Благодарности 11 страница

Я подаюсь вперед и даю Лексу пощечину. В это мгновение какие‑ то люди резко открывают дверцу с моей стороны. Я ничего не могу понять. Раздаются крики, меня кто‑ то трясет.

– У нее шок! – доносится до меня.

– Нет.

Лекс достает бумажную салфетку и прикладывает к моему виску.

– Тебе нужно сказать правду, Кейт, от этого зависит моя жизнь! Ты прикрываешь его, и я собираюсь выяснить почему.

Ветер доносит чей‑ то крик:

– Вытащите их из машины, она может взорваться!

Я практически выпадаю из салона и шатаясь иду по насыпи, а Лекс склоняется над своим первоклассным суперкрутым двигателем. Мне хочется разгромить что‑ нибудь, но вместо этого я бросаюсь бежать.

– Помогите ей! – кричит какой‑ то мужчина.

Я уже почти перехожу насыпь, но тут вспоминаю, что забыла в машине сумку – и информацию из дома Мелоди. Я поворачиваюсь и вижу Лекса, взбирающегося на насыпь вслед за мной с сумкой в руке.

– Отдай.

Лекс с торжествующим видом смотрит на меня.

– Может, мне лучше приберечь ее, пока ты не скажешь то, что я хочу узнать.

У него такой же выброс адреналина после всего перенесенного, как и у меня. Я протягиваю руку.

– Дай сюда.

– Ладно, ищейка, какую подсказку ты дашь мне взамен?

Мы топчемся по кругу, тяжело дышим и молчим. Я так потрясена, что даже не могу говорить.

Какой‑ то мужчина поднимается к нам и берет Лекса за руку.

– Вы должны дождаться «скорую»!

Подходят еще несколько человек, и наша битва «у кого сила воли больше» прерывается.

– Ты должна получить важный урок в жизни, Кейт. – Лекс высоко поднимает сумку, но бледно‑ голубая папка Мелоди ему не видна, хоть и находится в нескольких сантиметрах от его глаз. – Никогда не стой между мужчиной и миллионами, которые он собирается заработать.

Он бросает сумку к моим ногам и идет назад, чтобы ответить за то, что натворил.

Глава 26

Когда‑ то в школе мы изучали микробов. Мне приходилось соскабливать грязь у себя под ногтями и наблюдать, как они размножаются в чашке Петри. Усатая мисс Доббс сказала, что их число удваивается каждый час. Эти маленькие гады действовали незамедлительно.

Я вглядываюсь в свое отражение в зеркале ванной комнаты и осторожно провожу рукой по ранке на виске.

В зеркале появляется лицо Пола.

– В последний раз говорю, Кейт, тебе нужно обратиться в больницу. Вдруг у тебя какая‑ нибудь внутренняя травма. Не могу поверить, что ты не дождалась медиков и пошла домой пешком…

Я пытаюсь не обращать на него внимания и думаю о словах Лекса. Я была дурой, когда сосредоточилась на члене Пола и на том, куда он, возможно, засовывал его, и вот сейчас другие варианты произошедшего размножаются в моем мозге так же стремительно, как те микробы. И нет никакого антисептика, чтобы остановить эти мысли, и никакой даже отдаленной возможности не учитывать их.

– Мне кажется, у тебя сотрясение, ты не слушаешь меня.

Я смотрю на своего мужа, освещенного галогенными лампочками, которыми усеян потолок ванной комнаты.

– Тебе нужно позвонить в полицию и заявить об этом. – Я качаю головой. – Это равносильно тому, что он похитил тебя и пытался убить!

– Нет.

– Этот поступок относится к делу самым непосредственным образом…

Я закрываю глаза, чтобы абстрагироваться от всего этого, а когда открываю, Пол уже усаживает меня на край ванны.

– Ладно, иди сюда. Слава богу, ты в порядке.

Он начинает массировать мне плечи, и даже по прошествии стольких лет, несмотря на мои подозрения и нашу дистанцию в последнее время, я возбуждаюсь от его прикосновений, своим массажем он снимает мое напряжение и накопившийся адреналин. Он дует на рану, а у меня по щекам рекой текут слезы.

– Я напугаю детей.

– Ш‑ ш… – Он целует меня в макушку. – Они даже не заметят.

Мы покачиваемся из стороны в сторону, и это напоминает мне о рождении Джоша девять лет назад. Все было почти так же ужасно, как описано в журналах и как я послушно записывала на занятиях для беременных. На следующий день после родов я отправилась в ванную комнату с ручками, за которые могли бы ухватиться еле живые женщины. Пол вынужден был чуть ли не занести меня туда, и под ярким желтым светом длинных ламп я, переполненная непонятными послеродовыми гормонами, села на край ванны и зарыдала. Я думала о том, что не смогу ухаживать за ребенком, что я обманщица. Пол тогда легонько покачивал меня, совсем как сейчас. «Я так горжусь тобой, Эгги, – утешал он меня, проводя рукой по спине, единственной части моего тела, которая не болела. – Ты будешь отличной матерью». Потом он перестал поглаживать меня и уставился на испачканную кровью одежду. «Странный какой! – сказал он, потянув за мой больничный халат с завязками на спине. – Ты светишь задницей. Смотри, здесь даже бантики есть! » Я отругала его, что он заставляет меня смеяться, когда так больно. «Черт возьми, когда мы сможем сделать это снова? » – прошептал он. Я провела какое‑ то время в душе с неровным полом, безуспешно пытаясь выдворить его. Я с удовольствием представляла нас через сорок лет, сгорбившихся и еле ковыляющих, в престижном доме престарелых со специальными лифтами и нескользкими поверхностями. Тогда мир казался мне довольно романтичным, и я видела его только в розовом цвете.

– Если он появится здесь, не впускай его в дом. И я хочу, чтобы ты позвонила в полицию.

– Он считает, что его подставили.

Наше медленное покачивание прекращается.

– И кто же?

– У него много кандидатур. Ты, в частности.

Пол выругался.

– Чертов Лекс! У него всегда была слишком бурная фантазия. Он не станет разговаривать со мной по телефону. – Мой муж смотрит на часы. – Избегает меня и всех сотрудников. Не знаю почему.

– Ливви хочет показать Лекса и Джерри в следующем выпуске «Криминального времени». Мы все еще не нашли Джерри, и никто не знает, где он может быть. Ливви считает, что программе не хватает драматизма без него.

Пол недовольно вздыхает.

– Он только что вышел из тюрьмы! Должны же быть службы, которые знают, где он находится. С трудом верится, что у него много друзей. – Пол поднимается. – Если Лекс не образумится, у него останется столько же друзей, сколько и у Джерри.

Я подношу руку к лицу.

– Он просто очень зол.

– Я тоже!

– Никогда не суди человека, пока не побывал в его шкуре, – советую я.

– Ах так! Теперь ты пытаешься его понять! И это говорит женщина, для которой так сложно простить! Ну что ж, а я его не прощаю.

Последние слова Лекса не выходят у меня из головы. Присмотрись, и ты увидишь тысячи мотивов. Мы цепляемся за нелепые варианты, потому что удобнее верить в них, чем в то, что близкие нам люди способны на жестокость. Но по опыту я знаю, что в девяноста процентах случаев самый очевидный мотив и оказывается верным.

Джош что‑ то выкрикивает во сне, и я спешу успокоить его.

Глава 27

Когда через два дня после смерти отца Пол собрался на работу, я стояла на пороге и умоляла его остаться дома.

– Работа – это единственное, что отвлечет меня сейчас, – сказал он тогда. – Она приведет мои мозги в порядок.

Сегодня утром мы поменялись ролями. Пол настаивает, что сам отвезет детей в школу, чтобы я не выходила «в таком виде». Он показывает на мою голову, словно этой ночью на ней выросло что‑ то странное, что в некотором роде так и есть. Джош посматривает на меня через стол за завтраком. Рисовые шарики прилипли к уголкам его рта, как мухи на корову. Он говорит:

– Ого!

– Я в состоянии работать, просто вид немного странный, вот и все.

Я натягиваю улыбку и умалчиваю, что даже это делать мне больно.

Пол подходит к окну в гостиной и отодвигает штору.

– Журналисты подумают, что это я сделал, зная нашу удачу.

– Разве они сейчас на улице?

– Нет. Видимо, мы не настолько важные птицы, ради которых стоят на холоде всю ночь.

Я машу Полу и детям рукой и собираюсь на работу, но пойду я не туда. У меня есть кое‑ какие подозрения, и я должна сама все проверить. Я не спала всю прошлую ночь. Просто лежала, уставившись в потолок, и размышляла над каждой мелочью, которую помнила о Джерри. Через час после того, как Пол уснул, я спустилась вниз и внимательно изучила нашу DVD‑ коллекцию с программами «Взгляд изнутри», аккуратно сложенную на полках за телевизором. Я просматривала маленькие отрывки из серий и перекручивала огромные куски. Этот пассивный просмотр избавлял меня от мыслей о Лексе, его мотивах, страхах и злости. Через три часа короткий разговор – фактически одна реплика – между Джерри и караульным на семнадцатом диске заставил меня остановиться, а еще через несколько секунд я перешла от телевизора к Интернету, чтобы проверить свою мысль. Два часа спустя я тихонько пробралась к шкафу Джоша и нашла бинокль. У меня появился план. Возможно, глупый и абсурдный, но все‑ таки план. Перебранка с Лексом послужила призывом к действию. Я покажу ему, какой могу быть ищейкой!

И вот сейчас я стою в окружении тысячи любителей скачек, переплатив за билет на фестиваль Челтнема парню с выбитым передним зубом. Джерри любил делать ставки на лошадей – я слышала, как он однажды говорил об этом во «Взгляде изнутри». Он любил волнение толпы, брань и крики, когда радость и боль, все смешивается в те несколько секунд, что лошадь находится на финишной прямой. Поэтому прошлой ночью мне стало интересно, сможет ли Джерри пропустить фестиваль Челтнема после столь долгого перерыва. А еще за время просмотра я поняла, что он наслаждался теми маленькими радостями, что были доступны в тюрьме: новая книга из библиотеки, уроки кулинарии… Он не хотел привлекать к себе внимание, к тому же, чтобы оставаться незамеченным, нет ничего лучше, чем оказаться среди многотысячной толпы.

Но, оглянувшись по сторонам, я поняла, что даже если мои предположения и верны, доказать их почти невозможно. По радио непрерывно и малопонятно объявляли наездников и лошадей‑ участниц каждой скачки, из‑ за чего стоял невообразимый шум. Я в солнечных очках, чтобы скрыть побитое лицо, и с картой в руках, чтобы найти свое место, проталкивалась сквозь снующий туда‑ сюда народ. За два часа я, сканируя лица людей, обхожу все главные сектора, и меня все чаще зазывают в гостеприимные палатки. Посетителями потребляется море выпивки, поэтому разговоры и смех с каждым часом становятся все громче и грубее. Я пробираюсь к бару с шампанским на главной трибуне в основном потому, что он находится довольно высоко, становлюсь у окна и смотрю вниз на огромную толпу. Наконец‑ то отличное место! Я опускаю очки, достаю из сумки бинокль и навожу резкость. С этой выгодной позиции я вижу почти весь ипподром, но здесь столько людей, несколько тысяч лиц, а я ищу только одно. Я не знаю, во что Джерри одет, может быть, он даже изменил внешность. Через десять минут я опускаюсь на стул, убеждаясь в невозможности найти человека, даже если он здесь.

Я проверяю очередь к тотализатору, трибуны, толпу вокруг окошек, где принимаются ставки, людей, выстроившихся вдоль финишной прямой. Знаю, что настало время признать поражение, но дело в том, что после второй бессонной ночи за эту неделю я просто не в силах пошевелиться. У Джерри нет большой суммы денег, где же он может быть? Позади меня раздается резкий крик, три лошади галопом мчатся к финишу. Я изучаю людей в баре, просто на всякий случай. Ничего. Потом вновь поднимаю бинокль. Возле финиша началась потасовка, люди машут руками и пускают в ход кулаки. Вот где самое активное скопление людей. Я вижу женщину, которая мирно положила голову на плечо мужчины, парня в шляпе, вытянувшего шею, чтобы лучше видеть, подпрыгивающую женщину со свернутым в трубочку листом бумаги, которым она машет над головой, и невысокого мужчину в очках как у пилота, спокойно стоящего возле ограждения. Эта неподвижность и выдала его. Таким же образом он стоял в очереди за обедом и во время обыска в камере, так же сидел перед комиссией по досрочному освобождению. Очки немного изменили его облик, но это Джерри.

Я пулей спускаюсь по ступенькам и протискиваюсь сквозь толпу желающих утолить жажду.

– Эй, не так быстро! – бормочет один из них.

Спустившись с главной трибуны, я остужаю свой пыл и пытаюсь обойти румяных любителей пива и поток народа, стремящийся прямо на меня. На то, чтобы добраться до финиша, уходит много времени, слишком много. Я думаю о Лексе и его вчерашних словах. «Ищейка, бегущая за брошенной палкой…» Даст ли мне что‑ нибудь Джерри? Есть только один способ узнать это.

– Осторожно!

Из‑ за меня какая‑ то женщина пролила пиво на своего друга, и я спешу укрыться от их сердитых взглядов. Толпа такая плотная, что я не вижу ничего дальше двух человек спереди от себя, а я не такая высокая, чтобы смотреть поверх голов. От ограждения меня отделяет всего пять рядов, я уже вижу красно‑ белый диск на финишном столбе. Дальше пройти невозможно, поэтому я пытаюсь обойти сбоку и вытягиваю голову, чтобы найти куртку Джерри. Толпа начинает шуметь и подается влево. Слышится стук копыт, и меня волной выносит вперед. Какой‑ то мужчина несколько раз выкрикивает имя лошади прямо у меня над ухом, со всех сторон несется: «Давай, давай! » Лошади пролетают мимо, и я чувствую, что мои ноги уже не касаются земли, потому что всех нас выносит вперед. Когда толпа дружно выдыхает, я теряю равновесие, падаю на грязную траву и слышу треск своих солнцезащитных очков.

Двое мужчин берут меня под руки, поднимают и осведомляются о моем самочувствии. Я отхожу немного в сторону. Проклиная все на свете, я переступаю через обрывки билетов. Джерри мог уйти отсюда еще десять минут назад. Я протискиваюсь к ограждению, за которым стоят лошади‑ победители, и за двумя обнимающимися и что‑ то радостно выкрикивающими мужчинами вижу куртку Джерри.

Когда я кладу руку ему на плечо и окликаю по имени, он сразу же оборачивается. Он ниже меня, поэтому я вижу свое отражение в его очках. У меня на щеке капли грязи.

– Джерри, я Кейт Форман, мы несколько раз встречались…

– Я знаю, кто вы.

Я вытираю лицо рукавом.

– Простите, я упала. Здесь многолюдно.

– Если бы вы побывали там, где был я, вы бы любили и одновременно ненавидели толпу.

Я улыбаюсь и киваю.

– Давайте я куплю вам что‑ нибудь выпить и перекусить?

Джерри пожимает плечами.

– Как я могу отказаться от такого предложения? Знаете, как говорят: порой выпивка может изменить твою судьбу.

Мы идем к палатке с пивом и перебрасываемся парой фраз, пока я покупаю нам выпить.

– Вы сегодня в выигрыше или проигрыше?

– Проиграл. Если я ничего не выиграю в ближайшее время, придется добираться домой на попутке. – Он поворачивается ко мне, его лицо скрыто за большими очками. – Как вы нашли меня?

– Вспомнила, как вы сказали во «Взгляде изнутри», что любили скачки. – Я замолкаю, потому что не могу понять его реакцию, и протягиваю ему кружку пива. – Сейчас я работаю в программе, которая называется «Криминальное время», и мы хотим посвятить один из следующих выпусков Мелоди Грэм. Мы бы очень хотели, чтобы вы пришли и дали интервью Марике Кочран…

Джерри ругается так громко, что заставляет меня подпрыгнуть. Его дружелюбный тон за одну секунду становится холодным и агрессивным.

– Не знаю, кто это, да мне по большому счету все равно. Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое!

– Всего один раз, ради такого беспрецедентного случая! Вы ведь знали Мелоди и ввиду последних событий вызываете огромный интерес. Возможно, у вас есть какие‑ то предположения.

– Я никому ничего не должен. Большинство людей и так считают, что это моих рук дело. И я ничего не могу с этим поделать.

Он снимает очки и пьет, стараясь не проронить ни капли. Он был очень аккуратным в тюрьме, я помню.

– Вы выехали из своей временной квартиры.

– Нет закона, запрещающего мне делать это. Это не нарушает условия моего досрочного освобождения.

– Где вы остановитесь сегодня ночью?

– Не могу точно сказать. – Он ухмыляется. – В вашем доме?

Он видит, что мне это не нравится.

– Знаю, что вы не обязаны давать интервью, как не были обязаны сниматься в «Криминальном времени». Вы могли прекратить все в любой момент, но не сделали этого. Камера вас любит, и вы знаете это. Вы отлично смотрелись по телевизору.

Он бросает на меня сердитый взгляд.

– Я игрушка в руках журналистов. – Он расставляет руки, изображая Иисуса на кресте. – Разве вам не весело? – интересуется он.

– Это не развлечение. Наша цель – попытаться выяснить, кто убил молодую женщину. Мы можем взять интервью в любом месте, где вы скажете. Какой у вас номер мобильного телефона?

– У меня его нет. Мне он не нужен.

– Я куплю его вам и покажу, как им пользоваться.

Я осознаю, насколько непонятным кажется современный мир Джерри, которого арестовали в тысяча девятьсот восьмидесятом году и выпустили в две тысячи десятом.

– Я отлучусь ненадолго. Где вы будете?

Он пожимает плечами.

– Здесь и там, скорее всего.

– Пожалуйста, Джерри, бросьте мне спасательный круг, умоляю вас!

Джерри улыбается, и я чувствую смущение. Мне нравится его улыбка. Интересно, говорила ли ему такое жена много лет назад, как раз перед своей смертью? Я меняю тему разговора.

– Слава причиняет вам неприятности, но она также может защитить вас. Она дает вам возможность показать свое видение случившегося. Это ваш шанс доказать, что вы не убивали ее.

Джерри снова снимает солнцезащитные очки. Его ирландские глаза улыбаются: за одну секунду его настроение меняется с добродушного на гневное и наоборот. Он подносит свою кружку к моей, чтобы чокнуться, поворачивается и обращается к толпящимся рядом потным людям – как к тем, кто выиграл, так и к тем, кто проиграл:

– Сколько бы вы поставили на это?

Глава 28

Остаток дня был проверкой Джерри на умение держать слово. Я дала ему двадцать фунтов еще на несколько ставок, и мы договорились встретиться через час на этом же месте. В Челтнеме я купила ему дешевый мобильный телефон, пополнила счет и записала в него свой рабочий номер, номер Ливви и студии «Криминального времени», а потом вернулась к палатке с пивом. Меня приветствуют довольные лица: Джерри развлекает толпу карточными фокусами. Он на высоте, его ирландский акцент прекрасно сочетается с ловкостью рук. Перед ним на полу лежит шляпа, в которой монетки выстроены в виде маленькой пирамидки.

– А вот девушка, которой сегодня явно везет.

Джерри подносит колоду к моему лицу.

– Вытяни карту…

Но не успевает закончить предложение, смотрит через мое плечо и быстро поднимает шляпу – в палатку заходит охрана.

– Пора уходить.

Мы уходим вместе, шляпа позванивает у него в руке.

– Вижу, люди приходят сюда тратить деньги, а не зарабатывать.

– Это точно, – отвечает Джерри. Похоже, он не слишком огорчился, что пришлось прерваться. – У меня как раз хватило, чтобы поставить сорок пять к одному на номер триста пятнадцать. Чистый Кристалл, так зовут эту лошадь. Она принесет мне удачу, это наверняка.

– Пожалуйста, приходите на передачу, – говорю я, протягивая ему мобильный телефон.

Джерри не отвечает. Я какое‑ то время жду, потом ухожу.

На обратном пути в Лондон я звоню Ливви из поезда и рассказываю о своей неожиданной удаче. Но она опускает меня на землю.

– Посмотрим, появится ли он на шоу. Тебе нужно было брать интервью там же! Надо было поручить это дело Мэтту, – ворчит она. – Хочу, чтобы ты немедленно была в Вулидже.

– Вулидже?

– Звонила подруга Мелоди. У нее есть старые видеозаписи, где Мелоди играет на сцене волшебницу. Это может пригодиться.

– А мы не можем послать туда курьера?

– Нет, не можем. Она хочет передать все лично в руки, причем только тебе.

Я еле сдерживаю стон. До Вулиджа сотни километров, это в противоположном конце Лондона от того места, куда я еду, и далеко от моего дома. Выглядит совсем не заманчиво. И я протестую в глубине души.

– Никто не говорил, что работа на телевидении сплошной гламур, Кейт! Давай живее, она сегодня вечером дома.

Я откидываюсь на спинку сиденья, в душе проклиная свою начальницу. Когда поезд подъезжает к Паддингтону, я проверяю результаты скачек в Челтнеме по своему телефону. Чистый Кристалл упал на третьем барьере в 3: 15.

Чтобы справиться с заданием, мне понадобилось несколько часов. Подруга оказалась болтливой и без устали комментировала проигрываемое видео. Они с Мелоди вместе ходили в драмкружок в школе, когда им было по пятнадцать. Видео плохого качества и никак нам не подходит, поэтому я ухожу без видеокассеты и в тоске плетусь домой.

Я иду по незнакомым улицам этой юго‑ восточной части Лондона, когда звонит Пол.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

Это даже преуменьшение. У меня раскалывается голова и такое чувство, что я скоро упаду в обморок. Все, что я съела за сегодняшний день, – это двойной сэндвич, купленный в поезде. Он камнем лежит у меня в желудке, и я боюсь, что он собирается выйти оттуда так же, как и зашел, то есть быстро.

– Эта поездка яйца выеденного не стоила.

Пол сочувствующе вздыхает.

– Тебе нужно домой, отдохнуть. Я в Вулидже возле терминала.

– Что ты делаешь в этой глуши?

– Был здесь по работе. Маркус сидит с детьми. Тебе нужно лежать в постели, у тебя серьезная травма.

Я благодарю его и устало тащусь к терминалу, удары сумки по ноге отдаются в висках.

– Не нужно было выходить на работу сегодня. Ты нездорова.

Я опускаю голову Полу на плечо, а он обнимает меня и улыбается.

– Ты отлично поработала с Джерри! Почему ты не сказала, что отправляешься на его поиски?

Я стараюсь с безразличным видом пожать плечами, хотя так и свечусь от его похвалы.

– Не знала, смогу ли его найти.

– Ливви просто потрясена.

– Да? А по телефону так не показалось.

– Ладно тебе! Ты же знаешь Ливви, она не может выразить то, что чувствует.

– Думаю, ты прав.

Пол некоторое время молчит.

– Но, Кейт, давай решим на будущее, что ты не будешь делать подобного рода вещи, не посоветовавшись со мной. Это могло быть опасно, и я не хочу, чтобы с тобой что‑ то случилось.

Я хмурю брови, отчего боль усиливается. Я готова принять поражение.

– Да, ты прав. А где машина?

Пол указывает кивком на другой берег реки.

– Вон там. Можем пройтись.

– Ой, а может, поедем на пароме?

Я ужасно устала и хочу присесть.

– Он не работает после восьми. Идем, посмотрим другой берег.

Он берет меня за руку, и мы направляемся к круглому кирпичному зданию, это тоннель Вулиджа. Пол начинает спускаться по ступенькам.

– Давай спустимся на лифте, – предлагаю я, нажимая на кнопку. У меня такая тяжесть в ногах.

– Смотри, он не работает, – говорит Пол, указывая на табличку, что висит рядом на стене. – Пойдем. Куда исчез твой дух авантюризма?

Я следую за ним, поскольку привыкла, что Пол принимает разумные решения, а я слишком устала, чтобы о чем‑ то думать; потом бросаю взгляд на ржавые перила и спускаюсь, не держась за них. Мы идем вниз по узким лестничным проемам. У меня начинает кружиться голова, и я вынуждена остановиться. Пол скрывается из виду впереди меня. Кажется, спускаться еще далеко. Здесь пахнет не совсем приятно, вернее, совсем неприятно.

– Пол?

Он не отвечает, и я не слышу его шагов по металлическим ступеням.

– Пол?!

Я начинаю быстро спускаться за ним, и, словно в подтверждение моего страха, у меня волоски на затылке встают дыбом, я задыхаюсь и спотыкаюсь. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть что‑ то ужасное, но позади никого нет.

«Лестница насчитывает сто ступенек», – читаю я наверху.

Я прошла около шестидесяти, почти половину. Мне хочется вернуться и добраться домой на поезде и автобусе, выйти на морозный воздух, но теплая машина всего в паре шагов, и я могу подремать, пока Пол довезет меня до нашего милого дома. Я хватаюсь за перила и, быстро перебирая ногами, как боксер, прыгающий на скакалке, бегу вниз по ступенькам. Конечно, можно упасть и серьезно удариться, но страх настолько засел в моей голове, что его сложно оттуда вытеснить. Тяжело дыша, я успешно преодолеваю последний лестничный пролет.

Пол стоит возле лифта. Он чем‑ то озабочен. Моя сумка висит у него на сгибе руки, и из нее торчит уголок голубой папки Мелоди. У меня не было времени убрать папку. Пол мог легко заглянуть в нее и понять, чья она.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Кейт?

Я пытаюсь восстановить дыхание.

– Потому что мне невыносимо думать, что у нас есть какие‑ то секреты друг от друга.

Он опускает руку, и моя сумка соскальзывает вниз. Картонный уголок торчит из нее, напоминая парус в бушующем море. У меня нет слов, и мы в тишине смотрим друг на друга. Его взгляд холоден.

– Тогда идем.

Я отворачиваюсь и сглатываю слюну, слишком быстро собравшуюся во рту. Тоннель с тусклым мигающим светом еще долго идет вниз, прежде чем снова подняться вверх, поэтому невозможно увидеть, где он заканчивается. Проекция обманчива, и простирающаяся впереди дорожка с каждым шагом кажется меньше и уже. Никогда не думала, что у меня клаустрофобия, от которой сейчас сводит живот. Мы одни. Я полжизни прожила в Лондоне. Моя мама не может понять этого, она называет этот город «ужасное грязное место», но я люблю его. Звучит парадоксально, но для меня это самое уединенное место на свете: куда ни пойдешь, везде полно народу, и мне спокойно и безопасно среди незнакомых людей. Здесь мне никогда не было страшно – это огромное преимущество такого большого города, потому что я никогда не оставалась одна. Но здесь, внизу, в этой гробнице, только я и Пол. Никто не услышит ни единого крика. Никто в здравом уме (как сказала бы моя мама) не будет ходить здесь в половине десятого вечера. Никто психически вменяемый. Пол замедляет шаг, и мы идем рядом.

– Думаю, Темза начинается где‑ то здесь.

Я снова сглатываю слюну. Мы спускаемся еще глубже, теперь покрытый щебнем переход идет вниз под небольшим углом.

– Интересно, какая масса воды над нами?

– А мы не можем поговорить о чем‑ нибудь другом?

Он специально делает это, хочет заставить меня нервничать. У каждого своя ахиллесова пята, и у меня это вода. Я не умею плавать. Это то, чем я так и не овладела в своей жизни, как и игрой на музыкальном инструменте и умением готовить. Вода пугает меня, утонуть – это самая ужасная смерть, которую я могу себе представить. Еще когда я была маленькой, мне снились кошмары, что я пытаюсь обогнать цунами, хотя в детстве все называли это волнами прилива; рассказы о водоворотах вообще заставляли меня плакать. Пол знает это, но все равно пытается дразнить меня.

– Представь, во время бомбежек люди вынуждены были оставаться здесь всю ночь. Здесь помещались сотни.

Я быстро меняю тему разговора.

– С кем ты встречался в этой части города?

– С исполнительным продюсером ВВС.

– Это странное место для встречи.

– Он приземлился в аэропорту, который находится недалеко отсюда.

– А‑ а…

– Смотри, вода! – Пол протягивает руку вперед и дотрагивается до грязной белой плитки, из‑ за которой вытекает маленькая струйка воды, образуя лужу на щебне. – Да ладно тебе!

Я быстро прохожу мимо, уже отчаявшись когда‑ нибудь дойти до конца этой бесконечной подземной тюрьмы, которая отделяет нас от громадной массы Темзы над нами. Господи, а если выключат свет?

– Будет забавно, если выключат свет, – говорит Пол.

Он с равнодушным видом идет с моей сумкой в руке.

– Прекрати!

– Неужели ты не доверяешь мне, Кейт?

И тогда я кое‑ что понимаю и просто не в состоянии двигаться дальше – я осознаю, что он хотел сделать мне больно. Мне вспомнился пикник в Хэмпстед‑ хит пять или шесть лет назад. Было лето, в городе душно, и мне это запомнилось, потому что такие события происходят редко и потому ценны. Смеркалось, Джош только научился ходить, Джесси тогда еще приехала с подругой, которая с воодушевлением рассказывала о своих курсах актерского мастерства. Там учили, что успех актерского состава на сцене зависит от того, насколько они доверяют друг другу; они обязаны знать, что могут полностью положиться на партнера. И они пытались научиться этому доверию, играя в игру, где нужно было удержать другого, когда тот падал. Она сказала, что это было весело, поэтому мы тоже решили сыграть в нее на траве в Хэмпстеде в лучах вечернего солнца, у нас были голые плечи и липкие шеи.

– Давай же, Эгги, падай назад мне на руки, – сказал Пол.

Я колебалась, стоя со скрещенными на груди руками и беспокойно оглядываясь назад.

– Ну же! – Он сделал шаг в сторону, увеличивая расстояние между нами. – Неужели ты не доверяешь мне?

Он манил меня пальцами, призывая полностью отдаться в его руки. Зубы сияли на его загорелом лице.

– Конечно, я доверяю тебе, но ты отошел слишком далеко. Я не такая высокая.

– Я поймаю тебя. – И он снова повторил: – Неужели ты не доверяешь мне?

– Давай, Кейт, – подгоняла Джесси, – ты обязана рискнуть. Что такого может случиться?

И вот я закрыла глаза, выпрямилась и начала падать назад, а потом услышала его «Черт! », но слишком поздно: я грохнулась на выжженный солнцем пустырь и сильно ударилась плечом. Я лежала, оглушенная ударом, не в силах даже дышать, а все, закрывая свет, собрались вокруг меня.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒