![]()
|
|||||||
Annotation 22 страницаДом Юнте виднелся сквозь голые деревья. На нижнем этаже светились несколько окон. Линнея попыталась разглядеть, есть ли кто-то в доме. Она несколько раз звонила, но никто не ответил. Сколько раз она приходила сюда ночью? Сколько раз ненавидела себя, уходя отсюда утром? В этом доме она совершила самые большие ошибки в своей жизни. Линнея остановилась в тени под деревьями. Прислушалась, но услышала только шаги Анны-Карин. Линнея зажмурилась, радуясь, что снова получила свои магические способности. Ванесса права. Пользоваться ими стало легче. Легче вызывать эти силы, легче управлять ими. Сначала она прочитала только мысли Анны-Карин, которая вспоминала про то, как была здесь зимой, когда сад был засыпан снегом, как Яри поцеловал ее при всех, как Линнея и Ванесса оттеснили ее в угол и стали уговаривать… Тут в голове Анны-Карин промелькнуло воспоминание о том, как она лежала с Яри в кровати, и ей стало так стыдно, что Линнея поспешила переключиться с нее на обитателей дома. — Постарайся ни о чем не думать, — шепнула она Анне-Карин, и та, конечно же, сразу начала старательно думать о том, что ей нельзя ни о чем думать. Линнея сконцентрировалась. Закрылась от Анны-Карин и направила все свои силы на дом. Ей удалось поймать чьи-то мысли, они были несвязными, наслаивались друг на друга, неслись куда-то, пронизанные страхом. …как мне что мне как такое получилось вдруг подумают что это я кому мне может позвонить бабушке надо скорее отсюда что мне… Линнея не может понять, кто это и сколько в доме человек. — Там кто-то есть, и там что-то случилось, — обращается Линнея к Анне-Карин. — Если понадобится, включишь свою магию? Анна-Карин кивает. Линнея идет через сад. Мокрая глинистая земля чавкает под ее ботинками. Девушки подходят к дому, и Линнея видит, что наружная дверь приоткрыта. Девушка берется за холодную ручку и открывает дверь. Проскальзывает в прихожую. Анна-Карин — за ней. Мысли несутся галопом, мечутся в истерике, их поток нескончаем. …Я обещаю исправиться… обещаю никогда больше никаких наркотиков… не буду врать… не буду пить, если это закончится… я обещаю… я обещаю… если это закончится… я начну новую жизнь, не буду делать ничего плохого… господи, я буду делать так, как ты велишь… если только ты спасешь меня… если сделаешь так, будто ничего не было… Непонятно, откуда идут эти мысли. Линнея отключает магию и прислушивается. Девушки входят в кухню. В мойке полно грязной посуды. Тарелка с объедками стоит на деревянном столе, прожженном сигаретами и выщербленном во многих местах. Линнея смотрит на закрытую дверь в чулан, старые занавески свисают до самого пола. За ними может кто-то прятаться. Они идут дальше, в сторону гостиной, Линнея заглядывает в приоткрытую дверь. Комната не изменилась с тех пор, как Линнея была здесь. Новый только телевизор. Линнея смотрит на ворсистый рыже-коричневый ковер и вспоминает, как однажды в седьмом классе она была здесь на вечеринке. Они с Элиасом тогда выпили пополам коктейль, намешанный из разных алкогольных напитков, и этот ковер показался им самым мягким на свете. Они катались по нему, хохотали до слез, лапали друг друга и от этого еще больше хохотали. Оливия все это время сидела на диване и курила. Докурив сигарету до самого фильтра, она повернулась к сидящему рядом Лаки и начала заигрывать с ним, словно хотела что-то доказать Линнее и Элиасу. А они только смеялись, глядя на нее. На верхнем этаже раздался грохот, который заставил Линнею и Анну-Карин вздрогнуть. Линнея услышала страх Анны-Карин, и это укрепило ее мужество. Кто-то должен проявить характер. Она потащила Анну-Карин к лестнице, прислушалась, глядя в черноту, начинающуюся там, где кончались ступеньки. Мысли шли оттуда. Кто-то был там, наверху. Линнея встала на первую ступеньку, доски скрипнули под ее тяжестью. …Они вернулись, чтобы забрать меня… они вернулись… надо бежать… надо спрятаться… Мысли этого человека убедили Линнею, что он не опасен. Но она не была уверена, что в доме нет других людей. Которые, зная о магической силе Линнеи, скрывают от нее свои мысли. Обменявшись с Анной-Карин быстрым взглядом, Линнея пошла наверх. Коридор тонул в темноте. Только из комнаты Юнте просачивалась тонкая полоска света. Линнея подошла к двери, толкнула ее рукой, дверь медленно открылась. В комнате чувствовалось присутствие магии. Как запах, который сохраняется в воздухе, как эхо, отлетающее от стен. Лампа над кроватью Юнте была включена. На тумбочке лежали мобильный и раскрытая книжка. На кровати в беспорядке валялись подушки, скомканное постельное белье, покрывало. И что-то еще. Линнея медленно приблизилась. Увидела голую руку, высовывающуюся из-под покрывала. Попыталась уловить мысли. Обрывки снов. Но она уже и так знала, что человек не спит. На кровати лежит лишь тело. И все-таки нужно проверить. Линнея берется за покрывало и осторожно отодвигает его, открывая лицо и верхнюю часть тела Юнте. Его глаза чуть прикрыты, как будто он еще не проснулся. Рука прижата к груди. Дрожащей рукой Линнея дотрагивается до шеи Юнте. Пульса нет. Но тело еще теплое. Линнея закрывает Юнте глаза. Раньше она не понимала, зачем так делают. Она смотрит на него. Она уже давно не видела его без бейсболки. Волосы стали совсем редкими. Когда-то Линнея сказала Юнте, что если он стесняется своей лысины, пусть лучше сбреет все наголо, вместо того чтобы круглый год днем и ночью ходить в этой дурацкой бейсболке. — Линнея! — шепчет Анна-Карин. Линнея оборачивается. Анна-Карин стоит возле двери с испуганным видом и показывает пальцем в коридор. Линнея подходит к ней, прислушивается и наконец слышит сдавленные всхлипывания из комнаты напротив. Она пересекает коридор, подходит к двери, открывает ее и стоит, вглядываясь в темноту. Слышит, что человек в комнате затаил дыхание. Линнея шарит рукой по стене и находит выключатель. Лаки, сжавшись, сидит на старом матрасе, словно пытается сделаться незаметным. …Не убивайте меня… не убивайте меня… не убивайте меня… не убивайте меня… Линнея закрывается от его мыслей. Лаки близок к помешательству, и Линнея боится, как бы и у нее за компанию не поехала крыша. — Лаки, — говорит она. Он не реагирует. — Лукас? Это Линнея. — Она осторожно приближается к нему. Лаки заскулил и закрыл голову руками, словно защищаясь от удара. — Успокойся, — говорит Линнея. — Все хорошо. Все очень хорошо. Это я. Она протягивает руку, чтобы погладить его, но в последний момент останавливается. Он слишком напуган. Неизвестно, как он отреагирует на прикосновение. Линнея смотрит на Анну-Карин, которая стоит, прижав руки ко рту. — Можешь сделать так, чтобы он заговорил? — спрашивает Линнея. Анна-Карин кивает. * * * Сев на корточки перед Лаки, Анна-Карин пытается сосредоточиться. Мертвое тело Юнте напугало ее, но смотреть на человека, раздавленного страхом, пожалуй, еще хуже. «Он испуган больше, чем я», — напоминает она себе. — Лаки, это я, Анна-Карин, ты помнишь меня? Лаки еще больше сжимается. Анна-Карин уже давно использовала магию только на занятиях с Избранницами. Выпускать наружу свою силу страшно. Вдруг она опять кому-нибудь навредит? До сих пор ничего хорошего из этого не получалось. «Я теперь стала другим человеком», — напомнила себе Анна-Карин. Она сделала глубокий вдох. Отпустила на волю магическую силу. Совсем чуть-чуть. И сразу почувствовала себя уверенно, легко и свободно. — Лаки, смотри на меня. Она не приказывает, а просит, так ласково, как только может. Лаки поднимает голову и внимательно смотрит Анне-Карин в глаза. — Мы не причиним тебе вреда, — говорит она. — Тебе не нужно ничего бояться. Он благодарно кивает. Слегка распрямляет спину. Теперь становится видна надпись на его футболке: «Гордость Энгельсфорса». — Расскажи, что здесь случилось. Лаки открывает рот, закрывает, открывает снова. — Я был… в подвале, — говорит он. — Я был в подвале. И услышал шаги на лестнице. — Ты знаешь, кто это был? — Нет. Я слышал, как Юнте кричал наверху. Сначала он злился. Я слышал, как он с кем-то ругался. Он редко на кого-то злится, но уж если злится, то злится… Потом я услышал другие голоса. И начал мандражировать, думал, это копы. А потом он начал просить прощения. Прямо просить… Он говорил: простите, простите… А потом я услышал… Лаки замолчал. Его сознание ускользало от Анны-Карин в темноту забвения, туда, где он может не думать о случившемся. Девушка чуть-чуть усилила действие магии: — Не бойся. Все хорошо. Все уже позади. Расскажи, что ты услышал. — Раздалось шипение. Как когда кладешь мясо на сковородку, — прошептал Лаки. — Лампы замигали. А Юнте закричал. От боли. Он кричал все громче и громче: «Не надо, не надо, не надо! » И я… я побежал ему на помощь… А потом испугался. Спрятался… Юнте умер… а я ему ничем не помог… — Ты ничем не мог ему помочь, — сказала Анна-Карин, положив руку Лукасу на плечо. — Что ты можешь сказать про голоса? Сколько их было? Ты кого-нибудь узнал? — Не знаю. Нет. — Скажи ему, пусть позвонит 112, — попросила Линнея. — Нет, — сказал Лаки. — У тебя есть мобильный? — ласково спросила Анна-Карин. Лаки кивнул. — Как только мы отсюда уйдем, ты позвонишь в полицию, хорошо? — Но у Юнте травка… Он бы никогда… Я не могу звонить копам… Анна-Карин еще чуть-чуть увеличила силу воздействия: — Ты позвонишь в полицию и забудешь, что мы здесь были, хорошо? — Хорошо, — сказал Лаки и достал из кармана мобильный. — Я не могу оставаться здесь, — вдруг сказала Линнея и выбежала из комнаты. Анна-Карин бросила последний взгляд на Лаки, который в эту минуту подносил к уху мобильный, и выбежала следом за Линнеей. Она нашла Линнею в кустах, ее тошнило. — Ты как? — спросила Анна-Карин. Линнея сплюнула и вытерла рукавом рот. — Мы должны предупредить Ванессу, — сказала она. 65 Юнте умер. Юнте умер. Юнте умер. Ванесса повторяет это снова и снова, но все равно не может осознать происшедшего. Мозг отказывается понимать. Возможно, сейчас Хелена и Кристер едут к Вилле. А может, они уже у него. Дорога в Риддархюттан петляет через темный еловый лес. Фары выхватывают неровности асфальта перед капотом машины. Рефлекторы на обочине белеют на черном фоне деревьев. Юнте умер. Юнте умер. Юнте умер. Ванесса поворачивается к Иде, которая, вжавшись спиной в спинку кресла, крепко держит обеими руками руль, как образцовый ученик школы вождения. — Можешь немножко побыстрее? — Мы вряд ли поможем твоему бывшему парню, если разобьемся, — говорит Ида. Ванесса снова берет мобильный и пытается дозвониться до Вилле. Ей отвечает автоответчик. — Почему мы не подумали об этом в субботу? Мы бы предупредили их. — Мы почти доехали, — говорит Ида. — Вот. Ванесса смотрит туда, куда указывает Ида, и видит на обочине указатель: белыми буквами на синем фоне написано: «Риддархюттан». — Ида, пожалуйста, — просит Ванесса. Ида не отвечает, но жмет педаль газа. Мину идет к Густаву. Холодный ветер с канала гуляет по полю, ерошит ее волосы. А в голове снова долбят дятлы. Мину только что получила сообщение от Ванессы. Уже четыре трупа. И чуть не стало пять. «Могли ли мы спасти остальных? — думает Мину. — Могли ли раньше догадаться, что связывает этих людей? » Через неделю должны казнить Адриану. Еще одна смерть, которую нужно предотвратить. А как это сделать, пока не известно. Мину попыталась в парке вступить в контакт с покровителями, но безуспешно. Окружающий мир давит на них, не дает передышки. Вот и дом Густава. Как давно Мину здесь не была! Только сейчас она поняла, как скучала без Густава. И очень жалела, что ее самой не было, когда Густав приходил мириться. Впечатление такое, будто она пропустила важную серию в фильме про собственную жизнь. Она звонит в дверь, Густав открывает. — Привет, — говорит он. — Привет. Мину заходит в дом, снимает куртку, ботинки. Густав обнимает ее и не выпускает чуть дольше, чем обычно. Или ей это только показалось? — Это Мину? — кричит Лаге Оландер из гостиной. — Поздоровайся с папой, — шепчет Густав. — Он все время про тебя спрашивает. Мину улыбается, заходит в гостиную, обменивается несколькими фразами с Лаге, потом идет за Густавом в его комнату. — Я очень обрадовался твоему звонку, — говорит Густав, усаживаясь на кровать. — Я беспокоился. — Из-за чего? — спросила Мину, прикрывая дверь. — В «ПЭ» очень много говорили про тебя и твоих друзей. Конечно, больше всего про Линнею и Иду, но про тебя тоже. Они ненавидят твоего отца за его статьи. И заодно ненавидят тебя. И Ванессу, и Анну-Карин, потому что они с тобой дружат. Мину ставит рюкзак на пол и садится рядом с Густавом. На стене комнаты все так же висит фотография Густава и Ребекки. Как давно Ребекка пыталась убедить Избранниц, что им нужно держаться вместе, лучше узнать друг друга, стать Кругом. Теперь она могла бы ими гордиться. — Завтра вам лучше не ходить в школу, — говорит Густав. — Я почти уверен: Робин и Эрик что-то затевают. — Но мы не можем прятаться дома, — возразила Мину. — Да и что они могут сделать в школе? — Ты, наверно, думаешь, я паникер? — Нет, я так не думаю. — Обещай хотя бы подумать над тем, что я сказал, — попросил Густав. Мину кивнула. — Так о чем ты хотела поговорить? Мину открыла карман рюкзака и достала подвеску. И сразу почувствовала остатки сильной магии, которой был заряжен этот амулет. Кончики пальцев стало слегка покалывать. — Ты такую где-нибудь видел? — спросила она. Густав бросил взгляд на подвеску, встал с кровати и подошел к письменному столу. Обратно он вернулся с черной коробочкой, которую протянул Мину: — Открывай! Мину осторожно приподняла крышку. На черной подушечке из искусственного бархата лежал точно такой же кулон. — Я получил его вчера, после того как меня приняли в члены «ПЭ». Рикард предложил мне войти в круг доверенных лиц. Мину трогает подвеску. Пока она не чувствует никакой магии, но, возможно, амулет каким-то образом можно активировать. Она закрывает коробочку. — Это входной билет на Праздник Весны в школе, — объясняет Густав. — Все члены «ПЭ» получили такие подвески? — Только те, кто учится в гимназии. И учителя. Большинству членов «ПЭ» кулоны раздавали на прошлой неделе. А Рикард носит его уже с лета. Мину оцепенела. — Рикард? — Да, я видел у него этот кулон на тренировках. Рикард первым заговорил о «ПЭ». Рикард, который до прошлого года ничем не выделялся, вдруг стал лидером. «Наверно, им управляют, как Дианой», — подумала Мину. — Такой кулон раньше носил только Рикард? — спросила Мину. — Я больше ни у кого не видел. — А теперь их получили все? Все, кто будет завтра на Празднике Весны? — Да. Почему тебя так интересует этот кулон? Если бы она могла ему рассказать! — А что на этом празднике будут делать? — вместо ответа спрашивает она. — Просто тусовка. Шведский стол и танцы. Награждение лучшего молодого члена «ПЭ». Празднование дня весеннего равноденствия и «начала светлого времени». Все это звучит вполне невинно, и Мину не знает, как предупредить Густава об опасности. Она и сама не знает, откуда грозит опасность. — Густав, не ходи туда, — просит она. — Я не могу. Иначе меня не примут в круг посвященных. И я не получу доступа к важной информации. — Они опаснее, чем ты думаешь! Ну почему она не может сказать Густаву то, что ему так важно знать. — Вот именно поэтому я не могу стоять в стороне и смотреть на происходящее. Ты сама сказала, что не хочешь прятаться. Мину видит, что переубедить его не удастся. — Обещай мне, по крайней мере, что не наденешь этот кулон, — говорит она. Он удивленно смотрит на нее: — Ладно, если это для тебя так принципиально… Оба замолкают. Неожиданно для себя Мину понимает, что сидит очень близко к Густаву. Чувствует тепло его тела. Их руки лежат на покрывале совсем рядом, почти соприкасаются. И вдруг безо всякого предупреждения Густав берет Мину за руку. По телу Мину разливается хорошо знакомое чувство. Ладоням становится щекотно, а руки слабеют и не слушаются. Щеки Мину пылают, она боится поднять на Густава глаза. Наверно, ее рука кажется ему вялой, как липкая мертвая медуза. Но он ее не отпускает. Долго-долго. Она мечтает, чтобы это побыстрее закончилось. Она хочет, чтобы это никогда не заканчивалось. Мину отнимает руку. Пытается разобраться в своих чувствах. Пугается своих мыслей. И отгоняет их. — Мне надо домой, — говорит она. — Извини, если я… — Нет, — прерывает она его объяснения. — Это не так. То есть я не поэтому… Я просто… Просто мне надо идти. 66 Ида открывает глаза. Вспоминает про ссору с родителями и просыпается. Садится в кровати. Смотрит на часы. Еще нет и половины шестого. Они довезли Вилле до Вестероса, где он едва успел на последний поезд в Стокгольм. Домой Ида вернулась ночью. В доме все спали. Никто к ней не вышел, не спросил, где она задержалась так поздно. Никто даже эсэмэски не послал, чтобы узнать, где она находится. Ида идет в душ и долго стоит под водой, стараясь смыть ночные страхи. Она оглядывает свое тело, ищет в нем изменения, следы присутствия Анны-Карин, но ничего не находит. Она возвращается в комнату. Открывает шкаф и долго стоит перед рядами полок с одеждой. Тот выбор, который она привыкла делать раньше, теперь ее не устраивал. Возможно, потому, что вся ее жизнь теперь стала иной. Что надевает человек, идя туда, где его все ненавидят? Анна-Карин на ее месте напялила бы какую-нибудь бесформенную тряпку, чтобы не бросаться в глаза. Линнея надела бы что-нибудь несусветное, чтобы все тыкали в нее пальцем. А что выбрать Иде? Ей кажется, что тело опять стало чужим. Что она не настоящая Ида, а актриса, которая играет эту роль. Она проводит рукой по рядам аккуратно сложенных свитеров, платьев, развешанных на плечики. Полный набор маскарадных костюмов для роли Иды. После получасовой примерки она наконец принимает решение. Светло-синий джемпер с V-образным вырезом и джинсы. Сделав тщательный макияж, Ида смотрит на себя в зеркало. Серебряное сердечко блестит в свете люстры. Его поверхность стала шероховатой и тусклой. Мама подарила его Иде в первом классе. С тех пор она носит его не снимая. Сердечко стало ее частью, и порой она даже забывает про него. Ида трогает сердечко. Надо поговорить с мамой. Чтобы мама ее поняла. Ванесса медленно идет через школьный двор. На входных дверях висят две ярко-желтые афиши. На одной написано «ПЭ». На другой — «Праздник Весны». Ванесса достает мобильный и смотрит на дисплей. Все утро у нее почему-то не было связи. А вдруг Вилле пытался до нее дозвониться? Вилле позвонил Элин из машины. Сказал, что дядя заболел, ему срочно пришлось ехать в Стокгольм и, сколько он там пробудет, не знает. Слушая его, Ванесса с удивлением отметила, как убедительно он врет. Как легко. Как привычно. — Спасибо, — сказал он ей позже, когда они стояли на перроне. — Я правда все равно не понимаю, что произошло. Но, кажется, ты спасла мне жизнь. Теперь он в безопасности. Но Юнте мертв. Его убили Кристер и Хелена. Ванесса поднимается по школьной лестнице, входит в вестибюль и видит на всех стенах желтые гирлянды и большие бумажные солнца. Возле доски объявлений стоит большая толпа. Слышатся возбужденные голоса. Несколько раз упоминается имя Линнеи. Ванесса подходит ближе. На доске объявлений тоже висит афиша праздника. На ней кто-то черным фломастером приписал: «ПЭ» — «убийцы». И приклеил фотографии Эрика и Робина. Их глаза обведены черным, лица изрезаны чем-то острым. — Она психопатка, — произносит чей-то голос, и Ванесса не сомневается, кого говорящий имеет в виду и кто, по мнению толпы, все это сделал. — Говорят, ее собираются посадить в тюрьму, — говорит другой голос. — Давно пора. Все кивают и бормочут что-то в знак согласия. Ванесса брезгливо отворачивается и видит входящих в школу Мишель и Мехмета. Мишель расстегивает куртку, продолжая что-то говорить Мехмету. И Ванесса видит у нее на шее блестящий кулон. Серебряный знак металла. — Мишель! — кричит она. В вестибюле становится тихо. Мишель поворачивается и смотрит на Ванессу. Ее взгляд холоднее сосульки. Она шепчет что-то Мехмету. Тот качает головой. Ванесса уверена, что говорят о ней. Кто-то толкает ее так сильно, что она чуть не падает. — Смотри, куда идешь! — Ванесса оглядывается и видит Робина и Фелисию. Сзади них стоит группа ребят, в молчании изучающих Ванессу. Ванесса привыкла быть в центре внимания. Она знает, что нравится далеко не всем. Но уж лучше кого-то бесить, чем оставаться незамеченной. Однако никто и никогда не смотрел на нее с такой ненавистью. Как эта толпа, которая напоминала ей живое многоголовое существо. Ванесса пошла к лестнице, за спиной раздались громкие возгласы: — Полный трэш! — Интересно, сколько абортов она сегодня сделала? Фелисия и другие девчонки начали хихикать. Ванесса не стала дальше слушать. Показав им из-за плеча палец, она стала подниматься наверх. Томми Экберг стоял возле ее шкафчика, скрестив на груди руки. Зеленая рубашка цвета молодой листвы была расстегнута на несколько пуговиц, и на груди виднелся серебряный амулет, окруженный такой густой шерстью, какая растет на лобке, а уж никак не под ключицами. — Пойдем ко мне в кабинет, нам надо поговорить, — заявил Томми. — Сейчас. — О чем? — Твои друзья уже там. — Мои друзья? — Ты сейчас же следуешь за мной! — рявкнул Томми. Ванесса изумленно уставилась на него. Томми любил рубашки кричащего цвета, но сам никогда не повышал голоса. — Ладно, — сказала она. — Чего так нервничать.
|
|||||||
|