|
|||||
РИ.ПАВИЛЁНИССтр 1 из 23Следующая ⇒ ПРОБЛЕМА СМЫСЛА СОВРЕМЕННЫЙ ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА ББК81 П12 0302020100-053 004(01)-83 Редакция философской литературы Под редакцией Д. П. ГОРСКОГО 22-83 © Издательство «Мысль». 1983 ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА КНИГИ В центре внимания книги Р. И. Павилёниса находятся проблемы смысла в их логико-философской постановке. Эти проблемы являются весьма сложными и малоразрабо-танными в философской и логической литературе. Они находятся на стыке комплексов общественных, естественных и технических наук. Их интегративный характер предполагает объединение усилий представителей различных областей знания (философов, логиков, психологов, лингвистов, кибернетиков) в целях успешной разработки указанной проблематики. Главной задачей при этом является исследование сложных, многопараметрических взаимосвязей между мыслью, языком и действительностью, выявление места и многообразия функций языка в процессе человеческого познания и коммуникации. Решение проблем смысла служит методологической основой изучения других теоретически и практически важных аспектов языка, его моделирования (например, для решения целого комплекса практических задач, связанных с его математизацией и машинизацией). I Именно методологическая, теоретическая и прикладная значимость проблематики смысла, связанной с уяснением сложных проблем коммуникации и познания, делает особенно актуальным изучение семантического аспекта естественного языка. В отечественной логико-методологической литературе, однако, семантическая проблематика исследовалась преимущественно в связи с изучением языков науки, языка логики. В литературе по философии, логике и лингвистике еще не было предпринято попытки достаточно обобщенного и систематического изучения семантической проблематики естественного языка. Исследование, предпринятое Р. И. Павилёнисом, представляет собой первую работу, в которой подвергаются компетентному и — главное — доказательному современному логико-фи. юсофскому анализу вопросы, выдвинутые в повестку дня развитием науки и общественной практики. По широте охвата анализируемого материала, по об-ртоятельности рассмотрения обсуждаемых концепций и Проблем настоящая работа выгодно отличается от других 3 аналогичных работ не только в советской, но и в мировой логико-философской литературе (о масштабах охвата научных источников, в частности, свидетельствует прилагаемая библиография). В книге содержится обстоятельный критический разбор логико-семантических подходов к исследованию естественного языка, разработанных главным образом в русле современной западной аналитической философии. Целью этого разбора является выяснение способностей соответствующих концепций решать фундаментальные проблемы логико-философского исследования языка: дать методологически и теоретически удовлетворительное определение смысла, объяснить связь мысли, языка и мира, выявить критерии осмысленности языковых выражений, раскрыть роль языка в построении определенной «картины мира». Решение прежде всего этих вопросов является необходимой предпосылкой исследования языка в широком семиотическом плане — в контексте соотношения языка и иных феноменов человеческой культуры. Выявив некоторые позитивные для построения теории смысла стороны рассматриваемых концепций, автор показывает, что основная причина их неадекватности — при всем различии предлагаемых в них методик исследования языка — заключается в абсолютизации значимости вербального, языкового, фактора, в неспособности — ввиду дефектных исходных методологических и теоретических предпосылок — учесть должным образом экстралингвистические факторы употребления языка. В противовес разобранным концепциям в книге выдвинут и обоснован принципиально новый подход к анализу смысла. Смысл рассматривается не как часть некоторой абстрактной «семантики сложившегося языка», а как часть так называемых концептуальных систем носителей языка. -г Последние присущи отдельным субъектам познания и представляют собой системы информации, включающие знания и мнения о действительном и возможном положении дел в мире. Концептуальные системы кумулируют знания людей, приобретаемые в результате отражения ими окружающего мира, и накопленный человечеством опыт, фиксируемый в языке. Семантическая проблематика языка таким образом погружается в проблематику анализа концептуальных систем и их взаимоотношений друг с другом и с объективной действительностью. Важным для развиваемой концепции является положе- 4 На основе учета концептуальных систем наполняются новым конкретным содержанием положения диалектико-материалистической теории познания о мышлении и языке, об отражении реальности в мысли носителей языка. В частности, определяется теоретический и онтологический статус смысла, получает систематическое объяснение связь языка и действительности, раскрываются механизмы усвоения языка, связи языка и мысли, осмысленного использования языка в обыденной и научной коммуникации. Последовательно развиваемый автором подход позволяет ему взглянуть на проблему понимания языковых выражений не как на проблему их интерпретации на определенном, соответствующем «семантике языка» множестве семантических объектов, но прежде всего как на проблему их интерпретации в связи с концептуальными системами носителей языка. В результате возникает примечательная в диалектико-материалистическом плане трактовка семантической стороны языка как релятивизированной относи»5 тельно концептуальных систем. Тем самым автор решительно разрывает «порочный круг», в который неизбежно попадает выработка абсолютных критериев осмысленности языковых выражений в концепциях «семантики языка», сводящих мыслительные структуры к языковым (а так постоянно поступали представители неопозитивизма) и не учитывающих знаний носителей языка об окружающем мире. Наконец, эффективность подхода, опирающегося на понятие о концептуальных системах, раскрывается в полной мере в выявлении роли языка в построении различных «картин мира». Такой подход служит не только основой для анализа взаимоотношений «картин мира» у субъектов познания и их отношений к действительности, но и для выявления механизма трансформации субъективных «картин мира» в объективную «картину мира», отражающую действительность. Иначе говоря, развиваемая Р. И. Павилёнисом концепция дает возможность естественным образом эксплицировать переход носителей языка от мнения к знанию, позволяет обоснованно построить теоретическую модель понимания мира. Указанные экспликации и построения представляют большой интерес как в специальном, логико-семантическом, так и в широком теоретико-познавательном, общеметодологическом плане. Развиваемая автором концепция, ориентированная на разработку теории смысла как теории построения и функционирования концептуальных систем, не только способствует корректной постановке и решению фундаментальных вопросов современного логико-философского анализа естественного языка, но и закладывает основу для разработки качественно новой программы семантических исследований. Эта программа имеет задачей выявление роли как языковых, так и неязыковых факторов в построении той или иной концептуальной «картины мира», нацелена на выявление их взаимоотношений. Наряду с важными практическими следствиями, которые имеет предложенная концепция смысла (имеется в виду в первую очередь разработка, различных проектов моделирования языка в контексте моделирования мыслительных процессов), существенным методологическим следствием такой переориентации семантических интересов является включение собственно семантической проблематики в проблематику теоретико-познавательного и онтологического плана. При таком подходе человек-носитель языка рассматривается не как «исполнитель» некой абстрактно-абсолютной «семантики языка», а как активный субъект познания, наделенный индивидуальным и социальным опытом, системой информации о мире, на основе которой он осуществляет коммуникацию с другими носителями языка. Тем самым выявляется необоснованность и бесперспективность концепций «семантики языка», противопоставляющих «знание языка» и «знание мира», семантику (как теорию смысла) и прагматику (как теорию употребления языка). Смысл и значение концепции, развиваемой автором настоящей книги, состоят в реализации диалектико-материалистических принципов историзма и конкретности истины. В данном случае этот принцип предполагает объяснение динамического характера смыслообразования, выявление сложных диалектических детерминаций мышления и речи (в том числе и в их исторических аспектах), учет контекстуального употребления языка. Предлагаемая Р. И. Павилёнисом концепция противостоит семантическому и вследствие этого метафизическому абсолютизму западной аналитической философии, которая довольствуется анализом готового знания и предполагает в качестве первичных по отношению к реальным носителям языка сущности, подобные «семантике языка». Последние постулируются оторванно от процесса познания, т. е. от реальных условий образования и функционирования концептуальных систем. Выяснение искусственности и неработоспособности подобных концепций является мощным средством критики философских установок аналитической философии. В этом отношении труд Р. И. Павилёниса представляет собой пример такого критического анализа немарксистских концепций, который конструктивно и на должном теоретическом уровне противопоставляется фундаментальным сторонам критикуемых концепций, а не их отдельным слабым местам и неудачам. Издание книги Р. И. Павилёниса заполняет пробел, имеющийся в нашей литературе по логико-философским проблемам семантики, и закладывает фундамент для разработки этих проблем на основе философии диалектического материализма. 22 сентября 1982 г. доктор филос. наук, проф. Д. П. ГОРСКИЙ ВВЕДЕНИЕ Язык, будучи наиболее привычным, естественным продуктом человеческого интеллекта, пока остается одним из недостаточно познанных его творений. Исключительная роль, которая принадлежит языку в интеллектуальном освоении, осмыслении мира и в общении людей, обусловливает философское значение его анализа, а предлагаемые в современной науке способы решения его фундаментальных теоретических проблем имеют принципиальные методологические и практические следствия. Центральной среди этих проблем является анализ смысла языковых выражений, объединяющий сегодня усилия философов, логиков, лингвистов и являющийся главным и наиболее интенсивно обсуждаемым предметом их совместного рассмотрения. От решения этой проблемы зависит не только построение общей теории языка как средства формирования и передачи информации, не только научное объяснение понимания языка, решение множества практически важных задач автоматической обработки языка, но и выявление места и функций языка в процессе познания и освоения мира, теоретически обоснованное определение связи мысли, языка и мира, имеющее огромное методологическое значение. Последний аспект анализа смысла и сообщает ему философский характер, а применение в нем логических методов обусловливает его понимание как логико-философского анализа языка. В настоящей книге представляются и критически рассматриваются основные концепции смысла, или семантические концепции, которые возникли на стыке современной западной аналитической философии, логики и лингвистики и которые ставят целью дать строгое описание и объяснение того, в чем состоит осмысленность языковых выражений и человеческая способность их понимания. Переход от общих рассуждений о смысле к современному этапу семантических исследований естественного языка характеризуется прежде всего попытками разработать теорию смысла как теорию семантических свойств и отношений, «логической формы» языковых выражений, а одновременно — как теорию их понимания. Осуществленное в книге критическое исследование различных концепций смысла в основном направлено на выяснение того, в какой мере эти концепции способствуют определению функций и места языка в познании и понимании мира, в какой степени содержащиеся в них логико-семантические разработки отвечают целям логико-философского анализа языка и способствуют решению его главных проблем. Иначе говоря, автора интересует прежде всего выяснение — на базе анализа конкретных теоретических построений — вопроса обоснованности претензий соответствующих концепций быть логико-философскими концепциями языка и их способности решать проблемы логико-философского анализа языка. Поэтому в книге в качестве составных частей проблемы смысла рассматривается логический и онтологический его статус, отношение языка и реальности, проблема разграничения осмысленного и бессмысленного, осмысленного и истинного или ложного, вопрос о роли языка в построении концептуальной картины мира как совокупности представлений и знаний человека о мире. Выбор рассматриваемых в книге семантических концепций мотивировался следующими соображениями. Обсуждаемая в них проблематика является важной в теоретическом, методологическом и практическом планах. Она, как и сами концепции, разрабатываемые в науке на протяжении ряда последних десятилетий, еще не была предметом систематического рассмотрения в советской философской, логической и лингвистической литературе. Анализируемые концепции построены в общем контексте исследований по логике и методологии науки. Они выделяются из других семантических теорий строгостью, использованием формальных, логических методов и процедур, а выдвигаемой в них программе построения теории смысла дается определенное методологическое обоснование. Однако мы стремились не ограничиваться описанием и сопоставлением обсуждаемых концепций, выявлением технических или даже концептуальных их достоинств и недостатков. Одну из главных задач мы видели в том, чтобы определить, насколько перспективны основные формальные направления современных западных логико-семантических исследований естественного языка с точки зрения решения фундаментальных проблем его логико-философского анализа. Поэтому во главу угла мы ставим критический анализ концепций, а не отдельных их поло-9 жений, т. е. не подменяя первый подбором характерных высказываний, не сводя его к сопоставлению критикуемых точек зрения и их простому противопоставлению фундаментальным положениям марксистской гносеологии. Анализ языка прошел длительную эволюцию, в ходе которой значительно изменились как его методы, так и представления о самом объекте исследования сообразно прогрессу научных знаний, особенно ощутимому в таких областях, как логика и лингвистика, подвергшихся интенсивной математизации, во все большей степени использующих строгие методы и процедуры. Эволюция представлений о языке характеризуется прежде всего переходом от общих утверждений относительно природы человеческого языка и его связи с другими феноменами человеческой культуры к конкретному анализу семантических структур языка и исходя из этого анализа — к рассмотрению логических и методологических его проблем, к методологическому обобщению его результатов. Теоретическая разработанность обсуждаемых в книге концепций, сложность содержащихся в них построений, обусловленная не только сложностью рассматриваемого объекта, но и использованием достижений современной логики и лингвистики, требуют методологически обоснованного и теоретически аргументированного исследования. Такое исследование, представляя собой реализацию одного из принципов диалектики, требующего конкретного анализа конкретной ситуации, должно заключаться в выявлении как методологических основ обсуждаемых концепций, так и степени их адекватности фактам действительности, на которых они строятся, в отделении теоретически важных результатов от методологически несостоятельных интерпретаций и выводов. Критическое исследование является действительно эффективным только тогда, когда оно в качестве контраргумента содержит положительную разработку рассматриваемых проблем. Поэтому в настоящей работе мы стремились дать не только критическую оценку современного состояния семантического анализа естественного языка, но и логико-гносеологическое обоснование новых путей разработки проблем этого анализа. Поэтому вторую задачу работы мы видели в том, чтобы обосновать такую программу семантических исследований, которая базируется на понимании проблематики смысла как неотделимой от рассмотрения проблем познания мира, построения концептуальной его картины и способствует f Проблема смысла, заключающаяся в указании критериев осмысленности языковых выражений, в выявлении соотношения осмысленного и бессмысленного, осмысленного и истинного или ложного, осмысленного и грамматически правильного, нами рассматривается прежде всего как гносеологическая проблема. С нашей точки зрения, от методологически правильной и теоретически обоснованной оценки подходов к решению этой проблемы зависит не только правильное определение перспектив развития современного логико-философского анализа языка, но и — что особенно важно — дальнейшее развитие диалектико-материалистического подхода к этому анализу и разработка связанных с ним фундаментальных вопросов марксистской теории познания. Поэтому рассмотрение теоретических вопросов анализа языка в книге осуществляется в логико-гносеологическом плане как рассмотрение субъективного и объективного знания, мнения и знания носителей языка о мире, концептуальной и языковой его моделей в свете современных теоретических построений. Ввиду этого и основная проблема анализа — проблема смысла — нами обсуждается не в узком, специально лингвистическом аспекте, не как лексикографическая проблема определения словарных значений языковых выражений, а как логико-гносеологическая проблема их понимания. В таком аспекте, ориентированном на объяснении самой возможности понимания языковых выражений как их интерпретации на основе информации, которой человек обладает о мире, т. е. на основе того, что мы называем «концептуальной системой», мы и видим существенное отличие логико-философского от чисто языковедческого подхода к проблеме смысла. Иначе говоря, проблема смысла здесь рассматривается как поиск ответа на вопрос о том, что знает человек, когда он понимает выражение языка. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть, Как возможно понимание языка, как язык может что-то сообщать о мире, доступном или недоступном восприятию человека, на основе чего человек выбирает тот или иной смысл из ряда возможных смыслов слова, предложения, целого текста и устанавливает их семантические отношения, отличая осмысленное от бессмысленного, истинное от ложного, утверждение от вопроса, приказания, клятвы, обещания и т. д., осуществляемых посредством языка. Именно философское, гносеологическое понимание обсуждаемой проблематики призвана раскрыть выдвигаемая здесь концепция смысла как части не абсолютизированной сущности «семантики языка», а концептуальной системы носителя языка как системы его мнений и знаний о мире, отражающих его познавательный опыт на доязыковом и языковом этапах и уровнях и несводимой к какой бы то ни было лингвистической сущности. Эта концепция рассматривается нами в качестве контраргумента против абсолютизации функций естественного языка, свойственной, как показывается в книге, основным направлениям современных логико-семантических исследований языка и искажающей роль языка в процессе познания и понимания мира. Такой подход, по нашему убеждению, способствует построению теоретически перспективной и методологически обоснованной программы семантических исследований, ориентированной на выявление роли как языковых, так и неязыковых факторов в познании мира и их соотношения. Обсуждение указанных вопросов в книге строится так, чтобы сопоставление различных пониманий проблематики смысла выявило пути конструктивной ее разработки. Этому, как нам кажется, служит и заключающий каждую главу раздел, в котором обобщается проведенный в данной главе анализ и раскрывается принятый нами подход к решению рассматриваемой проблематики. Книга, представляя область комплексного исследования, рассчитана на широкий круг специалистов — философов, логиков, лингвистов, психологов, кибернетиков, занятых практической разработкой систем «искусственного интеллекта», всех, кто интересуется философской, теоретической и прикладной проблематикой языка, вопросами теории познания. В современной науке вопросы выяснения, уточнения, пересмотра смысла терминов, установления их познава- тельнбгв значения являются бдними из наиболее актуаяь» ных, в существенной степени обусловливающих прогресс научного знания. А значительная часть научного языка — это слова естественного языка, получившие специальный смысл, а также слова, употребляемые в их обычном значении. Использование языка в научном или обыденном обиходе, употребление языковых выражений есть не что иное, как оперирование определенными смыслами, к какой бы области теоретического знания или практики ни относился употребляемый нами язык. С этой точки зрения проблематика смысла имеет универсальный характер: с нею имеет дело каждый, кто пользуется языком. Однако в большинстве случаев такое использование языка скорее подобно умению водить автомобиль без знания того, как работает его механизм, или аналогично умению ходить, бегать, есть, переваривать пищу и т. п. без знания того, как функционирует наш организм. Таким образом, настоящая книга представляет интерес для всех тех, кто хочет знать, как «работает» наш язык, каков механизм его связи с мыслью и что об этом говорят современные теории. Ознакомление с этими теориями потребует у читателя определенных усилий: для анализа такого сложного объекта, каким является наш язык, очевидно, нужны инструменты надлежащей сложности. Таковыми и являются современные семантические концепции языка. При этом речь идет не о популярном пересказе соответствующих ' теорий, а о таком их изложении, которое в сжатом виде — охватывая почти семь десятилетий интенсивных исследований — явилось бы, как надеется автор, не только критическим обобщением накопленного теоретического и практического опыта, но и своеобразной теоретической школой для всех тех, кто только начинает интересоваться обсуждаемой в книге проблематикой. К этой категории читателей автор, естественно, относит прежде всего студентов — философов, лингвистов, психологов, кибернетиков, слушающих курс семантики. В соответствии со сказанным выше некоторую трудность для читателя, возможно, представят используемые в книге специальные логические и лингвистические термины, посредством которых обозначаются важные для описания исследуемого объекта и выделяемые наукой понятия: такие термины являются неотъемлемой частью языка науки. Употребляя специальную терминологию, автор стремился следовать принятому стандарту или содействовать его утверждению. Большинство же содержащихся в книге терминов являются общепринятыми в отечественной философской, логической и лингвистической литературе и входят в соответствующие терминологические словари. В случае необходимости в тексте указывается возможный/ русский перевод специального термина; в других случаях смысл термина либо определяется, либо разъясняется в ходе последующего изложения. Кроме того, в конце книги приводится аннотированный указатель терминов. Мера применения формальной символики определялась исключительно соображениями необходимости и экс-плицитности, продиктованными задачами исследования, и не превышает требований современного элементарного курса логики. Библиография включает источники, на которые содержатся ссылки в тексте (цифры, разделенные запятой, обозначают номера источников, названных в Библиографии), а также литературу, служившую теоретической и методологической базой исследования и отражающую развитие логико-философского анализа языка в рассматриваемом нами аспекте. Глава 1 МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ, ИСТОРИЧЕСКИЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ АНАЛИЗА ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА 1. МЕТОДОЛОГИЯ И ЛОГИКА ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКА В общеметодологическом плане целью логико-философского анализа естественного языка является раскрытие отношения между мыслью, языком и миром. Это позволяет определить место и функции естественного языка в процессе познания как отражения человеком мира, которое есть «не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc., каковые понятия, законы etc. ... и охватывают условно, приблизительно универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы» (3, с. 164). Таким образом, логико-философский анализ естественного языка имеет прямое отношение к фундаментальному гносеологическому вопросу о связи сознания и материи, мысли и объективной реальности и тем самым является одной из важнейших задач марксистской теории познания как в смысле аргументированной критики методологически несостоятельного понимания этой задачи, так и в смысле разработки путей позитивного ее решения1. С точки зрения марксистской гносеологии философской основой адекватного анализа взаимосвязи мысли, языка и действительности является диалектико-материа- 1 См. Копнин П. В. Диалектика, логика, наука. М., 1973, с. 189—204. Некоторые гносеологические и логические аспекты проблемы смысла рассматриваются в работах Л. А. Абрамяна (4), Б. В. Бирюкова (6, 7), Г. А. Брутяна (9, 10), Д. П. Горского (17, 18), М. С. Козловой (24), В. А. Лекторского (31), В. В. Петрова (44, 45), М. В. Поповича (47, 48, 49), В. А. Штоффа (69) и других советских философов. л, 15 диетическая теория отражения, утверждающая, с одной стороны, существование объективного мира и, с другой — его отражение в сознании человека как его, мира, познание, понимание, осмысление. Выявление роли языка в процессе отражения, в самой структуре познания мира с этой точки зрения является фундаментальной гносеологической задачей, иначе формулируемой как рассмотрение отношения смысловой, или семантической, стороны ягыка и мира, как I анализ своеобразного отражения действительности в смысловой стороне языка. Раскрытие содержания понятия «смысловая сторона естественного языка» и определяет суть современных логико-семантических его концепций. Отражение объективно существующей действительности в сознании человека (находящегося на определенной стадии общественного развития) как ее понимание, осмысление является деятельностью, направленной на познание объективного мира, его свойств и закономерностей и на этой основе — на его преобразование. С точки зрения диа-лектико-материалистической теории отражения познание действительности является не зеркальным ее отражением, а активным процессом: это такая субъективная деятельность, в которой в выборе предмета познания, в создании его познавательного образа, необходимого для практического освоения объективной реальности, существенную роль играют сам познающий субъект, его цели, практическое отношение к миру. Результаты познавательной деятельности человека фиксируются в языке как форме бытия мышления, который в этом смысле является непосредственной действительностью мысли (1, с. 449) и «возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» (1, с. 29). Благодаря своей коммуникативной, социальной функции язык является не только средством выражения, сообщения мысли, но и — на определенном этапе — средством ее формирования, построения. Однако материалистическая диалектика не останавливается на указанной констатации роли языка и не сводит мысль к нему. Для нее методологически неприемлемым является как отождествление мыслительных и языковых структур, так и полное их разведение вместо поиска их органической, диалектической связи. При этом рассмотрение мышления как процесса сопровождается указанием на его всеобщность независимо от его языкового оформления: «Так как процесс мышления сам вырастает из из- вестных условии, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития, следовательно, также и от развития органа мышления» (2, с. 461). Каждый мыслительный процесс субъективен, индивидуален: вне субъекта и его деятельности нет мышления. Вместе с тем он объективен в том смысле, что всегда представляет собой отношение «субъект — познаваемый объект»: чтобы быть одним из средств практического преобразования мира, мышление должно иметь объективное содержание. При этом термин «объект познания» в гносеологическом употреблении относится к любым мыслимым объектам: вещам, свойствам, отношениям, действиям, процессам, событиям и т. д. — действительным или возможным. Наша задача — наполнить эти исходные методологические положения конкретным теоретическим содержанием в свете результатов современного логико-философского исследования естественного языка и на этой основе выявить перспективность или бесперспективность определенных направлений этого исследования. При этом о конструктивности той или иной семантической концепции мы будем судить по степени ее адекватности для решения проблем логико-философского анализа естественного языка, в этом контексте выясняя и их методологические основания. Другие мировоззренческие, общефилософские установки авторов этих концепций здесь специально рассматриваться не будут. В отношении оценки таких установок этих представителей западной науки принципиальное значение имеют известные слова В. И. Ленина, хотя и высказанные им в «Материализме и эмпириокритицизме» в другом контексте, о том, что нельзя верить на слово представителям специального знания, когда речь заходит о философии. Развивая методологический принцип диалектико-мате-риалистической гносеолозии, согласно которому несостоятельным является рассмотрение процесса мышления вне самого мыслящего, познающего мир, конкретпо-историче-ски определенного субъекта, мы попытаемся показать, что основной методологический изъян современных семантических концепций естественного языка заключается в абсолютизации языка. Такая абсолютизация, с нашей точки зрения, выражается в рассмотрении смысла языковых
выражений вне определенных систем мнения и знания как совокупности идей и представлений человека об окружающей его действительности, посредством которых он ею овладевает. Эта абсолютизация характерна для различных школ, образующих «аналитическую традицию» западной философии, начиная от логического атомизма Б. Рассела и Л. Витгенштейна, неопозитивистской доктрины языка Р. Карнапа, философии «обыденного языка» в ее классическом и современном варианте, а также для множества современных западных логико-лингвистических школ. В современную логику волна семантических исследований пришла в основном вместе с логико-философским анализом языка науки, рассмотрением соотношения эмпирического и теоретического уровней знания, построением логических моделей научного знания, исследованием возможности построения удовлетворительных семантик для различных систем модальной логики1. Приход семантики в современные логико-лингвистические исследования естественного языка оказался значительно более сложным2. В программе логико-философского анализа естественного языка очень плодотворным и вместе с тем проблематичным является проведение аналогий между искусственными и естественными языками. Под первыми понимаются языки, специально созданные для удовлетворения определенных научных или практических потребностей (математические языки, логические языки программирования и т. д. ). Выражения этих языков строятся по строго определенным правилам. Под естественными языками понимаются обыденные языки (русский, литовский, английский и т. д. ) как результат многовековой общественной практики и как важнейшее средство человеческого общения. Каков характер правил построения выражений таких языков, какова их структура — это главный вопрос совре- 1 Эти вопросы анализируются в работах советских философов 2 Некоторые лингвистические, в частности формально-лингви менных логико-лингвистических исследований естественного языка. На основании одной из аналогий, проводимых между искусственными и естественными языками как определенными системами знаков, в логике языками стали называть неинтерпретированные исчисления. Такие исчисления характеризуются перечнем первичных знаков и правилами, определяющими возможные операции над ними, или синтаксическими правилами. К ним относят правила образования, с помощью которых из первичных знаков образуются «правильно построенные выражения», и правила вывода, или трансформации, позволяющие преобразовать одни правильно построенные выражения в другие. Под интерпретацией такого исчисления, или конструируемого языка, понимается приписывание правильно построенным выражениям посредством «семантических правил» некоторых значений или смыслов. ' На том основании, что интерпретированное исчисление становится противоречивым, если правила образования позволяют строить выражения, чья интерпретация посредством семантических правил приводит к тому, что одно и то же выражение является и истинным и ложным, многие исследователи ставят вопрос: не является ли противоречивым и естественный язык, поскольку на этом языке можно образовать выражения о нем самом, о его же выражениях? Об этом наглядно свидетельствует, например, возможность формулировать на этом языке парадокс лжеца, выражаемый утверждением «Я лгу»: если я лгу, то я говорю истину, если я говорю истину, то я лгу. Утверждая одно, я вынужден принять противоположное, и наоборот. Логик Дж. Кемени, рассмотрев данный парадокс, пишет: «Этот парадокс показывает... что английский язык противоречив. Поскольку можно показать, что в противоречивой системе все, что угодно, истинное или ложное, доказуемо, мы должны заключить, что обыденный английский является языком, непригодным для логической аргументации» (186, с. 313). Однако, как ни странно, приведенный пример аргументации сам осуществлен на том же английском языке, который в силу своей «парадоксальности» является «непригодным для логической аргументации». Характерно, что А. Тарский, первым исследовавший вопрос о возможности адекватного определения истины для естественных и искусственных языков, воздержался от однозначного решения вопроса о противоречивости пер- 2« вых, указывая прежде всего на то, что они в отличие от искусственных языков не обладают четкой структурой. «Мы не знаем точно, какие выражения (естественного языка. — Р. П. ) являются предложениями, и мы еще меньше знаем, какие предложения следует полагать в качестве утверждаемых. Таким образом, проблема непротиворечивости не имеет точного смысла по отношению к этому (естественному. — Р. П. ) языку. В лучшем случае мы можем рискнуть предположить, что язык, структура которого точно специфицирована и который в наибольшей степени похож на наш обыденный язык, был бы противоречивым» (300, с. 341). Отсюда можно заключить, что если проблема противоречивости имеет ясный смысл для естественного языка, то последний противоречив. Если же она не имеет такого смысла по отношению к естественному языку, то неизбежным — ввиду аналогии с искусственным языком — представляется заключение, что этот язык является преимущественно неопределимым, неподдающимся систематизации и описанию в непротиворечивой модели. В таком случае построение искусственного языка резонно рассматривать по отношению к естественному языку как создание идеального языка. Предыстория критики естественного языка как не-справляющегося с задачей адекватного выражения мыслей об окружающей действительности связана с логическим анализом оснований математики: парадоксы классической теории множеств, порожденные неопределенностью понимания термина множества, показали, что одна из основных задач анализа языка науки состоит в установлении критериев осмысленности его выражений. Еще Рассел, рассмотрев причины порождения бессмысленных выражений, пришел к выводу, что противоположность истинных и ложных предложений зависит от значительно более основательной дихотомии осмысленных и бессмысленных предложений: построенная им «теория логических типов» предназначена для устранения бессмысленных выражений искусственного языка (270). Витгенштейн, обобщив этот вывод в «Логико-философском трактате», утверждал, что цель логики и философии — показать, почему одни предложения являются осмысленными, а другие — бессмысленными. Наука стремится выявить, какие предложения о мире истинны, в то время как задача философии— «логическое прояснение мыслей» (12, с. 50), раскрытие того, что истинно или ложно, но осмысленно утверждается о мире, т. ё. анализ базисной структуры яЗЫ-ка, его логической формы, скрытой в сложных, несовершенных формах естественного языка. В «Логико-философском трактате» естественный язык рассматривается не только как средство философского исследования, но и как единственный предмет такого исследования. Согласно принятой в «Трактате» концепции языка как картины мира, мы познаем мир только потому, что язык в своих существенных чертах, т. е. своей логической структурой, формой, отражает структуру мира. Чтобы предложение осмысленно отображало мир, его структура должна быть изоморфной структуре простейших, или атомарных, фактов, из которых состоит мир. Следовательно, идеальным был бы такой язык, который отображал бы факты и раскрыл бы их логические отношения самим характером своих символов. Предложения выражают смысл, который подтверждается или отрицается реальностью, — в этом состоит их связь с миром. Чтобы убедиться, имеет ли предложение смысл, необходимо его разбить на элементарные части, которые непосредственно соответствуют атомарным фактам мира и обозначают границы нашего языка, границы смысла. Тогда все осмысленные предложения рассматриваются как функции истинности элементарных предложений. Когда к такому пониманию присоединяется тезис об отобразительной функции предложения («Предложение — образ действительности» (12, с. 45)), следует, что основание, на котором устанавливаются границы осмысленного языка, имеет эмпирическую природу: границы осмыслен-. ного языка определяются тем, какие объекты даны в мире. Если предложение осмысленно, то оно либо истинно, либо ложно, а если к нему нельзя приложить ни одной из этих характеристик, то оно является бессмысленным. Именно такими полагаются большинство предложений и вопросов «традиционной философии». «Правильным методом философии был бы следующий: не говорить ничего, кроме того, что может быть сказано, — следовательно, кроме предложений естествознания, т. е. того, что не имеет ничего общего с философией, — и затем всегда, когда кто-нибудь захочет сказать нечто метафизическое, показать ему, что он не дал никакого значения некоторым знакам в своих предложениях» (12, с. 97), «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» (12, с. 97). Задача философии, по мнению Витгенштейна, — не представлять новых утверждений о мире, а выявить их логическую структуру, скрытую за несовершенными формами естественного языка. Последний далек от идеального языка, обладающего прозрачной логической структурой, однозначно соотносимой со структурой мира: несовершенство его служит главной причиной возникновения философских путаниц и бессмыслиц. Таким образом, в «Логико-философском трактате» дана критика естественного языка, представляющая критику традиционной философии: «Вся философия есть «критика языка»» (12, с. 44). Цель этой критики — показать, что мы не понимаем логики нашего языка, что множество предложений и вопросов традиционной философии являются псевдопредложениями, псевдовопросами, ибо они нарушают границы естественного языка так, что ни сами вопросы, ни ответы на них не являются осмысленными. Поэтому возможность познания определяется в «Логико-философском трактате» не выходом за пределы эмпирического мира (как в «критической» философии Канта), а выходом за пределы осмысленного языка. «Границы моего языка означают границы моего мира» (12, с. 80), а это уже явно ведет к солипсизму в истолковании языка'. Логический анализ оснований математики Расселом, трактовка Витгенштейном философии как критики естественного языка сыграли главную роль в том, что неопозитивистская философия, впитавшая в себя эти идеи, получила лингвистический крен. Задачей философии был провозглашен логический анализ языка науки, его терминов и предложений, словом, анализ его концептуального аппарата, фиксированного средствами языка. Подобно Витгенштейну, логические позитивисты (Р. Карнап и его единомышленники из «Венского кружка») видели несовершенство естественного языка в вводящих в заблуждение его языковых структурах, скрывающих, затушевывающих логическую форму мысли, приводящих с точки зрения гносеологической ко всякого рода нежелательным гипостазам, к переполнению мира сущностями. Как и в «Логико-философском трактате» Витгенштейна, они рассматривали несовершенство естественного 1 Философский аспект доктрины Витгенштейна здесь специально не рассматривается: методологическая несостоятельность этой доктрины обстоятельно выявлена в исследовании М. С. Козловой (24), и мы полностью согласны с такой ее оценкой. языка как основной источник ошибок познания и путаниц 1вфилософии. ^" " логико-позитивистская ориентация на язык, выражения которого строятся согласно строго определенным правилам, заданным на множестве исходных осмысленных объектов, позволила Карнапу (92) отметить следующие причины несовершенства естественного языка: 1) наличие в нем терминов (вроде «Пегас», «круглый квадрат» и т. п. ), не обозначающих объектов действительного мира, но грамматически выполняющих те же функции, что и термины, обозначающие данные в мире объекты. Из этого возникает опасность гипостазирования естественного языка, т. е. представление о том, что условием осмысленного употребления термина является существование обозначенного этим термином объекта; 2) нарушение требований синтаксиса в выражениях, образованных из осмысленных составляющих (как в «Цезарь является и», где союз «и» занимает неподобающее ему как представителю определенной грамматической категории место, а именно место, принадлежащее глаголу, прилагательному или существительному; 3) нарушение правил логического синтаксиса (как в предложении «Цезарь является простым числом»: здесь предикат «простое число» неуместен по отношению к объекту, о котором идет речь). В данном случае имеет место то, что Карнап назвал «смешением сфер». Анализ причин неправильности выражений «Цезарь является и», с одной стороны, и «Цезарь является простым числом» — с другой, подсказал Карнапу мысль, что если бы правила грамматики естественного языка были расширены за счет правил «логической грамматики», или логического синтаксиса, то неправильность таких выражений, как «Цезарь является простым числом», можно было бы продемонстрировать столь же строгой процедурой, что и неправильность выражения «Цезарь является и». По его словам, «синтаксис должен дифференцировать не только такие лексические категории, как существительное, глагол, прилагательное, союз, но и — с тем чтобы избежать псевдопредложений типа «Цезарь является простым числом»— внутри каждой из названных категорий провести дальнейшие логически необходимые разграничения» (93, с. 68). Эта идея Карпапа была чисто программной: он не сформулировал системы правил, регламентирующих правильность построения выражений естественного языка. Однако взгляд на искусственные языки как на идеализацию есте- ственного языка означал, что искусственные языки рассматриваются как модели систематических черт первого. При этом предполагалось, что построение искусственных языков позволит избежать бессмысленных предложений как в языке науки, так и в философии. На искусственный язык могли бы быть переведены те предложения естественного языка, которые имеют эмпирическое, фактическое содержание, следовательно, их осмысленность определялась бы возможностью их верификации (т. е. установления их истинности), а также «аналитические истины», осмысленность которых определяется не фактами, а самой логикой языка, т. е. смыслом, который придается выражениям языка правилами поетроения выражений этого языка. Перевод философских утверждений на идеальный язык либо выявил бы чисто лингвистическое их содержание, т. е. то, что они являются всего лишь утверждениями о языке, либо оказался бы невозможным ввиду нарушения соответствующими утверждениями правил «логического синтаксиса». К категории таких непереводимых на идеальный язык относились, например, утверждения трансцендентальной метафизики, «претендующие на роль утверждений, представляющих знание о том, что находится над любым опытом или вне его, например об истшшой сущности вещей, о вещах самих в себе, об абсолюте и т. п. » (91, с. 10). При этом если для одних сторонников искусственных языков конструирование их было программой формальной реконструкции естественного языка, то для других ойо служило основанием для отказа вообще от услуг первого в проведении рациональной аргументации. Полагалось, что надежная аргументация может быть осуществлена исключительно посредством понятий, выраженных в формализованных, искусственных языках. Поиск аналогии между искусственными и естественными языками означал попытку найти систему во всем том, что составляет естественный язык, и в особенности в том, что образует его семантический аспект. Объективным оправданием такой попытки может служить на первый взгляд хотя бы факт рационального общения посредством естественного языка, его значение для человеческого познания. Однако последовательное проведение точки зрения на естественный язык как на определенную семантическую систему, как будет показано ниже, искажает его роль в построении концептуальной картины мира и неиз- бежно прйЁодйт к йОНймаййю ёгб как противоречивой сй-rt стемы. ^~" Касаясь методологического и теоретического базиса, на котором возник современный логико-философский анализ естественного языка, следует вкратце остановиться й на существенно отличающемся от неопозитивистского подходе к анализу его в «философии обыденного языка», или «лингвистической философии», нашедшей выражение в поздних работах Витгенштейна, а также Дж. Мура, Дж. Райла и позднее П. Стросона, Дж. Остина, Дж. Сэрла, М. Даммета, А. Куинтона и др. Если логические позитивисты искали выход из тупика, в который, как они считали, философию привел естественный язык, в создании искусственных языков, лишенных несовершенств первого, то для поздних работ виднейшего представителя «лингвистической философии» Витгенштейна (306, 307), разубедившегося в состоятельности тезиса об идеальном языке, декларированного им в «Логико-философском трактате», такой выход заключался прежде всего в описании тех способов употребления языковых выражений, которые порождают «философские путаницы». Причину возникновения нежелательных философских проблем теперь он видел не в естественном языке, а в отношении к нему, в способах его употребления. Поэтому выход, по его мнению, состоял не в построении идеального языка, однозначно отображающего онтологические структуры мира и лишенного недостатков естественного языка, а в описании способов или структур осмысленного употребления выражений последнего и, следовательно, в выявлении неправильных, порождающих бес- j/ смысленности способов его употребления. В «Философских исследованиях» Витгенштейна в отличие от его «Логико-философского трактата» мир рассматривается не как существующий независимо от его описания в языке и подлежащий отображению в логической структуре естественного языка, а как то, что доступно нам исключительно благодаря языку, посредством интерпретации в языке. Концепция языка как «картины мира» уступила место концепции языка как средства, инструмента членения и осмысления мира. С этой точки зрения уже не может быть речи о выяснении логической структуры естественного языка, о подлинных смыслах языковых выражений, скрытых под неточными, неопределенными формулировками последнего. В таком понимании фи- лософские проблемы не возникают до тех пор, пока естественный язык употребляется обычно, во множестве своих функций: для передачи информации, описания фактов, оценки научных теорий, выражения чувств и т. д. Все это — «языковые игры», имеющие свои правила, логику, которых нельзя нарушать, иначе мы перестанем играть в, данную «языковую игру», употребление языкового выражения в которой и определяет его осмысленность. Каждый \ термин, если он осмыслен, должен иметь свою парадигму! употребления: слова означают лишь то, что они означают в данной «языковой игре». Так, если мне объясняют, как , употребляются названия цветов или слова «ген», «континуум», «боль» и т. д., т. е. если мне объясняют, в какие «игры» можно играть с ними, я понимаю их смысл. Узнав \в каких «играх» может участвовать термин, я тем самым узнаю и то, в каких играх он не участвует. Следовательно, каждый правильный ход в «языковой игре» должен иметь /свою альтернативу, свой антитезис, контраст (например, ; команда «Иди влево! » одновременно говорит «Не иди вправо! »). Слова употребляются бессмысленно, если они употребляются без антитезиса, без контраста. Отсюда стремление соотнести анализ смысла языкового выражения с прагматическим контекстом его употребления как определенной правилосообразной деятельностью носителей языка, направленной на достижение определен-I ных целей. Чтобы понять или объяснить смысл языкового ' выражения, следует искать не какую-то конкретную или абстрактную сущность, обозначаемую языковым выражением (как в классических концепциях «семантического реализма»), а обратиться к его употреблению: последнее и конституирует смысл языкового выражения. При этом под употреблением понимается не просто множество конкретных случаев употребления языкового выражения, а определенные способы правильного употребления, соответствующего лингвистическим стандартам, общепринятым в данном обществе: смысл конституируется в интерсубъективном употреблении естественного языка1. Таким об- 1 По словам современного представителя лингвистической философии М. Даммета, «употребляя слова языка, говорящий ответствен перед тем, как язык употребляется в данный момент, перед существующей практикой определенной общности» (125, с. 533). Согласно ему, знание смысла языкового выражения является знанием правильного его употребления, хотя сами правила обычно словесно не формулируются, а проявляются лишь в деятельности по соответствующим правилам (126, с. 67—137). разом, усвоение смысла языкового выражения рассматриА Все философские проблемы выражаются посредством естественного языка: они не должны озадачивать нас, если этот язык употребляется правильно. По Витгенштейну, философские бессмыслицы возникают тогда, когда носители естественного языка нарушают правила его употребления и пытаются с его помощью формулировать определенные философские утверждения, т. е. когда языковое вы- 7 ражение употребляется вне определенной «языковой игры». Следовательно, осложнения возникают не из-за несовершенств естественного языка, а из-за осуществляемого его носителями насилия над ним, когда язык отрывается от естественных сфер употребления, в которых он только и может осмысленно функционировать. Понятия естественного языка, будучи словесной деятельностью индивидов в сложных социальных условиях, неизбежно неточны. Идеал точности, проповедуемый в «Логико-философском трактате», с этой точки зрения есть миф, метафизическая фикция: точность всегда достаточна I для определенного контекста, абсолютной точности не су-1 шествует. Учитывая это и то, что между «языковыми иг-» рами» нет общих существенных черт, а всего лишь большие или меньшие «семейные сходства», Витгенштейн полагает, что моделировать естественный язык, смотреть на его выражения сквозь некий логический трафарет, искать в них что-то общее, существенное, некую скрытую в них логическую форму — значит искажать их, лишать их жизни. Такая опасность, например, таится в иллюзии, будто все осмысленные термины являются именами; из-за этой иллюзии гипостазируются универсалии, разные интенсиональные объекты, объективные сущности и т. п. Задача философа — детальное описание логики употребления языковых выражений в определенной «языковой игре», в частности раскрытие путем анализа тех употреблений естественного языка, которые приводят к фи- лософским путаницам, дают повод для возникновения «патологии языка», «конвульсий интеллекта» в виде философских проблем. Резюмируя сказанное о двух школах философии естественного языка — неопозитивистской и «философии обыденного языка», как она представлена в поздних работах Витгенштейна, следует отметить, что определенной заслугой первой является то, что она показала важность логико-философской, гносеологической проблематики анализа естественного языка. Ориентация на систематичность в логико-гносеологическом анализе языка свидетельствует о стремлении следовать духу научности (строгости, определенности) в теоретическом исследовании естественного языка. Отныне это требование должно было соблюдаться при создании любой научной теории языка как средства построения и передачи информации о мире. Такая теоретическая установка и представляет собой то рациональное зерно, которое необходимо отделить от методологически несостоятельных интерпретаций и выводов, к которым пришли сторонники неопозитивистской доктрины языка. Так, методологически ошибочным является выдвижение в качестве фундаментального тезиса об идеальном языке не как приближении к естественному, а как языке, обладающем совершенной структурой, однозначно отражающей структуру действительности. Этот тезис является следствием выдвинутой Витгенштейном в «Логико-философском трактате» концепции об изоморфизме логической формы языкового выражения и структуры действительности. Осповывающийся на этом тезисе подход означает проецирование в реальность абсолютизированной логической схемы, что в итоге приводит к идеалистически искаженному («перевернутому») пониманию отражения мира. Мир состоит не из каких-то абсолютно простых, независимых друг от друга «фактов-атомов», а естественный язык и его выражения реализуют функцию передачи информации о мире не потому, что они являются аналогом такой структуры мира, а благодаря своей смысловой стороне, недоступной в отличие от естественного языка наблюдению и неотделимой (как будет показано ниже) от систем информации, которыми его носители располагают о мире. При таком подходе критерии осмысленности являются пагубными для самих же концепций, в которых они формулируются, не говоря уже об их несоответствии реальному употреблению естественного языка. Последний не толь- ко не помещается в прокрустово ложе истинных и ложных предложений, но и вообще в любую абсолютную, априорную схему осмысленности, игнорирующую реальный процесс познания как процесс построения и изменения знания о мире, а в философском плане — как процесс построения определенного миропонимания и мировоззрения носителей языка. Иллюзорность претензий на установление конечных критериев осмысленности, тщетность поиска единственно правильной логической структуры языковых выражений, соответствующей структуре действительности, методологическую несостоятельность попыток сведения семантической проблематики (включая и общефилософскую) к лингвистической проблематике — все это подтверждает анализ дальнейшей эволюции логико-философского исследования естественного языка. Рассмотрение в лингвистической философии функционирования естественного языка как части сложного соци- \ алъного бытия человека, стремление учесть естественный, ; динамичный, «полнокровный» процесс его функционирования являются положительным фактором по сравнению с «разреженной» моделью естественного языка, предложенной неопозитивистами. Но если неопозитивистский анализ определяется поиском систематичной теории языка, то для лингвистической философии «классического периода» характерна прежде всего абсолютизация многозначности языковых выражений, неподвластной какой-либо систематизации. Однако такая абсолютизация ведет в конечном итоге к лингвистическому фетишизму, методологически не менее деструктивному, чем тезис об идеальном языке в неопозитивистском анализе. Такой вывод должен быть подкреплен некоторыми соображениями общеметодологического порядка. Прогресс теоретической мысли всегда связан с обнародованием таких важных для объяснения исследуемого феномена факторов, на которые до этого пе обращалось внимания (или обращалось, но недостаточно) и учет которых представляет собой конструктивный шаг на пути познания этого феномена. Однако выявление нового важного аспекта исследуемого объекта сопряжено и с опасностью или по крайней мере соблазном абсолютизации его значения, что может привести к методологически и теоретически пагубным следствиям, а именно к попытке представить все объяснение исключительно в свете этих Новых — но в ущерб другим — факторов. В лингвистич§- ской философии в роли такого чрезвычайно важного, но абсолютизированного момента выступает употребление языковых выражений, требующее учета контекста их использования и обязывающее рассматривать языковую деятельность как осмысленную лишь тогда, когда она подчинена определенным правилам: когда употребление языкового выражения является правильным с точки зрения определенной языковой практики. Однако такое понимание, как увидим, вовсе не тре-\бует отождествлять осмысленность языкового выражения с правильностью его употребления, соответственно отож-\ дествлять теорию смысла с теорией правильного употреб-5 ления языковых выражений и тем самым сводить пробле-, матику смысла к проблематике правильного употребления Чязыковых выражений, как это делается в критикуемых нами концепциях лингвистической философии. Такое отождествление, как будет показано ниже, делает необъяснимым как феномен усвоения языка, так и возможность усвоения нового знания посредством языка, возможность осмысленного использования одного и того же языка в разных (новых) ситуациях и контекстах для выражения разных, в том числе несовместимых, представлений носителей естественного языка о мире. Поэтому выдвинутую в поздних работах Витгенштейна концепцию «смысла как употребления» следует рассматривать не в качестве определенной теории смысла, а в качестве чрезвычайно важного указания на значимость учета прагматического фактора контекста употребления языкового выражения при определении его осмысленности. Такое понимание сохранено и в позднейших исследованиях лингвистической философии, заслуживших признание главным образом благодаря разработке концепции «речевых актов». В этих исследованиях, как и в предшествующей им концепции Витгенштейна, понимание смысла языкового выражения рассматривается как знание правил его употребления, однако в отличие от классической описательной доктрины здесь стремятся к систематическому объяснению того, в чем заключается знание смысла языкового выражения, в чем оно проявляется и какова его роль в отнесении человека к действительности, к другим носителям языка. Иначе говоря, здесь предпринята попытка построить систематическую объяснительную теорию употребления языка, раскрыть коммуникационную структуру его употребления. При этом, однако, сохраняется по-
|
|||||
|