Глава V I 1 страница

Глава IV

Люди толкались, ругались, кричали, зазывали, что-то предлагали, просили, спорили, собирались в кучки и расходились, двигались в разных направлениях, очумевшие от давки и жары бродили толпы зевак. Самым распространённым видом информации здесь были куски картона с надписью, плакаты или транспаранты, у некоторых были мегафоны. Много было типажей, которым не нужно было вовсе сообщать что-то о себе и о роде своих занятий. Даже неискушённому взору становилось понятно, кто они и зачем они здесь. Кого только здесь не было в этом людском Вавилоне!

Караваев медленно шёл мимо ряда молодых священников с фальшиво-скорбными лицами с модными бородками, в новеньких чёрных сутанах. У всех у них были ящики для сбора пожертвований, он приостановился, что бы прочитать, что написано на этих ящиках, но его толкнул в плечо старик с клюкой, сказавший:

― Варежку закрой, сынок. Не вздумай денег этим прохиндеям давать, — они такие же попы, как я китайский император. И, перекрестись, если решишься дальше идти. Ещё и не таких «святош» встретишь. Завлекать будут — держись только.

Караваев вздрогнув, оглядываясь на «попов» двинулся дальше. Рядом с лже-священниками мирно соседствовали колдуны, ясновидцы, разные гадальщики, оккультисты, бабульки Иеговистки с брошюрками в руках, миссионеры всех мастей, сатанисты, экстрасенсы, целители, блаженные, уродцы и калеки, шаманы и ведьмы; какие-то молодые люди в белых одеждах с крестами на груди, пританцовывая, самозабвенно пели псалмы, а рядом с ними одетые в яркие восточные одежды молодые люди предлагали прохожим книги и дарили апельсины. На земле сидели составители гороскопов, — к ним была очередь; очередь была к предсказателям судьбы и чернобородому азиату, продающему амулеты от сглаза.

Босой мужчина с беспокойными глазами в оранжевом балахоне до пят, обвешанный деревянными бусами, озираясь по сторонам, спросил у него:

― Махатьму» не видел?

Караваев на всякий случай улыбнулся и отрицательно качнул головой.

― А у тебя есть что-нибудь? — опять спросил мужчина.

― Откуда», — развёл руками Караваев. Мужчина, продолжая озираться, смешался с толпой.

Молоденькие жеманные женственные юноши кучковались, тихо переговариваясь. Рядом с ними стояли их старшие товарищи-наставники — группа женоподобных, солидных людей не первой молодости, с холёными, бледными лицами, умело «подмоложенными» макияжем, одетых ярко и вызывающе. Один из них, (Караваев его сразу прозвал «брюхастым»), обмахивающийся веером, подмигнул ему, и, высунув отвратительно большой язык, быстро подвигал им по- змеиному. Он призывно помахал рукой, а после быстро повернулся к нему спиной. Караваев смущённо опустил глаза: на кожаных брюках «брюхастого», на ягодицах были вырезаны эллипсные дырки. У двух молодых людей из этой группы в руках были плакаты. На одном было написано: «Гомофобы — это новые фашисты! », а на другом ― «Любовь нельзя запретить! » Караваев шёл медленно, ошеломлённо тараща глаза, иногда приостанавливаясь. Седая женщина с печальным лицом, с покрытой чёрным платком головой, тронув его рукой за плечо, тихо сказала:

― Береги глаза, сынок, испортишь сердце, проходи мимо мертвецов.

― Каких мертвецов? ― вытаращил он глаза. Женщина ничего не ответила.

Двигаясь дальше, Караваев встречал множество людей, подобных людям из только что увиденной группы. Видел он и группы странных женщин, в которых больше было мужского, чем женского, несмотря на макияж, парики, броскую одежду и туфли на высоком каблуке. Выглядели они вульгарно, вели себя развязно и вызывающе. Караваев попытался идти быстрее, но вязкая гуща этого бурлящего человеческого океана не позволила ему этого.

Проститутки здесь были молодые, статные, развязные, всех оттенков кожи. Даже для здешней жары они были одеты чрезмерно легко. Они не приставали к прохожим, как опустившиеся женщины в начале аллеи, а просто стояли с вызывающим видом, потягивая пиво или джин из банок, покуривая и переговариваясь с товарками, в ожидании страждущих клиентов.

Группа совершенно голых мужчин стояла рядом с одной из бригад проституток, почитывая журналы. На шее у них были почему-то повязаны галстуки. Караваев остановился, как громом поражённый. Он закрыл глаза, потом открыл, и покраснел как рак. Уже знакомый ему старик с клюкой, опять оказавшийся рядом, ухмыльнувшись, спросил у него:

― Не веришь своим глазам?

Караваев, сглотнув слюну, ответил:

― Стыдобище! Они же голые! Вот же народ у вас здесь на голову приболевший!

Старик ответил:

― Приболевшие — это точно. А насчёт того, что они голые — тут, ты, сынок, ошибаешься. Не верь своим глазам

― Как это? ― спросил Караваев.

Старик, указывая на голых мужчин клюкой, ответил:

― Они в галстуках. А это значит, что они не голые. Закон такой недавно приняли, если на человеке, что-то есть из одежды, считается, что он не голый, к примеру, если ты наголо разденешься и пройдёшься по аллее в одном носке, это будет считаться вполне приличным видом.

― Шутишь! — рассмеялся Караваев.

― Ни, ни, ни грамма, — ответил старик.

― Тьфу, ты! — Караваев плюнул в сторону голых мужчин. Один из них опустил журнал и строго сказал:

― В общественных местах, мужчина, нельзя плеваться.

― Оденься, пень берёзовый! » — ответил Караваев и, плюнув ещё раз, двинулся дальше.

Большая группа людей продавала свои органы. Часть их, по виду, были люди явно опустившиеся. Причины для такого решения у людей были разные, о них сообщали картонки, которые они держали в руках. Караваев внимательно прочитал все сообщения, медленно проходя мимо этой группы — одних душили долги, кому-то нужны были деньги на лечение близких людей, кому-то не на что было жить.

В ожидании заказов стоял длинный ряд суррогатных матерей. Пританцовывая, Караваева обогнала шеренга ярко одетых кришнаитов, обритых наголо. Они пели, дудели в дудочки и колотили в тамтамы. Дальше стояли матери разыскивающие своих пропавших детей, вид у них был изнурённый, лица печальны, в руках они держали фотографии. Их было много. К ним подходили люди, молча рассматривали фотографии и уходили.

Одиноко стоял грустный мужичок с плакатом «Верните мне корову репрессированного деда! ». Рядом с ним примостились представители ГРИНПИС с плакатом «Нет ядерным взрывам», и ещё, чьи-то представители со странным призывом: «Руки прочь от серых тараканов»! Рядом с ними чернокожий проповедник, вещал о скором неизбежном конце света, неистово и яростно матерясь через слово по-русски. И тут же мужчина продавал книги в ярких красочных обложках, разложив их на картонном ящике. Караваев остановился и стал рассматривать книги. Обложки книг были цветастыми с восточной символикой. «Вас что-то конкретное интересует? » — вкрадчивым голосом спросил продавец. Караваев не успел ответить: из-за его спины раздался грубый мужской голос:

— «Майн кампф» Адольфа есть?

Продавец, забыв о Караваеве, ответил таким же вкрадчивым голосом: «Нет, к сожалению пока нет. Но, могу вам предложить прекрасную книгу «Бхават Гита», вот отличное издание «Тайной доктрины», весь цикл «Агни Йоги», «Дианетика» есть... »

Покупатель, накачанный мужчина с бычьей шеей и обритый налысо, в майке без рукавов, руки которого по плечи были расписаны разноцветными татуировками, перебил продавца, рявкнув:

― Ты кому это говно индусское втулить хочешь, матрас мятый?

Он, матерясь, ударил ногой по ящику с книгами и ушёл вразвалочку. Продавец, собирая разбросанные книги, нервно повторял:

― Быдло, быдло, быдло, кругом одно быдло». Когда он выпрямился, то зло сказал Караваеву: ― А ты, что уставился? Давай, давай, давай, ломай, круши! Быдло! Как с таким биомусором жить в этой стране?

Караваев повернулся и пошёл дальше. Ему пришлось пробираться через невиданное количество скупщиков орденов, медалей, кортиков, монет, икон, марок, микроскопов, старинного оружия, биноклей, фотоаппаратов, военной атрибутики, книг, открыток, картин, и ещё невесть чего. Художники зазывали публику, обещая очень быстро, за небольшую плату, сделать портрет. За художниками стояла длиннющая шеренга мужчин разного возраста с табличками на груди «Муж на час». У одного на табличке было приписано: «Можно на ночь, но стоить будет дороже».

Группами ходили любопытные азиаты, с видеокамерами и в респираторах. Встретились ему коротко стриженые молодчики в чёрном, с нарукавными повязками с изображением свастики, великое множество продавцов всевозможнейшей видео и печатной порнопродукции, мастера татуировки и пирсинга, делающие своё дело прямо здесь, в этой толчее.

Его чуть не сбил с ног лохматый человек с безумно вытаращенными глазами, несущийся напролом, сбивая людей. Он махал руками и кричал одну и ту же фразу: «Нибиру летит! Нибиру летит! Нибиру летит! » Какой-то парень с полным ртом металлических зубов, подставил ему ногу, и тот распластался на земле. Металлозубый расхохотался:

― Нибиру приземлился. Мужчина, лёжа на земле, плакал, продолжая говорить, как заведённый:

Нибиру летит, Нибиру летит, Нибиру летит!

Следующий кусок аллеи представляла собой столпотворение митингующих людей. Большая площадь пестрела сотнями транспарантов, плакатов, знамён, хоругвей, она была плотно забита шумными группами людей. Караваеву пришлось идти медленнее.

Длинная шеренга людей требовала отмены ЕГЭ и отставки министра образования, рядом с ними митинговали пенсионеры, за ними стояли матери, собирающие подписи против ювенальной юстиции, и противники абортов, дальше стояли люди с транспарантом «Свободу политзаключённым! », за ними люди, растянувшие длинный транспарант: «Долой правительство народного доения! » и люди, требующие закрыть телепередачу «Дом-2». Караваев поначалу с интересом подходил к митингующим послушать, о чём говорят, но участники хватали его за руки, пытаясь просветить, горячо объясняли свои мысли, требовали незамедлительного отзыва о проблеме, которую они поднимали. Он смущённо отнекивался, и вскоре перестал подходить к митингующим; его перестало интересовать о чём здесь кричат и спорят, но тексты на всех протестных носителях он, продираясь между разогретой идейным вином массы людей, читал. Тексты были разные, преобладали с политическими требованиями, немало было социальных, религиозных, абсурдных, жутковатых и непонятных. У большей части групп была одна тематика, хотя и по-разному выраженная — это были люди, ностальгирующие по развалившемуся СССР. Караваеву запомнились несколько надписей: «Назад в СССР, но с нормальными макаронами и без либероидов», «Аврора», — выстрели! », «Вернём СССР — вернём порядок», «Судить народным судом Ельцина, Горбачёва и сатанинскую гайдаровскую клику! », (митингующее собирали подписи), «Сыты по горло демократией! », «Посадить олигархов на потребительскую корзину! », «Мы оккупированы! », «Убей в себе телевизор! », «Даёшь правду и «ПРАВДУ», «Хазары вернулись с «любовью» — плати ясак русской кровью! », «Россия-Украина-Белоруссия! ». «Кузькина мать рядом! », «Мой друг «Калашников» ждёт работы», «Яхта Абрамовича — «Титаник» капиталистов! ». «Терпение народа не беспредельно! » Такого рода политических лозунгов было много.

За ними пошли группы противников религии, воинствующих атеистов, научных деятелей и тех, кто утверждал силу и необходимость веры. Атеистов было больше. Они поджучивали верующих, провоцировали на скандал. Группа солидных людей, по виду учёных растянули длиннющий плакат: «Блез Паскаль ничего не доказал! ». Их соседи стояли, улыбаясь, с плакатом «Ничего не потеряешь, став на путь веры, но приобретёшь благо», их соседями были молодые люди с однотипными лозунгами вроде: «Мерседес» и поп — синонимы! «Долой РПЦ — логово мракобесия! », «Патриарх и Цезарь едины». Верующие противопоставляли им выдержки из Священного Писания, требования уважать чувства верующих. Атмосфера здесь, по всему, накалялась. Кое-где уже становились лицом к друг-другу, лица были разгорячены, кто-то уже гневно жестикулировал.

Караваев пробрался вперёд, где опять митинговали, как он прозвал таких типов, «сахарные мальчики» в брюках-дудочках с радужными флажками. Они требовали соблюдения прав меньшинств. Два грустных паренька стояли с плакатом: «Люди добрые, помогите, кто, чем может. Очень нужны деньги на переделку пола! ». Красивые парни стояли с чёрными флагами и хоругвью с текстом «Анархия — мать порядка», группа людей растянула транспарант: «Сербия! Прости нас! », голые девицы требовали равных прав с мужчинами с плакатами «Мы всё можем! » и «Долой Адамово рабство — да здравствует свобода Лилит! » Последний плакат, который прочёл Караваев, гласил: «Сними очки, дурень! »

Вдоль обочин сидели старухи с выводками кошек и собак, прося денег на прокорм животных. Цыганки, с детьми приставали к прохожим. Инвалиды в камуфляжной форме, среди которых были страшно изувеченные люди, просили милостыню. Через каждые сорок-пятьдесят метров, на складных столиках были разложены разноцветные фантики моментальных лотерей, у которых толпились люди.

Дальше опять стояли «сахарные мальчики» с серёжками в ушах и крашеными волосами, одетые «с иголочки». Они стояли парами, обнявшись, или держась за руки, один был с большой иконой в золоченом окладе. Караваев подошёл поближе посмотреть на икону. В оклад иконы были вделаны светодиодные разноцветные лампочки, они мигали. Рассмотрев икону, Караваев удивился: на ней был изображён певец Элтон Джон в больших очках, похожий на старую жабу.

Тёмные личности сновали повсюду. Сближаясь с людьми, они тихо предлагали оружие, боеприпасы, оптом и в розницу, наркотики и сексуальные услуги, но больше всего было молодых бойких людей с приколотыми к рубашкам визитками.

Чаще всего на визитках значилось: «Меняю-Покупаю $ и? », но были и другие надписи, как-то: «Обналичу», «Регистрация», «Прописка», «Австралийский препарат «АнтиСПИД», «Гражданство», «Бросить курить! », «Кредит за час», «Освобождение от армии», «Липосакция», «Куплю старину», «Приворот на деньги», «Худей за три дня», «Дипломы», «Хочешь стать звездой? », «Таро. Снятие порчи», «Будет стоять, как 28 Панфиловцев», «Фитнес», «Ваша новая грудь — все упадутЪ! » «Полезная Камасутра», «Санитарные книжки», «Гербалайф», «Куплю акции», «Сексуальные расстройства? Поможем! », «Б/у аккумуляторы, лом цветных металлов», «Куплю/продам б/у мобильные телефоны», «Покупаем волосы», «Конкуренты? Есть решение! Результативный метод И. Сталина», «Иммиграция», «Путь к Библии», «Работа», «Фотоссесии. Девушки, юноши», «Саентология. Путь к процветанию», «Возврат прав на любой стадии», «Высокооплачиваемая работа», «Замужество заграницей», «Сниму-сдам жильё», «Юрист без проблем», «Йога», «Девушки. Эскорт», «Сваха», «Отдохнуть? », «Избавление от алкогольной и наркотической зависимости 100% », «Простатит, инфекции, рак. Эффективное излечение» «Коррекция судьбы», и другое. Были ещё улыбчивые люди с визитками, с непонятными для Караваева надписями «Ашрам Шамбалы». «Всемирная Академия Счастья», «Братство Хранителей Пламени», «Брахма Кумарис», «Братство Майтрейи», «Партия ДруГГ», «Партия духовного ведического социализма», «Путь к Солнцу», «Сатьи Саи Баба». Эти люди ласково с ним заговаривали, пытались, что-то объяснить, но он вежливо улыбаясь, быстро от них уходил.

Было много молодежи. Они бродили стайками с непременной банкой или бутылкой пива в руках. Большая часть из них были школьниками, и не все старших классов: за плечами у многих болтались ранцы и рюкзачки. Вели они себя развязно и нагловато, смеялись громко, плевались, ругались грязно, задирались с прохожими, громко обсуждали увиденное.

У вбитой в землю металлической трубы немолодая женщина исполняла стриптиз. Небольшой круг зрителей, мужчин кавказского вида, молча, наблюдал это представление. Рядом приткнулся квартет убогих старух в мужских пиджаках с рядами орденских планок. Они воодушевлённо пели военные и послевоенные песни. У одной через плечо висел автомат ППШ. Рядом со старушками стояла группа грустных готов в чёрных одеждах. За ними выстроилась группа пожилых людей с портретами Сталина и красными флагами, на растянутом транспаранте было написано: «Только массовые расстрелы спасут страну! » После стояла группа бородачей с иконой, на которой был изображён Григорий Распутин.

Плотная толпа людей стояла поодаль. Оказалось, что все они выстроились на приём к прорицательнице из Болгарии, люди говорили, что это родная сестра бабки Ванги.

Потом Караваев остановился рядом с двумя молодыми ребятами с мегафонами в руках. Одеты они были в чистейшие белые джинсы и белоснежные майки с изображением осетра. Делали они следующее: первый парень начинал кричать в мегафон: «Осётр, друзья погибает, спасём осетра, друзья! », затем вступал второй парень, крича: «Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру! ». После они уже дуэтом кричали: «Вступайте в самую честную и справедливую партию страны «Спасители осетра», — только мы с вами можем изменить мир к лучшему».

Караваеву стало смешно. Смешно было и небольшой группке людей стоящих рядом с ним. Люди ухмылялись, толкали друг друга в бока. Один мужчина вообще не мог остановиться, он истерично хохотал, хватаясь за живот. Развязного вида парень ткнул хохочущего локтем в бок, сказав грубо:

― Ты, чё грибов объелся? Закрой варежку, хохотун.

Мужчина, утирая слёзы, (плечи его ещё дёргались конвульсивно), ответил ему сквозь смех:

― Прикинь, братела, дурики агитируют икру не есть! Да я её в последний раз в пионерском лагере ел. Мне тогда двенадцать лет было».

— Пацаны, по колено писюны, — обратился он к агитаторам, — вы, чё, в натуре, или прикалываетесь? Какая здесь фишка?

— Никакой фишки здесь нет, — серьёзным тоном ответил один из парней. — Всё именно так. Осетра нужно спасать. Жизнь этой популяции в наших руках, друзья. И для этого нужно сделать первый шаг — перестать есть чёрную икру.

Мужчина не сдержался и опять захохотал, периодически восклицая:

― Прекратите есть икру, товарищи! Ой, не могу, умру сейчас, в жизни, к ней, противной, не притронусь!

Когда он прекратил смеяться и, вытер кулаками глаза от слёз, то сказал агитаторам:

— Вы, пацаны, хрен знает, что городите, но я в вашу партию вступаю. Насмешили вы меня, давно я так не смеялся, а это тоже чего-то стоит. Где расписываться, показывайте.

Парень протянул мужчине лист бумаги и авторучку, сказав при этом строго:

—Только я вас, гражданин, предупреждаю, если вы начнёте есть икру, мы вас тут же исключим из партии.

Мужчина долго смотрел на парня и опять захохотал. Расписывался он, громко говоря:

— Уел ты меня, парень! А из партии вашей вы меня следующие несколько лет исключить никак не сможете. Я, пацаны, долго на свободе не пробуду, — мне зона дом родной, а там с икрой совсем туго, если только заморская, баклажанная. Щи да каша—пища наша, да чефирок на десерт. Ферштейн? Ну, проняли вы меня, пацаны, чувствую себя, как после русской баньки, так меня размяло. Ну, чё, граждане, поддержим пацанов спасателей осётров? — обратился он к собравшимся людям и несколько человек, улыбаясь, подошли и расписались в каких-то листах. Караваев не стал расписываться, улыбаясь, он пошёл дальше, продолжая с удивлением вертеть головой.

Какой-то человек в женской ночной сорочке долго шёл за ним, уверяя его, что он единственный мужчина в мире, родивший ребёнка. Уже знакомый Караваеву мужчина спросил у Караваева: «Махатьму не видел? ». Не услышав ответа, он ушёл быстрым шагом. В одном месте Караваев задержался ненадолго, послушать стоящего на постаменте из деревянных ящиков старика в шортах и майке. На шее старика был повязан пионерский галстук, а на майке был приколот «Орден Ленина». Старик тихо пел «Интернационал», в глазах его стояли слёзы. Рядом морщинистый таджик или узбек в рваном халате совершал намаз прямо на заплёванном асфальте, а чуть дальше старики-чеченцы с кинжалами на поясе гордо и упоительно вытанцовывали свой воинственный национальный танец.

Потом стояли «чернобыльцы» — эти требовали вернуть им отменённые льготы, рядом лежали на раскладушках голодающие пайщики долевого строительства, оставшиеся без квартир и денег.

Было много группок мужчин кавказского вида, державшихся особняком. Молчаливо стояли многочисленные строители гастарбайтеры из Молдавии, Украины, Белоруссии, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана, у их ног в пыли лежали скатанные и связанные матрасы и ведра с мастерками и шпателями.

Несколько улыбчивых кандидатов в депутаты, вступивших в очередную предвыборную гонку, собирали подписи. Их сопровождала охрана из крепких парней в тёмных костюмах и люди с мегафонами, призывающие голосовать за этих депутатов. Народ валом подписывал какие-то листки и немудрено: за депутатами шли люди в униформе толкающие тачки с подарками для электората и симпатичные девчушки в мини-юбках и коротких топиках. Девушки мило улыбаясь, раздавали супчики быстрого приготовления и чекушки водки: по две пачки супчиков и по чекушке водки за подпись.

Ноздри Караваева учуяли аромат жарящего мяса, заставив его сглотнуть голодную слюну. За очередной группой проституток он увидел ряд дымящихся мангалов, на которых жарились аппетитнейшие шашлыки. Тут же рядом двое черноволосых джигитов управлялись со здоровенным бараном, они завалили его на бок и один из них, с ножом в руке, умело воткнул нож в сердце барана, и когда тот затих, стал отрезать ему голову. Отрезав голову, он стал тряпкой оттирать с рук кровь, и, заметив смотрящего на него Караваева, оскалясь крикнул:

― Иди, Иван, голова резить буду, карашо будет!

― Да пошёл ты», — бросил ему Караваев, отходя от них. Джигиты захохотали, что-то говоря на своём языке.

Больше двух сотен людей разного возраста, стояли с длиннющим транспарантом, на котором было написано: «Мы больны. У нас СПИД, но мы ещё люди».

Большая толпа собралась вокруг человека, который молился, стоя на коленях. Рядом с ним стояла пятилитровая канистра. Помолившись, мужчина встал, отвинтил крышку канистры, обильно себя полил — резко запахло бензином. В толпе зевак рядом с Караваевым стояли омоновцы, какие-то чиновники с кожаными папками в руках, молодые ребята с «Зенитовскими» и «Спартаковскими» шарфиками, пьяные пограничники, женщины и дети.

Караваев разволновался, когда увидел, что мужчина облил себя бензином, но посмотрев на заинтересованные лица зрителей, успокоился, решив, что это, видимо, очередное представление.

Мужчина достал зажигалку и толпа, загудев, стала быстро отодвигаться от центра круга, отодвинув и Караваева. Раздался хлопок, за ним яркая вспышка огня и ужасный вопль. Захлопали, как большие крылья огненной птицы руки мужчины, он упал, тело его подёргивалось, запахло палёным мясом.

Толпа, зашумев, заинтересованно стала сдвигаться к центру. Караваев, подавив приступ тошноты, быстро двинулся дальше, в который уже раз горько пожалев, что совершил такой легкомысленный поступок, «купившись» на заманчивое бартерное предложение фирмы с чудесным названием «Интертурсикретсервис».

Он обошёл казака, как-то умудрявшегося в этой несусветной давке жонглировать шашкой на нервно пляшущем коне. На казака никто не обращал внимания.

Большая группа ярко одетых и шумных молодых людей требовала узаконить однополые браки, в этой же группе стояли люди с плакатами, на которых значилось: «Даёшь гей парад! ». На некоторых плакатах это было написано по-английски. Целая орава телевизионщиков снимала эту группу, бойкие журналисты брали интервью у участников демонстрации. Проходивший рядом казак ненароком ожёг нагайкой одного из компании протестующих. Тот, взвизгнув, закричал: «Гомофобы проклятые! Скоро вас НАТО всех высечет бомбами» «А мы вашу НАТу вами, пидорюгами, закидаем, — рассмеялся казак и замахнулся нагайкой — протестующего след простыл.

За этой группой стояла другая, не менее многочисленная группа бедно одетых людей разного возраста у каждого из них в руках был фанерный плакат на деревянной ручке. На каждом плакате, сверху, крупными буквами была выведена одинаковая надпись: «Люди! Прочитайте, запомните и поведайте другим». Ниже этой надписей шёл текст, выполненный более мелким шрифтом. Тексты на всех плакатах были разные. Караваев из любопытства подошёл ближе и стал читать.

На первом плакате, который он стал читать, было написано: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» от Матфея 18—6. Караваев перешёл правее. Здесь на плакате было написано: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? » от Матфея 16-26. Караваев сделал шаг ещё правее, начал читать: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали… ». Ему не дал дочитать мужчина в костюме и галстуке, с портфелем в руке, начальственного вида. Он грубо толкнул его в бок, сказав:

— Читать учишься, лопух? Топай, давай, грамотей, пока не схлопотал по ушам.

Караваев хотел возмутиться, но глянув в злое лицо мужчины, передумал. Сделав несколько шагов в сторону, он остановился, решив перекурить.

Мужчина с портфелем тем временем прошёлся пару раз рядом с людьми с плакатами и, остановившись, громко сказал:

— Кто тут в вашей банде старший?

Старик с окладистой седой бородой опустил свой плакат, и спросил:

—А в чём собственно, дело? Мы, что-то нарушаем? И почему это у нас банда?

Начальственный тип подошёл вплотную к старику, ткнул ему в лицо красной корочкой удостоверения:

— Председатель совета мэрии города по этике Фастфудиди Гераклит. Разрешение на эту акцию у вас есть?

— Зачем разрешение? Что у всех стоящих здесь, на этом торжище, есть разрешение? Мы вроде ничего противоправного не совершаем и даже скорее делаем благое дело, — ответил с удивлением старик.

— Значит, разрешения нет, — констатировал председатель по этике удовлетворённо, доставая из портфеля листы бумаги. — Тогда ваше мероприятие можно считать не санкционированным, а это означает, что каждый из участников этой акции заплатит штраф, в размере ста У. Е. Будем составлять протокол. Всем участникам приготовить паспорта.

Люди с плакатами загудели, опустили свои плакаты, придвинулись к чиновнику, стали спорить. Старик, подняв руку, остановил людей. Когда люди замолчали, он сказал:

— Так в чём же конкретно наше нарушение? Мы, что-то античеловечное пропагандируем? Почему именно нам нужно брать какое-то разрешение? — Лицо старика стало красным, глаз подёргивался.

— Статья 666—я постановления мэрии о толерантности в обществе и о порядке разрешительных и запретительных мер для участников манифестаций, шествий, лекций, собраний и других акций. Давайте паспорта: неподчинение властям совсем другими вам грозит санкциями, — начиная нервничать, ответил чиновник.

— И чем же мы попрали эту вашу пресловутую толерантность, хотел бы я знать? — не сдавался старик.

— Сначала штраф, — потом уже объяснения. Через суд, господа, через суд, — ухмыльнулся чиновник. — Всё по закону.

— Нет уж, будьте добры, вы всё-таки объясните мне, пожалуйста, в чём нарушение, — упрямо сказал старик.

Люди опять загудели, зеваки стали останавливаться. Какой-то крепкий парень в спортивном костюме встрял в разговор. Подойдя к чиновнику, он плюнул ему в ноги, и сказал гнусаво:

—Ты, чё, гусь, делаешь, а? Ты, чё против честного русского народа буром прёшь? Зенки-то открой, вокруг посмотри, чё здесь делается, какой беспредел вокруг и срамота. Тебе, что, жить надоело?

Старик успокаивающе тронул парня за плечо:

— Погодите, брат. Пусть этот большой начальник всё же объяснит нам про нашу не толерантность.

— Объясняй, зараза, чем мы хуже других, — согласился парень, немного успокаиваясь, и поворачиваясь к чиновнику.

Тот, однако, — это хорошо видно было по его поведению, — совсем не струсил. Достав из кармана жвачку, он бросил в рот одну пластинку и сказал спокойно:

— Пропагандой своих идеалов, господа, вы наносите чувствительный урон психике людей других идеалов.

—Да, ты чё! А пидоры, которые здесь шастают, не наносят нам урон? — толкнул чиновника в грудь парень в спортивном костюме.

Толпа буквально взорвалась возмущением. Раздались крики: не уйдём… братья, будем стоять на смерть… не сдадимся… не ведают, что творят….

Чиновник неспешно достал из кармана телефон и спокойно сказал в него:

— «Пятый» на связи. Сектор одиннадцать — бунт. Срочные действия по программе «пипл не хавает».

И минуты не прошло, как над этим участком аллеи завис вертолёт и из него по верёвке заскользили люди в масках и камуфляже. Опустившись на землю, они стали густо поливать людей слезоточивым газом, дубинками укладывая протестующих лицом вниз. Зеваки шарахнулись от места стычки, неудержимо потянув за собой и Караваева. Протащив его метров пятьдесят вверх по аллее, толпа поредела, рассыпавшись по сторонам.

Народа в этой части аллеи не убавилось, толпа гудела как осиный рой, двигаясь хаотично. Среди этого разноплеменного многоязычного люда бродили оборванные, беспризорные дети, похожие на отощавших волчат, шныряли продавцы воды, пива, пирожков, кофе, чая, бутербродов, менеджеры по набору «персонала» в зарубежные бордели привязывались к молодым женщинам. Какой-то писатель бесплатно раздавал свои книги, (всунул он её и в руку Караваеву); несколько старух стояли кучкой и утверждали, что они великие княгини Анастасии. Две «княгини» выясняли отношения, вцепившись друг другу в седые волосы.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒