Часть вторая 3 страница

– С похмельным синдромом будете бороться самостоятельно, кипяченой водой. Еда два раза в день, рабочий день – десять часов, – продолжила Мышка‑ Катька.

У меня не было слов, я просто онемела от наглого заявления.

– Мне здесь не нравится, пойду‑ ка я отсюда, – глухо добавила Клавдия, прикладываясь к общественному чайнику.

– Идите. Тундра, лесополоса, опять тундра. До города пятьдесят семь километров. – Катька с торжеством оглядела нас. – И минус пятнадцать градусов.

Что там еще говорила Мышка‑ норушка, я помню смутно. Села на первый ярус кровати, освобожденной Людкой‑ истеричкой – и задремала…

– Машка!

Я вздрогнула и оказалась в ярком пространстве тесной комнаты. Нужно было собраться и объяснить. Я же не могу здесь находиться, я ведь не алкоголичка. Просто у меня сотрясение мозга на всю голову и жизненные обстоятельства. Я протрезвею и больше ни‑ ни… до дня рождения Гены.

Цепляясь за стойку нар, я встала и посмотрела на свой гипс. Я чувствовала пальцы. Они не просто шевелились, на них можно было слегка опираться!

Не обращая внимания на шипение Мышки‑ Катьки, я подошла к мадам Бронетранспортер.

– Мне нужно в город, меня ищут. У меня друзья…

Дама обсмотрела меня с ног до головы.

– Кто ж тебя так измудохал?

– Жизнь меня так. Мне нужно…

– Не нужно. – Дама сняла зимнюю шляпку, под которой оказалась короткая прическа с вытравленными перьями. – Никому ты не нужна, не строй иллюзий. Все, кто сюда попадает, никому не нужны.

– Но меня действительно ищут…

Я собралась подробно рассказать о том, как сюда попала, но тут Катька‑ мышка подняла с пола пакет с грязными носками и, не знаю зачем, открыла его…

Больше объяснять я ничего не смогла. Тошнота шла даже не из желудка, она рвалась от самого низа, и я, сдерживаясь из последних сил, сшибая углы и ударившись головой о дверь, побежала в туалет.

Несколько секунд пробега я еще думала о быстрейшем освобождении организма и о возвращении к мадам Бронетранспортер. Если вовремя объяснить, она поймет… Но все мысли улетучились, как только я согнулась над унитазом.

Было больно, тошно и стыдно, но очистительные функции организма остановить невозможно, да и не нужно.

Еле отдышавшись, я добрела до раковины. Умывание, подмывание, полоскание себя до пояса. Времени ушло минут пятнадцать.

Вернувшись обратно в комнату, я застала только темного парнишку Мишу и Людку‑ истеричку.

– Люда, мне нужно в город, меня ищут…

– Забудь. – Людка терла грязной губкой пластик обеденного стола. – Мы сегодня дежурные. Нужно сготовить обед, подготовить продукты для ужина и убраться. Миша, чего сидишь? Тащи швабру и воду, будешь полы мыть!

– Люда! – Я пощелкала перед носом злющей зануды пальцами. – Ты меня слышишь? Мне нужно…

– Слушай, ты! – Людка бросила на стол грязную губку. – Ты мне тут ультиматумы не ставь! Тебе нужно – узвиздовывай отсюда! А мне нервы не мотай.

Я набрала воздуха для объяснения, но Людка‑ истеричка приставила к моему заживающему сломанному носу жилистый кулак.

– Я тебе врежу по поганому переломатому носу! Кровью зальешься! И сказок мне не рассказывай! У нас тут все сказочницы. Послушаешь, так всех ищут, всех любят, заботятся. А нету этого!

Людка так орала, так брызгала слюной и ненавистью, что я реально испугалась. Не собиралась она меня ни слушать, ни сочувствовать. А уж про «понимать» вообще можно было забыть.

Закрыв глаза, я досчитала до семи, сдерживаясь от ответной истерики, от бесполезной драки, от ало‑ белой пелены неразумной ненависти.

– Не ори, Люда, дай сориентироваться.

Что удивительно, Людка в ту же секунду успокоилась и взялась за веник.

Сосредоточившись, я заново осмотрела помещение, в котором провела ночь и, если не повезет, вынуждена буду провести еще несколько дней. Женский отсек, метров в двадцать, отделялся от мужского только выступом стены, объединял их общий коридор‑ холл.

На двадцати метрах буквой «п» расположились пять двухэтажных нар, сколоченных из сосновых досок. Посередине стояли раскладной диван, квадратный стол и четыре стула.

На мужской половине я увидела те же нары и два стула, заваленные грязной одеждой. На прислоненной к стене бывшей двери были набиты гвоздики, на которых болталась гора замызганных обносков. Но больше всего поражали те тряпки, которые до того, как умерли, были постельным бельем.

– Миша! – я чуть повысила голос, но люди, привыкшие подчиняться, реагируют на мои просьбы моментально, на подсознательном уровне. Коренастый Миша тут же появился за моей спиной. – Миша, вы куда в туалет ходите?

Я не оборачивалась, пристально рассматривая пол под нарами, где тоже темнело что‑ то пахучее.

– В туалет.

– А ты заметил там белый прямоугольный агрегат со стеклом посередине?

Я не оглядывалась, чувствуя, как Миша начал нервничать, не понимая ситуации.

– Чего?

– Стиральную машину ты там видел?

– Видел.

– Снимай все тряпье, будем стирать.

Из‑ за выступа стены показалась голова Людки.

– Давно пора.

– Я не буду. Что я – баба? Тебя назначили, ты и стирай грязное.

– Ты? – стараясь не дышать, я повернулась к Мише и посмотрела ему в глаза. – Почему Арнольд Шварценеггер может менять белье в собственном доме, миллионеры следить за чистотой, а ты, вошь подземная, брезгуешь?

Это все я хотела сказать, но не сказала.

– Миша, всякий нормальный человек обязан следить за гигиеной. Я бы сама сняла, но меня очень тошнит. А ребятам скажи, что это я им белье выстирала. Где чистое лежит?

– В тумбочке.

Оказывается, под горой грязной одежды были не только стулья, но и тумбочка.

– И вещи перестираем тоже. Начинай.

Через пять часов по всему туалету приятно пахло развешенное чистое белье. В «комнатах» блестели кафельные полы, около обеденного стола я оттерла грязную стену.

Людка с удовольствием на меня поглядывала, готовя жареные грибы с картошкой. Зазвонил ее телефон, и она радостно заорала в него:

– Она тут такое наделала! Она не просто убралась!.. Очень чисто. Да, подождите… Она даже узбеков заставила сменить постельное белье! Представляете! Это уже три месяца никому не удавалось! А вот с тех пор, как вы их обязали застелить это самое постельное белье, так они его и не меняли. Даже после уборки в затопленном сортире. Куда? Согласна.

Отключив телефон, она первый раз улыбнулась:

– Любовь Николаевна звонила. Будешь завтра с Катей в грибном цехе работать, там нужна абсолютная чистота.

* * *

Остановив машину на центральной площади, Жора выскочил из нее на снег и огляделся. Яркое солнце, сугробы, отделение милиции слева, жилые пятиэтажки справа, дальше консервная фабрика по обработке оленины, гаражи, склады.

Куда идти? Для начала в родную милицию.

Дежуривший Виктор Павлович повторил то же, что вчера говорил Тане. Принимать заявление он отказался, разговаривать не захотел. Жора видел его настроение и понял, что ловить здесь нечего.

– Я уже ухожу, но можно звоночек сделаю?

Майор отмахнулся:

– Звони. Когда объявится ваша пьяница, отзвонитесь мне, я ей лекцию прочту о правильном поведении в чужом городе.

– Понял, не дурак. – Жора набрал телефонный номер. – Алло, Зоя, это я. Хочу к тебе зайти минут через десять.

Голос Зои хмыкнул недоверие:

– Ты чего, Жора, разыгрываешь меня?

– Нет, я в городе, есть дело.

– Тогда, – Зоя кашлянула. – купи шампанского бутылок пять, ветчины килограмм‑ другой, ананасов и приходи… Да прикалывается он, девочки, какой город? Из Москвы звонит, дразнится.

Не через десять минут, а через полчаса Жора заносил пакеты с шампанским и деликатесами на склад. Шесть сотрудниц встретили его радостным визгом и поцелуйчиками. Зоя наблюдала за Жорой через стекло своего кабинета. Отдав женщинам пакеты, Жора открыл прозрачную дверь бухгалтерии.

– Я вчера прилетел. И сразу к тебе.

– Жора, не компостируй мне мозги. Ты за полгода позвонил два раза. На Новый год и когда напился в стельку.

– Зоя, мне помощь нужна. У нас человек пропал. Вчера в город съездила, а в поселок не приехала.

– Ты себя слышишь? – Зоя демонстративно работала за компьютером. – Я еще должна твою бабу искать.

– Зоя, – Жора подошел ближе и протянул букет мелких гвоздик. – Я соскучился. Пойдем шампанского выпьем?

В кабинет заглянула Света.

– Жора! Мы чего, без вас садимся?

И так стрельнула глазами в сторону Жоры, что Зоя тут же встала и забрала цветы.

– Еще чего! Мужчина на меня тратится, а они налетели. Пойдем, Жора.

Целый час Жора подробно рассказывал об аварии, о Хавронье, о Маше. Женщины расчувствовались.

– Милиция пока разыскивать Машу отказывается, а я не знаю, с чего начать. Дома у парикмахера Клавы телефон не отвечает, менты с утра к ней заехали, но в квартире пусто.

– Знаем мы Клавку‑ парикмахершу. – Света доедала третий кусок ветчины. – Отличная баба, только, того, три дня в неделю болеет около бутылки водки. А кто еще в магазине был?

– Была куча мужиков, какая‑ то актриса Настя и совсем непонятная женщина, никто не вспомнил, как ее зовут, а кличка Якутка.

– Вот, смотрите. – Зоя положила рядом с блюдом с ананасами лист бумаги и написала несколько пунктов. – Первое. Мы можем опросить соседей и выяснить, где обычно пропадает Клава.

– Это уже менты сделали, – подредактировал Жора.

– Не перебивай. Второе. Необходимо найти актрису, с которой они пили. Третье. Расспросить постоянных посетителей, наверняка кто‑ то что‑ то видел. Жора, я собираюсь тебе помочь.

– Так вы прямо сейчас идите, – допивая шампанское, смилостивилась заведующая складом. Она недавно «подсидела» прежнего директора, ни черта не делавшего на рабочем месте, и поэтому старалась завоевать любовь коллектива. – А мы пару дней поработаем за тебя, Зоя.

Коллектив от решения начальницы пришел в восторг.

В павильоне «Продукты» было немноголюдно – продавец Паша за прилавком да старичок на личном брезентовом стульчике. Продавец отнекивался – ничего не видел, ничего не слышал, работал, старичок лез рассказать собственную биографию.

Жора, видя жуликоватые глаза Паши, выложил на тарелку для мелочи пятьсот рублей.

– Вспомни, парень, вчера здесь были Клава, Якутка, новенькая с перебитым носом, которую мы ищем, и женщина лет сорока, говорят, она актриса. Вот она‑ то нас и интересует.

Деньги Паша взял.

– Были такие. И Настя. Она действительно актриса, работает в нашем театре, живет в соседнем доме, но квартиру я не знаю. Вчера хвалилась – ей роль дали, поэтому притаранила литр водки. Нет чтобы у меня купить, а она с собой принесла, хозяин узнает – оштрафует.

– Поехали, Зоя, в театр. – Жора почесал шею. – Будем еще шампанское брать?

– Не будем, а то расслабимся. А театр у нас рядом, в Доме культуры.

– Эй! – Паша поманил к себе Жору. – Я тебе так скажу, у нас в последнее время бабы стали пропадать. Кто на месяц, кто на два. Потом находятся. Все они алкашки и рассказывают о каком‑ то вытрезвителе. Подождите месяц, может, и ваша объявится.

– Спасибо, но мы месяц ждать не будем.

В театре шла репетиция. На сцене несколько человек с белыми листами текста ходили друг за другом. В зале сидел режиссер, ругался матом.

Сбоку присели две дамы классического возраста. Зоя села на бархатное сиденье, повернулась к театралкам.

– Мы ищем Настю, актрису. Лет сорока, высокая, любит выпить.

– Настя‑ актриса, девушка, моет полы на втором этаже. – Дама поправила брошь на розовой блузке. – Ее из актрис еще в прошлом году разжаловали. По пьянке два раза пропустила спектакль.

– Да, да, да, – подтвердила вторая дама, одетая точно так же, как первая, но с брошью на голубой блузке. – Только вы тише говорите, у нас режиссер страшно талантливый и ужасно нэрвный.

Зоя зашептала:

– А вчера она говорила, ей роль дали. Возможно, в театре есть другие Насти?

Дамы переглянулись, пожали плечами.

– Мы в Доме культуры тридцатый год работаем, всех знаем. Настя наврала. Ей когда выпить приспичит, она хвалится, врет о новых ролях и ждет, когда ей задаром стакан нальют, как бывшей знаменитости.

– Понятно. Спасибо вам большое, – Зоя взяла Жору за руку, потянула за собой. – Пойдем, не будем мешать.

На втором этаже неряшливая женщина в синем халате и резиновых сапогах размазывала теплую воду по старому паркету.

– Простите, а кто здесь Настя?

Жора стоял в сторонке, у стены, а Зоя ходила вокруг уборщицы, заглядывала в лицо, чуть морщась от запаха перегара.

– Нету сегодня Насти, запила она. – Женщина поставила швабру, вытерла пот. – И завтра не будет, и послезавтра.

– А адрес можете дать? Жора! – И Жора, подойдя ближе, достал сто рублей. – Вот. Возьмите.

Посмотрев на деньги, женщина опять вытерла пот.

– Степная, двадцать, квартира шесть. – Пальцы с грязью под ногтями дрожали, когда женщина брала деньги. – Но она может не открыть.

– Мы постараемся достучаться.

Выйдя из Дома культуры, Жора остановил Зою. Та ожидала поцелуя, но Жора был слишком серьезен.

– Она нам врет.

– Мне тоже так показалось, – разочарованно сказала Зоя.

– Я уверен. Она дала адрес той самой Клавы, вместе с которой пропала Маша. Ей‑ то в квартиру звонить бесполезно. Она сама и есть Настя. И еще подозрительно – она вчера пришла в магазин с собственным литром, хотя любит пить на халяву. Что будем делать дальше?

Зое совершенно не хотелось возвращаться на работу.

– Проследить надо за ней.

– Умница, – Жора чмокнул Зою в нос. – У меня тут машина за углом, будем ждать в тепле.

* * *

Кабинет Геннадия в Зоне, отделяемый от лаборатории пуленепробиваемым стеклом, больше напоминал рубку управления космического корабля.

Компьютеры с широкими мониторами, установка на исследование крови по тридцати параметрам, соединенная с микроскопом и компьютером. Через стеклянную стену располагалась операционная с самым современным операционным столом, с видеокамерами внешнего и внутреннего пользования, капельницами, автоклавами для стерилизации и еще всяким медицинским инструментарием.

Гена, сидя за письменным столом, просматривал медицинские карты вновь прибывших зэков. Отобрал шесть карт для отдельных исследований, передал двум санитарам.

На двери в лабораторию заработал сигнал входа. Гена нажал на видео. В коридоре стоял Иван, новый врач, жал на кнопку вызова.

– Что случилось, Ваня?

– Геннадий Александрович, Леонид Тавренный проснулся. Ребята хотели его остановить, а он их того… кажется, убил.

Пробегая мимо бокса, в котором раньше спал Ленчик, Гена увидел двух лежащих на полу охранников. Над ними склонился санитар, щупал пульс, проверял глаза.

– Живы? – на ходу спросил Гена.

– Живы, Геннадий Александрович. – Санитар выпрямился, достал телефон. – Только непонятно, что с ними.

– Отправь на сканирование мозга, вызывай аварийную бригаду. А ты, Ваня, – он обернулся на высокого врача, – ты идешь со мной.

Ленчик, прекрасный, как Аполлон, и абсолютно голый, медленно шел по коридору. На мощной спине шевелились кольца каштановых волос ниже плеч. Расслабленная походка все равно заставляла напрягаться мышцы рельефного зада и стройных ног. Оглянувшись на шаги Гены, за которым спешил Иван, он остановился.

– Привет, Ленчик. – Гена натужно улыбнулся и повернулся к врачу, показывая ему два пальца, что означало тревогу невысокой, второй степени. – Ваня, сними с себя халат и принеси тапочки.

Оценив композицию из пальцев, Ваня понятливо кивнул и стал расстегивать халат.

– Тапочки так тапочки.

Вглядываясь в людей, Ленчик как будто вспоминал что‑ то.

– Привет, Ген. Где мои кошки?

– Кошки? – Геннадий на всякий случай оглянулся, хотя в подземных лабораториях не то что кошек, тараканов с муравьями – и тех не было. Не выживали. – Кошки, Ленчик, остались в Москве. Ты вернулся в Зону.

– Правда? – Взяв у санитара халат, Ленчик надел его на себя, забыв застегнуться. – Где Академик?

– У себя.

Сделав опереточно‑ серьезный жест рукой, от которого врач шарахнулся в сторону, а у самого Ленчика вздрогнул член, он показал пальцем в потолок.

– Мне с ним нужно поговорить.

– Не сегодня, Ленчик, не сегодня. – Гена погладил Ленчика по плечу. – Сегодня ты еще не прочухался. Иди поешь, прими душ.

– Поесть? – Нахмурившись, Ленчик посмотрел на свои голые ноги, пошевелил пальцами. – Да, есть я хочу.

– Пойдем, я тебя провожу. – Приобняв высокого Ленчика, Гена оглянулся на санитара‑ охранника. – За тапками, я тебе сказал, за тапками беги. Ленчик, ты зачем охранников вырубил?

– Я? – Удивившись, Ленчик вспоминал, что было десять минут назад. – А, да, было. Рожи мне их не понравились, смотрели на меня как на сумасшедшего.

В отсеке питания находился взвод охранников. Пройдя мимо них, Гена набрал код на двери спецотсека. Ленчик стоял за его спиной, не обращая ни на кого внимания. Охранники ошеломленно разглядывали его широкую спину под тесным халатом.

Дверь спецотсека открылась, и Гена подтолкнул Ленчика вперед. Здесь стояли четыре стола. За одним ела супчик и читала умную медицинскую книгу Анна.

Взглянув на Гену и санитара, Аня опустила взгляд обратно в книгу и… медленно подняла голову.

– Ты хоть бы застегнулся, сукин сын.

– А‑ а, вот и наш серенький ангел. Ни два, ни полтора, ни рыба, ни колбаса. – Ленчик вышел вперед и сел за стол напротив Ани, вызывающе нагло оглядел ее. – И ты здесь, наша идеальная женщина. Все возвращается. Только голова сильно болит, странное чувство. У меня давно ничего не болело.

– Возвращается, но не так, как было, на другом уровне. – Аня закрыла книгу и повернулась к главврачу. – Гена, как он?

– Очень быстро адаптируется. Вы тут поворкуйте, а мне контингент исследовать, прибывает новая партия зэков.

Аня закрыла книгу и глянула на Гену особо внимательно.

– О Маше ничего?

Резкий перепад настроения Гены отразился на лице. Глаза сузились, рот сжался.

– Я бы сказал.

Гена повернулся и вышел из спецстоловой.

Стоящие за стальным прилавком новые повар и раздатчик видели Ленчика впервые.

– Что будешь на обед? – не выходя из‑ за прилавка, спросил совсем невысокий, но перенакачанный раздатчик. Он не понимал, как общаться с Ленчиком. Слышал, что он человек с уникальными способностями, но в то же время он бывший зэк, которому посчастливилось выжить и поумнеть. – У нас большой выбор.

– А давай все, что вы там сварганили. Не доем, возьму в свою комнату. Анька, нам сохранили наши комнаты?

– Сохранили. – Взяв книгу, Аня встала. – Ребята, ужин принесете в мою комнату.

И она вышла, не желая оставаться рядом с Ленчиком.

Сев за стол, Ленчик мрачно посмотрел на раздатчика.

– Чего уставился, недомерок? Неси жратву.

Сержант, наставив тарелки на поднос, подошел к столу Ленчика.

– Ешь. Только ты, парень, того, вежливее разговаривай. Обижусь, мало не покажется.

Не отвечая, Ленчик подождал, пока сержант поставит поднос на стол, и одним пальцем ударил парня по кисти руки, палец прошил кисть насквозь, сломав кость. Сержант закричал и затряс раненой рукой, разбрызгивая кровь.

– Будешь права качать, убью. – Ленчик начал есть. – Отойди, не порть аппетит. И перестань орать! Подумаешь, пара костей сломана.

Прижав руку к животу, сержант, сам до конца не осознавая, почему он, мастер боевой подготовки, выдерживающий пятнадцатикилометровый кросс с полной выкладкой, усмиряющий десяток зэков взглядом и парочкой приемов, ощутил реальный ужас от мощи очнувшегося Ленчика. Он отступил к двери и выбежал из пищевого блока.

Не менее растерявшийся повар сел в самый дальний угол кухни.

Дверь пищевого отсека запищала, вошел Иван. Ленчик воспринял его приход спокойно.

– Тебе чего?

– Укол пришел сделать, – честно ответил врач.

– Делай. – Ленчик протянул руку. – Но если что‑ нибудь вырубающее, сам будешь переть меня до комнаты.

– Витаминчик… с опиумом, – не стал врать Иван. – Буйный ты немного, лучше тебе успокоиться.

Весть об очнувшемся Ленчике, разгуливающем по коридорам лаборатории с такими общефизическими и особыми, мужскими, параметрами, что аж завидки берут, разлетелась по Зоне.

Санитары и охранники, работавшие с ним раньше, его возвращению особо не обрадовались. Ленчик человек не компанейский, водку не пьет, не курит, футбол не смотрит. При возникающих по работе конфликтах или орет, или лезет в драку. И ведь, сволочь, сильнее всех в Зоне, несмотря на спецподготовку служащих.

* * *

Вчерашний день в плену закончился для меня в семь часов вечера. Заснула без снов.

Утром нас подняли всех в пять часов.

– Начало рабочего дня! – Меня за ногу стаскивала со второго этажа Оля‑ колобок. – Вставай, ты сегодня работаешь на грибах.

– Отстань, – я попыталась лягнуть Ольгу, но ее толстая рука оказалась железной.

– Ничего сложного, – зевая, со своей кровати встала Клава. – Я вчера десять часов отпахала и живая.

Катя‑ мышка зевала во весь крошечный рот.

– Девочки, строимся и идем работать.

В нашу комнату зашли мужчинки. Не обращая на них внимания, женщины бродили с голыми ногами, в футболках.

Миша как бы нечаянно протянул руку и погладил Клаву по бедру. За что тут же получил от нее в глаз.

– Не тронь, скотина, не для тебя выращено.

Женщины вяло хихикнули.

Нервная Катя стояла у меня над душой, пока я пила чай и ела единственный бутерброд с противным маргарином.

Отсек для работы находился рядом, идти пришлось через гараж.

Увиденное, как говорится, впечатляло. Помещение длиной в полкилометра, шириной метров в пять. Высота полукруглых потолков была не больше двух с половиной метров. Несмотря на яркий свет, из‑ за длины подвала стены давили. Казалось, ты находишься в кишке.

Поверху, на железных стойках, укреплены лампы дневного освещения. Стены состояли из плотных пластиковых щитов, по низу шли узкие горячие тэны. Ровно посередине стояли сбитые длинные столы по три метра, шириною метра два.

На столах стояли ящики. В ящиках росли петрушка, укроп, кинза и еще какая‑ то зелень. Эти ящики перемещались раз в неделю, ведь выше десяти‑ пятнадцати сантиметров зелень не должна вырастать. То есть тридцать ящиков с семенами, тридцать ящиков с недельной рассадой, дальше тридцать ящиков с двухнедельной порослью и так далее, до пяти недель. Всего по сто пятьдесят ящиков для петрушки и укропа и пятьдесят для кинзы, то есть кориандра. Еще пятьдесят ящиков «отдыхали», пропитанные марганцовкой.

В следующем отсеке ящики стояли на полу. В них росла конопля, самый дорогой сорт канабиса. Вот теперь я поняла старую шутку насчет того, что конопля – это не трава, а дерево, просто ей не дают вырасти. Здесь конопля упиралась в земляной потолок и лампы. Я по травке не прикалываюсь, я лучше стаканчик водочки употреблю или джинчику. Но если у человека с печенью или с желудком беда, то выхода нет – курят травку. Я не осуждаю, я очень даже понимаю, но кайфа не ловлю.

– Мне здесь?

– Не‑ а. – Мышка кивнула вдаль. – Твои отсеки следующие.

Следующим оказалось пустое помещение с широченными металлическими ванными, в которые смело можно ставить по африканскому носорогу. На стеллажах тускло отсвечивали рулоны полиэтилена. Рядом со странным агрегатом стоял стеклянный шкаф, на полках которого лежали в прозрачных пакетах пласты чего‑ то белого, непонятного.

Я, по врожденному любопытству, хотела подойти ближе, рассмотреть, но Катя потянула за рукав.

– Это мицелий, грибница. Быстрее, каждая минута на счету.

Перед входом в следующий отсек пластиковая завеса была особо плотной и запотевшей. «Душ там, что ли? » – подумала я и оказалась права. За занавесом оказался тамбур метров трех в длину, в одной стороне которого висела медицинская одежда, а в другой стояла душевая кабина.

– Мойся и переодевайся.

Тут мне пришла в голову дурацкая мысль, что следующим помещением будет лаборатория с клонами в огромных пробирках… Но это вряд ли. Алкоголичек и малограмотных узбеков для такой работы не возьмут.

За пластиковыми дверями по всему пространству, в шахматном порядке, висели… полутораметровые длинные толстые мешки со множеством ушей. Уши были и совсем маленькие, и до полуметра, напоминая полочки для цветов.

– Это… Это что же?

– Чего ты встала? – Мышка подтолкнула меня вперед. – Подойди ближе, не бойся.

Но я уже видела, чем оказались «уши» в пакетах – обыкновенным грибом вешенкой. Вернее, необыкновенным. В природе они до таких размеров вырастают только в исключительных случаях, а здесь именно полуметровые составляли основную массу.

– Опять не успели! – заворчала Катька‑ мышка. – Бери нож, ящики и быстренько срезай, а то вымахают до метра и упадут.

В углу стояли белые пластиковые ящики, разительно чистые по сравнению с ящиками, задействованными в других отсеках, и две плоские тележки. Подкатив одну тележку ко мне, Катя взяла другую и поставила сверху три ящика. Затем она нажала несколько кнопок на пульте, вмонтированном в стену, и пакеты, набитые непонятно чем, с дырками, из которых торчали уши грибов, опустились вниз.

Только теперь я заметила, что это помещение полностью, от потолка до стен, покрыто кафелем.

– Как здесь нарядно, чистенько.

– Отсек стерильный, поэтому мы его сделали последним, чтобы соблюдать герметичность. При искусственном разведении вешенка, в отличие от шампиньонов, растет в идеально чистых условиях.

Достав из кармана два канцелярских острых ножа, Катька начала ловко срезать грибы, пучками и поодиночке, сортируя их в ящиках по размеру.

– Самые большие, мы их называем лопухами, идут в рестораны и столовые. На жюльены, на пирожки с грибами. Средние и маленькие в продажу населению.

– Мы что же, здесь только вдвоем будем?

– Здесь всегда только два человека. Производство вредное. Здешние грибы растут в пять раз быстрее обычных и спор производят в несколько раз больше. Споры летают, забивают легкие. Но для покупателей грибы не вредны, даже полезны.

Катя говорила без умолку. Ясное дело, соскучилась по слушателю, при Бронетранспортере особо не поговоришь.

– Часто цех моете?

– Через каждые сорок пять дней, это основной цикл роста. Любовь Николаевна выдает специальный раствор и сама следит за результатом.

– Любовь Николаевна, она кто?

Я старательно срезала пучок в семь грибов среднего размера, от которого отделила «лопух» диаметром в тридцать сантиметров. Укладывая его в отдельный ящик, я подняла глаза и увидела ошарашенный взгляд Кати.

– Как это «кто»? – Вид у Мышки был такой, как будто я сделала что‑ то неприличное перед статуей языческого бога. – Любовь Николаевна – это наша хозяйка, владелица подвала. А еще у нее продовольственный магазин и доля в ресторане.

Взгляд Кати засветился фанатичной любовью.

– Катя, а ты давно у нее работаешь?

– Одиннадцать лет. – Катя расслабилась и продолжила срезать грибы. – Мы раньше в школе работали. Она физику преподавала, а я завхозом числилась. Но Любовь Николаевна сказала, что недостойно получать низкую зарплату таким умным женщинам, как мы. И все свои деньги вложила в овощную палатку. А теперь она совсем богатая женщина. Да и я не жалуюсь. За сына в институте плачу, квартирку себе купила.

Рассказ Кати превратился в бормотание. Она ушла вперед, быстро наполняя ящики. Я вошла в ритм, снимая грибной урожай.

Неожиданно рядом со мной оказалась Катя.

– Суетись, Маша, суетись. Норма – пятьдесят ящиков.

– А сколько в ящике? – спросила я, по привычке высчитывая прибыль и рациональность производства.

– Пять кило. По семьдесят продаем населению, по полтиннику отдаем в общепит.

Сегодня я чувствовала себя лучше, голова работала четче. Но феномен грибов привел меня в замешательство. Присмотревшись к пакетам, я увидела рост грибов. Они увеличивались на глазах. Эффект таймера на микроволновке. Смотришь внимательно – еле заметно, отвернулся‑ повернулся – виден результат.

Стало понятно волнение Кати‑ мышки, грибы постоянно перерастали норму.

– Катя, здесь недалеко есть поселок и Зона Топь. Как ты думаешь, в какой они стороне?

– Слыхала я о какой‑ то Зоне, она километрах в семидесяти от города. Как раз в нашу сторону. Но вроде ее закрыли. Давай торопись. До двух часов дня мы должны сделать норму.

Срезка грибов – тупейшее занятие. Я не успевала за расторопной Катей, разговаривать стало не с кем, и я включила мозги.

«Бежать отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше», – как всегда, назидательно заявил оранжевый голос. «А как бежать‑ то? – запищал трусливый голубенький голосок. – На улице холодно, да и если потеплеет, куда идти – непонятно».

Почему непонятно? Я сосредоточилась. Строений масштаба Зоны в данном географическом поясе почти нет. Бронетранспортер по имени Любовь Николаевна не могла соорудить подобный капитальный туннель на свои средства, да еще подвести электроэнергию и воду. Следовательно, туннели, где мы работаем, – заброшенные или отработанные туннели Топи и ведут в саму Зону.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒