Глава 11. ВОСЕМЬ ДНЕЙ

Глава 11

ВОСЕМЬ ДНЕЙ

– Погоди, – сказала Келли на другом конце провода. – Дай я себя ущипну, а то вдруг я…

– Ты не спишь, – заверила ее Люс в одолженный сотовый телефон.

Связь здесь, на опушке леса, была не слишком надежной, но ироничные слова подруги прозвучали громко и отчетливо.

– Это и вправду я. Прости, что была такой паршивой подругой.

Минул ужин четверга. Люс стояла, прислонившись к мощному стволу секвойи, позади общежития. Слева от нее виднелся покатый холм, а дальше – утес, за которым открывался океан. Небо над водой еще хранило янтарный оттенок. Ее новые друзья, должно быть, все собрались у Нефского дома: поджаривают закуски и рассказывают страшилки у огня. Очередное мероприятие Зари и Жасмин, в подготовке которого Люс полагалось бы участвовать, но все, что она сделала на самом деле, это попросила в столовой несколько пакетов маршмеллоу и немного темного шоколада.

А затем девочка сбежала на тенистую опушку леса, чтобы спрятаться от всей Прибрежной и заняться другими важными для нее делами.

Ее родители. Келли. И вестники.

Она тянула со звонком домой до сегодняшнего вечера. Четверг в семье Прайсов подразумевал, что мама будет играть в маджонг у соседей, а папа отправится в местный кинотеатр смотреть трансляцию из оперного театра в Атланте. Она сможет выдержать их голоса на записи автоответчика, не менявшейся уже лет десять с лишним, и оставить тридцатисекундное голосовое сообщение, где скажет, что изо всех сил упрашивает мистера Коула отпустить ее из школы на День благодарения и что очень их любит.

Келли не позволит ей отделаться так легко.

– Мне казалось, ты можешь звонить только по средам, – говорила она теперь.

Люс совершенно забыла о суровой телефонной политике Меча и Креста.

– Поначалу я перестала строить планы на среды, ожидая твоего звонка, – продолжила Келли. – Но потом вроде как сдалась. Как тебе вообще удалось раздобыть мобильник?

– И это все? – переспросила Люс, – Где я взяла мобильный? Ты не сердишься на меня?

Келли испустила долгий вздох.

– Знаешь, я подумывала, не рассердиться ли мне. Даже прокрутила в уме всю ссору. Но тогда мы обе проиграли бы, – заключила она и чуть помолчала, – А по сути, я ведь просто скучаю по тебе, Люс. Так что я решила – к чему тратить время попусту?

– Спасибо, – прошептала Люс, чуть не плача – от радости, – Так как у тебя дела?

– Но‑ но. Разговор веду я. Это твое наказание за то, что пропала из виду. И я хочу знать, что происходит у тебя с тем парнем. Кажется, его имя начиналось на «К»?

– Кэм.

Люс застонала. Неужели Кэм был последним парнем, о котором она говорила Келли?

– Оказалось, что он… вовсе не таков, каким я его себе представляла, – выговорила девочка и чуть замешкалась, – Сейчас я встречаюсь с другим, и все действительно…

Ей вспомнилось сияющее лицо Дэниела и то, как быстро оно омрачилось во время их последней встречи за ее окном.

Затем Люс подумала о Майлзе. Теплом, надежном, восхитительно нормальном Майлзе, который пригласил ее домой на День благодарения. Который заказывал в столовой гамбургеры с солеными огурчиками, хоть и не любил их, только для того, чтобы снять и скормить ей. Который запрокидывал голову, когда смеялся, так, что она видела искорки в его глазах, затененных бейсболкой с эмблемой «Доджерс».

– Все идет хорошо, – наконец закончила девочка. – Мы много времени проводим вместе.

– О‑ о, меняешь одного парня из исправительной школы на другого? Воплощаешь мечты в жизнь? Но с этим, похоже, серьезно, слышу по твоему голосу. Собираетесь вместе праздновать День благодарения? Привезешь его домой, где он нарвется на гнев Гарри? Ха!

– Э‑ э… да, может быть, – промямлила Люс.

Она была не вполне уверена, о Дэниеле или о Майлзе говорит.

Мои родители настаивают на большом семейном воссоединении в Детройте в следующие выходные, – сообщила Келли, – но я его бойкотирую. Хотела поехать к тебе, но решила, что тебя не выпустят из исправиловки.

Она чуть помолчала, и Люс представила себе, как подруга лежит, свернувшись в клубочек, на кровати в своей доверской спальне. Казалось, минула целая вечность с тех пор, как девочка сама училась в той школе. Насколько все изменилось.

– Но если ты приедешь домой, да еще и притащишь с собой парня из исправительной школы – только попробуй меня остановить.

– Ладно, но, Келли…

– Так решено? – перебила ее подруга. – Только представь: через неделю мы устроимся на твоем диване и наговоримся вдоволь! Я приготовлю свою знаменитую кукурузу в чайнике и вытерплю скучнейший показ фотографий, который устроит твой папа. А твой чокнутый пудель взбесится…

Девочка никогда не бывала в городском доме Келли в Филадельфии, а та – в гостях у Люс в Джорджии. Обе они видели только фотографии. Приезд Келли – как чудесно это звучит, именно этого Люс и не хватает прямо сейчас. А еще – это совершенно невозможно.

– Я сейчас же выясню расписание авиарейсов.

– Келли…

– Я тебе напишу, ладно?

И Келли повесила трубку, прежде чем Люс успела ей ответить.

Плохо дело. Девочка захлопнула телефон‑ раскладушку. Почему ей кажется, что Келли навязывается, напрашиваясь на День благодарения? Она должна радоваться, что подруга по‑ прежнему хочет с ней увидеться. Но Люс ощущала только беспомощность, тоску по дому и вину за поддерживание этой дурацкой лжи.

Удастся ли ей снова стать нормальной и счастливой? Что в целом свете – или за его пределами – позволит Люс сделаться довольной собственной жизнью, как, скажем, доволен Майлз? Ее мысли продолжали вертеться вокруг Дэниела. И девочка получила ответ: единственный способ для нее вновь обрести беззаботность – это сделать так, чтобы она никогда его не встретила. Никогда не познала истинную любовь.

Что‑ то зашелестело в кронах деревьев. Холодный ветер хлестнул ее кожу. Она не сосредоточивалась на вестниках нарочно, но поняла – как объяснял ей Стивен, – что ее жажда ответов, должно быть, призвала одного из них.

Нет, не одного.

Подняв взгляд на переплетение ветвей, девочка содрогнулась. Сотни затаившихся, темных, дурно пахнущих теней.

Они струились над ее головой между высоких секвой. Как будто кто‑ то в облаках опрокинул огромную банку черных чернил, и те расплескались по небу, просочились в кроны деревьев, стекая с одной ветви на другую, так что весь лес превратился в сплошную темную кляксу. Поначалу было почти невозможно сказать, где заканчивается одна тень и начинается другая и которая из них настоящая, а которая – вестник.

Но вскоре они начали изменяться, проявляя себя – сперва украдкой, как будто невинно колыхались в меркнущем свете дня, а затем все откровеннее. Они высвобождались, отрываясь от насиженных ветвей, и тянули свои щупальца темноты все ниже и ниже, все ближе к голове Люс. Подманивали или угрожали ей? Девочка держала себя в руках, но никак не могла выровнять дыхание. Их было слишком много. Чересчур. Она хватанула ртом воздух, пытаясь не поддаться панике, но сознавая, что уже поздно.

И побежала.

Сперва Люс направилась на юг, обратно к общежитию. Но кружащаяся черная бездна в вышине двигалась вместе с ней, шелестя нижними ветками секвой и подтягиваясь все ближе. Холодные и колкие, тени касались ее плеч. Девочка вскрикивала, когда они нашаривали ее, и отмахивалась от них голыми руками.

Она свернула, метнувшись в противоположном направлении, к Нефскому дому на севере. Там Люс найдет Майлза, или Шелби, или даже Франческу. Но вестники не пустили ее. Они тут же скользнули вперед, разбухая на глазах, поглощая свет и перекрывая ей путь. В их шипении тонул приглушенный шум нефилимского лагеря, отчего друзья Люс казались невообразимо далекими.

Девочка заставила себя остановиться и глубоко вздохнуть. Она знает о вестниках намного больше, чем прежде. Ей не с чего настолько их бояться. В чем же трудность? Возможно, она понимает, что подбирается к чему‑ то, к каким‑ то воспоминаниям или сведениям, способным изменить течение ее жизни. И ее отношения с Дэниелом. Правда в том, что она боится не самих вестников. Она боится того, что может в них увидеть.

Или услышать.

Вчера Люс наконец‑ то поняла слова Стивена о том, что шум вестников можно исключить – она способна подслушивать свои прошлые жизни. Прорваться сквозь помехи и сосредоточиться на том, что хочет узнать. Что ей нужно узнать. Стивен наверняка намеренно дал ей эту подсказку, наверняка понимал, что она прислушается и применит свое новое знание к вестникам.

Девочка развернулась и шагнула обратно в сумрачное уединение рощи. Свистящие звуки, издаваемые вестниками, постепенно стихли.

Темнота под пологом леса окутала ее холодом и землистым запахом гниющей листвы. В полумраке вестники потянулись вперед, устраиваясь вокруг нее и снова маскируясь среди обычных теней. Некоторые из них двигались торопливо и резко, как солдаты, выполняющие приказ, другие – с плавным изяществом. Люс гадала, отражает ли их вид какие‑ то особенности сокрытых в них посланий.

Она по‑ прежнему многого не знала насчет вестников. Их настройка не давалась ей интуитивно, словно возня со старым радиоприемником. Услышанное вчера – единственный голос среди множества голосов – донеслось до нее лишь случайно.

Раньше прошлое могло казаться ей непостижимым, но теперь девочка чувствовала, как оно давит на темные поверхности, стремясь прорваться на свет. Она закрыла глаза и сложила ладони горстью. И там, во мраке, с отчаянно колотящимся сердцем, Люс пожелала, чтобы тени раскрылись перед ней. Она взывала к этим холодным, темным созданиям, упрашивая их поведать ей прошлое, пролить свет на их с Дэниелом историю. Она взывала к ним – пусть помогут разгадать тайну: кто он такой и почему выбрал именно ее.

Даже если правда разобьет ей сердце.

По лесу раскатился женский смех. Такой отчетливый и полнозвучный, что, казалось, окружил Люс со всех сторон, отражаясь от ветвей деревьев. Она попыталась проследить его источник, но здесь собралось слишком много теней – девочка не представляла, как вычленить нужную. А затем кровь застыла у нее в жилах.

Это был ее смех.

Не нынешний, но прежний, из ее детства. До Дэниела, до Меча и Креста, до Тревора… до жизни, полной тайн, лжи и столь многих вопросов, на которые нет ответа. До того, как она впервые увидела ангела. Смех слишком невинный, слишком беззаботный, чтобы принадлежать ей теперешней.

Ветерок закружился в кронах у нее над головой, и пригоршня коричневых иголок осыпалась на землю. Они шуршали, словно дождевые капли, присоединяясь к тысячам предшественниц, гниющих на земле. И среди них падал единственный крупный лист.

Плотный, с неровным краем, совершенно невредимый, он медленно планировал, как будто неподвластный земному притяжению. Черный, а не коричневый. И он не улегся на землю, а легко слетел в протянутые ладони.

Не лист, а вестник. Склонившись рассмотреть его поближе, девочка снова услышала смех. Где‑ то внутри смеялась другая Люс.

Девочка бережно потянула за зубчатые края вестника. Куда более податливый, чем она ожидала, тот оказался холодным как лед и лип к пальцам. От легчайших прикосновений он становился все больше. Когда он вырос примерно до квадратного фута, Люс выпустила его из рук, и вестник, к ее радости, завис перед ней на уровне глаз. Она с усилием сосредоточилась – слушая, заглушая мир вокруг себя.

Поначалу ничего, но потом…

Новый нарастающий смех донесся из глубины тени. Затем покров тьмы разлетелся клочьями, и картинка внутри прояснилась.

На этот раз первым появился Дэниел.

Люс была счастлива увидеть его даже на экране вестника. Его волосы оказались на пару дюймов длиннее, чем он носил сейчас. И он был загорелым – плечи и переносица приобрели бронзовый оттенок.

Нарядные темно‑ синие плавки, какие она видела на семейных фотокарточках семидесятых годов, смотрелись на нем превосходно.

За спиной Дэниела виднелась опушка густого леса, пышно‑ зеленого, расцвеченного ягодами и белыми цветами, которых Люс никогда прежде не видела. Ангел стоял на кромке небольшого отвесного утеса над сверкающим озерцом. Но взгляд его был устремлен вверх, на небо.

И снова этот смех. А затем собственный голос Люс, прерываемый хихиканьем.

– Прыгай сюда скорее! – потребовала она.

Девочка подалась вперед, ближе к окошку вестника, и увидела прежнюю себя, в желтом купальнике – она удерживалась на плаву стоя. Ее длинные волосы рассыпались вокруг, по поверхности воды, черным ореолом. Дэниел поглядывал на нее, но по‑ прежнему больше смотрел на небо. Мышцы на его груди напряглись. И Люс посетило дурное предчувствие, что она уже знает причину.

Небо заполняли вестники, словно стая огромных черных ворон, туча настолько густая, что они затмевали солнце. Давняя Люс в воде ничего не замечала, ничего не видела. Но от наблюдения за всеми этими вестниками, мечущимися и скапливающимися во влажном воздухе дождевого леса, сквозь картинку, созданную вестником же, у нынешней Люс вдруг закружилась голова.

– Я жду тебя уже целую вечность, – окликнула Дэниела давняя Люс, – И скоро тут заледенею.

Тот оторвал взгляд от неба и с совершенно несчастным видом посмотрел на нее. Его губы дрожали, а лицо побелело, как у призрака.

– Ты не заледенеешь, – заверил он ее.

Это не слезы ли он вытер с лица? Дэниел зажмурился и вздрогнул. Затем, вскинув над головой руки, оттолкнулся от скалы и прыгнул.

Мгновением позже он вынырнул, и давняя Люс подплыла к нему и обняла за шею, сияя от счастья. Нынешняя же наблюдала за разворачивающимся перед ней действом со смешанным чувством сожаления и удовольствия. Ей хотелось, чтобы она прежняя насладилась Дэниелом, насколько это возможно, ощутила эту невинную, полную восторга близость с тем, кого она любит.

Но она знала так же хорошо, как и он, как и рой вестников, что именно случится, как только эта Люс прижмется губами к его губам. Дэниел был прав: она не заледенеет. Она сгорит в ужасной вспышке пламени.

А Дэниел останется скорбеть по ней.

Но не только он. У этой девочки была целая жизнь: друзья и любящая семья, которых тяжко ранит эта утрата.

Внезапно Люс пришла в ярость. Ее бесило проклятие, висящее над ней и Дэниелом. Она была невинна, беззащитна; она совершенно не представляла, что на нее надвигается. Она и сейчас не понимала, почему так происходит, почему ей всегда приходилось гибнуть вскоре после встречи с Дэниелом.

И почему этого пока не случилось с ней в теперешней жизни.

Люс в воде была еще жива. И девочка не хотела – не могла позволить ей умереть.

Она вцепилась в вестника, сминая в кулаках его края. Тот задергался и заизвивался, искажая картинку, словно кривое зеркало. Внутри экрана другие тени начали снижаться. Время пловцов было на исходе.

Вне себя от беспомощности, Люс закричала и замолотила кулаками по вестнику – сперва одним, затем другим, осыпая ударами сцену перед собой. Она била снова и снова, задыхаясь и плача, изо всех сил пытаясь остановить то, что вот‑ вот произойдет.

И вдруг правый кулак прорвался, и ее рука провалилась до самого локтя. И сразу же девочку потрясла перемена температуры. Жар летнего заката разлился по ее ладони. Сила тяжести сместилась. Теперь Люс не могла сказать, где верх, а где низ. У нее в животе все перевернулось, и девочка испугалась, что ее сейчас стошнит.

Она может попасть внутрь. Может спасти прежнюю себя. Люс осторожно вытянула вперед левую руку. И та тоже исчезла в вестнике, как будто прошла сквозь яркий, вязкий слой желе, который подернулся рябью и расширился, пропуская ее внутрь.

– Он хочет этого от меня, – произнесла девочка вслух, – Я могу это сделать. Я могу ее спасти. Я могу спасти себе жизнь.

Она слегка подалась вперед, а затем всем телом ринулась в вестника.

Там светило солнце, такое яркое, что девочке пришлось зажмуриться, и такое тропически теплое, что ее кожа тут же заблестела от пота. И тошнотворное чувство тянущей и переворачивающей тяжести, словно при прыжке в воду с трамплина. Мигом позже она упадет…

Тут что‑ то вцепилось в ее левую лодыжку. И в правую. И это что‑ то силой тащило Люс назад.

– Нет! – вскрикнула девочка.

Она как раз разглядела далеко внизу, на воде, желтую вспышку. Слишком яркую, чтобы оказаться просто ее купальником. Неужели давняя Люс уже горит?

А затем все исчезло.

Девочку грубо выдернуло обратно в стылую сумрачную рощу секвой за общежитием Прибрежной школы. Ее кожа была холодной и липкой, а чувство равновесия отказало напрочь, так что она рухнула ничком, лицом в грязь и хвою. Затем перекатилась на спину и увидела над собой две фигуры, но зрение ее настолько помутилось, что ей не удалось даже их узнать.

– Так и думала, что найду тебя здесь.

Шелби. Люс помотала головой и несколько раз моргнула. Не только Шелби, но еще и Майлз. Причем оба выглядят измученными. Люс и сама была измучена. Она покосилась на часы, уже не удивляясь тому, сколько времени потратила на заглядывание в вестника. Уже минул час ночи. Почему Майлз и Шелби до сих пор на ногах?

– Ч‑ что… что ты пыталась… – запинаясь, выговорил Майлз, указывая на то место, где только что был вестник.

Она оглянулась через плечо. Тень разлетелась на сотни игольчатых осколков, брызнувших на землю, достаточно хрупких и тут же рассыпавшихся в пыль.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – пробормотала Люс, перекатываясь набок и примериваясь к корням ближайшего дерева.

Она выдержала несколько приступов, но ничего так и не вышло. Девочка зажмурилась, мучимая виной. Ей не хватило ни сил, ни времени спасать себя.

Прохладная ладонь убрала с ее лица короткие осветленные волосы. Люс заметила потрепанные черные штаны для йоги и знакомые шлепанцы, и ее накрыла волна благодарности.

– Спасибо, – выговорила она, утерла рот и неуверенно поднялась на ноги. – Ты сердишься на меня?

– Сержусь? Да я горжусь тобой. Ты со всем разобралась сама. И зачем тебе после этого кто‑ то вроде меня? – заявила Шелби, дернув плечом.

– Шелби…

– Нет, я тебе скажу зачем, – выпалила та. – Чтобы удержать от фортелей вроде того, какой ты едва не успела выкинуть! Хочешь ты этого или нет, могу добавить. Что ты пыталась сделать? Ты знаешь, что происходит с людьми, которые попадают внутрь вестников?

Люс покачала головой.

– Я тоже, но сомневаюсь, что это так уж приятно!

– Ты должна твердо понимать, что делаешь, – вдруг вмешался из‑ за их спин Майлз.

Его лицо выглядело бледнее обычного. Должно быть, выходка Люс всерьез его потрясла.

– О, а ты, я полагаю, понимаешь? – усомнилась Шелби.

– Нет, – пробормотал он, – Но однажды летом родители записали меня на семинары у одного старого ангела, который понимал. И то, как ты это делала, – добавил он, обернувшись к Люс, – даже рядом не лежало. Ты действительно напугала меня, Люс.

– Простите.

Девочка поморщилась. Шелби и Майлз вели себя так, словно она предала их, отправившись сюда в одиночестве.

– Я думала, вы собираетесь на посиделки у костра за Нефским домом.

– А мы думали, что ты придешь, – парировала Шелби. – Какое‑ то время мы были там, но затем Жасмин принялась вопить, что Заря пропала, а учителя все переволновались, особенно когда обнаружили, что тебя тоже нет, так что вечеринка как бы прервалась. Тогда я ненароком заметила Майлзу, что вроде как могу предположить, куда тебя понесло, и иду тебя искать, и внезапно он превратился в мистера Банный Лист…

– Погоди минутку, – вмешалась Люс, – Заря пропала?

– Может, и нет, – предположил Майлз. – То есть ты же знаешь их с Жасмин. Попросту взбалмошные.

– Но это была ее вечеринка, – возразила девочка, – Она ни за что не пропустила бы собственную вечеринку.

– То же самое твердила и Жасмин, – признал он, – Она не вернулась в комнату прошлым вечером и не была утром в столовой, так что в конце концов Франки со Стивеном велели нам всем разойтись по комнатам, но…

– Двадцать баксов на то, что Заря лижется в окрестных лесах с каким‑ нибудь типом не из нефилимов, – закатив глаза, объявила Шелби.

– Нет, – откликнулась Люс.

Ее терзало дурное предчувствие. Заря так восторженно говорила о посиделках у костра. Она заказала по Интернету футболки, хотя ни за что на свете не убедила бы ни одного нефилима надеть такую. Она бы не исчезла просто так – только не по собственной воле.

– Как давно ее уже нет?

Когда они втроем вышли из леса, Люс была вне себя от волнения. И не только из‑ за Зари. Ее потрясло то, что она увидела в вестнике. Наблюдать вблизи за собственной гибелью оказалось мучительно, а с ней это случилось впервые. С другой стороны, Дэниелу пришлось выдержать это сотни раз. Лишь теперь девочка поняла, почему он был так холоден с ней при первой встрече: хотел уберечь их обоих от боли, которую принесет еще одна жуткая смерть. Сочувствие к нему захлестнуло ее с головой, и ей отчаянно захотелось с ним увидеться.

По дороге через лужайку к общежитию Люс пришлось заслонить глаза ладонью. Лучи мощных фонарей обшаривали территорию школы. В отдалении гудел вертолет, его прожектор освещал побережье, скользя по пляжу туда и обратно. Широкая цепочка людей в темной форме двигалась вдоль тропинки от Нефского дома к столовой, тщательно прочесывая местность.

– Обычный порядок для поисковых партий, – заметил Майлз. – Растянуться цепью и не оставить без внимания ни дюйма земли.

– О боже, – почти неслышно выдохнула девочка.

– Она и впрямь пропала, – поморщившись, признала Шелби. – Не нравится мне это.

Люс перешла на бег, свернув к Нефскому дому. Друзья последовали за ней. Тропка, обрамленная цветами и такая симпатичная при свете дня, теперь почти растворилась в темноте. Впереди огонь на кострище померк до мерцающих углей, но в доме горел свет во всех окнах и вокруг террасы. Огромное здание с двускатной крышей внушительно сияло в ночи.

Люс видела испуганные лица нефилимов, сидящих на скамьях террасы. Жасмин плакала, натянув поглубже красную вязаную шапочку. В поисках поддержки она цеплялась за руку Лилит, пока двое полицейских с блокнотами засыпали ее вопросами. Люс всем сердцем посочувствовала ей. Она‑ то знала, насколько жуткими бывают подобные беседы.

Копы на террасе раздавали увеличенные черно‑ белые копии свежих фотографий пропавшей, которые кто‑ то распечатал из Интернета. Опустив взгляд на картинку в низком разрешении, Люс, к собственному удивлению, обнаружила, что Заря и впрямь была на нее похожа – по крайней мере, до того как она покрасила волосы. Ей вспомнился разговор, когда Заря все шутила насчет того, что они больше не сойдут за двойняшек.

Девочка заглушила вскрик прижатой ко рту ладонью. Ее голова разболелась, когда она принялась сопоставлять многие события, казавшиеся бессмысленными. До сих пор.

Жуткий случай на спасательном плоту. Суровое предупреждение Стивена о том, что произошедшее следует держать в тайне. Паранойя Дэниела насчет «опасностей», о которых он так и не рассказал Люс. Девочка‑ изгой, выманившая ее с территории школы, и угроза, от которой избавился в лесу Кэм. То, насколько Заря на размытой черно‑ белой фотографии напоминала ее саму.

Кто бы ни забрал девочку, они обознались. Они охотились за Люс.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒