Миюки Миябэ 18 страница

Дзюнко ответила просто, не раздумывая:

– Меня не обременяет багаж, я живу сама по себе. Могу отправиться куда угодно. В отличие от тебя, у меня нет богатой, солидной семьи.

– Я тоже живу один.

– Но отец оплачивает твои счета, разве нет? Ты богатый наследник. Твое имя включает значение «один», значит, ты старший сын.

Впервые от него повеяло холодом. «Разозлился», – подумала Дзюнко.

– Я не являюсь наследником, – спокойно ответил он. – Ты права, я действительно старший сын, но компанию наследует мой младший брат. Он, видишь ли, не обладает такой силой, как у меня.

Девушка молча слушала.

– Мне, по‑ моему, было лет тринадцать, когда дед обнаружил это во мне. До тех пор я и сам толком не подозревал, что это такое, а потому скрывал. Но дед был вне себя от радости. Он сказал: «Ты станешь боевиком Стражей! » Так определилось мое будущее. Поэтому, когда я бросил школу, никто не возникал, все просто снисходительно улыбались и не приставали, чтобы я устраивался на работу. Я числюсь на содержании у деда только ради соблюдения приличий.

Дзюнко хотела было что‑ то сказать, но он оборвал ее:

– Так что да, я из богатой семьи, и тебе, может, это не по нраву, но не думаю, что было бы правильно с твоей стороны отвергать все, что я рассказал, только по этой причине. Я не думал, что ты окажешься предвзятой, но, может быть, ты такая же, как все прочие девицы?

– Я не такая, как все прочие! – огрызнулась девушка. Коити в упор взглянул на нее. Дзюнко наконец расслабилась и улыбнулась ему в ответ:

– Полагаю, что ты тоже не просто богатый повеса. Молодой человек помедлил немного и тоже ухмыльнулся:

– Надо же, ты впервые улыбнулась.

– Вот как?

– Ладно, поехали.

– Навестить Кадзуки Таду?

Коити взглянул на часы и покачал головой:

– Нет, рано еще. Он приходит домой с работы после шести.

– Куда же мы едем?

Молодой человек засмеялся, встал и потянул ее за руку:

– За покупками.

«Нет, это не широта натуры, а просто безудержное мотовство! »

– Глазам не верю. Ты что, собираешься закупить все, что есть в магазине?

– Нет, конечно. Все вместе это выглядело бы пошло. Почему бы тебе не помолчать минуту‑ другую, пока я не подберу что‑ нибудь приличное?

Вначале Коити заявил, что намерен купить новую рубашку, потому что эта вся промокла и в ней неудобно себя чувствуешь. Однако на самом деле он повел ее в бутик, где торговали исключительно женской одеждой. Фирма оказалась итальянская, и цены там были под стать моделям.

Элегантная владелица бутика вполне комфортно чувствовала себя в одной из таких моделей – в ярком шерстяном костюме. Она вся просияла, завидев Коити, и поспешила к ним навстречу. Коити обнял девушку за плечи с выражением притворного отчаяния на лице:

– Вы можете с ней что‑ нибудь поделать?

Владелица с удовольствием взялась за Дзюнко. Та попыталась протестовать, но опоздала. Не успела она сообразить, в чем дело, как ее уже втолкнули в примерочную и раздели до нижнего белья. Затем на нее принялись примерять одну вещь за другой – костюмы, платья, слаксы и свитеры. Натянув на нее очередной наряд, хозяйка бутика выводила ее в зал, где они с Коити с ног до головы осматривали отражение девушки в огромном зеркале, а потом заталкивала обратно в примерочную для нового переодевания.

– Послушайте, я не в состоянии купить ни один из этих нарядов, это пустая трата времени!

Хозяйка с улыбкой отметала все протесты Дзюнко:

– Все в порядке, за все заплатит господин Кидо.

– Но с какой стати ему платить за меня!

– Он обожает делать друзьям подарки. Так что не беспокойтесь. К тому же в новой одежде вы будете выглядеть гораздо привлекательнее. Просто срам, что вы, с вашей природной красотой, так небрежно одеваетесь!

Нагрузившись целой грудой покупок, Дзюнко и Коити продолжали спорить о том, что ей надеть на выходе из бутика. Наконец они остановились на пуловере прекрасного темно‑ синего оттенка и слаксах в обтяжку, подчеркнувших стройность ее ног. Растоптанные кроссовки куда‑ то подевались, а вместо них на ногах у Дзюнко красовались высокие, до колен, сапожки из мягкой замши. Без передышки владелица бутика принялась за ее порядком отросшие волосы. Она уложила их, красиво завязала лентой и всучила девушке шляпу того же оттенка, что и пуловер:

– Только не надвигайте ее слишком низко на лоб. Вот так, в самый раз! Теперь вы выглядите очаровательно.

– Недурно, – одобрил Коити, потирая подбородок с видом человека, прислушивающегося к мотору любимой машины. – Как насчет легкого макияжа?

– Минуточку… – Хозяйка ринулась в подсобку.

Дзюнко дождалась ее ухода и гневно уставилась на Коити.

– Что ты себе позволяешь? – прошипела она.

– Выглядишь превосходно! – невозмутимо ухмыльнулся он.

– Я тебе не манекенщица!

– Разве тебе не хочется, раз уж мы собираемся навестить Кадзуки Таду, выглядеть более соблазнительно? Не хочешь заставить его хоть на мгновение пожалеть о том, что он тебя упустил?

Девушка чуть не ударила его, но в это время вернулась хозяйка с тюбиком розовой помады.

– То, что надо, к вашему цвету кожи. Идеально! – заявила она, отступая, чтобы полюбоваться делом своих рук.

Коити отвесил шутовской поклон и спросил Дзюнко:

– Ну что, едем?

На автомобильной стоянке у гостиницы, усаживаясь и пристегивая ремень безопасности, девушка проворчала:

– Я тебе еще припомню это.

– Ладно, только я тебя умоляю, не вздумай спалить этот магазин. Хозяйка сама заказывает все вещи за границей, и большую часть ее ассортимента нигде больше в Японии не купить, – расхохотался Коити.

– Ну ты и нахал!

– Почему нахал? – удивился он. – Ты теперь выглядишь гораздо эффектнее.

– Вот так заставлять человека…

– Ну да, но разве не этим я зарабатываю на хлеб насущный, или ты забыла?

Дзюнко осеклась и замолчала. Молодой человек сосредоточился на выезде со стоянки и следил за дорогой в зеркале заднего вида.

«Я сжигаю людей, – размышляла Дзюнко, – а он двигает их, словно оловянных солдатиков».

Девушка ожидала, что Коити водит какую‑ нибудь шикарную иномарку, но у него оказалась практичная машина отечественного производства. И похоже, довольно приличного возраста, судя по ржавым царапинам на корпусе. Колеса были слегка крупнее обычных, и из‑ за этого машина казалась выше других.

– Пари держу, что ты не ожидала увидеть меня за рулем такого драндулета, – поддразнил ее Коити, когда они уже выезжали на дорогу.

– Ну, положим, не драндулет, но как‑ то выпадает из твоего стиля.

– Это правда, но зато прекрасно подходит для езды по горным дорогам, особенно снежной зимой. В свободное от работы время я живу за городом, так что практичный автомобиль меня устраивает.

– Значит, у тебя есть загородный дом?

– Просто дом. Когда я тебе звонил на днях, я как раз находился на озере Кавагути. Там мороз ниже нуля и уже все обледенело – озеро, дороги…

Движение было плотное. Они то ехали, то стояли. Сваленные на заднем сиденье пакеты громко шуршали.

– Где, ты говоришь, живет в Сибуе Кадзуки Тада?

– На Сангубаси, – коротко ответил Коити.

– С женщиной?

– Да, уже давненько.

– То есть с любовницей?

– Ну, по крайней мере, мать или сестра исключаются, поскольку ни одной нет в живых.

– Прекрати!

Коити, должно быть, уловил что‑ то в голосе Дзюнко, потому что торопливо извинился.

Они стояли в пробке и молчали.

– Его младшую сестру звали Юки, – сообщила девушка. – Она была очень красивая.

– Ты видела ее фотографию?

– Да, Тада показывал.

Он показывал ей много фотографий, но одну она запомнила особо: снимок был сделан в детском саду, на каком‑ то концерте. Юки, в театральном костюме, танцевала и пела. Маленькие ручки распростерты, как листья японского клена, а личико приподнято.

– У тебя нет младшей сестры? – спросила Дзюнко.

– Нет.

– Наверное, для старшего брата маленькая сестренка – это нечто особое, иное, чем любовница или жена.

– Может, и так.

Минут десять они ехали в молчании. Наконец машина выбралась из пробки и поехала быстрее.

Напротив пассажирского сиденья болтался прикрепленный к стеклу забавный клоун в красной шапочке и костюме в горошек. На огромном красном носу у него сидела пчела, и клоун рассматривал ее, нелепо скосив глаза.

– Не понимаю, – тихо сказала Дзюнко, не сводя глаз с прыгающего клоуна.

Спутник вопросительно посмотрел на нее.

– Я их спрашивала, перед тем как сжечь: «Как вы могли столь жестоко поступить с Юки? Разве она не такой же человек, как и вы? »

– Ну и что они ответили? – негромко спросил Коити.

– Ничего. – Девушка покачала головой. – Они только умоляли меня пощадить их.

– Никто из них не ответил?

– Никто. – Дзюнко повернулась к нему. – Разве что Масаки Когуре.

– И что он сказал?

– Он спросил меня: «Что ты пристала ко мне? Тебе‑ то что за дело до этого? Я про это и думать забыл». Судя по его лицу, он говорил правду.

– Знаешь, что это мне напоминает? Ты заявляешь на автобусной остановке парню, который возвращается домой после работы: «Извините, но утром, когда вы подходили к автобусу, вы наступили на муравья». – «Да разве? – отвечает он. – А я и не заметил. А кто уполномочил вас выступать в защиту муравья? » Умоляли пощадить их, – пробормотал Коити, вцепившись в руль и глядя на дорогу. – Мне такого слышать не доводилось. Я слышал только вопли. Бессчетное число.

– Вопли?

– Ну да. Вопли типа: «Что со мной происходит? » Как‑ то, года два назад, я загонял одного типа в дробилку, она вовсю работала, ножи так и крутились. Это был насильник. Он действовал очень ловко и много лет оставался безнаказанным. Так что я с чистой совестью делал свое дело.

Дзюнко молчала, искоса поглядывая на него сбоку.

– Я полностью подчинил его своей воле, и он без оглядки все ближе и ближе продвигался прямо к дробилке, словно подходил к ванне. Я подвинул его мимо заградительного барьера. Прямо под ним вращалось лезвие, и я еще чуть‑ чуть подвинул его. Он сделал еще один шаг и уже занес ногу над краем. Тогда я подвинул его в последний раз, и он накренился примерно на сорок пять градусов. И тут я отпустил его, просто перестал им управлять. Тогда я впервые так поступил. – Коити откашлялся. – Парень пришел в себя, но уже не смог удержать равновесия. Падая туда, он вопил как резаный. Секунд десять вопил, пока его не порезало на кусочки.

– Что он кричал?

– Что‑ то не очень вразумительное, – похоже, очень удивился: «В чем дело? Что со мной происходит?! » С тех пор, когда я довожу их до точки, откуда нет возврата, я перестаю ими управлять, чтобы послушать, что они говорят, осознав, что смерть неизбежна. Я, как и ты, хочу понять.

– Ну и что ты услышал от них?

Уголки губ Коити изогнулись в легкой улыбке.

– Все они в этот момент задают единственный вопрос: «Почему это происходит со мной? » Абсолютно забывают, что они сами натворили.

– Значит, никакого сожаления, чувства вины? Недовольства собой?

– Ничего подобного, – решительно ответил он. – Я пришел к выводу, что они являют собой специфическую человеческую особь – жуткую разновидность, напрочь лишенную совести. Конечно, среди них тоже попадаются всякие. Взять, например, нас с тобой, хотя мы составляем им прямую противоположность.

– Спорим, тебе кажется странной такая игрушка в моей машине. – Коити бросил взгляд на качающегося клоуна. – Я обнаружил его в лавке художественных промыслов в Татесине. Выпал снег, мы отправились туда покататься на лыжах, и на обратном пути я его и купил. Друзья издевались надо мной: подумать только, покупать такую нелепую вещь в таком месте! Но для меня он имеет особое значение. Я был там по делу и купил эту безделушку после выполнения миссии.

– Кто служил объектом?

– Была там одна женщина, заядлая аферистка. Ей бы в ее годы одуматься, но она совершила преступлений больше, чем нажила морщин на лице, – а этого добра у нее было навалом. Когда я объяснил ей, зачем приехал, она попыталась переманить меня на свою сторону. Изначально речь не шла о казни – надо было сломить ее волю. Поэтому и послали меня…

– Что произошло?

– Кто его знает? Она до сих пор считается пропавшей без вести.

Дзюнко мягко придержала пляшущего клоуна с пчелой на носу.

– Если пчела норовит ужалить тебя, надо прогнать ее или прихлопнуть, правда? Самая естественная реакция, – сказал Коити. – Если не сделать этого, она тебя рано или поздно ужалит. Тот, кто ее пожалеет и оставит у себя на носу, просто глуп, как этот клоун.

Дзюнко отпустила клоуна. Он задергался из стороны в сторону на резинке и выглядел точь‑ в‑ точь как человек, изо всех сил отгоняющий пчелу.

Прав Коити. Если тебя собирается ужалить какая‑ нибудь ядовитая тварь, ее надо прихлопнуть, все равно, насекомое это или человеческая особь.

– Минут через десять доедем.

Коити сообщил это таким бодрым тоном, что Дзюнко не решилась высказать свои мысли: «Я понимаю, о чем ты говоришь. Я с тобой согласна. Но я перестаю доверять самой себе. Может, потому, что я за такой короткий срок уничтожила столько народу. Может, потому, что запах крови впитался в мои поры. Действительно ли мы с тобой представляем полную противоположность этой жуткой разновидности человеческих особей? Может, мы не слишком далеко ушли от них? »

Кадзуки Тада жил в квартале недавно возведенных таунхаусов. Снаружи они напоминали кукольные домики, спроектированные, чтобы привлекать молодых женщин и новобрачных. Коити медленно ехал вдоль улицы, давая Дзюнко возможность из окна машины рассмотреть именные таблички на дверях. Она отстегнула ремень безопасности и наклонилась, чтобы лучше видеть.

Имя Кадзуки Тада обнаружилось на третьей двери второго ряда домов. Там же стояло еще одно имя, женское: Мики Танигава.

– Она явно поселилась здесь раньше. Он уже потом перебрался к ней, а не наоборот.

– Откуда ты все это знаешь? Стражи уже давно следят за ним?

– В общем да.

– Почему?

– Разве не очевидно? Существовала высокая вероятность того, что ты обратишься к нему. После неудачи с ликвидацией Масаки Когуре вы с Тадой на некоторое время расстались. Но мы понимали, что один из вас обязательно попытается наладить связь друг с другом. Как я уже говорил, ты ловко умеешь заметать следы. Он оставался для нас единственной ниточкой, которая могла привести к тебе.

– Однажды я заходила к нему, – сказала Дзюнко, не отводя глаз от именной таблички. – Он тогда еще жил на прежнем месте.

Подход к дому Тады содержался в образцовом порядке, из почтового ящика на крашенной в белый цвет двери выглядывала вечерняя газета. Свет не горел ни внутри, ни снаружи, но сквозь ажурную решетку окна рядом с входной дверью виднелись узорчатые кружевные занавески. Когда он жил один, никаких занавесок у него и в помине не было. Дзюнко захотелось узнать, держит ли он по‑ прежнему в доме фотографию сестренки, живя с этой женщиной.

– Зачем ты к нему ходила?

– Я пошла сразу после того, как ликвидировала Масаки Когуре в парке Аракава.

– Иными словами, пришла отчитаться? В том, что осуществила акцию возмездия? – Коити нажал на педаль газа. – Похоже, никого нет дома. Давай объедем вокруг квартала и вернемся.

Часы на приборной панели показывали больше половины восьмого. Коити, словно прочитав мысли Дзюнко, ответил на незаданный вопрос:

– Они оба работают.

– Тада все еще работает в «Того Пейпер»?

– Нет, он оттуда уволился вскоре после твоей акции в Аракава‑ парке. Теперь он работает счетоводом в небольшой рекламной фирме в Синдзюку.

– Интересно, почему он уволился?

– Кто его знает? Может, Таду потрясло убийство Масаки Когуре и его подельников.

– Но почему из‑ за этого бросать работу?

– Не кричи на меня. Может, он утратил душевное равновесие. Может, это смерть матери так на него подействовала.

Они медленно объехали вокруг квартала и, уже возвращаясь, заметили две фигуры, неторопливо идущие в их сторону.

– Ну, вот и они, – пробормотал Коити.

Дзюнко уставилась на них. Уже можно было различить их одежду и выражение лиц. Они приближались, и Коити заглушил мотор и погасил фары.

Идущие не обратили внимания на незнакомую машину напротив их дома. Они углубились в серьезную беседу и шли привычной дорогой, не обращая внимания на окружающее.

Внешне Кадзуки Тада ничуть не изменился. Та же прическа, узнаваемая походка. Даже белое пальто поверх костюма то же самое, припомнила Дзюнко. В одной руке он нес портфель, а в другой – битком набитую сумку с логотипом супермаркета. Из сумки торчала какая‑ то зелень. Семейный человек.

Он улыбнулся, и улыбка была тоже знакомая. «Хотя со мной он не часто улыбался», – рассеянно подумала Дзюнко.

Быстро холодало. На женщине было длинное шерстяное пальто и удобные туфли. Она была тепло одета, по погоде, и Дзюнко сначала ничего не заметила. Однако при свете уличного фонаря, когда женщина повернулась боком, смеясь в ответ на какую‑ то реплику Тады, Дзюнко увидела, что она беременна.

Дзюнко охватил озноб. Душа, как пруд, покрылась первым тонким ледком, сквозь который видно, как плавают рыбы.

– Похоже, она в положении, – прошептала девушка. – Ты ведь знал об этом?

– Да, – сказал Коити. – Только не решался тебе об этом сказать.

Дзюнко не могла подобрать слова, и они крутились вихрем в ее сознании, мешая друг другу. Она неподвижно сидела, ожидая, когда все это коловращение внутри ее утихомирится и приведет к естественному решению.

– Идиотизм, – наконец произнесла она еле слышно.

Коити ничего не сказал на это и, слава богу, не задал еще более идиотского вопроса, вроде кого она имеет в виду.

Кадзуки Тада со своей подругой подошли уже к самой двери дома. Приглядевшись внимательнее, Дзюнко заметила, что он несет даже ее сумочку. Женщина вытащила оттуда ключи и, открывая дверь, заодно вынула газету из почтового ящика. Они вошли внутрь, и в окне загорелся свет.

– Как по‑ твоему, когда должен родиться ребенок? – вполголоса спросил Коити.

– Трудно сказать… Но похоже, уже скоро.

– Значит, к весне. Он человек обстоятельный, так что они, видимо, поженятся перед этим.

– Потрясающе! – сказала Дзюнко. Слова теперь слетали с языка легко, без всякой заминки. – Я рада за них. Они явно счастливы.

Коити еще не завел машину, и в салоне было темно. В скудном свете, падавшем из окна, девушка с трудом могла разглядеть даже профиль своего спутника.

– Тада обязан своим счастьем тебе, – сказал Коити, глядя перед собой. – Он просил тебя не трогать Масаки Когуре. Он даже помешал тебе в первый раз. Но вряд ли он вот так смеялся бы, если бы ты не стерла с лица земли Масаки Когуре, отомстив за трагическую гибель Юки. В каком‑ то смысле его жизнь тоже едва не прервалась. Это ты вернула его к жизни и открыла путь к счастью.

Коити резко включил зажигание и завел мотор. Дзюнко сидела, не говоря ни слова. Она едва не заплакала, но все же сдержала слезы. Это были бы слезы одиночества, а не печали.

Коити замурлыкал песенку:

Мы пожарные лихие,

Мы ребята холостые.

Жизнь уныла у меня –

Спас красотку из огня,

Сгоряча она твердит:

«Жизнь тебе принадлежит! »

Но дружок ее приходит

И красотку прочь уводит.

Ну а я бреду домой,

В дом холодный и пустой.

Нет ни света, ни огня,

Только кошка ждет меня.

– Господи, что это? – Дзюнко расхохоталась. – А ты знаешь, что тебе медведь на ухо наступил?

– Конечно, ну и что?

Мотор взревел, и машина тронулась с места. Рассеянно глянув на окно дома, девушка увидела, что Кадзуки Тада раздвинул занавески и выглянул на улицу. Вероятно, он выглянул просто так, без всякой цели, просто услышав звук заводимого мотора рядом с домом. Но сквозь двойные рамы, несмотря на расстояние, он встретился взглядом с Дзюнко.

Может, он вспомнил ее, потому что в ее глазах мелькнул проблеск узнавания. Отвернись Дзюнко, он мог бы попросту не узнать ее. Или все‑ таки узнал бы? Как бы то ни было, она заметила, что он округлил глаза от удивления и губы его шевелились, когда машина тронулась с места.

Дзюнко оглянулась на дом, ощущая, как ее тянет к тому окну, оставшемуся позади. Внезапно дверь распахнулась, и Кадзуки Тада босиком выскочил на дорогу. Он что‑ то закричал и побежал вслед за ними. Из‑ за шума мотора она не расслышала слов. В раме заднего стекла он казался героем немого кино, бегущим по ночной улице и яростно размахивающим руками. Единственным зрителем фильма оказалась Дзюнко, и она смотрела кино, вцепившись руками в спинку сиденья.

Впереди показался железнодорожный переезд. Там мигал красный сигнал семафора и звучала предупредительная сирена. Черно‑ желтый шлагбаум начинал опускаться, преграждая им путь.

Коити вжал педаль газа до упора. Дзюнко услышала, как шлагбаум царапнул по крыше, и машину тряхнуло, когда они, буквально перелетев через рельсы, жестко приземлились.

Девушка все еще сидела, развернувшись и глядя назад. Тада остановился на той стороне путей, не имея возможности бежать дальше за машиной. Он что‑ то кричал – может, выкрикивал имя Дзюнко. Затем налетел поезд, и Тада скрылся из виду. В уши девушке ударил грохот пролетающего мимо состава.

Потом они остановились на красный свет перед пешеходным переходом.

– Нельзя было там останавливаться, – все еще глядя прямо перед собой, пояснил Коити.

Дзюнко наконец развернулась лицом к лобовому стеклу. Она вытянула ремень и со стуком защелкнула его.

– Идиотизм, – повторила она.

И Коити снова не спросил ее, что она имеет в виду.

Он подвез ее до самого дома в Таяме и собрался вылезти из машины, чтобы отнести к ней в квартиру пакеты с покупками, горой лежавшие на заднем сиденье.

– Нет, – решительно заявила Дзюнко. – Я ведь говорила уже, с какой стати мне принимать от тебя подарки?

– Ладно, а как насчет этого? – Коити указал на пуловер, надетый на ней.

– Отдам в химчистку, а потом верну его тебе. – Она повернулась к нему спиной и начала подниматься по ступенькам, когда он окликнул ее:

– Погоди. Ты забыла…

Дзюнко обернулась, чтобы сказать, что она ничего не забыла, и в этот момент в нее полетело черное замшевое пальто. Она инстинктивно подхватила его; на пальто все еще болталась этикетка с ценой.

– Завтра позвоню, – сказал Коити и захлопнул дверцу машины.

Дзюнко стояла и смотрела вслед машине, пока та не скрылась за углом. Хотя с какой стати ей было смотреть?

На следующее утро, в одиннадцатом часу, ее разбудил звонок в дверь. Открыв дверь, она увидела рассыльного с грудой пакетов из бутика.

– Доставка для Дзюнко Аоки, – объявил он и помог ей внести пакеты в квартиру.

– Идиотизм! – пробормотала она, но не смогла сдержать улыбки, чем вконец озадачила рассыльного.

Она посмотрела на квитанцию – там был указан обратный адрес и телефон. Коити Кидо жил в Йойоги, должно быть в высотном доме, судя по номеру квартиры – 3002.

Дзюнко свалила пакеты в угол и позвонила по указанному номеру. Прозвучало семь гудков, прежде чем он взял трубку и откликнулся сонным голосом. Она вспомнила, что ночью он должен был выполнить миссию.

– Доброе утро, – сказала она. – Я согласна вступить в вашу организацию.

Переборов все сомнения, Тикако написала отчет. Она включила туда все, вплоть до мельчайших подробностей последнего возгорания и загадочных Стражей, о которых говорила госпожа Курата. Детектив сочла, что здесь важны не столько ее собственные домыслы и впечатления, сколько достоверная передача всего, что говорил каждый из свидетелей происшествия. Отчет занял десять страниц, и Тикако закончила его на третий день пребывания Каори Курата в клинике.

Отчитываться о событиях в хронологическом порядке и подробностях было для нее привычным делом. Больше всего времени заняло изучение объективных научных докладов и документов на тему сверхъестественной способности к зажиганию огня, в которую непоколебимо верил Макихара.

Тикако обратилась в разные университеты к исследователям и даже позвонила сыну, чтобы выяснить, не знает ли он что‑ нибудь об этом. От университетских ученых она удостоилась только пренебрежительного смеха, но сын искренне забеспокоился: «Мама, с тобой все в порядке? Ты уверена, что ты не переутомилась? » Тикако рассердилась, но стерпела, потому что в глубине души тоже считала, что дело серьезное.

Вручая отчет капитану Ито, она нервничала, как в тот день, когда выписала первый штраф за нарушение правил движения на дороге. Он обратился к ней втайне, к тому же в деле участвовала Митико Кинута, так что он, вполне вероятно, захочет потратить время, чтобы обсудить ее отчет, и Тикако внутренне подготовилась к этому.

Но ничего подобного не произошло. Когда она появилась на работе, капитан разговаривал по телефону и просто приветствовал ее кивком. Исидзу постояла в ожидании, держа в руках отчет, пока он не показал раздраженным жестом, чтобы она положила свои бумаги к нему на стол. У Тикако создалось впечатление, что абонент Ито был в ярости и что тот отвечал ему не менее гневно, и этот гнев рикошетом направился на нее. Она с некоторым облегчением решила, что порученное ей задание было делом не срочным, и занялась текущей работой.

Митико Кинута официально отстранили от дела Каори Курата. Тикако официально не получала назначения, но для себя она уже решила, что просто так от этого дела не отмахнется. Симидзу с жаром пересказывал ей новости о разработке версий соперничества и разногласий в расследовании преступлений на фабрике в Таяме, в кафе «Курант» и в «Сакураи ликере», но Тикако преследовали воспоминания об испуганных глазах Каори и полном отчаяния голосе ее матери, когда та призналась, что тоже обладает паранормальными способностями, и детектив никак не могла сосредоточиться на том, что рассказывал ее напарник.

В тот же день Тикако, к своему удивлению, узнала, что имеет некоторые личные связи, относящиеся к делу об убийствах‑ сожжениях. Нацуко Мита, молодая женщина, похищенная и застреленная в «Сакураи ликере», оказывается, обратилась за помощью в частный центр по защите от преследователей «Горячая линия», когда за ней начал гоняться Кейити Асаба. Как выяснилось, в центре работал отставной полицейский, в прошлом друг Тикако, с которым она, правда, утратила связь в последнее время.

Полицейского звали Сиро Идзаки, и был он из ветеранов полицейского отделения, в котором они работали вместе с Тикако. Перед самым переходом Исидзу в Управление ГПТ он изумил всех своим неожиданным рапортом об отставке. Они изо всех сил старались отговорить его, но он настоял на своем.

Жена Идзаки умерла молодой, и он один воспитывал дочь. Будучи очень способным детективом, он не менее успешно вел домашнее хозяйство. Он научил Тикако готовить мясной суп с соевой пастой по‑ идзакски, и она до сих пор помнила рецепт. В качестве причины отставки Сиро сослался на проблемы со здоровьем, и никто не усомнился в этом. За предшествующие полгода он сильно похудел и выглядел изможденным и подавленным, словно это был не он, а кто‑ то другой.

После прощальной вечеринки они с Тикако вместе ехали домой на такси, нагруженные подарками и огромными букетами цветов от друзей, и только тогда Идзаки рассказал ей об истинной причине своего решения об отставке:

– Это такое дело… в общем, прилюдно мне не хотелось об этом говорить, я и не говорил.

– Звучит серьезно. Что случилось?

– Дело в том, Тика‑ тян, – на правах близкого друга он называл ее семейным именем, – что проблемы не у меня. Проблемы у моей дочери.

– У Кайоко?

– Ты знаешь, что она родила ребенка?

– Конечно знаю.

Тикако с тринадцати лет знала дочь Идзаки, которую он берег как зеницу ока. Она была у нее на свадьбе и, когда Кайоко в должный срок произвела на свет пухленького младенца, послала ей букет подсолнухов и открытку с надписью: «Родить дитя медового месяца – вот это я понимаю, послушная дочь! Жду не дождусь, когда увижу старого Идзаки с внуком на коленях». Подсолнухи не часто используются в букетах, но Тикако знала, что молодая женщина их любит.

Кайоко и сама чем‑ то напоминала подсолнечник. В школе она занималась плаванием и даже участвовала в ежегодных всеяпонских соревнованиях. У нее были мускулистые руки и ноги и загар золотисто‑ пшеничного цвета, и от ее обаятельной улыбки светлело все вокруг. Известия о том, что с Кайоко не все в порядке, потрясли Тикако.

– Опасное заболевание?

– Если бы заболевание, с этим мы справились бы, но… – Идзаки с трудом подбирал слова. – С мужем у нее нелады, вот что плохо.

Муж Кайоко занимался исследовательской работой на фармацевтическом производстве, и познакомились они на свадьбе общего друга. В отличие от этой солнечной девочки, он был худой, хрупкого телосложения, имел задумчивый вид, носил очки с толстыми линзами и постоянно моргал, словно чего‑ то опасался. Тикако удивилась такому союзу, но решила, что противоположности сходятся. Ясно было, что Кайоко без памяти влюблена в своего мужа.

Однако в тот вечер в такси Тикако поделилась своими сомнениями с Идзаки:

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒