|
|||
Часть пятая 1 страницаГлава 30
Фонтенбло Вечер субботы
– Они нас убьют. Или мы просто сдохнем здесь от голода. – Антонио Понти говорил вялым, монотонным голосом, вертя в пальцах обломок затвердевшего цементного раствора. Он сидел на каменном полу клетки, прислонившись спиной к стене. Лицо его осунулось, щеки запали. С начала его заточения – а это случилось неделю назад – он голодал, получая ежедневно лишь отмеренную порцию воды. Крис ковылял вдоль стены клетки, опираясь о нее рукой. Боль накатывала волнами. Он стискивал зубы, стонал, хрипел, вновь и вновь пытаясь сделать свое тело менее чувствительным. С каждой волной боли набегали воспоминания. Как отрывочные сцены из фильма, в голове мелькали отдельные события последних дней. Сперва Джесмин, потом Форстер и вдруг массивная фигура этого Шарфа в Мюнхене. В тот вечер все и началось – с его несдержанности. Если бы тогда он придержал язык, то не лишился бы премии и мог бы подцепить пару новых клиентов. А так у него не оставалось выбора, и он заглотил отравленную наживку, которую Форстер преподнес как лакомый кусок. Он снова мысленно увидел зал со множеством людей в вечерних нарядах и богатый буфет у стены. В нем заворочался голод. Ему они тоже выдали лишь порцию воды. Сказали, что здесь он сможет наконец испробовать на себе, насколько очистительно действует пост на грешную душу. – Почему они нас не допрашивают? – спросил Крис, чтобы отвлечься. – Еще, может, допросят, – ответил Понти, скучающе наблюдая за Крисом. – Не усугубляйте. Крис вновь и вновь сознательно растягивал мускулы, потягивался всем телом и стискивал зубы, как только колющая боль пронизывала его реберные дуги. Если он хочет бежать, ему важно знать, что он может положиться на свое тело. – Тебе бы тоже надо что‑ то делать, – возразил Крис. Понти был слишком безразличен к нему. Может, ему и самому через неделю в этом подземелье все станет безразлично. – Если верно то, что ты говоришь, почему бы им сразу не сделать то, что они хотят? Почему они не прикончили тебя сразу? – Это циничные фанатики. У них идеология. Может, они получают удовольствие, давая нам потрепыхаться, – Понти презрительно фыркнул. – До сих пор они сомневались: вдруг я им еще понадоблюсь. Но вот поймали и тебя. Теперь у них есть все. – У меня нет охоты подыхать в этой норе. – Крис подумал о Джесмин. Он ощутил ее запах, мечтательно вспомнил ее мягкие движения. Когда это было? На какой‑ то момент он почувствовал ее нежные пальцы на своей руке. Ему стало нехорошо. Он услышал вдруг ее смех. В последние два дня он не раз представлял себе, каким прекрасным мог быть их общий отпуск. На его Индеворе. – Слышишь? – Понти поднял голову, прислушиваясь. Лицо Джесмин растаяло. Крис различил легкий стук, бормотание вполголоса, шаги и шум. – Если твои предположения верны, мы должны попробовать сейчас… – Крис пытался поймать взгляд Понти. – Согласен. Но как? – Как получится… – Крис лег рядом с Понти на пол. «Если не подведут мои кости», – подумал он, стараясь сконцентрироваться. Вскоре у решетки остановились Марвин, Барри и бородавчатый. Барри открыл дверь. – Фу! Ну и вонь! – Марвин отвернулся в сторону и сплюнул. «Оружия ни у кого не видно, – подумал Крис. – Это шанс! » Бородавчатый втащил в темницу компрессор, держа в руках шланг с металлическим наконечником. И шланг, и кабель тянулись за прибором, исчезая в коридоре. – Побудка! – Марвин стоял в дверях темницы, расставив ноги. Затарахтел мотор. Струя воды ударила Крису в грудь. Ледяной кулак вышиб у него из легких весь воздух. Он стал ловить воздух ртом и с ревом вскочил на ноги. Внезапно давление ушло, и теперь в водяном каскаде скрылось тело Понти. Его крики смешались с хохотом в дверях. И вновь холодная вода забарабанила по телу Криса. На сей раз ледяная струя ударила по его правой ноге, и Криса опрокинуло. Он со стоном вновь поднялся на ноги, тогда как Понти рухнул на пол. Трясясь всем телом, Крис стоял посреди камеры. Ледяное кольцо все еще стискивало его грудь, и вода стекала по ногам, собираясь в лужи. – Достаточно! – Громкий окрик Марвина разорвал пелену помутнения в голове Криса. – Выйдите вперед! Крис дрожал, в его ботинках хлюпала вода. – Дальше! Ну же! Еще дальше! Стоп! – Марвин следил за их движениями. – Вот теперь вы настоящие мокрые курицы. Теперь – о правилах! Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Если нет, то… Струя воды снова ударила в грудь Криса. По силе удара это было сравнимо с молотом, и он опять не устоял на ногах. Оглушенный, он с трудом поднялся на ноги. – Что это за кости, Зарентин? И где недостающая табличка? Что этому Марвину от него нужно? Ни Форстер, ни Рамона Зельнер ему об этом не говорили. А кости – о них он бы и сам хотел узнать побольше. – Мне ничего не известно ни о костях, ни о недостающей табличке. Генри Марвин поднял руку. Бородавчатый коротким движением сменил насадку. Струя воды на сей раз ударила Крису в левую ключицу. Сила сжатой струи на маленькой дистанции была чудовищной. В полуобмороке от режущей боли Крис снова рухнул на пол. – Прекратите, наконец! – взревел он. Острое жало ненависти снова вернуло ему сознание. – Я ничего не знаю. Ничего! – Превозмогая боль, он вскочил и двинулся на Марвина. Бородавчатый поднял руку чуть повыше. Крис инстинктивно пригнулся и нырнул головой вниз. Струя резанула кожу его головы, словно касательный выстрел. Крис упал, когда струя опустилась ниже. Удар в затылок – это было последнее, что он почувствовал. Он очнулся, лежа на полу. Несколько секунд не понимал, где он, потом услышал голос Понти: – Он ничего не знает. Может, я смогу сказать вам то, что вас интересует. Но это вам кое во что обойдется. Я готов слегка поторговаться. А вы? – Поторговаться я всегда готов, – издатель язвительно засмеялся. – Особенно тогда, когда у меня на руках лучшие карты. Что ты можешь нам предложить? – Форстер был очень скрытный человек. Но кое‑ что мне все‑ таки известно. – Говори. – Мы же хотели поторговаться. Для этого необходима соответствующая обстановка, – Понти нагло ухмыльнулся. Марвин презрительно фыркнул. Крис все еще лежал на полу, когда Понти, ухмыляясь, захромал из клетки прочь, говоря при этом: – Табличек действительно тринадцать.
* * *
Все расплывалось и лишалось контуров. Крис вдыхал запах сырости, и у решетки в свете коридорного освещения поблескивали лужицы. Он лежал у стены, раздевшись до трусов. Его одежда, которую он снял с себя и выжал, была расстелена на сухих местах. Тело его тряслось от холода, и вначале он подумал, что голоса ему мерещатся. Но потом Крис заметил у двери в клетку очертания трех фигур. – А ну‑ ка в темницу! Они толкнули Понти в спину, и итальянец, спотыкаясь, ввалился внутрь и рухнул, угодив лицом прямо в лужу. – Суки! – крикнул Понти. Бородавчатый вошел в клетку и подождал, когда Понти поднимется на колени. Потом с размаху пнул его в бок. Понти снова рухнул и остался лежать. Бородавчатый вышел из клетки. Понти со стоном отполз к стене. Некоторое время они молчали. – Ну что, совершил свою сделку? Понти не ответил, выковыривая из стены кусочек цемента. – Если сухая одежда – это все, что тебе удалось выторговать, то это как‑ то маловато. Хоть я и завидую твоим шмоткам. На Понти был тренировочный костюм, который при падении тоже намок вверху, у шеи. – Он скотина. Фанатичная мразь! На сей раз помалкивал Крис. – Но мы поторговались, – Понти торжествующе захихикал. – Тогда почему же ты снова здесь? – Он мне не верит. Хочет перепроверить кое‑ что из того, что я ему рассказал. Верно ли это. Я бы и сам так сделал. Да и ты тоже! – Что ты ему рассказал? – От холода мускулы Криса бесконтрольно дрожали, зуб на зуб не попадал. – Все! У меня нет ни малейшей охоты подвергаться пыткам. Для этого мне слишком мало платили. – И что? Откуда он сможет узнать то, что знаешь ты? – Поживем – увидим. Они снова помолчали несколько минут. – Ты рассказал ему не все… Ты тут крикнул, уходя, что существует тринадцатая табличка. Понти молчал, потом вдруг зашептал хриплым голосом: – Я хотел продать таблички. И кости. Просто все. Я хотел сделать деньги и отойти от дел, оставить в дураках эту суку Форстера за все те унижения и оскорбления, которые я претерпел от него за все эти годы. Он был изрядная свинья… или ты думал, что он самаритянин? Точно так же, как он использовал тебя, он эксплуатировал и меня все эти годы для своих делишек. Таков он был! Крис припомнил тот полный ненависти взгляд, который он заметил в глазах Понти еще в Тоскане. – Но ты тогда мне помешал, встал поперек дороги. – Я? – Да, ты, – Понти фыркнул. – Помнишь то нападение? – Да. – Крис втайне подозревал Понти, но отмел свои подозрения, когда Форстер после бойни на автобане говорил о Понти как об абсолютно верном человеке. – То был я. Никаких посторонних воров не было. Я хотел открыть сейф и в ту же ночь смотаться. Покупатель уже ждал меня. Но скотина Форстер всего за несколько часов до этого сменил код. А ведь мне стоило нескольких недель разузнать предыдущий. А он взял и сменил его! Крис снова ощутил гарроту у себя на шее. – Не хочешь ли ты сказать, что это ты пытался удушить меня? – А что мне было делать. Я должен был как‑ то тебя устранить. Он же мне ничего про тебя не сказал. А мне надо было довести дело до конца. Твоя смерть была предопределена в тот момент, когда ты вошел в пультовую. – Я же тебя… – …порезал? К счастью, всего лишь колотая рана – повязка, новые брюки… всего‑ то и проблем. Это было странно. Признание Понти совсем не задело Криса. Теперь, когда Понти во всем сознался, Крису казалось, что он и так знал это всегда. – И куда же подевался твой охранник? Или его вовсе не было? Понти презрительно фыркнул: – Он мертв. Я прикончил его снаружи и спрятал в деревянной кадке с торца здания. Но едва я вошел в пультовую, как туда приперся ты. – Понти с досадой ударил кулаком в ладонь. – В Женеве я хотел еще раз попытаться. Но Форстер снова вышиб меня из седла. Всю ночь напролет на вилле он глаз не спускал со своих драгоценностей. Он просто перечеркнул мой план провернуть дело по дороге в Лувр тем, что тайно организовал поездку в Берлин. – Ты ничего про это не знал? – Ничего. Ни про двойника, ни про тебя, ни про Берлин. Только по дороге в отель он выпустил кошку из мешка. Он обвел меня вокруг пальца. Я уже ничего не мог изменить. Он всех обвел вокруг пальца. Крис вдруг заново увидел ту сцену в гараже отеля: да, Понти явно был раздосадован и растерян, когда наблюдал их отъезд. – Почему ты не попытался сделать это в гараже? – Может, ты и не заметил, но Форстер все время держал оружие дулом в мою сторону. Заряженное! А Форстер был отличный стрелок! – Но зачем? Понти, зачем? – Деньги – зачем же еще! Большие деньги. – Понти сделал паузу, прежде чем продолжить: – Ты ведь тоже купился на подачки Форстера. – Я? Да. Я продался Форстеру за перевозку. Это же мой бизнес. – Весь мир продается. Все имеет свою цену. – Значит, к нападению и к этим ребятам ты не имеешь никакого отношения, – пробормотал Крис. – Я хотел провернуть свое собственное дельце… Если бы сработал мой план тогда, в Тоскане, то не было бы никакого транспорта, и эти подонки не гноили бы меня здесь. Они помолчали. – Что тебе известно о тринадцатой табличке? И кому ты хотел все это продать? Понти усмехнулся: – Форстер проговорился в минуту слабости. Выпил лишнего. Одной таблички не хватает с конца двадцатых годов. Той самой, тринадцатой. Его дед уже пытался однажды продать таблички. Две из них тогда – для доказательства – он взял с собой. Первую и последнюю. Но допустил одну ошибку и лишился как раз последней таблички. Она как раз и объясняет значение костей. Так сказал Форстер. И эта табличка лежит в Ватикане. – В Ватикане? – Крис вспомнил об объяснениях Рамоны Зельнер. Это могло быть правдой. – Почему ты так уверен? – Потому что Форстер тем самым навел меня на мысль. Я предложил таблички и кости через посредника на продажу Ватикану. Поначалу они, вроде бы, не заинтересовались, а потом вдруг так заторопились, что все им казалось слишком медленным. – Понти яростно фыркнул: – Но теперь всему конец. Кранты. – В чем состоит тайна, Понти? – Спроси у папы, – не сразу ответил Понти. – У папы? – Да, Зарентин. Сейчас, при моем разговоре с ними, присутствовал один священник из Рима… – Священник из Рима? – Он снова и снова упорно расспрашивал про кости. Папа, Зарентин. Он и есть покупатель.
* * *
Внезапно перед клеткой появились Барри, бородавчатый и рыжий. – Поди сюда, – в руках у Барри было оружие, и дулом он указывал на Понти. Потом перевел его на Криса: – А ты остаешься на месте! Крис, в одних трусах, откинулся спиной на стену. Он пытался совладать с мышечной дрожью. Его одежда все еще лежала на полу, мокрая. – Чао, Зарентин. Мне очень жаль, что приходится бросать тебя здесь. Но такова жизнь. Моя сделка сработала. Понти ухмыльнулся и направился к Барри, который кивком указал ему на дверь клетки. Итальянец прошел мимо Барри. Крис наблюдал за происходящим. Барри все еще держал пистолет нацеленным на него. Крис напряг мускулы. Он слегка поднял правую ногу и уперся ступней в стену. Тут было пять или шесть шагов. Два больших прыжка, потом сигануть на детину и схватить за руку, в которой тот держит оружие… Понти уже дошел до двери клетки и на какой‑ то момент загородил вход двум остальным. «Ну повернись же! » – мысленно заклинал Крис, подстерегая движение Барри. – Эй! Что такое? Ошеломленное восклицание Понти разрушило концентрацию Криса. Понти снова выругался, раздался металлический щелчок. – Теперь ты! – Барри широко осклабился. – Быстро! Марш! – Что это значит? – крикнул Понти. Его втолкнули обратно в клетку. Барри приказал Крису идти к двери, а сам не сводил с него дула пистолета и все время сохранял необходимую дистанцию. Грубая рука схватила Криса за волосы и нагнула его голову назад. Другая – поддела снизу подбородок. Ему заломили руки за спину, и он почувствовал холодное железо наручников. После этого голову отпустили. – Проклятье, что все это значит? – продолжал ругаться Понти и замолк лишь тогда, когда послышались еще два голоса. По коридору шли Генри Марвин и Эрик‑ Мишель Лавалье. Они вошли в клетку. – Я не понимаю… – Лавалье растерянно уставился на Марвина. – Сейчас, Лавалье, сейчас. Барри выволок Криса и Понти на середину клетки и принудил их опуститься на колени у сточной канавки. – Голову на грудь! – Марвин подошел к арестантам и по очереди нагнул им головы так, чтобы подбородок упирался в грудь. – Что за свинство? – кричал Понти. Крис хотел вскочить, но было поздно. Рыжий прижал дуло к его виску. Марвин простер свою правую руку, протягивая Лавалье пистолет «корт», который они отняли у Криса. Лавалье был в полной растерянности. – Я ничего такого не держал в руках. – Я знаю, – Марвин улыбнулся. – Сегодня будет первый раз. Но не последний. Сегодня вы докажете, что хотите принадлежать к числу посвященных среди Преторианцев. Лавалье, вы будете принадлежать к самому узкому кругу посвященных, которые действительно защищают Библию. Всеми средствами, всеми силами, всей своей властью. – Голос Марвина осип, вкрадчивый и полный убежденности. Глаза его сверкали, как бриллианты. Лавалье немо помотал головой. Пустым взглядом он смотрел мимо Марвина – на коленопреклоненных. – Я… все… еще… не понимаю. – Слова его с трудом преодолевали порог слышимости. Однако он очень хорошо понимал, что имеет в виду Марвин. – Лавалье, неужели вы думаете, что наша кампания против врагов веры, против ученых и прочих неверующих может обойтись без жертв? – Марвин засмеялся: – Это было бы неправильно. Мы должны позаботиться о том, чтобы среди врагов были большие жертвы. Мы уничтожим их карьеры, разгласим их тайны. Против тех, кто предает Библию, любые средства хороши. А худшие из них предстанут перед Богом, нашим и их Господом, и дадут отчет. Мы начнем с этих двоих. – Вы… хотите… убить… – Вот именно, – Марвин засмеялся. – Врагов веры. Лавалье молчал. Крис, стоя на коленях, слегка повернул голову. Понти рядом с ним то и дело сплевывал. Его губы дрожали. То ли от гнева, то ли от страха, Крис не смог бы сказать точно. Он и сам чувствовал невыразимое давление в голове. Оно лишало его способности думать. Безропотное смирение накрыло его волю, словно туман. Все кончено. Защититься больше не было ни малейшего шанса. – Вы не можете это сделать! – закричал Лавалье. – Вы не можете их убить! Бог есть любовь, а не убийство. – Предатели веры, предатели Священного Писания умрут. Мир снова узнает, что распространение веры мечом – самый плодотворный метод. Лавалье содрогался всем телом, будто его знобило. – Какое это имеет отношение ко мне? – тихо спросил он, не разжимая зубов. – Ваша очередь представить доказательство, месье Лавалье, – Марвин шептал, приставив губы к его уху. – Докажите же, что вы принадлежите нам. Докажите мне, что вы убеждены. Убейте их во имя Бога! – Я не могу! – Лавалье энергично помотал головой. – Нет! – Вспомните о миссионерах Святой Матери‑ Церкви в средние века. – Я не могу этого сделать! – Лавалье дрожал. – Вы должны! – Марвин закричал на Лавалье, их лица были в сантиметре друг от друга. – Я не могу убить человека! – Он упал на колени, закрыл лицо руками и заплакал. – Неужто вы на это способны? – Он в ужасе глянул вверх. – Я? – Марвин засмеялся: – Лавалье, вы слишком мало знаете меня. Известно ли вам, как я пришел к Богу? Я был во Вьетнаме «туннельной крысой». Я ползал по узким подземным ходам, в которых окопался Вьетконг – и убивал. Либо я его, либо он меня. И тогда, Лавалье, да, тогда я пришел к Богу. Всякий раз, когда я полз по такому туннелю, я обещал Господу чтить его и бороться за него, если только выживу и вновь увижу белый свет. И Бог меня услышал! Я сдержу свое обещание! Марвин подхватил всхлипывающего француза под мышки, поставил его на ноги и сунул в руку оружие. – Покажите мне, как много значат для вас цели Преторианцев. Убейте их обоих! – Я не могу! Марвин вырвал из безвольной ладони Лавалье оружие и встал позади Криса и Понти. – Смотрите сюда! Кого из них отправить на Божье попечение? Вот этого, который доставил нам столько неприятностей? Который убил наших людей, Божьих воинов? – Марвин прижал дуло «корта» к затылку Криса. Крис ощутил холодное железо и содрогнулся. Кружочек дула вжался в напряженные затылочные мышцы прямо под черепной костью. Кровь моментально отхлынула от головы. Перед глазами заплясали черные точки. Внезапно давление исчезло. Марвин подступил к Понти и приставил оружие к его затылку: – Или этого? Изменника, предавшего того, кого он был обязан защищать? И тоже убивал. Он собственного подчиненного убил. Чтобы обогатиться. Чтобы украсть. Он сам в этом сознался. Оба заслуживают смерти. Что написано в Бытии, глава девятая, стих шестой? Лавалье, что там написано? Лавалье медлил, тяжело дыша. – Что там написано? – крикнул Марвин. – Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию. Марвин повернулся к Лавалье: – Так говорит Бог. Смотри же сюда. Лавалье всхлипывал, слезы бежали у него по щекам.
Глава 31
София‑ Антиполис близ Канн Вечер воскресенья
Джесмин не обманывалась на свой счет. Она была пленницей. Ее тюрьма находилась на третьем этаже клиники и состояла из палаты, которую она не имела права покинуть. За дверью сидел охранник, который сердито рыкнул на нее, как только она высунула нос. Мобильник у нее отнял Салливан, а потом и стационарный телефон палаты отключили. Вся группа прилетела в субботу вечером из Дрездена в Ниццу на самолете, принадлежащем фирме. Там их принял нервозный шеф службы безопасности научного центра Тайсэби в Софии‑ Антиполис. По трассе А8 они проехали несколько километров к западу и минут через десять достигли международного технопарка близ Канн. Городок располагался на холмистой местности у Вальбонна. Уэйна Снайдера она с тех пор больше не видела. Дважды к ней приходил Салливан с доктором Дюфуром и Недом Бейкером. Они хотели знать все, что касалось костей и посещения Криса. Профессиональные вопросы задавал Дюфур, который был и лечащим врачом Маттиаса. Его поведение сбивало ее с толку. Он ни словом не обмолвился о том, что они знакомы и что она была здесь пару дней назад. Причину этого она не могла найти, и чем дольше об этом думала, тем тревожнее ей становилось. Джесмин открыла окно и вышла на тесный балкончик. Здания клиники полукругом обступал обширный газон с гравийными дорожками, деревьями и цветочными клумбами. Подкравшаяся ночь безнадежно поглощала приглушенный свет фонарей вдоль дорожек. Не видно было ни души. Джесмин перегнулась через перила балкона. Это было как в юности, когда она в бассейне впервые стояла на пятиметровой вышке. Сверху высота казалась как минимум вдвое больше, чем была на самом деле. Джесмин охватила паника. О прыжке нечего было и думать. Но не могла же она сдаться просто так! Она вернулась в комнату, связала вместе простыню и покрывало, а конец импровизированной веревки привязала к перилам балкона сбоку. Осторожно перелезла через перила и нащупала ногами край балконного цоколя. Обеими руками ухватилась за скрученное жгутом покрывало, зажала его ступнями и скользнула вниз. Она соскальзывала быстрее, чем рассчитывала. Простыня в каком‑ то месте порвалась, сухой треск расползающейся ткани заставил Джесмин посмотреть вниз. Секунду спустя ее ступни уперлись в перила балкона второго этажа. Она оттолкнулась и продолжила спуск. Поскольку ее импровизированная веревка оказалась коротковатой, последние два метра ей пришлось просто падать. Приземлилась она на клумбу с желтыми и белыми цветами, вскочила на ноги и быстро прижалась к стене. Ее задачей было пробраться в главный корпус и оттуда попасть в отделение к Анне. Она прошмыгнула вдоль стены в сторону главного корпуса. Как нарочно на последних метрах перед входом в одном из окон загорелся свет. Подоконник был высоко, метрах в двух от земли, и окно стояло раскрытым. Наружу доносились голоса. Она прижалась к стене дома и старалась двигаться бесшумно, следя за тем, куда ступает. Под самым окном Джесмин замерла. Она узнала голоса. Один – совершенно точно. Внезапно квадрат света, падающий от окна, перекрыла тень.
* * *
У Зои Перселл болела спина. Все это время она сидела на деревянном стуле Дюфура, жестком и неудобном, и теперь встала у подоконника, опершись о него спиной. Она недовольно смотрела на Дюфура, чей костюм, казалось, был ему на размер велик. Он сидел у письменного стола рядом с Недом Бейкером. – У мышей сильные тела молодых животных, а ведь им уже пора быть при смерти. Как это возможно? – Этого мы не знаем, – Дюфур беспомощно пожал плечами. Зоя Перселл холодно взирала на обоих ученых. – Насколько я понимаю вашу профессию, вы имеете дело с точными данными и сведениями. Пока же ваши сведения таковы: мышам была впрыснута порция генов с этой доселе неведомой Y‑ хромосомы, после чего мыши мафусаилова возраста мутировали в сильных, молодых попрыгунчиков. Верно? Нед Бейкер кивнул: – Если верно то, что нам рассказали. Зоя Перселл нетерпеливо отмахнулась: – Но дальше все так, как быть не может. Ибо до сих пор наука исходила из того, что хоть некоторые клетки – печени, например, или кишечника – в течение жизни то и дело обновляются, но мускулы и соединительные ткани – никогда. Верно? Несмотря на это, мыши заменили свои старые, изношенные, съежившиеся и ослабевшие мускулы на мышцы молодых животных. Нед Бейкер снова неуверенно кивнул и только потом подкрепил кивок: – Да. Если послушать Снайдера, то так оно и есть. – Почему вы так осторожны, Бейкер? И вы, Дюфур, почему вы так сдержанны? Вы что, боитесь открытия, к которому вы, быть может, как раз причастны? Где же ваше научное честолюбие, готовность поверить в немыслимое? – Это, кажется, немыслимо настолько, что я не смею ни надеяться, ни верить, – Дюфур в раздумьях покачал головой. – Вы хотите сказать, почему это именно вам выпало стать соучастником открытия источника молодости? Ведь именно это вас занимает! А вовсе не факт сам по себе. Вы боитесь поверить, что можете стать тем человеком, которому дано такое пережить. Верно? Жак Дюфур пожал плечами: – Да, пожалуй, это так. – Но почему? А если бы так считал Коперник, сделал бы он свое открытие? Или Крик и Уотсон, когда описывали модель ДНК? Я‑ то тут действительно никто, я не ученый, но на вашем месте я бы шла напролом, разматывая нить, которую мы держим в руках, и потом с гордостью поведала миру, кто разгадал тайну старения. Зоя Перселл невольно подумала об Эндрю Фолсоме, потратившем сотни миллионов на патенты, чтобы изучить именно эту мечту человечества, и про себя рассмеялась. Потом снова повернулась к Дюфуру: – Объясните мне еще раз, что вы на сегодняшний день узнали об этой хромосоме. – Мы еще далеко не со всеми анализами управились. Только начали идентифицировать гены. Когда это удастся, нам еще придется разобраться, как эти гены взаимодействуют. А после этого будем выяснять, влияют ли эти гены – и если влияют, то как и почему – на другие области ДНК и управляют ли ими. Я думаю, пройдут годы, прежде чем мы поймем эти взаимосвязи. – Но не думаете же вы, что все это время я буду здесь сидеть в ожидании результатов? – съязвила Зоя Перселл. – Неведомая хромосома, ДНК которой превращает дряхлых мышей в резвый молодняк. Вывод из этого, как ни крути, однозначный! Что говорят результаты вскрытия мыши? Дюфур сглотнул, потом тихо приступил к объяснению: – В ядрах клеток и митохондриях обнаружено повышенное количество энзима каталазы. Митохондрии – это электростанции клеток, они преобразуют энергию в аденозинтрифосфат. Но при этом они производят и отходы: свободные радикалы кислорода и агрессивные оксиданты – такие, как перекись водорода. Повышенная доля каталазы означает, что радикальная молекула перекиси водорода обезврежена. Отходы, которые вредят клеткам при обмене веществ, то есть вызывают их старение, побеждены. – Это что‑ то новое? – Факт тот, что опыты с энзимом каталазой у мышей уже производились и были успешными. Время жизни животных может удлиниться таким образом более чем на двадцать процентов. Ново то, что здесь энзим активирован явно через хромосому в якобы естественном процессе. – И о чем вам это говорит? – Первые предположения доходят до того, что Y‑ хромосома имеет гены, которые управляют протеинами в митохондриях. С новым анализом мы узнаем больше. Зоя Перселл сверлила обоих ученых взглядом. «Трусы, – думала она. – Ну и пусть! » Она, по крайней мере, полна решимости воспользоваться этим неповторимым шансом. Но для этого ей все же придется принудить этих малодушных к тому, для чего они явно еще не созрели. Она задумчиво вернулась от окна к письменному столу и снова села на жесткий стул. Сосредоточенно полистала стопку историй болезни, лежащую перед ней. – Мы должны обсудить еще ваши дальнейшие опыты, – она холодно воззрилась на Дюфура. – Нас беспокоит смерть пациента Майка Гилфорта. – Несчастный случай, – сдержанно буркнул Дюфур. – Да‑ да, это я уже поняла. Однако весьма опасный для фирмы. Публикации, конкуренты, зависть. – Она строго глянула на Дюфура: – Можем ли мы исключить повторения этого? Я хочу сказать, есть ли здесь испытуемые, с которыми нечто подобное может случиться? – Почему вы об этом вспомнили? – Вопросы здесь задаю я, – резко ответила Зоя Перселл и вскочила. Она подалась вперед, опершись руками о стол, и продолжала повышенным тоном: – Вы, может быть, не отдаете себе отчета, в какое положение вы и Фолсом поставили фирму. Если об этом просочится наружу хоть одно слово, курс наших акций рухнет ниже плинтуса. Столб пыли от падения поднимется такой, что будет походить на извержение вулкана. Как минимум! Знаете ли вы, что после этого произойдет? Во‑ первых, эту вашу здешнюю лавочку мы разнесем в щепки! Потом мы бросим вас на растерзание толпе. Итак: должны ли мы прекратить дальнейшие опыты? Про себя Дюфур был с ней согласен. Прессу не будет интересовать то, что смерть Гилфорта была несчастным случаем. Одни только заголовки его уничтожат, а концерн загонят в угол. Потом вмешается прокуратура… – В настоящий момент у нас идут четыре серии доклинических испытаний. В трех из них все под контролем. Нет никаких проблем. Четвертая серия, в которой участвовал Майк Гилфорт, остановлена. У меня был подготовлен следующий испытуемый, но тесты я еще не начал.
|
|||
|