Annotation 2 страница

Мария ждала в комнате свидетелей на седьмом этаже Дворца правосудия. Комната была неуютной: пустой стол, белесая стена из шлакоблоков, серый линолеум на полу. Сидевшая за дверью женщина-коп^[5] смотрела в стеклянное окошко – следила, чтобы задержанная не покусилась на самоубийство. Мария повернулась к охраннице спиной. В монастырской простоте обстановки легче думалось. Он захочет узнать, что произошло. Годы вряд ли изменили его подход к делу – мелочей для него не было. В ней он не заметит ни отчаяния, ни растерянности, решила она. Для него очень важно знать, что делала полиция. Надо буквально по минутам вспомнить четыре часа, что прошли с того момента, когда она с телефонной трубкой в руке стояла у тела Ренсома. – …Что случилось? – спрашивал полицейский. Она, как зачарованная, слушала его слова, звук его голоса, а перед ее мысленным взором была перематывающаяся лента магнитофона. – Здесь произошел несчастный случай. – Какой несчастный случай? Она помедлила в нерешительности. – Пистолет выстрелил. – Кто-то убит? – Да. – Пятно расплывалось по ковру. – Думаю, он мертв. Это прозвучало глуповато, а дрожание собственного голоса ее поразило. – Где вы? – спросил полицейский. – Отель " Флуд" … – Но память изменила ей. – Номер я не могу вспомнить. – Кто это? – Номер снят на имя Марка Ренсома. Номер люкс. – Кто это? – повторил голос. – Приезжайте, – сказала она. Когда в распахнувшуюся дверь вошли двое полицейских и три медика, они увидели ее сидящей перед магнитофоном, закинув ногу на ногу. Неподвижный взгляд устремлен мимо мертвого тела на зашторенное окно. Медики бросились к трупу. Опрокинули на спину, задрали рубашку с кровавым пятном, щупали его грудь. Их почти неистовая расторопность казалась ей пантомимой, тренировкой врачей " скорой помощи". Наверное, так принято делать всегда, подумала Мария; только она-то знала, как безвозвратно он мертв. – Случай для коронера^[6], – сказал один из медиков. Другой кивнул. Они перевернули, теперь уже медленно, Ренсома на живот, положили его так, как он лежал раньше. Когда они поднялись и отступили от тела, Мария увидела, что глаза Ренсома все еще открыты. С отвращением и страхом вспомнила, как он смотрел на нее в свой последний миг. И снова почувствовала ненависть к нему. – Что случилось? – спросил ее полицейский. Это был огромный детина с мятым лицом, по которому совершенно невозможно было определить его возраст, и выцветшими голубыми глазами, смотревшими с безмерным унынием. Похоже, он узнал ее. Ей вдруг захотелось рассказать ему все, от начала до конца. Но она удержала себя от этого – как и запись ее звонка по 911, все, что она скажет, будет тщательно анализироваться полицейскими, прокурором, журналистами. – Он хотел изнасиловать меня, – сказала Мария. Коп смерил ее взглядом с головы до ног, посмотрел на синяк под глазом. Она отметила про себя, что его напарник, невысокий крепыш в очках, с желтыми усами, внимательно смотрит на магнитофон. – И удалось ему? – поинтересовался первый коп. – Что? – Изнасиловать вас? – Нет. – Она непроизвольно скрестила руки на груди. – Вам нужен доктор? – Нет. Пожалуйста, не надо. Меньше всего мне хочется, чтобы ко мне кто-то сейчас прикасался. Помедлив, он кивнул: – Пожалуйста, назовите нам свое имя, мэм. В почтительном " мэм" определенно сквозила ирония. – Мария Карелли. – Я видел вас по телевидению. – Коп поколебался. – А ого имя Ренсом? – Да, – безжизненным голосом сказала она. – Марк О'Мелли Ренсом. Он замолчал – то ли ему было известно имя Ренсома, то ли не знал, вправе ли расспрашивать ее подробно. Он был в нерешительности – боялся ошибиться. – Чей это пистолет? – спросил наконец. – Мой. Он быстро взглянул на второго копа. Потом сказал: – Спасибо, мэм. Она кивнула. Бросив взгляд на тело, первый коп добавил: – К сожалению, мы вынуждены будем задержать вас здесь на какое-то время. Второй коп пошел к двери и занял пост снаружи. Первый направился к телефону. Следующий час царила суета, смысл которой Мария понимала с трудом. Прибыли несколько человек – полицейские в штатском. Снимали видеокамерой, фотографировали тело. Щурясь от фотовспышки, она увидела, как маленькая блондинка (должно быть, из аппарата коронера – решила она) быстро взглянула на нее и склонилась над Ренсомом. Женщина согнула Ренсому руки, пощупала у него лоб, под мышками. Потом долго разглядывала место на рубашке, где было пулевое отверстие, осмотрела его ладони, совала под ногти какой-то инструмент, приложила к члену небольшой тампон. Марию тошнило от ее безучастной дотошности. В горле было сухо. Появились еще двое полицейских, чернокожий и белый. У чернокожего были короткие седые волосы, довольно большой живот, очки в золотой оправе и бесстрастное лицо, которое, казалось, никогда ничего не выражало. Он посмотрел на Ренсома, оглядел комнату. Женщина, перевернув убитого на живот, осматривала его спину. – Насквозь не прошла, – сказала она чернокожему мужчине. Ее голос прозвучал слегка разочарованно – видимо, это создавало для них какую-то проблему. Полицейский кивнул, и она продолжала осмотр тела. Ягодицы Ренсома привлекли внимание блондинки, глаза ее сузились. Она провела по царапинам кончиком пальца. Чернокожий полицейский заговорил с Марией. – Инспектор Монк, – представился он. – Убийства. Она подняла на него глаза, вздрогнула. Он кивнул на женщину. – Нам необходимо кое-что тут сделать. Как и всё вокруг, его роскошный баритон, размеренный и методичный, казался механическим. Сколько мне придется еще пробыть здесь? Вопрос был готов сорваться с языка Марии, но она удержалась. Поняла: для нее сейчас самое лучшее – оставаться там, где она есть. Попросила только: – Можно воды? Монк прошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Когда передавал ей стакан, к нему подошла женщина. – Это доктор Шелтон, – пояснил Монк. – Медэксперт. У женщины были спокойные голубые глаза, косметикой она не пользовалась. – Элизабет Шелтон, – уточнила она. Мы – сестры, сказал ее ясный голос, я понимаю вас, сочувствую вам. Когда женщина опустилась перед диваном на колени, Мария преисполнилась благодарности к ней. – Он не изнасиловал вас? – спросила ее новая подруга. – Нет. – Вам нужен врач? – Нет. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Шелтон помедлила. – Можно мне осмотреть вашу шею? – спросила она. Лицо ее выражало сочувствие, сочувствующим был и тон ее голоса. Мария молча наклонилась вперед. Кончиками пальцев женщина бережно подняла ее подбородок. – Как появились эти царапины? – спросила она. Мария сглотнула. – Он сделал это. – После паузы добавила: – Когда был на мне. – Где-нибудь еще есть ушибы? Мария коснулась щеки: – Здесь. – Как появился этот ушиб? – Он ударил меня. Шелтон посмотрела ей в глаза: – Открытой ладонью? – Да, – сказала Мария упавшим голосом. – Он все бил и бил. – Сколько раз он ударил? – Не знаю. Шелтон помолчала. – Есть еще ушибы? – спросила она. Мария посмотрела на свои ноги. – Да. – Где? – На бедре. – Можно посмотреть? Мария не ответила. Шелтон взглянула на Монка. Не говоря ни слова, тот отошел в другой угол комнаты. Шелтон мягко сказала: – Это поможет нам. Мария огляделась. Монк отдергивал шторы. Партнер Монка – бледный лысеющий человек, чем-то напоминавший священника, – стоял над ее черным пистолетом. Коп в форме – тот, что допрашивал ее, – смотрел на коллегу с выражением безмерного уныния. Мария медленно задрала подол юбки. Царапина как будто даже увеличилась – алела выступающей полосой под колготками. Шелтон наклонила голову: – А здесь что? – Он стягивал с меня колготки. Шелтон рассматривала рану. – Колготки были на вас? – Да. Конечно. Почти заботливо Шелтон опустила подол ее юбки. Только мгновение спустя Мария заметила, что она внимательно разглядывает ткань. – Можно посмотреть ваши руки? Мария кивнула. Шелтон взяла обе ее руки в свои, и тон ее стал холодно-вежливым. – Я хотела бы взять пробы. Из-под ногтей. Быстро подойдя к черной сумке, открыла ее. Вернулась, снова опустилась на колени, держа в руках тонкий металлический инструмент и белый конвертик. – Можно? Дождавшись ответного кивка, Шелтон скользнула инструментом под ноготь указательного пальца правой руки. В этот момент Мария увидела золотые дужки ее серег. Палец за пальцем женщина брала пробы. Неожиданно у Марии появилось странное ощущение, что она голая. – Я устала, – прошептала она. – Только три осталось, – ответила Шелтон голосом педиатра, разговаривающего с ребенком. – Заканчиваю. Мария едва сидела. Она уже ни на что не была способна. – Спасибо. – Медэксперт поднялась. И замерла, глядя на магнитофон. По ее глазам было видно, что она уже обдумывает вопрос, собираясь что-то выяснить. Мария представила себе, как удивится Шелтон, услышав магнитофонную запись. Но та отошла к Монку, так ни о чем и не спросив. Стоя возле Ренсома, они о чем-то говорили, но так тихо, что ничего не было слышно. Мария почувствовала, что совершенно одинока. Монк кивнул Шелтон и подошел к ней. – Мы вынуждены взять вас с собой, в отдел убийств. Надо разобраться в том, что случилось. У нее возникло ощущение, что все тело одеревенело. – Долго мне придется там пробыть? – спросила она. – Несколько часов. Пока мы не разберемся со всем этим. Мария отметила про себя, что он никогда не извиняется перед ней, будто бы имеет депо с неодушевленным предметом, подлежащим обработке. – Он оскорбил меня, – сказала она. – Расскажете. – Голос не был ни равнодушным, ни участливым. – Вы нам все об этом расскажете. По его тону было ясно: в полицейском ведомстве ей предстоит провести долгие и долгие часы. Встав, Мария поняла, что ноги плохо держат ее. Я в порядке, сказала она себе Просто долго сидела. – Ди Стефано проводит вас, – сказал Монк. Полицейский с унылым лицом взял ее под руку. Нетвердо ступая, поддерживаемая и направляемая им, она пошла к двери. Сколько часов, подумалось ей, прошло с того времени, когда она впервые вошла сюда, взяла бокал из его рук? Слушала женский голос с магнитофонной ленты, говоривший ей, чего хочет от нее Ренсом? Оборачиваясь, Мария почти надеялась, что увидит пустую комнату. Магнитофон все еще стоял на кофейном столике. Второй коп складывал бокалы в сумку. Слева от него Шелтон переворачивала Ренсома на спину. Ренсом уставился в потолок пустым и пристальным взглядом, а в это время она рассматривала его рубашку, пальцы. Натянула пластиковые пакеты на его руки. Мария почувствовала – и это было неожиданно и совершенно непостижимо, – что не может, совершенно не может оставить их здесь с Ренсомом. – Идемте, мисс Карелли. Дверь закрылась за ними. Коридор этажом ниже почуял чрезвычайное происшествие. Консьержка, несколько туристов, мужчина средних лот, обнимавший за плечи некое существо, похожее на дорогостоящую проститутку. И больше никого. Та часть сознания Марии, что сохранила способность к здравым рассуждениям, отметила: пресса пока не знает. Снаружи было холодно. Пока они шли к патрульному автомобилю, она окидывала взглядом городской пейзаж вокруг Ноб-Хилла, но не видела ничего. Потом за ней захлопнулась дверца автомобиля, стало тесно и темно. Оказавшись на заднем сиденье, Мария увидела перед собой металлическую решетку, отделявшую ее от Ди Стефано. Тот запустил двигатель. – Подождите немного, – попросила она. – Откройте, пожалуйста, окно.
Дворец правосудия был огромным монолитом – длиннее футбольного поля и совершенно безликим. Коридор уныл, как отделение " Скорой помощи": свет матовых лампочек, голые стены, на полу – зеленая виниловая плитка, стертая ногами бесчисленных посетителей. Ренегаты городского дна сновали по коридорам, обделывая свои делишки с полицией. У Марии было фантастическое ощущение человека, попавшего в иной мир. Ее провели на седьмой этаж, через дверь с надписью черными буквами: " Убийства", и поместили в комнату без окон под номером 8-11. Кто-то принес кофе с порошковыми сливками и палочкой для размешивания. Она осмотрелась: длинный стол, жесткие деревянные стулья, желтые стены, пол с зеленым ковровым покрытием. Кофе был некрепкий и на вкус горький. Она ждала два часа. Что они там делают? Глядя на голую стену, Мария мысленно повторяла вместе с Шелтон все стадии экспертизы: вот та дюйм за дюймом^[7] осматривает тело, вот ее палец скользит по царапинам на ягодицах Ренсома, вот она застыла над раной. Что она там увидела? Мария задумчиво потрогала синяк под глазом. Синяк набух и отозвался на прикосновение болью. А стоило повернуть голову – болела расцарапанная шея. Ногти. Шелтон их осматривала. Посмотрела и у Ренсома. После этого снова осмотрела рану. Потом Марию увезли. В дверях появился Монк. – Жалоб нет? – Нет. – Вы готовы отвечать на вопросы? – Да. – Она почувствовала прилив энергии. – Мне хотелось бы поскорее покончить с этим. Он вышел и через некоторое время вернулся с магнитофоном. Поставил его на стол между ними. Мария, как зачарованная, смотрела на аппарат. – Что здесь записано? – наконец спросила она. Монк посмотрел на нее оценивающим взглядом. – Чистая кассета, – ответил он. – У нас записываются все допросы. Это почему-то оказалось для нее неожиданностью. Не сводя глаз с магнитофона, она кивнула. Монк нажал кнопку. Мария смотрела, как катушки стали медленно вращаться. – Это предварительное следствие по делу об убийстве. – Полицейский говорил нарочито монотонным голосом. – Тринадцатое января, четыре часа пять минут пополудни. Потерпевший – Марк Ренсом. Допрашивается Мария Карелли. Допрос веду я – инспектор Чарльз Монк. Из внутреннего кармана пиджака он вынул небольшую белую карточку. – Мисс Карелли, мы обязаны поставить вас в известность о ваших правах. С этой карточки я буду зачитывать вам соответствующие положения. Отвечайте, пожалуйста, отчетливо и ясно. – Хорошо. – Вы имеете право на молчание. Это означает, что вы можете не отвечать на какие-либо вопросы. Вам это понятно? – Да. – Все, что вы говорите, может быть использовано против вас в суде. Это понятно? Мария смотрела, как катушка сделала один оборот, потом другой… – Мисс Карелли? – Да. Мне понятно. – По вашей просьбе на допросе может присутствовать адвокат. Если вы не в состоянии нанять адвоката, его помощь будет вам обеспечена. Это вы понимаете? – Да. Конечно. – Есть необходимость присутствия на данном допросе адвоката? – Нет. – Готовы ли вы отвечать на мои вопросы? – Да. – Оторвав взгляд от магнитофонной ленты, она выпрямилась. – Он изнасиловать меня пытался. Это кого-нибудь здесь волнует? Минутное замешательство, и Монк невозмутимо приступил к допросу. – Вы были знакомы с Марком Ренсомом? – Как и все, я знала его. – Она уточнила: – Марк Ренсом был знаменитостью. Но я никогда не встречалась с ним до сегодняшнего дня. – Как вы оказались в его номере? – Это связано с моей работой. – Помедлив, она сказала: – Сколько раз мне объяснять одно и то же? Минуту Монк рассматривал ее. – Лично я все это знаю, – ответил он. – Но идет магнитофонная запись. – Ну хорошо. – Она пожала плечами. – Я – тележурналистка, из Эй-би-си. С осени участвую в программе " Дидлайн", готовлю интервью. Неожиданно Марии захотелось, чтобы Монк подтвердил, что была у нее жизнь и вне этой комнаты. – Вы смотрели – по вторникам, вечером? Инспектор молчал, не желая, чтобы тон допроса изменился. – Жена смотрит, – наконец буркнул он. – Продолжайте. – Вот почему я встретилась с ним. Собиралась обсудить будущее интервью. – Кто организовал встречу? – Это была его идея. – Мария уловила горечь в собственных словах. – Он позвонил мне. – Куда? – Он разговаривал с моими сотрудниками в офисе. В Манхэттене. – Она помолчала. – А я позвонила ему из дома. – Что он сказал? – Сказал, что, по его мнению, мне будет интересна книга, которую он только что закончил. – Он говорил, о чем эта книга? – О Лауре Чейз. Монк не спросил, кто она; но все-таки, подумала Мария, на магнитофонной кассете надежней, чем в головах людей, хранится память о богине киноэкрана, которая, сунув себе в рог револьверный ствол, нажала на спусковой крючок. – Ренсом уверял, что располагает новыми сведениями о ее самоубийстве. Монк был слегка озадачен. – Когда умерла Лаура Чейз? – Почти двадцать лет назад. – Какого рода сведения были у Ренсома? Выдерживая тон, Мария помедлила: – О ее связи с сенатором Джеймсом Кольтом. После минутного замешательства Монк спросил: – Джеймсом Кольтом? Он произнес имя тихо, как будто для себя. Казалось, он потерял нить разговора. – Джеймсом Кольтом, – повторила Мария. – Столько слухов, сплетен, разной мистики связанно с ее самоубийством! Помните – " Кто убил Лауру Чейз? " Говорили о таинственной женщине, позвонившей в полицию и сообщившей, что Лаура застрелилась. Это событие, наверное, будет бесконечно обрастать домыслами: не далее как в прошлом месяце на вечеринке один человек уверял меня, что Лауру Чейз убило семейство Кольтов – эта связь лишала его шансов на президентский пост, – и что неизвестная женщина, позвонившая в полицию, была не кто иная, как жена Кольта. – В голосе Марии зазвучала горечь. – Но Ренсом сказал, что у него есть кое-что новенькое, никому не известное. Собирался сообщить это мне. – И что это было? – Ренсом утверждал, что Джеймс Кольт встречался с ней в Палм-Спрингс за неделю до ее смерти. Она была пьяна, одурела от наркотинов. – Мария сделала паузу. – Когда сенатор Кольт закончил с ней, сказал мне Ренсом, он передал ее двум своим друзьям. Монк, казалось, с трудом сохранял свою невозмутимость. – Передал ее? – тихо переспросил он. – Видимо, Кольт наблюдал, как они делали это с ней. – Мария уставилась в подол юбки. – Лаура Чейз вспоминает, что видела его как в тумане – он сидел в кресле у кровати, потягивая мартини, в то время как его друзья по очереди занимались ею. Некоторое время Монк молчал. – Я не понимаю, – наконец вымолвил он. – Как может погибшая что-то " вспоминать"? Мария поймала себя на том, что смотрит на магнитофон. – У Ренсома была кассета с записью рассказа Лауры Чейз. Ее рассказ психотерапевту. – Она снова помедлила. – Марк Ренсом и приглашал меня к себе, чтобы дать послушать ее. Впервые у инспектора изменилась интонация голоса: – Вы говорили, что она вспоминала… – Это на кассете. Монк зачарованно наблюдал за работой магнитофона, как будто впервые видя его. Мария поняла, что он думает о той записи: хрипловатый голос знаменитой актрисы, рассказывающий, как надругался над ней сенатор от Калифорнии – тот, кого миллионы людей хотели видеть президентом и о чьей гибели в авиационной катастрофе до сих пор скорбели многие. Человек, сын которого намеревался теперь стать губернатором. – Подобной записью, – мягко заметил Монк, – вы можете причинить людям боль и нанести моральный ущерб. Слова были отзвуком его чувств, напоминавшим, что жизнь Монка протекает вне этой комнаты и что некий образ Джеймса Кольта, конечно же, часть этой жизни. И у Марии было свое представление об образе этого человека: Джеймс Кольт шагает в колонне сезонных рабочих; выступает в сенате с пламенной речью о трагедии Вьетнама, о бессмысленности военных потерь; требует от студентов, чтобы они не отказывались от " борьбы против войны, считая ее менее важной, чем борьба за их собственные интересы". Глядя на Монка, Мария вспомнила, что Джеймс Кольт отводил особое место неграм: он был последним претендентом на пост президента, который всерьез говорил о социальной справедливости. Не только семейство Джеймса Кольта, многие люди были бы оскорблены кассетой Ренсома, пусти ее кто-нибудь в оборот. – Да. – Она подняла глаза. – Подобные кассеты способны причинить людям боль. Инспектор как-то притих в своем кресле; что-то с ним произошло, подумала Мария, он кажется более усталым, чем раньше. – Ренсом говорил, как он достал кассету? – наконец спросил он. – Он купил ее. – Мария уловила раздражение в собственном голосе. – У дочери доктора Стайнгардта. Ей нужны были деньги. – Доктор Стайнгардт? – Психотерапевт. Он умер. – Но разве на этот счет нет правил? В случае, когда речь идет о пациентах психиатров, есть особые положения. Мария снова пожала плечами. – И Лаура Чейз, и Стайнгардт мертвы. Кто остался? Лишь дочь Стайнгардта и… – И Ренсом, хотела она сказать. – С вами все в порядке? – Да. – Она поймала себя на том, что провела кончиками пальцев по глазам. – Просто я смотрела на него в тот момент. – На кого? – На Ренсома. Когда он умирал, он очень пристально смотрел на меня. – До этого мы дойдем, – сказал Монк. – В свое время. Она услышала тихий, тише его голоса, шелест магнитофона. – Давайте сейчас. Я устала. – К этому надо подойти. Она открыла глаза: – Можно воды? – Конечно. Он встал, вышел, вернулся с пластмассовой чашкой холодной воды. Катушки магнитофона продолжали крутиться. Монк прислонился к стене. – Вы упоминали телефонные разговоры – он звонил вам на работу, вы звонили ему из дома. До интервью были еще разговоры? – Он звонил еще раз. Сказал, где и когда сможет со мной увидеться. – Он выбрал Сан-Франциско? – Да. – Для вас это удобно? – Нет. – Почему же вы поехали? Мария покраснела. – Он обещал, что даст мне прослушать кассету, – наконец проговорила она. – Если я приду одна. Глаза Монка едва заметно расширились. – И этого было достаточно, чтобы вы согласились? Попивая воду маленькими глотками, она подбирала слова для ответа. – Что касается памяти Джеймса Кольта или гибели Лауры Чейз, то я не собиралась выступать в роли разоблачителя. Меня интересовала этическая сторона вопроса. Как можно покупать и продавать интимнейшие секреты, те, которые люди никогда и ни за что не раскрыли бы постороннему! – Ну и что, как вы полагали, из этого могло получиться? – Я думала, что он не будет использовать кассету. – Мария помедлила. – Но ведь я – журналист. Ренсом говорил мне, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей, что она нужна и мертвым, и живым. – И вы согласились с этим? – Нет. – Она рассматривала сломанный ноготь. – Но разве можно было не встретиться с ним? – Он объяснил, почему связался именно с вами? – Да. – И почему же? Она почувствовала, что тело ее окаменело. – Он сказал, что любит смотреть меня по телевизору. И что " предмет" заинтересует меня. – Он разъяснил, что имеет в виду? – Нет. – Ее голос снова стал спокойным. – Пока я не пришла к нему. Монк сел, посматривая на нее поверх магнитофона и потирая ладонью подбородок. – Что произошло, – наконец спросил он, – когда вы пришли к нему в номер? Мария смотрела мимо него в стену. Обдумывай каждую мелочь, говорила она себе, каждую фразу. – Я пришла около одиннадцати тридцати. – Хладнокровие вновь изменило ей. – Он был один. Я думала, у него будет еще кто-нибудь из журналистов. А он был один… Монк откинулся на спинку стула. – Вы мне все пытались задавать вопросы, вместо того чтобы самой рассказать со всеми подробностями. Ну что же, потом мы вернемся к некоторым деталям. – Выходя из задумчивости, Мария обнаружила, что опять молча смотрит на магнитофон. – Может быть, – предложил Монк, – начнете с того, как он выглядел, когда вы пришли. Мария подняла взгляд на инспектора: – Он был омерзителен. – В каком смысле? – В любом, – выдохнула она. – Чтобы понять это, надо быть женщиной. Монк улыбнулся одними глазами: – Постараюсь понять. Мария опустила взгляд: – Начну с того, что у него отталкивающая внешность. Он был довольно высоким и держался этаким патрицием – англо-ирландский акцент, манера стоять, как будто позируя портретисту. Но от этого он лишь походил на персонаж из музея восковых фигур. Даже кожа у него казалась холодной. И живот мягкий и белый… – Она прервала себя. – Но это было позже. Глаза Монка сузились. – Давайте с начала. Мария кивнула: – А началось с того, как он смотрел на меня. Он был ирландского происхождения, глаза у него были водянисто-голубые, и такие, знаете, славянские черты – широкое лицо с поднятыми уголками глаз, наверное, после пластической операции. И даже когда он улыбался, глаза не смеялись. – Она отвернулась. – Я тогда подумала: он похож не на интеллектуала, а на русского генерала во время первомайского парада. У которого дедушка изнасиловал бабушку во время какого-нибудь крестьянского восстания… Мария заметила, что непроизвольно сжимает запястье. Но закончила довольно спокойно: – Мне это сразу пришло в голову, я и сесть не успела. Я еще поздравила себя с этим тонким наблюдением. Монк подождал, давая ей время сосредоточиться. – Что он сказал, когда вы пришли? – Что я – красивая женщина. – Монк поднял на нее глаза. – Что телекамера не в состоянии передать всю мою прелесть. – Что сказали вы? – Я, конечно, поблагодарила его. – В ее голосе зазвучала ирония. – И перешла к другой теме. – К какой? – К его творчеству. О чем еще говорить с писателем, у которого уже приготовлен собственный некролог: " Больше, чем кто-либо иной, он понимал и писал правду своего времени…"? Инспектор промолчал. Мария знала, что он ждет, что он хочет слышать не эти слова и понимает: она пытается избежать разговора о происшедшем. – Когда мы разговаривали, – сказала ока, – я обратила внимание на магнитофон. – Об этом и расскажите. Мария снова кивнула. – Он был на кофейном столике. Так? – Я не поняла, для чего магнитофон, и, когда села, спросила его об этом. – Вы действительно не знали? Мария отвела пристальный взгляд от магнитофона. – Я подумала, что он собирается нас зачем-то записывать. – И что он сказал? – Что это кассета с Лаурой Чейз. И сказал, что даст мне уникальную возможность. – Что он имел в виду? – Сказал, что хочет, когда выйдет та книга, дать мне интервью первой. – Она вновь помедлила. – Все о Лауре и Джеймсе Кольте. Монк скрестил руки на груди. Помедлив, спросил: – Говорил Ренсом, зачем он принес кассету? – Как приманку. Сказал, что даст мне послушать. – Она задумчиво рассматривала запястье. – Он все время посматривал на магнитофон, как будто тот не давал ему покоя. – А что вы сказали? – Ничего. Он объявил, что вначале хочет поговорить о книге. И что мы позволим себе немного шампанского. – И вы позволили? – Я не хотела. Но такая была ситуация. Мне трудно было отказаться. Ему так хотелось быть элегантным – без шампанского он не мог! Да, я не возражала, и он распорядился, чтобы посыльный принес шампанского. Мы сидели на диване, разговаривали, и я выпила один бокал. Брови Монка поползли вверх. – Но бутылка была пуста, – заметил он. – Ренсом выпил остальное. – Мария закрыла глаза. – Пока мы слушали запись. Монк помолчал. – Вы слушали ее? – Да. Тогда я и поняла, зачем ему понадобилась. Он хотел поучаствовать в этом. – Она тихо добавила: – Он хотел, чтобы я знала, что Джеймс Кольт делал с Лаурой Чейз. Инспектор, казалось, затруднялся в поиске нового вопроса. Наконец он просто спросил: – Что произошло? Мария почувствовала озноб. – Это было ужасно. Мне приходилось слышать Лауру Чейз – в кино, в старых записях. Голос был ее, но без изображения. Я сидела не в кино, а в номере отеля, рядом с Марком Ренсомом, и актриса, погибшая двадцать лет назад, рассказывала, как сенатор, я уже говорила, наслаждался зрелищем – двое его друзей по очереди насилуют ее. – Усилием воли она пыталась заставить себя не смотреть на магнитофон, но то и дело возвращалась к нему взглядом. – Вначале я не была уверена, что чувствую его руку на своем колене. – Он ласкал вас, пока проигрывалась кассета? Она кивнула: – Сперва я думала, что мне это показалось. Он лишь робко притрагивался к моему колену, не рискуя положить всю ладонь. Я отодвинулась и посмотрела на него. А он смотрел на меня. Поймав мой взгляд, опустил глаза, сделал это нарочито медленно, чтобы я посмотрела туда же. – И? – У него была эрекция. Это он и хотел показать мне. За очками в золотой оправе глаза Монка казались огромными. – Он вынул член? – Нет. И без этого было видно. – Он что-нибудь сказал? – Он предложил мне " соглашение", по которому можно было бы использовать кассету в программе " Дидлайн". – Он сказал, что это за соглашение? – Вы это серьезно? – Но что-то он сказал? – Конечно. Он сказал буквально следующее: " Я люблю женщин, которых видел на экране. Появляется ощущение, будто я сам их имел". Монк тер подбородок. – А что вы сделали? – спросил он наконец. – Я сказала ему, что слишком уважаю себя, чтобы трахаться с ним, и убрала его руку. Потом, уже спокойней, добавила, что как сотрудник телевидения я готова иметь с ним дело, пусть будет и " соглашение", но иного рода. – А он что сказал? – Что его соглашение – это единственно возможное соглашение. Что мне это понравится. – Она помолчала. – И все это время прокручивалась запись с рассказом Лауры Чейз о половых актах на глазах у Джеймса Кольта. В комнате воцарилось молчание. Мария слышала шуршание магнитофонной ленты. – Что было дальше? – спросил инспектор. – Я встала, взяла свою сумочку с кофейного столика… – Ее голос прервался. – Так. – Он схватил меня за руку. Монк подождал минуту. – Не торопитесь, сосредоточьтесь. – Можно еще воды? – Конечно. – Он снова встал. – Как только что-нибудь потребуется еще, скажите мне. Мария выбрала пятно на стене. Не думай о Монке, сказала она себе, сосредоточься на том, что говоришь. И не оторвала взгляда от стены, когда он вернулся и протянул ей чашку с водой. – Продолжайте, – попросил инспектор. – Ренсом рванул меня к себе и схватил за другую руку. И я потеряла равновесие… – Так. – Он толкнул меня на пол. Это было так неожиданно… но сумку я не выпустила из рук. И он оказался на мне. – Она отпила воды. – Но я на самом деле не могу вспомнить все это. – Не можете вспомнить, что он делал? – Он едва ли не хрюкал, пытаясь удержать меня на месте. Он думал, что трахнет меня и никто не узнает. Его лицо было рядом с моим. Он обдавал меня теплом, запахами шампанского и мужского одеколона. – Она смолкла на мгновение. – Каким-то образом ему удалось задрать мне подол. Тогда, видимо, он и расцарапал мне бедро. – Продолжайте. – Меня как будто стремительно нокаутировали. Я почувствовала тошноту, в глазах потемнело, не смолкал лишь хрипловатый голос Лауры Чейз… – Магнитофон все еще был включен? – Да. Я почему-то слышала его очень отчетливо. Она в это время рассказывала о втором мужчине – тот выделывал с ней все, что ему заблагорассудится. Монк рассматривал галстучный зажим. – Что было потом? Мария дотронулась ладонью до своего лица. Холодно ответила: – Было то, что я стала защищаться. – Как? – Пустила в ход кулаки. Била его по лицу, по рунам, везде. – А потом? – Он уперся рукой мне в грудь, прижал к полу, навалился всем телом. Лицо красное, взгляд остановившийся, глаза дикие. Замер так – на какую-то секунду. Я попыталась оторвать голову от пола – увидеть его. – Она смолкла, перевела дух, закончила: – Он как-то очень медленно поднял руну и ударил меня по лицу. – Что было потом? – Я вскрикнула. – Мария помолчала. – Тогда он снова ударил меня. – А дальше? Она отвела взгляд в сторону: – Я перестала сопротивляться. – Это тот синяк? – Да. – Мария продолжала смотреть мимо него. Голос ее стал монотонным. – Я ударилась головой об пол. Неожиданно появилась резкая боль в шее, горле. На мгновение в глазах снова потемнело. Наверное, он душил меня. – Вы не уверены. – Нет. – Она сглотнула. – Потом мне помнится: подол моей юбки задран на грудь, ноги разведены в стороны, но колготки все еще на мне. – Что в это время делает Ренсом? – Стоит на коленях между моих ног, смотрит на меня. Брюки у него спущены до колен. – Она смолкла. – Это все так отвратительно, но больше всего мне почему-то показалось омерзительным то, что волосы на лобке у него рыжие. И рыжая родинка на бедре… Краем глаза она увидела, что Монк в нерешительности вдавил дужку очков в переносицу. – Что он делает потом? – Он останавливается на мгновение. – Голос Марии стал спокойнее. – Кажется, слушает Лауру Чейз. – А потом? – Я чувствую ремешок сумочки в левой руне. Удивительно: я так и не выпустила его из рук. – Ее голос стал совсем спокоен. – И вдруг я вспоминаю про пистолет. И голос Монка тоже обрел спокойствие: – Продолжайте. – До тех пор я ни слова не произносила. А тут говорю: " Я вам отдамся, будете иметь меня каким угодно способом". Его глаза оживляются. – Мария горько улыбнулась. – Потом добавляю: " Но только через резинку". Невозмутимый взгляд Монка оживился и стал пристальным. – А Ренсом что говорит? – Он смеется – как будто кашляет. " Нет, правда, – говорю я, – у меня есть резинка в сумочке". Кажется, это его сильно удивляет. И не успевает он ответить, как я поворачиваюсь и открываю сумочку… Он снова прижимает меня к полу, но пистолет уже у меня в руке. Он пытается схватить пистолет – я бью его коленом. Ренсом хватает меня обеими руками за запястье. Кричит, все его тело дергается… – Мария закрыла глаза. – Это когда пистолет уже выстрелил. – Что еще помните? Она подалась вперед. – Его лицо. Взгляд у него уже не такой жесткий, даже как бы огорченный, как будто я его чем-то обидела. Удерживаю его обеими руками, когда он уже в одном-двух дюймах от меня. У него зловонное дыхание. – Сделав еще одну паузу, она закончила: – В этот момент я обратила внимание на то, что Лаура смолкла. Наступила тишина. Мария почувствовала расслабленность всего тела. Кончено, сказала она себе. С этим покончено. Она открыла глаза. – Теперь мне можно идти? Монк посмотрел на нее: – Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. По поводу того, что вы мне рассказали. Мария почувствовала, как в ней поднимается волна гнева. Она сидела напряженная, пытаясь разобраться в интонациях Монка. Его лицо не выражало ничего. – Пистолет, – произнес он. – Почему вы носили его с собой? Она откинулась на спинку стула, допила воду. – Мне несколько раз угрожали по телефону. – Когда это было? – Последние два месяца… В каких числах, не помню. – Мужчина, женщина? – Мужчина. – Звонили на работу? – Нет. Домой. – От вас требовали что-нибудь? – Нет. – Как вы думаете, этот человек знал, кто вы? – Не знаю. – Может быть, это был Ренсом? Мария поколебалась: – Не думаю. – Сколько раз звонили? – Два раза, кажется. – Что говорили? – Ничего особенного. Сказали, что следят за мной. – Вы записывали разговор? – Нет. – Кому-нибудь рассказывали об этом? – Нет. Насколько помню, нет. – Но купили пистолет. – Да. – Мария придала своему голосу интонацию усталого раздражения. – Я у всех на виду. Эти звонки напомнили мне, что есть люди чуждого мне мира и что я – женщина, которая живет одна. – Когда вы купили пистолет? Она пожала плечами: – Недели две назад. – Это было до или после первого разговора с Ренсомом? Мария внимательно посмотрела на инспектора: – После, мне кажется. Монк резко наклонился вперед: – Вы прилетели сюда из Нью-Йорка, верно? – Да. – Когда? – В воскресенье утром. Он по-петушиному наклонил голову, как бы разглядывая ее под новым углом. – Кто заказывал номер в отеле, билет на самолет? – Я. – Заказывали через " Дидлайн"? – Нет. – Мария помедлила. – Я платила за все сама. – В Эй-би-си не оплачивают деловые поездки своих сотрудников? – Конечно, оплачивают. – Раздражение в ее голосе росло. – Почему это так важно? Могут заранее оплатить, а могут и потом возместить расходы. – Вы говорили кому-нибудь в Эй-би-си о встрече с Ренсомом? – Нет. Я и не обязана была это делать. – О его звонках? Он не должен видеть, что ты защищаешься, сказала себе Мария. – Нет. – И привезли пистолет с собой? – Да. – Как вы провезли его сюда? – В багаже. Глаза Монка, похоже, всегда сохраняют неподвижность. – Вы говорили о нем сотрудникам аэропорта? – Нет. Он помолчал с минуту. – Сегодня кто-нибудь видел вас в коридоре? – Не знаю. Я сразу же прошла к нему в номер. – Когда вы были в номере, кто-нибудь заходил туда? – Нет, насколько я помню. – А посыльный? – Ах да… – Кто это был: мужчина, женщина? – Мужчина. – Не могли бы вы мне его описать? – Не знаю… невысокий. Латиноамериканец, по-моему. Она откинулась на спинку стула. – Когда вы вошли в комнату, – спросил Монк, – окна были зашторены? – Кажется, да. – Подумав, Мария добавила: – Да, я точно помню. – На ягодицах у Ренсома были царапины. Вы не можете сказать, откуда они? – Конечно, могу. Это когда я отбивалась от него. – Вы говорили, что у вас руки были сжаты в кулаки, и я что-то не припомню, когда вы его царапали. Мария вспомнила, как доктор Шелтон проводила пальцем по царапинам на ягодицах Ренсома. – Не знаю, – устало сказала она. – Может быть, когда я отталкивала его. После выстрела. Монк кивнул. – Когда вы отбивались с пистолетом в руке, Ренсом хватался за него? Шелтон осматривала руки трупа, потом укутала их в пластиковые пакеты… – Не помню. – Мисс Карелли, когда пистолет выстрелил, на каком расстоянии от груди Ренсома был ствол? Она ощупывала рану, пулевое отверстие на рубашке… – Очень близко. – Как близко? Ствол касался его? – Нет. – Мария услышала шуршание магнитофонной ленты. – Дюйма два… Монк опять подался вперед: – Ни два, ни три фута^[8]? – Нет. – Царапины у вас на горле появились после того, как Ренсом ударил вас по лицу? Она брала пробы из-под ее ногтей, потом из-под его… – Да. – А потом он спустил штаны? – Да. Монк скрестил руки на груди. – У него была эрекция? Она брала мазок с его члена… – Мисс Карелли? Катушка магнитофона все крутилась и крутилась. – Да. – Она потянулась к пустой чашке. Лента по-прежнему перематывалась – медленно, нескончаемо. – Эрекция. – Голос инспектора наплывал откуда-то издалека. – Что вы можете вспомнить об этом? – Не знаю. Была эрекция, вот и все. Мне было не до его эрекции, не до ее особенностей. – После выстрела что вы делали? – Не знаю… Я была так потрясена. – Сколько времени прошло до вашего звонка по 911? Она залезала ему под мышки, щупала кожу… – Не знаю. Я постаралась позвонить как можно быстрей. Магнитофонная катушка сделала оборот, другой… – Вы уходили из номера на какое-то время? Мария подняла глаза. – Мисс Карелли? – Не могли бы вы на минутку выключить магнитофон? Пожалуйста! – Не имею права, – холодно произнес Монк. – Такова инструкция. Крутилась катушка, записывая молчание. Мария протянула руку и нажала кнопку. Раздался щелчок. – Мне нужно встретиться с адвокатом, – сказала она. – Немедленно. 4

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒