', можно рассмотреть вопрос, по отношению к каким контекстам S' является правильно построенным, т. е. осмысленным. Допустим, что оно правильно построено по отношению к каждому контексту С — такому, что С' U {LS'}\\—Q для некоторой логической структуры Q, т. е. множество логических структур С' вместе с LS', влечет Q. Для такого обобщения необходимо специфицировать форму Q, сделать ссылку на отношение следования и осуществить квантификацию над контекстами С (194). Ссылка на значимость контекстуальных соображений для определения правильности построения, т. е. осмысленности, выражений естественного языка означает выход за 1 «Если кто-либо считает, — пишет Лакофф, — что его сковорода обладает разумом, он примет предложение «Моя сковорода понимает, что я плохой повар» как вполне правильное. Такого человека следует послать к психиатру, но не исправлять его грамматику» (195, с 36). систему этого языка — в мир экстралингвистических реалий, по меньшей мере в мир концептуальных предпосылок носителей языка. В формальном аспекте это означает, что смысл предложения считается заданным полностью лишь тогда, когда логические структуры, порождаемые базисными правилами грамматики, подвергаются истинностной интерпретации в терминах возможных миров. В терминах такой интерпретации С' (J {LS'} влечет Q, если и только если истинностные условия Q удовлетворяются во всех моделях, во всех точках референции, в которых удовлетворяются истинностные условия С' и LS'. По поводу квантификации над логическими структурами, несуществующими индивидами, возможными мирами и вытекающего отсюда подозрения о принятии — в контексте рассмотрения онтологических допущений «естественной логики» как логической системы — необычных сущностей Лакофф пишет: «... естественная логика является теорией логической структуры предложений естественного языка и тех закономерностей, которые лежат в основе того, что понимается под правильным рассуждением, проводимым на этом языке. Она является теорией о чело~ веческом мышлении, а не теорией об универсуме. Если ■ естественная логика требует семантики возможных миров, то это означает, что люди понимают вещи в терминах воз~ можных миров, а не то, что физический универсум содер* яшт возможные миры... Это не означает, что онтологические допущения естественной логики являются малозначительными или неинтересными. Совсем наоборот. Хотя естественная логика, если ее можно было бы построить (курсив наш. — Р. П. ), не делала бы допущений относительно того, каков универсум, она бы делала допущения о том, как человеческие существа понимают универсум» (196, с. 649). Попытка включения понятия контекста в виде определенных постулатов смысла в смысловую структуру языковых выражений, равно как принимаемая при этом подходе истинностная интерпретация базисных структур естественного языка в терминах возможных миров, свидетельствует, с одной стороны, о более конструктивном, нежели при интерпретативном анализе, понимании функций этого языка в мире и коммуникации. Такая попытка говорит о стремлении преодолеть внутрилингвистическую замкнутость теории и выйти в существенный для понимания языка внеязыковый мир. С другой стороны, задача построения общей теории аргументации, осуществляемой на естественном языке, делает неизбежным утверждение универсального характера семантических составляющих логических структур. В итоге переход к концептуальным предпосылкам носителей языка предстает всего лишь как попытка формализовать один из наиболее трудных участков «семантики языка». Вернее, учитывая роль, которая в этой концепции придается понятию концептуальных предпосылок как части лингвистической компетенции носителей языка, можно сказать, что данная концепция предполагает такую релятивизацию понятия «семантика языка», которая допускает определенную множественность «семантик языка», соотносимых с определенными типами предпосылок его носителей о мире. Однако уже и такая релятивизация несовместима с программой построения универсальной «естественной логики». 5. СЕМАНТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ У. КУАЙНА: НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ ПЕРЕВОДА В современном логико-философском анализе естественного языка значительное место принадлежит семантической концепции Куайна, оказывающей на протяжении последних десятилетий большое влияние на его развитие. Эта концепция характеризуется непринятием интенсиональной теории смысла, а следовательно, и интенсионального понятия смысла как посредника между выражениями естественного языка и мира и одновременно как эквивалента, или инварианта, внутри- и межъязыковых преобразований (прежде всего перевода). При менталистском подходе, согласно Куайну (259) г понятие смысла фигурирует в основном в двух контекстах: когда говорят о знании смысла некоторого выражения (т. е. когда говорят об этом выражении как имеющем определенный смысл) и когда говорят о тождестве смысла (синонимии) языковых выражений. Тогда полагается, чта понятие смысла служит для объяснения, с одной стороны, понимания, а с другой — эквивалентности языковых выражений. Мы будто бы понимаем выражения, зная или «схватывая» их смыслы, — выражение выполняет свою функцию в той мере, в которой оно символизирует некий общий для коммуникантов смысл. Выражение будто бы служит в качестве перевода другого выражения, ибо полагается, что эти выражения означают одно и то же, т. е. имеют тождественный смысл: перевод считается правильным, если переведенное имеет тот же смысл, что и переводимое. При таком подходе смысл рассматривается по аналогии с музейными экспонатами, к которым прикреплены ярлыки — языковые выражения: «Смена языка означает смену ярлыка» (250, с. 27). Менталистское объяснение, под каким бы формальным видом оно ни подавалось, согласно Куайну, создает всего лишь иллюзию объяснения. Аналогично неприемлемыми Куайн полагает и те теории семантики, в которых при экспликации понятия смысла прибегают к интенсиональным сущностям: возможным мирам, возможным индивидам, индивидуальным концептам, пропозициям и т. п. В указанных теориях понятие смысла принимается, согласно Куайну, без достаточного для этого основания в силу неясности этого понятия либо в качестве примитивного, либо определяется в других, не более ясных понятиях. Научный подход к проблематике смысла предполагает, по Куайну, прежде всего элиминацию менталистского содержания этого понятия, его экстериоризацию, т. е. вынесение во внешний мир, объяснение смысла в терминах предрасположений (диспозиций) носителей языка к определенной вербальной реакции, к определенному вербальному поведению. При этом для Куайна, как и для сторонников референтного подхода, понятие смысла неотделимо от понятия информации относительно определенного положения вещей б мире. Таким образом, во-первых, принимается в качестве исходной установка, что носитель языка понимает его предложения постольку, поскольку он знает условия их истинности. Во-вторых, знание этих условий истинности, например предложения «Это красное», полагается состоящим не в предрасположении носителя языка утверждать это предложение всякий раз, когда наблюдается красный предмет, и отрицать его во всех остальных случаях, а в предрасположении к согласию или несогласию с этим предложением, когда относительно него ставится вопрос при наличии или отсутствии рассматриваемого объекта. Куайп рассматривает язык как «концептуальную систему», состоящую из предложений, расположенных на разных ее уровнях, начиная от периферии и кончая внутренней, центральной, наиболее удаленной от контактов с физическим миром частью. Периферийные предложения системы, или предложения наблюдения (такие, как «Это красное», «Идет дождь» и т. п. ), представляют собой точки ■ соприкосновения системы с физической реальностью и являются предложениями случая {occasion sentences). Истинностное значение таких предложений (в отличие от, например, «Сахар сладок») меняется в зависимости от ситуации, даже более того, от интерсубъективно наблюдаемых обстоятельств (в отличие, например, от истинностного значения предложения «У меня болит голова»). Наконец, это такие предложения, в отношении которых носители языка согласны в том, что наблюдаемая ситуация верифицирует их (например, «Вот идет старый человек» в отличие от «Вот идет старый учитель Джона»). Связь этих предложений с действительностью выражается в том, что она выступает в качестве стимула для согласия или несогласия с такими предложениями, т. е. в качестве стимула для определенной вербальной диспозиции. Такое согласие или несогласие, в свою очередь, обусловлено врожденным критерием, стандартом тождественного и различного как результатом естественного отбора, равно как и последующим опытом в определенной социальной среде (258)'. Так, усвоение истинностных функций — отрицания, конъюнкции, дизъюнкции и др. — рассматривается как процесс, при котором, как в случае конъюнкции, утверждение «р и q» имеет место лишь тогда, когда носитель языка предрасположен к согласию и с «р», и с «q». Иными словами, то, что носитель языка усваивает грамматическую конструкцию «р и q», означает, по Куайну, что наряду с другими вещами он научился соглашаться (развил соответствующее предрасположение к согласию) с составным «р и #» только в тех обстоятельствах, когда он согласен с «р» и согласен с «q». Правило логического следования, которое ведет от «р и q» к «р», заключено в процессе усвоения «и». То же относится к усвоению других истинностных функций: «Усвоение основных логических навыков {habits) объясняется усвоением грамматических конструкций» (252, с. 78). 1 «Мы можем полагать, — считает Куайн, — что наши врожденные критерии подобия (объектов. —Р. П. ) являются в значительной степени похожими, так как они унаследуются в нашем роде. Даже тогда, когда эти критерии постепенно изменяются вместе с нашим опытом, мы можем полагать, что они остаются в значительном смысле похожими, как и разделяемые нами обстоятельства, культура, язык и взаимное влияние» (256, с. 19). С предложений наблюдения, согласно Куайну, начинается усвоение естественного языка. Эти предложения являются отправными точками и научной теории. От них путем определенных языковых и поведенческих манипуляций, основывающихся на аналогии и индукции и на подкреплении, выделении правильных, адекватных реакций, совершается переход: к «постоянным предложениям», вроде «Дождь в Хэтроу в 16. 00 по среднегринвичскому времени, 16 февраля 1982 г. »; далее, к общим утвердителъ* ным предложениям (например, «Собаки являются животными» — как результату усвоения термина «собака», проявляющегося в согласии с этим термином при наличии соответствующей ситуации, а также усвоения термина «животное», заключающегося в том, что носитель естественного языка предрасположен согласиться с термином «животное» во всех случаях, когда он предрасположен к согласию с термином «собака»); к простой предикации, вроде «Фидо собака», «Сахар сладок» и т. д., к разным сложноподчиненным предложениям, предполагающим к тому же усвоение определенных лингвистических трансформаций. Дальнейшие манипуляции в том же духе приводят, как полагает Куайн, к усвоению носителем языка абстрактных терминов, к квантификации над свойствами, числами, функциями, гипотетическими физическими частицами и силами, т. е. к известному богатству нашего языка как «концептуальной системы». Переход к постоянным предложениям, истинностное значение которых в отличие от предложений наблюдения не меняется в зависимости от контекста, есть, согласно Куайну, переход к теоретическому языку. Таким образом, теория естественного языка здесь рассматривается как теория познания. Путь усвоения языка, который ведет от предложений наблюдения к теоретическим предложениям, рассматривается как единственная связь, которая имеется между наблюдением и теорией. Эта связь, однако, если ее проследить в обратном направлении, не позволяет свести научную теорию к простому наблюдению: суперструктуры, образованные из постоянных предложений, несводимы к предложениям наблюдения, хотя и связаны с ними. Согласие или несогласие с такими предложениями опосредованно связью — возможно, очень сложной, через сеть других постоянных предложений, — этих предложений с предложениями наблюдения. Важно отметить, что понимание постоянных предложений не отождествляется с предрасположенностью к согласию или несогласию с ними в определенной ситуации: оно может иметь место независимо от такой ситуации. В конструктивном плане в отличие от рассмотренных выше референтных теорий куайновская концепция естественного языка является не атомистской, предполагающей рассмотрение смысла предложений, когда они берутся вне связи с другими предложениями, а холистской (целостной), согласно которой понимать предложение — значит знать его место в некоторой концептуальной системе, понимать язык, которому оно принадлежит '. Семантика, согласно Куайну, для того чтобы она была философски значимой, должна быть теорией понимания языковых выражений. Такой подход предполагает отказ от менталист-ского понятия «иметь смысл» в пользу понятия «быть осмысленным», т. е. в пользу рассмотрения структур, образованных из осмысленных выражений.
|
|||
|