Благодарности 12 страница

Он не поймал меня. Я слышала нервный истеричный смех и голоса со всех сторон, но повернулась только на один – умоляющий голос моего мужа, произносящего слова извинения и пытающегося объяснить, почему все так произошло.

– Я думал, что финальная часть падения самая значительная, поэтому пытался настроить тебя…

– Или напугать! – добавил кто‑ то.

– …а потом поймать в последний момент…

– Она убьет тебя за это! – сказала Джесси, качая головой и подавая мне стакан вина.

Большинство наших приятелей сочли все это забавным, но не мы с Полом. Он знал, что из‑ за его ошибки мне будет больно не только и не столько физически, мне будет трудно забыть и, как бы сильно я ни старалась, простить его…

Тоннель начинает подниматься, мы находимся в самой глубокой части реки. Наши шаги эхом отзываются в пустом пространстве. Насколько черное у тебя сердце, Пол? Я смотрю на его склоненную голову, на прямой нос, зацелованный мною, на вертикальную морщину и гусиные лапки, начинающие образовываться вокруг его глаз, излучающих столько радости. Как всегда, его куртка расстегнута. Он останавливается, оборачивается и смотрит на путь, который мы прошли. Как он и надеялся, кроме нас здесь больше никого нет. Неужели ты и вправду подставил своего партнера по бизнесу и старого друга и убил Мелоди из‑ за денег, а не из‑ за любви?

Собираешься ли ты завершить намеченное и убить мать своих детей, которая без лишних просьб придумала тебе алиби? Прямо здесь, прямо сейчас? Когда я встретилась с тобой возле терминала, там никого не было, потому что паром уже не работал. Ни одна душа меня не видела, прохожие на улице редко смотрели в мою сторону. Ты пришел сюда незамеченным, никому не знакомый в этой части города, куда мы никогда не заезжали, ведь это так далеко от дома. Слова Лекса звучат в моей голове как мантра: «Кто‑ то подставил меня».

На курсах по правильному ведению допроса нам показывали много видеоматериалов полиции с подозреваемыми в разных видах преступлений – от кражи в магазине до убийства. Преступления на почве страсти были самыми ужасными (мужчина, который забил свою мать до смерти железным прутом; женщина, которая тринадцать раз ударила кухонным ножом сестру‑ близнеца), но, как по мне, и предельно честными – страсть выпускает животный инстинкт, ярость, которая прячется в глубине каждого из нас. Убийцы были охвачены сиюминутным безумством, которое обрекло их на самобичевание во время каждой годовщины тех смертей, потому что то, что они сделали в ту долю секунды, будет преследовать их весь остаток жизни. Но, чтобы подставить кого‑ то, нужно иметь самое темное из всех темных сердец, потому что это было запланировано.

– Здесь ужасно, правда? – говорит Пол и подходит ближе ко мне.

Я останавливаюсь и отступаю к неровной стене, спиной ощущая холод плитки.

– Ты можешь напугаться до смерти, Кейт. Никогда не ходи здесь одна.

Его рука что‑ то ищет в куртке. Я не могу дышать.

Он делает еще один шаг ко мне, его туфли поскрипывают в тишине, а я смотрю в лицо своего мужа, и в этот миг слова из нашей свадебной церемонии звучат в моей голове так же отчетливо, как звон колоколов в ясное воскресное утро: «Любить все, что есть в тебе, доверять тому, что еще неизведано в тебе». Но что я фактически знаю? Пол, я лежала рядом с тобой на протяжении десяти лет; я знаю, где образуются капельки пота, когда ты испытываешь оргазм; я помню твое лицо, когда наших детей вынимали из моего тела; я слышала, как ты ругаешься и кричишь от боли, а также как тебя тошнит. Я знаю, где у тебя образуется спазм мышц, когда ты засыпаешь; как у тебя текут сопли, когда горе сменяет солнечное настроение; я ощущаю твои глубочайшие страхи и смеюсь над твоими самыми высокомерными предположениями. Я знаю, что ты хочешь быть кремированным, а не похороненным, и что ты надеешься, что Джош и Ава к тому времени будут состоявшимися, успешными взрослыми людьми, а я буду стоять на очень красивой скале в Девоне и развеивать по ветру из урны твои останки. Я прожила с тобой жизнь, мы вместе создали две новые жизни; я надеялась закончить свою жизнь с тобой, провести с тобой бессчетное количество молчаливых часов; но я стою здесь, под глубокой рекой, протекающей через весь город, в котором мы прожили эту жизнь, и понимаю, что совсем не знаю тебя.

Я не понимаю, на что ты способен, не могу определить твоей цели и твоих мотивов. Может быть, ты собираешься убить меня, а может быть, крепко обнять, – я уже не могу сказать. Мы разрушили наше доверие. Я солгала ради тебя, дала ложные показания, чтобы сохранить нашу идеальную жизнь, не помогла Лексу и… Мелоди, прости меня! В то время я думала, что у меня нет выбора.

– У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь в обморок, – говорит Пол, доставая из кармана носовой платок и протягивая мне.

Я прикладываю его к своему лицу, как белый флаг капитуляции.

– Ну же, обопрись на меня, и давай выбираться отсюда.

В итоге мы добрались до другого конца, и я даже не смогла сдержать стон, увидев знак, сообщающий, что этот лифт тоже не работает. Я еле тащусь по бесконечным ступенькам наверх, обходя лужи мочи. Из‑ за ржавых перил моя ладонь воняет как кровь.

– Подожди здесь, я заберу машину, – говорит Пол возле выхода. – Не хочу, чтобы ты шла дальше.

Я в изнеможении опускаюсь на бордюр, и Пол протягивает мне сумку.

– Можешь принести мне воды? Там есть магазин.

Он спускается по дороге к круглосуточному магазину на другой улице и исчезает под неоновой вывеской. Я достаю телефон и визитку О’Шиа и набираю номер. Наш разговор короткий: я просто говорю ей, что хочу изменить показания, и в двух словах объясняю почему. Я слышу триумфальные нотки в ее голосе: дело сделано, думает она. Когда Пол возвращается, я сижу на том же месте.

Усевшись на пассажирском сиденье, я жадно пью минеральную воду и засыпаю, не успев доехать даже до конца улицы.

Глава 29

Они пришли утром, когда Пол только вытащил из своей чашки чайный пакетик. Ава побежала открывать дверь. Они уже стояли в холле, когда я вышла их встречать. Их было много: О’Шиа и Уайт, несколько полицейских в штатском и несколько в форме. Они быстро прошли в кухню, и О’Шиа сообщила Полу, что они его арестовывают. Когда он спросил почему, они сказали: «В свете новой полученной информации». Он обернулся и молча посмотрел на меня, все еще держа на ложке капающий чайный пакетик.

– Давайте покончим с этим делом.

Он бросил в раковину ложку и пакетик и пошел в коридор за курткой, а потом начался ад. Джош принялся вопить. Он побежал за О’Шиа, когда та последовала за Полом в коридор, и ударил ее кулаком в живот.

– Не трогайте моего папу!

Пола прижали к вешалке и повалили на пол. Один из полицейских попытался оттащить Джоша, но не ожидал такой силы от девятилетнего ребенка и отступил, вскрикнув от удивления и боли.

Ава завыла несколькими голосами одновременно.

– Уймите своих детей! – заорала Уайт.

Все столпились в нашем узком коридоре. Джош лежал на оглушенном и ошарашенном Поле, крепко вцепившись в него, а я пыталась оттащить его.

– Не уходи, папочка, не уходи! – вопил Джош.

Муж пристально смотрел на меня, бледный и безмолвный. Парадокс в том, что я совсем не так все это представляла и не поддерживаю сейчас Джоша и Аву. Я не могла успокоить или переубедить своих детей. Здесь, в этом хаосе нашего изысканного коридора все доказывало, что Пол любил своих детей, а они любили его, и это именно я разъединила их. Я попыталась вызвать лицо Мелоди, чтобы набраться решимости продолжать, но слышала только своих перепуганных, убитых горем детей. Страх за свою жизнь, который я так сильно прочувствовала вчера, дома как рукой сняло, но правда – вот то единственное, что способно вернуть мне душевное спокойствие.

– Уведите его отсюда! – скомандовала О’Шиа, или мне только показалось, что она это сказала: Ава так громко кричала у меня над ухом, что все эти люди казались мне актерами в театре пантомимы.

Пол попытался встать, а полицейский оттащил Джоша – у меня не хватило духу сделать это. Двое полицейских вывели моего мужа из дома под крики «Папочка! ». Пол не сказал мне ни слова. О’Шиа захлопнула дверь ногой, и я повернула ключ, потому что Джош хотел бежать за отцом. Она поправила рубашку и убрала волосы назад.

– Я ненавижу тебя! – крикнул мне Джош. И он действительно меня ненавидел.

– Солнышко… – попробовала вмешаться О’Шиа.

– Да он боец! – с уважением заметил мужчина, которому было на вид около сорока лет, но замолчал после одного только взгляда О’Шиа.

– Дайте миссис Форман минутку, – добавила О’Шиа, кивая мне.

Но у меня ушло больше, чем одна минута, чтобы успокоить детей. Я отвела их в школу, чтобы хоть как‑ то все упорядочить, но сложно делать обычные вещи, когда сердце рвется из груди.

Сейчас, четыре часа спустя, меня усадили на диван и дали виски в мои дрожащие руки. Я избавилась от своей семьи, а сейчас пересказывала О’Шиа и мужчине средних лет, представившемуся детективом Беном Самуэлсом, детали той ночи, когда Пол пришел с окровавленными руками, а потом протянула им шарф. Глаза О’Шиа просияли, когда я отдала его ей. Я избавила ее от запутанного дела об убийстве, и она не ударила в грязь лицом перед своими коллегами сегодня. Возможно, я даже помогла ее повышению по службе. Мой дом был перевернут вверх дном, потому что они искали «материалы, которые могут быть важными для расследования».

Я слышу, как они роются в шкафах. Один полицейский аккуратно снимает с полки книги, ставит их передо мной и встряхивает. В туалете какой‑ то человек в белом костюме проверяет сливной бачок.

– Давайте оставим его, пусть делает свою работу, – говорит О’Шиа, глядя на мужчину, пересматривающего книги. – Мы можем пройти в кухню?

Мы идем в другой конец дома, Бен за нами.

– Проблема заключается в том, что вы пытались скрыть от полиции важную информацию, – начинает она, устремляя взгляд на окно в сад. – Мы могли бы арестовать вас, но я не думаю, что обществу станет лучше от этого, учитывая детей и все такое.

О’Шиа пытается быть дружелюбной. К тому же она неплохо справляется со своей работой. Я наблюдаю, как она руководит сотрудниками, хотя моложе половины из них. Интересно, через что ей пришлось пройти ради этой работы?

– Нам нужно будет проверить канал.

Я потрясена.

– Это еще зачем?

– Орудие убийства так и не найдено. Если бы я убила ее, то спрятала бы его именно там. – Я не отвечаю, и она указывает на ящик стола. – У вас все ножи на месте?

– Все. И я отношусь к женщинам, которые заметили бы пропажу.

Она смотрит на меня с уважением, и я готова поспорить, что ее столовые приборы тоже не валяются где попало.

– У вас только один замок на дверях? – Она кивает на старомодный ключ. – Из‑ за этого вашу страховку могут признать недействительной.

Я пожимаю плечами.

– Нас со всех сторон окружают соседи. И вам понадобится переплыть канал, чтобы забраться в дом через черный вход. – Я вздрагиваю. – Никто в здравом уме не сделал бы этого.

– Я тоже так думаю.

Она пристально рассматривает окно в кухне и явно не в восторге от его расшатавшихся задвижек, а с одной стороны без затвора вообще. Она работает в мире, где доверие ко всему, что поддается логике, не спасет и не защитит от низости и насилия.

– А если не в здравом? Вы же не хотите, чтобы один из них оказался возле ваших детей…

– Понимаю! Но никого на нашей улице не ограбили за последние двадцать лет. У вас есть сигарета?

Она кривится.

– Бросила пять лет назад. – Потом с жалостью смотрит на меня. – Бен, не дашь миссис Форман сигарету?

– Конечно.

Он протягивает пачку с несколькими сигаретами, и я с удовольствием беру ее в руки.

О’Шиа пристально смотрит на меня. Она проверяет меня на вшивость. Интересно, сколько человек за эти годы не прошли подобную проверку?

– Откуда это у вас? – указывает она на синяк у меня под глазом.

– Мы с Лексом попали в аварию, – отвечаю я.

– Когда это случилось?

– Два дня назад. Он совсем с ума сошел.

О’Шиа переглядывается с Самуэлсом.

– Нам об этом известно?

Он качает головой и хмурит брови.

– Он разозлился на вас? Почему?

– Он считает, что его подставили с убийством Мелоди.

– И кто же его подставил?

– Пол, Джон, я. Все мы. Он был не в себе и, возможно, пьян.

– Вы тоже думаете, что его подставили?

Я делаю глубокую затяжку.

– Лекс избалован. Если что‑ то идет не так, как он планировал, он во всем винит других.

– Почему Пол убил Мелоди?

– Я не знаю наверняка, убил ли он ее. Я никогда этого не говорила! Я просто не верю в историю с собакой… Я уже не знаю, во что верить, кому доверять…

Я грызу ногти, и в сочетании с курением мое тело наполняется тревогой. Я снова слышу слова Лекса во время той безумной поездки: «Невиновных людей арестовывают постоянно». Господи, прости, если я не права!

Они тут же уставились на меня.

– У вашего мужа был роман?

– Я не знаю.

– Но вы подозреваете его?

– Не знаю!

– Он был неверен в прошлом?

– Был, но не мне. – О’Шиа вскидывает брови. – Он был женат раньше. – Я опускаю глаза в пол. – Тогда мы с ним и встретились.

О’Шиа молчит, а я чувствую, что Самуэлс наслаждается моей неловкостью.

– У вас красивый дом, Кейт. Завидная жизнь. Может быть, есть какие‑ то проблемы с деньгами, финансовые неурядицы, о которых вам известно?

– Нет.

– А вам было бы о них известно?

– Я вижу банковские отчеты, у нас совместный счет.

– Что заставило вас изменить показания, Кейт?

Я смотрю на сад, очнувшийся с приходом весны. Вижу красную крышу кукольного домика Авы.

– Вы когда‑ нибудь слышали фразу «эффект ореола»?

– Нет.

– Этот термин используют социологи. Если кто‑ то чрезвычайно привлекателен внешне, мы ошибочно предполагаем, что он такой же и внутри. Нам кажется, что он более принципиальный, чем обычные люди, более общительный, более честный. И это заставляет нас закрывать глаза на его недостатки. Я думаю, что известные люди, актеры или модели, как раз и вызывают такую реакцию у людей.

Я вижу пару носков Пола на столешнице, на одном из них еще сохранился отпечаток его ступни. Даже ступни моего мужа прекрасны.

– Просто я больше не в состоянии оценить все сама. Хочу, чтобы кто‑ то другой подтвердил или опроверг все это.

– Значит, вы говорите, что Пол сделал это, а большинство людей будут думать, что это не так?

– Я говорю, что я не знаю. Я всего лишь хочу узнать правду. Это все, чего я хочу.

– Но почему вы передумали именно сейчас?

Я гашу сигарету в тарелке, где еще остались крошки.

– Мы с Лексом нечасто встречались с глазу на глаз, но в ту ночь мне было жаль его. Если это сделал не он… А еще потому, что я не могу смотреть в лицо своим детям, если у меня есть такие сомнения, потому что… потому что…

– Что, миссис Форман?

Я уже собиралась сказать, что испугалась за свою жизнь, но потом поняла, как это будет воспринято. Я и так достаточно наговорила.

– Ничего.

О’Шиа прижимает к груди папку, как держат маленьких детей, и мне интересно, не является ли карьера для нее ребенком.

– Что теперь будет?

– Эти люди пробудут здесь большую часть дня. Думаю, вам придется подписать некоторые бумаги.

Она поднимается.

– А вы куда?

– Собираюсь взять показания у мистера Пола Формана.

Самуэлс сопровождает ее до машины, и я остаюсь в кухне одна. Громко хлопает дверь, из‑ за чего носок Пола бесшумно падает на кафель, и на него наступает вошедший через сад полицейский.

Глава 30

Я надеюсь, что двух пакетиков сырных чипсов, сладких сердечек и жевательных конфет, съеденных по пути из школы домой, а потом еще рыбы с жареной картошкой из кулинарии с последующим шоколадным тортом на десерт, а также компьютерных игр будет достаточно, чтобы купить моим детям душевное спокойствие. Учителя сказали, что они вели себя хорошо, но я все равно внимательно наблюдала за ними, когда они сидели в гостиной перед диснеевским мультфильмом, а крошки и сахар падали на ковер.

После того как дети ушли спать, я уселась перед тем, что после них осталось, а это несколько жевательных конфет и холодная картошка, достала пиво и новую пачку сигарет и как будто вернулась в юность; я так же курила и пила пиво, когда мне было двадцать. Я сажусь за компьютер с флешкой, заполненной файлами из дома Мелоди. Опция «Поиск» выдает имя Пола восемьсот семьдесят один раз. «Грэм» и «Мелоди» встречаются на страницах со статьями расходов, налоговыми счетами, в нескольких контрактах и соглашениях о конфиденциальности, которые она подписывала перед обсуждением «Криминального времени». Все это очень скучно. Имя Лекса встречается в пятидесяти пяти файлах, в них в основном изложено общее описание программы, но есть и документ с детальным объяснением, как голосование зрителей в «Криминальном времени» будет работать на практике. Это самое интересное, что мне пока удалось найти. У Лекса начался полет фантазии; видно, что он действительно понял концепцию, и его идеи о привлечении зрителей к участию в программе оказались очень даже кстати; он был убежден, что получится хит, и хвастался, что они могут продать это в другие страны. Я улыбаюсь; может, он и испорченный, но нельзя отрицать его харизмы – он действительно является королем реального телевидения. Слово «Форвуд» вводить в поиск было бесполезно: мне выдало четыреста документов. Нужно сузить поиск, поэтому я ввожу «Пх» – это подпись, которую иногда использует Пол. Выводится восемнадцать документов. Я бегло просматриваю некоторые из них и нахожу электронные письма Пола к Мелоди, в которых он пишет, как Форвуду понравилась идея «Криминального времени» и как он доволен таким активным откликом. В следующем письме его тон меняется:

«Дорогая М.!

Прости, если собрание показалось тебе нелегким. Л. просто одержим своей идеей, у него есть собственное четкое видение всего этого. Надеюсь, мы сможем прийти к соглашению во время следующей встречи, и стороны останутся довольны. Пх. ».

В следующем файле находится письмо Мелоди к Полу из ее личного почтового ящика mg26@hotmail. com.

«Дорогой П.!

Я очень огорчена всем этим. Не могу поверить, что он спрашивает, серьезны ли мои намерения, когда сам все прекрасно знает. Да, я молода, но я имею право требовать больше времени, чтобы получить совет юриста относительно моей позиции. Не хочу, чтобы меня запугивали. Мх. ».

Дальше следуют своего рода угрозы. Снова из mg26@hotmail. com.

«Л. может это не нравиться, но я имею право использовать свою идею и в другом месте. Я говорила уже много раз, что хочу лишь подобающего вознаграждения и подобающего договора на эту программу. И то, что он пугает меня конкурентами, на меня не действует, сам понимаешь. Мх. ».

Следующее письмо тревожное.

«Дорогой П.!

Я звонила тебе три раза сегодня вечером, но бросала трубку. Но потом подумала, что такое лучше написать, чем обсуждать это по телефону, чтобы ты сам все решил.

Во время того перекура я стояла за дверью и слышала, что Л. говорил обо мне. Все это было противно слышать, но я была слишком зла и расстроена, чтобы завести этот разговор на собрании. Мне казалось, я могу наговорить то, о чем впоследствии буду жалеть, поэтому решила держать язык за зубами, – в отличие от него, конечно.

Во‑ первых, я не обязана подписывать его контракт, если не хочу этого. Я знаю, что имею на это право, а его слова действительно были неприкрытым запугиванием. Меня не волнует, что время уходит, это не мои проблемы.

Другое дело то, что он говорил о нас… Ну что я могу сказать? Я была в замешательстве и очень зла, за тебя и за себя. Он прямо перед Джоном сказал, что я „втюрилась в тебя“. Означало ли это, что он думает, будто я веду себя как влюбленная дурочка? А в конце он заявил, что считает, будто я подам на тебя и на него в суд за сексуальные домогательства, если не добьюсь своего. Это клевета! Вот почему я ушла с того собрания, ничего не подписав и ни на что не согласившись, он просто бесит меня. И главное, я не могу с ним работать, а это значит, что, к моему огромному сожалению, я не могу работать и с тобой. Мх. »

Я попробовала представить, как все происходило на этом собрании: молодая женщина с отличной идеей хочет быть замеченной акулами телевидения, но при этом не съеденной ими. У нее это получилось лучше, чем у меня, даже если бы я попыталась.

Теперь понятно, как оскорблен был Лекс ее амбициями и ее талантом. И почему он предполагал, что она увлечена Полом. Единственное, чего я не могу понять, – было ли это взаимно.

Этот обмен письмами более чем подтверждает, какой это кошмар – работать на Лекса, особенно если ты молодая и привлекательная женщина. Лекс высокомерен, но Лекс и умен. Понял ли он, что зашел слишком далеко, и не решил ли пойти на встречу со своим оппонентом? «Никогда не стой между мужчиной и миллионами, которые он собирается заработать». Возможно, у Мелоди были основания подавать в суд за сексуальные домогательства, если она хотела пойти по этому пути. Вполне возможно, что у нее были весомые доказательства. Приплюсовав к этому более раннее «нашествие тупых красоток», введенное Лексом за эти годы, получится отличное основание охарактеризовать Лекса для инвесторов как бабника. Вот почему он хотел получить материалы из ее дома – хотел убедиться, насколько решительно она была настроена, – но не мог сделать этого сам, потому что это выглядело бы подозрительно, а Астрид, его спутниковая тарелка, не могла понять отчаяния своего босса. Мелоди была той, кто стоял между Лексом и его благосостоянием, и он знал это. Поэтому ли он встречался с ней той поздней ночью, когда она была убита? Просил ли он ее прийти на эту встречу или они договорились заранее? Я беру телефон и набираю его номер. Я хочу услышать его проклятия и брань, когда припру его к стенке, но слышу лишь: «Номер, по которому вы звоните, временно недоступен, позвоните, пожалуйста, позже». Ну что ж, я попробую позже, теперь ты меня не остановишь.

Я грызу ногти, ввожу пароль на ноутбуке и набираю lexwoodisinnocent. com. Здесь было сто тысяч посетителей со среды. Вот несколько фотографий Лекса со знаменитостями, вот несколько в полицейском участке. То ли Лекс, то ли его помощник разместили ссылки на репортажи о нем в прессе, и их здесь очень много. Он всегда был мастером саморекламы и разных маркетинговых ходов. Но лучше всего он знает, как себя продать.

«Ставьте „против“, если считаете, что я виновен» – выведено вверху сайта. Хорошо, Лекс, я отправлю тебе сообщение. Ставлю сто фунтов, что ты по уши погряз в этом.

На мой ящик приходит автоматический ответ:

«Спасибо, что вам небезразлично убийство Мелоди Грэм. Содействуя нашему сайту, вы помогаете оказывать влияние на полицию, чтобы она раскрыла это убийство и держала общественность в курсе дела. Я не убивал ее, и сейчас как никогда важно, чтобы полиция продолжала поиски и нашла того, кто это сделал».

Вверху сайта пробегает лента новостей, и мой глаз выхватывает Форвуд ТВ. Там сообщение об аресте Пола, а еще через две минуты звонит телефон. Я не могу не ответить матери Пола, какой бы истеричной и навязчивой она ни была. Пятнадцать минут уходит на то, чтобы с трудом убедить ее не приезжать и не оставаться нам «помогать». Мне кажется, я предпочту оказаться в тюрьме с Полом, чем выслушивать ее тирады на тему «Ой, я не знала об этом канале» или «Мне кажется, детям не нужны резиновые сапоги в городе».

За ней следом звонит моя мама. Наконец‑ то сложилась ситуация, где она может продемонстрировать свой нудный фатализм.

– Ты всегда можешь вернуться домой, ко мне, если уж так все сложилось, – с надеждой в голосе произносит она.

Ничего себе! Спасибо, это лучшее предложение, которое я когда‑ либо получала. Я растерянно переключаю каналы, пока мы говорим, и останавливаюсь, когда вижу Джерри в повторе программы «Взгляд изнутри», в этот миг он отжимался в камере, его рубашка не заправлена. Телевизор сейчас работает без звука, поэтому я насчитываю двадцать пять отжиманий, пока мама продолжает что‑ то лепетать. На его спине выделяются мускулы. Он поднимается как раз тогда, когда мама кладет трубку, и улыбается в камеру, которая висит высоко на стене, а потом выпускает воображаемую стрелу из лука – прямо в меня.

Глава 31

Выходные тянулись ожиданием новостей от Пола. Его не освободили; двадцать четыре часа заключения переросли в тридцать шесть, затем, по указу судьи, их продлили еще. Но жизнь должна продолжаться: дети обязаны ходить в школу, а я обязана идти на работу. Я отодвигаю край шторы и выглядываю на улицу. Два фотографа и Деклан Мур стоят на входе. Я вспоминаю недавние рыдания Джоша и принимаю решение больше никогда не дать ему пройти через это.

– А мы можем ходить по этой дороге каждый день, мамочка? – спрашивает Ава и визжит, потому что лодка раскачивается.

Мы вышли через сад, переправились через канал и идем по узкой улочке на другом берегу.

Я разбудила Маркуса, постучав по стене «Марии‑ Розы», и попросила его помочь нам. Он любезно предложил переправить нас на лодке через эту десятиметровую глубину воды. Я схватилась за бортики так крепко, что побелели пальцы. Потом мы подняли на берег рюкзаки с учебниками и коробки с обедами, и я обняла Маркуса, счастливая, что обвела вокруг пальца всех тех ожидающих на холоде перед входной дверью людей.

– Вы будете где‑ то поблизости сегодня вечером? Возможно, нам придется возвращаться таким же способом.

– Один из нас будет здесь наверняка. Я переправлюсь за вами, чтобы вы не спускались в лодку по веревке, потому что у вас дети и вещи. Конечно, у нас не получится делать это постоянно, мы уедем на каникулы в Австрию, еще успеем покататься на лыжах.

Я смотрю вниз на черный канал и вижу приятную картину: Макс и Маркус, рассекающие снежные волны.

– Маркус, боюсь, что завтра сюда нагрянет полиция, возможно, даже с водолазами. Они собираются обыскать канал. Простите, если они доставят вам неприятности.

Он помогает нам выбраться на берег, улыбается и показывает зубы, которым позавидовал бы сам Том Круз.

– Может, мы как раз поговорим с ними о снаряжении, я люблю дайвинг. Я буду внимательно за ними следить.

– Спасибо, что ты такой понимающий.

Он делает что‑ то удивительное – протягивает руки и обнимает меня. От этой неожиданной доброты у меня на глаза наворачиваются слезы. Я долго не отпускаю его; грудная клетка Маркуса крепче, чем у моего мужа. Когда мы размыкаем объятия, мои дети смотрят на нас круглыми глазами.

Мы заходим в школьные ворота под шепот окружающих. Я вижу повернутые друг к другу головы и руки, поднесенные ко рту. Незнакомые люди смотрят на меня, потом отводят взгляд в сторону. Похоже, это и есть дурная слава. Мы официально семья, у которой сейчас проблемы. Сара здоровается и обнимает меня.

– Я заберу вас после школы, хорошо?

Дети кивают, а она наклоняется к моему уху и шепотом произносит самые утешительные за это утро слова:

– Возле вашего дома пресса?

– Да. Маркус переправил нас на лодке через канал.

– Отлично. Просто помни, что это скоро пройдет, Кейт. Когда‑ то я работала на члена парламента, которого арестовали за взятку. На протяжении трех дней на улице возле его офиса и возле дома стояли по три десятка человек, а потом – пуф! – и все исчезли. И ты даже не вспомнила бы его имя, если бы я назвала его.

– Мне от этого не легче.

Она крепко обнимает меня.

– Прости, но это лучшее, что я могла придумать.

– Спасибо. Я заскочу после работы, чтобы забрать их.

– Хорошо.

К моменту, как я выхожу с детской площадки, минуя детские коляски, малышей, скутеры и болтающих мамочек, я уже переключаюсь на мысли о работе и у меня появляется новая цель. Как вдруг я неожиданно чувствую, что кто‑ то сжал мою руку. Это Элоида. Я отталкиваю ее, словно она паук, севший на мою куртку.

– Я знала, что это единственный способ выловить тебя. К тому же, надеюсь, ты не закатишь здесь сцену.

Она снова берет меня за руку и мило улыбается мальчику, который наткнулся на ее колено. Она права, кипятиться на пороге школы глупо, особенно если ты мать, у которой «проблемы», поэтому мы идем рядом и играем роль закадычных подруг.

– Мне нужно на работу, поэтому оставь меня в покое!

– Только после того, как ты выслушаешь, что я хочу сказать.

Я бегом спускаюсь по ступенькам метро, она спешит за мной.

– Меня не было в твоем доме. Какого черта ты так уверена, что я там была?

Фыркнув, я вставляю свой билет в турникет.

– Скажем так, я наблюдательная. Ты себя выдала.

Она недоуменно смотрит на меня.

– Чашки и ложка.

Сказав это, я понимаю, как абсурдно все это звучит, и неожиданно начинаю сомневаться, не придумала ли я все это.

– Чашки?

Я захожу в поезд и ищу место. Элоида садится рядом со мной.

– То, как они стояли… Я знаю, что это ты.

– Логичная, умная Кейт чуть не убила меня из‑ за чашек?

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒