Часть вторая 5 страница

По кухне дежурила Натаха‑ неряха. Когда спокойным шагом в спальню‑ столовую вошли «свои», а за ними бойцы, она села на стул и молчащим истуканом наблюдала за происходящим.

Выведя из цехов женщин и туркмен‑ таджиков, Эдик заставил всех рассесться на стульях и нарах. Подчинились без звука.

Натаха‑ неряха и Людка‑ истеричка на бойцов смотрели со страхом. Оля‑ колобок кокетничала, расстегнув на халате две верхние пуговицы. Ее манипуляции не остались без внимания, и один из бойцов встал поближе к ней.

Узбеки‑ таджики впервые разделились. Миша переместился к Клаве и смело сел рядом с ней на нары.

Жора устроился за столом, ближе к чайнику с водой, которую он пил стакан за стаканом.

Катя‑ мышка попыталась позвонить, но ближайший боец молча вытащил телефон из ее рук.

Компания Эдику не глянулась. Все были трезвые, но следы длительных многолетних запоев за неделю с лица не сотрешь.

– Вопрос номер один. Где Маша?

Клава хлопнула ладонями по коленкам.

– Она же говорила, ее искать будут, а вы все не верили! Она дошла?

– Куда дошла? – не понял Жора. – Мы за ней приехали.

Женщины переглядывались, спрашивая друг друга, куда могла подеваться контуженая.

– А она по рельсам в Зону усвистала, – пояснила Клава. – Сегодня утром. Мы проход в стене сделали, и она сбежала. Настька, а ты здесь какими судьбами? – Настя, не отвечая, молча смотрела в пол. – А, так это ты, сучара страшная, пристроила нас сюда!

Жора вскочил, громыхнув чайником в руках.

– Я так и знал. Эдик, да она не была бы Машей, если б не попыталась спастись сама.

– Теперь понимаю. Значит, так! Ты, ты и ты, – он указал на бойцов через одного, – берете эту…

– Клава я.

– Берете Клаву и бежите в туннель. По пути докладываете мне о ситуации. Остальные бойцы и я ждем результатов здесь.

Клава встала, одернула халат.

– За мной, мальчики! Будем прыгать!

После ухода половины бойцов атмосфера в столовой немного разрядилась. Женщины расслабились. Натаха‑ неряха сбегала в туалет, набрала в чайник воды и встала к плите. Оля‑ колобок, виляя мощным задом, отчего воздух ходил ветром вокруг ее халата, стала накрывать на стол. Боец, заглядывавшийся на Ольгу, переминался с ноги на ногу, чувствуя неудобство в паху.

Остальные женщины полезли в тумбочки. Они доставали печенье, сушки и прочую выпечку к чаю. Настя‑ актриса сидела в углу, старалась особо не высовываться.

Вернулась веселая Клава.

– Сидишь, стерва алкогольная? – Клава замахнулась на приятельницу, но не ударила. – Ладно, живи, сучка. Так, бойцов я отправила, теперь можно и чайку.

Людка‑ истеричка нервно обернулась на Эдика:

– И чего теперь с нами делать будете?

Сев удобнее на хлипкий стул, заместитель начальника охраны пристроил на коленях автомат и закурил.

– В город вас отвезем. Вы нелегально находитесь на секретной территории, и делать вам тут нечего.

С каждой минутой чувствовавшая себя все более уверенно, Клава смазывала руки кремом. А Катя нервничала больше всех.

– А как же хозяйство? В него деньги вложены. Трава и грибы наших разборок ждать не будут. Вы поезжайте, а я здесь останусь. Перед Хозяйкой отчитаюсь.

– Ты не поняла? – Клава надвинулась на Катю‑ мышку. – Полный чепец хозяйкиной власти. Ребята, я здесь останусь. Меня все равно дома никто не ждет, а здесь мне понравилось. Зелень, живые грибочки… компания неплохая. Маше от меня передавайте огромный привет. Мишу оставляю себе в помощники.

Миша вскочил, вытер ладони о спортивные штаны и встал рядом с Клавой. Ростом он был ей как раз по грудь, на которую смотрел с вожделением третьи сутки.

– Я согласный.

Соплеменники Миши, размахивая руками, ругательно залопотали.

– Боятся, что его задавлю, – с мрачным юмором прокомментировала Клава. – Не боись, мужики, живой останется.

Закурив пятую сигарету, Эдик сплюнул в сторону.

– Твою мать. Детский сад в подземелье. Жора, делать нечего, будем чай пить, все равно часа два результатов от ребят ждать.

Бойцы подхватили стол и стулья, придвинули ближе к дивану. Плотно расселись.

Налив в чашку воды, Жора отсел на нары.

– Я пока есть не могу, перепил вчера. Эдик, будем возвращения ребят ждать?

– Зачем? – Эдик насыпал в поставленную перед ним кружку горку заварки. – Если случится чудо и они действительно выйдут на наши разработки, то чего им возвращаться?

Женщины пили чай молча. Оля‑ колобок «нечаянно» приваливалась полной грудью к понравившемуся бойцу. Тот стеснительно млел.

Длительное время ожидания тянулось и тянулось.

Рация Эдика оборвала неизвестность.

– Товарищ майор, мы вышли на наших. Маша здесь, ее сейчас наверх поднимают.

Переглянувшись с Жорой, Эдик осторожно уточнил:

– С ней все в порядке?

– С ней – да. А наши охранники слегка в шоке.

Как по команде, все бойцы встали, Эдик допивал крепкий чай.

– Девочки, собираемся, через десять минут выезд. Гриша, смени Васю за рулем, пусть чаю попьет. Вы, – он указал на Катю, – если есть документы, сдайте мне. Ну, чего все стоят? Быстро!

Женщины разом закопошились в своих вещах. Напряжение ушло окончательно, и теперь каждая из них говорила громко, не слушая других.

– Уеду отсюда и пить зарекусь… – Оля обещала исправиться не себе, а бойцу, ликующе чувствуя симпатию к себе. – Света белого не видим, работаем как рабы, с утра до ночи и бесплатно… Домой, домой!

– Так! – Эдик прохаживался по столовой с серьезным видом. – Кто будет писать заявление о незаконном удержании против воли?

На пару секунд все замерли, но, не отвечая, продолжили собирать вещи. Эдику ответ не понравился.

– Узбеков‑ таджиков не спрашиваю, они люди бесправные. Оля! Заявление писать будешь?

Колобок медленно сняла халат, демонстрируя бюстгальтер нереального размера.

– Что я, враг себе самой? Катька‑ мышка позвонила моим родителям и набрехала, что я в командировку в тайгу уехала и там телефоны не берут. Моим‑ то и забот меньше. Я по ночам пьяная на весь дом пою. А сейчас у них тихо, соседи милицию не вызывают, всем хорошо.

Людка‑ истеричка хмыкнула.

– А что же ты здесь не пела?

Натягивая свитер, Оля резко натянула его с головы на плечи.

– Так я же трезвая, полудурок. А в трезвом виде какая может быть народная песня?

– А вот ты? – Эдик ткнул пальцем в Людку‑ истеричку.

Та завелась с пол‑ оборота и, визжа, выдала свою «программу максимум»:

– Здесь я точно оставаться не хочу. Обрыдло за бесплатно вжаривать. Но мы теперь с Натахой‑ неряхой способ придумали. Будем жить в моем бараке, а Натахину квартиру сдавать. На это и будем пить.

Затушив сигарету в банке из‑ под майонеза, Эдик удобнее перевесил автомат.

– Убьют вас, женщины. За квартиру точно убьют.

– Да и хрен с ней, со смертью. – Натаха‑ неряха загоготала птицей‑ куликом. – Зато попьем до усрачки напоследок.

Смотреть на Натаху и Люду было неприятно, и Эдик отвернулся от них.

– Ваш выбор, вам и мучиться.

– А вот ты, актриса погорелого театра, пить бросишь?

Насупленная Настя, пьющая третий стакан чая, покивала головой:

– Брошу. Уже бросила. Попрошусь обратно в актрисы, хоть статисткой, хоть пнем третьим слева. Надоело быть никем.

– Ну‑ ну, посмотрим. – Эдуард подхватил из коробки кубик сахара и кинул в рот. – Жора, нам нечего будет предъявить Любови Николаевне. Ты сам будешь заявление писать?

– Я? – Жора с изумлением смотрел на Эдика. – Я же сам сюда напросился. Плохого она мне ничего не сделала. Хотела, правда, для постельных утех оставить, так не оставила же. Считай, выжил.

– А Маша?

– Вот у самой Маши и спросим. Ну, что, грузимся?

Эдик встал в военную позу, широко расставив ноги.

– Девушки! Строимся и организованно едем в город. Вам все‑ таки придется заехать в милицию и написать объяснительные записки по факту нахождения на территории военного секретного объекта. Ребята, выводите их. Клава, до свидания.

Эдик пожал руку Клаве, та зарозовела.

– Вы про нас тут не забудьте, а Машу я в гости жду, хорошая она баба.

– Я в курсе.

Почти все вышли из столовой. Жора усиленно чистил салфетками куртку и ботинки.

– Ты чего марафет наводишь? – Эдик с удивлением смотрел на Жору. – В поселке переоденешься.

Жора не переставал чиститься.

– Я пока ждал результата, столько адреналина выработал, что аж протрезвел. В город поеду, к Зое. Это подруга моя.

– Не забыл? Сегодня в семь у Гены, ведь у него день рождения.

– Вот именно. Будет одной красивой женщиной больше. Давай…

– Чего?

– Как чего? Пятьдесят семь километров по бездорожью, вертай взад ключи от «Хаммера».

* * *

Когда охранники подобрали челюсти при виде меня, я намекнула, что в туннеле не очень жарко. При семи градусах, так сказать, тепла стоять в джинсах и тонком халате опасно для здоровья.

Охранники, опасливо на меня поглядывая, связались с Александром, тот сначала обрадовался моему нахождению, а затем минут пять ругался матом, предполагая способы наказания за плохую охрану объекта.

Саша сам спустился в туннель, прихватив теплую куртку. Сняв шлем скафандра, он поцеловал меня и продолжил возмущаться слабой охраной объекта. Давным‑ давно было вынесено решение об установлении решеток во всех старых туннелях, но руки до этого так и не дошли. Александр никак не мог успокоиться, боясь серьезного разговора с Академиком.

В лифте я не могла согреться даже в куртке. И только наверху, в Зоне, когда мы прошли по длинным коридорам в лабораторию, я стала согреваться.

Широкие полукруглые коридоры с металлической, отполированной до зеркального блеска обшивкой поразили меня чистотой. Пол был выстлан особым резиновым покрытием, делающим шаги беззвучными. На дверях, попадающихся по пути, не было ручек. Тяжелый пластик отодвигался набором шифра.

Я быстро согрелась, но окончательно жарко мне стало при виде Гены. Он стоял в конце длинного коридора, держал в руках рацию и смотрел на меня взглядом голодающего при виде бесплатного шашлыка с гарниром. Я прибавила шаг и с размаху уткнулась в его зеленый халат. Гена обнял меня.

– Я чуть с ума не сошел, волнуясь. Где ты была?

– В вытрезвителе. Меня похитили, – я громко говорила, за словами скрывая свою нервность. – И я очень устала. Где здесь душ?

Гена поцеловал меня куда‑ то в щеку.

– Боже мой, наконец‑ то.

– Я твой подарок ко дню рождения.

– Я понял, понял. – Он рассмеялся. – Пойдем мыться, ты пахнешь, как шахтер после стахановского подвига.

Душ. Горячий, обильный, очищающий. Это чудо. Я стояла под струями воды и терла тело щеткой с натуральной щетиной.

Гена смотрел на меня из‑ за пластика душевой кабины, держа наготове широченное полотенце.

Закрыв краны с водой, я вышла ему навстречу – голая и розовая.

Укутав меня в махровую полотенце‑ простыню, Гена взял со столика кривые хирургические ножницы и разрезал размягчившийся гипс на руке.

Кожа под гипсом показалась детской. Десять дней без воздуха и солнца сделали ее беззащитной.

– Пошевели пальцами.

Я пошевелила пальцами перед лицом Гены, и он, ухватив мою руку, поцеловал.

Поцелуй затянулся. От руки Гена перешел к плечам, к шее, к губам, а дальше подключились его руки, под которыми с меня сползло полотенце, и через минуту мы оказались на этом самом полотенце.

Как же это было здорово! Боже мой! Именно такие минуты остаются в памяти как счастье.

И сразу после прекрасного занятия любовью я поняла, насколько устала.

– Поехали в поселок. – Гена протянул мне руку, помогая встать. – Там сможешь пообедать и отдохнуть. Анна уехала рано утром, я уже сообщил ей, что ты нашлась.

Я смотрела на Гену. Это было впервые в моей жизни. Я понравилась тому мужчине, который понравился мне. Обычно мне приходится самостоятельно долго и упорно завоевывать мужское внимание и любовь. А Гена первым предложил мне свои чувства.

В жизни что‑ то меняется. К лучшему?

* * *

В столовой набралось человек сто. Все целовались и поздравляли Геннадия. Подарки складывали на стол в углу, и гора свертков в разноцветных ярких обертках медленно съезжала к краю стола, стремясь упасть на пол.

Я скромно сидела в сторонке, за журнальными столиками с прессой, потягивала шампанское. У меня было прекрасное настроение. Присутствие Гены, новые приятные знакомые и великолепное новое платье, сидевшее на мне замечательно. Даже молния застегнулась сама собой, без особых усилий. Что можно еще желать?

Внешность тоже радовала. Таня помнила мою просьбу и, не мелочась моими деньгами, купила косметики объемом с небольшой чемоданчик.

Жалко, но Ани на дне рождения не было, Геннадий запретил ей выходить из медблока как минимум неделю. Ей обещали угощение с праздничного стола и запись празднования с комментариями.

Длинный праздничный стол можно было снимать для сюжета «Офицерская столовая как символ благосостояния России». Великолепные костюмы мужчин и роскошные вечерние наряды дам могли украсить праздничный вечер в Кремле или в Каннах. Особенно впечатляла офицерская выправка мужчин.

Гости стали рассаживаться, не занимая во главе стола несколько стульев.

Неожиданно среди гостей появилась эффектная женщина, лет на десять старше меня. Она по‑ хозяйски села во главе стола и закурила. Рядом с ней села Галина Сергеевна с недобрым нервным взглядом. Они разговаривали как две подруги, по‑ хозяйски поглядывая на Гену. Гена оглядывался, ища глазами меня.

В столовую вместе с тремя охранниками быстро вошел Эдик и, прихватив Якова, сел рядом со мной. Тут же появились Таня и Аринай. Таня в бархатном платье, Аринай в черных атласных брючках и зеленой атласной блузке, подчеркивающей ее худобу.

Все поздравляли меня с освобождением. Эдик пересказывал впечатления сержантов, идущих по темному туннелю.

– Зауважали они тебя. Им, идущим друг за другом, с фонарями, с рацией, и то было жутко. А уж каково было тебе, Маша! Ребята передают искренний привет.

Я почувствовала себя героиней вечера. Только женщина во главе стола вызывала раздражение.

– Кто это? – Я смотрела на Таню, и она, смутившись, стала поправлять на себе платье, делающее ее выдающуюся часть тела еще более выдающейся.

– Это та самая Лариса. Видимо, не знает, что ты здесь.

Подошел Гена, подал руку, и я встала. Он подвел меня к столу и посадил на центральное место. Галина Сергеевна и Лариса чуть не попадали со стульев, рассматривая меня.

Я нарочно поправила переливающийся тафтяной палантин на плечах. Гена нежно поцеловал меня в губы.

Галина покраснела, а Лариса побледнела от ненависти. Она не ушла, она сидела и смотрела на меня взглядом заказчика убийства, жертва которого ожила и пришла в гости к ней домой, чайку с ее женихом попить.

Стол ломился от еды и бутылок с напитками. Салат «Оливье» был расставлен в десяти салатницах. Икру, не скупясь, разложили по хрустальным вазочкам, мясная нарезка горками розовела на больших блюдах. Три осетра с острыми мордами разлеглись на зеркальных подносах, украшенные розочками из майонеза и дольками лимона, врезанными между устрашающими наростами хребта.

Таня с гордостью оглядывала кулинарные произведения своей кухни.

Когда все расселись за столом, первый тост в честь Гены произнес Саша, за ним Яков, затем Эдик – и понеслось… Гена пил через раз, меняя рюмки с водкой и водой.

В зал вошел Жора с симпатичной пухленькой женщиной, представил свою спутницу и сел недалеко от меня и Гены.

Яков пересел ближе ко мне, благожелательно похлопал по руке.

– Я видел по отчетам утечку электроэнергии, но даже предположить не мог, куда оно утекает. И чего я первым не додумался использовать старые шахты для теплиц?

Выслушав очередной тост, я отпила шампанского, чокнувшись с Яшей.

– Вы выгоните их?

– Зачем? – Яков выпил водки и закусил осетром. – Считай, ты подарила нам целое производство. Хорошо сидим. Ой, сглазил. – Взгляд Якова поледенел, остановившись на входных дверях. – Принесла их нелегкая.

В столовой стояли Аристарх и приглашенный профессор Максим Анатольевич.

Аристарх Кириллович пожал руку Геннадию, проговорил приличествующие слова и при этом пристально смотрел на меня.

Все зашевелились, уплотняясь и освобождая места. Академик, милостиво улыбаясь, сел на стул рядом со мной, легким взмахом руки показав Якову, куда ему пересесть. Ни его взгляд, ни взгляд профессора мне не понравились. Снисходительные полуулыбки богатых людей при выборе рыбки в аквариуме для сегодняшнего ужина.

– Значит, ты, Маша, прошла пятнадцать километров в темноте, сбежав из, так сказать, вытрезвителя? – Академик, по‑ моему, разговаривал сам с собой. – Маша, мне нужно с тобой поговорить. Не могли бы мы выйти на несколько минут?

Выходить мне очень не хотелось, но, как поняла, в Топи с Академиком не спорят, а выполняют указания моментально и не обсуждая. Пришлось встать и идти за Аристархом.

Он привел меня на кухню. Сам сел на разделочный стол, меня поставил напротив себя.

– Ты знаешь, почему в поселке Топь только двое детей, и те приемные?

– Да. Аня рассказывала о стерилизации. Вы боитесь получить неполноценных детей из‑ за радиации.

– Да, но теперь я жалею о стерилизации. Надо было попробовать. Предлагаю тебе забеременеть от меня.

Академик говорил совершенно серьезно. А у меня от выпитого шампанского, от присутствия Ларисы, поглядывающей на Гену взглядом собственника, немного сдали нервы. Я пристально посмотрела на Академика и повысила голос:

– У вас с головой все в порядке? Я вам что – инкубатор? Да я даже лечь под вас не смогу.

– Миллион. Миллион евро.

– Дурак.

Я развернулась и пошла в зал. Аристарх бодро соскочил со стола и пошел следом за мной.

– Даю тебе два дня на размышления.

– Только в страшном сне мне может присниться секс с вами.

Неожиданно я почувствовала на своей попе мужскую руку. Развернувшись, я хотела залепить пощечину, но Академик перехватил мою руку.

– Не торопись. – Он наклонился и поцеловал мою грудь в глубоком декольте. – Два миллиона.

Оттолкнув Академика, я быстрым шагом вернулась на свое место. Гена как‑ то странно смотрел на меня.

– Зачем он тебя уводил?

– Предложил переспать с ним и родить ребенка. Дает два миллиона.

– Ты согласилась?

– Еще один придурок. – Я зло посмотрела на Гену. – Я очень люблю деньги, но себя я люблю еще больше.

На одном конце стола начали петь «Ой, то не вечер, то не вечер…», а на другом включили музыкальный центр и стали танцевать.

Аристарх сел рядом со мной и провел рукой по коленке. Аринай наблюдала за мной с тихой улыбкой. Затем встала и наклонилась к моему уху.

– Пе‑ ервый раз вижу Аристарха, жела‑ а‑ ающего женщину. Видимо, он прошел курс омоложения. Аристарх Кириллович, не напрягайте девушку, у нее роман с Ге‑ еночкой.

Аристарх даже не посмотрел в сторону Гены.

Потанцевав один танец, Гена по знаку Якова сел рядом с ним. Александр тоже отвлекся от закусок. Яков, выключив телефон, размахивал руками, рассказывая о том, что узнал.

– Маша, тебе будет интересно. Мои ребята проверили, кому принадлежит зеленной и грибной цеха. Вы сейчас упадете. Эдик, позови сюда Жору и Галину Сергеевну.

Галина не спешила пересаживаться к нашей компании, зато Жора вместе с Зоей пришли по первому зову. Мы сели полукругом вокруг Якова. Яков, осознавая важность момента, говорил не спеша, тянул интригу.

– Жора, ты ведь видел хозяйку туннельного вытрезвителя?

– Видел. Бой‑ баба.

Яков сделал широкий жест с рюмкой водки.

– А вон глянь на Ларису. Никого тебе не напоминает?

– Напоминает. Ты что, хочешь сказать, эта Лариса ее родственница?

– Дочь. Я только что с Виктором Палычем, майором милиции, разговаривал. Так вот, Настя‑ актриса призналась, что в вечер похищения ей позвонила Галина, старая ее подружка, и попросила проследить за Машей. Настя дождалась ее выхода из магазина и пошла в павильон «Продукты». А если бы ты, Маша, не пошла в павильон, они тебя на час раньше выкрали бы.

– А чего я им плохого сделала?

Надо мной появилась голова Галины.

– А то, что ты уедешь, а Лариса останется. Просидела бы Маша в подвале недельку, а потом вернулась домой. И мне не стыдно. Я хотела как лучше, о тебе, Гена, заботилась.

– Спасибо. – Гена встал и подошел к Ларисе: – Ты знала?

Лариса, прикурив очередную тонкую сигарету, пожала плечами.

– Узнала только на второй день. Но с моей мамой не поспоришь. Она и Галина решила эту твою… нейтрализовать. А уж если они что‑ то решили…

Аристарх, с наслаждением слушая разборки, все‑ таки встрял со своим комментарием:

– Уволить тебя надо, Галя. Ты вляпалась в уголовное дело. Маша, будешь писать заявление в милицию?

– Нет. – Я еще раз посмотрела на лицо Галины, ставшее свекольного цвета. – Они сами себя наказали. Тем более цех у нее и Любови Николаевны теперь отберут.

Яков оживился, отвлекся от поглаживания бархата на Таниной заднице.

– В смысле – что значит «они»?

Подцепив на вилку оранжевую семгу, я с удовольствием ее съела.

– Яша, как могла бывшая учительница, а теперь владелица крупного магазина узнать о заброшенных туннелях в секретной Зоне? Только через Галину.

– Точно. – Яков переключился с жены на салат. – Круто.

Лариса затушила сигарету, резко встала и вышла из столовой. Гена побежал ее провожать, а я обернулась к Галине.

– Может быть, вы и правы, и я не идеальная женщина для Гены. Но почему вы решаете за меня, кого, как и когда мне любить? Это мое личное дело.

Галина, не говоря ни слова, обожгла меня взглядом ненависти, развернулась и пошла вслед за Ларисой, расталкивая танцующих гостей.

– Аристарх Кириллович, – Яков выпил водки и громко поставил рюмку на стол. – Маше нужно выписать премию. У нас теперь и свежая зелень, и грибочки.

– И конопля. – Я налила себе шампанского. – Целые стога.

– И конопля в нашем хозяйстве пригодится. Она хорошее лекарство. – Мне не понравился взгляд Академика, уж очень хозяйский. – Маша, оставайся в поселке, чего тебе делать в твоем Осташкове?

– У меня, Аристарх Кириллович, там ребенок, брат и собственный магазин. А еще я не знаю, как на меня действует радиация. Это вы, уникальные люди, можете жить здесь без ущерба для здоровья, а я боюсь.

Вернувшийся Гена приобнял меня за плечи.

– Пошли домой, Маша. Вижу, как ты устала.

И я тут же почувствовала усталость за все прошедшие дни.

Придя к Гене домой, мы тут же забрались в кровать.

Через два часа, лежа на плече Гены, я пила шампанское и смотрела в потолок, ни о чем не думая, только ощущая сладость момента.

Гена закурил сигару, посерьезнел и растерянно посмотрел в темное окно.

– Знаешь, никак не могу поверить в поступок Галины. У нас всегда были отличные отношения, я помог вылечить ее сына… Правильно говорят – не сделай добра, не получишь и говна.

Повернувшись, я поставила бокал с шампанским на грудь Гены.

– Дорогой, у вас тут сместились понятия. Не обижайся, но что вы здесь делаете, в Зоне? Людей гробите! И тех, кто работает, и тех, кто их охраняет.

Гена перехватил у меня бокал с шампанским и переставил на тумбочку у кровати.

– Мы делаем лекарство против старения для нормальных людей.

Я аж подпрыгнула от возмущения.

– Для нормальных? И ты говоришь о тех нескольких тысячах людей на земле, которые в состоянии платить по миллиону за пару упаковок ампул? Да большая часть среди них мерзавцы, не желающие знать о голодных смертях, о болезнях, об уродствах, полученных на войнах, о брошенных детях. И они ничего не делают, ничего хорошего для других. Возьми нашу Россию. Основное определение для заработанных капиталов – воровство. И вот они будут жить без болезней лет по триста… А то и больше.

Гена рассматривал мои волосы.

– Красивый цвет, русо‑ рыжий. В чем‑ то ты, Маша, права. Я с этой точки зрения проблему не рассматривал.

Поцеловав Гену в плечо, я села, закрыв грудь одеялом. Настроение изменилось.

– Геночка, вы здесь в Зоне сами психологически разлагаете людей. Безнаказанность за опытами над людьми, проводимыми годами. И то, что ваши подопытные преступники и чаще всего нелюди, не оправдание… Хотя некоторых убила бы лично.

– Суровая ты моя. – Гена потянулся целоваться, но я, выставив руку, остановила его.

– А насчет Галины и хозяйки вытрезвителя… Я через несколько лет сама стала бы такой… Обожравшейся.

– Но ты ведь не объешься, Маша, ты другая.

– Все поначалу так думают. Это урок, который я бы не хотела забыть.

Три дня пролетели в любви. Я почти не выходила из дома Гены, но один раз съездила в Зону повидать Аню.

Она великолепно выглядела – свежо и молодо. Комната, где она жила, была похожа на космические апартаменты, какими их показывают в голливудских фильмах. Еще более фантастической оказалась лаборатория, где Аня выращивала что‑ то ботаническое, следя за мутациями. Рядом шебуршали в контейнерах белые мыши, на которых испытывали новые составляющие лекарств.

В лабораторию постоянно заглядывали санитары и охранники. Приходил даже повар, уточнял меню для обеда. Все как один счастливо замирали при виде Анны. Стоя в сторонке, мужчины заворожено наблюдали за руками Анны, за ее лицом. Просили дать возможность помочь, но Анна смеялась и отшучивалась:

– Мышки – существа нежные, мужских рук не переносят. А растения опасные, могут отравить.

Растения поражали своей необычностью. На стручках гороха зеленели щупальца, кактусы выдавали цветы в пять‑ семь раз больше своего объема, два арбуза в углу достигли размера кресла.

Мышки тоже производили неизгладимое впечатление. Несколько особей носили две головы, у трех мышей на голове росли четыре ушка, некоторые отрастили себе пучок хвостов. Аня одинаково ласково гладила каждую мышку, и они пищали от восторга.

Вернувшись в комнату‑ спальню, мы проговорили не меньше трех часов. Аня за пятнадцать минут рассказала о своих успехах в подготовке для поступления в медицинский институт, Аристарх уже оплатил ее первый курс, и два часа говорила об Италии, о музеях и… что было для меня удивительным, о художнике Луиджи, которому отдалась через час после знакомства.

– Это было прекрасно, – призналась Аня.

Я искренне порадовалась за Аню, но сама, видимо, не до конца выздоровела, потому что прямо во время разговора заснула. Так сладко я давно не спала. Я проснулась в той же позе, в которой заснула. У меня даже занемели правый бок и нога. Аня не стала меня будить, сбегала в столовую за обедом и в отдел доставки за новыми учебниками.

В присутствии Анны всем становится хорошо. Ее расположенность к людям и животным, ее неброская красота и приятный голос создают особую энергетику, благотворно и исцеляюще действующую на любой живой организм.

Погода повернулась на весну. Стал таять снег. В поселке жизнь шла своим чередом.

Галина после разговора с Аристархом уволилась по собственному желанию. Начальником банно‑ прачечного комбината стал Жорик.

Провожали меня половиной поселка. Я перецеловала всех пришедших, включая Танечку, Сережу и Хавронью. У свинюшки появился свой гардероб, и в день отъезда она щеголяла в комбинезоне защитной расцветки.

В подарок я получила шкуру оленя от Аринай, бочонок соленых грибов от Татьяны и сто поцелуев от Гены. Жора впихнул мне комплект постельного белья с немыслимым для Зоны рисунком – среди облаков улыбались голопопенькие купидончики‑ амурчики. Яков Котелевич велел Жоре раздать белье сотрудникам с чувством юмора.

Все обещали приезжать ко мне в гости и не забывать.

В московском аэропорту меня встретили Толик, мама и отчим. И она, и Борис Иванович не переставали говорить мне о непонятно откуда появившейся красоте. Толик почесал голову и буркнул:

– Прилично выглядишь.

Дома сын Данила повис на мне, но я дождалась только одного поцелуя, он тут же сбежал играть во двор со своим любимым псом.

В столовой был накрыт стол. Мама хлопотала вокруг пирогов, ей помогала освоившаяся в нашем доме Ниночка.

Было как‑ то странно ощущать себя в собственном доме немного чужой. Все‑ таки часть моей души осталась там, в Топи.

А через час после моего приезда пришел Кирилл. Он по‑ хозяйски сел за стол, поцеловав перед этим маму и меня. Я не знала, как себя вести. Я настолько убедила себя в неверности Кирилла, что теперь не могла воспринять его как своего мужчину, как члена семьи. А Кирилл разговаривал с Толиком, с мамой, с отчимом, с сыном…

Мне было странно и немного не по себе. Я не хотела Кирилла. Он остался таким же красивым, но я‑ то изменилась.

Кирилл, все более пристально наблюдавший за мной, повернулся к Толику и откровенно заявил:

– У нее появился новый мужчина.

Реакция за столом была самой непосредственной. Мама, привыкшая к моей весьма скромной сексуальной жизни, удивилась первой:

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒