Annotation 5 страница

Эдилин очень нервничала и постоянно поглядывала на Ангуса, когда они поднимались по трапу на корабль. — Успокойтесь, — сказал Ангус, — вы так дрожите, что я боюсь, как бы вы не упали в воду. — Что, если капитан знает Джеймса и подумает, что мы его похитили? — С чего бы ему так подумать? — изумленно спросил Ангус и улыбнулся. — Вы хотите, чтобы я поговорил с капитаном? Сказав это, он взял ее под руку. Эдилин знала: он мстит ей за то, что она приказала ему молчать и вызвалась сама вести все переговоры. Как бы там ни было, она слишком сильно нервничала, чтобы придумать в ответ какую-нибудь колкость. — А, мистер и миссис Харкорт, — сказал капитан Ингес, когда они ступили на борт корабля. — Наконец-то мы встретились. Капитан протянул руку и представился. Капитан Ингес был уже пожилым, довольно высоким, он очень приятно улыбался и не мог отвести глаз от Эдилин. — Я и не думал, что вы так очаровательны. Я слышал… другое. Ангус положил ладонь поверх ее руки и ласково улыбнулся Эдилин: — Дорогая, твой братец опять рассказывает о тебе басни? — Он посмотрел на капитана: — Вам говорили, что она высокая, грузная и не слишком приятная на вид? Капитан понимающе улыбнулся: — Да, теперь я вижу, что меня разыграли, но я счастлив, что на самом деле все совсем не так. Должно быть, вы хотите поскорее устроиться. Я велю своему первому помощнику проводить вас в вашу каюту. Надеюсь, вы отужинаете со мной сегодня вечером, а сейчас не хотите ли, чтобы вам подали завтрак в каюту? — Да, — быстро ответила Эдилин, все еще крепко цепляясь за руку Ангуса. — Мой муж очень голоден, и мы бы хотели, чтобы нам прямо сейчас подали завтрак. — Сюда, пожалуйста. Но до того как они успели сдвинуться с места, капитан нахмурился: один из его офицеров что-то шепнул ему на ухо. Капитан Ингес вновь посмотрел на Ангуса и Эдилин: — Боюсь, что придется вас огорчить. Как вам известно, наш корабль обычно не перевозит пассажиров, но иногда, как в вашем случае, я беру на борт несколько человек. Однако на этот раз, к несчастью, мне пришло предписание перевезти в Америку девять заключенных. Девять женщин. Обернувшись, Эдилин взглянула на пристань и увидела нескольких женщин в кандалах. Она теснее прижалась к Ангусу. — Прошу прощения, — вздохнул капитан Ингес. — Я вас пойму, если вы предпочтете отложить поездку. — Нет! — хором ответили Ангус и Эдилин. — За нас не беспокойтесь, — сказал Ангус. — Мы не настолько щепетильны, чтобы нас обеспокоило присутствие нескольких заключенных, верно, дорогая? Эдилин промолчала, она наблюдала за каторжанками, которые начали подниматься по трапу. Большинство из них были грязными и выглядели изможденными и потрепанными, но третья в цепочке осматривалась с наглой ухмылкой, словно все происходящее расценивала как чью-то забавную шутку. Она была высокой, на несколько дюймов выше Эдилин, и лицо у нее было хорошенькое, с пухлыми розовыми щеками. Когда каторжанка увидела Ангуса, ее глаза чуть не вылезли из орбит, но она тут же потупилась и из-под опущенных ресниц бросила на него кокетливый взгляд. Эдилин еще теснее прижалась к Ангусу и крепче ухватилась за его руку. Он улыбнулся ей, решив, что она боится каторжанок. Он отступил, давая арестанткам возможность пройти мимо них и делая вид, что не слышит шуток, которые в его адрес отпускали каторжанки. — Да он красавчик, — сказала одна из них. Когда наконец арестантки и двое охранников прошли на корабль и заключенных отвели в трюм, капитан вновь извинился: — Простите, что так получилось. Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы вы с ними не встречались. — Что они совершили? — спросила Эдилин, глядя, как последняя каторжанка спускается по приставной лестнице в трюм. — Убийц среди них нет. В основном воровки. Ничего такого, за что их могли бы повесить. Их всего лишь высылают в Америку, и в Англию вернуться они уже не смогут никогда. — Высылка в Америку — все их наказание? — спросила Эдилин. — Судьи так решили, но лично мне Америка нравится, особенно Виргиния. Эдилин оживилась. — Вы должны нам рассказать об этой стране все, — сказала она и снизу вверх посмотрела на Ангуса. — Правда, дорогой? Он смотрел вслед каторжанкам и хмурился. — Тогда я могу рассчитывать на то, что сегодня за ужином вы составите мне компанию? — Мы с удовольствием составим вам компанию, правда, дорогой? И вновь Эдилин посмотрела на Ангуса, но он все еще хмурился. Она резко потянула его за руку. — О да! — очнувшись, сказал он. — Капитан Ингес попросил нас поужинать с ним. Мы ведь придем? — О да, — повторил он. — Это было бы… — Кажется, он понял, что вновь говорит с привычным акцентом, и торопливо поправился: — С удовольствием, — закончил он так, как сказал бы Джеймс Харкорт. — Тогда я попрошу мистера Джонса проводить вас в вашу каюту. Эдилин и Ангус последовали за молодым помощником капитана на нижнюю палубу. Когда он открыл дверь в каюту, Эдилин улыбнулась. Всю дальнюю стену их каюты занимало большое окно. — Как тут чудно! — проворковала она молодому офицеру. — Обычно эту каюту занимает капитан, но он отдал ее вам. Должно быть, вы ему очень понравились. — Мне понадобится гамак, — вдруг сказал Ангус. — Гамак? — переспросил первый помощник. — Ага… Да. Матросы ведь спят в гамаках? — У дальнего конца каюты стояла одна узкая деревянная кровать. — Койка для меня слишком короткая. — Но капитан специально заказал ее для себя, а он… — заговорил первый помощник. — Мой муж старается ради меня, — пояснила Эдилин. — Я… Ну… У меня будет ребенок, и он боится за мое здоровье, поэтому ему нужна отдельная постель. — А, я понимаю, — улыбнулся первый помощник. — Постараюсь что-нибудь придумать. Вот ваш завтрак. Пока это возможно, наслаждайтесь ягодами. Матрос принес блюдо с хлебом и отварными яйцами, вишню и две большие кружки эля и поставил все это у окна. Как только за помощником капитана закрылась дверь, Ангус и Эдилин подошли к столу и набросились на еду. — Уже с ребенком, — пробормотал Ангус. — Быстро у вас получилось. — Не так быстро, как у вас с этими каторжанками, — сказала она, очищая яйцо от скорлупы. — С чего вы так на них пялились? — Я думал о том, что вполне мог оказаться на месте одной из них. Если бы судьба повернулась иначе, я бы тоже плыл в Америку в трюме. — Но не с женщинами, — сказала Эдилин. — Нет, не с женщинами. — Он улыбнулся ей. — Так что мы будем делать во время этого путешествия? Плыть нам недели три, не меньше, а то и все шесть, если погода не заладится. Чем будете заниматься? — Почитаю, наверное. Хотелось бы знать, есть ли у капитана какие-нибудь книги. Может, вы мне почитаете? Он выгнул бровь и взял у Эдилин очищенное яйцо. — И как мне понимать этот взгляд? — Когда мне было ходить в школу, чтобы научиться читать и писать? Эдилин замерла с вишней во рту. Потом выплюнула косточку. — Тогда я вас научу. — Не надо меня учить, — поморщился он. — Ну, разве не забавно, что чувство юмора покидает вас в ту же секунду, когда на коне оказываетесь не вы? Почему сама мысль о том, что я — никчемная, ни на что не способная — могу научить чему-нибудь такого непревзойденного во всех смыслах мужчину, как вы, вас так бесит? Ангус нагнулся к тарелке, но Эдилин все равно увидела, что кислой мины на его лице больше нет. — Я — непревзойденный во всех смыслах мужчина? — Вы же так считаете, — сказала она. — Погодите, вы сейчас съедите все вишни! Вы не посмеете! — Вы думаете, я не посмею? — спросил он и сгреб с тарелки пригоршню вишен. — Вы поросенок! Эдилин вскочила и обогнула маленький столик, чтобы отнять у него ягоды. Ангус вытянул руку вперед и в тот момент, когда она схватила его за запястье, переложил вишни в другую руку. — Вы себялюбивый… шотландец! — сказала она, потянувшись за вишнями. Он рассмеялся: — Не нашлось словца покрепче? В той школе, куда вы ходили, такому не учат? — Обзываться я умею! — воскликнула она и набросилась на него. Все кончилось тем, что они столкнулись грудь в грудь, когда она, пытаясь добраться до вишен, потянулась за его рукой, высоко поднятой над головой. Его лицо было всего в дюйме от ее лица, и Эдилин чувствовала запах пены, которой намазывала его лицо, когда брила. И еще от него исходил другой запах. Запах мужчины. — Вы сейчас просите больше того, что можете удержать, — сказал он, качнувшись к ее губам. Эдилин повернула голову, словно намеревалась принять его поцелуй, но затем схватила вишни и отскочила от него. — Они слаще, — сказала она и положила вишню в рот. — Откуда вам знать, что слаще, если вы не пробовали? — Богатое воображение. — Она доела вишни. — Мм… Как вкусно! Ангус двинулся было за ней, но остановился. Он сел на стул и серьезно посмотрел на нее. — Я так счастлива, что мне удалось сбежать от всего этого, я чувствую себя так, словно… словно могу взлететь. — Она раскинула руки и закружилась по каюте. — Я не вышла замуж ни за одного из этих ужасных женихов и плыву в Новый Свет. Остановившись, она посмотрела на Ангуса и увидела, что он хмурится. — Нет, — сказал он. — Так не пойдет. Она села на стул напротив него. — Что значит «так не пойдет»? — Все, — тихо пояснил он. — Эти шутки, этот смех, эти игры и схватки, эти прикосновения. — Вам это не нравится? — спросила Эдилин, улыбаясь и кокетливо поглядывая на него сквозь завесу ресниц. — Мне это очень нравится. — Ну, тогда в чем дело? — Прекрати! — Что прекратить? — невинно захлопала глазами Эдилин. — Я не один из твоих денди, с кем ты можешь флиртовать и кого ты можешь дразнить, сколько твоей душе угодно. Пусть ты и заставила меня надеть этот наряд, в котором я похож на попугая, я все еще тот самый Ангус Мактерн — шотландец, который провел в горах больше времени, чем в четырех стенах. И я никогда не жил в тех шикарных домах, в которых жила ты. — Значит, теперь вы еще и в снобизме меня обвиняете? — сказала она. — Вам не кажется, что список того, что вам во мне не нравится, уже и так слишком длинный? По- вашему, я ничего не умею делать, не имею никаких талантов, которые могли бы кому-нибудь принести пользу, а теперь вы еще и обвиняете меня в том, что я считаю вас ниже себя? — Пожалуйста, не делай вид, что ты меня не понимаешь, — попросил он, наклонившись к ней. Лицо его было серьезным. — Это ты придумала, что я должен поехать с тобой как твой муж, и я согласился, потому что не было времени придумать ничего лучшего. — И вам тоже надо было уехать из Шотландии, — сказала она. — Да, и мне надо было уехать из Шотландии, но если бы я сам сел на корабль, то я плыл бы в кубрике с матросами, а не здесь, в этой роскошной каюте. Эдилин со вздохом откинулась на спинку стула. — И что ты пытаешься мне сказать? — Что я не из твоего мира и что я не умею играть в игры, в которые играют такие, как ты. Я не… — Что это значит?! «Такие, как ты…» Чем я отличаюсь от тебя? Он ответил ей не сразу: — Я останусь с тобой в этой каюте лишь при условии, что ты не станешь разыгрывать из себя гурию. — Кого разыгрывать? — переспросила она, чувствуя себя оскорбленной. — Гурию. Соблазнительницу, женщину, которая искушает мужчину, заставляя его делать то, что ему делать не следует. Еву с ее яблоком в протянутой руке, виновницу грехопадения. — Почему ты… — Она оборвала себя на полуслове и сложила руки на груди. — Я искренне прошу прощения за то, что пыталась заставить вас согрешить. Скажите, мистер Мактерн, что мне сделать, чтобы сохранить вас безгрешным и непорочным? — Это я тебя пытаюсь сохранить непорочной, — тихо сказал он. — Ты — красивая молодая женщина, и одного взгляда на тебя достаточно, чтобы свести мужчину с ума. Я не знаю, как буду жить в этой каюте день за днем и не… не посмею лишить тебя невинности. Словом, если я должен жить с тобой в одной каюте, то ты должна обращаться со мной так, будто я… твой брат. И я должен думать о тебе, как о своей сестре, хотя это почти невыполнимо. Я ясно выразился? — Я… — Эдилин так и не придумала, что ему сказать. Флирт был ее коньком, флирт — это то, чего в избытке хватало в домах ее подруг. Она даже часто давала уроки флирта своим менее удачливым подругам. Эдилин не сердилась на него за то, что он сказал, потому что он говорил правду. Она действительно флиртовала с ним. И кроме того, как можно обижаться на мужчину, который говорит, что она так красива, что он едва сдерживает себя. — Если ты не сделаешь того, о чем я прошу, я отправлюсь вниз, к матросам, и буду спать в кубрике. Ты поняла? — Да, — кивнула она. Если бы на его месте был любой другой мужчина, она бы захлопала ресницами и спросила его, не означает ли этот ультиматум, что они даже ни разу не поцелуются. Но, посмотрев в красивое лицо Ангуса, она не посмела это сказать. Сейчас она имела дело с мужчиной, тогда как все прочие были всего лишь мальчиками. — Я изо всех сил постараюсь облегчить тебе жизнь, — сказала она. — Я буду примерной. Ни смеха, ни насмешек, ни потасовок. Ты этого от меня хотел? — Я хочу, чтобы ты… — Он смотрел на нее через стол. Ангусу стало совестно, что его слова испортили ей настроение и лишили желания взлететь. — Прошу прощения за мою грубую шотландскую прямоту, детка, но я мужчина, и я не могу вынести такую близость с тобой. — Я понимаю, — кивнула она и опустила взгляд на руки, затем снова посмотрела на него: — Но что, если мы полюбим друг друга? На мгновение лицо Ангуса исказилось, глаза удивленно расширились, но он быстро овладел собой и покровительственно улыбнулся: — Ты не любила меня, когда я носил то, что ты назвала юбкой. И совсем недавно ты говорила, что ненавидишь меня. Ты знаешь, каково мне было слезать с той крыши после того, как ты заперла меня там? — Нет, — хмыкнула она. — Я была слишком занята тем, чтобы высушить мокрую одежду после того, как ты швырнул меня в чан с холодной водой. — Этим поступком я не горжусь, — сказал он. — Но, детка, ты должна прислушаться к тому, что я говорю. Теперь я одет в эти нарядные одежды, волосы завязаны лентой, лицо выбрито, и ты смеешься, и флиртуешь со мной, и говоришь о любви. Если ты и любишь что-то, то это одежду, а не того, кто в ней. Под этим шелком я все тот же бедный шотландец, и тебе будет стыдно за меня перед своими знатными друзьями. — Я думаю, ты мой… — Спаситель, — кивнул Ангус. — Ты считаешь меня героем, рыцарем, избавившим тебя от страшной участи. Да, я знаю это, детка, но я ничего такого не делал. Все, что я собирался сделать, — это напоить священника и, возможно, выиграть для тебя одну ночь. Я совершенно случайно сел в ту повозку и обнаружил тебя в гробу. — Отвратительная, грязная штуковина, — пробормотала Эдилин. — Там было полно стружки, я залезла в этот гроб и чуть не задохнулась от древесной пыли. Но когда я приняла эту мерзкую настойку, которую мне дал Джеймс, у меня едва хватило сил закрыть крышку. Я сама не помню, как заснула. — Как же ты нас напугала, когда села в том гробу! — признался Ангус. — Готов поклясться, что у меня сердце остановилось. — Ты знал, кто я такая, и сразу понял, что я не мертвая. — Я подумал, может, твой дядя тебя прикончил, чтобы завладеть приданым. — Так ты подумал, что я — привидение? — Да, до того момента, как ты начала жаловаться на грязь и говорить мне, что я опять сделал что-то не так. — Правда? — сказала Эдилин. — Я проснулась оттого, что пыль набилась мне в нос, потом я услышала крики, и у меня разболелась голова. А потом я проснулась и увидела тебя, а не Шеймаса, я… — Никого хуже ты себе в помощь выбрать не могла. Если бы ты прочесала весь Глазго и Эдинбург, ты бы не нашла менее достойного человека, чем Шеймас. — Но ты спас меня, пусть и с не великой охотой, заметь, но ты действительно меня спас, а сейчас ты говоришь мне, чтобы я к тебе не прикасалась! По ее тону он догадался, что она над ним смеется. — Ради того, чтобы я не сошел с ума, не искушай меня! — Я постараюсь, — улыбнулась она, — хотя, думаю, на самом деле тебе нравлюсь не я. Я видела, как ты пялился на этих каторжанок на палубе, и знаю, что тебе понравилась та, с пухлой мордашкой и жирными сиськами. — С жирными?.. — Он улыбался. — О да, мне нравится пышная грудь. Чем больше можно впихнуть в эту штуковину с китовым усом, что ты просила меня затянуть, тем лучше. Он посмотрел на ее грудь, которая была хоть и не «жирной», но вполне женственной и упругой. — И кто из нас флиртует и дразнится? — Ах, но я-то тебя не искушаю, — возразил Ангус. — В этом вся разница. В дверь постучали, и он встал, чтобы открыть её. Он направился к двери, высокий, больше шести футов, красивый, и Эдилин отметила, как льнет ткань к его мускулистым бедрам. Он ее не искушает? Он что, вообще ничего не понимает в женщинах? — Капитан велел принести вам это, — сказал офицер. — Он подумал, что они могут вам понадобиться. Следом за ним вошли четыре матроса и внесли два сундука. — Поставьте их в угол, — из-за спины Ангуса велела им Эдилин. — Спасибо. Моряки посмотрели на Эдилин так, словно впервые увидели женщину, и попятились из каюты, сжимая в руках свои шапки. — По-моему, если бы ты был матросом, ты был бы похож на одного из этих, — сказала она, направляясь к сундукам. — Если бы я был матросом и красивая женщина оказалась бы на корабле, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы она обратила на меня внимание. — Но не сейчас и не со мной? — с любопытством спросила Эдилин. Ангус печально посмотрел на нее: — Увы, я уже успел кое-что узнать о тебе. Я знаю, что мужчины лгали и предавали тебя, знаю, как они несправедливо с тобой поступали, и это знание сдерживает мои порывы. Эдилин не смогла удержаться от смеха. — Будто тебе есть до этого дело! Посмотрим, что Джеймс для нас украл? И в этот момент они почувствовали, как качнулся корабль, на мгновение Эдилин потеряла равновесие и едва не упала, но Ангус успел подхватить ее под руку. — Тебя укачивает? — спросил он. — Не знаю. Я плавала только на маленьких лодках по озеру, и вода там была гладкая, как стекло. А тебя? — Я тоже не знаю, — признался он. Улыбаясь друг другу, они переключили внимание на сундуки. Первый из них был тем самым, что стоял в комнате жены Джеймса. Эдилин вскрикнула, обнаружив там платья одно красивее другого. Ангус наблюдал за ней, когда она один за другим вытаскивала наряды из сундука, восхищаясь ими, охая и ахая, разглядывая затейливо расшитые шелка абрикосового и золотисто-желтого оттенков. — Они божественны! — выдохнула она. — По-настоящему красивы. Я никогда не видела более изысканных платьев. Они… Она замолчала, увидев в сундуке какие-то бумаги, и, прочитав их, разозлилась. — Что там? — Ты только посмотри! Она сунула Ангусу документы. — Я знаю цифры, но я не понимаю, что там написано, — сквозь зубы проговорил Ангус. — Я могу сказать тебе, что там написано. Ну и ублюдок этот Джеймс Харкорт! Чтоб ему гнить в аду! Джеймс Харкорт приобрел все платья для своей жены за мой счет! На всех счетах стоит мое имя. Ангус криво усмехнулся: — Он рассчитывал, что уедет из страны, а тебе придется платить за платья, которых у тебя никогда не было, но теперь ему придется платить за платья, которых нет у него. На мгновение Эдилин опешила, а потом рассмеялась: — Хорошо! Моя портниха в Лондоне говорит, что ей так надоели должники, что она наняла людей, которые приходят к должникам с клюшками для гольфа и выбивают из них долги. Могу тебя уверить, что я всегда аккуратно расплачивалась с ней. Ангус откинул крышку второго сундука и увидел одежду Джеймса. Покопавшись на дне, он достал листок бумаги и протянул его Эдилин. Она усмехнулась: — Счет за них тоже выписан на мое имя. Тут стоит подпись Джеймса, но под ней мое имя — я указана как поручитель по его долгу. Они весело засмеялись, и Эдилин снова принялась рыться в сундуке, чтобы посмотреть, что там есть еще. — О Боже! — сказала она, когда добралась до дна. — Только посмотри. — Она открыла большую темно-синюю шкатулку из тонкого дерева и протянула ее Ангусу. — Это парюра. — Парюра? — спросил он с французским прононсом, так же, как произнесла это слово она. — Что это? Он взял шкатулку из ее рук и заглянул внутрь. Там, аккуратно разложенный на атласной обивке, лежал набор украшений с бриллиантами. Там было колье с двумя нитями, причем нижняя была украшена фестонами из бриллиантов, и три браслета. Серьги с бриллиантовыми подвесками и большая брошь с камнем величиной с мужской большой палец. — Что это? — спросил Ангус. — Я вижу, что это украшения, но что в них особенного? — Жена Джеймса — дочь графа. Я думаю, что эти драгоценности принадлежали раньше ее матери, а еще раньше — ее бабушке, и я готова поспорить, что Джеймс ничего о них не знает. Если бы он знал, я думаю, он бы их уже заложил. Дай-ка посмотреть, — сказала она, забрав у него шкатулку. Вытащила сережку, поддела ногтем, открыла защелку. — Видишь? Их можно носить, продев в ухо, или как клипсы. — Она вернула серьгу на место. — Я думаю, что все эти украшения так сделаны. Брошь, вероятно, можно носить как брошь, или как две запонки, или как брошь меньшего размера, а колье можно носить как с двумя нитями, так и с одной. Ювелиры такие умные. Она протянула ему шкатулку. — Что мне с ней делать? Хочешь надеть это сегодня на ужин? Эдилин угрюмо заглянула в сундук. — Я бы скорее дала обрить себе голову, чем надела бы что-то из этих драгоценностей. Ангус осторожно поставил шкатулку на пол. — Забери ее. — Я? А мне она на что? Эдилин посмотрела на него в недоумении: — Разве ты не знаешь, что сережки с бриллиантами — писк мужской моды в Лондоне? Я уверена, что капитан непременно будет сегодня в серьгах. Ангус пару раз моргнул, затем улыбнулся: — О, девочка, на этот раз ты меня разыграла. Эти побрякушки для женщин, и их следует носить тебе. Эдилин села на пол. — Но я не буду их носить. Они принадлежат другой женщине, и я ни за что не надену их. Он поднял шкатулку и положил ее в сундук. — Тогда отправь их хозяйке. — Ну уж нет! — воскликнула Эдилин. — Насколько я могу судить, они с Джеймсом заодно. Я хочу, чтобы эти драгоценности взял ты. Если не хочешь брать у меня золото, возьми этот набор. Продай его и купи себе участок земли, коров, свиней, чего пожелаешь. — «Или отдай их своей жене»? — тихо спросил он. — По моим наблюдениям, тебе нравятся женщины, которые слишком толсты для того, чтобы шея их влезла в это колье, — пробурчала Эдилин, одарив его фальшивой улыбкой. Он засмеялся: — Я не думаю… — Только не смей мне говорить, что ты не возьмешь парюру! Ты многое сделал для меня и многим рисковал. Не может быть, чтобы ты был настолько горд, чтобы, отправляясь в чужую страну без гроша в кармане, отказываться от побрякушек, стоящих баснословные деньги. Что ты будешь делать в Америке? Продашься в рабство? Тебе придется семь лет работать на хозяина, пока ты не получишь свободу. Но возможно, твой хозяин окажется добрым и не будет бить тебя слишком часто, а может, даже даст тебе фунт или два, когда ты отработаешь свой срок. — Ну и острый у тебя язык! — Его сделали острым мужчины, которые смотрели на меня, но видели лишь мое золото. Ангус промолчал, лишь ласково посмотрел на нее. Волосы ее растрепались, и он, не удержавшись, заправил выбившуюся прядку за ухо. — Я вижу золото, но не то, что лежит в твоих сундуках. То, что я вижу, стоит дороже золота. — Достоинство дороже золота, — сказала она по-латыни. Пару секунд они смотрели друг на друга молча, и тут Эдилин вспомнила все, что он сказал ей всего несколько минут назад насчет соблюдения дистанции. Она отвела взгляд и посмотрела на платье у себя на коленях. — Эта женщина размерами с тебя. Что мне делать с ее платьями? Я никогда не смогу ушить их по себе. Ангус положил ладонь на ее руку, заставив Эдилин опустить платье. — Спасибо, — сказал он. — Я возьму драгоценности. Спасибо за твою щедрость. Чтобы спрятать румянец смущения, она чуть ли не с головой залезла в сундук. — То, что ты для меня сделал, и то, чем ты пожертвовал, стоит куда дороже, чем кучка уродливых старых побрякушек. — Так вот в чем дело? Они просто вышли из моды? — Давным-давно. Моя бабушка, если бы она у меня была, ни за что не надела бы такое старье. Обстановка разрядилась сама собой, и Эдилин почувствовала облегчение. Вытащив из сундука последнее платье, она сказала: — Что ты будешь делать, когда мы приедем в Америку? — У меня не было времени подумать об этом. — Ангус встал, потянулся, нависнув над ней, словно башня. — Думаю, мне захочется купить участок земли. — Он взглянул на шкатулку у своих ног. — Возможно, я попрошу сестру приехать ко мне в Америку. — И Тэма, — добавила Эдилин. — Тэма? — переспросил Ангус. — Парня, который был в тебя влюблен? — Все шотландцы были в меня влюблены, — сказала она. — Кроме тебя. Ангус улыбнулся: — Думаю, ты права. Даже мой дядя Малькольм обожал тебя. Она протянула ему руку, и он помог ей подняться. На секунду они замерли, глядя в глаза друг друга. — Может, выйдем на палубу? Хочешь посмотреть, как ветер раздувает паруса? — Хорошая мысль. — Но береженого Бог бережет, — улыбнулся Ангус и, взяв в руки шкатулку, обвел каюту взглядом. Он сразу приметил встроенный шкафчик под подоконником, открыл одну из створок и поставил шкатулку на бок так, чтобы с первого взгляда ее никто не заметил. — И это относится не столько к этой шкатулке, сколько к тебе. — Ты собрался и меня оберегать? Зачем? — спросила она, когда он догнал ее возле двери. — Чтобы уберечь моего младенца, — сказал Ангус, предлагая ей руку, и открыл дверь. Глава 11

Капитан Ингес вздохнул, наблюдая за молодой парой, прогуливающейся по палубе. Когда-то и они с женой были такими же. Капитан смотрел, как высокий Харкорт порхал над юной красивой женщиной, он видел лишь ее одну, прислушивался к каждому ее слову. А она смотрела на него так, словно это он повесил на небо луну. — Милая пара. Капитан обернулся к своему первому помощнику, мистеру Джонсу, и кивнул. Это было их третье совместное плавание, и ему нравился молодой офицер. — Да, они оба милые. Напоминают нас с женой, когда мы были такими же молодыми. — Хотел бы я найти женщину, которая бы так на меня смотрела, — сказал мистер Джонс. — А может, ты хотел бы найти женщину, которая выглядела бы как она? — И то и другое, — улыбнулся мистер Джонс. — Вы думаете, они уже давно женаты? — Глядя на них, можно подумать, что они женаты всего несколько часов, но, возможно, они поженились и несколько лет назад. Кто знает? Капитан с помощником стояли возле поручней и смотрели на прогуливающуюся пару. Ветер был попутный, и корабль шел быстро. При такой скорости уже через три недели они прибудут в Бостон. Когда миссис Харкорт привстала на цыпочки, перегнувшись через борт, капитан и мистер Джонс затаили дыхание. Она такая маленькая, того и гляди упадет. Должно быть, она заставила поволноваться и мистера Харкорта, потому что он взял ее за талию, придерживая, чтобы она не упала. Когда она повернулась и что-то сказала ему, он отрицательно покачал головой. Она заговорила снова, и он покачал головой еще решительнее. Когда она нахмурилась, глядя на него, плечи у мистера Харкорта печально опустились, но затем он поднял ее, чтобы она смогла лучше увидеть море. На мгновение она раскинула руки и подставила лицо ветру. Когда мистер Харкорт вновь опустил ее на палубу, капитан и мистер Джонс хором выдохнули. — Она умеет добиваться своего, — заметил мистер Джонс. — Я думаю, что муж готов сделать для нее все, что угодно. Войти в огонь, броситься грудью на пушечное дуло. Он исполнит все, что бы она ни потребовала. — И я бы исполнил, — сказал мистер Джонс. — Если бы у меня была жена, которая бы выглядела так, как она, я бы… — Мистер Джонс, — оборвал капитан Ингес, — я говорю не о внешности, я говорю о любви. — Да, сэр, — смутился мистер Джонс. — Прошу прощения, сэр. Капитан ушел с палубы. — Моя жена говорила, что умеет петь, но я никогда ее не слышал, — сказал Ангус капитану, когда они сидели за столом. — Ни разу не слышали, как поет ваша жена? — удивленно спросил мистер Джонс и посмотрел на капитана. — Мы не тянули со свадьбой, — пояснил Ангус. — Да, — кивнула Эдилин. — Наша первая встреча была очень запоминающейся, а вторая была настоящим фейерверком чувств. С тех пор мы почти не расставались. Ангус приложил салфетку к губам, чтобы скрыть улыбку, но в его глазах плясали озорные огоньки. Несмотря на опасения и дурные предчувствия, о которых он не говорил Эдилин, он неплохо справился с ролью джентльмена за ужином у капитана. Их было всего четверо: любезный капитан, молодой мистер Джонс, Эдилин и Ангус. Ангус был озабочен тем, чтобы вовремя отвечать на обращенные к нему вопросы и не забывать об английском акценте. Иногда он забывался и скатывался к привычному ему шотландскому грассированию. Но переживал он зря, потому что Эдилин умело поддерживала разговор. Наблюдая за ней, он понял, что она умеет быть душой компании, умеет сделать так, чтобы каждый в ее обществе чувствовал себя непринужденно и уютно. Эдилин не довольствовалась ролью украшения компании. Она не вела себя так, как, по наблюдениям Ангуса, вели себя в абсолютном большинстве симпатичные девушки, а опыт у него имелся, поскольку в юности ему приходилось ездить довольно далеко и бывать на приемах, устраиваемых настоящими леди. Он наблюдал за ней, подмечая, что она умеет не только говорить, но и с неподдельным интересом слушать собеседника. Мистер Джонс оказался на удивление словоохотлив, да и капитан не молчал. Ангус был уверен, что к концу ужина эти офицеры будут знать друг о друге гораздо больше того, что знали до той минуты, как сели за стол. Эдилин не забывала и об Ангусе. Едва ли она произносила три предложения подряд, чтобы в них ни разу не прозвучала фраза «мой муж». «Мой муж проводит много времени в Шотландии», «у моего мужа очень хорошо это получается». Ангус, как ни старался, не мог сдержать улыбки, когда она произносила слова «мой муж». К концу ужина, который был великолепен, она начала говорить об их с «мужем» планах на жизнь. — Мы хотим купить участок земли и построить дом, — сказала она. — Тогда вы едете как раз туда, куда нужно. Почва там богата и плодородна, — кивнул капитан. — Оставь в земле плуг на две недели, и он пустит ростки. — Как раз это мы и хотели услышать, да? — спросила она Ангуса. Он в недоумении заморгал. — Моя… — он запнулся перед тем, как произнести слово «жена», — моя жена любит землю гораздо больше, чем я. Я не отличу сорняк от пшеничного колоса. «Интересно, растет ли в Америке пшеница? » — подумал он. — Я люблю землю, это верно, — сказала Эдилин. — И мне бы очень хотелось иметь участок земли, на котором я могла бы «пустить корни». Мой отец умер, когда я еще училась в школе, так что мне поневоле приходилось много гостить у школьных подруг. Если они не приглашали меня к себе в гости на каникулы, я вынуждена была оставаться в школе с той из учительниц, которую заставляли проводить со мной каникулы. Одни такие каникулы я запомнила надолго и должна вам сказать, что после этого я научилась заводить друзей. Мистер Джонс и капитан засмеялись, услышав ее историю, но Ангус смотрел на нее без улыбки. Должно быть, из-за этой своей неприкаянности Эдилин, несмотря на красоту, стремилась понравиться окружающим и не жалела усилий, чтобы завоевать новых друзей. — Должно быть, вы получали множество приглашений, — улыбнулся капитан. — Не могу представить, чтобы вам часто приходилось оставаться в школе. — Не часто после того первого случая. Я не встречала более вредного человека, чем та молодая учительница, которая из-за меня лишилась каникул, оставшись в школе с единственной девочкой, которой некуда было уехать. Но после того, как я научилась заводить друзей, передо мной открылись двери в лучшие дома Англии. Мне нравились сады, и я зарисовывала их в надежде, что когда-нибудь у меня будет своя земля, на которой я смогу разбить сад по своему вкусу. — И вы осуществите ее мечту? — спросил капитан у Ангуса. — Да, — быстро ответил Ангус. — Я собираюсь подарить ей целый город, чтобы она могла сотворить его по своему вкусу. Он улыбался, говоря это, но когда опустил голову, улыбки на его лице не было. Что он мог дать Эдилин? Если бы она не отдала ему драгоценности, он и себе не смог бы купить ни пяди земли. — А ваш дом? — спросил капитан. — Я уже вижу его, — сказала она. — Я точно знаю, чего хочу. Скажите мне, капитан, вы во многих городах в Америке побывали? Ангус заметил, что она не допускала, чтобы разговор вертелся вокруг одного человека или вокруг одной темы. Она задавала вопросы, и кажущийся неподдельным интерес и теплота участия располагали к ней собеседников, заставляя всех присутствующих за столом чувствовать себя комфортно. Ангус слушал, как капитан рассказывал о своей жизни, о том, как они с женой раньше плавали вместе. — Но после того как пошли дети, она перестала ходить со мной в плавание. Она оставалась дома с детьми. Но теперь дети выросли, и я очень надеюсь, что в следующем году мы отправимся в море вместе, как встарь. — Как чудесно! — воскликнула Эдилин. — Должно быть, вы по ней сильно скучаете? — Скучаю. И, глядя на вас, скучаю по ней еще сильнее. Эдилин положила ладонь поверх руки Ангуса и задержала ее там на пару секунд. — Мы с мужем тоже хотим провести всю жизнь не разлучаясь. Правда, дорогой? И тогда Ангус перевел разговор в другое русло, сообщив, что Эдилин умеет петь. — Вы попали в яблочко, — сказал мистер Джонс. — Капитан Ингес любит играть на мандолине, а я, увы, не способен различить ни одной ноты. — Какая музыка вам нравится? — спросила она капитана, и по выражению ее глаз можно было подумать, что ничто в жизни не интересует ее так, как музыкальные предпочтения мистера Ингеса. — Боюсь, что музыкант из меня неважный, — смутился он. — Я лишь люблю пощипать струны для собственного удовольствия. — Капитан скромничает, — возразил мистер Джонс. — Иногда он играет вместе с матросами, аккомпанирующими ему на губных гармониках, и мы устраиваем на борту настоящие танцы. — А теперь у вас есть и партнерши для танцев, — сказала Эдилин, и все трое собеседников посмотрели на нее непонимающе. — Арестантки, которые живут в трюме. — А, вы о них. Мистер Джонс опустил взгляд в тарелку. Капитан расправил плечи. — Впервые на борту моего корабля находятся заключенные. Не слишком хорошо представляю себе, что с ними делать. — Позвольте им подышать свежим воздухом, — вдруг предложил Ангус. — Не могут же они сидеть в трюме все время путешествия. — Когда им полегчает, — сказал капитан Ингес. — Сейчас они все, за исключением двух, чувствуют себя неважно. — Морская болезнь, — пояснил мистер Джонс. — Похоже, вы хорошо переносите качку, — заметил капитан, обращаясь к Эдилин. — Морской болезнью не страдаете? Оба? — Нам так не терпится насладиться свободой, что болеть некогда, — сказала Эдилин и, встретив вопросительные взгляды, пояснила: — Я хочу сказать, что мы несказанно рады тому, что нам наконец удалось удрать от друзей и родственников с их бесконечными благими пожеланиями и поздравлениями. Из-за них дома мы чувствовали себя совсем не так свободно, как здесь, на корабле. — А, — улыбнулся Ингес, — значит, я угадал. Это ваше свадебное путешествие? — Да, — подтвердила Эдилин. — Хотя и несколько запоздавшее. И она вновь взяла Ангуса за руку. — Миссис Харкорт, спойте для нас, — попросил капитан. — А я поиграю на мандолине. — С удовольствием, — согласилась она, отодвигая стул. Как раз в это время вошел стюард, чтобы убрать со стола. — Что бы вы хотели услышать? Псалмы? Арию из оперы? Или, может быть, какую-нибудь народную английскую песню? — А как насчет шотландской баллады? — спросил Ангус. — Может, вы знаете балладу, которую мы могли бы спеть хором? — Не могу сказать, что я знаю много шотландских песен, — сказала Эдилин, с любопытством взглянув на Ангуса, и вновь обратилась к капитану: — У моего мужа в Шотландии живет дядя, и муж раньше проводил с ним каждое лето в романтичном старинном замке на холме, поэтому многое знает о жизни шотландцев. — Мне показалось, что я услышал в вашем голосе шотландский акцент, — заметил капитан. — Вам повезло, что вы сейчас не в Шотландии, потому что там произошло убийство, а преступник не найден. Возможно, вы видели листовки с его портретом, когда были в Глазго? — Видели, — кивнула Эдилин. — У него внешность настоящего разбойника, хотя глаза, по-моему, добрые. Или, к возможно, это лишь фантазия художника, что рисовал портрет. Ангус не знал, то ли ему смеяться, то ли злиться. — Я думаю, рисунок вполне заурядный, — сказал мистер Джонс. — На мой взгляд, пропорции несколько нарушены, но что еще хуже — на рисунке преступник почти красив. Я искренне убежден, что внутри мы таковы, каковы наши лица. Особенно глаза. Не зря говорят, что глаза — зеркало души. Убийца должен быть уродлив, как сам грех. — Я согласен, — заулыбался Ангус. Очевидно, капитан изначально намеревался сыграть для гостей после ужина, потому что мандолина оказалась у него под рукой. Он открыл футляр и бережно, почти любовно, достал оттуда красивый инструмент. — Итак, что мы споем? До того как Эдилин успела ответить, Ангус спросил: — Вы знаете мелодию «Гринсливз»? ^[2] — Да, конечно, — обрадовался капитан. Он довольно умело начал играть, и мелодия старинной песни полилась, наполнила собой маленькую комнату. Эдилин знала старинную балладу, которую, по слухам, написал сам король Генрих VIII, но Ангус удивил ее тем, что начал петь первым. Голос у него был густой, глубокий и очень красивый. Эдилин села и заслушалась. Он пел старинную песню о молодом лорде, которого отец отправил в школу, приставив к нему слугу. Как только они отъехали подальше от дома, слуга показал своё истинное лицо и прогнал юного лорда без пенни в кармане, в грязной рваной одежде, а сам занял его место и повстречался с красивой принцессой. Ангус дошел до этого места и посмотрел на Эдилин, и она поняла, что он пел для нее. Отец принцессы хотел, чтобы она вышла замуж за лорда-самозванца, но она умоляла его подождать. А тем временем влюбилась в конюха, который на самом деле и был лордом. Дойдя до этого куплета, Ангус взял Эдилин за руки. Он пел о том, как мальчик поклялся никому не рассказывать правду, потому что иначе слуга убьет его семью, и тогда умная девушка уговорила его открыться коню. Эдилин рассмеялась. Принц в одежде конюха и прекрасная лошадь сыграли свою роль и в их жизни. После того как принцесса услышала историю молодого конюха, она написала его отцу, и он пришел с войском и рассказал правду о том, кто был настоящим лордом. В конце баллады слугу казнили, а юный лорд женился на красивой принцессе. Ангус замолчал, капитан сыграл заключительный пассаж, и все рассмеялись и зааплодировали. — Должен сказать, это было прекрасно! — воскликнул мистер Джонс. — Пожалуй, нам стоить послушать еще одну шотландскую балладу. Ангус хотел ответить, но Эдилин зевнула, прикрыв рот рукой. — Боюсь, что на этом мне придется завершить выступление, — шутливо сказал он, предлагая Эдилин руку. — Похоже, моей жене пора спать. Слишком много впечатлений за один день. Позвольте откланяться. Они уже вышли за дверь, но Эдилин продолжала держать Ангуса за руку. — Ты был великолепен. С таким голосом ты мог бы стать знаменитым актером. — Возможно, это было бы лучше, чем рыскать по горам и искать украденный скот, — сказал Ангус. — И лучше, чем работать на земле? — спросила она. Вернувшись в свою каюту, они нашли там висящий гамак и разобранные сундуки. Ангус первым делом решил проверить, на месте ли шкатулка с драгоценностями, она по-прежнему лежала там, куда он ее положил. Через несколько минут Эдилин попросила его расшнуровать ее корсет, и Ангус недовольно заворчал. — Ты решил, что я не могу к тебе прикасаться, и я соблюдаю твои условия, но в отношении себя я таких правил не устанавливала, — сказала она. — Прекрати, а не то тебе придется спать в этой штуковине. Она шаловливо улыбнулась: — Тогда мне придется обратиться за помощью к очаровательному мистеру Джонсу. — Ты и в самом деле испорченная женщина, — сказал Ангус, быстро расшнуровав ее корсет. Затем он отошел в другой конец комнаты. Эдилин раздевалась медленно, вспоминая события сегодняшнего вечера и думая о том, как приятно чувствовать, что ты — чья-то жена. С тех пор как умер ее отец, она постоянно чувствовала себя чьей-нибудь гостьей. Ей все время приходилось «петь, зарабатывая себе на ужин», как она про себя это называла. Ей приходилось ходить туда, куда ей не хотелось ходить, говорить, когда ей хотелось помолчать. Она всегда была гостьей и никогда не была хозяйкой в доме, а самое худшее ждало ее в доме дяди. Там она была не гостьей, а пленницей. И теперь ей так приятно было представлять, что у нее есть муж и они направляются в совершенно новый мир, где построят свой собственный дом. Даже если это было не совсем правдой, или, вернее сказать, совсем не правдой, мечта о безоблачном семейном счастье не становилась от этого менее сладостной. Через несколько минут Эдилин уже лежала в постели, наблюдая, как ворочается в гамаке Ангус. Судя по тому, как он раскачивал гамак, угроза падения на пол была для него вполне реальной. — Я хочу услышать, как ты назовешь меня по имени, — сказала она. — Что? — Ты слышал меня, — ответила она. — Ты никогда не называл меня по имени, и я иногда спрашиваю себя, знаешь ли ты, как меня зовут. Он ответил не сразу. — Эдилин, — тихо сказал он. — Эдилин… Харкорт. — Именно так. Если капитан видел листовки с твоим портретом, то, должно быть, слышал и о пропавшей мисс Толбот. А ты — Ангус Харкорт. — Да. По крайней мере на настоящий момент. Может, когда я доберусь до Виргинии, я назову свое поместье Мактерн-Мэнор. — Так ты хочешь поехать в Виргинию? — спросила она. Эдилин слышала, как за окном их каюты шумел океан. — Я не уверена, но мне кажется, что Виргиния далеко от того места, куда мы плывем. Далеко от Бостона. — Мне нравится, как звучит это слово — Виргиния. — И мне тоже, — сонно пробормотала Эдилин. Она не спала прошлой ночью, когда стригла Ангуса и брила его, а сегодня она встретила новых людей и испытала много новых впечатлений. Она уснула, и сон ее был так глубок, что она не услышала, как Ангус выпал из гамака и рухнул на пол. Не проснулась она и тогда, когда он укрыл ее одеялом и долго стоял над ней. Из одеял, что были в гамаке, он соорудил себе подстилку в дальнем углу каюты и, устроившись на полу, уснул. Засыпая, он вспомнил свои слова о том, что хочет подарить ей целый город. — Эдилин, Виргиния, — прошептал он перед тем, как заснуть, и эти два мелодичных слова показались ему созвучными.
Глава 12

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒