Николай Анатольевич Шпыркович 8 страница

— А вы, кто будете…, начал Старый, и вдруг, дрогнувшим голосом произнес:

— Димка, ты, что ли? А мне говорили…

— Нет, живой я, потом расскажу — покачал головой вышедший к ним человек. К нему подскочил Иван, и затараторил:

— Двое раненых, у одного — ампутация после укуса, кровопотеря — до литра, ориентировочно. Второй — трахеостома. После асфиксии, но в сознании. Третий — кома, тоже после асфиксии.

— Ее Марина звали, а не Асфиксия, — буркнул Артем. Обожженный удивленно глянул на него, хмыкнул, Иван же вообще загоготал, дурак. А чего? Старый, вон тоже лыбу давит.

— Ее Марина звали, — упрямо повторил Артем, краснея.

— Ладно, как кого звали, разберемся — проговорил искалеченный человек. — Я тебе сколько раз говорил: - повернулся он к Ивану- первого докладывай самого тяжелого! Учишь вас, учишь… Где эта кома?

Он прохромал к носилкам, на которых лежал Банан, и присел возле них, неловко отставив негнущуюся ногу в сторону. Оттянув большими пальцами веки Банана вверх, он вгляделся в его глаза.

— Интубировать надо, — пробормотал он. — подержать на " Рошке". Эй, давай набор! — повернулся он к двери, откуда медсестра в привычно белом халате вынесла оранжевый чемодан с прозрачной крышкой. Из кармана своего синего халата он достал кожаные перчатки, почти такие же как и у них, только обтянутые тонкой кольчужной сеткой и натянул их на руки. Артем отметил, что перчатки шились явно спецом на руки этого…, (кто он? доктор, что ли? ), потому что на правой перчатке было только три пальца. Расстегнув застежки-липучки, он открыл крышку и достал оттуда две железяки. Ловко соединив их вместе он получил странный металлический инструмент, больше всего походящий на миниатюрную кирку, который взял в левую руку. Тремя пальцами правой, он сжал прозрачную изогнутую трубку, очень похожую на ту, что Старый запихнул Куску в шею, только длиннее.

— Держи голову на стволе, — властным тоном приказал он Крысолову. Сам же вытащил изо рта Банана воздуховод, и осторожно ввел в его рот острие этой " кирки". Банан дернулся и закашлялся.

— Ага, глоточный рефлекс сохранен, — глубокомысленно пробормотал " синехалатник" себе под нос, Старый, видно понял, потому что кивнул. Крысолов, сжав челюсти до желваков на скулах, нацелил ствол пистолета в висок Банана. " Синехалатник" же, нацелился на что то в глубине рта Банана, подождал чего то, будто ловил момент — а затем ткнул трубкой в глубину горла.

Тело Банана выгнулось и обмякло. Быстро стащив зубами перчатку с с левой руки, " синехалатник" приложил три пальца — указательный, средний и безымянный к артерии на шее Банана, не забывая подстраховываться правой — отворачивая голову пострадавшего в сторону.

— Живой… — процедил он сквозь зубы, и Крысолов, видно было, немного расслабился. Все из того же чемодана искалеченный доктор достал овальный мешок, присоединил его к трубке и начал ритмично сжимать его — в такт его движениям грудная клетка Банана вздымалась и опадала.

— Подыши-ка, Ваня, за него. А мы остальных посмотрим — скомандовал он фельдшеру, тот согласно кивнул и перехватил мешок. Старый же со своим, надо полагать знакомцем, подошли, тем временем к Сикоке.

— Чем резал?

— Джильи.

— Ну, надо же — в кои-то веки, приличная ампутация! — восхитился доктор в синем халате. — А то в прошлом месяце привезли одного — махали топором — из плеча фарш с обломками кости сделали. Ну, и получили редкостный для нынешнего времени случай — остеомиелит. Время не упустил? — деловито осведомился он.

— Меньше минуты прошло, — пожал плечами Старый.

— Ну, тогда, надо полагать, успел. Только — все равно, лежать ему с фиксацией — сам знаешь, всякое может быть. Несите его реанимацию, в изолятор. Варе скажите, пусть пока готовят к операции, наливают…вот это…и это… — он быстро написал что-то на листке бумаги и отдал его одному из двух крепких санитаров, тоже вышедшим из дверей больницы. Те, синхронно кивнув головами, привычным жестом поправили кобуры, висящие на поясах, и взялись за лямки носилок.

— Ты! — палец затянутой в перчатку руки нацелился на Артема — сопровождай их. Бутылку понесешь, если что случится по дороге — поможешь упокоить. Прозеваешь — сам упокою, не впервой.

Артем в это поверил сразу и послушно взял бутылку с прозрачным раствором, передвинув свой укорот удобнее на плече, чтобы иметь возможность мгновенно открыть огонь. Сикока, с несколько затравленным выражением на лице, только смотрел на все это и ничего не говорил. Артем мысленно представил себя на его месте и передернул плечами — ближайшие пару суток Сикоке не позавидуешь — ждать каждую минуту, не зомбанешься ли ты, да еще под пристальными взглядами таких вот мордоворотов — б-р-р. Да и потом еще — без руки жить — вот как, например? Уходя, он слышал, как " синехалатник" спрашивал у Крысолова, как они намерены платить. Нет, точно — торгаш. Санитары тем временем, свернули в крыло коридора с вывеской " Реанимация", донесли носилки до двери, обитой железом, с небольшим зарешеченным окном и надписью: " Изолятор". Дверь открывалась внутрь комнаты, и передний санитар, отработанным приемом ловко нажал на ручку локтем, а затем отворил ее пинком ноги.

Внутри палаты было две кровати, привинченные к полу, несколько шкафов с бутылками, типа той, что Сикоке капалась вену, и еще какими-то лекарствами. В углу стояли какие-то хитрые приборы под пластиковыми чехлами. На одной кровати лежала старушка, привязанная прочными длинными лентами к специально приваренным к боковинам кровати скобам, вторая была пустой. Еще в палате был стол, за которым сидела девчонка чуть постарше Артема и читала какую-то толстенную книгу. Наверное, та самая Варька, о которой доктор в синем халате говорил. Артем увидел только название: " Патофизиология", как девчонка, подняв голову на звук отворившейся двери, шлепнула книгу на стол нахмурила брови и положила руку на лежавший рядом с ней " ПМ". Впрочем, увидав их, она сразу расслабилась и улыбнулась вошедшим:

— Привет, чего у вас? — дружелюбно спросила она.

— Дмитрий Васильевич сказал — нести сюда, готовить к операции.

— А, ну грузите, тогда… Ты с ним? — спросила она Артема.

— Ага, мы из одной команды, — с гордостью сказал Артем.

— Так это вы завод зачищали?

— Вообще-то, мы… — насколько мог скромно сказал Артем.

— Да?! Ну, и как там, отстрелили ту сволочь?

— Да, упокоили. И ее, и остальных. Наверное, всех, что были.

— Ну, вы молодцы. А мы все перепугались уже страшно.

— А она, кстати, здешняя…

— Что?

Артем хотел было уже рассказать, о том, что они увидели в сумке морфини, но почему-то не решился. Вдруг ему пришло в голову, что эта морфиня, страшная и свирепая, и действительно тварь — все-таки при жизни тоже была симпатичной женщиной, такой же, как и эта вот девчонка, и детей видать, очень хотела. Ясно, убить ее надо было, и детенышей этих — не поворачивался язык назвать те с у щ е с т в а человеческим словом дети- но точно так же не хотелось и хвастаться этим. Еще Артему пришло в голову, что у женщины той здесь вполне могли остаться родственники, и неизвестно, как еще могут отнестись люди в таком маленьком поселке к тому, что и х отцов братьев мужей сожрала сестра вот э т о й. Ну его, застрелили и застрелили. Работу выполнили. Он подумал еще, что " чистильщик" — это в кино только звучит круто, а вот ему, Артему, уже ясно, что чистить трактор и зачищать завод — работа одного порядка. Разве что, когда трактор чистишь — грязи меньше. Одно только и успокаивает, что и эту работу делать кому-то надо. Девчонка ждала ответа, он замялся и путано сказал:

— Ну…, это…. Тут она была…. Вот.

Варька продолжала с любопытством смотреть на него, но он замолчал, и та несколько разочарованно вздохнув, потеряла к нему интерес, видать, решив, что он — очередной деревенский валенок. Собственно, а чего там — валенок и есть. О чем вот с ней говорить — она вон какие книги читает, сама, небось, на доктора учится. А он только стрелять и умеет, да и то — вон как мазал сегодня. Ну, по сельскому хозяйству кое-что, так это же разве интересно? Нет, точно, если все с деревней выгорит — надо в город подаваться. Артемовы размышления прервал Иван, заглянувший в комнату:

— О, ты здесь, пойдем. Васильевич сказал, чтобы я тебя в его кабинет проводил. Ваши все здоровые уже там… Привет, Варюха, — весело поздоровался он с девушкой. — Чего тебя Васильевич опять в изолятор запер?

— Говорит, что надо подежурить. Бабушка, — она быстро оглянулась на бабульку. дремавшую на кровати, и перешла на еле слышный шепот, — бабушка, он говорит, запросто обернуться может, так говорит, практику мне надо приобретать, как обращаться с такими. Ну…и вообще…

— А чего с ней?

— Собака куснула. Бродячая, — многозначительно добавила она. Артем с Иваном понимающе кивнули — одинокие бродячие собаки были о-очень большой редкостью в этом мире — живые, они быстро сбивались в стаи, понимая, что так уцелеть — гораздо проще. Если одинокая — значит, либо с цепи не так давно сорвалась, и пока еще к стае не прибилась, либо… Артем посмотрел на бабушку уже с профессиональным интересом, а потом на пистолет, лежавший рядом с девчонкой. Это значит, она и Сикоку, если что. Нет, сложная, все же, профессия — врач.

Пока они с Иваном подымались на второй этаж больницы, он спросил его:

— А чего ей обязательно дежурить, что — мужиков-санитаров мало?

— А, это у Васильича пунктик такой — он считает, что настоящий доктор должен все сам уметь — хоть капельницу поставить, хоть упокоить. Он говорит, что, по его мнению, раньше в институтах лягух резали не столько для того, чтобы физиологические какие-то опыты подтвердить, сколько для того, чтобы, ну, живодерскость некую приобрести. А без нее, говорит, в медицине никуда — иногда, говорит, больно людям делать надо — причем хорошим, а не злодеям каким нибудь. Правильно, я считаю, учит.

Они зашли в кабинет на втором этаже с надписью " Ординаторская" на двери. Артем решил, что большая комната когда-то, наверное, предназначалась для нескольких человек, а сейчас, вон, один этот, Васильич хозяйничает.

Крысолов и Старый сидели в кожаных креслах возле стола. Перед ними стояла большая непочатая бутылка с коричневой жидкостью и непонятной надписью на этикетке, несколько узких рюмок. Самого хозяина в кабинете не было.

— Он сейчас придет, только Банана на аппарат ИВЛ посадит — " просветил" Артема Старый. Артем кивнул, в голове его возникла картина, как Банана без сознания сажают на какой то аппарат, типа сепаратора, что у них дома был. Он оттуда безвольно сползает, Васильевич этот в синем халате снова и снова пытается его на него посадить, а изо рта Банана торчит дурацкая трубка… Нет, наверное, так не бывает. А, может, бывает? Вот и поговори после этого с девчонкой этой, Варькой — суще олухом будешь выглядеть.

Они прождали еще добрых минут тридцать. Старый рассказал, что врач этот, Дмитрий Васильевич, — с ним когда-то работал. " Калека", он, мол, его. Так что: это, выходит Старый его так? За что же, интересно? И, вроде, тот на Старого не обижается, рад даже.

Наконец, дверь открылась, хромая, зашел Васильевич.

— Ну, вроде, нормально пока — тьфу-тьфу-тьфу чтобы не сглазить. Давление держит, зрачки, по-моему, сузились немного. Посмотрим, что будет через сутки, хотя бы. В общем-то, выскребались у меня такие. Олег ваш тоже ничего. Если все нормально будет — через пару дней можно будет трубку удалять, трахеостома сама закроется. Посипит, правда, некоторое время, и пошепчет, но, как закроется окошко — и разговаривать сможет. Кима берут на операцию, сформируют нормальную культю — но, конечно — он теперь не боец.

Артем силился понять, о ком этот доктор говорит, и что там с Куском и Сикокой- пока не сообразил, что это — они ж и есть! Строго тут у них, кликухи не катят… И вот их как зовут, оказывается, только недавно думал.

— Я Киму проводниковую анестезию выполнил, на операции за ним Варька последит, ей полезно будет, если что — меня позовет. Ну, что — за встречу?

Кстати, Артем, тебя так зовут? Подсаживайся ближе, попробуй настоящий " Реми Мартен" — довольно редкая нынче штука…

…- Так вот, ты тогда уехал на учебу, неделей раньше, а у нас все и началось. Помню, на дежурство заступил — первого и привезли, часов в одиннадцать утра. С поезда сняли. Типа, психоз, допился до галюников, ехал в купе, и всю ночь пил. Под утро, вроде, заснул, а потом проснулся, и давай кусаться. Там в соседней купешке спортсмены-дзюдоисты ехали, на соревнование, так скрутили его. А тут как раз — наша станция. " Скорую" по рации вызвали, выгрузили " психа", — а сами дальше покатили — ой, боюсь я, недалеко… в нашем районе, впрочем, поезда не разбивались, так что может и доехал он до очередной станции. Привез вагоны с шустерами…. Спортсмены еще удивлялись — вот мол, какая у психов к боли нечувствительность — ему болевой прием сам чемпион Европы проводит — а тому хоть бы хны — знай, грызет руку. Ну, что, его к нам — вы, типа, хоть утихомирьте, а потом мы его в дурку отправим. Светку помнишь? Ну, беленькая такая, ты еще к ней клинья бил? Ага, приходит, плачет, говорит ее тоже куснул, пока она ему реланиум колола. Четыре ампулы, говорит, зафигачила — и похрен. Ну, раз реланиум не берет — давай тиопентал. Колем, он повязанный, глаза лютые, точно — куснуть норовит — мы смеемся, придурки, уворачиваемся. Полграмма ввели, грамм — не берет. Что за хрень? Я давление мерю — ноль! Ну, блин, передозировали, давление уронил, вон, аж серый какой — мы давай ему гормоны, дофамин струйно — живет, мечется, а давление не поднимается. Я за пульс — нету. Тут уже что-то екнуло — с таким пульсом, вернее, без него — так не бушуют. А все равно — надо же лечить. Ну, и лечим — льем растворы. Я ему даже подключичку ухитрился поставить — зря только, дурак, санитарку погубил — она пока я ему в вену лазил, голову ему отворачивала, он ее и цапнул. Ладно, прификсировали его, санитарке перекисью ранку промыли, смотрим на нашего " психа" — удивляемся, вот что водка с людями делает. Тут звонок со " Скорой" — со Светкой плохо. Жаловалась, говорят, на тошноту, блеванула. А сейчас легла что-то и не дышит, вроде. Пока мы с чемоданом прискакали — ожила Светка, водилу своего грызть начала. То есть, опять же никто не сообразил, что ожила она — хотя мысль об эпидемии уже тогда возникла — свиной грипп там, куриный, атипичная пневмония и прочая лабуда, что нам на конференциях впаривали… Оттащили мы Светку — я уже стерегся, чтобы не куснула она меня и других предупредил. Повязали — бах: водитель задергался — она ж ему в шею вгрызлась. Хоть и не в артерию, а все равно быстро получилось. После того, как Светкин водитель встал и на нас пошел — дураков ловить еще и этого — больше не нашлось, все ломанулись кто куда. И фельдшера, и санитары и водители. Он, слава Богу, не на меня навелся, побрел за кем то еще, кто ему поаппетитнее показался. Я в реанимацию — " где санитарка??? ", кричу — та выходит — нормальная, вроде. " Что чувствуешь? " — спрашиваю. " Да нормально все. Палец немного болел, а теперь и перестал, как будто". " Не тошнит, не рвет? " — " Да ну, нет". На всякий случай, изолировали ее. Я в администрацию — " так мол, и так, эпидемия. Чего? А хрен знает…. Сумасшествия…панику не поднимать… быть готовым к поступлению — ясно, пошел готовиться". Прихожу — первым делом — как санитарка? Нормально! Может, думаю, я пургу зря поднял? Хрен вам: тут и повалило — пошли поступать первые укушенные. Я-то спустился — попробовал командовать — типа, этих немедленно изолировать — так сопровождающие же орут — " ты что, коновал, охренел совсем, ему же хреново совсем, он же сейчас умрет совсем!!! ". Вот, как про " умрет" сказали — у меня в мозгах и щелкнуло — а тут первые и оборачиваться стали. В момент двух-трех сцапали, горло им перекусили. Кровища — ты же знаешь, как из сонной артерии в потолок струя хлещет — помнишь того типа, которому топором шею перерубили? Ну, короче, полный абзац. В обморок некоторые попадали — ясно, первыми и сожраны были. Главное, машины подъезжают и подъезжают, все выбегают — и в холл, к веселью присоединяются. Паника, а новоприбывшие думают, что так и надо. Ну, теракт, типа, произошел, вот и суматоха, пока разберутся- их уже и сгрызли. Моментально в холле от мертвяков не протолкнуться стало. Я, честно скажу, — не геройствовал ни разу, сразу, как первые оживать начали и рванул подальше. Попробовал, правда, организовать эвакуацию ходячих больных через запасные пути — так народ же больной, и на голову — в первую очередь — " а куда вы нас, а мне вещи из гардероба забрать надо, а что там за шум — Зина, сходи глянь…", мертвяки к тому времени пошли подниматься по лестницам… Короче, через полчаса больницы не стало…

— Надо было двери запирать, баррикадироваться, — задумчиво сказал Крысолов, вертя в руках пустую рюмку.

— Задним умом все крепки, — отмахнулся Старый. — Я таких историй уж сколько слышал — и как под копирку…, а и не было у нас в больнице дверей с ключами, не подводная лодка с герметичными отсеками. А главное — не готовы мы были к такому. Я именно о врачах говорю, больничных причем.

— Во-во, — кивнул головой Дмитрий. — от выпитого коньяка шрамы на его лице налились багровым огнем, — все же думаешь — а чем помочь можно, а кого спасти — причем, работаешь по законам мирного времени — спасать наиболее тяжелых. Вот как, в одну минуту, все п е р е в е р н у ть, и моментально определить — этот ходячий, его спасти можно, хоть ему и шестьдесят, а этот, хоть ему и двадцать — обречен, потому как на вытяжке лежит, с переломом бедра. Этого и в военно-полевой хирургии не было. Да и с баррикадами — кардиология, правда, забаррикадировалась — только для того, чтобы у них там, у инфарктника рецидив не случился, и он их без помех переловил, забаррикадированных. Один только и вырвался — чтобы нам в реанимацию прибежать и рассказать.

Ладно — я к своим девчатам, рассказываю что Херня какая-то приключилась. Людей кусают, потом они умирают, потом оживают — и снова всех кусают. Типа бешенства в тяжелой форме. А девки мои — сразу поверили, что так может быть. Ну, кто в реанимации работал, тот знает, что даже если этого не может быть — в медицине это бывает. Тем более, у нас мертвые — и в самом деле оживали, еще и раньше. Ну, отделение наше ты же помнишь — оно наше в крыле на отшибе было, из коридора выходишь — и лестница рядом, пожарного выхода, алкаши там любили водку пить, режим нарушать. Пока упыри хирургию жрали, у нас минут двадцать было, тут и кардиологический подбежал, глаза сумасшедшие, рассказал, как у них там получилось. Спрашиваю: " А этого, кто обратился — тоже укусили? " — Нет, точно нет, он последние три дня у него перед глазами все время был, потому, как на соседней койке лежал. Значит, все умершие оживают? Кино? Фантастика? Уэллс тоже атомную бомбу в фантастическом романе описал, за много лет до Хиросимы. Короче, говорю, собираемся — и с вещами на выход. У нас тогда трое лежало — сахарник с кетоацидозом на фоне здоровенного фурункула, мужик пожилой с прободной, после операции резекции желудка. И черепно- мозговой — на аппарате, кома — три балла по Глазго. Сахарник поднялся, мужик, скрипя зубами, — тоже. Мы его наркотой накачали — он и пошел, хоть и с трубками из живота, рассованными по карманам, а черепника… — Дмитрий замолчал, залпом опрокинул рюмку в рот, проглотил, и продолжил:

— …Оставили мы его там. Одно утешение — что он без сознания был, когда т е пришли. Ну, куда мы его могли бы потащить — если ему искусственная вентиляция нужна, кислород и все такое? Мысль была — отключить его вовсе — так вовремя сообразили, что тут же мы и получим зомбака в своих рядах. Если бы я тогда знал, что их в башку можно упокоить — клянусь, добил бы, тем более, для этого мне и оружия бы не понадобилось — снял бы повязки, да ткнул пальцем посильнее в трепанационное отверстие — там черепной кости и так не было.

— Может, он и так упокоенный был, еще до того? — предположил Старый.

— Нет, ты меня не успокаивай. — помотал головой Дмитрий. — Если бы у него мозг погиб, или даже кора — он бы уже у нас восстал, когда только " психа" с поезда привезли. А он тихо лежал, рефлексы только отдельные проявлялись. Но, судя по тому, что он не перекинулся — шансы выжить после травмы у него были. А мы — оставили его там…Когда уходили, глянул в изолятор, куда мы санитарку поместили. Смотрю — уже стоит возле холодильника и свежезамороженную плазму из пакета грызет, будто мороженое ест. Я последний уходил — типа капитан, — невесело ухмыльнулся он, — к тому времени первые мертвяки к нам уже ломиться начинали. Чуяли, заразы, что тут живые. Дверь мы, конечно закрыли — так что толку? Либо мертвяки протолкали дверь — что им этот сраный турецкий пластик? либо санитарка морфировала — там еще и кровь в пакетах была, не только плазма, либо черепник сам умер — без лечения очень даже вероятная вещь… Все понимаю — а до сих пор перед глазами стоит — как уходим мы, а он там на кровати лежать остается…

— И все равно — надо было попытаться забаррикадироваться, может, продержались бы — Крысолов посмотрел прямо в глаза Дмитрию. Тот попробовал выдержать взгляд, но отвел глаза.

— Да знаю я…Очканул, чего там говорить. Можно было бы завалить дверь, затихариться в палате, и не попадаться на глаза санитарке в изоляторе. Вряд ли она на донорской крови больше, чем шустером стала бы. Можно было бы ментам позвонить — так-то они разбежались все — а глядишь, зная, что в больнице живые остались — и приехали бы нас спасти, может, и не перекинулся бы тот черепник….. — Непонятно было — то ли он оправдывается, то ли обвиняет себя. За столом повисло неловкое молчание, которое прервал Старый:

— Ладно — что было — то уже прошло. Ты, Крыс, еще то учти — что человек мог бы нам с тобой об этом не говорить, а вместо этого рассказать, как он в одиночку толпу зомбей скальпелем порезал, и ушел, трех раненых на себе вынося. А я еще и то знаю, что ни один суд тебя не накажет за врачебную ту же ошибку больше, чем ты сам себя накажешь. Ты-то сам, когда оружием разжился, — жестко сказал Старый, — поспешил ли в больницу, чтобы беспомощным помочь, ну или проверить хотя бы — не остался ли кто забаррикадированный в реанимации или еще где — или стал смотреть, где чего полезного бесхозного лежит? Вояки с оружием, д о л г которых людей защищать — и умирать, между прочим, если потребуется — разбежались и мы все это восприняли нормально — типа, у них же семьи, а вот если доктор ушел — как так! Его же профессия — самая гуманная! Я это еще по дохеренной жизни помню — станет плохо кому на улице, реанимацию проводить надо, кругом куча народу стоит и возмущается — где эта " Скорая", где эти медики!. А кругом ведь водители стоят, каждый из которых, сдавая на права, о б я з а л с я, получая их, оказывать первую медицинскую помощь, и в том числе и реанимацию проводить, в случае необходимости. В чем и подписался, когда пластиковую карточку ему вручили… Давай лучше, всех помянем, кто тогда пропал… — и первый поднял рюмку, не чокаясь.

— … вышли из больницы сзади — там никого, — продолжил Дмитрий, — Я, в общем-то, подумал: если такая хрень у нас творится, что же тогда дальше делается. Вспомнил тот поезд, спортсменов тех укушенных — мне аж нехорошо стало. Прикинул, что парень тот из Москвы ехал, а, значит, там где то уже заразился — совсем мне заплохело. Главное — непонятно, что дальше делать, куда идти, куда больных вести. В другую больницу — так не было у нас другой, сам же знаешь, а и была бы — там точно такой же ужас творился бы, что и у нас. На случай чрезвычайных ситуаций, помнится, отрабатывали сценарий — так там везде первым пунктом: " …оповестить сотрудников и прибыть к месту работы…". Попробовали в милицию-полицию позвонить, — нет ответа, ЧС-никам — все на выезде. Девчонки мои на меня смотрят преданно, ждут, что я ЦУ им сейчас раздавать начну. Давай осторожно к выходу пробираться, Подошли за угол, заглянули — перед больницей — ходячее кладбище.

Кто стоит, кто так ходит, а с этажей — еще кричат. Тут кто-то с третьего маханул, бедолага, ноги поломал, на него сразу вся толпа навелась, пошли его жрать. Ну, а от двора — отвлеклись. Там машин много стояло, некоторые с открытыми дверями даже. Думаю, раз люди торопились — может, и ключи кто оставил. Рванул я туда, предупредил только, чтобы, как только подъеду — е с л и подъеду — были наготове внутрь прыгать. К первой подбежал — нет ничего, ко второй — тоже. Только в третьей, " Аудюхе", торчали. Так вот и выбрались. Отъехали подальше, стали, решаем, что делать. На улице уже мертвяки вполне ничего себе стайками ходят. Медсестер у меня две было, обе замужних. Бездетных — но, может, так и лучше. Одну мы мужу на руки передали, у собственного дома, попрощались, поехали ко второй — дома никого, подождали — только упырей заинтересовали. Одна она побоялась оставаться, решили выезжать из города. Съездили мы, правда, еще к ментам — никого. К ЧС-никам — вот там были…полдвора мертвяков в униформе, видно, с вызова приехали. Пока ездили туда-сюда, мужик мой, после резекции, начал на живот жаловаться — дескать, дует. Помацал я ему — похоже, перитонит нарастает. Видимо, свежие швы " пустили". По-правильному — на повторную операцию надо. А где ее сделать и кому? Я с собой, когда уходил — кой-чего по мелочи набросал в пакет — ну, антибиотиков, чего покруче, анальгетиков. Шприцов-катетеров там. Чего остается — давай снова ему наркотики колоть, цефепим ввел. Понимаю, конечно — что ерунда это все — а делать что-то надо. Только смотрю — ему херовее и херовее. Он понял все, шепчет — доктор, высади меня, а то я умру — и вас всех заражу. Уколи еще раз наркоты — и я пойду, подальше забьюсь в какой нибудь подвал, пока силы есть, чтобы не покусать потом никого. Он и до того лежал не шибко-то стабильный. А после того, как день с нами поерзал — совсем худо ему, вижу, стало — нос заострился, губы синие. И пульс уже нитевидный. Посмотрели мы все на него, сказали " спасибо" и " прощай" …, всадил я ему морфина — он по улице и побрел. Видел — точно, дошел до дома и в подвал начал спускаться…

…Артем, конечно, алкоголь уже пробовал — но в общем-то, не сильно много и часто, так что те пара рюмок, что он выпил вместе с командой довольно сильно закружили ему голову. Сказалось, наверное и напряжение всего дня, и голодный желудок, да и просто физическая усталость. А вот эти — что Старый, что Крысолов, что этот Дмитрий — только что разговорчивее стали, да чуть громче обычного говорят — и непохоже, что спать им хочется, вот как ему сейчас. Тем не менее, рассказ калеченного доктора был интересным — в общем-то, до того про первые дни Херни в большом, тысяч на пятьдесят, наверное, а то и больше, городе не сильно он и слышал, из первых-то уст. Так, пошли говорить, что вот эпидемия, мертвые оживают. Потом и у них были случаи, потом мамка заболела… но только сейчас он вдруг как-то четко стал понимать — какой большой был этот мир до Херни, и как же жутко было, когда весь он, теплый, живой — превратился в пахнущий мертвечиной вперемешку с ацетоном, склеп… Как люди вели себя… Серегу-торгаша послушать — так у него, вроде, так все ладно складывалось — знай себе, мародерь, где что плохо лежит. Он, говорил, сразу оружием разжился и неплохо все у него вышло…А, ничего, кстати, такого уж вкусного в этом самом коньяке и нет…

…- Двинулись, значит, на выезд из города. По пути решили жену " сердечника" только забрать. А у " сахарника" как и у меня — никого не было. Хотели продуктов купить — так фиг вам же ж! В Москве да Питере, говорили, магазины и на третий день Херни этой еще работали, а у нас и в первый все позакрывалось еще до обеда — город-то небольшой — сразу все на пяту рванули, что характерно, правда — и не грабили — в первый день. Ну, и мы не решились. Только до Черняховского добрались, притормозили, по привычке, перед " лежачим полицейским" — чуть ли не под колеса два мента с пистолетами, в стекло стволами тычут. Один летеха, второй сержант, молодые оба. Я, грешным делом, подумал, что машину отбирать будут — ни фига. Они, оказывается, там эвакуировали детский сад, с Гоголя, и одна дворняжка куснула их напарницу, тоже лейтенанта. Собачонку они стрельнули сразу — я кстати, только и узнал тогда, что у зомбаков ранения в голову — смертельные, — а вот напарнице их — все хреновее. Уже и сознание потеряла — но еще дышит. Их сослуживцы высадили, вместе с ней, в кафешку занесли, помнишь, " Весна" стояла там? Ну, стекляшка такая?. А сами дальше укатили детей увозить. Так вот, сержант остроглазый оттуда меня в машине приметил — ДПС-ник, сразу видно, и меня напрягли на предмет спасения жизни их коллеге. (Артем услышал знакомое слово и опять удивился — сколько у них там калек было — и в больнице, и в милиции). Говорю, без толку это все — помрет она, мы уже таких видели — не понимают. Ты, говорит, доктор, клятву давал — давай спасай.

— Гиппократ, по-моему, про зомбаков ничего не писал — заметил Старый, — вот про любовные утехи с рабами — это у него было, в смысле, чтобы их не было. А может, они клятву советского врача в виду имели?

— Да, нет, они по возрасту-то и Союза помнить не очень-то должны были. Да и в той, советской, клятве, против ядерной войны я бороться обещал, а под зомбячьи зубы подставляться — ни фига.

— Вообще-то, уголовный кодекс освобождал от ответственности врача, не оказавшего помощь, в случае, если оказание помощи представляло угрозу жизни и здоровью самого врача, — глубокомысленно заметил Крысолов, крутя в пальцах рюмку. Старый и Дмитрий в унисон хмыкнули.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒