|
|||
Глава третья– На связи с неизведанным –
– Перед вами, молодые люди, Столпы связи, или как я их шутливо называю, Хек-Мек. В молодые годы я проводил у Столпов много времени, вызывая на связь представительницу Кабу, златокудрую Пашуту. Ах, время, время, как быстро ты летишь... – Муромский расправил руки в стороны, будто пытаясь обхватить само время. Его жест заставил всех шагнуть назад. Еще немного и Веник бы наступил на ногу Патефону или разрушил высокую пирамиду из книг. «Тайная» комната оказалась очень маленькой и наполовину заставленной книжными башнями. Вторую половину занимали кровать (под которой не то что дракон, но и кошка не поместилась бы), стол с компьютером, а также непонятная инсталляция в виде круга из семи белых цилиндров метровой высоты. На цилиндрах лежали разные предметы, накрытые прозрачными стеклянными колпаками. – Алтарь фетишиста, – шепнул сзади Патефон. Веник мысленно согласился. То, что хозяин квартиры назвал Столпами связи и Хек-Меком, сильно напоминало фантастический алтарь, где центральное место занимала высоченная стопка книг. Все цилиндры стояли на одной круглой платформе такого же молочно-белого цвета, как и они сами. – Восьмой центровой столп, отвечавший за демонстрацию изображения, сломался еще при Аристархе, в войну. Вместо него я книги пристроил, чтобы место не пустовало. А без изображения связь только звуковая, как телефон. Вот как этот, – Муромский дотронулся до ближайшего цилиндра, на котором под стеклом стоял старинный телефон с витой трубкой. – Видите, на столпе нашего мира написано «Другие города»? А какие другие, никто не знает. Сколько себя помню, телефон никогда не работал – ни как элемент Столпов, ни как сам аппарат. Аристарх всегда считал, что раньше, до блокады Ленинграда, там был свой волшебный трамвай, своя ветка, связанная с обособленной транспортной системой. Если и был, то война все разрушила, и некому теперь звонить между «другими градами». В нашем мире остался лишь Мосград. Веник пригляделся. Действительно, середину цилиндра опоясывала надпись с дореволюционным шрифтом: «Другiе города». На остальных столпах тоже было что-то написано, но совершенно непонятно что. Закорючки, кружевная вязь, черточки с длинными насечками – все они напоминали буквы, но прочитать решительно невозможно. – Выглядит стильно. Вы где тумбы заказывали, у нас или за рубежом? – поинтересовался Патефон. – Их нельзя заказать, молодой человек. Столпы существовали всегда, по крайней мере, ближайшие века. Не в этом доме, конечно. Сюда их перенес Аристарх в шестидесятые, когда прежний дом снесли. Тогда я помогал ему в установке комплекса. Мне только-только исполнилось двадцать, совсем еще мальчишка, а уже кондуктор, вовсю катающийся по Внутреннему Кольцу и жадный до открытий. Наш мир казался скучным и неподвижным, в отличие от других, но молодость проходит, уступая опыту. Теперь я понимаю, насколько ошибался. Во всем. И даже в любви. – Муромский снял очки и протер глаза. Веник обернулся на Машу. Она стояла у выхода, подперев дверной косяк, и молча наблюдала за происходящим. Ее тонкие нити бровей то и дело сдвигались, создавая особую, хмурую, как тучи, красоту на лице. – Остановись, не надо. Вернемся к чаепитию, ты расскажешь о птицах и фантастических животных. Просто остановись, – попросила Маша. – Нет. Я выбрал нового кондуктора, как раньше Аристарх выбрал меня. Тени никогда не жаловали Мосград и всегда предпочитали выходцев из Чик-Чирики, Кабу или Тицена. Наши люди становились кондукторами волей случая, разрушая чередование привычных миров. Ты же знаешь, Инга, наших было немного. Крестьянин Яков Кузьмин, художник Аристарх Бесфамильный и ваш скромный слуга, – Муромский снял колпак с цилиндра, на котором лежало сине-белое птичье перо. – Раньше я не понимал, насколько трудно было Аристарху жить в одиночестве, не имея возможности поделиться, рассказать своему народу о том, что знал и видел. Поэтому, когда появилась возможность, он рискнул и посвятил меня в тайну, он отстоял право Мосграда вновь делегировать в Кольцо кондуктора. Пришло время рискнуть. – Муромский потянулся рукой к перу. – Стой! А как же свидетель? Ты отстоишь перед Тенями и его право знать? – крикнула Маша. – А если нет? Теневой порошок навсегда изменит разум рыжего. – Я справлюсь. У кондуктора должны быть друзья, посвященные в его тайну. Из одного с ним мира. Хотя бы в этот раз. – Муромский коснулся пера. – Алло! Послышалось тихое гудение, как если бы у соседей за стеной включилась на полную мощность стиральная машина. Звук нарастал, заполняя комнату. Вдруг все сменилось тишиной, которую нарушил щелчок. Щелчок, снова щелчок. – Межава и «Трамвайные линии Чик-Чирики» на связи. Степан, что случилось? – откуда-то из пространства между цилиндрами раздался ясный женский голос с акцентом, делающим слова растянутыми. – Решил проверить, как древняя Межава выучила ваш мосградский ногосломательный язык? – Мозговыносящий, Межава, – поправил Муромский. – Не прибедняйся, ты выучила его лучше, чем некоторые мои сограждане. Поэтому тебя и вызвал, зная, как ты любишь русский язык. Со мной здесь двое людей, которые, как и ты, никогда не пересекали границы миров. Они не понимают щебетли, зато ты умеешь говорить на русском. – Кто сейчас рядом с тобой, Степан? Кого ты привел к Столпам? А Высочайшие знают? Они разрешили? – голос звучал испуганно. – Я нашел нового кондуктора от Мосграда. С ним его друг. И нет, Тени, ничего не знают. Но, думаю, вот-вот узнают, с учетом близости их тронного зала к Столпам. – Нет, нельзя! «Собсулитат» запрещает… Лишь в особых случаях… Артана Кица не исчерпала срок… Простите, Высочайшие. – Последнее обращение прозвучало тише, словно телефонную трубку прикрыли рукой. Раздалось похожее на овечье блеянье «Мек-мек! », после чего звуки резко оборвались. – Доигрался, Степан Ильич, лучше бы отдал картину мне, – злорадно прокомментировала Маша. Веник вздрогнул, когда цилиндр с пером стал мерцать зеленым светом, сопровождая эффект громким покашливанием. «Хек-хек! Хек-хек! Хек-хек! » Не раздумывая, Муромский коснулся пера. Вновь раздались щелчки. А потом в комнату ворвалось нечто чуждое. Грозное и темное, как бушующее море, липкое и всепроникающее, как страх. Наверное, только так и может звучать Тьма. Веник почувствовал, как тонет в пучине неведомого. Он слышал, как падает, роняя книги, Патефон. Слышал и свое гулкое сердцебиение – и эти звуки были маяком среди океана раскатистых переливов. – ПРИВЕДИ ИХ К НАМ, МОСГРАДЕЦ. ВМЕСТЕ С ДЕВЧОНКОЙ. МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ ВСЕ. Маша бухнулась на колени. – Прошу снисхождения, Высочайшие! Я просила представителя не посвящать людей в тайну, но он настоял. Все попытки отговорить… – ХВАТИТ. МЫ ЖДЕМ ОБЪЯСНЕНИЙ ВО ДВОРЦЕ. «Мек-мек! » Волны откатились назад. Шторм закончился. Веник чувствовал себя выжившим в кораблекрушении. Муромский по-прежнему стоял у цилиндра, лишь тяжелое дыхание выдавало его состояние. – Говорил же, придется ехать в Чик-Чирики. Аудиенции у Теней не избежать при любом раскладе. Эх, давненько я не посещал Крылатый Дворец. – Будто проснувшись ото сна, он выпрямился и посмотрел на всех поверх очков. – Муромский, что вы натворили… – Маша (или все-таки Инга? ) отряхивала колени, поднявшись с пола. – Нам пора, Венс. – Патефон рассеянно смотрел на книгу из обрушенной им стопки. – Не знаю, в какой фильм ужасов мы попали, но я не собираюсь ждать продолжения. – Поддерживаю, – стараясь не смотреть на Муромского, Веник направился к двери. – Молодые люди, куда-то собрались? Вы же слышали, что сказали Тени. Во Дворец – значит во Дворец. Сейчас проверю, когда в Мосград прибудет транспорт, по времени он должен вот-вот приехать. – Старик подошел к большим настенным часам, висящим над Столпами связи. Вместо двенадцати больших делений на циферблате находилось семь кружков с маленькими рисунками. Единственная фигурная стрелка примерно указывала на сорок пять минут, медленно двигаясь от изображения знака вопроса к миниатюрной Спасской башне Московского Кремля. – Скоро трамвай окажется здесь. Минут через десять. Он появится на обычном городском трамвайном маршруте №3 – либо сразу напротив дома, либо чуть дальше по ходу движения. В каждом из миров трамвай обязан сделать три остановки. Да что я вам сейчас говорю, потом, все потом. – Муромский махнул рукой. – Ага, потом, – Патефон сразу пошел обуваться, по пути прихватив печенье со столика. Веник последовал за ним, напоследок посмотрев на Машу-Ингу. Та не пыталась их остановить, отвернувшись к окну. – Что ты возишься, Венбормот, живее, живее, – прошипел Патефон, когда Веник наклонился завязать шнурки. – Плевать на все: на чокнутого деда, его дуру-внучку, или кем она ему приходится, на странные дела, которые нам привиделись. Бежать, надо бежать. И поскорее. – Ну, мы пошли. Всего хорошего, спасибо за чай, – сказал Веник, на ходу застегивая куртку и уже выходя из квартиры. Перескакивая через ступеньки, они ринулись вниз. На первом этаже Веник прислушался – никто их не преследовал. – Нда, Венчуран, иногда в отношениях с девушками случаются дичайшие истории. Приходишь к ним домой, а там какое-нибудь чудо-юдо: или ошалелый кот, пес, попугай, или родственники с придурью. Сегодня мы с тобой вляпались в похожую историю. Но ничего, вовремя сбежать – залог успеха и выживания. Так и знай, – поделился жизненным опытом Патефон, выйдя на улицу. – Сейчас же, мой верный оруженосец Венчо, освобождаю тебя от клятвы служения, иди куда хочешь на все четыре стороны. – А ты куда? – Домой. Или к друзьям. Да, второе определенно лучше. – Они же учатся. – Плохо ты знаешь моих друзей, Венчуркин. Ладно, бывай, как-нибудь пересечемся. – Патефон напустил на себя важный вид и зашагал вниз по улице. Пользоваться общественным транспортом, а в особенности, трамваем, точно не хотелось, поэтому Веник решил дойти до дома пешком. Скупые капли дождя хорошо освежали и прочищали мысли, давая возможность разобраться в произошедшем. Трамвай, путешествующий между мирами – идея, достойная хорошего воплощения в кино. Любознательный герой встречает мудрого наставника, который раскрывает ему тайну межпространственных кондукторов. Впереди приключения, настоящая любовь, победа над злодеями всех мастей. Определенно, сериал на три сезона, а то и на все пять, если грамотно растянуть сюжет. Такие сериалы Веник любил. Пусть они и были порою излишне нелогичными, наивными или пафосными. Главное, что можно представить себя в роли главного героя и на время забыть реальные проблемы. Иногда, впечатлившись после просмотра, Венику хотелось написать книгу, но сколько он ни начинал, всегда бросал почти сразу. В чужие истории поверить легче, чем создать свою. А сегодняшний день создавал больше, чем собственную историю, и от этого Венику становилось не по себе. Подставляя лицо под капли дождя, Веник думал, что никакой он не герой. Слишком неуверенный и слабый, слишком обычный. Он боится Патефона, боится познакомиться с девушкой, боится темноты и волосатых гусениц. Его тяга к приключениям заканчивается там же, где и диван, на котором так спокойно и уютно можно почитать книгу или посмотреть фильм. Пусть жизнь выбирает других людей в герои, а он посмотрит на них со стороны. Однокомнатная квартира тети Клавы, маминой подруги детства, идеально подходила для тихого убежища в бурлящей Москве. Тетя Клава сдавала квартиру по приемлемой цене, которую могли потянуть родители, отправившие Веника на учебу в столицу. Сама она наведывалась редко, предпочитая звонить в четверг и спрашивать: «Венечка, дорогой, как дела? Друзей не приводишь? А подружек? Тоже нет? Вот и хорошо, вот и умничка. Пока-пока». До ближайшего дежурного звонка оставалось два дня, целых два дня мнимой свободы. Придя домой, Веник почувствовал себя уставшим, будто он пробежал марафон, одновременно решая математические задачи. Слишком много всего на него навалилось за последние пару часов. Патефон, девушка, странности. Не говоря уже о том голосе, вспоминая который, хотелось накрыться одеялом и забыть как страшный сон. Рассудив, что лечь поспать – не такая уж плохая идея, Веник завалился на диван. Уснул он быстро, а проснувшись, долго не мог понять, сколько прошло времени. Во рту пересохло, хотелось пить. На кухонных часах время приближалось к половине третьего, значит, проспал он не так уж и мало. Сделав пару бутербродов, Веник решил перекусить и посмотреть отложенную с вечера серию на ноутбуке. Пережевывая хлеб с колбасой, Веник готовился насладиться упоительным миром иллюзий, но тут в дверь позвонили. Недовольно морщась, Веник потянулся и встал с дивана. Он еще только разворачивался, чтобы отставить в сторону тарелку с бутербродами, как входная дверь резко распахнулась, ударив по вешалке. – Какого… – пролепетал Веник. На пороге стоял высокий парень двадцати с чем-то лет, одетый во все черное. На его крепкой фигуре по-киношному неестественно смотрелся длинный кожаный плащ. Застежкой в виде желтого ромба с черным контуром добавляла несколько очков эстетике крутости. – Властью, дарованной Тенями, требую проследовать за мной, мосградец. Не советую оказывать сопротивление, – выпалил незнакомец, добавив: – Меня зовут Стихиц, что означает «быстрый убийца». – Быстрый? – переспросил Веник, чувствуя, как им овладевает страх. – Для тех же, кто не любит скорость и старую тиценскую орфографию, я просто Стих, что означает… – …просто «убийца», – закончил мысль Веник, судорожно прикидывая, запереться в туалете, или бежать на кухню, чтобы вооружиться сковородкой. Решив, что туалет не выдержит осады, Веник стал медленно пятиться в сторону кухни. – Верно. – Стих вытянул вперед правую руку с массивным черным перстнем на указательном пальце. – Наши миры схожи, мосградец. В них не верят в магию. И очень зря! Перстень прицельно выплюнул чернильную кляксу, попав в любимую напольную вазу тети Клавы, с которой поравнялся Веник при тактическом отступлении. Клякса мгновенно обволокла фарфоровую подделку тонкой пленкой, чтобы тут же превратить ее в кучку угольной пыли. – Еще один шаг назад, и ты следующий. Советую не делать глупостей. Живым ты выглядишь веселее, мосградец. Согласен? – Согласен! – горячо заверил Веник. – Куда идти?
|
|||
|