Миюки Миябэ 13 страница

– Не было ни следа катализатора? – подхватила Тикако. – Похоже на то, с чем мы имеем дело сейчас.

Молодой человек кивнул:

– Никаких следов бензина или керосина на теле. На нем были хлопчатобумажные джинсы, белье и акриловый свитер, но они почти не пострадали, по крайней мере меньше, чем его тело. – Макихара тряхнул головой, словно приходя в себя и обнаруживая, что они стоят на холодном ветру, и стянул воротник вокруг шеи. – Общее мнение сводилось к следующему: никаких следов катализатора, а без этого тело даже такого малыша невозможно настолько опалить, не использовав мощного огнемета. Несчастный подросток уверяет, что это совершила девочка одних лет с погибшим братом и что он слышал, как она сказала: «Мне очень жаль», а потом в слезах убежала с места происшествия. Это ужасно, что на его глазах сгорел брат, и он просто сошел с ума.

– Но ведь они должны были хотя бы попытаться найти девочку. Они пытались? – спросила Тикако. – Во‑ первых, она свидетель. Кроме того, она произнесла очень важную фразу: «Я просила его оставить меня в покое, но он продолжал дразниться». Вы же говорите, что, даже с вашей точки зрения, с точки зрения старшего брата, он был сущим бесенком. Девочка могла учиться вместе с ним и вполне могла натерпеться от него. Вот она – умышленно или ненароком – и сожгла его. – Изо рта Тикако шел пар от дыхания, но она с негодованием развивала свою мысль: – Она прячется под горкой. Цутому бежит и собирается пробраться туда же. Тут он замечает ее. Цутому удивляется и недоумевает: «Что она‑ то здесь делает? » Если он всегда дразнил ее… Словом, он останавливается. Что‑ то ей говорит. И в следующий миг – он в огне. Вероятность того, что девочка могла что‑ то знать, сто процентов!

Тикако ожидала, как на это откликнется Макихара, но по его лицу с закрытыми глазами трудно было судить.

– Они попытались вести расследование, – тихо сказал он. – Искали девочку возраста Цутому. Предъявляли мне множество фотографий девочек из школы Цутому и из других школ. Но ее там не оказалось. Ни на одной фотографии не было девочки, которую я видел на месте происшествия. Может, я в конце концов запутался, потому что фотографий было слишком много, но в любом случае я не опознал ее. Понятно, какие последовали выводы: «Ах, значит, этой таинственной девочки среди них нет? Скорее всего, ее и вовсе не существовало. Вообще, рассказ уж больно чудной. Девочка просит прощения за то, что сожгла его брата? Ну да, конечно. Девочка разгуливает по парку с огнеметом? Чтобы испепелить обидчика на месте? Нет уж, увольте. Это просто бред, да и только». – Макихара произносил все это таким тоном, словно зачитывал программу мероприятия, на которое идти не собирался. – Я предполагал, что они рассуждали примерно так, но поделать с этим ничего не мог. Даже родители поверили, что я просто помешался от горя. Потом все решили, что я лгу. Учителя, полиция, пожарные. Они так и сказали моим родителям. Родители, понятное дело, в шоке: «Как! Наш сын лжет? Выдумывает? Но он такой уравновешенный мальчик. Такой не по возрасту зрелый. С чего бы ему вдруг выдумывать такую дикую историю, да еще настаивать на ней? » Все это свелось к предсказуемому выводу.

– Они заподозрили вас в том, что это вы сожгли брата? – пришла на помощь Тикако, не желая, чтобы он сам произнес мучительные для него слова.

– Да, – немного помедлив, сказал Макихара.

Теперь из его рта тоже вырывалось облачко пара. За все время рассказа его дыхание было почти незаметно, словно температура тела понизилась настолько, что едва ли не выравнялась с холодным воздухом, а теперь возвращалась к норме. Тикако подумала, что, рассказывая о гибели брата, молодой человек словно сам умирал в это время, а теперь медленно возвращался к жизни.

– После гибели Цутому отец с мачехой больше никогда не смеялись, – сказал Макихара. – Наверное, они почувствовали бы себя предателями, если бы я сделал или рассказал что‑ нибудь забавное, что вызвало бы смех.

Тикако задумалась о женщине, которая так ревностно оберегала психику пасынка, что с собственным сыном обращалась круче, чем следовало бы. Ее ребенок погиб, и ей пришлось жить с пасынком, которого подозревали в убийстве мальчика. Как она справлялась с этим, сохраняя семью?

– Я перешел в школу‑ пансионат, стал жить в общежитии, а не дома. Домой не ездил даже на каникулы. Тяжело было, обидно и горько.

– Так ваши родители…

– Отец умер, когда мне исполнилось двадцать пять. У него случился инсульт, и он так и не пришел в сознание. До того мы не виделись десять лет, и было поздно что‑ либо изменить. И поговорить нельзя было. Мачеха… – Макихара ненадолго умолк. – После похорон отца у нас состоялся разговор. Мы ведь могли больше никогда в жизни не встретиться, поэтому я попросил ее высказать все, что наболело.

– И что она сказала? – участливо спросила Тикако.

Наверное, ему не требовалось усилия, чтобы вспомнить ее слова, – они навсегда врезались в его память. Но он все же помедлил, может собираясь с духом:

– Она спросила меня: «Ты стал полицейским, чтобы искупить то, что ты тогда совершил? »

Тикако молчала.

– Я ответил «нет». Нет, потому что я не совершал того, о чем она думает. Больше ей не нашлось что сказать.

Вечером, сидя в теплой ванне, Тикако снова и снова прокручивала в уме то, о чем ей рассказал в парке Макихара.

«Это было не обычное пламя. Мой брат загорелся очень странным образом».

Пирокинез. Всю свою молодость он потратил на поиски объяснения этого явления. Он рассказал ей, какие прочитал книги, с какими общался людьми, о чем они рассказывали ему сами и что он выспрашивал у них. Это был далекий от Тикако мир, но она не сомневалась в искренности Макихары. Правда, были моменты, когда ей казалось, что между искренностью и безумием пролегает опасно размытая грань.

Люди с пирокинетическими способностями редко, но встречаются. В сумерках, в тени под горкой в парке…

«Допускаю, что вы не верите в это. Но ведь это редкая возможность. Взгляните на Каори сквозь призму этого явления. Ей явно присуща эта способность. Я убежден на все сто процентов. Понаблюдайте за Каори Курата, детектив Исидзу, и вы перестанете посмеиваться над тем, о чем я вам говорю».

Ребенок, способный разжечь огонь, достаточно сильный, чтобы испепелить человека, и без каких бы то ни было специальных средств?

Тикако покачала головой.

Брат погиб самым ужасным образом, и это трагическое событие повлияло на всю дальнейшую жизнь Макихары. Он не смог освободиться от этого, словно его влекла за собой тень погибшего.

Пирокинез?

Чушь какая‑ то!

Девочка из‑ под детской горки поджигает братишку Макихары?

Чушь какая‑ то!

Ладно, истолкуем сомнение в пользу обвиняемого. Допустим, пирокинез существует. Допустим, двадцать лет назад в парке оказалась неизвестная девочка, обладающая пирокинетическими способностями. Почему она сожгла ребенка? Он дразнил ее? Угрожал ей? В любом случае она просто бросила бы в него горсть песка. Она закричала бы, позвала на помощь. Какой бы огневой мощью она ни обладала, не было необходимости подвергать его сожжению.

«Я просила его оставить меня в покое, но он продолжал дразниться. Мне очень‑ очень жаль, что я подожгла его. Очень‑ очень жаль…»

Именно так она выразилась? Как‑ то уж очень надуманно звучит. Даже ребенку должно быть ясно, что такое наказание не соответствует вине. А если она сделала это умышленно, то почему сожалела?

Фантастика какая‑ то! Такого не может быть.

Тикако уже вышла из ванной и пила холодный ячменный чай, когда Нориюки, ее муж, вернулся домой. Было уже за полночь. Он заметно раскраснелся, и от него попахивало алкоголем. Тикако слегка поморщилась. Муж явился в таком приподнятом настроении, что она решила, что на работе произошло какое‑ нибудь крупное событие. Он сказал, что ужасно хочет пить, выхватил стакан с чаем из рук жены и выпил залпом. Затем он рухнул в кресло напротив Тикако и заявил, что желает откушать отадзуке – отварного риса с соусом из зеленого чая с пряностями.

Супруга не преминула прочесть нотацию в адрес тех, кто напивается как сапожник, но в глубине души радовалась веселому настроению мужа. Она расторопно приготовила закуску, вскипятила воду и порезала соленые овощи, необходимые для этого блюда. Да уж, ему повезло, поскольку ей выпала редкая удача – освобождение от расследования серийных убийств. Если бы не это, ее бы сейчас и дома не было.

Нориюки с волчьим аппетитом разделался с рисом, взял чашку горячего чая и придвинул к себе пепельницу. Потом он вытащил сигарету из пачки.

Тикако наблюдала за тем, как муж чиркает зажигалкой. Его движения были неуклюжими. К тому же в зажигалке, видимо, был на исходе бензин, а кончик сигареты ходуном ходил в его пальцах. Он никак не мог прикурить.

Пирокинез!

Тикако внезапно осенило: пирокинез означает, что, сидя за столом напротив мужа, можно поджечь его сигарету, не пользуясь для этого руками. Для этого надо всего лишь на одну‑ две секунды сосредоточиться на кончике сигареты.

Наконец язычок пламени от зажигалки встретился с сигаретой. Муж глубоко затянулся. Тикако встала и принялась убирать со стола.

У нее была аллергия на чистящие средства, поэтому она натянула резиновые перчатки, доходившие до локтей, и приступила к мытью посуды, не переставая размышлять.

Если бы только сигареты прикуривать, пирокинез был бы просто подарком судьбы на улице в ветреный день. Но человек, обладающий таким даром, вряд ли ограничился бы мелкими развлечениями. Ведь так легко сжечь дотла любого, кто тебя хоть чуточку рассердит или просто не понравится. Вот что может означать пирокинез для некоторых людей. Любого, кто тебя дразнит или пугает, можно просто‑ напросто сжечь.

Муж сегодня определенно в самом лучшем расположении духа. Читая вечернюю газету, он что‑ то блаженно мурлыкал себе под нос, и Тикако знала, что, если бы не ее присутствие, он задремал бы, сидя в кресле. Совсем не обязательно, однако, что в таком расположении он пребывал весь день. Ведь ему наверняка пришлось толкаться в переполненных электропоездах, объясняться с наглыми официантками, угождать несговорчивым клиентам – вообще постоянно находиться на грани срыва.

Так уж устроена жизнь. Мы миримся с этим. Мы миримся с этим, потому что это повседневность. Потому что мы взрослые люди. Если дать волю своей раздражительности и набрасываться на любого по малейшему поводу, мы поставим себя вне общества, а то и вообще вычеркнем себя из жизни.

А что, если у вас есть возможность не мириться со всем этим? Что, если у вас появится возможность немедленно покарать любого хама? Да еще покарать так, что невозможно будет догадаться, кто именно его покарал?

Женщина в переполненном вагоне наступает вам на ногу тонким каблуком. Она прекрасно знает, что это больно, но и не думает извиняться, и вы выходите из себя. Вот она покидает вагон, самодовольно вертя задом. И все, что от вас требуется, – это ненадолго сосредоточиться на ее роскошной укладке. Остановить взгляд. Навести фокус. Раз – и волосы вспыхнули ярким пламенем.

До чего же это здорово!

Любой, кто рассердит человека с такой способностью, немедленно поплатится за это.

– Эй, воду зря транжиришь! – Голос Нориюки вернул ее к действительности.

Она стояла возле пустой раковины, а вода текла себе из крана.

– Пойду‑ ка я приму ванну, да и в постель. – Муж встал, слегка пошатываясь.

– Как ты себя чувствуешь? По‑ моему, ты перебрал.

– Я вовсе не пьян!

– Наверное, ванна остыла, надо снова подогреть.

– Не беспокойся. Я сам. Иди спать, ты явно переутомилась.

Помахав Тикако рукой, муж отправился принимать ванну, а детектив вновь погрузилась в размышления. Владея огневым даром, можно ведь и воду подогреть? Очень удобно и экономно к тому же – запросто нагревать ванну до комфортных сорока градусов, не тратя при этом ни газа, ни электричества.

Тикако рассмеялась: «Начала с серьезных профессиональных проблем, а закончила домашними пустяками. Нет, мне не понять, что чувствует Макихара и что он пытается внушить мне».

Она выключила свет на кухне и направилась в спальню. Укладываясь в постель, она поняла, что ее муж прав, утверждая, что она переутомилась.

В ванной клубился пар.

Прошло несколько дней, с тех пор как Дзюнко использовала свою энергию во всю мощь, и теперь она ощущала, как сила в ней восстанавливается.

Тело тоже на пути к исцелению. Огнестрельная рана все еще побаливала, но, к счастью, оказалась не инфицирована. Большая потеря крови выражалась в общей слабости и головокружении по утрам, но и это начало проходить.

Дзюнко сознавала, что это энергия, которая живет в ней, способствует выздоровлению. Словно нечто внутри ее приняло независимое от нее решение выздороветь.

Девушка ощущала, что сила в ней уже просится наружу, требует применения. Давно не использовала она свою способность так полно, как в этот последний раз, когда дала себе волю, но, похоже, теперь энергия вошла во вкус и стремится к большему. Она понуждала Дзюнко к действию.

Заброшенная фабрика больше не годилась для этих целей. Таяма превратилась в место паломничества журналистов со всей Японии. На каналах или в парке давать выход энергии опасно. Было бы непростительной оплошностью допустить, чтобы ее хоть кто‑ нибудь заметил или сфотографировал.

Единственный выход пока – это кипятить воду. Девушка наполняла ванну до краев холодной водой и направляла туда поток энергии. Очень скоро крошечная комнатка превращалась в парную.

Дзюнко утерла пот с лица и вышла из ванной. Купальный халат на ней отсырел, пропитавшись паром. Она решила открыть окно, чтобы проветрить помещение, но не успела сделать этого, как зазвонил телефон. Она потянулась к трубке – и снова боль пронзила раненое плечо. Девушка помедлила пару мгновений и взяла трубку здоровой рукой.

– Это Дзюнко Аоки? У вас есть время поговорить?

У девушки возникло странное чувство, будто рана в плече предупреждает ее о чем‑ то.

– Кто это? – спросила Дзюнко, стискивая трубку, скользкую от пара, просочившегося из ванной.

– Я не могу просто так назвать вам свое имя.

У говорившего был мягкий голос без малейшего напряжения. Отнюдь не молодой. Голос человека, сознающего собственную власть и ответственность, которая ее сопровождает. Он напомнил девушке голос врача. Последнее время она не общалась с врачами, но те, которых она когда‑ то слышала, разговаривали именно так: «Не переживайте, Дзюнко. Ваша мама поправится», «Следовало бы сообщить друзьям и родственникам вашей матери о ее болезни. Я, разумеется, сделаю все, что в моих силах, но сердце ее не внушает оптимизма». Да, она хорошо помнила их голоса.

– Алло, вы на проводе? – Голос по телефону оторвал ее от воспоминаний. – Я звоню, чтобы рассказать вам о Стражах.

Она припомнила, что уже слышала это название, и совсем недавно… Да, конечно, был же тот звонок. Дзюнко непроизвольно повысила голос:

– Недавно мне звонил какой‑ то парень, он‑ то и называл это слово. Он сказал, что не должен был мне звонить.

Звонивший был неприятно удивлен:

– Этот прыткий юнец… Так он с вами связался?

– Вы имеете к нему какое‑ то отношение? Он сказал: «Ваши возможности произвели на нас большое впечатление». Что он имел в виду? И что это за Стражи, о которых идет речь?

– Так называется наша организация.

– Мне это ни о чем не говорит. Не знаю, кто такие «мы» и чем занимается ваша группа.

– Конечно не знаете. – (По голосу Дзюнко поняла, что человек улыбается. ) – Я звоню, потому что мы хотели бы встретиться с вами. Разве вам не интересно?

– Зачем мне встречаться с вами или с вашей организацией? – У девушки появилось ощущение, что ее разыгрывают, и она недоверчиво спросила: – Может, вы хотите мне что‑ то продать? Какая‑ нибудь финансовая пирамида?

Теперь звонивший уже откровенно рассмеялся и отвел трубку подальше ото рта.

– Что за смех? Я задала простой вопрос.

– Прошу прощения. – Говоривший подавил легкий смешок. – Я понимаю, что вы не станете встречаться с нами просто так, по первому же нашему звонку. Я собираюсь сделать вам подарок. Посмотрим, понравится ли он вам. Я перезвоню вам, скажем, через несколько дней.

– О чем вы толкуете?

Абонент оставил без внимания раздражение в голосе Дзюнко.

– Хитоси Кано, – сказал он.

– Что, простите? – У девушки округлились глаза.

– Я дам вам адрес Хитоси Кано. Вы ведь его давно разыскиваете. Ему уже исполнилось двадцать, совершеннолетний молодой человек. Он получил водительские права и увлекается сноубордом. По выходным он пристраивает сноуборд на верхний багажник и отправляется в горы. С друзьями.

«С друзьями. – Дзюнко зажмурилась. – Хитоси Кано. С какими дружками он теперь развлекается? »

– И вот еще что. В прошлый месяц в их районе проходили выборы на освободившееся место в парламенте. Не знаю, голосовал ли он, но мог, если бы захотел. Это даже меня возмутило. Право и привилегия любого гражданина Японии избирать и быть избранным. И его право тоже! И мы еще говорим о равенстве и толерантности, а? Страна предоставляет избирательное право этому бесстыжему подонку, нераскаявшемуся убийце!

Дзюнко ответила не задумываясь:

– Дайте мне его адрес.

– Разумеется, дам.

Девушка торопливо записала названный им адрес и телефон. Она ощущала растущее в ней ликование. Она уже сто лет выслеживает этого Хитоси Кано и переживает оттого, что он все еще гуляет безнаказанным. И все же в ней зародилось сомнение по поводу так внезапно полученных сведений.

– Откуда у вас адрес Кано? Почему вы даете его мне? Откуда вы знаете, что я его разыскиваю?

На другом конце трубки снова послышался смешок:

– Мы все про вас знаем. Мы ваши соратники, у нас общие цели.

– Общие цели?

– Мы желаем вам успеха – и не сомневаемся в нем, с вашими‑ то способностями. Поскольку наш подарок явно пришелся вам по вкусу и вы знаете, что с ним делать, у нас найдется и другой, когда вы с этим разберетесь.

Дзюнко подалась вперед. Она, конечно, понимала, что это не приблизит ее к говорящему, но ничего не могла с собой поделать.

– Что вы хотите мне сказать? О ком?

– Кадзуки Тада. – С этими словами абонент повесил трубку.

Дзюнко стояла посреди комнаты с трубкой в одной руке и блокнотом в другой. Она испытывала странное чувство, будто ее бросили одну на углу улицы.

Хитоси Кано. Три года назад это был безработный семнадцатилетний недоросль, проживавший в специальном районе Накано, Токио. Состоял в банде Масаки Когуре. Отнюдь не из главарей, всего лишь шестерка на побегушках. Его личность складывалась из подавленного недовольства своим положением в банде и крайней жестокости по отношению к тем, кто слабее его.

И вот теперь ему исполнилось двадцать – взрослый человек. Сноубордом, значит, увлекается? Получил водительские права?

Кого он теперь затаскивает к себе в машину? Кровь бросилась в лицо Дзюнко и застучала в висках. Стоило ей разозлиться, как энергия в ней возрастала. Если она хоть немного расслабится, сила выйдет из‑ под контроля, так что надо оставаться настороже, хотя она расплачивалась за это головными болями.

Дзюнко вернулась в ванную. Она сняла халат и присела на бортик ванны. Снова повернула кран и пустила холодную воду, одновременно выпуская туда энергию. К тому времени, когда ванна наполнилась, вода уже была горячей, и девушка машинально открыла задвижку, чтобы выпустить горячую воду и снова налить холодную. Энергия таким образом находила выход, но чувства по‑ прежнему кипели внутри.

Сегодня уже было поздно что‑ либо предпринимать. Действовать она начнет завтра. Решение разумное, но она не могла выбросить из головы Хитоси Кано. Мысли крутились безумным вихрем. Наконец‑ то она нашла его и уж позаботится о том, чтобы он испустил дух.

Дзюнко видела его всего раз в жизни, да и то издалека, но запомнила, что внешне он мог похвастаться разве что плоским носом и кривыми зубами.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как в Токио убили нескольких школьниц. Девочки стали жертвами лишь потому, что, к несчастью, оказывались одни на дороге. Их хватали прямо на улице и увозили куда‑ нибудь в горы или на безлюдный берег озера. По дороге, еще в машине, их избивали и мучили. Когда прибывали к месту назначения, девочек выкидывали из машины и объявляли им, что они свободны и могут бежать куда угодно. К этому времени они уже оставались босыми и почти голыми. Тогда убийцы объясняли им: «Жизнь или смерть. Сумеете убежать от нас, останетесь в живых».

Девочки из последних сил пускались бежать. Бандиты гнались за ними на машине. Места они, разумеется, выбирали заранее и тщательно следили, чтобы там не оказалось ни рощи, ни леса, где бы несчастные могли укрыться. Самая настоящая охота на лис, в которой «дичь» в конце концов сбивали машиной и приканчивали. Трупы либо оставляли на месте, как ненужный хлам, либо увозили куда‑ нибудь еще и там выбрасывали.

После третьего убийства полиция открыла уголовное дело и начала следствие. Внимание дознавателей привлекла шайка несовершеннолетних хулиганов, о которой узнали случайно, при допросе подростка, проходившего по другому делу. Эти случайные сведения – в сущности, просто слухи, пересказанные малолетним правонарушителем, – не давали покоя полиции, и они решили использовать любую возможность, даже такую сомнительную.

Началось расследование. Преступления отличались крайней жестокостью, но все подозреваемые были несовершеннолетними, и потому следователям пришлось действовать очень осторожно. Работе полиции мешало и отсутствие прямых улик. Тут произошла утечка информации, и СМИ ухватились за тему.

Вскоре шестнадцатилетний Масаки Когуре, главный подозреваемый, объявил на пресс‑ конференции, что намерен подать в суд на отделение полиции. Он заявил, что ни в чем не виновен и понятия не имеет, почему попал под подозрение. По его словам, полиция не только вторглась в его частную жизнь, но и выдала его на растерзание СМИ.

Масаки Когуре обладал определенным обаянием, говорил бойко и держался весьма самоуверенно. Он немедленно приобрел известность и стал любимцем телевизионных репортеров. Он появлялся не только в низкопробных ток‑ шоу, но и в различных развлекательных программах в лучшее телевизионное время. Дзюнко не раз была свидетелем тому, как из него лепили настоящего идола для подростков. Он написал полуавтобиографический роман «Крик души мятежного подростка» и непрестанно делился планами самостоятельно снять по нему фильм.

Прямых улик не было, но косвенных – сколько угодно. Словесных показаний набралось уже на целую библиотеку. Пресса, с одной стороны, всячески рекламировала Когуре, а с другой – публиковала сведения, просочившиеся из полиции. В общественном мнении наблюдался раскол.

Полиция так и не смогла выдвинуть обвинение против Масаки Когуре или кого‑ либо из членов его шайки.

И тут вмешалась Дзюнко.

Именно поэтому девушка и обратилась к Кадзуки Таде, старшему брату третьей жертвы, с которым они работали в одной и той же фирме и были знакомы. Его сестру звали Юки, и она была писаной красавицей.

Раз с таким гадом, как Масаки Когуре, не сумел справиться закон, пришлось использовать другие средства. Дзюнко решила, что она станет орудием возмездия для Кадзуки Тады.

Она поможет ему отомстить: они казнят Когуре сами. В начале осени они вместе с Кадзуки разработали план охоты на Масаки Когуре. Они следовали за ним в машине Тады, держась на некотором расстоянии, и Дзюнко требовалось только направить в Когуре заряд энергии с пассажирского сиденья.

Девушка увидела, как на Когуре загорелись волосы, рубашка и кожа, но он с воплем вывалился из машины и катался, чтобы сбить пламя. И тут Кадзуки Тада передумал. В последний момент, когда она уже готовилась покончить с Когуре, Тада развернул машину и увез оттуда Дзюнко. Он сказал, что они не должны запятнать себя убийством, ведь тогда они станут такими же убийцами, как и сам Когуре.

Дзюнко не поняла его. С чего вдруг они станут такими же, как Когуре? Тада никого не истязал до смерти и не упивался убийством ради убийства. Казнить Масаки Когуре, который совершил все эти преступные деяния, было их святым долгом. Но Кадзуки Тада отказался наотрез.

Дзюнко рассталась с Тадой и продолжила преследование самостоятельно. Это отняло время, но в конце концов она покарала Масаки Когуре, что стало событием, известным как массовое убийство на берегу Аракавы, а потом пошла к Кадзуки Таде. Она хотела сообщить ему, что дело сделано. К тому времени, когда она дождливым и туманным вечером пришла к нему, Тада уже догадался обо всем. Он умолял ее отступиться от преследования бандитов, но она твердо решила все для себя и ушла, оставив его, упавшего духом, под дождем.

Тогда девушка видела его в последний раз. Дальше она продолжала выслеживать членов банды в одиночку. С Когуре, главным объектом, было покончено, теперь настал их черед. Выяснить их имена оказалось нетрудно. В так называемой автобиографии и в бесчисленных интервью Когуре упоминал многие из них. Дзюнко провела кое‑ какую следственную работу, а для остального наняла частного сыщика. Так она вычислила всю шайку.

Уничтожение Когуре повергло бандитов в суеверный страх, распространявшийся со скоростью лесного пожара. Когда поползли слухи о том, что это месть за убийства школьниц, члены шайки пустились в бега. Они переезжали в новые дома, уезжали из Токио, меняли имена. Это затрудняло для Дзюнко охоту.

Тем не менее она выследила девятнадцатилетнего парня, одного из главарей шайки, и другого, восемнадцатилетнего, служившего у них водителем, и разделалась с обоими. Первого она сожгла вместе с домом. Пожар был квалифицирован как «подозрительный». Родители, находившиеся в момент экзекуции в отъезде, устроили ему пышные похороны. Дзюнко, одетая в траур, присутствовала на этой церемонии. Слушая пылкий панегирик отца покойного, девушка захотела заодно прикончить и родителей. Из показаний трех подростков, данных в разное время полиции, она знала, что этот «эталон добродетели» хвастался направо и налево, как он сам связывал первую жертву, шестнадцатилетнюю школьницу, и бил ее по лицу пестиком для колки льда.

Что касается водителя шайки, Дзюнко подожгла его машину. Охваченная огнем машина продолжала ехать, пока не налетела на электрический столб. Машина разбилась вдребезги, но водитель чудом выжил. Насколько известно Дзюнко, он и по сей день цепляется за жизнь – влачит растительное существование.

Остался один Хитоси Кано. Этот пронырливый урод исхитрился переехать и замести за собой все следы. Дзюнко выяснила, что он вытворял с похищенными девочками и другими жертвами. Она знала про него все. Прежде чем прикончить второго из главарей шайки после Когуре, она, использовав свою энергию, перебила ему ноги, чтобы он не смог убежать, а потом допросила.

Рыдая и всхлипывая, он во всем признался, рассказал обо всех преступлениях, совершенных бандой. Они убивали не только школьниц, но и женщин, хотя те преступления остались нераскрытыми. И в каждом случае самым жестоким оказывался Хитоси Кано, участвовавший во всех «увеселительных» прогулках и нетерпеливо дожидавшийся своей очереди поиздеваться над жертвами.

Дзюнко не могла считать свой долг перед погибшими исполненным, пока не избавит землю от этого подонка.

И вот наконец она нашла его.

Стражи. Хранители. Дзюнко прикрыла глаза и задумалась. Когда этот человек, по телефону, сказал «мы», не имел ли он в виду группу людей, обладавших такими же способностями, как у нее? Если так, то кого – или что – они охраняют?

Девушка переживала, что она никого не охраняет. Если происходит какое‑ то зло поблизости, она может с ним справиться. К несчастью, на свете так много зла, а Дзюнко способна охватить только одно место зараз. Она даже не может мгновенно перенестись туда, где в ней нуждаются. Она может только, когда трагедия уже произойдет, покарать злодея.

Дзюнко так и провела почти всю ночь, стоя перед ванной. Под утро, все еще раскаленная, она забралась в постель, но еще долго не могла уснуть.

Закрыв глаза, она, как ни странно, видела перед собой не Хитоси Кано, а Кадзуки Таду. Ей казалось, что она уже утратила все свои чувства к нему. Он был ей очень симпатичен: такой заботливый и нежный, – она призналась самой себе, что предложила ему себя в качестве оружия, потому что он ей нравился.

Но теперь все изменилось. Кадзуки так и не понял ее, но это вполне объяснимо. Просто они из разных миров. Он не смог принять Дзюнко такой, какая она есть. Он говорил ей, что не стать убийцей для него важнее, чем отомстить за гибель сестры.

Почему же тот человек, назвавший себя Стражем, считает, что вести о Кадзуки Таде будут для нее подарком? Дзюнко вовсе не хотела с ним встречаться. Смысла не было.

Уже на рассвете она задремала, но так и не поняла, спит она или бодрствует. Она только ощущала полное изнеможение и неспособность двигаться.

Ей снился сон. Кошмар, случившийся много лет назад, когда она была еще ребенком. Она неумышленно сожгла кого‑ то, а потом плакала и просила прощения: «Мне очень жаль! » Малыш во сне был весь охвачен пламенем, корчился и сгорал на ее глазах. Дзюнко видела перед собой его широко открытые глаза, полные ужаса и боли.

Был там и еще кто‑ то. Он протягивал руку к охваченному пламенем ребенку и что‑ то кричал. Да, это был мальчик постарше. Он дрожал от ужаса и пронзительно кричал. Потом он заплакал. Заметив Дзюнко, он попытался догнать ее. Девочка бежала изо всех сил. «Мне очень жаль. Мне очень жаль. Я больше так не буду. Не трогайте меня! »

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒