Глава 7. ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ

Глава 7

ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ

– Не могу врубиться, почему ты себя так странно ведешь, – на следующее утро заявила Шелби, – Ты здесь сколько? Шесть дней? И сразу стала школьной знаменитостью. Что, теперь ты намерена оправдать свою репутацию?

Утреннее воскресное небо усеивали кучевые облака. Люс с соседкой прогуливались по крохотному школьному пляжу, поедая напополам апельсин и передавая друг другу термос с чаем, приправленным молоком и специями. Сильный ветер разносил от леса по округе землистый запах старых секвой. Волны плескали высоко и шумно, подбрасывая им под ноги длинные плети спутанных черных водорослей, медуз и гниющий плавник.

– Пустяки, – бросила Люс, хотя и не вполне искренне.

Прыжок в ту ледяную воду за Зарей определенно не был пустяком. Но Стивен – суровость его тона и сила, с которой он стиснул ее руку, – заронил в девочку страх перед разговорами о спасении подруги.

Она не отрывала взгляда от соленой пены, остающейся после отступающих волн. И пыталась не коситься на глубокую темную воду чуть дальше – чтобы не пришлось думать о руках в ледяных безднах. «Ради собственной безопасности». Должно быть, Стивен имел в виду «ради вашей собственной безопасности», множественное число. То есть ради безопасности всех учащихся. В противном случае, если он имел в виду только саму Люс…

– С Зарей все хорошо, – уточнила она, – А остальное неважно.

– Ага, благодаря тебе, «спасатель Малибу».

– Не надо меня так называть.

– Ты предпочитаешь думать о себе как о спасателе широкого профиля?

Шелби имела привычку поддразнивать окружающих совершенно бесстрастным тоном.

– По словам Франки, какой‑ то загадочный лазутчик уже вторую ночь украдкой шатается вокруг школы. Тебе стоило бы задать ему перцу…

– Что? – переспросила Люс, едва не поперхнувшись чаем, – А кто это?

– Повторяю: загадочный лазутчик. Они не знают, – пояснила Шелби, уселась на гладкий известняковый валун и мастерски пустила блинчиками несколько камешков, – Просто какой‑ то тип. Я подслушала, как Франки рассказывала о нем Крамеру вчера на яхте после всей той суматохи.

Люс присела рядышком с Шелби и принялась копаться в песке в поисках камней.

Кто‑ то скрытно подбирается к Прибрежной школе. Что, если это Дэниел?

Это было бы очень в его духе. Так упрямо выполнять собственное обещание с ней не видеться, но не удержаться поодаль. От этих мыслей Люс затосковала по нему еще сильнее. Она была готова расплакаться, как бы абсурдно это ни выглядело. Скорее всего, загадочный лазутчик вовсе не был Дэниелом. Он мог оказаться Кэмом. Или кем угодно. Скажем, изгоем.

– Франческа выглядела встревоженной? – уточнила Люс у Шелби.

– А ты бы на ее месте – нет?

– Погоди минутку. Ты поэтому никуда не уходила прошлой ночью?

Обычно Люс просыпалась, когда соседка ночью возвращалась через окно. Но сегодня ее ничто не разбудило.

– Нет.

Рука Шелби, которой она пускала блинчики, была крепкой от занятий йогой. Следующий камешек отпрыгнул от поверхности шесть раз по широкой дуге, почти вернувшись обратно к ним, словно бумеранг.

– А куда ты все‑ таки ходишь каждую ночь?

Шелби затолкала руки в карманы красного лыжного жилета и так пристально уставилась на серые волны, что стало ясно: либо она там что‑ то заметила, либо уклоняется от расспросов. Люс проследила ее взгляд, но, к собственному облегчению, не обнаружила в воде ничего, кроме серо‑ белых волн до самого горизонта.

– Шелби.

– Что? Никуда я не хожу.

Люс поднялась, раздосадованная тем, что соседка не хочет ничего рассказывать. Она уже отряхивала с ног влажный песок, когда рука Шелби потянула ее вниз и усадила обратно на валун.

– Ладно, раньше я ходила повидаться с моим дурацким парнем.

Она тяжело вздохнула, безыскусно швырнув в воду камень и едва не угодив в жирную чайку, нырнувшую за рыбой.

– До того, как он сделался моим дурацким бывшим парнем.

– Ох, Шел, прости, – попросила Люс, прикусив губу, – Я даже не знала, что у тебя был парень.

– С некоторых пор мне приходилось держать его на расстоянии. Слишком уж он воодушевился из‑ за того, что у меня появилась новая соседка. Донимал меня, выпрашивал разрешения зайти как‑ нибудь попозже вечером. Хотел с тобой встретиться. Уж не знаю, за кого он меня принимает. Не в обиду будь сказано, но, по‑ моему, трое – это уже толпа.

– А кто он? – спросила девочка, – Он учится здесь же?

– Филлип Эйвс. Он старшеклассник в основной школе.

Люс решила, что вряд ли его знает.

– Такой бледный малый с очень светлыми волосами, – уточнила Шелби. – Немного похож на Дэвида Боуи, если бы тот был альбиносом. Его невозможно не заметить, – добавила она, скривившись, – К сожалению.

– Почему ты не сказала мне, что вы расстались?

– Я предпочитаю качать песни «Vampire Weekend» и петь под фонограмму, когда тебя нет поблизости. Полезнее для моих чакр. Кроме того, – заметила она, ткнув пальцем в сторону Люс, – это же ты у нас сегодня весь день депрессируешь. Дэниел с тобой плохо обходится или что‑ то еще?

Люс откинулась назад, опираясь на локти.

Для этого нам бы потребовалось увидеться друг с другом, что явно не положено.

Если зажмуриться, шум волн возвращал девочку в самую первую ночь, когда она целовалась с Дэниелом. В этой жизни. Влажное сплетение их тел на той захолустной дорожке вдоль пляжа в Саванне. Жадное давление его ладоней, притягивающих ее ближе. И все тогда казалось возможным. Люс открыла глаза. Теперь она оказалась от всего этого слишком далеко.

– Так этот твой дурацкий бывший парень…

– Нет, – отрезала Шелби, жестом изобразив, что застегивает рот на молнию. – Я хочу разговаривать о Д. Б. П. ничуть не больше, чем ты, как я вижу, о Дэниеле. Проехали.

Это казалось справедливым. Но дело было не совсем в том, что Люс не хотела говорить о Дэниеле. Скорее уж, если бы она начала говорить о Дэниеле, то вряд ли сумела бы остановиться. Ей уже самой казалось, что ее мысленную пластинку заело на повторении целых четырех эпизодов физического взаимодействия, случившихся с ними в этой жизни (девочка решила вести подсчет только с того времени, когда он бросил делать вид, что ее не существует). Можно себе представить, как быстро это надоест Шелби, у которой наверняка было множество парней и куча опыта. В сравнении с почти полным его отсутствием у Люс.

Единственный поцелуй, и тот она едва помнит, с мальчиком, которого тут же охватило пламя. Горстка весьма пылких мгновений с Дэниелом. Вот, считай, и все. Люс определенно не была знатоком в том, что касалось любви.

И снова ее кольнула несправедливость их положения: у Дэниела оставались все эти чудесные воспоминания о том, как они бывали вместе, к которым он мог вернуться в трудные времена. А у нее не было ничего.

Она подняла взгляд на соседку по комнате.

– Шелби?

Та успела натянуть на голову красный капюшон и теперь ворошила палкой мокрый песок.

– Я же сказала тебе, что не хочу о нем разговаривать.

– Знаю. Я просто думаю – помнишь, ты упоминала, что умеешь заглядывать в прошлые жизни?

Именно об этом она собиралась спросить Шелби, когда Заря упала за борт.

– Никогда такого не говорила.

Палка глубже зарылась в песок. Лицо Шелби раскраснелось, а густые светлые волосы выбились из пучка.

– Нет, говорила, – возразила Люс, склонив голову набок. – И написала это на моем листке. В тот день, когда мы играли в классе. Ты выхватила его у меня из рук и сказала, что можешь говорить более чем на восемнадцати языках и видеть прошлые жизни, так куда бы я хотела, чтобы ты себя вписала…

– Я помню, что сказала. Но ты неправильно поняла, что я имела в виду.

– Ладно, – медленно проговорила Люс, – что ж…

– То, что я однажды заглянула в прошлую жизнь, не означает, что я умею это делать или что жизнь была моей собственной.

– Так это была не твоя жизнь?

– Черт возьми, нет, перерождения – это для всяких чудиков.

Люс нахмурилась и зарылась руками в песок, мечтая закопаться в него целиком.

– Эй, это была шутка, – сообщила Шелби, игриво подтолкнув Люс локтем в бок. – Специально для некой девочки, которой пришлось тысячу раз проходить через половое созревание, – уточнила она и поморщилась, – Мне вполне хватило и одного, большое спасибо…

Значит, вот кем она видела Люс. Девочкой, которой пришлось тысячу раз проходить через половое созревание. Она никогда прежде не думала об этом в таком ключе. Это было почти забавно: со стороны бесконечное переживание подросткового возраста казалось худшей особенностью ее участи. Но все было куда сложнее. Люс собралась было сказать, что выдержала бы угри и всплески гормонов еще тысячу раз, если бы только могла заглянуть в прошлые жизни и больше узнать о себе, но вместо этого снова взглянула на Шелби.

– А если не твою, то чью прошлую жизнь ты видела?

– Откуда столько любопытства? Черт.

Люс казалось, что у нее поднимается давление.

– Шелби, ради бога, сделай мне одолжение!

– Ладно, – наконец уступила та, успокаивающе помахав руками, – Однажды я была на вечеринке в «Короне». Все обернулось каким‑ то бредом, спиритическими сеансами в полуголом виде и прочей пакостью – ну да это к делу не относится. Я помню, как пошла немного проветриться. Шел дождь, было трудно разглядеть что‑ либо вокруг. Я свернула за угол в переулок, и там был этот парень, потрепанного такого вида. Он склонился над шаром темноты. Я никогда не видела ничего подобного – такая круглая штука, вроде как парящая над его руками. Он плакал.

– И что это было?

– Тогда я этого не знала, но теперь понимаю, что это был вестник.

Люс завороженно внимала.

– И ты видела что‑ то из прошлой жизни, в которую он заглядывал? На что это было похоже?

Шелби встретилась с ней взглядом и сглотнула.

– Это было довольно‑ таки жутко.

– Прости, – спохватилась Люс. – Я спрашиваю только потому, что…

Признание, которое она собиралась сделать, казалось ей крайне важным. Франческа, несомненно, против этого возражала бы. Но Люс требовались ответы и помощь. Помощь Шелби.

– Мне нужно заглянуть в собственные прошлые жизни, – заявила она, – Или, по крайней мере, попытаться. В последнее время происходят события, которые, как ожидается, я должна попросту принять, потому что у меня нет другого выхода – вот только он вполне может найтись, и куда лучший, если я узнаю, откуда взялась. Где побывала. Как по‑ твоему, это имеет смысл?

Соседка кивнула.

– Мне нужно выяснить, что у нас с Дэниелом было в прошлом, чтобы яснее понимать, что происходит сейчас, – продолжила Люс и перевела дух. – Тот парень, в переулке… ты видела, что он делал с вестником?

Шелби с силой обняла себя за плечи.

Он вроде бы просто придавал ему форму. Я тогда еще не знала, что это такое было, так что понятия не имею, как он его выследил. Поэтому тот показ Франчески и Стивена меня так взбудоражил. Я видела, что произошло той ночью, и с тех самых пор пыталась об этом забыть. И даже не представляла, что видела вестника.

– Если я сумею выследить вестника, как думаешь, тебе удастся придать ему форму?

– Не поручусь, – откликнулась Шелби, – но попробовать стоит. А ты умеешь их выслеживать?

– Не уверена, но не думаю, что это будет трудно. Они меня всю жизнь преследуют.

Шелби накрыла ладонью руку Люс, опирающуюся на камень.

– Я хочу помочь тебе, Люс, но это странно. И вообще, мне страшно. Что, если ты увидишь что‑ нибудь, чего, ну, понимаешь, не следовало бы?

– Когда ты порвала с Д. Б. П., то…

– Мне казалось, я просила тебя не…

– Просто выслушай: разве ты не рада, что узнала то, из‑ за чего рассталась с ним, что бы это ни было, сейчас, а не позже? Что, если бы вы заключили помолвку, и лишь тогда…

– Тьфу! – сплюнула Шелби и вскинула ладонь, останавливая Люс. – Уловила. А теперь давай‑ ка найди нам тень.

Люс провела Шелби обратно по пляжу и вверх по крутым каменным ступеням, где побеги хилых красных и желтых вербен пробивались сквозь сырую песчаную почву: Они пересекли зеленую террасу, пытаясь не помешать компании ребят, играющих в тарелочки. Прошли мимо своего окна на третьем этаже общежития и завернули за угол здания. На краю рощи секвой Люс указала в просвет между деревьями.

– В последний раз я нашла одну там.

Шелби вошла в заросли первой, продираясь сквозь длинные, похожие на когтистые лапы листья кленов, растущих среди секвой, и остановилась под огромным папоротником.

Под пологом леса было темно, и Люс радовалась обществу подруги. Ей вспомнилась прошлая вылазка и то, как быстро пролетело время, пока она, так ничего и не добившись, возилась с тенью. Внезапно она почувствовала себя совершенно разбитой.

– Если мы сумеем найти и поймать вестника и если нам даже удастся в него заглянуть, – заговорила она, – как думаешь, какова вероятность того, что ему будет что показать насчет нас с Дэниелом? Что, если мы получим только еще одну жуткую библейскую сцену вроде той, какую видели в классе?

Шелби покачала головой.

– Не знаю, как там насчет Дэниела. Но если мы вызовем вестника и заглянем в него, он будет иметь отношение к тебе. Предполагается, что они зависят от того, кто их призывает, – хотя тебя вовсе не обязательно заинтересуют их сообщения. Вроде того как вперемешку с важными письмами ты получаешь спам, но он тоже адресован тебе.

– Как они могут… зависеть от призывающего? Это означало бы, что Франческа и Стивен присутствовали при разрушении Содома и Гоморры.

– Ну да. Они тут уже целую вечность. Ходят слухи, что их резюме весьма впечатляют, – откликнулась Шелби, непонимающе воззрившись на Люс. – И подбери‑ ка челюсть. Как бы иначе они, по‑ твоему, заполучили работу в Прибрежной? Это по‑ настоящему хорошая школа.

Нечто темное и скользкое шевельнулось над ними: тяжелая пелена вестника вяло растягивалась в удлиняющейся тени, падающей от ветви секвойи.

– Вон он, – не тратя времени, указала Люс.

Она подтянулась и забралась на низко торчащий сук за спиной Шелби. Ей пришлось, балансируя на одной ноге, до предела отклониться влево – только ради того, чтобы мазнуть по вестнику кончиками пальцев.

– Не могу дотянуться.

Шелби подобрала шишку и бросила в самую середину тени, где та перевешивалась через ветку.

– Не надо! – шепнула Люс. – Ты его разозлишь.

– Это он меня бесит своей трусостью. Просто протяни руку.

Поморщившись, девочка сделала, как было велено.

Она увидела, как шишка отскочила от открытого бока тени, затем услышала тихий шелест, от которого прежде ее всегда охватывал ужас. Очень медленно тень соскальзывала с ветки вбок. Наконец она сорвалась и свалилась поперек протянутой дрожащей руки Люс. Девочка тут же прихватила ее пальцами за край.

Она спрыгнула наземь со своего сука и подошла к Шелби с пахнущим плесенью, холодным подношением в ладонях.

– Что ж, – предложила та. – Я возьмусь за один край, а ты – задругой, совсем как мы видели в классе. Фу, какой он склизкий. Ладно, ослабь хватку, он никуда не денется. Позволь ему как бы остыть и оформиться.

Казалось, прошло много времени, прежде чем тень вообще хоть что‑ то сделала. Люс чувствовала себя почти как в детстве, когда играла со старой спиритической планшеткой. Непостижимая сила на кончиках ее пальцев. Ощущение легкого, длящегося движения, которое возникло прежде, чем она заметила изменения в форме вестника.

Затем раздался свист: тень сжималась, медленно складываясь сама в себя. Вскоре вся она приняла размеры и форму большой коробки. И зависла над самыми кончиками их пальцев.

– Ты это видишь? – задохнулась Шелби.

Ее голос был едва слышен за издаваемым тенью шумом.

– Гляди, там, посередине.

Как и на занятии, темная пелена как будто спала с вестника, открыв невыносимую вспышку цвета. Люс заслонила ладонью глаза, наблюдая за тем, как яркий свет успокаивается внутри теневого экрана и складывается в смутное расфокусированное изображение. А затем наконец в отчетливую картинку приглушенных тонов.

Они увидели гостиную. Спинку синего клетчатого кресла с поднятой подставкой для ног и изрядно потрепанным нижним углом. Старый телевизор в деревянной обшивке, показывающий повтор сериала «Морк и Минди» с выключенным звуком. Толстого джек‑ рассел‑ терьера, свернувшегося на круглом лоскутном коврике.

Затем распахнулась дверь, ведущая, судя по всему, из кухни. В комнату вошла женщина, старше, чем была бабушка Люс, когда умерла. Бело‑ розовое узорчатое платье, белые кеды и очки с толстыми стеклами на шнурке на шее. В руках она держала поднос с нарезанными фруктами.

– Кто эти люди? – вслух удивилась Люс.

Когда пожилая женщина поставила поднос на журнальный столик, из‑ за кресла протянулась рука, покрытая старческими пятнами, и выбрала ломтик банана.

Люс подалась вперед, чтобы лучше видеть, и фокус изображения сдвинулся вместе с ней. Словно объемная панорама. Она даже не заметила сидящего в кресле старика. Очень худого, с несколькими тонкими пучками седых волос и темными пятнами по всему лбу. Его рот двигался, но девочка ничего не слышала. Ряд фотокарточек в рамках выстроился на каминной полке.

Свист в ушах Люс сделался громче, таким неприятным, что она невольно поморщилась. Хотя она ничего не делала, только задумалась об этих фотографиях, изображение в вестнике резко приблизилось. Девочке показалось, что она потянула шею, неловко дернувшись, а одна из карточек придвинулась почти вплотную.

Тонкая позолоченная рамка, запыленное стекло. За ним – маленькая фотография с изящной зубчатой каймой вокруг пожелтевшего черно‑ белого изображения. И на нем двое: она и Дэниел.

Затаив дыхание, она рассматривала собственный портрет, на котором выглядела чуточку младше, чем была сейчас. Темные волосы до плеч, завитые и убранные заколками. Белая блуза с круглым воротничком. Широкая юбка колоколом, спускающаяся до середины икр. Рука в белой перчатке сжимает кисть Дэниела. Тот смотрит прямо на нее и улыбается.

Вестник задрожал, затем затрясся; потом изображение в нем начало мерцать и погасло.

– Нет! – вскрикнула Люс, изготовившись нырнуть следом.

Ее плечи коснулись краев вестника, но дальше ей продвинуться не удалось. Волна пронизывающего холода отбросила девочку назад, оставив кожу влажной на ощупь. Чужая рука стиснула ее запястье.

– Только не надо безумных идей, – предостерегла ее Шелби.

Слишком поздно.

Экран потемнел, и вестник выпал из их рук на землю, разлетевшись на осколки, словно расколотое черное стекло. Люс подавила стон. Ее грудь тяжело вздымалась. Ей казалось, что какая‑ то ее часть умерла.

Опустившись на четвереньки, она прижалась лбом к земле и перекатилась на бок. С того момента, как они приступили к делу, заметно похолодало и стемнело. Часы на запястье сообщили ей, что перевалило за два часа дня, но в лес‑ то они вошли еще утром. Глянув на запад, в сторону опушки, Люс обратила внимание на разницу в том, как солнце освещает общежитие. Вестники глотали время.

Шелби растянулась на земле рядом с ней.

– Ты в норме?

– Я в растерянности. Эти люди… – отозвалась Люс и прижала ладонь ко лбу, – Я понятия не имею, кто они такие.

Шелби с явной неловкостью прочистила горло.

– А ты не думаешь, что, хм… ты, возможно, знала их прежде? Скажем, давным‑ давно. Скажем, возможно, они были твоими…

Люс подождала окончания фразы.

– Моими кем?

Тебе что, и впрямь не пришло в голову, что это были твои родители из другой жизни? Что так они выглядят сейчас?

Люс разинула рот.

– Нет. Погоди, ты имеешь в виду, что у меня были разные родители в каждой из прошлых жизней? Я думала, Гарри и Дорин… я предполагала, что они были со мной все время.

Внезапно ей вспомнилось кое‑ что, сказанное Дэниелом, – его слова насчет ее матери, плохо варившей капусту в той прошлой жизни. Тогда девочка об этом не задумалась, но теперь это обрело больше смысла. Дорин превосходно готовила. Об этом знала вся восточная Джорджия.

А это означало, что Шелби наверняка права. Должно быть, у Люс наберется целая толпа прошлых семей, которых она не в состоянии даже вспомнить.

– Какая же я дура, – заключила она.

Почему она не уделила больше внимания тому, как выглядели старики? Почему не ощутила ни малейшей связи с ними? Люс чувствовала себя так, как будто прожила целую жизнь и лишь теперь выяснила, что ее удочерили. Сколько раз ее передавали новым родителям?

– Это… это…

– Полный бардак, – закончила за нее Шелби. – Знаю. С другой стороны, тебе, возможно, удастся сберечь кучу денег за психотерапию, если ты вспомнишь все свои прошлые семьи и осознаешь все сложности, которые были у тебя с сотнями матерей до нынешней.

Люс зарылась лицом в ладони.

– То есть если тебе, конечно, нужна психотерапия, – вздохнула Шелби, – Прости; уж кто бы говорил…

Она подняла правую руку, затем медленно ее опустила.

– Знаешь ли, Шаста не так уж далеко отсюда.

– Какая еще Шаста?

– Гора Шаста, в Калифорнии. Всего несколько часов езды в ту сторону.

Шелби ткнула большим пальцем руки куда‑ то на север.

– Но вестники показывают только прошлое. Какой смысл отправляться туда сейчас? – удивилась Люс, – Они, вероятно…

Ее подруга покачала головой.

– Прошлое – понятие растяжимое. Вестники показывают любое, от самого отдаленного и вплоть до событий, происшедших секунды назад, а также все, что между. Я заметила на столе в углу ноутбук, так что вполне вероятно… ну, ты понимаешь…

– Но мы же не знаем, где они живут.

– Ты, может, и не знаешь. Что до меня, я пригляделась к их почте и высмотрела адрес. И запомнила. Двенадцать девяносто один, Шаста, Шайр‑ серкл, дом тридцать четыре, – сообщила Шелби, пожав плечами, – Так что, если тебе захочется их навестить, мы успеем обернуться туда и обратно за день.

– Точно, – фыркнула Люс.

Ей отчаянно хотелось съездить к ним, но это казалось попросту невозможным.

– Но на чьей машине?

Шелби нарочито зловеще рассмеялась.

У моего дурацкого бывшего парня было кое‑ что не столь уж дурацкое, – пояснила она, порывшись в кармане толстовки и вытащив оттуда длинную цепочку с ключом. – Его чудный «мерседес», припаркованный прямо тут, на ученической стоянке. Тебе повезло, что я забыла вернуть ему запасной ключ.

Они помчались по дороге прежде, чем кто‑ либо успел их остановить.

Люс обнаружила в бардачке карту и пальцем проследила маршрут до Шасты. Она перечислила несколько вариантов Шелби, которая летела, как ошпаренная, хотя бордовому «мерседесу» как будто бы даже нравилось подобное обращение.

Девочка недоумевала, как ее подруге удается сохранять такое спокойствие. Если бы она сама только что порвала с Дэниелом и «одолжила» на вечерок его машину, она не удержалась бы от воспоминаний о совместных поездках, или о спорах, затеянных по дороге в кино, или о том, чем они занимались на заднем сиденье в тот единственный раз, с наглухо закрытыми окнами. Шелби, несомненно, думала о своем бывшем. Люс хотелось расспросить ее, но подруга ясно дала ей понять, что тема под запретом.

– А ты собираешься менять прическу? – в конце концов спросила девочка, вспомнив совет Шелби насчет того, как прийти в себя после разрыва с парнем. – Я могла бы помочь.

Лицо соседки скривилось в хмурой гримасе.

– Этот урод того не стоит, – буркнула она и после долгой паузы добавила: – Но все равно спасибо.

Поездка отняла большую часть оставшегося дня, и все это время Шелби провела, терзаясь размышлениями, пререкаясь с радио, переключая каналы в поисках безумнейших чудаков, каких ей удастся выловить. Воздух становился холоднее, деревья редели, а дорога забиралась все выше и выше. Люс сосредоточенно успокаивала себя, представляя сотни сценариев, по которым может пройти встреча с этими родителями. И пыталась не думать о том, что сказал бы Дэниел, узнай он, куда она отправилась.

– А вот и она, – заметила Шелби, указав на огромную, покрытую снежной шапкой гору, выросшую у них на пути, – Городок расположен прямо в предгорьях. Мы там будем сразу после заката.

Люс не представляла, как и благодарить Шелби, доставившую их сюда по ее прихоти. Что бы ни скрывалось за переменой в поведении подруги, девочка была ей признательна – она не справилась бы с этим сама.

Город Шаста оказался необычным с виду и живописным, полным пожилых людей, неторопливо прохаживающихся по широким улицам. Шелби опустила стекла, впустив в машину свежий вечерний воздух. Это помогло Люс совладать с желудком, взбунтовавшимся в преддверии разговора с семейной парой, виденной в вестнике.

– И что мне им сказать? Поздравляю, я ваша дочь, воскресшая из мертвых, – вслух попробовала Люс, пока они ждали на светофоре.

– Если только ты не хочешь напрочь перепугать милую пожилую пару, нам стоит над этим поработать, – вмешалась Шелби. – Почему бы тебе не притвориться коммивояжером? Может, тебя впустят в дом, а дальше – по ситуации.

Люс опустила взгляд на свои джинсы, потрепанные теннисные туфли и фиолетовый рюкзачок. Для коммивояжера вид у нее был не слишком впечатляющий.

– И что бы мне продавать?

Шелби стронула машину с места.

– Талончики на мытье машин или что‑ нибудь столь же убогое. Можешь сказать, что бумаги у тебя в сумке. Однажды летом я этим занималась, ходила от двери к двери. Меня едва не подстрелили, – добавила она, содрогнувшись, а затем оглянулась на побелевшее лицо Люс, – Да ладно тебе, твои собственные мама с папой тебя не застрелят. Эй, гляди‑ ка, мы уже на месте!

– Шелби, можно, мы немного посидим в тишине? Мне нужно перевести дух.

– Прости, – откликнулась та, тормозя на большой автостоянке перед группкой маленьких одноэтажных, дачного вида домиков, соединенных проходами, – Конечно, и мне нужно перевести дух.

Несмотря на волнение, Люс не могла не признать, что место выглядит довольно мило. Несколько домиков выстроились полукругом на берегу пруда. За дверями главного корпуса стоял рядок инвалидных колясок. На большом транспаранте значилось: «Добро пожаловать в пенсионный поселок города Шаста».

У нее так пересохло горло, что было больно сглатывать. Она не знала, хватит ли ей духу сказать этим людям хотя бы пару слов. Возможно, это как раз из тех вещей, о которых не стоит слишком много думать. Наверное, нужно просто подняться туда и заставить себя постучать в дверь, а там уже по ходу разобраться, что делать дальше.

– Дом тридцать четыре, – проговорила Шелби, щурясь на квадратное оштукатуренное здание с красной черепичной крышей, – Похоже, это вон там. Если хочешь, я…

– Подождешь в машине, пока я не вернусь? Было бы здорово, спасибо огромное. Я скоро!

Пока окончательно не перетрусила, Люс выскочила из машины и поплелась по извилистой дорожке в сторону домика. В теплом воздухе витал пьянящий запах роз. Милые пожилые люди были повсюду. Разбившиеся на две команды за шаффлбордом[7] во дворике около входа, на вечерней прогулке в ухоженном цветочном садике у пруда. В ранних сумерках Люс напрягала глаза, высматривая в этой толпе нужную пару, но никто не показался ей знакомым. Придется идти прямо к их жилищу.

С тропинки, ведущей к домику, она увидела горящий в окне свет. Подошла поближе, заглянула внутрь.

Ощущение оказалось жутковатым: это была та же самая комната, которую чуть раньше показал ей вестник. Вплоть до толстой белой собаки, спящей на коврике. Люс слышала, как в кухне моют посуду. Видела тонкие, в коричневых носках щиколотки мужчины, бывшего ее отцом сколько‑ то лет назад.

Девочка не воспринимала его своим отцом. Он не был похож на ее отца, а женщина ничем не напоминала ее мать. В общем‑ то, они казались очень милыми. Но как очень милые… чужаки. Если она постучит в дверь и наплетет какого‑ нибудь вранья о мытье машин, станут ли они менее чужими?

Нет, решила Люс. Но и это еще не все. Пусть она сама не узнает родителей, но если они действительно были ее родителями, то, конечно же, ее узнают.

Как глупо с ее стороны было не подумать об этом прежде. Стоит им один раз на нее взглянуть, и они увидят в ней свою дочь. Ее родители были намного старше, чем большинство людей, которых она видела снаружи. Это потрясение может оказаться для них слишком сильным. Оно и для Л юс‑ то было слишком сильным, а эта пара старше ее лет этак на семьдесят.

К этому времени девочка уже припала к окну их гостиной, притаившись за колючими кустами полыни. Она перепачкала пальцы, хватаясь за карниз. Если их дочь погибла в семнадцать, они, должно быть, оплакивают ее добрых полсотни лет. И уже смирились с утратой. Как иначе? Незваное явление Люс из кустов – последнее, в чем они нуждаются.

Шелби будет разочарована. Девочка и сама была разочарована. Больно было осознавать, что она никогда не подойдет к ним ближе, чем побывала сейчас. Люс цеплялась за карниз дома своих прежних родителей, и слезы катились по ее щекам. Она даже не знала, как их зовут.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒