|
|||
Глава вторая– Время удивительных историй –
Дедушка Маши, а по совместительству представитель «Трамвайных линий Мосграда», жил в многоквартирном доме параллельно трамвайному маршруту. В подъезде старой пятиэтажки пахло котами и затхлостью, а на стене лестничной клетки первого этажа кто-то написал: «Москва большая, а я маленький». Веник не так представлял себе место, где живет начальство транспортного ведомства. Впрочем, словосочетание «Трамвайные линии Мосграда» тоже звучало странно. Почему не Москвы? – А почему Мосграда, не Москвы? – словно прочитав его мысли, спросил Патефон, поднимаясь по грязной лестнице. – Москва – понятие растяжимое. А Мосград… это Мосград, название частной трамвайной конторы, – расплывчато объяснила Маша. О частных трамвайных предприятиях Веник никогда не слышал, но решил не уточнять – не хотелось выставлять себя отставшим от жизни человеком. Мир меняется слишком быстро, чтобы успевать быть в курсе всех новшеств. – Так что нам нужно сказать, когда войдем? – спросил Веник. – Что хотите стать кондукторами. Дальше он сам все расскажет. – Вы уверены, то есть, ты уверена, что мы хотим стать кондукторами? – с сомнением в голосе спросил Веник. На «ты» они перешли совсем недавно, и Веник еще не успел к этому привыкнуть. – Не суть, подыграете. Главное, что дедушка вам обрадуется. Понимаете, он старенький, последнее время чудит. Сочиняет разные истории, а потом сам в них верит. Раньше он работал кондуктором, вот и решил, что надо найти себе замену среди молодежи. Расклеивает в трамваях объявления. А мне потом его листовки срывать. Мало ли кто прочитает и придет. Люди разные, еще воспользуются беспомощностью и наивностью старика. Я и решила, что вы сможете побыть в роли откликнувшихся на объявление. Дедушка расскажет небылицы, да успокоится хотя бы на время. Вы только подыгрывайте. – Маша прошла мимо ироничной надписи «Погладь лестницу – сползи по ступенькам на попе! » – Как же он работает начальником, с такими-то нюансами? – дипломатично поинтересовался Патефон, перешагивая через неприятного вида пятно. – Представителем, не начальником. Начальство у нас не здесь, – поправила Маша. – В знак былых заслуг дедушку взяли на декоративную должность почетного представителя конторы в городе. Так-то он давно на пенсии. Времени много, вот он и катается на трамваях, вспоминает молодость. – Нда… Но мы поможем, не сомневайся. Верно, Венюшка? – Естественно. Мы прирожденные актеры, а у тебя даже сценическое имя есть – Патефон. – Веник не мог не поддеть за Венюшку при Маше. Любовь к играм с чужими именами Патефон считал веселым занятием. Грань он, в отличие от случая с Венюшкой, обычно не переходил, а всевозможные Венчмандеры и Вентуры часто звучали забавно. Сам Веник относился к подобным прозвищам спокойно, наверное, из-за неприязни к собственному полному имени. В семье его звали Веником, что не казалось обидным. «Фирма веников не вяжет! » – всегда отшучивается папа, когда разговор заходит о редких достижениях и победах сына. А мама всегда добавляет: «Фирма веники растит! » Эх, давно он уже не звонил домой, хоть и обещал. – Вензель, ну что же ты замолк? Дама интересуется моим, как ты выразился, сценическим именем. Поясни за Патефона. – Вот сам и поясни, – недовольно отозвался Веник, раздосадованный, что его опять вырвали из собственных мыслей. – Мальчики, потом расскажете, мы пришли, – Маша остановилась перед металлической серой дверью на пятом этаже. – И помните: дедушка с причудами, может и имена путать, и странно себя вести. Подыгрывайте. – Маша нажала на кнопку звонка. После минуты тишины за дверью кто-то завозился. – Сейчас, сейчас. Инга, ты? Если опять пришла просить картину, знай, что Жун ее не достоин. Он птичник, Инга, а нам нужен свой человек, понимаешь? – Дверь приоткрылась. На пороге стоял пожилой мужчина в зеленом халате и тапочках. Очки в тонкой оправе и клиновидная седая бородка делали его похожим на профессора. – Деда, опять ты не принимал таблетки, я Маша! – Инга, какие таблетки… – Машин дедушка запнулся, увидев за спиной внучки незнакомцев. – О, у нас гости! Проходите, проходите. – Такие таблетки. Тебе врач прописал для улучшения работы мозга. Чтобы ты, деда, не забывал, как меня зовут, и перестал выдумывать всякую чушь, – Маша чмокнула в щечку явно растерянного дедушку. В полутемной прихожей Веник разглядел висевшую на стене голову лося, чьи ветвистые рога служили вешалкой для одежды. – Старость – не радость, внученька. Все в голове путается. Так стыдно перед твоими друзьями, так стыдно, – сокрушенно покачал головой Машин дедушка. – Ладно. Знакомься, деда, будущие кондуктора, откликнувшиеся на твое объявление, Пат и Веня, – представила их Маша. – Неужто свершилось! Наши ребята – и в кондуктора! – радостно всплеснул руками мужчина. – Чрезвычайно приятно познакомиться, молодые люди. Степан Ильич Муромский к вашим услугам. Да вы проходите, не стесняйтесь. Сейчас будем пить чай, и мы с вами побеседуем. Это ж надо, нашлись! И сразу двое! – Деда, не суетись, я помогу, – Маша сняла и повесила на лосиные рога куртку. Теперь татуировку на ее шее можно было хорошо рассмотреть – желто-черная птица на ветке дерева. Девушка перехватила взгляд Веника: – Иволга. Красиво поет. Когда Маша отошла помочь дедушке, Патефон подмигнул. – Эта птичка будет петь для меня. Веник промолчал. Вся квартира Муромского словно застряла в прошлом. На потускневшем паркетном полу стоял массивный комод с изогнутыми ножками. Диван, явно видавший лучшие дни, высокий книжный шкаф, тумбочка со стареньким телевизором, заваливающийся торшер, привязанный веревкой к облезлой батарее. Центральное место в комнате занимал чайный столик, на котором до прихода гостей лежал ворох бумаг и карт. Расстилая скатерть, Степан Ильич переложил документы на диван, куда сели Веник с Патефоном. – Интересно, на каком языке? – шепнул Патефон, показывая на старую карту с непонятными обозначениями. Веник пожал плечами. Его внимание привлек тетрадный лист со списком странных вопросов, скорее всего, написанных самим хозяином:
1. Что не так с Кабу? 2. Каков источник птичьего волшебства? 3. Тени скрывают правду? 4. Икки – это заколдованные дети? 5. Рутиль Гинц жив? 6. Есть ли жизнь на Пепелище? 7. Трамвай «Т» существует? 8. Шестаки – роботы? 9. Подорожник – универсальное лекарство? 10. Что же не так с Кабу?
– Затейливо, – прокомментировал Патефон, взглянув на список. Среди многочисленных статуэток птиц стояли часы, напомнившие Венику, что он безнадежно опоздал в университет. Не то, чтобы он туда рвался, но получать прогулы не хотелось. Одно дело, когда прогуливаешь по собственному желанию, а другое – когда тебя заставляют пропускать учебу. Все-таки принуждение портит любую идею. – Смотри, у него там что, тайная комната? – наклонился к Венику Патефон. Действительно, рядом с книжным шкафом прямо на обоях отчетливо просматривался контур двери. – Навряд ли там василиск, – отметил Веник. – О, молодые люди, там гораздо больше, чем василиск! – услышал их Степан Ильич. – Там я сплю, печатаю объявления и связываюсь с другими мирами. – Дедушка шутит, – безрадостно отметила Маша, ставя на столик блюдце с печеньем. – Как знать, как знать, – Муромский хитро прищурился. – Может, под кроватью и впрямь живет впавший в спячку дракон. – Ааа, ясно, – протянул Патефон. – Все готово, садитесь за стол. Сегодня у нас тиценский чай сорта «Цизесса», а также вполне обычное печенье месячной давности, – Муромский деланно заслонился рукой от Маши и доверительно сообщил. – Ему три месяца. Я его не ем, слишком затвердело. – Да что ты врешь, деда, я его тебе на прошлой недели покупала, – возмутилась Маша, садясь за столик. – Прости, внучка, все таблетки проклятые. Не тогда ли ты печенье приносила, когда за картиной наведывалась? Для своего возлюбленного Жмыха. – Жуна, – поправила Маша. Патефон бросил на Веника выразительный взгляд. – Жмых он и есть Жмых. Видел я его, весь тонкий, болезненный, ну точно выжатый жмых. Постыдилась бы такому хмырю доверять кондукторский значок. Уж лучше пусть остается беспамятная Кица, чем твой Жмых станет новым кондуктором. – Деда, у нас гости, ты не забыл? – с нажимом спросила Маша. – Ах да, гости… – Муромский пристально посмотрел на парней. – Я так понимаю, вы оба молодые, грезящие и готовые к путешествиям? – Эээ, – выдавил из себя Веник. – Да, я такой! – Патефон расправил плечи. – Хорошо, хорошо. Давно я ждал, что кто-нибудь откликнется. Даже анкету-опросник составил. Грешно пропадать труду, – Муромский показал рукой на стопку документов. – Инга, то есть, внучка, подай-ка анкету. Да, да, вон на том листке. – Деда, ну ты как всегда. Кому нужна твоя графомань? – Маша недовольно положила на стол анкету. – Не помешает, знаешь ли, гостям ответить на несколько вопросов. Сама понимаешь – их двое, а вакансия одна. Итак, молодые люди, вопрос первый: апельсин или банан? – Хе-хе, чувствую подвох, – оживился Патефон. – Выбираю клубнику. – Эээ… – Веник не знал, что ответить. – Забыл напомнить, – Степан Ильич поправил очки, – отвечать надо быстро. Первое, что придет в голову. Не успели – значит не успели. Вопрос второй: сколько вам лет? – Семнадцать! – ответить получилось хором. – Дополнительный вопрос: в школе учитесь? – Обижаете, в университете. Первый курс, – с ноткой гордости заявил Патефон. – Верно. Первый, – подтвердил Веник и зачем-то добавил: – Школу мы недавно окончили. – Хорошо, что окончили. Тени всегда набирают на работу молодых, но школьники – слишком юные. Вопрос третий: готовы ли вы нарушить правила, если от этого зависит жизнь близкого вам человека? – Готов! – без сомнения выдал Патефон. – Ну… – При всей очевидности вопрос был не прост, и сразу ответить Веник не мог. – Вопрос четвертый: откажете ли вы красивой девушке, если она попросит бесплатно подвезти ее на трамвае? – Нет! Никаких отказов! – воодушевленно ответил Патефон. – Не знаю. – Венику самому не понравилась неуверенность ответа. – Итак, молодые люди, вопрос пятый и решающий: готовы ли вы к тому, что ваша жизнь навсегда изменится? – Да! – радостно воскликнул Патефон, глядя на Машу. – Не очень. – Веник не был склонен к резким изменениям в своей жизни, и врать не хотелось. – Поздравляю, молодой человек, вы приняты! – Муромский встал из-за столика и неожиданно протянул руку Венику. – Что? – от растерянности Веник ответил на рукопожатие. – Вы станете кондуктором самого необычного трамвая на свете. Насчет зарплаты все поймете сами, а пока… – Муромский подошел к «тайной» двери, повозился пару секунд, и после характерного щелчка отступил в сторону, – открылся проход в другую комнату. Переступив порог, Степан Ильич прикрыл дверь за собой. Веник успел рассмотреть лишь стопки книг на полу и угол кровати. – А дед-то у тебя веселый, – сказал Патефон. – Прям обхохочешься, – съязвила Маша. – Сейчас он принесет картину. Как только ее получишь, – девушка посмотрела на Веника, – сразу уходим, не будем надоедать старику. – Машунь, он же еще ничего не рассказал. Сама ведь говорила, что ему полезно байки травить. – Патефон потянулся за печеньем. – Я передумала. Он слишком увлекся. Получим картину – уходим. – Можно прямо сейчас и уйти. – Веник привстал. – Нет! – резко ответила Маша. – Только после картины. – Машуничка, птичка моя, сдается, все дело в изобразительном искусстве, – заворковал Патефон, обрадованный, что предыдущее обращение «Машунь» не вызвало негативной реакции. Сейчас он решил развить успех. – Никогда не называй меня так, если не хочешь, чтобы я вырвала твой язык. – По тону в голосе становилось понятно, что она не шутит. – Хорошо, птичка. – Патефон сдавался постепенно. Маша схватила чашку чая и выплеснула ее горячее содержимое на незадачливого обольстителя. – Ты!!! Ты дура, что ли?! – Патефон резко вскочил. – Ты умолять о прощении будешь! Знаешь, кто я? – Инга, то есть, Маша! А ну прекрати безобразие! Стоит мне только отойти, как ты устраиваешь сцену. – Муромский вернулся, держа в руках небольшую картину. Веник пропустил момент его появления, засмотревшись на грандиозное обливание чаем. Все-таки не каждый день Патефон получает по заслугам. Увидев картину, Маша успокоилась и плавно опустилась на стул. По лицу ее блуждала улыбка, никак не вязавшаяся с конфликтом минутной давности. – Ваша внучка… – Патефон запнулся, подбирая красочное определение, но, спохватившись, отошел от столика и сел на диван. – Вы слишком горячи, молодой человек, что видно даже по вашим волосам. Инга, она непростая, но… – Маша, – поправила девушка. – Да-да, Маша. Она непростая, но самообладания ей не занимать. Иначе она не стала бы контролером, – произнес Муромский. – Если вы разозлили ее, значит, очень хорошо постарались. – Контролером? – переспросил Веник. – Верно. Она вам разве не сказала? Инга, то есть, Маша – контролер в трамвае. Том самом, где доведется трудиться вам, молодой человек, – обратился к Венику Муромский. – Думаю, на сегодня хватит откровений, деда. Давай сюда картину, и мы пойдем. – Натянутая улыбка Маши подрагивала от нетерпения. – Понимаю, внучка, лишние уши, – Муромский кивнул в сторону насупившегося Патефона. – Понимаю и твое желание как можно быстрее заполучить картину. Разве я похож на глупца, не раскусившего, чего ты добиваешься? – Ах, деда, не начинай опять. – А я, пожалуй, начну, Инга. Ты решила воспользоваться тем, что юношей заинтересовало объявление, и устроить небольшой спектакль. Подержите, молодой человек. И разверните, чтобы ваш друг тоже видел… – Муромский вручил картину Венику. – Перед вами творение гениального Аристарха Бесфамильного. «Кондуктор» – часть триптиха «Трамвай». Две другие, к слову, называются «Контролер» и «Пассажир». Но вернемся к нашему полотну. На картине мы видим мужчину в зимней форме кондуктора, он стоит на фоне трамвая. Любопытная деталь: на лацкане пальто приколот маленький значок – кольцо с семью точками по окружности. Именно значок, молодые люди, причина, по которой Инга привела вас сюда. И никакая, кстати, она мне не внучка. Зовут ее Инга, она контролер трамвая от Мосграда. – Таблетки надо пить, дедуля. Выдумываешь всякое. – Маша взяла печенье и стала крутить его в руках. – Выдумываю, а как же. Она хочет выставить меня сумасшедшим стариком, чтобы вы не поверили услышанному. Зная, что я не отдам ей «Кондуктора», она решила воспользоваться вами. Все очевидно: выбрав из вас двоих будущего работника, я приношу картину, а Инга забирает ее себе, как только все трое выходите за дверь. Могу предположить, что «Кондуктор» окажется в Чик-Чирики перед ее ненаглядным женишком. С помощью магии она достанет из картины значок, и Жмых станет новым кондуктором Внутреннего Кольца, досрочно сместив с поста Артану Кицу, – победно изложил свое виденье Муромский. – Накручено похлеще, чем в некоторых сериалах. – Забыв, что его недавно облили чаем, Патефон слушал, раскрыв рот. – Вы даже вообразить себе не можете, насколько реальность похлеще ваших сериалов, молодые люди. Волшебный трамвай, который способен перемещаться между мирами – как вам, а? – Удивительно, – ответил Веник, вспомнив просьбу Маши подыгрывать. – Семь миров, соединенных трамвайным кольцом. Да, есть и другие миры. Сам не верил когда-то, но мне довелось их увидеть… – Взгляд Муромского упал на бумажные документы. – Послушайте, что я написал для детской энциклопедии по миру Внутреннего Кольца. Еще не определился с названием, но склоняюсь к варианту «Трамвайность для детей». Сейчас найду черновик. Хотелось бы в стихах, но с рифмой выходит не очень. – «Трамвайность для детей», серьезно? – Маша посмотрела на своего дедушку как на душевнобольного. Муромский пропустил замечание мимо ушей. Достав из кипы бумаг черновик, он начал декламировать: – В первом мире живут волшебные птички. Во втором – счастливые люди. В третьем жители все забывают. Четвертый сожгли в большой войне. Пятый разрушен, но в камне жизнь бурлит. Шестой мир – скрыт. Здесь я пробовал рифму «бурлит – скрыт», – пояснил автор. – Последний седьмой – наш с вами мир. И между ними ходит волшебный трамвай, меняющийся в каждой из реальностей. Он то конка – повозка, запряженная лошадками, то скоростная капсула, то знакомый нам всем старенький вагон трамвая. Меняется и водитель. То кучер, то робот, то знакомый нам всем… Ага, последние строчки я потом переделал, – Муромский достал из кармана карандаш и на ходу принялся что-то зачеркивать. – Ужасно, дедуль. Бедные дети, для которых ты пишешь. Побереги их психику. – Черновик всего лишь. Для быстрого ознакомления, так сказать. – Степан Ильич посмотрел поверх очков. – Что ужасно, Инга, так это твое неведенье. – О чем ты, дедуль? – Значок может достать лишь тот, кто первым коснется его на картине. Как жаль, что ты не знала об этом, когда решила разыграть представление. Маша изменилась в лице. В глазах мелькнуло замешательство. – А ты сказочник, деда. – Если я сказочник, молодой человек… Вениамин, если я правильно запомнил? Пусть Вениамин коснется значка. Или у тебя есть возражения? – обратился к внучке Муромский. – Глупости, – Маша помедлила, – Пусть хоть взасос картину целует. Ничего не будет. Давай, Веня, покажи дедушке, что он зря не принимает лекарства. Веник смутился под пристальным взглядом Маши. Чувствуя себя нелепо, он ткнул пальцем в нарисованное кольцо. Все замерли. Секунда, две, три. Патефон икнул, разрушив тишину: – Извиняюсь. – Видишь, деда, ничего не случилось. Никаких избранных и колец, никакой магии, – Маша торжествовала. Венику показалось, что она искренне обрадовалась, когда чуда не случилось. – Хорошая бы из тебя актриса вышла, Инга. Знаешь ведь, что не всякая магия работает в нашем мире. Знаешь, но все равно боишься – а вдруг. Чтобы извлечь значок, картину надо везти в Чик-Чирики. – Значит, поедем, деда. Прямо сейчас и отправимся. Ты успокойся только, не нервничай. – Хватит выставлять меня умалишенным! – Муромский снял очки и протер их полой халата. – Если молодым людям необходимо волшебство, чтобы убедиться в правдивости сказанного, я покажу его. Беру всю ответственность на себя. И если Тени сочтут нужным, готов понести наказание. – Он подошел к двери в «тайную» комнату и распахнул ее, приглашая всех внутрь: – Входите, пора показать дракона под кроватью!
|
|||
|