Annotation 15 страница

Мария Карелли испытующе смотрела в лицо Карло. Они сидела за угловым столиком в кафе " Маджестик" – в элегантном зале, оформленном в викторианском стиле, с вентиляторами под потолком и пианистом в глубине зала, играющим спокойную мелодию. Как она и ожидала, другие обедающие, узнав, обстреливали их взглядами. Но, несмотря на это, она пригласила Карло пообедать с ней, потому что больше, чем последние слова Элизабет Шелтон, ее душу взволновало то, как Карло пытался успокоить ее. Мария не хотела его присутствия на суде. Но она не хотела и того, чтобы он почувствовал: его присутствие ей в тягость. Карло принял решение и сделал так, как хотел. – Я не говорила тебе, – произнесла она наконец, – как важно было для меня видеть тебя в зале. Моя беда в том, что всегда полагалась только на себя, а кончилось тем, что меня обвинили в преступлении. – И добавила с легкой улыбкой: – Надо будет использовать эту фразу. Она смотрела, как он пытается улыбнуться ей в ответ. Карло изо всех сил старался полюбить ту, которую совсем не знал, в том ее образе, который создавался усилиями Марни Шарп. Мария находила это трогательным и понимала, как это мучительно. – У тебя все будет хорошо, – проговорил Карло. – Отец одолеет ее. В этой фразе чувствовался подтекст – мальчику хотелось видеть в решительных действиях отца доказательство того, что он верит Марии. Но все, что могла сейчас Мария, – это сказать Карло, что она верит в Кристофера Пэйджита. – То, что он делает, – просто чудо, – ответила она. – Случай трудный, как ты понимаешь. Сын вопросительно посмотрел на нее: – Что ты имеешь в виду? Мария призвала на помощь всю свою выдержку. Ей проще было скрыть свои страдания, чем пытаться уберечь его от мучительного сочувствия. – Есть вещи, которые я скрыла от полиции, – тихо вымолвила она. – У меня есть на то свои причины. И потому у Криса трудности – он догадывается об этом. Мария с болью в душе наблюдала попытки Карло быть мужественным и взрослым и снова подумала о том, стоило ли привлекать Пэйджита в качестве адвоката. Бесстрастным голосом мальчик спросил: – А сейчас уже поздно рассказать ему об этом? – Поздно. В силу некоторых обстоятельств… – Она замолкла на полуслове. – Раньше были одни причины, теперь – другие, не менее важные. Прошу тебя, Карло, отнесись к этому с пониманием. Он медленно кивнул: – О'кей. Мария испытующе смотрела на него. Она не представляла, что ей будет так тяжело потерять доверие сына, что он так много значит для нее. Но, по крайней мере, он останется с тем из родителей, которым можно гордиться. – Мне нужно, чтобы ты знал об одной вещи, – решилась она. Кажется, он понял ее состояние. – Ты моя мама, – ответил он. – И что бы ты ни сочла нужным сказать мне, я всегда выслушаю. Мария инстинктивно избегала употребления слова " нужно" применительно к себе. Но лучше, если Карло будет думать, что она нуждается в нем. Она прикрыла его руку своей. – Речь идет о кассете. На ней запись моего разговора с психиатром. Она была у Марка Ренсома. Карло еще не научился выдержке Пэйджита. Тревога и смятение промелькнули на его лице, прежде чем он овладел собой. – Окружной прокурор знает? – спросил он. – Да. Они думают, что из-за этой кассеты я и убила его. Завтра или послезавтра будет перерыв в заседании. Для закрытого совещания – твой отец не хочет, чтобы эта кассета фигурировала как улика. – Значит, отец все же знал. – Теперь знает. Но только потому, что они разыскали ее. – Мария старалась говорить ровным голосом. Не показывай ему, повторяла она себе, как тебе трудно и как ты боишься того, что может сделать Марни Шарп. – Это касается того времени, когда я была юристом. Некоторых обстоятельств, которых я очень стыжусь. – Но убить из-за этого? Как они думают? – Кассета может означать конец моей карьеры. – Мария слегка улыбнулась. – Кое-кто думает, что из-за этого я способна на убийство. Карло покачал головой. Мария не могла бы сказать, к чему относится этот жест – к тому, что люди могут так думать, или к ее словам. – Этого недостаточно, – тихо проговорила она. – Для того, чтобы убить кого-то. Мгновение Карло молчал. – И отец не знает об этих обстоятельствах?.. – Не знает о том, что они имеют отношение ко мне. Мальчик смотрел на ее руну, все еще лежащую на его пальцах. Потом повернул кисть так, что ее рука оказалась на его ладони, и охватил ее пальцы своими. Мария едва не расплакалась от этого рукопожатия. – Поскольку Крис защищает меня, – овладев собой, вновь заговорила она ровным голосом, – есть некоторые обстоятельства, о которых он не спрашивает, и обстоятельства, которые он не должен знать. Я хочу, чтобы ты знал: его задача, как адвоката, гораздо трудней, чем тебе могло представляться. Труднее даже, чем он сам думает. – Она понизила голос: – За это можно винить меня. Мария увидела, что его настроение снова изменилось, похоже, он испытал облегчение. С горечью и радостью она поняла, как много в самоощущении этого мальчика от Кристофера Пэйджита. – Он хороший отец, – сказала она. – Не так ли? – Да. Хороший. Марии показалось – он рад тому, что они сменили тему разговора и что можно с похвалой отзываться о Пэйджите, не боясь задеть ее. И она тоже была рада уйти от опасной темы – все, что угодно, только не то, о чем она не могла рассказать никому, и прежде всего Карло. – Какая-то личная жизнь у Криса есть? У меня об этом ни малейшего представления. Взгляд Карло выразил веселое недоумение: – Ты имеешь в виду женщину? Или просто вечеринки с коктейлем или что-то вроде этого? – Я имею в виду именно женщин. Просто мне хочется знать, как он прожил эти годы. – Многого он мне не рассказывал. Всегда были одна-две женщины, обычно красивые, нарядные, с хорошей работой. Но, кажется, он никогда не привязывался к ним. – Карло пожал плечами. – Может быть, из-за того, что у него есть сын, а большинство тех, с кем он общался, были бездетными. Я думаю, они просто не понимали, какое это имеет для него значение. – Как и я; по крайней мере, так мне было сказано, – Мария улыбнулась. – Люди, нам подобные, об эмоциях просто забыли. Карло бросил на нее лукавый взгляд: – А все, кто вас знает, считают, что вы все еще любите друг друга. Она рассмеялась. – Крис не из тех, кто забыл об эмоциях, – весело воскликнула она. – И какой-то частью своей души я его терпеть не могу. – Помолчав, Мария продолжала: – Странно все это. Когда я только что познакомилась с Крисом, подумала: вот самый высокомерный человек из всех, когда-либо встречавшихся мне, такой же волевой, как и я, уверенный в своей правоте. Теперь он стал гораздо мягче, осознает свои недостатки – даже готов признать свою полную порочность. – Она слегка покачала головой. – Но почему-то вместо радости это вызывает во мне уныние. Как будто мы оба уже стали старыми. Мгновение Карло размышлял: – Трудно думать о нем как о старом человеке. Мне кажется, он всегда выглядел одинаково. С той поры, как я впервые приехал сюда. Последней, на первый взгляд беззаботной фразой он, казалось, спрашивал Марию, почему она позволила ему уехать. Сделав вид, что не заметила этого, она искала – о чем еще спросить его. – А какой была Андреа – его жена? – Я ее плохо помню. Помню только, подумал тогда, что она похожа на тебя. – Он махнул рукой, это был жест юношеского безразличия к вещам, которые не имели к нему никакого отношения. – Я думаю, им суждено было разойтись. Мария кивнула. Карло был слишком мал, а Пэйджит – слишком деликатен, поэтому мальчик и не догадывался, что это он был тому виной. – Наверное, он найдет себе кого-нибудь еще. – Не знаю. – Карло задумался. – Кто действительно нравится ему, так это Терри, но она только работает у него. Кроме того, – добавил он таким тоном, как будто это и было самым главным, – у нее муж и пятилетний ребенок. Мария усмехнулась. Наверное, не место здесь говорить то, что инстинкт подсказывает ей: Тереза Перальта влюблена в Кристофера Пэйджита, и уже не имеет значения, есть ли у нее муж или нет его, и даже, позволяет ли она себе догадаться об этом. – Видишь ли, Крис и Терри могут быть просто друзьями. Не обязательно быть любовниками. Он бросил на нее ироничный взгляд: – Сейчас ты говоришь совсем как отец. Послушать его – о сексе и говорить нечего. Тем более со мной. Мария рассмеялась: – Я его помню совсем другим. Сказав эту фразу, она задумалась. Другие мысли и воспоминания овладели ее сознанием – ночь в Вашингтоне, полдень в Париже. Последнее воспоминание было горше и памятней всего. Она отогнала видения, снова улыбнулась. – Друг для друга мы были несчастьем, – заметила она, – но, когда пришло время выбирать для тебя папочку, я поступила очень правильно. Карло поднял стакан с водой. – За всех нас. – И добавил: – Я знаю, что ты выиграешь, мама. Мария подумала о том, что выиграет или проиграет не только она одна. Что в кошмаре, от которого она проснулась прошлой ночью в холодном поту, ей снились не тюрьма, не бесчестье, а Карло Карелли Пэйджит, слушающий кассету, которую никогда не должны отыскать. Мария коснулась своим бокалом стакана Карло. – За всех нас, – повторила она. – И прежде всего за тебя. 4

Посыльный официант Пол Агилар был энергичным мужчиной испанского происхождения, тридцати с небольшим лет, с черными усами, зализанными волосами и самоуверенной улыбкой. Публичная дача показаний была ему отнюдь не в тягость. – Вы сможете опознать женщину, – спросила Шарп, – которую видели с мистером Ренсомом? По ее уверенному поведению Пэйджит понял, что она основательно поработала с Агиларом – он будет хорошим свидетелем. – Это было ответчица, мисс Карелли. – Агилар, выпрямившись в кресле, указал на Марию. – Даже если бы не доводилось видеть ее по телевидению, мисс Карелли трудно забыть. – Какая галантность, – прошептала Мария Пэйджиту. Сидевшая по другую сторону от него Терри внимательно разглядывала Агилара. Пэйджит чувствовал, что этот свидетель заботит ее. – После того как мистер Ренсом позволил вам войти, что было дальше? – Обычное дело. Я спросил его, куда поставить ведерко с шампанским, он ответил, что на кофейный столик. Я и поставил его туда, напротив мисс Карелли. – В тот момент Мария Карелли сказала вам что-нибудь? – Ничего, только поблагодарила. – Он улыбался – видимо, ему было приятно вспоминать о своем общении со знаменитостями. – Она было очень милая. – Вы заметили что-нибудь необычное в ее поведении? – Нет. Мне она даже показалась очень довольной. – Почему вы так подумали? – Она была такая шикарная, – Агилар даже нос наморщил при этих словах. – То есть я хотел сказать, такая уверенная, спокойная, как человек, который всегда знает, что ему делать. Пэйджит понял, что это Шарп просила Агилара описать женщину непринужденную, ничем не обеспокоенную, в безоблачном настроении. Признать, что он имел возможность бросить на нее лишь беглый взгляд, официанту не хотелось. – Было впечатление, что ее что-то беспокоит? Легкое движение плечами означало, что эта мысль даже не приходила ему в голову. – Не замечал. – Или что она враждебно относится к мистеру Ренсому? – Нет. – Он ухмыльнулся с таким видом, будто тайна смерти Ренсома раскрыта и сделал это не кто иной, как он. – Неприязни в ней совершенно не было заметно. Я решил, что они друзья, проводят время вместе. В нашей работе такое часто наблюдаешь. Кэролайн Мастерс нахмурилась за судейским столом. – Ему хочется представить это как свидание, – прошептала Мария Пэйджиту. Не отрывая взгляда от судьи, он слегка обернулся к ней. – На это я укажу в своем протесте, – выдохнул он в ответ. – Этот парень сам себя прижмет к стене. – Мистер Ренсом говорил что-нибудь? – спросила мисс Шарп. Агилар энергично закивал: – Я сказал ему, что очень люблю его книги. А он ответил мне, что ради такой вот похвалы он и продолжает писать. Мне было очень приятно, что я смог сказать ему это. – И застенчиво добавил: – Вы ведь знаете, я всего лишь посыльный официант. Я человек скромный. Пэйджиту было ясно, что за этими невинными фразами – желание обвинения сделать человечески понятными Ренсома и Агилара. Он почувствовал, как напряглась сидевшая рядом Мария. Марни Шарп помедлила, как бы готовясь к последнему удару: – А вы не заметили, шторы были подняты или опущены? – Подняты. Определенно открыты. – А почему вы так уверены в этом? Агилар опять заулыбался: – Потому что я прекрасно помню, что из номера мистера Ренсома прекрасный вид на Беркли: я еще посмотрел в окно, поискал глазами дом моего двоюродного брата. – Обернувшись, он объяснил судье: – Мы с ним часто встречаемся. Я имею в виду моего двоюродного брата. Кэролайн Мастерс кивнула. По выражению ее лица Пэйджит понял, что мужской шарм Агилара на нее не действует, и тут же прикинул, что может позволить себе в этом перекрестном допросе. – До вашего ухода, – продолжала Шарп, – делал мистер Ренсом что-нибудь еще? – Он подписал счет, конечно. – Агилар все еще улыбался. – Дал мне хорошие чаевые, похлопал по спине и подмигнул. – Он подмигнул? – Да. Как будто подтвердил мне, что счастлив. – Официант раскинул руки, как бы утверждая этим театральным жестом, что жизнь хороша, и так приятно, когда один человек понимает другого. – Ну, вы представляете – он наедине с красивой женщиной, и ему хорошо! Стало заметней, как еще больше нахмурилась судья Мастерс. Она обратилась к Агилару: – Может быть, он просто моргнул – что-то в глаз попало? У Агилара был недоуменный вид, он не понимал: почему судья не оценила его похвальную способность радоваться за других. – Нет, он подмигнул. – Понимаю, – без всякого выражения произнесла Кэролайн Мастерс. – Продолжайте, мисс Шарп. Шарп подошла к свидетелю с видом человека, которому предстоит нечто приятное, что Пэйджиту совсем не понравилось. – Прежде чем вы ушли, – спокойно спросила она, – говорили ли мистер Ренсом или мисс Карелли что-нибудь еще? Агилар кивнул: – Да. Мисс Карелли говорила. – Что же она сказала? Агилар обернулся к Марии – было впечатление, что Шарп научила его этому, – и мягко проговорил: – Она попросила повесить табличку " Просьба не беспокоить! ". Марни сделала паузу, чтобы до всех дошел смысл сказанного. И лишь когда первый слабый ропот прошел по залу, заговорила: – Мисс Карелли сказала почему? – Нет. – Он многозначительно покачал головой. – Если женщина хочет остаться наедине с мужчиной, я не спрашиваю почему. Шарп кивнула, как будто он сказал нечто глубокомысленное. Обернулась к судье: – Вопросов больше нет. Та смотрела на Марию – глаза в глаза. Когда она отвела взгляд, Пэйджит прошептал: – Это правда? Мария, как загипнотизированная, продолжала смотреть на Кэролайн Мастерс. – Да, – пробормотала она. – Это правда.
Пэйджит выслушал Джонни Мура, который, сидя в первом ряду и наклонившись вперед, шептал ему что-то, относящееся к Агилару. Пэйджит встал и направился к свидетелю. – Доброе утро, – весело произнес он. Агилар кивнул с выражением лица, какое бывает у доброжелательного и уверенного в себе работника сферы обслуживания, когда он общается с клиентом. – Доброе утро, сэр. – Было утро, – неожиданно спросил Пэйджит, – или день, когда вы пришли в номер Ренсома? Агилар прищурился: – Утро, мне кажется. Позднее утро. – И в тот день вы работали с семи до пяти, верно? – Я всегда в эту смену работаю. – На нее приходятся завтрак, ленч и ранний обед, правильно? – Да. Пэйджит пытливо посмотрел на него: – А у вас есть представление о том, сколько комнат вы в тот день посетили? – Нет. – Много? Агилар наморщил лоб: – Порядочно. – Если я скажу, что мы просмотрели все счета с вашим именем и насчитали их сорок три, покажется вам это невероятным? – Нет. Я был все время занят – такое количество вполне могло быть. – Вы можете описать постояльцев других номеров, кроме номера мистера Ренсома, которых вы обслуживали в тот день? – Нет. – Агилар помедлил. – Потом было много других. Я, знаете ли, об этом сразу сказал полиции. – Но вы разговаривали и с моим помощником, Джонни Муром, два дня спустя. Так ведь? – Я помню мистера Мура. Да. – И вы, видимо, помните, что он задавал вам вопрос, который я только что задал: можете ли вы назвать еще кого-нибудь из тех, кого вы обслуживали в тот день? – Помню. Да, задавал. – И ответ был тот же самый – больше вы никого не напомнили. Агилар скрестил руки на груди. – Да, не запомнил. Эти были знаменитостями. Пэйджит подошел к нему ближе, игнорируя последнее замечание. – А вы не помните, – мягко спросил он, – у кого были опущены или подняты шторы? У Агилара был уже несчастный вид. – Нет, – пробормотал он. – Я помню только комнату мистера Ренсома. Пэйджит сказал, как будто его внезапно озарило: – Потому что вы вспомнили, как смотрели оттуда на Беркли. Агилар подался вперед, как бы в стремлении ухватиться за подсказку Пэйджита. – Верно! – А у вас такая привычка – смотреть на Беркли? Вы всегда смотрите, когда есть возможность? – Когда я вспоминаю о нем. – Агилар улыбнулся. – Из того дома, где я живу, вид не такой клевый. Пэйджит улыбнулся в ответ. – А вы случайно не вспомните, – любезно спросил он, – сколько комнат на десятом этаже и выше с видом на Беркли вы посетили в тот день? Агилар уставился на него: – Нет. – Двенадцать комнат, – равнодушным голосом непререкаемого авторитета произнес Пэйджит. – И три номера люкс. Все с видом на Беркли. Реальные цифры, на ваш взгляд? Агилар помолчал, уставившись на него обиженным, подозрительным взглядом. – Может быть. – У вас был ностальгический день, – заметил Пэйджит. – Ваша Честь, – выкрикнула Шарп. – Вопрос неправомерен, не по существу. – Неправомерен, – согласилась судья Мастерс. – Не по существу. Продолжайте, мистер Пэйджит. Пэйджит отметил про себя, что вид у судьи не рассерженный. – А вы твердо уверены, – спросил он Агилара, – что окна у мистера Ренсома не были зашторены? – Да. – Из-за того, что это одна из пятнадцати комнат с живописным видом на Беркли, в которых вы побывали? – Нет, – возразил Агилар упрямым голосом. – Из-за мисс Карелли. – Мисс Карелли, – протянул Пэйджит. – Похоже, она полностью завладела вашим воображением. Последние три слова были сказаны крайне язвительно. Он заметил, что это не ускользнуло от внимания Кэролайн Мастерс: на ее лице появилась и тут же исчезла легкая улыбка. Но Агилар не уловил издевки. – Да, – согласился он, – мне она запомнилась. – А долго вы были в той комнате, мистер Агилар? – Не могу вспомнить. – Но вы же привыкли – войти и тут же выйти из комнаты? – Да. Люди не любят, когда нарушают их уединение. – И все, что вам нужно было сделать тогда, это поставить ведерко со льдом и два бокала, верно ведь? – И чтобы мистер Ренсом подписал счет. – Несложная работа, правильно? – Можно так сказать. – И то, что вы говорили мистеру Муру, что пробыли в номере примерно полторы минуты, сейчас у вас протеста не вызывает? Агилар помолчал. – Думаю, что так, – буркнул он наконец. – Значит, ваши сегодняшние показания основаны на каких-то девяноста секундах пребывания в одном из сорока трех номеров, которые вы посетили в тот день. Тан? Агилар упрямо поджал губы. – Я помню все, что видел. – И вы уверены, что заметили спокойный и непринужденный вид мисс Карелли? – Да. Было заметно, что ей хорошо с мистером Ренсомом. Пэйджит внимательно рассматривал его. – Они говорили что-нибудь друг другу? – Нет, насколько я помню. – Или вам говорили что-либо друг о друге? – Нет. Не говорили. – Касались друг друга? – Нет. – И даже не улыбались друг другу? – Нет. – Иными словами, каждый из них говорил только с вами, улыбался только вам, и тем не менее вы сделали заключение, что им было приятно друг с другом. – Мистер Ренсом заказал шампанское, сэр. – Агилар сделал паузу. – А потом подмигнул мне. Пэйджит улыбнулся: – А вам не кажется, мистер Агилар, что вы просто понравились ему? Смех прокатился по залу. Агилар был взбешен. – Конечно, нет. – Правда? Но ведь вас-то он приласкал? – Он похлопал меня по спине. Пэйджит покачал головой: – Меня там не было, мистер Агилар, но ваш рассказ произвел на меня впечатление. Похоже, что за эти девяносто секунд вы немало обрели и свершили. Зал взорвался смехом. Шарп мгновенно вскочила: – Протестую, Ваша Честь. Мистер Пэйджит издевается над свидетелем. – В самом деле? – спросила ее судья Мастерс. – Но ведь на основании его показаний вы установили, что в течение каких-то двух минут мистер Агилар обслужил клиентов, составил определенное мнение о состоянии мисс Карелли, успел заметить, в каком положении находятся шторы, оживил воспоминания детства, высказал свой взгляд на литературу, установил приятельские отношения с мистером Ренсомом. Я с удовольствием узнала бы, что произошло и в других сорока двух комнатах. Пэйджит поймал себя на том, что смеется вместе со всеми. Марни ждала, пока смех не утих. – Было бы неправильно, Ваша Честь, только к этому свести показания свидетеля. При этом упускаются из виду два центральных момента: когда мисс Карелли пришла в номер, шторы были подняты, а когда мистер Агилар уходил из номера, она просила его обеспечить им уединение. Кэролайн Мастерс кивнула: – Восхищаясь способностями мистера Агилара в толковании разного рода фактов и явлений, я совсем забыла сказать, что поддерживаю ваш протест. – Она обернулась к Пэйджиту. – Я поняла вашу точку зрения, мистер Пэйджит: взгляд этого свидетеля на взаимоотношения мистера Ренсома и мисс Карелли основывается на домыслах. У вас что-нибудь еще? Пэйджит молчал, разочарованный: вмешательство судьи Мастерс, каким бы доброжелательным по отношению к нему оно ни казалось, спасло свидетеля от сокрушительного разгрома. Теперь он вынужден был перейти к самому трудному моменту допроса. – Помнится, вы показали, что мисс Карелли просила вывесить табличку с просьбой не беспокоить… Энергичный кивок: – Именно так. – А вы уверены, что не Марк Ренсом просил вас об этом? – Уверен. Ответ Пэйджиту совсем не понравился. – Почему вы уверены? – Потому что мне это в память врезалось – подмигивание мистера Ренсома и просьба мисс Карелли. Было видно, что он понимал, что к этому дело идет и она тоже хочет этого. Пэйджит, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног, задал уточняющий вопрос, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от слов официанта: – Понимал, что дело идет к чему? – Вы знаете. – У Агилара был смущенный вид. – К половым сношениям, что тут еще понимать? Пэйджит притворился негодующим: – Вы полагаете, мистер Агилар, что всякое общение мужчины и женщины наедине не обходится без секса? – Нет, – запротестовал тот. – Вовсе я так не полагаю. Но представьте себе: мужчина и женщина в отеле, и мужчина заказывает шампанское, женщина просит, чтобы им не мешали. Что я должен думать? По-моему, все шло к этому. Так мне представляется дело, и мистер Ренсом, думается, так на это смотрел. Вот почему мне и запало в голову, что именно мисс Карелли хотела уединения. – Ну вам ли не знать – вы там целых девяносто секунд пробыли, – съязвил Пэйджит. – Но ведь есть вещи, которые вы знать не можете. У мисс Карелли могло быть, например, желание просто поговорить наедине. Агилар долго смотрел на него, собираясь с мыслями. – Я не знаю, – проговорил он наконец. – Может быть, так, а может быть, и нет. – Рассудительный ответ, – холодно заметил Пэйджит и обернулся к судье: – К этому свидетелю у меня больше ничего нет, Ваша Честь. Она кивнула, задумчиво глядя на Агилара: – Снова ваша очередь, мисс Шарп. – Нет, спасибо, Ваша Честь. После моего последнего протеста я вполне довольна той работой, которую мистер Пэйджит проделал за нас.
– Что она имела в виду? – пробормотала Терри. – Что Ренсом не имел этих намерений или что Мария не собиралась его соблазнять? – И то и другое, – прошептал в ответ Пэйджит. – Марни хочет представить дело так: Мария усыпила бдительность Ренсома, чтобы, оставшись с ним наедине, убить его. Терри кивнула. Они смотрели, как Джон Хаслер занимает место свидетеля. Это был мужчина под пятьдесят, с приятным открытым лицом, администратор страховой компании из Чикаго, двадцать лет состоящий в браке и имеющий двух дочерей-тинейджеров. Охарактеризовав этого достойного во всех отношениях гражданина, Шарп добавила, что Хаслер останавливался во " Флуде" в тот день, когда погиб Марк Ренсом, и затем спросила: – Мистер Хаслер, вы действительно жили на том же этаже, что и мистер Ренсом? – Да, это так. Я встретил его в лифте, после завтрака. Он только что поселился в отеле. – Вы узнали его? – Как же не узнать – такое лицо, эти рыжие волосы? Его нельзя было не узнать. Я сказал ему: " Привет! " – Хаслер грустно покачал головой. – Такой приятный человек, очень доброжелательный. Утонченный, но в то же время очень обходительный. – Вы долго с ним разговаривали? – Минут пять или около того. Нам было по пути, и он пригласил меня в свою комнату. Я хотел посмотреть, какой у него номер, поскольку я тоже снимал люкс. – Он помолчал. – Как я уже говорил, очень любезный человек. – О чем вы разговаривали? Умиление на лице Хаслера смешалось с печалью – он был одним из последних, кто разговаривал с Марком Ренсомом. – Он показал мне свой номер – довольно просторный, говорил о писателях из Чикаго, которых знал. Хорошо отзывался о них и о нашем городе. Потом взглянул на часы и как-то смущенно улыбнулся. Сказал, что с удовольствием побеседовал бы со мной еще, но ему предстоят смотрины. – Хаслер бросил беглый взгляд на Марию. – Сказал, что примерно через час к нему придет женщина. – Он говорил вам, зачем она приходит? – Нет. Но, судя по тому, как он выглядел и говорил, это была не деловая встреча. По крайней мере, у меня нет оснований так думать. – Он говорил, с кем встречается? – Нет. Только сказал, что я узнаю ее, как только увижу. Чувствовалось, что он очень доволен. Надо признаться, я был заинтригован. Пэйджит взглянул на Марию. Лицо ее было неподвижным, лишь в глазах сверкали гнев и презрение. Кэролайн Мастерс хмурилась за судейским столом, и было непонятно, чем вызвано ее неудовольствие. – Что было потом? – спросила Шарп. – Ничего. Мы пожали друг другу руки, и я пошел дальше по коридору в свой номер. – Как долго вы там пробыли? – В час у меня был ленч, значит, где-то около двух часов. Я просмотрел свои записи, сделал несколько телефонных звонков. – После этого вы видели мистера Ренсома? Хаслер опустил взгляд: – Нет. Позже, вечером, когда я узнал об убийстве, у меня было ощущение, будто топчут мою могилу. – Но вы все же видели женщину, которая приходила в его номер? Хаслер задумался: – Да. Думаю, что видел. – Поясните, пожалуйста. Хаслер медленно кивнул: – Было около полудня, и мне слегка прискучило то, что я читал. Я встал, зевая и потягиваясь, выглянул в окно, просто так, от нечего делать. Нельзя сказать, что вид из окна был замечательный. Отель построен в виде буквы " U", два крыла его охватывают внутренний дворик, окна смотрят друг на друга. Я был у основания одного крыла, поэтому все, что я мог видеть, – противоположное крыло, несколько комнат правой части буквы " U", там и остановился Марк Ренсом. – Хаслер помолчал. – " А где же его окна? " – подумал я тогда. Стал их высматривать – ведь я у него побывал. – И нашли? – Угу. Начал разбираться с окнами, стараясь вспомнить, как далеко от основания " U" находился его номер. – Он сделал паузу. – И в этот момент увидел ее. – Ее? – Да. – Хаслер взглянул на Марию. – Женщину с длинными черными волосами. В окне. – А что она делала? – Она на мгновение выглянула, как будто разглядывала что-то в заливе. Потом опустила шторы, и больше я ее не видел. – Он отвел взгляд от Марии. – Я понял, что это та женщина, которая пришла к Марку Ренсому. – Почему вы так решили? – Во-первых, по расположению окон. Мне кажется, я не ошибся. – Было что-нибудь еще? – Угу. – И что же это? Хаслер опустил глаза. Тихо проговорил: – Она было неодета. В зале зашептались, судья Мастерс немедленно отреагировала ударом молотка. Ее взгляд был мрачен. Пэйджит испытал ощущение пустоты в голове. Единственная мысль была – о Карло. Выдерживая паузу, Марни Шарп не выказывала эмоций. – Я хотела бы уточнить. Вы видели ее во всю длину окна, я правильно понимаю? – Да. – Хаслер опять взглянул на Марию. – На женщине, которую я видел, совсем не было одежды. Совсем ничего. – Почему вы в этом уверены? Хаслер снова отвел взгляд: – У нее между ног было черное пятно. – Волосы лобковой области, – ровным голосом заметила Шарп. Хаслер вздохнул. Его голос прозвучал едва слышно: – Расстояние было большое, но сомнений нет. Лобковые волосы. Пэйджит почувствовал, что пальцы Марии хватают его пиджак под столом. Ее лицо было пунцовым. – Каким это окно, – спросила Шарп, – было от краю? – Третьим, я думаю. – И потом мы с вами осмотрели номер Марка Ренсома и три номера по каждую сторону, так? – Да. – И что вы обнаружили? Вид у Хаслера был теперь несчастный. – Я обнаружил, – ответил он, – что третье окно справа – это окно гостиной Марка Ренсома. Пэйджит встал. Быстро спросил: – Окно, в которое вы заглядывали, было на расстоянии не менее ста пятидесяти футов от вашего окна, не так ли? Хаслер посмотрел на Пэйджит стыдливо-виноватым взглядом: – Полагаю, что так. – Значит, лица ее видеть вы не могли? – Да, не мог. – И добавил, оправдываясь: – Но видел рост и цвет волос. – Что-нибудь еще? – Только то, что женщина было стройной. – Позвольте, я вам кое-что покажу. И снова Джонни Мур проворно выставил на всеобщее обозрение щит с фотографией, но фотография была другой – цветной, с изображением снятой с большого расстояния темноволосой женщины, выглядывающей из окна отеля. – Ваша Честь, – заявил Пэйджит, – мы утверждаем, что мистер Мур сделал эту фотографию из окна номера мистера Хаслера и что женщина на фотографии находилась в номере Марка Ренсома. Судья Мастерс обернулась к Марни Шарп: – Есть протесты? – Да. Я не понимаю, что это. – Пока это и на самом деле непонятно. Но я намерена дать им возможность представить их доказательство. Шарп нахмурилась: – Очень хорошо, Ваша Честь. Пэйджит вышел вперед: – Мистер Хаслер, позвольте мне обратить ваше внимание на эту фотографию, затем – на стол защиты. Свидетель перевел взгляд с фотографии на стол: – Я обратил внимание, сэр. И на то, и на другое. – Хорошо. Посмотрите, пожалуйста, на эту женщину. Хотя она и одета, но в окно ее можно разглядеть с ног до головы, и смотрит она так же, как вы описали. Примерно это вы видели в тот день? – Да. Насколько помнится. – Вы можете узнать женщину на фотографии? – Нет. – У Хаслера был смущенный вид. – Но ее рост и цвет волос такие же, как и у женщины, которую я видел в тот день, они сходны с ростом и цветом волос мисс Карелли. – Итак, с вашей точки зрения, женщина на этой фотографии имеет такое же сходство с мисс Карелли, как и женщина, которую вы видели? – Да. Конечно, трудно сказать, но возможно, что это та же самая женщина. – Возможно. – Пэйджит впервые улыбнулся. – Но на самом деле это двойник мисс Карелли. Моя помощница, мисс Перальта. Кэролайн Мастерс едва заметно усмехнулась. Пэйджит обернулся к столу защиты: – Если вас не затруднит, не могли бы вы встать? Они встали – Мария с мрачным видом, Терри равнодушно. – Как вы можете видеть, – обратился Пэйджит к судье, – основные отличия в том, что у мисс Карелли заметное преимущество в росте, у мисс Перальты более светлые волосы, и, поскольку мисс Карелли позволила заявить об этом открыто, у них пятнадцать лет разницы в возрасте. Судья Мастерс перевела взгляд с фотографии на Терри. – Не очень удачная фотография, Тереза. Но, видимо, так нужно мистеру Пэйджиту. Рада видеть вас в зале суда. Хотя бы и в роли статиста. – Мисс Перальта будет выступать, – вставил Пэйджит, – когда появятся свидетели защиты. – Хорошо, мистер Пэйджит. Конечно же, она не посрамит своего шефа. – Судья помолчала. – У вас, наверное, есть что-то еще. – Совсем немного. – Пэйджит снова обернулся к Хаслеру: – Соблаговолите еще раз посмотреть на фотографию. При таком удалении вашего окна от окна, которое находится в основании " U", вы можете с уверенностью утверждать, что они расположены на одном этаже? Хаслер наклонил голову набок: – Глядя на фотографию, я бы не сказал этого. – А глядя из окна в тот день, о котором идет речь? Ведь мы говорим, как бы там ни было, о взгляде с расстояния, равного по меньшей мере половине футбольного поля. Хаслер задумался. – Нет, – произнес он наконец. – Я совсем не уверен, что не смотрел на этаж выше или ниже. – А не получилось ли так: вы решили, что видите женщину именно в номере мистера Ренсома только потому, что он сказал вам о своих приготовлениях? Хаслер был смущен. – Я не совсем уверен, что понимаю, о чем вы говорите. – Позвольте, я скажу то же самое иначе. Ассоциировалась бы у вас эта женщина с номером мистера Ренсома, если бы он не сказал вам, что у него намечается свидание? Глаза Хаслера сузились. – Возможно, нет. – И здесь, сегодня, вы уверены, что окно, в которое вы заглянули, было третьим справа? – Не знаю. – Хаслер покачал головой. – Ведь это теперь, из-за того что он погиб, такого рода мелочи стали важны. – А может быть, ваше внимание было занято не тем, какой это ряд окон или чье это окно, а неожиданным появлением голой женщины? У Хаслера был виноватый вид. – Конечно, я был поражен. – И очарован? Хаслер поднял голову: – Думаю, да, мистер Пэйджит. Где бы она ни находилась, она была очаровательна. Признаюсь, я не мог от нее оторваться. – И пересчитать окна. – Да. – Значит, у вас нет полной уверенности, что женщина, которую вы видели, была в номере Марка Ренсома. Хаслер посмотрел на Марни Шарп, потом на Пэйджита. – Нет, – глухо вымолвил он. – Полной уверенности у меня нет. – Или даже хоть какой-то уверенности? – Нет. – Хаслер отвел взгляд. – У меня нет никакой уверенности. Все, что я видел, – это голую женщину. Она могла быть и в номере Марка Ренсома. – Или не в его номере. Хаслер кивнул: – Или не в его номере. – Верно и то, что в окне вы больше никого не видели. Ни Марка Ренсома, ни какого-либо другого мужчину. – Именно. – И могло быть так: женщина, которую вы видели, никому свои прелести не демонстрировала и была совсем одна в номере. Хаслер задумался: – Да, вы правы. Женщина, которую я видел, могла быть и одна. Пэйджит выдержал паузу: – Несмотря на свои сомнения, зная, что можете нанести вред мисс Карелли, вы почему-то решили все же дать показания. – Я не хотел. – Хаслер беспомощно пожал плечами. – Но ведь я встретил человека, а теперь он мертв. Почему бы мне не рассказать прокурору все, что я видел? И пусть он сам решает, что с этим делать. Со скучающим выражением лица, на котором было написано, что иного он и не ожидал от этого допроса, Пэйджит медленно перевел взгляд на Марни Шарп. Потом снова повернулся к свидетелю. – Ну что же, – закончил он. – Вы выполнили свой долг. Благодарю вас, мистер Хаслер. У меня нет больше вопросов.
Шарп вскочила, заговорила с сарказмом: – Кто-либо – полиция или окружной прокурор – внушали вам мысль, что вы увидели нечто из окна своего номера? – Протестую, – выкрикнул Пэйджит. – Мы ограничены темой перекрестного допроса, давайте придерживаться ее. Ни один из моих вопросов не подразумевал, что мисс Шарп принуждала кого-то к лжесвидетельству. Ваша Честь, – обратился Пэйджит к судье Мастерс. – Позвольте, я дам мисс Шарп пояснения к моему последнему вопросу. Задавая его – и я заявляю это со всей определенностью, – я имел в виду следующее: нехорошо, если присяжным придется судить о слушании по делу мисс Карелли по таким вот показаниям – пикантным и одновременно ничего не доказывающим. Точка. – Правы оба. – Кэролайн Мастерс повернулась к Шарп: – Я понимаю чувства мистера Пэйджита, хотя не всегда можно принять манеру их выражения. Мы, видимо, никогда не узнаем, кого мистер Хаслер видел в окне, но, без сомнения, все мы запомним ее манеру одеваться, на что вы явно и рассчитывали. Марни Шарп рассвирепела. Пэйджит понял: она терпеть не может, когда ей выговаривают. – Единственное, на что мы рассчитывали, – почти прошипела она, – дать представление о том, что происходило в номере. Надеюсь, что суд с пониманием отнесется к этому. – Суд с пониманием отнесется к этому, – кротко ответила судья, – если не будет таких вот показаний, которые ничего не доказывают. Вопрос принимается, но я надеюсь, что вы быстро все выясните. – Очень хорошо, Ваша Честь. – Шарп повернулась к стенографисту, смуглому мужчине средних лет, сидевшему справа от судьи: – Мистер Сандерс, прочитайте, пожалуйста, вопрос. Тот выудил одну из бумаг, прищурился на стенографические значки и прочитал: – Мисс Шарп: " Кто-либо – полиция или окружной прокурор – внушали вам мысль, что вы увидели нечто из окна своего номера? " Хаслер покачал головой: – Нет. Вовсе нет. Шарп продолжала: – И то, что вы повторили здесь, вы рассказали в нашем офисе по собственной инициативе? – Совершенно верно. – Хаслер сделал паузу. – Что видел, то видел. – И вы, несмотря на вопросы мистера Пэйджита, продолжаете верить, что, вероятнее всего, именно в номере Марка Ренсома видели эту женщину? Хаслер наморщил лоб. – Вероятнее всего, именно в номере Марка Ренсома? – переспросил он. – Это я вас спрашиваю. Хаслер задумался. – На этот вопрос я ответил бы " да". Шарп медлила. Пэйджит понял: она смирилась с тем, что больше сделать ничего не удастся. – Вопросов больше нет, – произнесла она, и Хаслер покинул место свидетеля, оставляя Пэйджита в неведении: была ли голая женщина Марией Карелли.
У Эдуарда Тэнша, банкира с ястребиным профилем, в очках с темной оправой, в новеньком костюме, на лице было решительное бойцовское выражение, какое бывает у человека, привыкшего убеждать целый зал людей поступать согласно его воле. Он пригладил темные волосы, поправил красный галстук, приготовляясь выслушать очередной вопрос. – Следовательно, около часа, – спросила Шарп, – вы вернулись в свой номер в отеле " Флуд"? – Да. Я только что пообедал и собирался позвонить в свой офис. – И ваш номер был на двадцать третьем этаже. Как и у мистера Ренсома. – Да. – Когда вы вышли из лифта, вы видели что-нибудь? – Да. – Тэнш в нетерпении подался вперед, раздраженный неверно как показалось ему, поставленным вопросом. – Но вначале мне, наверное, надо сказать о лифте. Лифт, на котором я поднимался, был в самом конце длинного коридора с номерами или комнатами, окна которых смотрят на Бернли. Мой номер был через два номера после Марка Ренсома. Поэтому я и пошел в направлении его номера. – Благодарю вас, – сухо проговорила Шарп. – И что же вы увидели? – Женщину, стоящую перед дверью одного из номеров. – А как эта женщина выглядела? Тэнш взглянул на Марию: – С того места, где я стоял, ее лица не было видно. Была она довольно высокая, что-то около пяти футов восьми дюймов, с длинными черными волосами. – Вы не помните, как она была одета? – Нет, не помню. Помню блеск ее волос и то, как она держалась – очень прямо, как фотомодель. Не так уж много женщин, в которых обнаружится такое сходство, если оценивать их по тем же качествам. Самонадеянный профессионал, подумал Пэйджит, выложит все, что знает, да еще прибавит. Хотя материала для перекрестного допроса здесь немного, легким свидетелем Тэнша не назовешь – в особенности из-за того, что женщина, которую он видел, более чем вероятно была Марией Карелли. – Что она делала? – спросила Шарп. – Какое-то мгновение стояла, смотрела на дверь. Потом очень быстро вошла. Было такое впечатление: услышав, как открылась дверь лифта, она вбежала в номер, чтобы ее не увидели. – Ее кто-нибудь впустил? – Нет. Она сама вошла. Пэйджит представил себе Марию Карелли, стоящую в коридоре. Но не мог понять, почему она оказалась там. – По тому, как она двигалась, – задала Шарп очередной вопрос, – нельзя было заключить, что она каким-то образом травмирована? – Опять же нет. Двигалась она очень быстро. – Тэнш помолчал. – У меня остался мимолетный образ танцовщицы или, может быть, теннисистки. Женщины, уверенно владеющей своим телом. – Я намерен высказать протест, хотя и запоздалый, – заявил Пэйджит. – Мне хотелось бы знать, не может ли свидетель отказать себе в удовольствии делиться с нами своими обширными познаниями в области культуры, своими пристрастиями в этой области и лишь придерживаться фактов. Вот я, к примеру, не знаю, была ли та женщина фотомоделью, танцовщицей, спортсменкой или, если на то пошло, не был ли ей недавно имплантирован стальной стержень в позвоночник. Не знаю ничего из того, что знает этот свидетель. Судья Мастерс слегка усмехнулась и обернулась к Тэншу. – В свете требований мистера Пэйджита не могли бы вы ограничиться лишь тем, что на самом деле видели? – Конечно, Ваша Честь. – Тэнш был немного расстроен – Я только хотел помочь. Но мне представлялось, что в юриспруденции, как и в банковском деле, опыт человека делает его особенно наблюдательным. – О, конечно, – согласилась судья. – Кстати, долго вы наблюдали за той женщиной? Тэнш задумался. – Это не могло быть долго. – Судя по тому, что вы рассказываете, – продолжала Мастерс, – это длилось секунд десять, не больше. Было заметно, что Тэнш уязвлен. – Возможно, и так. – Хорошо, – сказала судья. – Опыт человека может способствовать раздуванию результатов мимолетного наблюдения. Продолжайте, мисс Шарп. У Шарп был разгневанный вид. Пэйджит подумал, что день этот – урожайный для Кэролайн; что бы там ни делали обвинение и защита, уже начали появляться первые номера газет с материалами о ней, в вечерних новостях, по-видимому, будут показаны клипы из судебного зала. Но что это будет значить для нее, Пэйджит пока еще не знал. – Ваша Честь, – проговорила наконец Шарп, – не могу ли я попросить мисс Карелли встать и повернуться спиной к свидетелю? – Мистер Пэйджит? Что он мог сделать? – Конечно, Ваша Честь. Мисс Карелли с удовольствием повернется спиной к этому свидетелю. Судья Мастерс улыбнулась уголком губ. – Мисс Карелли, – произнесла она. Мария поднялась, глядя на свидетеля. Потом медленно повернулась к нему спиной. Пэйджит понял, что она ничего не могла с этим поделать – при взгляде на нее невольно приходила на ум мысль о танцовщице или фотомодели. Ему почему-то вспомнилось вдруг как она, совершенно голая, стояла в его квартире перед эстампами Вазарели – грациозная и стройная. Теперь, казалось, целую жизнь спустя, Мария Карелли стояла, обводя взглядом зал, полный журналистов, которые пришли посмотреть, как ее судят за убийство. Вскинув голову, она уставилась в одну точку. Пэйджит смотрел ей в лицо. – Это похоже на ту женщину, – проговорил Тэнш. – Или, выражаясь иначе, женщина, которую я видел, выглядела так же, как мисс Карелли сейчас. Лицо Марии ничего не выражало. В зале было тихо. – Можно мисс Карелли сесть? – спросил Пэйджит. – Конечно, – отозвалась судья. – Благодарю вас, мисс Карелли. Еще вопросы, мисс Шарп? – Нет вопросов, Ваша Честь. Сев, Мария бросила на Пэйджита вопросительный взгляд. Долго еще будут продолжаться эти мучения, спросили ее глаза, неужели ты ничего не можешь сделать? Очень мало, ответил себе Пэйджит. Он даже не поднялся из-за стола. Вялым, донельзя скучным голосом задал вопрос: – Скажите мне, мистер Тэнш, на той безымянной, безликой манекенщице, которую вы имели возможность наблюдать менее десяти секунд в темном коридоре, была хоть какая-нибудь одежда? По залу прокатился смешок. Кэролайн Мастерс подняла было молоток, но не ударила им, а посмотрела на Тэнша. Его губы скривились в гримасе, в которой Пэйджиту виделось снисхождение к чужой шутке и чувство собственного превосходства. Шарп снова встала: – Ваша Честь, это же не комедия! – Далеко не комедия, – произнес Пэйджит – Но наблюдательность этого свидетеля столь экстраординарна, что, если он не вспомнит, какая одежда была на женщине, я должен буду предположить наихудшее. Судья Мастерс пожала плечами, давая понять, что она не понимает шутки. – Для занесения в протокол, мистер Тэнш. Тэнш обернулся к Пэйджиту. – Да, – сказал он, подчеркивая тоном голоса, что всякой снисходительности есть предел. – Женщина была одета. – Это успокаивает, – заметил Пэйджит. Он обернулся к судье: – Учитывая, что мисс Шарп желает избежать комедии, вопросов больше не имею. – Мисс Шарп? – Нет. – Она строго взглянула на Пэйджита. – Здесь не о чем спрашивать. – Вы можете идти, мистер Тэнш. Тот шел от места свидетеля, обиженный внезапной для него отставкой. Признаки раздражения появились и на лице Кэролайн Мастерс. – Наблюдается столкновение характеров, – констатировала она. – Объявляю получасовой перерыв, потом встречаемся на закрытом заседании. Будет рассмотрена некая улика, предъявленная обвинением, для принятия решения по данному делу. Кассета, догадался Пэйджит. Но когда стукнул судейский молоток, извещая об окончании открытого заседания, он думал о другом: зачем Мария выходила из номера? Потом он обернулся и отыскал глазами сына. Тот стоял и смотрел на мать, в глазах его был невысказанный вопрос. Пэйджит понял: неважно, удалось ли ему заронить сомнения в показаниях свидетелей обвинения, – один взгляд на Карло сказал ему, чего смогла добиться Марни Шарп. 5

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒