Ольга Строгова 16 страница

Насколько спокойнее было бы сейчас завхозу, если бы Аделаида Максимовна хоть как‑ то отозвалась на ее провокационные реплики – ну, засмущалась бы или, наоборот, рассердилась и поставила ее на место.

Но ничего подобного не случилось. Аделаида Максимовна молча допила свой чай, поблагодарила и пододвинула к себе выставленные завхозом коробки, коробочки и флаконы.

– Я возьму это, это, это и это, – заявила она, даже не спросив о цене, – и еще, пожалуй, вот это, – она поднесла к глазам пузырек с бледно‑ розовым, под цвет выбранной помады, лаком для ногтей.

– О… а… – на какую‑ то долю секунды растерялась завхоз, – разумеется. Прекрасный выбор. Только вы, Аделаида Максимовна, с вашим тонким, неподражаемым вкусом… А деньги можно потом, в аванс или в следующую зарплату.

– Нет, зачем же потом, – светло улыбнулась директриса и достала из сумочки бумажник (тоже новый, кожаный, дорогой, машинально отметила про себя завхоз).

Отсчитав деньги, она поднялась, собираясь уходить.

– Я тоже пойду, – сказала завхоз, взглянув на часы, – посмотрю, что там в спортзале делается.

– А что может делаться в спортзале? – удивилась директриса. – Вы, помнится мне, говорили, что заперли его до конца четверти. Так сказать, во избежание…

– Говорила, – усмехнулась завхоз, – но он попросил меня открыть, и я не смогла ему отказать.

И снова никакой ожидаемой реакции, ни малейшей тени, ни облачка на гладком белом лбу, словно и нет нужды в дополнительных разъяснениях и уточнениях.

– А зачем ему понадобился спортзал? – с интересом спросила Аделаида Максимовна.

– А у него в половине второго бой с физруком, – небрежно ответила завхоз, – из‑ за Манечки.

Тут уже усмехнулась Аделаида Максимовна, а у завхоза возникло крайне неприятное (но, к счастью, быстро прошедшее чувство), что она пропустила нечто очень важное.

– Ну, если бой, то, наверное, не стоит им мешать, – мягко заметила директриса.

– Да там сейчас соберется вся школа, – горячо возразила завхоз, – спасибо Ксюше Бельской! Вы как хотите, Аделаида Максимовна, а я пойду. Пропустить такое зрелище! Да ни в жизнь!

– Ну, раз вся школа, – улыбнулась директриса, – тогда идемте. А по дороге расскажете мне, при чем тут Бельская.

* * *

Если завхоз и преувеличивала, утверждая, что в спортзале соберется вся школа, то лишь незначительно. Даже начальные классы, давно отпущенные по домам, сочли своим долгом прислать отдельных, заслуживающих доверия, представителей. Совсем маленькие дети, впрочем, не допускались; в дверях образовался спонтанный face‑ control из двух учительниц начальной школы и троих дюжих старшеклассников. Группа учеников 3‑ го «А», пыхтя, тащила из холла длинные деревянные скамейки и под этим предлогом была беспрепятственно пропущена в зал; а вот Кольке Белому из 8‑ го «Б» и другим хулиганам не повезло – стоящий за спинами контролеров Лешка Морозов отрицательно покачал головой, и их завернули.

Хихикая и оживленно сплетничая, прошла стайка девятиклассниц – длинноногих, светловолосых и в свежих веснушках. Следом одиноко, мрачно проследовал Саша Горчаков; ему бы надо было готовиться к зачетам по геометрии, истории и английскому – последнему шансу получить по этим предметам государственную оценку; но мог ли он усидеть за партой в душном классе, когда все, и Настя в том числе, снялись с места и повалили в спортзал? Прошел Сашин друг Серега, на ходу обсуждая с товарищами расстановку сил в предстоящем поединке; тут уже разговор велся серьезный, мужской, на исход боя делались нешуточные ставки, а причины никого особенно не интересовали.

Прошла, теребя тонкую косу и скромно опустив довольные глазки под круглыми очками, зубрила и дурнушка Света Лебедева. То есть это до понедельника она была дурнушкой, но после того, как немецкий профессор во всеуслышание назвал ее «милой фрейлейн», парни начали посматривать в Светину сторону с определенным интересом, а кое‑ кто из девушек – даже и с завистью. Света горячо и искренне желала красивому и галантному немцу победы над угрюмым, мрачным, противным физруком; в сплетни же насчет него и секретарши она просто‑ напросто не верила.

Да и никто, в общем‑ то, не верил, несмотря на все старания Оксаны Георгиевны, которая, естественно, находилась тут же. Учителя отворачивались от нее с неопределенными улыбками, а обсуждать эту тему со старшеклассницами Оксане Георгиевне не позволяла профессиональная этика.

Что‑ то здесь было не так, какое‑ то «несоответствие калибров», как выразилась дама, преподающая в старших классах неудобопонятный предмет под названием ОБЖ.

С дамой соглашались, глубокомысленно кивали, но все же с любопытством поглядывали на вход, ожидая явления Манечки. А Манечки не было – нарыдавшись вволю в медицинском кабинете, она тут и прикорнула на жесткой кушетке. Сердобольная медсестра прикрыла ее своим халатом, выключила свет и ушла.

Ровно в половине второго к дверям спортзала подошел физрук.

– А вы что тут делаете? – нахмурившись, спросил он у face‑ control’я.

Учительницы переглянулись и хихикнули. Старшеклассники на всякий случай отошли за их спины.

– Ты, Андрюша, главное, не волнуйся. Ты иди… там тебя все уже ждут.

– Кто это – все? – начал багроветь физрук. – Что это еще за шутки?

– Это не шутки, – услыхал он сзади голос завхоза, – у вас с иностранным гостем ведь запланирована тренировка? Ну, так мы хотим посмотреть.

Физрук, скрипнув зубами, обернулся и увидел, что рядом с завхозом стоит директриса.

– Прекрасная мысль, Андрей Павлович, – сказала она одобрительно, – дать открытое спортивное занятие, так сказать, мастер‑ класс…

Физрук снова развернулся и, по‑ бычьи наклонив голову, ни на кого не глядя, устремился в спортзал.

Выросшие вдоль стен трибуны встретили его гулом, свистом и беглыми, неровными аплодисментами. Середина зала была пуста, и одиноко синел на дощатом полу старый, вытертый борцовский ковер.

Физрук у ковра остановился, дико посмотрел по сторонам (передние ряды несколько притихли) и, казалось, хотел еще что‑ то сказать или спросить. Но потом передумал, махнул рукой и быстро пошел, почти побежал, уронив с плеча свою спортивную сумку, в дальний конец зала, где за неприметной дверцей было у него собственное убежище – учительский кабинет с раздевалкой, душем и туалетом.

Он толкнул незапертую дверь, мельком вспомнив, что сам же и оставил ее так, когда в спешке переносил свои лыжи к завхозу. Ничего удивительного поэтому не могло быть в том, что противник ждал его именно там; но физрук, и без того раздраженный неожиданным многолюдством в зале, усмотрел в этом еще одну личную обиду.

Немец, одетый в белое кимоно, сидел за его столом, на его стуле и с интересом изучал взятую с его полки старую подшивку газеты «Советский спорт». При виде хозяина он вежливо поздоровался и встал, освобождая место.

– Зрителей пригласил, да? – криво усмехнулся физрук, не ответив на приветствие. – Хочешь, чтобы я набил тебе морду при всех?

– А я думал, что это ты их позвал, – спокойно возразил немец, снова проигнорировав «морду».

Физрук мысленно досчитал до десяти. Стало только хуже – от неожиданно прозорливой мысли, что противник просто‑ напросто не воспринимает его всерьез.

– Мне надо переодеться, – физрук с грохотом водрузил свою сумку на стол.

Немец кивнул без малейшей злобы и вышел.

Зал разразился восторженным ревом.

Физрук, окончательно потемнев лицом, достал из сумки черные, с острыми опасными шипами футбольные бутсы.

* * *

Завхоз, сидевшая на скамейке рядом с директрисой, хмуро озирала волнующийся в предвкушении зал.

Из кабинета физрука неторопливо вышел готовый к бою иностранец, как полагается, в спортивном кимоно и босой.

– Ух ты, черный пояс! – громко восхитился кто‑ то сзади, среди поднявшегося шума и невнятных приветственных выкриков.

– Кто бы сомневался, – проворчала завхоз, косясь на директрису, – он же у нас супермен…

Но директриса едва ли и слышала ее. Ее глаза, так же как и глаза всех присутствующих в зале (ну, или почти всех), были прикованы к белой фигуре, выхваченной пробившимся сквозь зарешеченные окна солнцем на краю синего квадрата.

Немец стоял неподвижно, в позе естественной и свободной, слегка запрокинув голову и прикрыв веки от бившего наотмашь солнца, словно был здесь совершенно один. Но в этой его отрешенности не было ничего вызывающего, нарочитого, того, что могло бы вызвать раздражение или обиду.

Он не игнорировал собравшуюся толпу, не рисовался перед нею своей невозмутимостью, равно как и не кокетничал и не заигрывал с нею. Он просто стоял и ждал.

Шум вокруг постепенно стихал, и, когда из своего убежища выбрался физрук, его встретила уже полная тишина. Физрук в последний момент решил все же отказаться от бутс и вышел в зал таким же босым и безоружным, как и его противник. Вот только кимоно у него не было, и он явился в футбольных трусах и футболке, надеясь и веря, что старая, привычная форма принесет ему сегодня удачу.

Зал затаил дыхание. Зрелище обещало быть захватывающим.

Оба противника выглядели достойно, и никак нельзя было предположить заранее, на чьей стороне окажется преимущество.

Оба высокие, мускулистые – но немец строен и, скорее, худощав, а физрук несколько напоминает вставшего на дыбы медведя.

Общее мнение сводилось к тому, что физрук, пожалуй, посильнее будет. Но и от немца, личности вообще загадочной, а в физическом смысле и вовсе неизвестной, можно было ожидать сюрпризов; к тому же еще этот черный пояс.

Взгляды многих обращались в эти волнующие мгновения на Татьяну Эрнестовну с Ириной Львовной, признанных в школе экспертов по немцу. Те не только не выказывали ни малейшего волнения, но и посматривали на физрука с некоторой жалостью.

Для них, видевших Карла в деле, исход поединка был совершенно ясен; физрук, конечно, могуч, но до человека‑ горы Мансура ему далеко. А со всеми остальными их обожаемый братец справится играючи, «одной правой» (поскольку левша).

Карл поклонился физруку и принял боевую стойку.

– Кибадачи, – со вкусом прокомментировал кто‑ то сзади. Завхоз обернулась и наградила малолетнего знатока острым, внимательным взглядом. Знаток немедленно стушевался в свой школьный пиджачок.

Физрук между тем не поклонился и приглашения к бою не принял. Стоял, набычившись, смотрел себе под ноги и, казалось, о чем‑ то напряженно размышлял. Зрители, общий запас терпения которых, как известно, обратно пропорционален их количеству, тут же стали переглядываться и перешептываться.

Физрук завел руки за спину и отвернулся от противника, словно тот стал ему вовсе не нужен и неинтересен. Отступил за край ковра, нагнулся, будто высматривая что‑ то на полу, и неожиданно рванул ковер на себя. Немец, который, по‑ видимому, рассчитывал на бой по правилам, был застигнут этим нехитрым трюком врасплох. Он упал. Физрук, разогнувшись, подобно стальной пружине, прыгнул на него с места.

Противники, сцепившись, покатились по полу.

Зал взвыл. Сестры нахмурились. Аделаида Максимовна тихо охнула, когда по лицу Карла скользнула гримаса боли (физрук попал ему по ушибленным ребрам). Он, впрочем, тут же овладел собой и никаких внешних проявлений слабости или других чувств больше не позволял себе на протяжении всего боя.

Не без труда оторвал он от себя разъяренного физрука и отшвырнул в сторону. Физрук поднялся, молча, с горящими глазами, и тут же бросился снова. Но немец, спокойный и сосредоточенный, уже ждал его.

– Уракэн! – снова не утерпел кто‑ то сзади. Завхоз фыркнула, но оборачиваться не стала. Аделаида Максимовна вздохнула с облегчением, и сбежавшая было краска вернулась на ее щеки.

Физрук от уракэна пошатнулся, но устоял. Можно даже сказать, что это пошло ему на пользу; он стал более осторожным и осмотрительным. Просто так, по дури, больше не кидался, удары руками и ногами наносил грамотно, и стало заметно, что и он в свое время продвигался по пути карате‑ до.

Некоторые его удары были хороши. Например, последний, маваши‑ гири (тот самый, с разворотом, с помощью которого Карл избавился от назойливого метрдотеля «Пещеры»). И не вина физрука, что противника просто не оказалось в нужное время в нужном месте. Противник был слишком подвижен и с легкостью ускользал от самых, казалось бы, точно рассчитанных движений. Сам он покамест на физрука не нападал – то ли не считал нужным, то ли экономил силы.

Физрук снова заспешил, занервничал и попытался сократить дистанцию. В какой‑ то момент ему это удалось, и он сжал немца в своих медвежьих объятиях. Однако немец сделал какое‑ то сложное, неуловимое движение, и физрук, расцепив захват, рухнул на пол.

– Ну а это что было? – повернувшись к комментатору, строго спросила завхоз.

Тот лишь развел руками

Физрук лежал на полу, раскинувшись, и тяжело и часто дышал. Глаза его были закрыты.

– Все! – выдохнул кто‑ то сзади.

– Победа! – радостно воскликнули слева.

– Да ну, слишком быстро, – недовольно отозвались справа.

– Андрей! – сердито крикнула завхоз. – Вставай сейчас же!

Аделаида Максимовна, радостно приподнявшаяся было с места, посмотрела на нее с недоумением:

– Но зачем, Екатерина Алексеевна? Ведь и так уже все ясно…

– Эх, Аделаида Максимовна! – с горечью воскликнула завхоз. – Потому что так не должно быть, вот зачем! Андрей, конечно, придурок, но он – наш придурок! А Карл, несмотря на все его неоспоримые достоинства, нам чужой…

Но директриса уже не слушала ее. Физрук на полу пошевелился, открыл глаза и сделал попытку встать.

Карл протянул ему руку. Физрук оттолкнул ее и тяжело, медленно поднялся на четвереньки.

Зал взволнованно загомонил.

– Ну давай, Андрей! – снова крикнула завхоз.

Физрук мельком взглянул на нее налитыми кровью глазами и встал.

Карл что‑ то тихо сказал ему или, может быть, о чем‑ то спросил. Физрук отрицательно качнул головой и сразу же, хотя стоял неправильно, нанес противнику удар прямой ногой. Тот, по своему обыкновению, увернулся, и физрук упал снова.

– Маэ‑ гири, но неудачный, – пискнули сзади.

– Заткнись уже, а? – буркнула завхоз.

Карл нагнулся над лежащим физруком.

Завхоз отвела взгляд – не хотела больше смотреть на это жалкое зрелище. Как он теперь уроки‑ то вести будет? Его и раньше в школе не любили, но хотя бы побаивались. Теперь не будет и этого. Теперь над ним будут издеваться в открытую, при каждом удобном и неудобном случае вспоминая этот злосчастный бой. Где он показал себя, прямо скажем, не самым благородным образом. Но это было бы полбеды, это все можно было бы потом объяснить военными хитростями… если бы он одолел противника. А так…

– Горе побежденным, – пробормотала завхоз, обводя взглядом застывшие в алчном нетерпении лица соседей. Ладно уж директриса, ничего не видит и не воспринимает, кроме напрягшихся мускулов своего любовника, но остальные‑ то… Ни тени сочувствия к поверженному учителю и коллеге; того и гляди, начнут опускать вниз большие пальцы рук. А немец – тоже хорош, супермен хренов, белокурая бестия… Ну давай, добивай павшего!

И тут, к величайшему изумлению завхоза, оказалось, что все происходит совсем не так и совершенно иначе. Пока она разглядывала зрителей и предавалась обличительным мыслям, физрук сделал нагнувшемуся врагу простейшую, банальную подсечку, и тот почему‑ то упал, и они снова сцепились. Пока они катались по ковру, между ними состоялся короткий, сдавленным полушепотом, диалог, о содержании которого зрители могли только догадываться, но который, несомненно, и повлиял на странный и неожиданный для всех исход боя.

Карл: Андрей… Последний раз спрашиваю – почему?!

Физрук (задыхаясь): Из‑ за Маньки…

Карл (от удивления ослабляет хватку, и физрук тут же оказывается сверху): Но у меня с ней ничего не было!

Физрук (пытается сдавить ему горло): Врешь!..

Карл (спихивает его с себя): Нет!

Физрук (трепыхаясь): Поклянись!

Карл (вспомнив классику советского кинематографа): Чтоб я сдох!

Физрук (перестав трепыхаться, задумчиво): Ну я и дурак…

Карл (отпуская его): Это точно.

После чего немец неторопливо поднялся, поправил свое кимоно и протянул руку лежащему в прострации физруку. И физрук ее принял. Стал рядом с немцем, пошатываясь, опустив голову. Немец же, вместо того чтобы отпустить его руку, высоко поднял ее и объявил громким, звучным, слышимым во всех концах многолюдного зала голосом:

– Победил Андрей Голицын!

Физрук ошалело уставился на него и руку свою опустил. Замотал головой, хрипло откашлялся в наступившей гробовой тишине и решительно сказал:

– Ничья.

– Согласен, – улыбнулся немец, потрепал его по плечу и удалился в учительский кабинет.

Физрук постоял немного, слушая поднявшийся свист, гвалт, топот, выкрики и аплодисменты, потом развернулся и поспешил следом за немцем.

– Все! – встав, громко объявила завхоз. – Представление окончено. Всем покинуть спортзал. А оставшиеся, – грозно добавила она, – будут убирать скамейки.

После этих слов зал опустел удивительно быстро, несмотря на узкие двери. Последними к выходу двинулись Аделаида Максимовна под руку с завхозом. У дверей директриса замешкалась и обернулась.

– Идемте, – сказала завхоз, – им, я думаю, нужно объясниться.

Директриса кивнула.

Они вышли из зала и отправились в каморку под лестницей, за оставленной там косметикой.

– Может, еще чайку? – бодро предложила завхоз.

Директриса покачала головой.

– Я буду у себя… еще какое‑ то время, – сообщила она, забирая пакет.

– Разумеется, – понимающе кивнула завхоз.

Директриса подошла к двери, но остановилась.

– Хотите об этом поговорить? – с готовностью осведомилась завхоз.

Директриса улыбнулась.

– Знаете, Екатерина Алексеевна, – сказала она тихо, – вы вот несколько раз назвали Карла суперменом, в этаком неодобрительном смысле… А разве супермен уступил бы так просто свою явную и очевидную победу, да еще противнику, который вел себя… не совсем достойно?

– Да еще на глазах у женщины, которая ему… очень нравится, – закончила завхоз, пристально глядя на директрису. Та не смутилась и взгляда не отвела. Совершенно другая стала, вздохнула про себя завхоз. Ох, что‑ то теперь будет?

– Да ничего особенного не будет, – сказала Аделаида Максимовна, словно отвечая на мысли завхоза, – сейчас все, конечно, пошумят, поспорят, вспоминая отдельные эпизоды… А после каникул начнут говорить, что Андрей Павлович победил немца, но из великодушия предложил ему ничью. На что немец с радостью согласился. Важен ведь результат, не так ли?

– Ох, Аделаида Максимовна, – искренне удивилась завхоз, – вы так мудро все рассудили! Я даже и не ожидала от вас… Простите, я что‑ то не то говорю! – спохватилась она.

– Да бросьте вы извиняться, – рассмеялась Аделаида Максимовна, – я и в самом деле о многих вещах теперь по‑ другому думаю. Как‑ то, знаете, по‑ другому вижу, и многое мне становится понятным, чего я раньше не понимала и понимать не хотела.

Завхоз слушала ее с неослабным вниманием.

– Однако же, «умножая познания – умножаешь скорби», – осторожно вставила она, – особенно женщине не стоит этим увлекаться… и особенно женщине в расцвете чувства.

Аделаида Максимовна снова улыбнулась и, ничего не ответив, ушла.

Ох, что‑ то будет, повторила про себя завхоз. Что будет с нею, когда он уедет, и помогут ли ей ее просветленные мозги; и что будет со всеми нами, как мы будем жить дальше с этой новой, неожиданной и неизвестно на что способной директрисой?

Впрочем, не в натуре завхоза было задавать себе риторические вопросы. Она встала, одернула на себе пиджак темно‑ синего рабочего костюма и отправилась в спортзал.

* * *

В спортзале завхоз обнаружила сбитые в кучу деревянные скамейки, множество бумажных оберток от жвачки и конфет под ногами и ковер, очищенный от мусора и аккуратно расправленный точно посредине зала. Немец лежал на ковре, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Физрука видно не было, но, судя по шуму низвергавшейся за стенкой воды, он приходил в себя под душем.

«А горячей‑ то воды и нет», – посочувствовала физруку завхоз; взяла стул, пододвинула его к ковру и уселась слева от немца, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди.

– Здравствуйте, Кэтрин, – сказал Карл, по‑ прежнему глядя в потолок.

– Я теперь точно знаю, кто вы и откуда, – заявила завхоз со свойственной ей прямотой.

– Да? И откуда же? – вежливо поинтересовался Карл, скосив на нее глаза.

Завхоз подняла вверх указательный палец.

– И как вам тут, у нас, на грешной земле? – небрежно спросила она.

– Хорошо, – серьезно отвечал он, – даже не хочется возвращаться…

– Но надо, – так же серьезно подхватила завхоз, – долг превыше всего, верно? Я вот только интересуюсь, как это будет… перенесетесь или на ракете какой‑ нибудь… а может, собственными крыльями воспользуетесь?

– Ну, зачем же собственными, – усмехнулся Карл, – я воспользуюсь самолетом компании «Аэрофлот». Рейс Санкт‑ Петербург – Цюрих, в субботу, ровно в полночь.

Завхоз встала.

– Что же, приятно было познакомиться. Ежели когда еще будете пролетать мимо нашей планеты, то милости просим. Всегда будем рады вас видеть.

– До свидания, Кэтрин, – спокойно сказал Карл.

Завхоз сделала шаг к двери, потом еще один, потом остановилась.

– Я хотела бы узнать еще одну вещь… напоследок.

– Да? – он повернул голову в ее сторону.

– Что такое вы сделали с нашей Аделаидой? И как вам это удалось? Вы же… прошу прощения… ангел?

– О, в этом отношении я – самый обычный человек, – снова усмехнулся Карл.

– Да? – недоверчиво переспросила завхоз. – Самый обычный?

Карл приподнялся на локте и посмотрел на нее.

– Хотите убедиться в этом на собственном опыте, Кэтрин?

Бывают моменты, когда у самых здравомыслящих и прозаически настроенных людей внезапно разыгрывается воображение. Завхоз, в изумлении перед прихотливым и неожиданным ходом собственных мыслей, остановилась перед приоткрытой дверью в спортзал и машинально оперлась об нее рукой. Сторонний наблюдатель, незнакомый с завхозом, мог бы даже подумать, что она растерялась.

Но это, разумеется, было не так. Завхоз была полновластной хозяйкой своих мыслей и чувств и потому знала, что с любой неожиданной идеей, пришедшей в голову, следует немедленно разобраться. Все взвесить, все просчитать, а потом принять к немедленному исполнению… или отправить на доработку… или сдать, за бесперспективностью, в архив.

Вероятность того, что подобный разговор мог бы состояться в действительности, завхоз оценила в десять процентов.

Не так уж и мало, в общем‑ то.

Совсем даже немало.

Вполне достаточно для того, чтобы заранее обдумать свой возможный ответ на его возможный вопрос.

Ответ, разумеется, будет отрицательным. Ей это совершенно не нужно. Она‑ то, хвала всем эвенкийским богам, никогда не теряла голову из‑ за мужчины. И не собирается этого делать.

– Благодарю вас за ваше любезное предложение, – с достоинством ответила немцу завхоз, – но вы не совсем в моем вкусе.

Что, киногерой, съел? Не ожидал подобного ответа? Не привык получать отказы от женщин?

А, с другой стороны… почему бы, собственно, и нет? В порядке научного эксперимента? Чтобы разобраться, в конце концов, почему все эти идиотки сходят по нему с ума?

– А почему бы, собственно, и нет? – с достоинством ответила немцу завхоз.

Что, киногерой, съел? Не ожидал подобного ответа? Интересно посмотреть, как ты теперь будешь выкручиваться… и удастся ли тебе это.

Завхоз, обнажив в улыбке мелкие и острые, как у соболя, зубы, решительно распахнула дверь.

В спортзале она обнаружила сбитые в кучу деревянные скамейки, множество бумажных оберток от жвачки и конфет под ногами и ковер, очищенный от мусора и аккуратно расправленный точно посредине зала. Немец лежал на ковре, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Физрука видно не было, но, судя по шуму воды, низвергавшейся за стенкой, он приходил в себя под душем. «А горячей‑ то воды и нет», – посочувствовала физруку завхоз.

Немец, увидев ее, сразу же встал.

«Пять процентов», – сказала себе завхоз. Подошла к нему вплотную и строго спросила:

– Зачем вы это сделали?

– Что именно? – уточнил Карл, спокойно глядя на нее.

«Три процента», – сказала себе завхоз.

– Сядьте, – сказала она вслух, – мне нужно поговорить с вами, а я не привыкла так высоко задирать голову.

Карл подал ей стул, а сам, оглянувшись, уселся на ковре напротив нее.

– Я имею в виду Андрея, – сказала завхоз, – для чего вам понадобился весь этот спектакль?

Карл пожал плечами.

– Вы, по‑ видимому, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек? – продолжала наступать завхоз, смутно припоминая, что кто‑ то когда‑ то уже задавал подобные вопросы в подобных обстоятельствах – вроде бы она читала об этом в какой‑ то книжке.

– Нет, – усмехнулся Карл, – скорее легкомысленный и недогадливый. Я никак не мог понять, почему Андрей так странно ведет себя со мной. Я не знал, что мне делать, и просто решил предоставить события их естественному течению…

«Два процента, не более, – решила завхоз, – и к тому же для киногероя у него слишком умное лицо».

– Значит, недогадливый и легкомысленный, – повторила она тоном вежливого недоверия, – самый, значит, обычный человек?

– Конечно, – обрадованно воскликнул Карл, – именно так! Я очень рад, Кэтрин, что хоть вы‑ то видите меня таким, каков я есть на самом деле, и не приписываете качеств, которые мне отнюдь не свойственны… Я, впрочем, сразу же понял, что вы – исключительно мудрая и проницательная женщина, – в избытке чувств он даже приподнялся с ковра и схватил завхоза за руку. – И, поверьте, для меня большая честь быть знакомым с вами и вашей семьей! Ваши сыновья – яркие, самобытные личности, ваши невестки – милые, скромные женщины, ваши внуки – очаровательные непоседы, ваш муж – замечательный человек, воплощение ума, такта и доброты… и сразу видно, что все вы очень привязаны друг к другу! Я восхищен, Кэтрин, и даже немного завидую вам! Надеюсь, вы согласитесь и в дальнейшем считать меня своим искренним другом?

Ошеломленная неожиданным нападением, завхоз молчала и даже не делала попыток отобрать у него свою руку. В голове ее, возможно, впервые за много лет, образовалась полнейшая пустота.

Пока длилась перезагрузка системы, завхоз попробовала старомодный, но надежный способ – взглянуть на все происходящее со стороны.

Она увидела себя рядом с высоким, светловолосым и сероглазым (но все равно поразительно красивым) мужчиной, который стоял перед нею чуть ли не на коленях, пристально глядел на нее и держал ее руку в своих ладонях.

Со стороны могло бы показаться…

Эх, если бы кто‑ нибудь сейчас зашел в спортзал! Или хотя бы тупица физрук вылез из‑ под душа! Сколько можно мыться холодной водой, мазохист какой‑ то…

Но никто так и не появился. Завхоз почувствовала одновременно сожаление, облегчение и иронию по отношению к этим своим чувствам и поняла, что приходит в себя.

Она глубоко вздохнула и рассмеялась.

– Ох, и хитрец же вы, – сказала она одобрительно и крепко, по‑ мужски, пожала ему руку. – Что ж, будь по‑ вашему. Друзья так друзья.

* * *

Когда справа между деревьями вновь блеснуло озеро, Аделаида поняла, что они едут в «Комарово», бывшую базу отдыха ЦК ВЛКСМ, а ныне – элитный коттеджный поселок для обеспеченных людей, желающих за свои деньги наслаждаться собственным куском соснового бора и полосой чистого, незатоптанного песчаного пляжа.

Местная строительная компания, размахнувшись, возвела на отторгнутом у комсомольцев земельном участке полтора десятка коттеджей. Но и по сей день половина из них оставалась незаселенной – все же у нас не Москва и не Питер, чтобы платить такие деньги за удаленное от Города жилье. Новые владельцы участка, однако, не растерялись – отделали в европейском стиле пару‑ тройку непроданных коттеджей, оснастили их всем необходимым и стали сдавать в аренду на уик‑ энд утомленным городской сутолокой бизнесменам, желающим отдохнуть и расслабиться на природе (шашлыки, водочка, девочки). Ненавязчиво‑ бдительная охрана поселка обеспечивала полную конфиденциальность и безопасность таких развлечений, и местечко очень быстро приобрело популярность.

Развлечения, впрочем, происходили по большей части летом, а сейчас, в конце марта, в «Комарове» все было тихо, прилично и благопристойно.

К тому же коттеджи находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы у их обитателей сохранялась иллюзия лесного уединения.

Аделаида, разумеется, слышала о «Комарове» и даже как‑ то листала глянцевые рекламные проспекты (воскресный отдых на природе всего за две трети ее месячного жалованья), но никогда еще здесь не была и потому с искренним интересом разглядывала и КПП, замаскированный под сказочную лесную избушку, и массивные дубовые ворота, распахнувшиеся сами собой, и чисто выметенные дорожки, обсаженные идеально подстриженным кустарником, и цветные крыши со спутниковыми антеннами, время от времени мелькавшие среди темных сосен.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒