Annotation 18 страница

На мерцающем экране Мария направляла пистолет на Марни Шарп. Пэйджит и Карло смотрели телевизор в библиотеке. – В сложившемся напряженном противоборстве, – комментировал диктор, – у Марии Карелли своя собственная конфронтация с обвинителем Марни Шарп. В конце допроса мисс Карелли, доведенная до отчаяния, дала отпор непрекращающимся нападкам, впечатляюще доказывая свою невиновность. Карло обернулся к Пэйджиту: – Она хорошо держалась. Мальчик как будто искал подтверждения, не совсем доверяя собственным впечатлениям. – Очень хорошо, – подтвердил Пэйджит. И погрузился в молчание. Он не мог сказать сыну, что Мария должна хорошо держаться ради того, чтобы не погибнуть, что трагедия не только в том, что суд может признать ее виновной и что при беспощадном разборе, которому будут подвергнуты показания экспертизы, улики и свидетельские показания, позиция Шарп, конечно же, сыграет свою роль. Не мог Пэйджит сказать и о том, что секреты, о которых уже знает Кэролайн Мастерс и которые ни в коем случае не должны дойти до Карло, уже нанесли Марии непоправимый моральный урон. – Как ты думаешь, судья поверила ей? – Карло рассуждал, как завсегдатай судебных баталий, а не как любящий сын. И это было тяжело сознавать. – Твоя мама дала ей для этого повод, – ответил Пэйджит. – Завтра утром Терри свяжется с Марси Линтон. А вечером судья Мастерс узнает, что Марк Ренсом изнасиловал молодую беззащитную женщину. Лицо Карло озарилось надеждой – как будто это могло прибавить веры и ему. – А после этого судья будет знать, что мама говорит правду, как ты думаешь? – Кэролайн трудно понять. Но, конечно же, Марии будет больше веры, больше будет симпатии к ней. – Пэйджит выключил телевизор. – Трудно тебе на процессе? Карло пожал плечами: – В чем-то да. Пэйджит подумал о том, что дети видят моральные проблемы совсем в ином свете, чем взрослые, которые старательно скрывают от них свои секреты и даже не позволяют догадываться об их существовании. – Подобно большинству из нас, – проговорил он, – твоей маме было чего стыдиться в жизни. Но это вовсе не значит, что ей нельзя верить. Все женщины, имевшие дело с Марком Ренсомом, пострадали от него. Карло тихо спросил: – Как ты думаешь, она когда-нибудь скажет мне, что было на кассете? Душу Пэйджита обожгло стыдом – он чувствовал себя лицемером, прикрывающимся Марией, как щитом. – А если не скажет, ты перестанешь любить ее? Казалось, вопрос привел Карло в замешательство. – Нет, это никак на меня не повлияет. Ни на меня, ни на наши с ней отношения. Будем надеяться, подумал Пэйджит, что Карло никогда не узнает, сколь многое раскрывает кассета в отношениях Марии и Пэйджита, Марии и Карло; она, по существу, объясняет, почему Пэйджит растит его один. – Вот и не думай об этом. Слушания скоро закончатся. После них, может быть, поймешь, что нельзя быть таким, как я, – слишком суровым к недостаткам других, – что судить о людях надо по тому хорошему, что в них есть, а не по тому, какие ошибки они совершают. Терри, например, способна на это. Карло посмотрел на него с любопытством: – Это ведь она уговорила тебя разрешить мне ходить на слушания? – Терри? – Угу. Сам бы ты никогда не сделал поворот на сто восемьдесят градусов после того, как сказал " нет". Пэйджит улыбнулся: – Да, я всегда верил, что постоянство – добродетель. Конечно же, это было из-за Терри. Карло расплылся в ответной улыбке: – Я знаю тебя, папа. От меня у тебя нет секретов. Мгновение Пэйджит молчал. – Ну, может быть, один или два, – заметил он. Тереза Перальта сидела на диване в номере Марка Ренсома, смотрела на запачканный кровью ковер. Было шесть тридцать, в семь она встречалась с Марси Линтон в соседнем отеле, собиралась готовить ее к следующему дню, быть может, самому важному. Но час назад она, повинуясь неясному порыву, позвонила Марни Шарп и попросила разрешения еще раз побывать в роковом номере. Шарп, судя по всему, уставшая после допроса Марии, не стала спрашивать, зачем ей это нужно, предоставляя Терри самой разбираться с этим вопросом. Зачем же она здесь? Кристофер Пэйджит говорил ей, что тайна кассеты – это правда, которую он никогда не хотел узнать. А это означало, что Шарп вторую кассету никогда не найдет. Где же она? Терри расслабленно опустила плечи и стала размышлять. А где, кстати, кассета Линдси Колдуэлл? Если Ренсом, несмотря на обещание, не собирался ее приносить, как и вторую кассету Марии, почему же Шарп не нашла ее в Ки-Уэсте вместе с первой кассетой Карелли? Терри встала, обводя мебель глазами. Почему после смерти Марка Ренсома Мария ходила от стола к книжной полке, от полки к письменному столу, везде оставляя отпечатки пальцев? Искала кассету, предположила Марни Шарп. Это неправда, отвечала Мария, она была в шоке, слонялась по номеру бесцельно. Не понимая, где она и что делает. Терри выдвинула один ящик стола, потом другой. Телефонная книга. Библия Гедеонского общества^[40]. Больше ничего. Ничего особенного и на книжной полке. Несколько томиков " чтива". Лишенный оригинальности, безликий набор книг, как раз для комнаты, в которой на короткое время останавливаются разные люди. Она поймала себя на том, что рассматривает кровавое пятно. Что же произошло здесь между Марком Ренсомом и Марией Карелли после ухода Пола Агилара, принесшего шампанское? Была ли Мария той нагой женщиной, которую видели из отдаленного окна? Что делала она в коридоре, когда там увидел ее Эдуард Тэнш? И когда в номере лежал мертвый Марк Ренсом. Повернувшись, Терри медленно пошла к письменному столу. На столе лежали ручка, чистая бумага. Она выдвинула ящик. Пусто, лишь почтовая бумага и конверты с адресом и штампом отеля " Флуд". Щит с литерой " Ф". Задвигая ящик стола, Терри бросила взгляд на Беркли, что, согласно его показаниям, сделал в свое время и Пол Агилар. Там Елена. Обедает с папочной, потому что Терри снова работает. Ричи скажет судье, что воспитанием ребенка занимался он. При мысли об этой чудовищной несправедливости у Терри перехватило горло. Она сама будет растить Елену. Дочка вдруг представилась ей абсолютно беззащитной – маленькое существо, нуждающееся в неустанной заботе. Погруженная в свои мысли, Терри постояла над пятном – последним земным следом Марка Ренсома. Наконец взглянула на часы. Шесть пятьдесят. Пора уходить. Защита Марии зависит теперь от Марси Линтон, предстоит многое сделать. Подхватив с дивана сумочку, она вышла из номера. В коридоре, возле лифта, на котором поднимался Эдуард Тэнш, стоял полицейский в форме. Терри направилась к лифту и вдруг остановилась напротив прорези почтового ящика. Здесь они стояли с Крисом и Джонни Муром в то утро, когда впервые осматривали номер. Терри спросила тогда: Марию видели в коридоре – интересно, что думает Шарп по этому поводу? Ничего не думает, ответил Крис. Потом горько пошутил: " Наверное, считает, что в эти полчаса Мария убила Ренсома, нацарапала несколько открыток на его заднице и разослала их своим друзьям". Терри повернулась и возвратилась в номер. Подошла к столу. Выдвинула ящик, взяла один конверт, некоторое время задумчиво рассматривала его. Потом, еще неясно представляя себе зачем, сунула в сумочку. Еще мгновение постояла в раздумье. И поспешила к лифту, на встречу с Марси Линтон.
– Не могу найти кассету, – сокрушался Джонни Мур. – И Марни Шарп тоже не может. Они сидели с Пэйджитом на корме его яхты. На этот раз Крису было тесно в помещении, и он сам предложил встретиться на свежем воздухе. Стояла ночь. Яхта была на приколе. У них за спиной огни Сан-Франциско карабкались на холмы по берегам залива, немного дальше светились высотки делового центра. Ночь была тиха – лишь доносился издалека приглушенный шум города да плескались волны о борт яхты. Мур и Пэйджит пили пиво. – Должна же была Мария от нее как-то избавиться, – ответил Пэйджит. Мур пожал плечами: – По моим сведениям, так считает и Шарп. И я так думаю. Но полиция перерыла весь мусор во " Флуде" и там, куда он поступает. Они даже копались в туалете Ренсома, хотя, как Мария и показывала, нет ни единого доказательства, что она хотя бы заходила в ванную. – Да, – пробормотал Пэйджит. – Чем-то она была очень занята в коридоре. Мур потягивал пиво. – Вспомнил, конечно, и о почте. Как и Шарп. Но даже контора окружного прокурора ничего не нашла. Никаких признаков, что Мария что-то куда-то посылала. Впрочем, нет и уверенности, что такая возможность у нее была. – И в адрес Эй-би-си ничего нет? – Ни в адрес Эй-би-си. Ни в свой адрес. Ни в адрес кого бы то ни было. – Мур помолчал. – Одно остается предположить: Ренсом где-то спрятал кассету, и Мария сказала правду. – У меня в этих делах немного практики. – Пэйджит бросил взгляд на город. – Они, конечно, осмотрели все квартиры Ренсома. – И его банковские сейфы. С его приятелем, который претендует на наследство. Конечно же, в отличие от Марии, у Ренсома была полная свобода действий. Есть уйма мест, куда умный человек может спрятать что-нибудь размером с кассету. Что – хотя я не собираюсь навязывать тебе свое мнение – говорит в пользу правоты Марии. – А ты не думаешь, что она уничтожена? Мур покачал головой: – Мария это сделать вряд ли могла. А Ренсом – вряд ли хотел. Кассеты нет здесь, она где-то. Пэйджит молчал. – Извини, – мягко произнес Мур. – Хотелось тебя успокоить. Хотя бы на то время, пока ты занимаешься этим делом. – И после небольшой паузы добавил: – А еще больше хотелось бы сказать тебе, что я сам уничтожил ее. – Я никогда не просил тебя об этом, Джонни. – Ты и не попросишь. – Достаточно того, – проговорил Пэйджит наконец, – что ты присматриваешь за Карло. – Мне это совсем не трудно. Как будто у меня у самого сын появился. Чаще всего ездим на баскетбол, он хорошо играет. – Жаль, что сам не могу ездить с ним. Мур не отвечал. Потом спросил: – Он не рассказывал тебе, что было на днях? – Что ты имеешь в виду? – Тут на него засада была. Подошел к нему тип с двумя репортерами, у тех камеры и прочее. Хотел поговорить о его детстве. – А что он? – Просто смотрел на них. Я их прогнал. Пэйджита охватил приступ гнева, потом стыда. – Он ничего мне не рассказывал. – Не хочет тебя волновать. Достаточно слушаний. – Волновать меня? Он же мой сын. Мур взглянул на него: – Вот поэтому-то он тебе ничего и не сказал. Почувствовав, что Пэйджит успокаивается, он перевел разговор на другое: – О Ренсоме и женщинах. По-прежнему ничего. Начинаю думать, что и искать нечего. – Что же это значит? – Понятия не имею. Нет женщин – и все тут. – Мур поднял свой стакан. – За то, чтобы всю жизнь у Марка Ренсома не ослабевала потенция. Выпьем за это теперь, когда он умер. 4

Марси Линтон тихо сказала: – Марк Ренсом изнасиловал меня. В зале стояла напряженная тишина, хотя народу было не меньше, чем на допросе самой Марии; Маккинли Брукс, присутствующий на заседании впервые, сидел позади Марни Шарп. Подойдя поближе к месту свидетеля, Тереза Перальта попросила: – Расскажите, пожалуйста, как это произошло. – Хорошо. – Одетая в простую юбку и яркую блузку, Марси была бледна, но казалась спокойной. Ее тихий голос звенел от сдерживаемого напряжения. – Мы были в гостиной, в доме моего дяди. За бутылкой вина Марк Ренсом разбирал мое сочинение. – Он был строгим критиком? Линтон задумалась. – Жестоким. Было ясно, что его цель – лишить меня всякого самоуважения. Терри, увидев краем глаза, как Шарп поднялась, чтобы заявить протест, но раздумала, поспешно спросила: – Ему это удалось? Марси, казалось, оценивала ущерб, который нанес ей Ренсом. – Он унизил меня. И когда предложил вина, мне захотелось выпить. – Она смотрела мимо Терри, как будто предназначая свои объяснения дальним рядам. – Мне было двадцать четыре, и я очень гордилась – гордилась тем, что сам Марк Ренсом прочитает мои сочинения. А он дал мне понять, что я ничто. Выказал презрение и ко мне, и к тому, чем я занимаюсь. После паузы Терри задала вопрос: – Чье было вино – ваше или Ренсома? – Ренсома. Я не люблю пить. – Но в этом случае вам захотелось? Свидетельница кивнула: – После того как Ренсом беспощадно раскритиковал мою работу, он все подливал и подливал мне вина, а я все пила и пила. – Как вы себя чувствовали? – Я как будто оцепенела. – Ее голос сделался спокойнее. – Но мне стало лучше. Терри кивнула. Марси Линтон была хорошо подготовлена ею; несмотря на бессонную ночь и тяжесть ответственности за судьбу Марии Карелли, она хладнокровно встречала выпавшее на ее долю испытание. Было понятно, что эта женщина с ее бледным лицом и тоненькой, хрупкой фигуркой воспринимает случившееся с ней несчастье просто как факт, а не как повод для жалости к себе. Марни Шарп неотрывно смотрела на нее, ничего не записывая. – Ренсом делал какие-либо замечания, – спросила Терри, – касающиеся секса? – Да. В конце, раскритиковав все, что только можно, он посмеялся над тем, как " вяло" я описываю секс. Кэролайн Мастерс со своего судейского места тоже не сводила глаз с Марси Линтон. Это хорошо, подумала Терри. Ее собственная роль сводилась лишь к тому, чтобы помочь Марси поставить свой рассказ в один ряд с тем, что рассказывала Мария Карелли: когда закончится допрос Линтон, ни судья Мастерс, ни кто-либо иной не будут сомневаться в том, кто таков Марк Ренсом. И после, когда Терри проделает эту свою работу, не будет больше пикетчиков, требующих справедливости к убитому, Брукс и Шарп поймут, какой просчет они допустили, выдвигая свое обвинение. – Вы что-то ответили ему? – задала Терри очередной вопрос. – Естественно, я защищала свое произведение. – Марси помолчала, провела в смущении рукой по волосам, скорее золотисто-каштановым, чем рыжим, в люминесцентном свете. – В сценах, которые он высмеивал, я вывела себя и того, кого любила. Я говорила Ренсому, что эти сцены много для меня значат. Терри почувствовала в последней фразе ту прощальную печаль, которой не может научить ни один адвокат и которую не в состоянии воспроизвести даже Мария Карелли. – Что ответил на это Ренсом? – " Такое впечатление, – сказал он, – что они боятся прогадать. Ты же знаешь, что сексом занимаются без страховых полисов". Какую-то минуту он казался рассерженным, потом окинул мое тело взглядом. " Секс, – почти прошептал он, – это всегда спонтанность, это сама опасность". – Она снова помолчала. – Не успела я ответить, как он обнял меня. Кэролайн Мастерс застыла в неудобной, неестественной позе. – И что же вы? – спросила Терри. Женщина смотрела на нее невидящим взглядом. – Я не могла пошевелиться, меня тошнило. Было такое ощущение, что у меня притупились все чувства. Я знала, что должно произойти, но ничего не могла сделать, чтобы остановить это. – С чего Ренсом начал свои домогательства? Сексуальные, я имею в виду. Марси Линтон опустила взгляд. – Он сунул руку мне под блузку, – тихо вымолвила она, – и стал трогать соски. Веки ее сомкнулись, как бы ставя преграду между нею и теми, кто смотрит и слушает. – Другой рукой взял меня за лицо и спросил: " Ты когда-нибудь видела Лауру Чейз? " Зал вздохнул, как бы переводя дух после удушья, но Кэролайн Мастерс не шевельнулась, чтобы призвать к тишине. Она казалась потрясенной, даже Терри, знавшая ответ, была взволнована. – Что сделали вы? – продолжала свои вопросы Терри. – Меня трясло, как в лихорадке. – Впервые голос свидетельницы дрогнул. – Было, как я вам рассказывала, – огонь камина, затемненная комната, голова лося на стене. Когда он назвал имя Лауры Чейз, у меня появилось ощущение, что я – жертвенное существо древнего ритуала, а он – безумец. В зале снова была тишина. – Что вы делали? – Я вырывалась. – А потом? – У него были такие злые глаза, – тихо сказала Марси. – И в то же время он улыбался, как будто я делала ему приятное. Потом он поднял руку, очень медленно, и ударил меня по лицу. – Ее уже трясло. – Моя голова дернулась. Я упала на диван. В глазах вспыхнуло желтое пламя. Во рту появилась кровь. Терри медленно повернулась вначале к Шарп, потом к Кэролайн Мастерс. У Шарп был задумчивый, непроницаемый вид, во взгляде Мастерс смешались сострадание и серьезное размышление. – Что было потом? – Он встал надо мной на колени, ждал, пока я не открыла глаза. Разорвал на мне блузку. – Голос звучал так, будто говорившая не верила самой себе. – Сказал, чтобы я смотрела на него. " Хочешь, чтобы я снова тебя ударил? " – спросил он. Я не могла ни двигаться, ни говорить. Только покачала головой. – Голос ее дрожал. – Он приказал, чтобы я обнажила грудь. И велел, чтобы я при этом не закрывала глаза. – Вы сделали это? Она молча кивнула. – Извините, – мягко произнесла Терри. – Нам нужно, чтобы вы ответили вслух для записи. – Я обнажила грудь, – бесцветным голосом подтвердила Марси. – И не закрывала глаза. Терри было до боли жаль несчастную. Она вспомнила: та рассказывала, как пыталась улыбнуться Ренсому, надеясь, что он остановится на этом, но губы разбитого рта не слушались. – Что он делал потом? – Он заставил меня расстегнуть молнию на джинсах. Потом снял их. – Марси снова закрыла глаза. – Когда он стаскивал с меня трусики, сказал, чтобы я держала его за член. Чтобы он оставался твердым. Терри почувствовала, что силы покинули ее. Впервые в этот день она взглянула на Кристофера Пэйджита. Он какое-то мгновение смотрел на нее, потом медленно кивнул. Она опять повернулась к свидетельнице: – Что было потом? – Он причинил мне боль. – Открыв глаза, женщина, казалось, испытывала смущение. – То, как он это делал, причиняло мне боль. Несколько дней у меня все болело внутри. – Вы имеете в виду физическую боль? – Да. – Марси Линтон помолчала. – Боль душевная никогда не стихала. – Марси, когда он насиловал вас, что вы делали? – Лежала, смотрела на голову лося. Боялась, что, если закрою глаза, он снова ударит меня. В зале послышался тихий сочувственный шепот. Что-то писала в своем блокноте Шарп; Терри подумала, что эти заметки теперь совершенно бесполезны. В пойманном мимолетном взгляде Марии Карелли она уловила едва различимую улыбку – возможно, это ей лишь показалось. Если выкарабкаешься, холодно подумала Терри, будешь по гроб жизни обязана Марси Линтон. И мне. И снова обратилась к писательнице: – Когда это кончилось, что делал Марк Ренсом? Та смотрела в пол. – Сказал, чтобы я готовила ему. Без одежды. – И вы это делали? – Я боялась его. – Голос Линтон стал монотонным. – А он хотел смотреть на меня. Последняя фраза, полная стыда и страха, повисла в воздухе. – Почему вы все еще боялись его? – спросила Терри. – Он не просто изнасиловал меня, – после паузы произнесла Марси. – Он сделал меня другой. То, что осталось после него, – это инстинктивный страх: перед жизнью, перед ним. Я знала, что мне никогда уже не остановить его – сколько бы раз он ни захотел проделать это. – Ее голос упал: – Я не верю, что он умер. Я не могу в это поверить. Он слишком долго был во мне. Терри смотрела на нее. Мягко спросила: – Почему вы не защитили себя? Марси беспомощно пожала плечами: – Я просто не защищалась. Я не могла. Он был слишком силен, и у меня не было способа спастись от него. – И вам хотелось бы, чтобы этот способ был у вас тогда? – О, конечно. – Голос ее окреп. – Сейчас даже больше, чем тогда, когда это произошло. Потому что теперь я знаю, какие рубцы остаются после этого. Она снова помолчала. – Это ужасно – желать кому-то зла. Но если есть в этой жизни справедливость, после того, как Марк Ренсом решил причинить мне зло, он потерял право ждать от жизни добра. – После этого, – спросила Терри, – вы предприняли что-либо, чтобы суметь защитить себя? Подняв голову, Линтон сказала спокойно: – Да. Я купила себе пистолет. В зале стояла тишина. Терри выждала некоторое время, чтобы задать свой последний вопрос: – Почему вы решили дать показания? Линтон помедлила. Но ответила голосом ясным и твердым: – Потому что единственный способ защититься от Марка Ренсома – рассказать всему миру: кем и чем он был. Потому что женщины должны это делать ради других женщин. – Она повернулась к Марии: – И потому что я сама должна была сделать то, что сделала Мария Карелли. Марни Шарп с видимой осторожностью приступала к допросу Марси Линтон. Тень сомнения ясно обозначилась на ее лице. – Добрый день, мисс Линтон. – Добрый день. Глядя на Марни, Терри думала о том, какое странное у той должно быть сейчас ощущение. Шарп от души ненавидит насилие, всю свою профессиональную жизнь она защищала жертв изнасилования. И теперь, при допросе жертвы, она казалась какой-то нерешительной: когда заговорила, голос ее был мягок и слегка печален. – Давайте согласимся с тем, – обратилась она к Марси, – что Марк Ренсом навестил вас дома. Давайте согласимся и с тем, что у вас была с ним половая связь, с какими-то особенностями, которые вы нам сейчас описали. А после этого вы готовили ему обед. Правильно? – Правильно. – Когда он ушел? – На следующее утро. – На следующее утро? Как это получилось? Свидетельница смотрела в сторону. – Он решил остаться. Я не посмела спорить. – А где он спал? – Со мной. – Марси задумалась. – По крайней мере, часть ночи. – Была какая-то причина, по которой мистер Ренсом не всю ночь провел в вашей постели? Марси Линтон вспыхнула: – Он спустился на первый этаж. Терри овладели мрачные предчувствия, было что-то ужасное и сверхъестественное в том, что Шарп, казалось, знала, о чем спрашивать, задавая вопрос за вопросом. – Была какая-то особая причина, заставившая Ренсома спуститься вниз? Плечи свидетельницы сжались: – Он пытался заниматься со мной любовью. – Вы сопротивлялись. – Нет. Я боялась. Шарп немного помолчала и спокойным голосом спросила: – Страшно быть любовницей? – Протестую, – выкрикнула Терри. – Мисс Шарп без всякой необходимости заставляет свидетельницу обращаться вновь и вновь к тяжелым для нее воспоминаниям, заставляя ее страдать. Мы уже установили, что имел место факт изнасилования, причина – запугивание, страх. Как долго обвинение намерено разбираться с тем, что страх может принимать разные формы? Шарп обернулась и судье: – Вопрос отнюдь не ясен, Ваша Честь, и обвинение может прояснить его, если в том будет необходимость. Даже на основании уже записанных показаний можно провести исследование на предмет того, позволяет ли последовательность действий мисс Линтон делать вывод, что имел место факт изнасилования. Но из сочувствия к свидетельнице я ограничусь лишь несколькими вопросами. Судья согласилась: – Хорошо. Терри села, с беспокойством поглядывая на Шарп. – Ничего здесь не сделаешь, – прошептал Пэйджит. – Кэролайн обязана разрешить допрос. Не сводя глаз с Шарп, Терри наклонилась к нему: – Неведомым путем Марни узнала, что произошло. Марси с ней не разговаривала. И никто не разговаривал, насколько мне известно. А Шарп тем временем обратилась к Линтон: – Согласны вы с тем, что вы и Марк Ренсом были любовниками? Марси Линтон пристально смотрела на нее. – Я не хотела, чтобы он бил меня. – Значит, вы просто притворялись любовницей. – Да. Шарп скрестила руки на груди. – Тогда почему же у вас с мистером Ренсомом не получилось полового сношения? Женщина задумалась. – Потому что он не мог. – Что не мог? Глядя на Шарп, Марси, казалось, собиралась с силами. – Сохранять эрекцию, – тихо проговорила она. – Поэтому он и спустился вниз. – Он был смущен? – О да. – Марси повысила голос. – И это было не только смущение. Был и страх, и гнев. – Что он сказал? – Взял с меня слово, что я никому не скажу. Говорил, что такого с ним раньше не бывало. – В голосе ее зазвучала горечь. – Как будто я лишила его чего-то. Мне кажется, он считал, что на диване внизу у него получилось лучше. Хороший ответ, подумала Терри. Но Марни Шарп выглядела совершенно спокойной. – Благодарю вас. Вопросов больше нет. Пэйджит взглянул на Терри: – К чему это она? – Попытаюсь что-нибудь сделать, – ответила та и встала. – До того, как мистер Ренсом изнасиловал вас, – спросила она Линтон, – вы сопротивлялись ему, верно? – Да. Сопротивлялась. – Как он реагировал на это? Когда Марси взглянула на нее, Терри увидела, что она все поняла. – Было видно, что это возбуждает его. – И то, что он ударил вас, подействовало на него возбуждающе? – У него даже глаза заблестели. Мне кажется, это от того, что он заставлял меня смотреть, что он делает, и подчиняться ему. Ему нравилось принуждать женщину, быть ее господином. – И когда он решил второй раз совершить половой акт, вы уже не оказывали сопротивления. – Да. – Вы не боролись с ним. – Нет. – У него не было повода, чтобы ударить вас. – Нет. Я не хотела давать ему повода. – Вместо этого вы раскрыли ему объятия, так? – Я была напугана. – Марси заговорила совсем тихо. – Поэтому я обняла его. – А что было после этого? – У него пропала эрекция. Это было так странно. – Странно? А не в том ли различие между этими двумя случаями, что насилие – когда он смог вонзиться в вас – включает и жестокость, и оскорбление, а в тот раз, когда он потерпел неудачу, вы притворились любовницей и все было как бы по доброму согласию? Мгновение Марси Линтон молчала. – Да, – проговорила она. – Разница только в этом. Но это значит, что Марк Ренсом ненавидел женщин. – Это значит, что Марк Ренсом был насильником, – заявила Терри. – И поэтому, когда вы раскрыли ему свои объятия, вы спасли себя не только от побоев. Судья подняла брови: – Это вопрос, мисс Перальта? Терри повернулась к ней: – Это утверждение, Ваша Честь. Вопросов у меня больше нет. Кэролайн Мастерс посмотрела на Пэйджита, потом на Терри: – Мисс Линтон – ваша последняя свидетельница? Терри переглянулась с Пэйджитом. – Да. На закрытом заседании мы подавали заявку с просьбой решить вопрос о возможности допроса других свидетелей. Судья кивнула. – Ваши аргументы по этому поводу я выслушаю завтра, в девять утра. – Она обратилась к Марси: – Вы свободны, мисс Линтон. И от имени суда заявляю: ваше появление здесь оказало суду неоценимую услугу. Кивнув, та сошла с места свидетеля, и Терри, в глазах которой появилась надежда, заметила, что выглядит она не хуже, а возможно, и лучше, чем в тот момент, когда занимала это место. А потом, как и накануне ночью, когда Терри рассказала ей про Стива Урбину, Марси Линтон обняла Терезу Перальту.
Терри остановила машину напротив отеля, где жила Мария Карелли. Темнело, позади была дорога вдвоем от здания суда, дорога, за которую не было сказано ни слова. Мария взглянула на кучку репортеров, ждущих какого-нибудь финального заявления. – Неужели и я когда-нибудь снова буду такой же, как они, – проговорила она. – Одной из них. Терри почувствовала, что силы ее на исходе: из-за Линтон, из-за мучительных поисков доводов в пользу того, что Раппапорт и Колдуэлл должны выступить в открытом заседании. Запоздало ответила: – По крайней мере, они могли бы проявлять больше такта. Мария кивнула. – Был удачный день, для меня, может быть, самый лучший. Спасибо. – Пожалуйста. Но не меня надо благодарить. А Марси Линтон. Радоваться рано. Судя по вопросам Шарп, она готовит нам сюрприз. – И все же Линтон нашли вы. Несмотря на все мои сомнения. – Мария обернулась к ней: – Вы ни о чем не хотите меня спросить? – О пропавших кассетах. Мария прищурила глаза: – Что именно? Терри почувствовала, как у нее сжало живот. – Я хотела бы знать, где они. Мария внимательно рассматривала ее. – Почему это вас заботит? – холодно поинтересовалась она. – Потому что мы должны найти их раньше Шарп. И потому что я не хочу, чтобы Крис или Карло снова мучились. – Вас Крис подослал с этим поручением? Терри отрицательно покачала головой: – Крис не может позволить себе заниматься чем-либо, кроме вашей защиты. Это нужно мне. Мария слегка улыбнулась: – Я так и думала. Есть какие-нибудь идеи? – Две. Одна общая и одна конкретная. Предположение общее – вы избавились от них. Лицо Марии стало жестким: – А второе, конкретное? Терри сделала глубокий вдох: – После гибели Марка Ренсома вы запечатали их в конверт и бросили в почтовый ящик. Какое-то мгновение Мария молчала. – Вы мне кажетесь очень умным человеком. – Возможно. – Очень умным. И все же недостаточно. – Невеселая улыбка снова появилась на ее лице. – А как, по-вашему, я оплатила пересылку? Терри взглянула на репортеров. Группа из четырех человек стояла в нескольких футах от автомобиля. – У вас марки были с собой в сумочке, – предположила она. – У Ренсома могло быть несколько. – Правда? И после того как в поисках марок я обшарила карманы Ренсома, кому же я все это отправила? Самой себе? – Полиция нашла бы. – Правильно, я не так глупа, чтобы отправить бандероль по своему адресу. Тогда куда же? Как ни странно, я забыла взять с собой адресную книгу. А по тем адресам, что я знаю наизусть, Шарп может наведаться в любую минуту. Разговор зашел в тупик. Несмотря на насмешку в голосе Марии, глаза ее смотрели остро и пытливо. Терри не могла бы сказать, что интересовало собеседницу: она сама, как партнер по некой абстрактной игре ума, или что-то еще. – Это меня и беспокоит, – ответила ей Терри. – Куда вы послали ее. Мария улыбнулась: – Мне бы пришлось поломать над этим голову. Если бы я своей руной надписала конверт и сунула туда кассеты, это была бы заверенная мною исповедь. Все, что Шарп оставалось бы сделать, – найти ее. – Кассеты, – сказала Терри. – Обе. – Это вы говорите " кассеты". Я просто повторила. И тут в связи с вашей теорией возникает вопрос: мотив. Единственная кассета, которая действительно затрагивает мои интересы, найдена в доме Марка Ренсома. – Она помолчала, разглядывая Терри. – Есть что-нибудь еще? Терри покачала головой. – Нет? Тогда спасибо, что подвезли. – Мария взялась за ручку автомобильной дверцы, но потом обернулась. Сказала ледяным тоном: – Не смейте даже и помыслить, что я не думала о Карло. Она энергично распахнула дверцу и вышла, закрыв ее за собой с преувеличенной осторожностью. Потом пошла к отелю и, отвечая на вопросы журналистов, улыбалась им. 5

Юристы сидели тесной группкой в комнате Кэролайн Мастерс, ждали ее решения о Раппапорт и Колдуэлл. Оглядевшись вокруг, Терри заметила темные круги под глазами Марни Шарп. После показаний Марси Линтон Марка Ренсома называли в прессе сексуальным хищником: по этой ли причине или по причине сугубо личной, но у Шарп был такой вид, будто она не спала ночь. В задумчивости Терри повернулась и судье Мастерс – все не шел из головы разговор с Марией Карелли. Кэролайн кивнула стенографистке, потом Терри: – Решающий момент настал, мисс Перальта. Послушаем ваши аргументы. Терри заговорила не сразу, сосредоточиваясь. – Эта проблема действительно решающая для нашей защиты, – начала она. – Поскольку больше не вызывает сомнений то, что показания обеих свидетельниц и кассета Лауры Чейз имеют отношение к делу. Первое, мисс Раппапорт. Наша защита строится не только на том, что Марк Ренсом пытался изнасиловать Марию Карелли, но и на том, что он страдал серьезным расстройством психики: одержимость Лаурой Чейз, потребность унижать, подавлять женщину, причем эта потребность была настолько ярко выраженной, что определяла его сексуальное поведение. Человек, которого описывает Мария Карелли, сексуально возбуждался, прослушивая запись рассказа Лауры Чейз о ее половых актах с двумя мужчинами. Человек, о котором рассказывает Мелисса Раппапорт, возбуждался, просматривая видеозапись того же акта. Сделав паузу, Терри увидела, с каким интересом слушает ее Кэролайн Мастерс, почувствовала на себе напряженное внимание Шарп. – Мелисса Раппапорт говорит о человеке, – продолжала она, – у которого есть потребность в сексуальной игре со связыванием и в иллюзии изнасилования, – только в этих условиях он может совершать половой акт. Человек, о котором говорит Мария Карелли, – насильник, который бьет ее. Связующее звено между этими женщинами – Марси Линтон, которую Марк Ренсом бьет и насилует и с которой позже, когда она выражает мнимое согласие, совершить половой акт просто не может. Голос Терри сделался спокойнее: – К тому времени, когда Марк Ренсом добрался до Марии Карелли, он уже знал, как ему действовать. Но " открытие" это сделано с Мелиссой Раппапорт. Рассказ Мелиссы, кроме того, позволяет наконец понять, какое отношение записанная доктором Стайнгардтом кассета Лауры Чейз имеет к сексуальному образу действий Марка Ренсома. На видеокассете – кадры, на стайнгардтовой аудиокассете – слова, голос самой Лауры. Вот и вся разница. Терри увидела, что Шарп что-то лихорадочно записывает. Это лишь прибавило ей уверенности. – И наконец, – сказала она. – Линдси Колдуэлл. Мисс Колдуэлл проявила большое мужество. Как и мисс Раппапорт, она согласна дать показания на открытом заседании, чего бы это ей ни стоило, поскольку понимает, как это важно. Смолкнув на мгновение, Терри заметила настороженный взгляд Кэролайн и заговорила громче, с большей убежденностью: – Мария Карелли утверждает, что Марк Ренсом пытался шантажировать ее. То же самое утверждает и Линдси Колдуэлл. Мария Карелли утверждает, что Марк Ренсом хотел вступить с ней в половую связь. То же самое утверждает и Линдси Колдуэлл. Мария Карелли утверждает, что Марк Ренсом ненавидит женщин. – Терри заговорила тише, смягчив тон. – И Линдси Колдуэлл утверждает то же самое. Мисс Шарп хочет убедить нас, что Мария Карелли не заслуживает доверия. Но может ли она сказать то же самое о Мелиссе Раппапорт? Не может. Может ли она сказать это о Линдси Колдуэлл? Тоже не может. И следовательно, Марии Карелли нужно поверить, хотя мисс Шарп, конечно же, с этим не согласится. Терри повернулась к Шарп: – Что касается мисс Шарп, то ее единственная надежда состоит в том, что будет запрещена дача этих показаний – здесь и в суде. Поскольку, если эти две женщины выступят свидетелями и их записанные показания обретут характер документов, обвинение проиграет. – Терри снова обратилась к судье: – Нельзя сбрасывать со счетов и то, что народ, от имени которого выступает обвинение, выиграет лишь в том случае, если выиграет Мария Карелли. Потому что только показания этих двух женщин дают верное представление о том, кем был на самом деле Марк Ренсом. Люди вправе это знать. Сделав мгновенную паузу, Терри осознала, что говорит со страстью. – Проблема доказательства изнасилования, Ваша Честь, почти всегда в том, что нет свидетелей. Жертва оказывается один на один с преступником, а потом – один на один с судом. И поэтому очень часто не в состоянии доказать, что с ней сделали. Такого не должно быть. Пора понять, что каждая женщина, которую обесчестил насильник, может помочь разобраться в истине. – Терри снова сделала паузу. – И конечно, это в состоянии сделать Мелисса Раппапорт и Линдси Колдуэлл. Они должны дать показания на открытом заседании. Благодарю вас, Ваша Честь. Угловым зрением Терри уловила улыбку Пэйджита, еще более обнадеживающей показалась ей задумчивость Кэролайн Мастерс. Но та обратилась к Шарп со словами: – Ваша аргументация не нужна. И Терри поняла, что проиграла. Кэролайн наклонилась вперед: – Очень умело подано, Тереза. И мне жаль, что не могу решить дело в вашу пользу. Не должна. Ошеломленная приговором, Терри слушала разъяснения судьи. – Начнем с кассеты Лауры Чейз. Понятие врачебной тайны на нее не распространяется, единственный вопрос – имеет ли она отношение к делу. Я разрешила мисс Карелли рассказать в общих чертах, что записано на этой кассете. Не называя имен. И должна сделать небольшое отступление. Меня потрясло содержание кассеты. Я была в ужасе от того, что ее главное действующее лицо, человек, который претендовал на президентство, оказался настолько негуманным, что, разумеется, достойно всяческого осуждения со стороны тех, кто требует – или будет требовать – сострадания к ближнему. Лицо Кэролайн стало жестким, голос резким: – Но этот человек мертв, зато жива его семья. И ее страдания нельзя сбрасывать со счетов. И потому я боюсь использовать во имя " правды" исповедь Лауры Чейз психиатру, где она рассказывает о самом ужасном и самом сокровенном моменте в ее жизни. Это не только дополнительные душевные страдания для живущих – в этой связи нельзя не вспомнить мисс Колдуэлл, – но и оскорбление памяти мертвого. Лауру Чейз достаточно использовали при жизни. И никто не просил у нее позволения использовать ее после смерти. Право на достоинство не умерло вместе с ней, и суд не может кого-либо лишать этого права. Судья Мастерс неожиданно смолкла. Глядя на Терри, она заговорила уже спокойнее: – Я вовсе не ставлю целью во что бы то ни стало отвергнуть предложение защиты. Все, что я только что сказала, не имело бы никакого значения, если бы меня убедили ваши аргументы. А они убедили бы меня, если бы половой акт, о котором рассказывается в этой записи, был сходен с половым актом, который мисс Карелли приписывает мистеру Ренсому. Но этого нет, и я не могу согласиться с вами. – То же самое в отношении мисс Раппапорт, – продолжала судья. – Дача показаний о ее супружеской жизни с Марком Ренсомом – для нее публичный позор. Но если бы акты, о которых рассказывала мисс Раппапорт, были тем же, о чем говорит мисс Карелли – то есть изнасилованием, как и в случае с мисс Линтон, – я бы согласилась с защитой, что есть основания предполагать у мистера Ренсома склонность к изнасилованию. Но мисс Раппапорт подвергалась унижению с ее согласия. Именно поэтому происходившее с ней не имеет никакого отношения к делу мисс Карелли. По крайней мере, с точки зрения закона. Кэролайн Мастерс помолчала, скрестив руки на груди. – И потом, – медленно произнесла она, – у нас есть еще случай с мисс Колдуэлл. У каждого может быть своя точка зрения: делала или нет Колдуэлл что-либо " неположенное". К счастью, теперь сексуальность понимается шире и гуманнее, чем двадцать лет назад. И конечно же, девятнадцатилетняя девушка не может нести ответственность за самоубийство такого закомплексованного и измученного человека, как Лаура Чейз. И, если того не требуют чрезвычайные обстоятельства, она имеет право жить, сохраняя происшедшее в тайне. Чтобы никто не называл ее " женщиной, которая убила Лауру Чейз". Сама она согласна отказаться от этого права. Но я не хочу просить ее об этом. Да, из ее показаний будет видно, что отношение Ренсома к женщинам иначе, как гнусным, не назовешь. Но, если человек ненавидит женщин и занимается шантажом, это не значит, что он обязательно совершит изнасилование. – Помолчав, она повернулась к Терри: – А вот мотивом для убийства такое поведение может стать. Терри понимала, что это справедливо. Она смотрела, как Кэролайн Мастерс откинулась на спинку кресла, видимо, собираясь завершить свою речь. – И обвинение, наконец, вправе рассчитывать на справедливость, – сказала она. – Да, когда слушаешь мисс Раппапорт или мисс Колдуэлл, невольно начинаешь испытывать к Марку Ренсому вполне определенные чувства. Но наша задача вовсе не в том, чтобы определить: достоин ли человек, ставший жертвой убийства, смерти, мы просто должны выяснить: имело ли место убийство. И я все время пытаюсь выбросить из головы показания этих свидетельниц, дабы они не влияли на мое решение о возбуждении уголовного дела. Это все. Вопрос о том, имеются ли факты, достаточные для опровержения обвинения, я буду решать, основываясь лишь на показаниях мисс Карелли и мисс Линтон. Терри обернулась к Пэйджиту – на лице глубочайшее разочарование. Он слегка пожал плечами в ответ: вы сделали все наилучшим образом; значит, мы должны выиграть дело без них. Но за этим жестом Терри уловила тревогу. Шарп подалась вперед, как бы в стремлении ухватить удобный момент. – Поскольку защита закончила, – уверенным тоном заявила она, – обвинение просит суд вынести решение о дальнейшем расследовании для возбуждения уголовного дела без продолжения слушаний. Если необходимо аргументировать эту просьбу, я готова сделать это сейчас. – Я дам вам на это время, – ответила судья Мастерс. – Но вы говорили, что у вас есть еще один свидетель. Или вы решили обойтись без него? На лице Шарп была откровенная озабоченность: – Это на самом деле нужно, Ваша Честь? Я уверена, что мы представили достаточно фактов для возбуждения уголовного дела. Еще неясно, как воспримут мисс Карелли и мисс Линтон присяжные на предстоящем суде, поэтому у нас есть в резерве свой свидетель. Судья подняла брови: – Но ваш свидетель уже подготовлен, верно? Шарп поколебалась: – Да. – Но вы предпочитаете таить до времени то, какой сокрушительный разгром он или она может учинить мистеру Пэйджиту. Так ведь? – Да, если в данный момент нет сомнений в необходимости возбудить уголовное дело. – Не буду объяснять почему, но предположим, что такие сомнения появились. И прошу вас не усматривать в этом ничего, кроме желания иметь весь набор данных по делу, чтобы я могла нести ответственность в полной мере. Это и в ваших интересах. По этому замечанию Терри поняла, что Кэролайн тоже приходится опасаться политических последствий дела – это не нарушение правил дорожного движения и не мелкое хулиганство, а дело такого рода, что может стоить ей победы на новых выборах. Но ответственность несет прежде всего окружной прокурор – кажется, это пришло в голову и Шарп: ее лицо стало мрачным. Помедлив, как бы перед принятием окончательного решения, она сказала: – Благодарю вас, Ваша Честь. Мы готовы вызвать нашего свидетеля. Судья Мастерс бросила взгляд на часы: – Я заслушаю его в десять часов. А сейчас перерыв. Терри и Пэйджит прошли полкоридора, прежде чем рискнули заговорить. – Как жаль. Я начинала верить, что мы выигрываем. – Но, может быть, как-нибудь ваши доводы на нее все же подействовали. Будем надеяться, что именно поэтому она заставила Марни вызвать мистера или мисс Икс. – Как бы там ни было, – отозвалась Терри, – но секрет Марни мы скоро узнаем.
Избегая встречи с репортерами, Терри спустилась на лифте на второй этаж. От этого места холл растекался лабиринтом унылых зеленых коридоров. Она пошла одним из них, свернула в другой и нашла наконец пустую телефонную будку. Оглянувшись назад, нырнула туда. Телефонная книга здесь была, но верхний светильник оказался разбитым. Прищурившись в полутьме, Терри нашла страницу под рубрикой " Правительство Соединенных Штатов" и наконец заголовок " Почтовое ведомство". " А как, по-вашему, я оплатила пересылку? " – спросила Мария. Под заголовком был столбик телефонных номеров длиной во всю страницу – региональные почтовые учреждения, экспресс-почта, бюро приема жалоб и заявлений, служба контроля. А вот и то единственное, что вселяло надежду, – " Отдел " мертвых" писем", отдел писем, которым не суждено ни найти адресата, ни вернуться к отправителю. " Я не так глупа, – сказала Мария, – чтобы отправить бандероль по своему адресу". Да, это было бы глупо, подумала Терри. Разговор с Марией все время не шел у нее из головы – упражнения той в логике могли быть либо бездумной и бессердечной игрой, либо попыткой выведать, насколько мысли Терри близки к истине. Не очень близки, знала Терри. Но была уверена: ее исходная посылка та же самая, что и у Марни Шарп, – когда Марк Ренсом умирал, кассеты были у него. Терри сняла телефонную трубку и набрала номер. – Отдел " мертвых" писем, – ответил женский голос. Терри представила себе ее: негритянка, полная, средних лет, флегматична по причине однообразия справочной службы. – У меня вопрос. – Для этого мы здесь и находимся, мэм. – Я хотела узнать, что будет, если отправить посылку, не написав полный адрес. Или совсем не написав адреса. – Это зависит… – Женщина закашлялась. – Извините, не проходит чертова простуда. Не обойтись, видимо, без лекарств. Это зависит от того, насколько ценной она нам покажется. – А как вы это определяете? – Вскрываем. Если там просто письмо и нельзя понять, кому оно предназначено, выбрасываем. Если что-то более или менее ценное, какое-то время храним. – Как долго? – Обычно три месяца. Терри вспомнила, что прошло около пяти недель с тех пор, как Мария Карелли застрелила Ренсома. – А что потом? Она услышала подавляемый звук чиханья. – Потом продаем на аукционе, – ответила женщина. – Если никто не покупает, отдаем кому-нибудь или просто выбрасываем. А в чем дело, что вы потеряли? Терри не отвечала – пыталась представить себе судьбу кассет Марии на аукционе. – Кассеты, – произнесла она наконец. – Такие, как от автомобильного стерео. – Ага, такие мы храним. По голосу чувствовалось, что разговор прискучил и уже был в тягость ей. Мгновение подумав, Терри спросила: – Если я вам их опишу, вы не посмотрите? Ответом было молчание. – Вы уже звонили о кассетах? – поинтересовалась наконец женщина. – Несколько недель назад? Терри была удивлена: – Нет, это не я была. Я никогда прежде не звонила. – Так здесь не бюро находок, мэм. Вам надо – идите на почту и смотрите сами. Вы почтовый индекс места отправления знаете? – Знаю, что это из Ноб-Хилла. Снова молчание, потом приступ кашля. – Я думаю, это отделение О, – прохрипела женщина. – Ван-Несс-авеню. Смотрите там.
Свидетель был круглолиц, в очках с толстыми стеклами, с белокурыми волосами, спадающими на лоб челкой. Лицо его было довольно умным, но добродушным, говорил он басовито, неторопливо, внушительно, с едва заметным южным акцентом. В нем ощущалась какая-то особая мягкость. – Кто такой доктор Джордж Бэс? – спросила шепотом Терри. Пэйджит настороженно смотрел на доктора. – Не знаю. – Итак, вы психиатр, – уточнила Шарп, – имеющий лицензию в штате Флорида? Бэс кивнул: – Верно. Пэйджит почувствовал нервное прикосновение Марии к своей руке. – Что это значит? – Давай послушаем, – резко ответил он. – Если этот парень – психиатр Ренсома, буду протестовать. Шарп вышла вперед. – И Марк Ренсом был одним из ваших пациентов? – Да, он бывал у меня всякий раз, когда приезжал в Ки-Уэст. Посещал меня года четыре, последний его визит был примерно три месяца назад. – Когда он впервые пришел к вам, какова была причина? У Бэса был слегка огорченный вид. – Собственно, особой причины сам он не назвал. Было больше разговоров вокруг да около. – И в чем же было дело? – В женщинах и в его отношении к ним. – Бэс нахмурился. – Мне пришлось потратить немало времени, чтобы узнать, в чем суть дела. – И что же выяснилось? Бэс помедлил. – Все дело в импотенции. Марк Ренсом больше не мог совершать половые акты с женщиной. Послышался гул изумления. Пэйджит резко встал. – Протестую, – выкрикнул он. – Свидетель говорит с чужих слов. Требую прекратить дачу показаний. – Ваша Честь, – заявила Шарп, – мисс Карелли обвиняет в попытке изнасилования человека, который, как нам только что сказал доктор Бэс, был импотентом. Защита не имеет оснований утверждать, что мистер Ренсом лгал об этом доктору Бэсу. – Я не могу это знать наверняка, – ответил Пэйджит. – Но и доктор Бэс тоже. Он не должен давать показания. Кэролайн Мастерс подалась вперед: – Может быть, это покажется парадоксальным, но признано удивительным, что представляется свидетельством, достойным внимания. Доктор Бэс может пролить свет на состояние умственных способностей мистера Ренсома, да и вопрос его сексуальной потенции тоже очень важен. Протест отклоняется. Сев, Пэйджит увидел страх в глазах Марии: Бэс мог стать важным свидетелем, и предполагаемая импотенция Марка Ренсома разрушала версию защиты. – Неудивительно, – пробормотала Терри, – что Джонни не смог найти ни одной женщины. Пэйджит молчал, размышляя о том, как долго Шарп могла знать все это. До показаний Мелиссы Раппапорт, решил он, а возможно, и до своей обвинительной речи. Это в корне меняло его представление о состоянии дела. Шарп придвинулась к свидетелю вплотную. – Была ли импотенция мистера Ренсома следствием какого-нибудь физического недостатка? – Мистер Ренсом говорил мне, что эрекция у него бывает, но всякий раз, когда он пытается совершить половой акт, она исчезает. Ренсом чувствовал, что по совершенно непонятной причине он становился как бы другим человеком. – И это расстраивало его? – Это слишком мягко сказано. Ему нравилось представлять себя воплощением мужества. Мы несколько раз встречались с ним, прежде чем он решился сознаться в этом, даже мне, врачу. – А чем вы объясняете импотенцию мистера Ренсома? – С его слов или на основании моего анализа? – Вашего анализа, доктор. – На первый взгляд казалось, что мистер Ренсом испытывает к женщинам неприязнь. Но эта неприязнь, эта враждебность лишь порождали у него чувство вины, дезориентировали его. И относительно его самого, и относительно его сексуальности. – Бэс помолчал, поправляя очки, – у Марка Ренсома была потребность подчинять и даже унижать женщин. Но он сознавал, что должен сдерживать себя. В результате все закончилось импотенцией. Это можно рассматривать как появление своего рода сенсуального стража в его сознании. Терри наклонилась к Пэйджиту: – Кажется, от нас ждут, что мы отнесемся к нему с сочувствием? Пэйджит медленно кивнул. – По крайней мере, как к человеку со свойственными всякому человеку слабостями, – пробормотал он. – А Марси Линтон обидела их, настроив против него если не Кэролайн, то, по крайней мере, публику. Шарп намерена обернуть теперь все это против нас. – Чем вы объясняете враждебность мистера Ренсома к женщинам? – спрашивала Шарп. – Частично влиянием Шивон Ренсом, его покойной матери. Это была властная женщина, он воспринимал ее как воплощение решительности, агрессивности – она была очень независимой, страстной феминисткой. Мать, как он знал, была способна только подавлять его, осуждать или просто думать о нем плохо. Марк Ренсом был боязливым и ранимым человеком. Пэйджит чувствовал, как нарастает раздражение в душе сидящей слева от него Марии. Упоминание об импотенции сильно повлияло на ее способность к самоконтролю, она смотрела на Бэса с едва сдерживаемой яростью. И снова Пэйджит невольно подумал, что же на самом деле могло произойти в номере Марка Ренсома. Сохраняй сосредоточенность, приказал он себе. Следи за направлением атаки. – Как вы думаете, – продолжала Шарп, – насколько серьезной была сексуальная проблема мистера Ренсома? Во взгляде врача читалась печаль: – Проблема была очень серьезной, очень глубокой. К тому времени, когда он последний раз посетил меня, он уже около четырех лет не был способен к половому акту. Пэйджит увидел, как расширились глаза судьи Мастерс. Шарп выдержала паузу. – А мистер Ренсом говорил вам, – спокойно спросила она, – когда в последний раз половой акт у него был удачным? – Это был тот случай, который он и считает причиной своей импотенции. – Бэс обернулся к судье: – Изнасилование молодой женщины, которую вы видели вчера, – Марси Линтон. После того случая Марк Ренсом стал импотентом. Зал молчал. Шарп тихо обронила: – Вопросов больше нет.
Вставая из-за стола защиты, Пэйджит вдруг увидел написанное на лице Марии поражение. Сидевший за ней Карло рассматривал свои туфли. Пэйджит ощущал их реакцию, как свою собственную. Своим последним вопросом Шарп – к его полнейшему изумлению – обернула показания Марси Линтон против Марии Карелли. Он медленно направился к Бэсу. – Вы упомянули Шивон Ренсом как некий образец властности и агрессивности, – начал Пэйджит. – А не было ли у Ренсома антиобразца? Я имею в виду конкретную женщину, которая воплощала бы привлекательные для него качества. Мгновение врач смотрел на него. – Да. Такая женщина была – актриса Лаура Чейз. Пэйджит увидел проблеск надежды. – То есть он упоминал ее во время сеансов психоанализа? – Часто. – Какую роль в душе Ренсома играла мисс Чейз? Бэс вновь неторопливо протер очки. – Если говорить кратко, она, на его взгляд, воплощала спокойствие и идеал любовницы. Образ Лауры Чейз, который он создал в своем сознании, представлялся ему неким источником наслаждения. Она могла, как он полагал, не только удовлетворить его чувственную страсть, но, что не менее важно, восхищаться им. Пэйджит с любопытством посмотрел на него: – Не ассоциировалась ли у него Лаура Чейз с успехом в сексе? – Да. – Голос Бэса стал грустным. – Он был убежден, что с Лаурой Чейз проявил бы себя таким мужчиной, каким мечтал быть. Он видел в ней нечто таинственное и в то же время доступное, женщину, которая играет особую, экзотическую роль и в то же время вполне может быть ему партнершей. – Можно ли назвать эту озабоченность Лаурой Чейз фетишизмом? – В некотором смысле. Это не редкость, мистер Пэйджит, что мужчины, у которых есть проблемы с сексом, ищут выход в создании фетиша, в применении ритуала. Не хочется быть циничным, но должен отметить, что случай с мисс Линтон нанес ему душевную травму. Глубоко в душе у него затаился страх перед неудачей. У Пэйджита появилось ощущение, что его движение на пути к успеху замедлилось. – А привлекала его мысль об изнасиловании? – Да. Это было частью его страстного желания подчинять себе женщин. – Будет ли правильным сказать, что изнасилование скорее связано с жестокостью, чем со страстью? И не доказывает ли это удар в лицо, который он нанес мисс Линтон? – Я согласен с вами. – И правда ли, что мистер Ренсом, нанося женщинам физическое оскорбление, добивался тем самым собственной сексуальной стимуляции? И не доказывает ли это случай с мисс Линтон? – Это возможно. По крайней мере, это соответствует его психологии. Пэйджит подошел к свидетелю ближе, взглянул на Кэролайн Мастерс: – Если это возможно, то не следует ли из этого, что, нанося женщине удары по лицу, он тем самым достигал эрекции или поддерживал ее? – Да. Это тоже соответствует. – Итак, мы выявили два фактора, которые помогали мистеру Ренсому достичь эрекции: избиение женщины и фетишизм. Это верно? Бэс посмотрел на него задумчивым взглядом: – В качестве факторов они могут выступать. Кажется, представился шанс, подумал Пэйджит. – Вы знали о том, что мистер Ренсом приобрел кассеты с записью беседы Лауры Чейз с ее психиатром доктором Стайнгардтом? – Да. – Бэс перешел к обороне. – Но такие вещи я не одобряю. Я здесь потому, что убили моего пациента, и потому, что мисс Шарп проявила настойчивость. И это довольно странно, что я оказался здесь и обсуждаю секреты мистера Ренсома. – Понимаю. Но, чтобы добиться справедливости к мисс Карелли, и я вынужден проявлять настойчивость. В частности, мне необходимо знать, не упоминал ли мистер Ренсом, что он приобрел одну кассету, о которой уже говорила здесь мисс Карелли, – на ней Лаура Чейз рассказывает о половом акте с двумя мужчинами? Врач кивнул с несчастным видом: – Да. Он был в восторге от этого. – Верил мистер Ренсом, что эта кассета может восстановить его потенцию? – Протестую, – воскликнула Шарп. – Вопрос задан доктору Бэсу со спекулятивной целью. Кэролайн Мастерс бросила на нее насмешливый взгляд: – Мисс Шарп, это тот случай, когда в чужом глазу соринку замечают, а в своем и бревна не видят. Продолжайте, мистер Пэйджит. – Может быть, это и спекулятивный вопрос. – Бэс помедлил. – Тем не менее – да, я думаю, это верно. Как только у мистера Ренсома появилась та кассета, он перестал посещать меня. Внезапно Пэйджит понял, откуда у психиатра этот печальный тон: Марк Ренсом выбрал Лауру Чейз как замену его лечению, вступил, по его мнению, на ужасный и бесплодный путь. – Но после этого, доктор, он встретился с мисс Карелли. Давайте снова повторим кратко ваши показания. Пощечины женщинам помогали мистеру Ренсому сохранять возбуждение, правильно? – Кажется, так. – Лаура Чейз в качестве фетиша тоже помогала Марку Ренсому сохранять возбуждение? – Да, это был важнейший стимул. – А не представляется ли довольно вероятным, что, возбуждая себя кассетой Лауры Чейз и пощечиной, нанесенной мисс Карелли, Марк Ренсом мог попытаться изнасиловать последнюю? – Да, это возможно. Но после мисс Линтон эта попытка могла бы закончиться для Марка Ренсома большим конфузом. – Бэс помолчал, взглянул на Марию. – Трудно представить, что он рискнул бы проделать это с такой женщиной, как мисс Карелли. – А не были ли женщины, такие, " как мисс Карелли" – независимые, достигшие успеха в жизни, – как раз женщинами того рода, которых Марк Ренсом больше всего ненавидел и которых страстно желал унизить? – С одной стороны, верно. – Бэс переступил с ноги на ногу. – Но, на мой взгляд, самое уместное в данной ситуации слово – " страх". Мужчина, которого я знал, был слишком труслив, чтобы попытаться сунуть женщине без ее согласия. Голос Пэйджита сделался совсем холодным: – Это называется изнасилованием, доктор. И является третьим фактором, стимулировавшим половую активность мистера Ренсома. – Допускаю, – согласился Бэс. – Но я наблюдал этого человека почти четыре года и с трудом могу представить то, что вы предполагаете. И снова у Пэйджита появилось ощущение, что движение к цели прекратилось. Он смотрел на Бэса, изображая на своем лице скептицизм, и лихорадочно подыскивал возможность закончить допрос. – Но разве исключено, – спросил он наконец, – что у Марка Ренсома была эрекция, вызванная некоторыми факторами – сюда относится удар по лицу, – которые могли убедить мисс Карелли, что ее собираются изнасиловать, независимо от того, мог он или не мог совершить это на самом деле? – Да, это возможно. – И в конечном счете даже независимо от того, намеревался ли он сделать попытку проникновения в нее? Врач повернулся к Марни Шарп, потом снова к Пэйджиту. Ответил тихо: – Думаю, это еще более возможно. Пэйджит посмотрел на Кэролайн Мастерс – ее взгляд был холоден. Но он ничего не мог сделать. Он снова обернулся к Бэсу: – У меня больше нет вопросов, доктор Бэс. Благодарю вас за терпение. Идя и столу защиты, Пэйджит увидел, что Шарп уже на ногах. – За весь четырехлетний период лечения мистера Ренсома, – спросила она Бэса, – он когда-нибудь рассуждал об изнасиловании кого-либо? – Нет. Как я сказал, он мучительно переживал последствия своего нападения на мисс Линтон. Его желание изнасиловать, осуществившись, принесло много бед им обоим. – Можно было ожидать, что он склонен повторить изнасилование? Бэс помолчал, глядя на Марию Карелли. – Нет. Ни в коей мере. – А говорил он о сексуальном контакте с кем-нибудь? – Нет, ни с кем. Шарп немного помолчала. – Он когда-нибудь упоминал Марию Карелли? – Нет, если у него и был какой-то особый интерес к мисс Карелли, я не знал об этом. Когда судья Мастерс отпустила последнего свидетеля, Шарп проследовала к столу обвинения с довольным выражением лица. Пэйджит уныло наблюдал за ней. Со своего судейского места Мастерс смотрела на юристов. – Я хотела бы отметить великолепную подачу фактов по делу как со стороны обвинения, так и со стороны защиты. Заключительную дискуссию проведем завтра в десять часов утра. Резко ударил судейский молоток. – Всем встать, – выкрикнул помощник судьи, и Кэролайн Мастерс покинула судейское место, сопровождаемая разразившимся в зале шумом. Это была реакция на показания последнего свидетеля Марни Шарп. Часть шестая
СУД
18 февраля – 21 февраля

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒