Часть четвертая 8 страница

Бейкер пошушукался с Зоей Перселл, и та вдруг растеряла всю свою уверенность. Потом Бейкер перебудил по всему миру каких‑ то ученых и в конце концов уединился с Зоей Перселл в углу полуразрушенной гостиной. После чего красивому плану Салливана – выбить у мерзавца кровь из почек – пришел капут.

Зоя Перселл сразу настояла на том, чтобы проверить информацию Снайдера на месте. Еще ночью они вылетели на фирменном «Гольфстриме‑ G550» из Праги в Дрезден…

– Салливан, когда начнем? – Перселл шла по холлу быстрыми и мелкими шажками. Шеф службы безопасности что‑ то недовольно буркнул.

– Кто это? – шепотом спросила Джесмин у Уэйна.

– Главная финансовая акула Тайсэби. Ты знала, что каждый месяц нам зарплату перечисляет женщина?

– Что ты сделал такого, Уэйн?

– Сейчас… – пробормотал Снайдер. – Дело в пробе из кости Криса, в анализе ДНК.

– Итак, начинаем! – Зоя Перселл окатила Джесмин холодным взглядом: – Это ассистентка?

– Да, – сказал Салливан. – Я бы ее расспросил кое о чем.

– Не сейчас. Кто‑ то же должен ассистировать мерзавцу. Итак, начнем.

– Ты мне понадобишься! – шепнул Снайдер Джесмин.

– Для чего?

– Не бойся. Всего лишь анализировать пробы.

Никто и не думал отвечать на ту гору вопросов, которые занимали Джесмин. Она вошла в лабораторию вслед за остальными и услышала изумленные возгласы. Уэйн позвал ее, и она протиснулась вперед.

Увидев, что стало с пробами, она застыла как вкопанная. Ничего подобного ей еще не приходилось видеть.

– Не может быть! – вырвалось у нее.

Снайдер дрожал от возбуждения. Взрыв роста клеточных культур был еще поразительнее, чем ночью в четверг.

Из некоторых чашек Петри взошедшие культуры вывалились на дно инкубаторного ящика и теперь ползли по смотровому окошку вверх. Казалось, культуры продолжали делиться и вне чашек без всякого питательного раствора, просто так.

– Вообще‑ то это невозможно, – пролепетал Нед Бейкер. – Сколько, вы считаете, делений тут прошло?

– Сотни! Тысячи! – бормотал Снайдер, сам не в силах отвести завороженный взгляд от чашек Петри.

– Кто‑ нибудь может дать мне пояснения? – потребовала Зоя Перселл.

– Способность клеток к делению ограничена, – Снайдер растерянно засмеялся. – У всех живых существ. Даже при идеальных условиях это правило действует. Число делений кажется предопределенным. Каждая клетка носит в себе часы клеточного деления, которые ограничивают их число. И эти часы невозможно перехитрить. Эмбриональные фибробласты человека, например, то есть клетки соединительной ткани, делятся в культуре от сорока до шестидесяти раз. Потом конец. Бесповоротный. Норма клеточных делений мыши достигает максимум двадцати восьми.

– Это и есть ваша сенсация? – нетерпеливо спросила Зоя Перселл.

– Это сенсация… – тихо начал Снайдер.

– …Но не та, которую вы хотели нам показать, не так ли? – настойчиво переспросил Нед Бейкер.

Джесмин все еще непонимающе смотрела на культуры. Сила деления у клеток убывает с возрастом. Чем старше донор, тем меньше число делений. Клетки очень старого человека способны максимум на двадцать пять делений.

Но эти клетки взяты из кости, которой, по словам Криса, тысячи лет.

«Какова, однако, жизненная сила», – думала Джесмин.

* * *

– Хорошо. Клеточная линия, которая делится неограниченно. Сенсация? Это действительно сенсация? – Зоя Перселл обвела всех присутствующих провоцирующим взглядом. – Если я правильно припоминаю… Нед, вы же всегда говорили, что бывают клетки, которые делятся неограниченно.

– Раковые клетки, – ответил Нед Бейкер. – У раковых клеток ограничение деления прекращается. В культурах раковые клетки делятся неограниченно…

– Ну вот.

– В человеческом организме это происходит лишь до тех пор, пока организм живой. Как только человек умирает, раковые клетки тоже погибают, и их деление окончательно останавливается.

– Может, это раковые клетки? – Зоя Перселл посмотрела на Снайдера. – Вы хотели обвести нас вокруг пальца? Вы что, действительно думали, что мы этого не просечем?

– Это не раковые клетки, – Снайдер энергично помотал головой. Голос у него осип, и в нем послышались гневные нотки.

– Откуда они взяты?

– Из одной старой кости.

– Если я сейчас же не получу более подробных разъяснений, мы будем разговаривать по‑ другому!

– Джесмин, помоги мне, – Снайдер вышел из оцепенения.

– Что будем делать?

– Анализ. Я хочу вам кое‑ что показать. Для начала приостановим деление клеток.

Снайдер выбрал одну клеточную культуру, а Джесмин надела халат и перчатки. Она добавила туда колцихин, яд безвременника осеннего. Тем самым клеточное деление было приостановлено на два‑ три часа, и они могли исследовать хромосомы, все глубже продвигаясь от одного уровня к другому.

– Долго это продлится? – Нетерпение было написано на лице Зои Перселл.

– Это сложный процесс, – сказал Снайдер, стараясь выдерживать нейтральный тон.

Джесмин тем временем поместила культуру в центрифугу.

– Объясните мне, что происходит. Раз уж все равно больше нечем заняться.

– Сложность начинается уже с определения рода клеток и рода ДНК. В испытаниях предпочитают работать с клетками бактерий, поскольку с ними легче обращаться: малые размеры, размножение и короткое время генерации; но также и по причине простоты клеточной организации. Эукариоты, то есть клетки человека, животных и растений с их клеточным ядром, митохондриями, клеточной плазмой и рибосомами, структурированы намного сложнее.

Зоя Перселл посмотрела на Бейкера, и тот подтверждающе кивнул.

– Ядро клетки ДНК человека можно представить в виде нити длиной около двух метров, которая содержит всю релевантную информацию об устройстве человека. Нити ДНК и информация, в свою очередь, распределены по хромосомам. Число их – различное. Каждое живое существо можно идентифицировать по числу его хромосом.

Нед Бейкер посмотрел на свою начальницу. До сих пор она всегда отказывалась вникать во все эти научные детали. Он взял Снайдера за локоть и сам продолжил пояснения:

– Хромосомы состоят из множества спиралей волокон, которые, в свою очередь, содержат протеины. Так называемые гистоны. Вокруг этих гистонов жгутик ДНК обвивается ровно два с половиной раза. Под микроскопом эти гистоны похожи на жемчужинки, нанизанные на нитку. Гистоны и нити ДНК – это нуклеосома, основная единица хромосомы.

– Эта высокоорганизованная структура вообще только и делает возможным размещение длинного жгута ДНК в таком маленьком ядре клетки, – Снайдер восхищенно рассмеялся. – Гены – это не что иное, как информационные единицы на жгутике ДНК, как слова в предложении. Эти информационные единицы существуют в форме пар оснований. Каждый ген имеет свою определенную позицию на жгуте ДНК, индивидуальную структуру и функцию. Это как код.

– Я поняла, дальше! – Зоя Перселл окинула обоих мужчин пренебрежительным взглядом.

– Ген, опять же, состоит из кодированных участков, так называемых экзонов. Отрезки, которые не содержат информации, называют интронами. Интересно вот что: большинство пар оснований у человека содержат и некодированные участки. – Нед Бейкер с сомнением посмотрел на Зою Перселл. Действительно ли она понимает все это?

– Гены на различных отрезках жгута отделены друг от друга пустыми участками и регуляторными последовательностями ДНК, которые указывают генам их задачи. Это что касается темы сложных структур, – угрюмо закончил Снайдер.

– Это я тоже поняла, – сказала Зоя Перселл после некоторого раздумья. – Долго это продлится?

Джесмин после центрифугирования отделила на дне пробирки клеточный осадок от питательного раствора и поместила в раствор хлористого калия, в котором клеточная культура должна была инкубировать минут двадцать.

– После успешного клеточного деления самое продолжительное уже позади, – холодно сказала Джесмин подчеркнуто покровительственным тоном. Эта женщина с каждой секундой становилась ей все неприятнее. Язык жестов выдавал ее высокомерие, нетерпение и барство. – Хромосомы можно анализировать только в стадии клеточного деления.

– Тогда я хочу знать это прямо сейчас, – Зоя Перселл мстительно оглядела Джесмин.

– Она имеет в виду, что митоз у нас уже позади, – вмешался Нед Бейкер, заметив нарастающее напряжение между женщинами. – Вначале клетки растут, потом происходит удвоение ДНК, затем они стабилизируются, и только после этого начинается митоз. При этом клетка делится, и из удвоившейся перед этим информации в клетке получается новая, идентичная вторая клетка.

– Понятно, – буркнула Зоя Перселл, все еще не сводя мрачного взгляда с Джесмин. – И что происходит в митозе?

– В митозе волокно веретена осуществляет клеточное деление. Это волокно состоит из тысяч нитей протеина и с гениальной точностью обеспечивает передачу информации клетки хромосомам вновь созданной дочерней клетки. Только когда это происходит, хромосомы выстраиваются в так называемой экваториальной плоскости и могут различаться по размерам и форме под световым микроскопом. Вот как это сложно, – закончил Снайдер.

Джесмин заново центрифугировала до тех пор, пока клеточный осадок не достиг следующей ступени. Этот клеточный осадок она смешала с фиксирующим раствором из метилового спирта и ледяной уксусной кислоты в соотношении три к одному и снова центрифугировала это, чтобы теперь, наконец, капнуть клеточный осадок пипеткой на предметное стекло.

– Теперь я, – сказал Снайдер.

Он немного подогрел препарат и окрасил его в красильной кювете флюоресцирующим веществом.

– Процесс многоцветной идентификации хромосом базируется на том факте, что определенные белки могут в качестве зондов разрезать ДНК и помечать ее цветом, – Нед Бейкер пояснял своей начальнице действия Снайдера. – При этом индивидуальные различия отдельных хромосом в последовательности ДНК и позволяют себя идентифицировать.

Нед Бейкер смолк, когда Снайдер подвинул предметное стекло под микроскоп.

Вначале Снайдер исследовал препарированные метафазы при стократном увеличении микроскопа и отфильтровывал те, по которым уже при таком увеличении было видно, что они не годятся для дальнейшего анализа из‑ за ошибок препарирования.

Его опыт подсказывал ему, что надо исследовать около десятка клеток, чтобы получить уверенный результат. Но при комплексной постановке вопросов и при исследованиях особых участков отдельных хромосом ему случалось израсходовать в анализе и больше сотни метафаз, чтобы достигнуть цели.

Снайдер работал с эпифлуоресцентным микроскопом и фиксировал результаты подключенной камерой, которая переводила картинки на экран.

– Как их различить? – Зоя Перселл разглядывала сгорбленную спину Снайдера.

– Хромосомы человека по некоторым признакам можно различить под микроскопом в фазе деления. Каждая хромосома в этой фазе обладает индивидуальной структурой. Смотрите, – Бейкер указал на экран. – Во‑ первых, хромосомы отличаются по размеру. Например, Y‑ хромосома на удивление маленькая.

– Я так и знала! – Зоя Перселл злобно захихикала: – Мужчины. Меньшая половая хромосома, меньшие мозги, меньший интеллект…

Нед Бейкер ткнул в другое место на экране:

– Видите, у хромосом к тому же одно короткое и одно длинное плечо. Эти плечи соединяются центромерой, которая пережимает хромосому в определенном месте, словно корсет талию женщины. Центромера – место, к которому при клеточном делении прикрепляется микротрубочка веретена деления хромосомы. Поскольку центромера пережимает хромосомы в разных местах, это еще один признак различия.

Снайдер уже рассматривал выбранные клетки при 1250‑ кратном увеличении. Хромосомы создавали под микроскопом палочковидную структуру и уже были хорошо различимы.

Он поднял увеличение до 3000.

– Хорошо, очень хорошо, – урчал Бейкер, когда ленточные узоры на отдельной хромосоме благодаря окрашиванию становились различимы и на экране.

Хромосомы под микроскопом все еще представляли собой беспорядочное нагромождение. Бейкер не держал в памяти ленточные узоры отдельных хромосом, но уже по малому размеру узнал хромосомную пару 22 с ее утолщенным придатком на коротком плече и хромосомы 1 и 2 – по их размерам.

– Первый барьер взят. Человек, однозначно человек! – сказал Снайдер, с нетерпением выжидая. – Не сто тринадцать хромосом. Не ящер какой‑ нибудь с гигантскими костями.

– Ну, давайте же поскорее! Иначе мы пустим здесь корни!

Бейкер догадался раньше, чем увидел. Что‑ то было не так с клеточным ядром, зафиксированным на предметном стекле и лопнувшим. Он обыскивал картинку.

Обнаружив отклонение, он откинулся на стуле.

– Это в точности так же, как в тот вечер? – спросил он.

– В точности, – пробормотал Снайдер.

– Не проанализировать ли нам на компьютере кариотип набора хромосом? Для полной уверенности?

Снайдер, не говоря ни слова, сел за клавиатуру и задал ряд команд. На одном из мониторов появился результат анализа:

– А вот компьютерный анализ ночи четверга. Они идентичны.

– Аберрация хромосом, – пробормотал Нед Бейкер. – Трисомия.

– Что это значит? – забеспокоилась Зоя Перселл.

– Отклонение хромосом, – задумчиво объяснил он. – Но, во‑ первых, это не так уж и необычно. Численные мутации генома случаются у одного из ста шестидесяти новорожденных. При этом трисомия составляет основную часть.

– Чаще всего трисомии затрагивают хромосомы 21, 18 и 13. Они вызывают болезнь. – Снайдер подождал немного, прежде чем продолжить. – Один из шестисот пятидесяти новорожденных страдает синдромом Дауна, вызванным трисомией по хромосоме 21. Последствия – замедленное моторное развитие и ослабление интеллекта, зачастую врожденный порок сердца и подверженность инфекциям. Особенно часто это случается, когда мать старше сорока пяти лет.

– Еще хуже синдром Эдвардса на почве трисомии по хромосомам 18 и 13, – сказала Джесмин. – Половина пораженных умирает в первые же три месяца, а случается эта трисомия у одного из пяти тысяч.

– Но здесь трисомия другая, – Снайдер выпрямился, тело его напряглось: – Тоже известная, тоже изученная – и все‑ таки необычная.

– Да не томите же! – Зоя Перселл гневно воззрилась на Снайдера и Бейкера.

– Сорок семь хромосом, – сказал Снайдер.

– На одну больше нормы, – довершил Бейкер. – Тоже трисомия.

– Дополнительная хромосома – это гоносомально.

– Черт, Бейкер! – закричала на него Зоя Перселл. – Что это значит?

– Отклонение затрагивает половые хромосомы.

– Синдром дубль‑ Y, – негромко сказала Джесмин, отчетливо видевшая отклонение на мониторе.

– Трисомия XYY, – сказал Снайдер.

На несколько секунд зависла тишина.

– На одну Y‑ хромосому больше… и что? – Зоя Перселл хлопнула ладонью по столу. – Уж коли ваша мужская половая хромосома такая на удивление маленькая, должны же среди вас попадаться типы, у которых их хотя бы две! И что?

– Но эта дополнительная Y‑ хромосома очень длинная и толстая. Она, как видно, битком набита генами…

Глава 28

Фонтенбло под Парижем

Полдень субботы

Крышка багажника распахнулась. Крис зажмурился. Хотя небо было облачное, свет причинял глазам боль после столь долгих часов в темноте.

– Фу, надо бы тебе помыться!

Мужчина над ним злобно осклабился. Крис заметил три бородавки, которые обезображивали его щеки и подбородок, образуя треугольник. Второй тип был светлокожий и ржаво‑ рыжий. Бородавчатый взял Криса за связанные лодыжки, а рыжий подхватил под плечи. Они вынули его из багажника и бросили на землю.

Песок и кустики травы царапнули ему щеку. Он повернул голову и увидел высокие лиственные деревья с могучими стволами и густыми кронами.

Глухая боль в ребре не давала вздохнуть. В предплечьях и тыльных сторонах ладоней все еще торчали осколки дерева и камня. Какие‑ то отпали, какие‑ то вонзились в кожу еще глубже. Некоторые раны уже воспалились и образовали кроваво‑ гнойные волдыри.

Рыжий сорвал с его рта пластырь и посадил его. Крис застонал и снова упал. Потребовалось время, чтобы он привык к сидячему положению.

Они освободили его от веревок на ногах и подняли. Крис тотчас же снова рухнул на землю. Они поднимали его снова и снова, а у него всякий раз подкашивались ноги. Их пронизывала режущая боль, и он, стиснув зубы, стонал.

Потом в ногах забегали мурашки, кровь начала циркулировать, и, наконец, он остался стоять. Рыжий поддерживал его, когда он делал первые шаги. Бородавчатый привязал веревку к его связанным за спиной рукам и стал водить его вокруг, как пса на поводке:

– А ну пошел! Еще быстрее!

Криса шатало от машины к деревьям и назад. Они водили его по кругу минут десять.

– Где мы? – спросил Крис.

– Какая разница…

– Для меня – есть разница, – Крис пришепетывал и не мог отчетливо говорить. Он чувствовал вкус крови на полопавшихся губах.

– Ну, если есть, то… где‑ то во Франции.

Крис оторопел, потом снова огляделся.

Солнце стояло на западе, но до темноты было еще далеко. Метрах в ста поодаль Крис увидел строение, отгороженное кустарниками, – что‑ то вроде небольшого замка.

Четыре черных лимузина были припаркованы у водонапорной башни из желтоватого кирпича, какие строили двести лет назад. Местность пересекали канавы с водой, в которых прела листва. Немного в стороне от водонапорной башни стояла часовня, вся в строительных лесах.

Со стороны замковидного здания к ним двигались трое мужчин. Совиное лицо Брандау было отталкивающим. И с чего это Крис взял, что от священника не надо ждать коварства? Ведь он подбросил «жучок» ему в рюкзак.

Рядом с Брандау шел парень с задубелой кожей, руководивший нападением. Он самодовольно рассказал Крису, как они, завладев ключом от пансиона, заявились в его комнату после полуночи и собрали остальные артефакты.

Третий мужчина был приземистый, здоровый, одетый в светлый, почти белый стихарь, расшитый жемчугом и золотыми нитями. Вышивка изображала наверху с каждой стороны – начальные буквы имени Христа, а внизу – два креста. На груди стихарь удерживала искусно выточенная пряжка.

Крис вначале решил, что это какой‑ нибудь епископ, но потом разглядел под стихарем обычный пуловер и брюки.

– Вот наш фруктик, – сказал Джастин Барри.

– Так‑ так. – Генри Марвин оценивающе оглядел Криса. – Ну, в настоящий момент вид у него довольно потрепанный. Смотрите за ним в оба. Вы верите в Бога и Библию?

– А вы, наверное, тот издатель, который так охотно выступает в роли щедрого мецената знаменитых музеев мира, когда речь идет о древностях из определенных мест Переднего Востока.

– Кто же это вам рассказал?

– В Берлине жила профессорша, которая выдала мне кое‑ что про вас.

Генри Марвин громко рассмеялся:

– Ну, тогда вам есть над чем подумать.

– Я уже несколько часов назад перешагнул тот рубеж, за которым я еще о чем‑ то думал. Я рад, что выбрался из этого гроба.

– О, юмор висельника! Посмотрим, как вам понравится в настоящем гробу. А пока я займусь вашими подарками. Тогда посмотрим, что дальше. Может, ваша новая квартира подойдет вам больше. Ночами там бегают крысы.

Марвин отвернулся и зашагал с Брандау прочь. Барри и рыжий подтолкнули Криса в сторону водонапорной башни. Там они повели его вниз по каменной винтовой лестнице до помещения, от которого расходилось несколько коридоров. По одному из них они довели его до следующей развилки.

Барри открыл тяжелую стальную дверь, запиравшую левый ход, и ступил в узкое, низкое ответвление, выбитое в скалистом подземелье.

Искусственное освещение было ярким, и Крис увидел слева решетки, вмонтированные в скалу и отделяющие склепы от коридора. Клетки были пустые.

Барри дошел до конца коридора и остановился перед последней решеткой.

Рыжий втолкнул Криса в склеп, задняя часть которого лежала в полутьме. Дверь за ним со скрежетом закрылась.

– Привет, – сказал Крис, пристально глядя в угол, где на полу лежало, не шевелясь, чье‑ то тело.

Потребовалось время, пока фигура медленно повернулась.

– Привет, Крис, – сказал Антонио Понти.

* * *

Дрезден

Полдень субботы

– Y‑ хромосома задает пол человека. Это известно. Здесь у нас две таких хромосомы, – Зоя Перселл зло смотрела на Снайдера. – Ну, хорошо. Однако вы говорили, что известны и такие случаи. Что же тогда такого особенного в этом открытии, которое, получается, вовсе никакое не открытие?

– В нормальном случае Y‑ хромосома маленькая, и при XYY‑ трисомии есть две маленьких Y‑ хромосомы. А здесь эта дополнительная Y‑ хромосома, как уже было сказано, большая и толстая, – Уэйн Снайдер встал со стула и потянулся.

– Нед, что вы на это скажете? Он нас попросту дурит? – Зоя Перселл смотрела на своего научного консультанта, а тот как мог избегал ее взгляда.

– Ну, что я могу на это сказать… Нормальная Y‑ хромосома в наше время несет в себе, если мне не изменяет память, семьдесят восемь генов с указаниями по созданию двадцати семи протеинов и тем самым располагает лишь третьей частью своей изначальной величины.

– Она что, сокращается? – Зоя Перселл засмеялась: – Нед, а как обстоит дело с женской половой хромосомой? Она‑ то, надеюсь, растет?

– X‑ хромосома с ее тысячью девяноста пятью генами осталась неизменной со времен ее возникновения сто‑ триста миллионов лет назад.

– Итак, вы хотите мне внушить, что половые хромосомы развиваются по‑ разному? – Зоя Перселл захихикала: – И с каких же пор? В последние сто тысяч лет? И если это так, то ведь это означает, что когда‑ то был один исходный пункт.

– Когда они возникли и с какого времени их развитие пошло по‑ разному, рассуждение во многом умозрительное, – вмешался Снайдер. – Почему эти две хромосомы отошли от других хромосомных пар и взяли на себя образование пола, сегодня вам никто точно не скажет. Но произошло это в ранние времена появления млекопитающих.

– А что было перед тем? – Зоя Перселл обвела взглядом всех присутствующих. – Как пол определялся прежде?

– Кто знает? Может, раньше мужской пол млекопитающих задавался температурой, как это сегодня происходит у каретт или у аллигаторов Миссисипи, – Джесмин тоже поднялась со стула и стояла перед финансовой начальницей, скрестив на груди руки. – Или через социальные сигналы, как у зеленушковых рыб, у которых самая крупная самка гарема в течение одной недели превращается в мужской экземпляр и становится новым хозяином гарема, если самец умирает или если кончается корм.

– По крайней мере, есть бесчисленные примеры в мире животных, когда пол задается иначе, чем через хромосомы, – самодовольно сказал Снайдер, сам удивляясь своему хорошему настроению. – Если уж ты мужчина, то должен быть птицей, рептилией или бабочкой. Там самки носят XY и определяют пол.

– Что вы хотите этим сказать? – Зоя Перселл зло зыркнула на Снайдера.

– Женщины подмяли нас, мужчин, – брюзжал Снайдер. – Мы согласились на тяжкое бремя определения пола и платим за это. Наша Y‑ хромосома, как вы только что слышали, находится в плачевном состоянии. С тех пор, как из‑ за какой‑ то маленькой мутации она однажды взялась задавать пол, она только чахнет.

– Я сейчас запла́ чу!

– Раньше X‑ и Y‑ хромосомы при слиянии зародышевых клеток, то есть при возникновении новой жизни, взаимозаменялись, поскольку располагали многими идентичными отрезками ДНК. Однако новая задача определения пола через Y‑ хромосому привела к тому, что ДНК стали дрейфовать друг от друга, и сходства постепенно исчезали, все меньше отрезков ДНК совпадало. Это, в свою очередь, имеет следствием то, что не совместимые более отрезки Y‑ хромосомы при возникновении новой жизни уже не могут участвовать в рекомбинации с X‑ хромосомами. Так в ходе эволюции на Y‑ хромосоме умолкал один ген за другим. Сегодня совпадает и рекомбинируется при возникновении новой жизни всего пять процентов ДНК половых хромосом. А обе X‑ хромосомы женщины, напротив, полностью взаимозаменяемы. Y‑ хромосома из этого во многом исключена. Мужчина – вымирающий экземпляр, – Снайдер закончил свое пояснение горьким смехом.

– Зато Y‑ хромосома умеет себя ремонтировать, – отчаянно воскликнул Нед Бейкер.

– Отдельные отрезки Y‑ хромосомы действительно способны к этому. Но это, к сожалению, касается лишь уже имеющейся информации: она воссоздается. Новой информации в распоряжение хромосомы не поступает. И в этом кроется проблема при изменяющихся условиях окружающей среды.

– Хорошо. Мы, женщины, имеем две одинаковые половые хромосомы, которые умеют постоять друг за друга, а мужчины – одну, которая хиреет. Природа знает, что делает. – Зоя Перселл язвительно рассмеялась.

– Однако из двух женских X‑ хромосом активна только одна, – вмешалась Джесмин. – Вторая с самого начала отключается. Отключается необратимо!

– Тоже хорошо. – Зоя Перселл нервно уставилась на своего советника: – Нед, что дальше?

– Здесь мы далеко не уйдем, – Бейкер задумчиво оглядел всех присутствующих. – Чтобы исследовать хромосому точнее, надо приложить больше ресурсов. Здесь всего лишь маленькая лаборатория. В Бостоне у нас было бы больше возможностей…

Зоя Перселл кивнула. Бейкер подтвердил то, о чем она и сама думала все это время. Она помнила слова председателя в Вилкабамбе. Может, она как раз и нашла тот бриллиант, который поможет ей устранить Фолсома. Она должна знать больше, но так, чтобы Фолсом об этом не пронюхал. Тогда Бостон – неподходящее место. В главном офисе все тотчас все узнают. Втайне она была довольна, что предусмотрительно подготовила другое место.

– Нет. Мы полетим в Софию‑ Антиполис. Отправимся сейчас же. Салливан уже все организовал.

Джесмин повернулась и зашагала к двери.

– Куда это вы? – крикнула ей вдогонку Зоя Перселл.

– Домой – куда же еще?

Зоя Перселл презрительно рассмеялась:

– Вы что, не поняли, что здесь происходит, а?

– Нет, откуда мне знать, чего вы от меня хотите.

– Тогда я вам скажу. – Зоя Перселл ехидно поведала о предательстве Снайдера. – …И мы подозреваем, что вы действовали в сговоре.

Джесмин устремила взгляд на Снайдера:

– Уэйн, скажи, что это не так.

– Увы, это так. – Он с сожалением посмотрел на Джесмин, которая непонимающе трясла головой. Снайдер повернулся к Зое Перселл: – Она не имеет к этому никакого отношения.

– Кто в это поверит. – Зоя Перселл отвернулась с холодной улыбкой. – Салливан, мы всех берем с собой.

– Могу я хотя бы покормить животных? – вдруг спросила Джесмин.

– Каких животных? – Зоя Перселл вопросительно глянула на Снайдера.

– Наших подопытных животных…

– Что за чушь. Что, больше некому это сделать?

– Некому, – решительно сказала Джесмин. – Я уже вызвалась в эти выходные кормить животных. До понедельника здесь никто не появится.

– Да, у нас так – ради экономии средств, – сказал Снайдер. – В выходные люди ухаживают за животными по очереди, кормят их и наблюдают за текущими экспериментами.

– Тогда пусть животные сдохнут от голода, – проворчала Зоя Перселл.

– Ничего не выйдет, – Джесмин отрицательно покачала головой. – Тут есть животные, за которыми надо наблюдать ежедневно. Они проходят активные тестовые испытания, и их реакции должны записываться. Если угодно, эти животные – гарант грядущего оборота Тайсэби.

Нед Бейкер подтверждающе кивнул финансовой начальнице.

– Хорошо, сделайте это. Только быстро.

Спэрроу сопровождал Джесмин в отсек с подопытными животными, преимущественно мышами. Они вошли в первое помещение с клетками, и Джесмин придерживалась при кормлении заданного плана, который висел на стене у двери.

В четвертой клетке вынюхивали воздух шесть полевок, когда она открывала дверцу и насыпала им зерна и сена.

Три из них были молодые и сильные, а остальные три – старые и уже близкие к смерти. Полевки живут до трех лет, и Джесмин знала, что три старых уже почти достигли этого библейского мышиного возраста.

Три старых сидели в задней части клетки. У них уже не было достаточно сил, чтобы пробиться к корму, растолкав молодых, и им приходилось довольствоваться тем, что останется. Если молодые вообще что‑ нибудь оставят.

Если память ей не изменяла, в клетке номер четыре находились мыши, с которыми экспериментировал Уэйн Снайдер, добиваясь прорыва в новом поколении противоожоговых и заживляющих мазей.

Мыши набросились на корм. Молодые вновь и вновь оттесняли старых. Надо будет предложить Уэйну, чтобы он их рассадил.

Она наполнила поилку водой и вернулась со Спэрроу в лабораторный отсек.

– Теперь, пожалуй, можно отправляться, – Зоя Перселл огляделась.

– Еще один момент, – Джесмин повернулась к Снайдеру: – Уэйн, зачем ты подсадил к старым мышам молодых? У старых уже нет сил бороться с молодыми.

– Ну что там еще? – простонала Зоя Перселл.

Джесмин повернулась к ней:

– Вас это не касается. Не вмешивайтесь!

– Какие еще молодые? – спросил Уэйн Снайдер.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒